новогодняя соната

Кругом было слишком громко. В ушах все неприятно звенело, так, что хотелось закрыть их ладонями и сжаться, подобно маленькому комку растоптанного снега, что сыпал за окном, успевал таять и опять падал. В Нью-Йорк зима редко когда врывалась обилием снежных завалов, но украшенные улицы с главными атрибутами праздника — Сантой и оленями — вносили существенные коррективы. Даже в их школе в этом году нарядили ель чуть ли не до потолка. Когда Мэри-Джейн видела зелёную пушистую красавицу в школьном коридоре, то улыбка появлялась на лице. А ещё она всякий раз терялась в догадках, как так получилось, что никто из их хулиганов не посягнул на эту святыню. Но сегодня Мэри-Джейн совсем не хотелось искать незначительные поводы для веселья и радости. Она давила в себе желание расплакаться. Очередная ссора с Флэшем Томпсоном, которая последовала после испорченного начала дня дома. Иногда Уотсон казалось, что в ее жизни всегда все будет идти наперекосяк. Проблемы в семье, вечно пьющий отец, его скандалы с матерью, их бесконечное выяснение отношений, которое в конечном итоге выливалось в критику единственной дочери. В школе дела обстояли не лучше. У нее были подруги, она стала популярной среди сверстников, но не поддерживала статус королевы-стервы. Это совсем не вписывалось в амплуа ЭмДжей, которая привыкла широко улыбаться, смеяться и подбадривать других, забывая о своих бедах. Так Мэри-Джейн убегала в иллюзорный мир своих грез, где у нее всегда все прекрасно. Со стороны она, скорее всего, представлялась многим беззаботной и милой девушкой, которая не знакома с горькой ложкой дегтя. Ведь впереди только лучшее — окончание школы, поступление в театральное училище, потом выступления на сцене и известность. Мэри обожала играть на сцене больше всего, среди всей мишуры и тоски, лишь это детское развлечение переросло в настоящую страсть, сродни глотку свежего воздуха. Из-за этого увлечения у них и произошла ссора с Флэшем. Парень в очередной раз собрался предъявлять ей претензии. За последние несколько месяцев Мэри-Джейн часто слышала от Томпсона, что она уделяет ему мало внимания. Все носится со своими репетициями, а он для нее — пустое место. Когда Мэри слушала претензии своего парня, относящегося к их элитной «золотой молодежи», то все больше убеждалась, что это она для него пустое место. Он совсем не понимал ее. А их любовь не больше, чем красивая обертка от конфеты, которую давно съели, но хранили на память, боясь порвать с ушедшими днями. Возможно, в начале их отношений Уотсон и верила в сказку. Даже льстило, что такой парень, как Флэш, красавчик, спортсмен и просто заводила в любой компании, обратил на нее внимание. Тем более весомым фактором служило то, что родители одобряли ее выбор. Как бы грустно это не прозвучало, но отца обрадовало, что дочка нашла парня с кошельком, а маму, то, что у ЭмДжей перспективный жених мелькнул на горизонте. Не какой-нибудь там неудачник, которого в будущем попрут с работы, и он станет поколачивать жену, орать на ребенка и пропивать все их деньги. Мэри-Джейн, конечно, было противно слышать от них столь меркантильные комментарии. Особенно в те первые месяцы, когда у них с Флэшем в отношениях царила романтика, и он действительно пытался произвести на нее впечатление. Мэри была влюблена в него, но родители не принимали в счёт ее чувства. И она поняла, что спорить с ними бесполезно. Пусть лучше видят свою картину ее отношений с одноклассником. Хотя бы меньше проблем. Она и без того устала выслушивать от отца, что она засиделась у них на шее. А его претензии по поводу маленькой зарплаты с ее временной работы в кафе вообще едко капали на мозги. Мэри мечтала вырваться из этого болота и для этого ей необходимо больше внимания уделять театру. Пусть даже школьному, а не какому-нибудь профессиональному. Тем более Мэри дружила с руководительницей их труппы — миссис Сандерс. Та говорила, что из Уотсон выйдет толк, если она не зароет потенциал в землю. Она обещала написать ей рекомендацию после выпуска. От безнадеги спасало только одно это обстоятельство. — С тобой я скоро превращусь в затворника, ЭмДжей, — Мэри пропускала мимо ушей слова Флэша, — Ты везде, только не со мной. Даже твои подружки видят тебя чаще, чем я. Их спор, наверное, слышала половина школы, и после каникул накопится приличное количество слухов. Но Мэри было плевать. Она умывалась, тщательно пытаясь скрыть покраснение с щек с помощью пудры. Пришлось заново накладывать макияж и переделывать прическу. Мэри-Джейн посмотрела на свое отражение в зеркале и улыбнулась. Ей всё ещё хотелось плакать, потому что столько всего накопилось внутри и просилось вырваться наружу. Но она не могла. Только не здесь. Нельзя выглядеть жалкой. — Так, надо успокоиться, дыши, — Мэри мысленно досчитала до десяти. Так она всегда делала перед выходом на сцену и вышла из уборной. Сейчас вся школа должна собраться в актовом зале. Директор произносил традиционную речь, а после началось бы награждение участников олимпиад. Мэри не собиралась идти туда, меньше всего ей сейчас хотелось сидеть в шумном помещении и ловить на себе настырные взгляды. Она молча брела по коридору, пока не заметила, что дверь, ведущая в класс биологии, не закрыта. Она никогда не была фанаткой всего научного, в том числе естествознания и того, что к нему относилось. Ей больше нравились гуманитарные дисциплины. Но в голове, будто щелкнуло, появилась странная идея. И Мэри, не долго думая, направилась туда. Вряд ли кого-то можно застать в классе, сам преподаватель — мистер Маршалл — скорее всего, общался с олимпиадниками. А Мэри необходимо посидеть в тихом месте. Она так успокоится, а после пойдет домой, как ни в чем не бывало. Однако она совсем не ожидала, что встретит в классе Гарри Озборна. Ее одноклассник, с которым она нечасто общалась. Они пересекались на общих уроках, иногда могли переброситься парой-тройкой фраз в коридоре, но не больше. Гарри сидел за одной из парт на среднем ряду и строил пирамиду из ручек и карандашей, чтобы чем-то себя занять. Мэри-Джейн намеревалась деликатно уйти, пока Озборн не заметил ее, но дверь предательски скрипнула, и тот поднял голову, взглянув на нее. Карие глаза, в которых минуту назад залегла тень скуки, будто оживились, словно огонек зажегся. — Привет, ЭмДжей, — Гарри неожиданно улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка, — Неудачный день, да? — Вроде того, — Уотсон прошла в класс. Уходить не было смысла. Он ей ничего плохого никогда не делал, да и некогда искать пути отступления. Иначе налетит еще на завуча в коридоре, и тогда ее отправят в актовый зал. Да и в принципе Гарри вряд ли стал бы доставать ее лишними расспросами. Он мало интересовался сплетнями, да и несмотря на то, что его отец был главной Оскорпа — крутейшей научной компании — его сын совсем не был похож на крутого парня, который заходил в школу, как к себе домой. Гарри не вел себя так, словно здесь ему все по гроб жизни обязаны и не смотрел свысока. Его поведение всегда несколько удивляло окружающих, в том числе и Мэри. Но, разумеется, она не собиралась говорить ему об этом. У Гарри были все шансы стать по меньшей мере «своим» в кругу их золотых детишек, тусоваться на вечеринках, зависать в обществе Флэша и других крутых парней, но вместо этого он предпочитал общаться с Питером Паркером, соседом Мэри-Джейн, их главным ботаником-отличником. Мэри нравился Питер, второго такого доброго и простого парня вряд ли найдешь, и она была рада, когда в младших классах у него наконец-то появился хороший друг. Она помнила, когда Гарри перевелся в их школу, все только и обсуждали сына Нормана Озборна. Флэш как-то даже шутил, что будучи мелким, думал, что они подружатся. Но вместо этого Озборн стал заступаться за Питера, над которым частенько подтрунивали дружки Томпсона, и прочно попал в черный список. После этого Озборну-младшему вечно ставили в упрек, что он богатенький мальчишка без забот. Гарри закончил строить пирамиду и откинулся на спинку стула, явно довольный проделанной работой. Мэри села за парту, достав из сумки телефон. Флэш уже успел закидать ее сообщениями, но отвечать ему она не собиралась. Она поставила беззвучный режим и развернулась к Гарри. — А ты чего тут? — раз уж они здесь вместе, неплохо всё-таки завести беседу. Мэри-Джейн, конечно, порою нуждалась в одиночестве и тишине, но не могла сидеть в компании с кем-то так, словно воды в рот набрала. — Я думала ты будешь с Питером в актовом зале, сейчас же награждение... Гарри оторвался от лицезрения своего творения, и ей на мгновение даже показалось, он повеселел, что она решила продолжить их разговор. — Я завалил контрольную по биологии, — Гарри хмыкнул, — естественные науки — это совсем не мое. Но отцу вряд ли объяснишь. Пришлось вот пересдать, чтобы Норман был доволен. Питер мне здорово помог, а на награждении его не будет, — он потянулся за рюкзаком, — Маршалл так обрадовался, что Пит выиграл олимпиаду, взял и потащил его в какой-то там центр для оформления документов. Стажировка, кажется. — Питер молодец! Передай ему мои поздравления, Гарри,— Мэри искренне улыбнулась, — И ты тоже. Твой отец останется довольным, вот увидишь! — Он был бы доволен, если б я изначально хорошо все сдал, — Гарри задумчиво пожал плечами, — Но буду надеяться, что чудо свершится. Сочельник как-никак. После сказанного Гарри как-то грустно усмехнулся, переместив взгляд на окно. Только сейчас Мэри-Джейн заметила, что класс по биологии, наверное, единственный не украшенный к празднику. Она поймала себя на мысли, что с Гарри каким-то невиданным образом всегда получалось легко поддерживать беседу. Будь здесь Питер, он бы терялся. Ему не хватало уверенности. А Гарри, пусть и не подходил под эталон безбашенной безрассудности, но что-то располагающее в нем было. Флэш, наоборот, не любил с ней говорить, больше предпочитая лезть целоваться... — Уже приготовились к праздникам? — снова спросила Мэри, — Или будете отмечать не дома? — Без малейшего понятия, ЭмДжей, — Гарри на секунду задумался, — отец собирается ехать на конференцию в Лондон. — Извини, я не хотела, — Мэри-Джейн вдруг стало жутко неловко. — Иногда я много лишнего болтаю. Она и впрямь мало знала про семейные отношения Озборнов, но предполагала, что у них не все так гладко. Она даже замечала, что на Гарри давил груз фамилии и известное имя отца, ведь их постоянно сравнивали. Это, наверное, очень тяжело. Хоть его отец и не забывал о существовании сына, как ее родители. Однако Мэри не представляла, что лучше: родители, поглощенные своими проблемами, или отец, пытающийся заботиться, но в то же время тщательно старающийся сделать из ребенка копию себя? От этих мыслей стало холодно, словно подул сквозняк. — Не бери в голову, — Гарри отмахнулся, — Я привык, что встречаю Рождество обычно в компании дворецкого Бейца, — он вдруг усмехнулся, — да, у нас есть дворецкий, можешь смеяться, если хочешь, хоть в этом слухи оправдали желаемое, — Мэри едва дернула уголком губ, — А потом, наверное, заскочу к Питу. У него дома мне всегда рады, его тетя классно готовит, может, увидимся с тобой, — тут Озборн сделал паузу, — Или ты празднуешь с Флэшем, наверное? — Вряд ли, мы поругались, — признание вырвалось само-собой. Мэри прикусила губу, — Я буду дома, надеюсь, все пройдет лучше обычного. Они замолчали. Мэри-Джейн вдруг представила, что на Рождество отец опять будет трепать им с матерью нервы своими выходками и позорить перед соседями. Тетя и дядя Питера уже привыкли к их крикам, и Паркер один из немногих знал, что в семье у Мэри не все благополучно. Почему-то ей заранее стало стыдно, если Гарри станет свидетелем всего происходящего. В лучшем случае отец просто напьется и будет спать в гостиной на диване. А в худшем — Мэри придется краснеть и умирать со стыда перед одноклассниками. Гарри, словно ловил ускользающий момент. Им с Мэри-Джейн не часто удавалось пообщаться с глазу на глаз. Приятным стечением обстоятельств стала их внезапная встреча в классе. Гарри сидел здесь, потому что ему не хотелось идти домой. Изначально он собирался позвать Питера в гости, но тот быстро уехал с Маршаллом. Отец пропадал на работе. Ему предложили несколько крупных сделок, с которыми он носился, как проклятый. Можно было пройтись в парке, но у Гарри не появилось желание бродить и смотреть на таящий снег. Мэри-Джейн красиво улыбалась. Пусть улыбка и не до конца скрывала ее печаль. Ему больше всего сейчас хотелось сказать ей, что Флэш придурок и ей ни к чему встречаться с ним. Да, Томпсона всегда распирало от популярности, и по нему сходило с ума большинство девчонок в школе, но человеком, он, мягко говоря, был паршивым. Гарри понял это ещё в день знакомства, когда тот задевал Паркера. А потом вместе со своей компанией стал лезть и к нему. Флэш видел в нем, скорее, мешок, набитый долларами, а не человека. Школа в принципе полный отстой, если ты становишься аутсайдером. Но Гарри научился с этим жить. Да и в детстве, когда его мама умерла, а отец ушел в себя и с головой в работу, у него было куда больше проблем. Гарри хотелось, чтобы его любили, хотелось, чтобы отец не возводил в ранг табу тему о матери. А Норман надеялся, что его сын будет таким же супер-пупер умным учёным, но первые неудовлетворительные оценки не оправдали его ожиданий. А Гарри отчетливо осознавал, что постепенно стал теряться, не представляя, чем хочет заниматься в будущем. С Питером они дружили не первый год. Он был его лучшим другом, пусть у него и пятака за душой не было, но он умел видеть многое, что не замечали окружающие. Он первый посмотрел на Гарри не, как на богатенько мальчика, а как на обычного смертного. У него были чудесные дяди и тетя, которые всегда поддерживали и проводили с ним много времени. Гарри даже иногда чувствовал себя вором. Когда Питер приглашал его домой, и он тоже мог стать частью этой теплоты. У них все было по-простому. Не так, как у Озборнов в их помпезном особняке. Да и с Питером их ещё роднило то, что он тоже практически сирота. Таким, как они, проще понять друг друга. Паркер помогал ему с некоторыми предметами, а Озборн не позволял — не всегда удачно, конечно, — их одноклассникам доставать его, пусть порою они вместе и отгребали от них по самое не хочу. Ну и за разные авантюры, как правило, отвечал Гарри. Они пробовали играть в баскетбольной команде, но быстро вылетели. Вечеринки мало интересовали, слишком уж много там собиралось дураков, да и их редко приглашали. Особенно Питера. Он был слишком робким и незаметным, словно невидимка. Даже по отношению к Мэри-Джейн, которая ему нравилась. Очень сильно. И сейчас, когда Гарри говорил с ней, то не мог не почувствовать укол вины. Ведь она ему тоже нравилась. Мэри-Джейн всегда хорошо относилась к другим, и по мнению Озборна, вообще не могла заслуживать порицания или ненависти. В ней сохранялась человечность, которая, казалось бы, плохо уживалась с популярностью. Однако Уотсон доказала, что при желании под силам выбрать идеальный баланс. Наверное, потому что в ее жизни тоже не все было так гладко, как могло казаться на первый взгляд. Может, поэтому она и умела зацепить, проникнуть глубоко под ребра, в область сердца. Рядом с ней хотелось стать лучшей версией себя. Мэри была не просто красивой девушкой, а имела свою историю. Сродни тем, что она проживала, играя на сцене. Гарри не часто, но иногда заглядывал к ним на репетиции. Театр, определенно, ей очень подходил. Когда он был младше, даже загорелся идеей написать для нее пьесу. Гарри только недавно перевели в новую школу. Он мало с кем познакомился, Питер стал редким исключением. Но девочка с рыжими волосами запомнилась моментально. Она была слишком яркой на фоне обыденной серости. Ему так понравилось, как она играла нимфу из одной классической драмы. Умом Гарри понимал, что любовь к Мэри-Джейн равносильна предательству Питера. Но одно дело понимать, а другое — чувствовать. Это намного сложнее. Все медленно катилось к чертям и стягивало нитки в клубке. Гарри полез в рюкзак, вытаскивая сэндвичи в упаковке. Он пропустил школьный завтрак из-за пересдачи, а голодный желудок давал о себе знать. — Будешь? — предложил он Уотсон. Она обернулась вполоборота, и солнечный свет красиво упал на рыжие волосы, напоминавшие завитки пламени. Хотя, нет, не так. Пламя стремилось пожирать все вокруг, а Мэри-Джейн, наоборот, делилась своим теплом в надежде согреть, несмотря на то, что сама катастрофически мёрзла. Она — как закатное солнце, что стремится уступить место новому дню. Уж от него эта во всех смыслах невероятная девушка всегда стремительно ускользала, но при этом умудрялись дарить столько незабываемых эмоций. Как, например, сейчас. — Спасибо, — Мэри раскрыла упаковку с сэндвичем, — Я только сейчас заметила, что этот класс — единственный не украшен к Рождеству. — Маршалл, видно, не нашел ничего креативно-биологического, — Мэри засмеялась, соус едва не брызнул на ее свитер, Гарри протянул ей салфетку, и на долю секунды их пальцы встретились, — Но так здесь даже уютнее. Мэри кивнула, откусив ещё кусок от сэндвича, а потом вдруг заговорила о других школьных предметах. В частности о литературе. Они проходили «Ярмарку тщеславия» Теккерея и ей почему-то нравилось представлять себя в роли Ребекки Шарп, очень сложной и противоречивой героини. Здорово, если ей когда-нибудь выпадет возможность сыграть на сцене столь искусную интриганку. — Я тебя заболтала... тебе, наверное, не интересно, — подытожив свои восторженные наблюдения, сказала Мэри. — Меня часто заносит, когда я говорю о том, что нравится. — Нет, тебя интересно слушать, — Гарри улыбнулся, — Я, наоборот, удивлен, что ты не поддалась мнению большинства,— он закатил глаза, — любят же говорить, моё второе имя безнадежность по всем предметам. — Не замечала, чтобы у тебя были проблемы с литературой, — подметила Мэри, — Хоть ты не книжный червь до мозга костей. — Мэри вдруг вспомнила, как ее подруги удивлялись, придя к ней в гости и увидев большой книжный шкаф. — Да и обо мне обычно не думают, что я люблю читать. — Какая разница, что думают другие, ЭмДжей? — Гарри отмахнулся рукой, — После выпуска половину из них мы не увидим больше. Мэри промолчала. Да, их совсем скоро разведет по разным дорогам. Возможно, даже ее лучшие подружки останутся лишь приятным воспоминанием, как и отношения с Флэшем. Уотсон неожиданно улыбнулась. — Вот только вряд ли вы с Питером перестанете дружить, — Мэри поправила рукой рыжие волосы. — Да. Пит — хороший друг, — Гарри кивнул, — ну, твои подруги тоже вряд ли разбегутся. — Возможно, — неопределенно ответила Мэри, — Ты ещё долго будешь сидеть здесь? — Моя кислая физиономия уже поднадоела тебе? — Гарри усмехнулся, — Дурацкая шутка. Не знаю, мне просто не хочется идти домой. — Мне тоже, если честно, — Мэри вздохнула, — Иногда вообще никуда не хочется идти. — Так бывает, — Гарри пожал плечами, — когда нет настоящего дома. Мэри захотелось сказать что-то воодушевляющие, но она не могла подобрать нужных слов, лишь кивнула, а очередная улыбка застыла на лице. Она его понимала. Хотя раньше не задумывалась над тем, что у нее и Гарри Озборна может быть что-то общее. — Мне, наверное, не на что жаловаться, но я не люблю бывать дома, — Гарри хмыкнул. — Понимаешь, отец ожидал, что у него родится по меньшей мере второй Эйнштейн, а в итоге... сама знаешь. — он вытащил из своей пирамиды ручку и крутанул ее. — Почти для всех я — всего лишь богатенький неудачник, для отца, наверное, тоже. — Гарри, не говори так, — Мэри перебила его, — Ты и не обязан оправдывать его ожиданий. Сам же говорил, неважно, о чем думают другие. Гарри сглотнул ком. Он совсем не планировал жаловаться Мэри-Джейн на жизнь, но что-то подтолкнуло его к доверительной беседе. Раньше он говорил об этом только Питеру, но тот мало понимал его. Говорил, что таким отцом, как Норман, надо гордиться. Гарри гордился им, но в то же время не знал, как сделать так, чтобы Норман хоть раз ответил ему тем же. Мэри смотрела так, словно и ей подобного рода чувства были знакомы. Ей, наверное, тоже было тяжело возвращаться к себе домой. Питер говорил, что в ее семье не все просто. Мэри поправила воротник свитера, наблюдая за тем, как малышей забирали из школы домой, а Гарри вспомнил, что уже вторую неделю таскает в рюкзаке подарочную коробку, небольшую, но миленькую. В ней лежали билеты в театр. Мэри-Джейн любила Шекспира, и он купил ей билеты на «Сон в летнюю ночь». Только он никак не мог выбрать подходящий момент. И всё ещё немного колебался, чувствуя вину перед Паркером. Но это же простой подарок, так ведь? Не признание в любви, ничего такого... — Кстати, я давно хотел тебе кое-что отдать, — Гарри полез в рюкзак, доставая небольшую коробочку, — Это тебе, ЭмДжей, с наступающими праздниками! Мэри удивлённо уставилась на протянутую подарочную коробку, и пальцы не сразу среагировали, развязав аккуратный бантик. Внутри лежали билеты на представление в одном из нью-йоркских театров. «Сон в летнюю ночь» — одна из ее любимых пьес. Откуда он знал, что ей нравится Шекспир? — Гарри, какой сюрприз! — Мэри смутилась, улыбнувшись, — Но у меня ничего для тебя нет. — А мне ничего и не нужно, — Гарри тоже улыбнулся, и опять на его щеке появилась ямочка, — Я просто подумал о тебе, когда мне предложили эти билеты. Зря, он это сказал. Впрочем, Мэри может и отказаться от его подарка, а Питер... Когда Гарри намекал ему, что надо вести себя решительнее по отношению к Уотсон, тот лишь мотал головой, говоря, что у Гарри лучше получится... Он его не предал, но по душе все равно липкими пятнами растеклось беспокойство. — Спасибо, это очень мило с твоей стороны, Гарри. Он совсем не ожидал, что она наклонится к нему и оставит быстрый поцелуй на его щеке. Одно прикосновение, а сердце бешено застучало, словно у него припадок. Припадки от счастья же бывают? Гарри показалось, что он успел сосчитать все ее веснушки. Мэри всё ещё продолжала выглядеть смущенной, но чувствовала, что поступила правильно. — Пройдешься со мной до дома? — предложила Мэри-Джейн, — Нам не всю дорогу по пути, но так сможем поговорить ещё немного. — Почему бы и нет, — улыбка Гарри стала шире, — Буду только рад хорошей компании. Он был уверен, что Мэри-Джейн даже не представляла, каким подарком стало для Гарри ее предложение. Но в то же время он совсем не догадывался, что сама мисс Уотсон открыла для себя немало нового о нем.