Эраст любит – Эромен позволяет

                                  – Отец, смотри, – Атрей провел ладонью по стволу дерева, после подав ее подошедшему мужчине.       Ветер задувал, доставая мелкую живность, что пряталась под широкими лиственницами. Атрей не знал Ванахейм так хорошо, как знала его Фрейя, но ему казалось, что такой погоды в этих краях не бывает.       Кратос натянул на сына капюшон плотнее, прикрыв нежную щеку от ветки, что чуть не задела тонкую кожу. Мальчик мягко взглянул на отца, кивнув в благодарность.       Мужчина осторожно взял его ладонь в свою, поднеся ближе к лицу. На коже были отпечатки крови и размолотой травяной настойки. Словно кто-то скреб по земле, порвав листья в ошметки, загребая грязь и траву, после оставляя их остатки на том, за что человек успевал ухватиться, пока его тащили.       – Это то, что мы ищем, верно? – скупо уточнил Атрей, твердо посмотрев в сторону, где следы обрывались глубоким следом упавшего тела, что возилось, а после исчезло.       Кратос был уверен, что они видели след от тела юноши, ведь сила, с которой жертва держалась за встречающиеся деревья, отрывая кору с мясом собственных ногтей и плоти, явно указывала на мужской пол. Он был уже далеко. Если вообще был.        – Я не хочу знать ответ, – Мимир принюхался и осмотрелся внимательнее. Кратос взял его за веревки, позволяя взглянуть на местность с нового угла, но тот только поджал губы, раздраженно выдыхая: – Это неместные.       – Почему асы, что теперь живут здесь, не пошли искать своего ребенка сразу?       – Нечего удивляться, для них родительская забота нечто другое, что для нас с вами. Вспомнить хотя бы того же Тора и его жену.       – Но, Мимир, даже если они дали ему несколько дней… После, разве после они не почувствовали, что что-то не так?       Кратос взял сына за плечо, оглаживая выпирающую косточку и хмыкнул, взглядом заставляя закрыть эту тему.       Атрей вывернулся и пошел дальше, стараясь уловить новые след, молча соглашаясь, что сейчас не время для этих разговоров – новые обитатели родины Фрейи были довольно скрытны, они могли наблюдать за ними, да и любопытство не было для них пороком.       В Ванахейме происходят тяжкие кражи уже несколько недель. Фрейя старалась справляться своими силами, но они сталкивались с новыми случаями потерь.       Появился слух о чужаках, что были охотниками на юношей. Они забирали их с охоты, подлавливали в пути или похищали из собственных постелей. Случаев было не так много, – на пальцах одной руки можно было пересчитать, но никто не собирался ждать новых проникновений в жизнь их народов.       Два мальчика были совсем малы, им не было и восьми – их нашли с распоротыми внутренностями вдалеке от поселений. Появилось предположение, что те сами повстречали свою смерть из-за неблагоразумия, но клеймо, вырезанное на запястье, сказало больше, чем достаточно.       Рисунок встретился на еще одном юноше, что был старше своих знакомых по несчастью: ему было около тринадцати. Его горем было то, что он выжил, лишившись языка. Фрейя и Сиф нашли его в пропасти у храма Фрейера. Они подняли его на поверхность, но ответов ребенок не дал. Его мать, лишившись разума от горя, убила сына, а следом себя и ответов они не получили вовсе.       Мимир сказал, что это лучший исход, потому как мальчик прятал на своем теле те ответы, о которых знать не обязательно.       Кратос почувствовал след своей родины задолго до призыва помощи от богини.       Мужчины. В возрасте. Ученого вида. Разъезжающие на гнедых лошадях. Забирали мальчиков, что были развиты не по годам. Юноши отличались умом и скромной комплектацией. Не воины – для того они слишком тонкие.       Эрасты не славились в этих землях, но они были и Мимир сразу подтвердил его догадки.       Но это не было объяснением для кражи детей и их убийства.       Эрасты в Греции – сильные личности, умнейшие из знающих. Они брали учеников, чтобы растить их, как ученых, на благо победы и будущего.       На благо своего и чужого удовольствия. Часто – ублажения.       Не для убийств.       Кратос знал таких учителей в свое время. Ему не было до них дела, ведь он был спартанцем, а позже их генералом, пропадая в пылу схваток и боев.       Все, что было за его спиной, было лишь эфемерным знанием, не больше. Он знал, за что боролся – за кровь и за завтра. Никаких учеников не было в его жизни, что проливала свет и кровь.       Но правила он знал. Эти правила толковали им еще в начале пути.       Эрасты не животные. Все было добровольно. Их кредо, то, что поднимало их по утрам: «Эраст любит – Эромен позволяет». Учителя выбирают учеников по нескольким причинам и все это на основании знаков, которые ученик дозволяет демонстрировать, чтобы указать на свою заинтересованность в подобном союзе.       В Спарте женщины были источником для рождения нового поколения, мальчишки – прямым объектом почитания, заботы и любви.       – Хочешь сказать, они сделали это просто из-за того, что захотели? – уточнил Атрей, с волнением рассматривая ряд лавок, выстроившихся на рынке, который они с отцом видели ранее много зим назад, когда шли по пути Рагнарёка.       – Мы не можем этого отрицать, – подтвердил Мимир, с удовольствием принюхиваясь к сладостям, печеному и чему-то, что было пожарено на костре. – Мы закупимся провизией?       – Нет, – отрезал Кратос, плотнее укутываясь в шкуру – ветер только усиливался.       Множество торговцев убирали товар в повозки, прикрывая их шкурами и плотными тканям, беспокоясь за сохранность того, что им еще предстоит продать.       – Нам стоит подобраться к ним ближе, чтобы указать направление Фрейе и ее воинам.       – Мы не будем сами их искать?       Кратос пропустил удивление Атрея, крепко придерживая сына, повернувшись боком, чтобы порыв ветра не смог задеть хрупкое тело.       Мальчик обхватил его за предплечье и взглянул на него с улыбкой – капюшон приподнялся, колыхаемый порывами воздуха.       Кратос огладил мимолётно, в ласке, чужой маленький подбородок, положив подушку пальца на нижнюю губу, оттягивая и сразу отпуская, позволяя юноше продолжить путь.       Атрей смотрел на отца, с удовольствием касаясь кончиком острого языка тонкой кожи губы, что горела после прикосновения отца.       Мимир ему подмигнул, со смехом поглядывая на мальчика со спины отца, что продолжал удаляться.       Атрей хотел было нагнать их, широко улыбаясь, но вдруг его схватили крепкой хваткой, с силой разворачивая.       На Атрее была шелковая накидка подаренная Фрейером. Она была в пол, из магических нитей и держала тепло, защищая от порывистых холодов.       Ее полы разошлись, из-за того, что ее одернули вниз, но осталась на узких плечах – капюшон же слетел, заставляя Атрея сильно жмурить глаза, прикрывшись густыми ресницами, защищаясь от песка и пыли, поднятых непогодой.       Слезящимися глазами, Атрей встретился с зелеными глазами напротив. Они принадлежали низкой девушке, она казалась совсем молодой, ребенком, из-за роста, но ее редкие морщинки и знания в глазах сказали больше о ее возрасте, чем внешний облик.       – Любишь целоваться, да? – усмехнулась дева, обходя его полукругом, не отрывая глаз от тех мест, что могла рассмотреть из-под открывшейся накидки. – Забавно.       – Ты не сильно ли наглая? – опешил Атрей, делая шаг назад.       – А ты не сильно мал для взрослых утех?       Атрей зарделся, насупившись. Насторожённость проявилась в его движениях и заострившихся чертах лица. Дева нагло осматривала его с ног до головы и было видно, что что-то прикидывала, рассуждала. Каждое ее слово попадало в его брешь и Атрею это не нравилось.       – Сын.       – Я только спросила, кто его целует так пылко, господин, – широко улыбнулась она, хитро опустив ресницы, в притворной скромности.       Кратос посмотрел на Атрея, ничего не сказав, пока Мимир захлебнулся своими приветственными речами, стоило ему расслышать, что эта дама им сказала.       – О каких поцелуях речь? – огрызнулся Атрей. Дева потянулась рукой к его скуле, но была остановлена преградой в виде лезвия Левиафана. Девушка поджала губы, но послушно отступила.       – Хорошая у тебя защита.       – В отличие от тебя.       – Да, девам не стоит ходить одним в такую погоду. Вас проводить, леди? – мягко уточнил Мимир, подозрительно прищурившись.       – Не стоит, – хмыкнув, девушка снова ткнула в него пальцем, в этот раз даже не пытаясь касаться, чувствуя жгучий взгляд мужчины. – Я просто засмотрелась на твои веснушки. Ты целованный солнцем. Вот интересно, откуда такая красота? Может целует кто-то еще?       – Что ты несешь-       – О, дорогая, а как же ты разглядела его солнечные пятна, если на нашем братце была плотная ткань, скрывающая лицо?       – О, Мимир, разве ж нити способны прикрыть свет такого красивого мальчика?       – Знаешь мое имя? – Кратос тихо, угрожающе зарычал и Мимиру пришлось прерваться. – Да, в целом, не важно. Шла бы ты домой, дева. Родители небось беспокоятся.       – Вам тоже стоит побеспокоится, – дева в последний раз жадно заглянула в синие смущенные глаза и развернулась, кидая на прощание: – Такого надо беречь.       Атрей потерял ее из виду почти сразу – он только сейчас заметил, что весь рынок замер, пока дама говорила с ними. После того, как она исчезла, все ожило: вернулись голоса и суета, а ее темно-зеленое одеяние растворилось в хаосе движений торговцев, поваров и кузнецов.       Атрей смущенно шмыгнул и спрятал взгляд, недовольно игнорируя задумчивость Мимира и злость отца, что бушевала под его масками. Ее импульсы он ощущал на себе, и он уверен, все неспроста обходили их стороной.       Стоило им выйти с рынка, окунувшись в ветренный лес, где было немного тише, так они все разом выдохнули, но не заговорили о случившимся.       Этим днем им не повезло, потому они вернулись на родные земли. Ступив из портала в Мидгард, они поспешили в дом. По дороге мягкие снежинки окрасили их одеяния и лица. Своя земля дарила блаженную тишину и тепло в душе.       После завываний ветров Ванахейма начинающаяся зима в Мидгарде только порадовала.       Многим позже, когда они поужинали и обсудили следующие шаги, Атрей просто молчал, прислушиваясь к Мимиру и отцу. Щеки эфемерно до сих пор жгло от непрошенного внимания, а шрамы, исполосовавшие левую щеку, прячущиеся прямо под глазом, начали ныть.       – О чем ты думаешь?       Атрей вздрогнул. Отец положил ладонь на его плечо и мальчику пришлось дать мягкий ответ: – Да так.       – Скажи.       – Хм.       – Атрей, это прерогатива твоего отца, пожалуйста, не заставляй меня переживать. Еще одного я не вынесу, – улыбнувшись, Мимир шутливо фыркнул, мягко поглядывая на мальчика.       – Извини, – Атрей хихикнул и погладил Мимира по рогам, медленно направляясь к лестнице на второй этаж. – Решим завтра, куда выдвинемся, да? Спокойной ночи.       – Ночи, Атрей, – отозвался Мимир, выразительно посмотрев на напряжённого Кратоса и закрыл глаза, погружаясь в дрему.       Притворив плотно двери, Атрей присел на полу прямо у двери, взяв в руки тонкий осколок стекла руны. Он снял его со своего лука, медленно опираясь спиной о стену. Атрей долго сидел, обхватив руками коленки, прикрыв глаза и прислушиваясь.       Он чувствовал, как Кратос вздохнул и почти бесшумно стал снимать обмундирование. После было совсем не слышно, что делал отец, и только, когда ветер завыл сильнее, Атрей понял, что отец выходил на улицу и вновь вернулся, готовясь ко сну уже в своей комнате.       Атрей открыл глаза и долго сверлили осколок руны, в своих руках, не решаясь поднести его к свету и заглянуть в свое отражение.       Эта девушка, что на самом деле была просто невоспитанная и слишком своенравная, задела что-то мягкое в нем. Что-то что пряталось глубоко, там, где он и сам не знал, что оно было.       Легко касаясь точек на лице, Атрей решился поднять руку и повернуть осколок под нужным углом, чтобы увидеть свое отражение.       На него в ответ глядел юноша, с мягкой кожей, яркими даже в ночи глазами и чувственными губами. Лицо его бледное, глаза большие, искрятся, нос задорно вздернут. Он – тоненький, одет скромно, как воин, рубашка плотная, синяя – подарок Брока. Он нашел в этом юноше что-то хитрое, лисье.       Но взгляд привлекали именно они: маленькие, темные и светлые, с рыжиной. Лицо было густо усеяно ими. Слегка оттянув ворот, Атрей нашел их и на ключицах, что резали кожу, и на хрупких плечах, тонких руках. Лицо с высокими скулами и острым подбородком, испещренное крупными веснушками, казалось грустным и недовольным.        Еще больше ему не понравились они – шрамы крест на крест, рассекающие щеку.       Несколько рассеченных шрамов – почетное украшение воина, сказал отец много лет назад.       Вот только он не спросил тогда, откуда они. Наверняка, посчитал, что ему нет до этого дела, но если бы он узнал, то-       – Маленький?       Атрей замер, медленно положив руну за спину, не поднимая глаз.       Кратос, забравшись через открытое окно, легко опустился рядом. Атрей чувствовал, как тот быстро осматривает комнату и его самого.       – Атрей?       – Почему не спишь?       – Беспокоился, – отец мягко прижал его к своему боку, вытянув длинные ноги на полу, откинувшись на стену. Атрей прижался ближе, но продолжил сидеть с закрытыми глазами, прижав колени к груди, положив на них голову. – Ты?       – Думал о том, что сказала дева.       – Почему тебя волнуют ее слова? – Атрей мягко улыбнулся, услышав настороженность в голосе отца.       Мальчишка ласково поцеловал кожу плеча своего мужчины и снова отвернулся, прикрыв глаза.       – Не понравилось.       – Внимание? – отец осторожно прошелся по волосам, нежно оглаживая кожу.       На дворе стояла стужа и темнота, но сердце Атрея пылало.       – Было неприятно, что кто-то заметил мои веснушки. Шрамы, – Атрей застенчиво глянул в сторону, вновь вспоминая свое отражение. Тонкие пальцы с отвращением прикоснулись к пятнышкам на носу, быстро отворачиваясь, заметив пристальное внимание отца.       – Откуда они?       – От мамы.       Кратос ласково поцеловал кончик его носа, недовольно предположив: – Охота?       – Нет, – сковано выдохнул Атрей, но увидев, как отец замер, слушая его, он неохотно закончил: – Скарификация.       – Поясни, – хрипло, настороженно приказал отец. Кратос усилил хватку, осматривая тонкие полосы на щеке Атрея.       – Это специальное нанесение шрамов на тело. По замыслу на щеке должен был быть рисунок или узор, отгоняющий колдовство. Этот... процесс может включать выжигание или вырезание слоев кожи.       В конце у Атрея дрогнул голос, и он сразу замолчал, бегая глазами по комнате, пытаясь сморгнуть воспоминания.       – Она использовала метод царапания, – шепотом добавил он.       Атрей зажмурился и вздрогнул от того, как медленно отец взял его лицо в свои ладони.       Мужчина держал его в руках, поглаживал пятнышки, тонкую кожу век и мелкие родинки, чувственно целуя каждый дюйм, что был ему доступен. Атрей мягко застонал, взяв отца за плечи, пытаясь удержать себя и не завалиться на пол.       – Атрей, твои веснушки – это золото пыльцы, – отец коснулся его губ, обхватил линию челюсти сына, заставляя слушать, не давая отвернуться. – Глаза – оазис, руны – мои помощники для твоей защиты.       Кратос нежил его в своих руках, слегка укачивая. Ладони гладили ноги, спину. Губы – ласкали висок.       – Шрамы – показатель борьбы.       – Я не хотел бороться с ней, – неуверенно сказал Атрей, подставляясь.       – Я хочу. Я бы защитил тебя, не дал бы ей сделать это, – угрюмо выдохнул он, затуманенным взглядом окунаясь в прошлое.       Атрей обнял его крепче, заставляя забыть: – Всё позади.       – Не всё.       Атрей позволил беспрепятственно заключить себя в объятия, крепко прижимаясь к груди отца.       Им было легко друг с другом. Смотришь и все читается во взгляде.       Он говорит: «Все забыто», а глаза говорят: «Воспоминания ранят».       «Ее уже нет» – «Я бы хотел наказать ее, а тебя – сберечь».       «Хочу отпустить» — «Останься и побудь со мной».       – А знаешь… твои веснушки, – хрипло выдохнул Кратос. – Они… были у моей матери.       Атрей ощутил легкость свободы, словно он сам совсем ничего не весил, а плотность тела оказалась равной плотности воздуха – и только руки отца, его слова и золотой взгляд смогли дать ему опору.       Следовало ожидать, что ни у кого, кроме отца, не было и шанса так быстро поменять мнение Атрея о своих особенностях.       Девушка со странными вопросами вылетела из головы.

________

      После их бессонной ночи путешествие шло легче.       Они успели встретиться с Фрейей, что обеспокоенно предостерегла самого Кратоса, чтобы тот не сводил глаз с Атрея.       Мужчина кивнул, крепко схватив сына за запястье, чтобы знать, что тот тоже услышал предупреждение. Атрей легко погладил его наручи, мягко расправляя чужой кулак, беря отца за руку.       Кратос сжал его тонкие пальцы в своих, и они отправились дальше.       Спустя время длительного пути, наконец, Мимир предупредил Бога, что их заметили. Нашли.       Кратос замер, услышав шаги, но не успел предупредить сына – из-за землянки одной из семей ванов, выскочила пара дев. Одна из них, не подумав, сразу взяла сына за запястье, пытаясь открыть его лицо, чтобы удостовериться в своем выборе.       – А вот и он!       Мужчина опередил другую ведьму, не дав договорить – оттесняя Атрея за спину. Кратос сломал руку ведьме, выворачивая ее под неестественным углом, поворачиваясь к той, что стояла поодаль.       Конечность в его руках, – которой ведьма коснулась Атрея, – была хорошим показателем для ее сородичей.       Ее провожатая упала на колени и затараторила:       – Он согласился! Согласился!       – Ничего подобно! О чем ты говоришь?       Кратос внимательно осмотрел Атрея и уверенно кивнул – сын бы не сделал ничего подобного. Вот только если...       – Твой капюшон, – озабоченно схватив сына за плечи, Кратос с нажимом повысил голос: – Он был на тебе надет?       – О. Так ты знаешь... Бог Войны хранит своего эромена для себя, – выдохнула ведьма. И только сейчас Атрей увидел, что она была очень похожа на деву, которую они ранее повстречали.       Она была другая, они все отличались друг от друга, но при этом что-то единое, неуловимое проскальзывало в их облике.       – О чем она, отец?       – Отвечай, где был твой капюшон?       – Атрей, вспомни, это очень важно, – Мимир возмущённо посмотрел на женщину, переведя обеспокоенный взгляд на Атрея, пытаясь воскресить в памяти их встречу с девой. – Ты надевал его на голову, он был приспущен или ты и вовсе его снял?       – Он был снят. Дева… Она открыла мне лицо, чтобы заговорить, – Атрей внимательно следил за реакцией отца, и она ему не понравилась. – Произошло что-то плохое, – закончил он опустошённо, оценив выражения лиц его спутников.       – Да, братец, вот дела.       – Сын, домой. Живо.       Мимир прошептал заклятие, и одна из ведьм распалась, а оставшуюся женщину уничтожил Левиафан. Атрей было хотел посмотреть на них поближе, уверенный, что это их зацепка для того, чтобы помочь ванам и асам в Ванахейме.       Кратос рванул его на себя, не давая отстраниться. Он властно опустил ладони на округлые бедра сына, и поднял его на руки, надвигая на лицо капюшон, так, что Атрею не было видно даже земли под ногами отца.       Мальчишка удивлённо выдохнул, но послушно, молча положил руки отцу на плечи, удерживаясь. Он спрятал лицо на его шее.       Атрей подавил в себе возмущение.       Его, словно совсем немощного, тащили по потайным тропам, до самого дома.       Кратос нежно погладил тонкую полоску кожи между рубашкой и щитком, надеясь, что это успокоит кипящего сына до того, как он сможет ему объяснить все.       Чего делать ему категорически не хотелось.       Но Атрей не желал ждать.       – Тебе удобно? – сдержанно спросил Атрей, специально поглаживая отца по татуировке на голове, задумчиво изучая все трещинки и неровности. – Может я хотя бы на спину переберусь?       – Ты лёгкий. Мне удобно.       – Да что ты?       Кратос приподнял мягкий, шелковый капюшон, и щёлкнул вздёрнутый кончик маленького носа, с удовольствие слушая ворчание сына.       – Потерпи.       – Мне тоже очень удобно, не торопись, – огрызнулся юноша, пытаясь осмотреться, куда они направляются, но Кратос вновь резко опустил полотно. – Это же ты громче всех кричал о том, что не хочешь проявлять ко мне хоть что-то на людях. А теперь, посмотрите на него, он просто держит меня на руках, прижимает к груди, гладит своими руками и-       – Атрей.       – Что? Всего лишь озвучиваю происходящее.       – Ты не знаешь, что происходит. Так надо.       – Славно, что ты сам это заметил: что я ничего не знаю. Не хочешь поделиться?       – Помолчи.       – Может быть закроешь мне рот сам? А то ты такой самостоятельный.       – Атрей, – одернул его Мимир.       – Ладно, прости. Просто, знаешь, можно было хоть что-то сказать, нет?       – Тебя приняли за эромена.       – Я знаю, кто это. Ученик, верно?       –... Почти, – мягко выдохнул Мимир, больше не привлекая к себе внимание.       – Поясни.       – Эраст?       – Хм... Учитель?       – Да. Но Эраст в Греции это не просто учитель. А Эромен – не просто ученик.       Атрей немного задумался и тихо предположил: – Возлюбленные?       – Частично, – уклончиво ответил Кратос, внимательно осматривая местность.       Ведьмы никогда не работают на самих себя, они были наемницами. И мужчине было тошно от того, что с одной из них они встретились нос к носу и даже не придали этому значение.       Она присмотрела Атрея для них. Он в опасности.       Кратос сдержал плохо контролируемую вспышку ярости, заскрежетав зубами.       – У тебя был Эромен? – твердо прервал его размышления сын, вкрадчиво сжав пальцы на его коже, привлекая к себе внимание.       Кратос хотел посмотреть ему в глаза, но сын скрывался под тканью.       Кратос незаметно сбился с шага мягко уточняя: – Что?       – Так был? – деланно настоял сын, внимательно сверля его недовольным взглядом из-под накидки.       – Атрей, о чем ты говоришь-       – Отец.       – Нет. Естественно, – твердо оборвал его Кратос, продолжая идти вперед.       Сын в его руках заерзал и он сразу понял, что тот не отпустит его из своей хватки, чутко ощутив тему, которая была неприятна его отцу.       Атрей хотел знать все.       – Но?       – Никаких «но», мальчик, – остро прервал его отец, ускорив шаг.       Сын в руках закопошился, пытаясь отстраниться и заглянуть ему в глаза, но Кратос только теснее прижал его ближе, опуская голову ниже. – Я был генералом. Мое время уходило на войну.       Кратос знал, чего добивается сын, но у него не было причин для ревности. Он ни раз говорил, что его прошлая жизнь – в прошлом. Его настоящее и будущее – Атрей.       – А если бы времени было бы больше? – упрямо настоял Атрей.       Кратос срывается в сторону, с силой ударяя Атрея спиной в дерево, что тот звонко вскрикивает, свернувшись в его руках, крепче обхватив за шею, прижимаясь к коже.       Кратос обрушил силу удара на собственные руки, которыми он укрыл Атрея, прижимая за спину ближе. Кора резала руки там, где наручи их не прикрывали, но Кратос этого не замечал.       Все что было перед его взглядом, разумом и ощущениями – его сын, что настырно пытается вывести его из себя.       Успешно, как и всегда.       Сын обвил его торс стройными ногами, что были видны из-под раскрывшейся накидки. Кратос озабоченно проверил наличие капюшона на голове Атрея.       – Ты что несёшь? – мужчина жарко куснул мальчика за щеку, легко боднув его в лоб, пробравшись под накидку.       – Я ревную!       – Зря.       – Значит, я твой Эромен?       – Нет!       – Почему?       – Ты моя жизнь. Хватит на этом.       Атрей укусил его в ответ и застонал, стоило Кратосу сжать его бедра сильнее, отрываясь от ствола дерева, чтобы продолжить путь.       – Эта дева. Она открыла твое лицо.       – Этот жест кто-то мог расценить, как... приглашение?       – Да, – сквозь зубы процедил Бог.       – Значит, когда мы будем под защитой нашего дома, я сниму с себя все, чтобы показать, как мечтаю об одном единственном учителе, – Кратос поцеловав мочку уха Атрея, с удовольствием слушая его смех.       Его слова он запомнил – руки непроизвольно прижали Атрея ближе, не сумев сдержать порыв начать прямо здесь.       – Дома поговорим.       Дома было не до разговоров.       Кратос взял сына за волосы, нежно направляя его голову, запрокинув собственную, блаженно выдохнув – весь жар клубился внизу живота, образуя яркое пламя, а он сам мог только рвано хрипеть сквозь плотно стиснутые зубы.       Шея горела от мелких укусов и мокрых касаний языка. Кратос чувствовал улыбку Атрея, тот пальцами легко поглаживал линию напряженной челюсти до боли нежно. Мужчине пришлось заглушить низкий вкрадчивый стон.       Атрей задохнулся стоило отцу опустить руки с его бедер, скользнув под пояс брюк, исследуя его в самых потаенных местах.       Атрей хотел большего – Кратос не мог бы пойти против его желаний и перед лицом самых страшных кошмаров.       Одарив соблазнительные губы сына грубым, несдержанным поцелуем, он надеялся, что смог донести до Атрея свои мысли. Необходимость в словах отпала сама, когда он толкнул сына на постель, дернув за тесьму рубашки, стаскивая ее с узких плеч. Атрей рассмеялся, когда ему пришлось всего через мгновение оказаться в жарком объятии, и протяжно застонал, от жара отцовских бедер, что прижались к его собственным.       Кратос поймал стройные ноги под коленками, помогая обхватить себя, пока их лица не оказались на одном уровне. Кратос с теплотой провел по гладкой коже, жадно целуя линию мышц, вен и солнечных пятен, огрызаясь на Атрея, что было хотел оторвать его.       Касаясь ладоней Атрея, он поцеловал ключицы, разрываясь в своих желаниях, с чего бы ему хотелось начать.       Атрей заскулил, сжимаясь пока отец втягивал его кожу в рот, кусая выступающие линии косточек. Кратос остро сжал сосок зубами, медленно втягивая воздух на выдохе Атрея – чтобы они могли дышать на двоих.       Кратос опускался все ниже, сильнее сжимая шоколадные локоны. Атрей втягивал худой живот, что резко опускался и поднимался, подрагивая, пока отец исследовал его, касаясь кончиком языка созвездия родинок, довольно фыркая, наслаждаясь тем, как Атрея дрожит под ним. Он повел языком ниже, опустив ладони туда, где Атрей больше всего хотел, разводя хрупкие бедра для себя.       Плоть приятно поместилась в его крупной ладони, и Кратос довольно покрыл ту часть, что пальцы не держали, желанно вслушиваясь в звуки, что издавал сын, сжимая его голову острыми коленками. Кратос властно обхватил его бедра, заставляя замереть и дать ему насладиться им.       Кратос прикрыл глаза и открыл рот шире, помогая Атрею направлять его движения, жадно оставляя болезненную хватку на округлых бедрах, пока тот тонко скулил, толкаясь мокрой головкой, подтекая. Отец пустил его между губ, проведя языком по сладости плоти, чувствуя, как разум заволокла пелена.       Желание ослепляло и Атрей огромными глазами, внимательно следил за тем, как отец не сдерживал натруженного порыкивания – ему было хорошо, и он хотел больше.       Бог смотрел, как Атрей изящно двигается, ерзая на кровати, раскрываясь, раздвигая ладные ноги. Кратос зарычал громче. Ему хватило низкого, хриплого голоса Атрея, в котором было требование, власть и Кратос хотел ему дать все. Все.       Он взялся за бедра и полушария сына, разводя ягодицы, прежде чем с силой наклониться вперед.       Он смотрел в его синие глаза, и видел свой путь.       Мальчик громко выдохнул – отец прикоснулся языком глубже, разводя тугие стенки, и Атрей мягко выгнулся на постели, вгрызаясь в собственные запястья зубами.       Они не делали этого раньше, никто из них не делал, хотя Кратос думал об этом в темноте собственных мыслей, когда водил рукой по плоти – Атрей лежал на соседней кровати, лицом к нему и нежно вздыхал, с трудом плавая в дреме. Тогда он смотрел на его лицо, на его веснушки, длинные ресницы, мягкие волосы и покусанные губы и представлял Атрея таким настолько часто, что сейчас его разум был опустошен. Он только чувствовал его тонкую кожу, поскуливания, касания. Он давно хотел потрогать его и попробовать изнутри, чтобы тот был открыт перед ним полностью.       Его сын был страшнее сирены – привлекал внимание без усилия, заставлял следовать за собой, душил своим присутствием, помутнив рассудок. И Кратос только услышав об эроменах или их жалких последователях, знал, что те будут увлечены Атреем. Но он не допустит. Позже.       Сейчас мальчик распластанный на его кровати, Кратос с упоением и ворчливым огрызанием вылизывал его, и вкус его был лучше любого вина.       Теплый, дрожащий, ему трудно давалось дышать. Он взмок, и Кратос слизывал его пот, с наслаждение вдыхая аромат его тела – мороз, что-то сладкое и магическое.       Атрей прекрасно напрягся, когда отец укусил его, простонал и крупно вздрогнул в его руках, когда Кратос разжал пальцы и проник в него одним, сгибая совсем немного для того, чтобы понаблюдать за сыном. Его дыхание теперь было поверхностным, затруднённым из-за отцовского натиска – палец был длинным, давил, как нельзя лучше. Правильно, точно, очень осторожно.       Атрей начал медленно тереться о кожу отца, лицом вжавшись в свои ладони и Кратос начал покачивать пальцы назад и вперед, ткнувшись губами в бедра сына, с трудом глотая плотный воздух, настолько ему было тяжело сдерживать себя и не взять сына сразу. Жестче. Кратос легко задвигал рукой.       Какое-то небольшое плавное движение заставило Атрея сорваться на тонкий всхлип. Мальчишка сжался, совершенно невероятно обхватив палец внутри себя и Кратосу пришлось отпустить его, чтобы одной рукой стянуть свои штаны, пока пальцы другой всё ещё были внутри. Мужчина обхватил свою длину, и давление разогнало напряжение и удовольствие, что бурлило в его теле уже давно.       Бог простонал, сжимая свой член сильнее, точно вбиваясь в Атрея, проникая глубже в упругие глубины, что не хотели его отпускать – Кратос тяжело сглотнул. Атрей сжимался вокруг пальцев Кратоса, заскулив. Его спина резко изогнулась, когда отец протолкнул безымянный палец ласково погладив его грудь, опустившись на локоть, посасывая набухшие бусины, судорожно стараясь сдержать огонь внутри и не начать добиваться покраснения маленьких бутонов. Сын сжал его голову, притягивая ближе к себе и Кратос несдержанно застонал, цепляя зубами соски Атрея, получив разрешение.       Атрей соскользнул пальцами по мокрой коже отца, желая слизать с него пот, пока Кратос поднимался чуть поскальзываясь меняя положение. Проскользив по деревянному полу, он удержал равновесие.       Атрей мягко рассмеялся и его плечи легко подрагивали под чужой хваткой, пока Кратос прятал свою улыбку, целуя тонкую кожу, слизывая солнечные поцелуи. Атрей ненадолго замер, чувствуя отца всем телом, сердце сумасшедше неслось галопом, пока тот любовно сжимал, целовал и слизывал его изъяны.       Кратос медленно вошел в Атрея, ловя его крик губами, пока его собственные глаза потеряли связь с реальностью: перед ним сплошное молоко.       – Двигайся, – всхлипнул Атрей, извиваясь под ним.       – Уверен? – Кратос приподнялся, чтобы уткнуться лицом Атрею в тонкий шрам на щеке; рот и нос наполнились сладким запахом крема, настоявшегося на облепихе, которым он сам смазывает лицо Атрея, предупреждая возможное обветривание чувствительной кожи. – Мне хорошо и так, – вязко, томно, у Атрея от его голоса все внутри сжалось.       Грудной голос отца разнес мурашки по телу Атрея, он задыхался, чувствуя себя насаженным. Игристые чувства переполняли и ему хотелось, чтобы это прекратилось и одновременно с тем – не прекращалось никогда. Атрей тихо пригрозил: – Так ты просто проник в меня и на этом все? Двигайся!       Кратос так и сделал, довольный резким вдохом Атрея от ощущения того, насколько он твёрд и как легко упёрся резким движением члена в сердцевину Атрея, не заметив, как сам потерял дыхание.       Атрей откинул голову и вскинул бедра, заставляя отца резко потянуть его назад, отчего плоть несколько раз проехалась по скользкому, прежде чем вновь толкнуться внутрь, раздвигая и заполняя.       Он был тугим, и давление почти причиняло боль, но Кратос всё равно простонал, чувствуя, как головка намокает больше, оставляя в Атрее предсемя, наполняя его – он положил руку на низ его живота, с животным рвением наблюдая, как натягивается кожа сына. Кратос мог лишь сжать челюсти и неторопливо биться в стенки, погружаясь, сдерживая себя от преждевременного извержения. Мальчик подрагивал, трепеща и с обкусанных губ срывались неконтролируемые пронзительные «Да». Кратос убрал руки с косточек бедер сына и вместо этого прижал узкие ладони Атрея к постели, затем размашисто толкнулся вперёд.       – Я здесь, Атрей, – выдохнул Кратос будто сын забыл об этом, будто он сам мог бы сделать это, когда Атрей со своими синими глазами, острыми ресницами, зацелованными губами, родинками и шрамами лишал его всех мыслей. Кратос задыхался – Атрей накрывал его своим присутствием в их постели так, что он был готов оставить свою сперму в нем, не дожидаясь активных действий.       Атрей чувственно прикусил основание его шеи, подняв лицо, остановившись губами напротив губ – Кратос жадно ловил его прерывистое дыхание. Мужчина прикоснулся к нему лбом и опустил одну из рук сына, просто чтобы переплести их пальцы, плотно сжав их между своих, чтобы ощущать, что Атрей держит его в сознании. Он поцеловал его щеку, лизнул над верхней губой, оставил след на острых уголках губ и продолжил с оттяжкой вбиваться в жаркое и скользкое между ног. Оттого как Атрей прижимался к нему, смотрел в его глаза, всё приобретало чёткость, прояснялось в тумане сознания – Кратос следил за ним и в его глазах золото переливалась за край.       Они сжали друг друга жестче, прижимаясь щеками с закрытыми глазами, Кратос провел рукой вниз по худым ребрам.       Атрей мягко надавил на его грудь и Кратос послушным зверем отстранился, повалившись на постель, пока его жизнь устраивалась сверху. Кратос припал к его губам, довольный тем, как Атрей обхватил его лицо руками, как гладил бороду, целовал подбородок, жарко дыша на кожу.       Не успев перевести дыхание Кратос перевернул Атрея вновь на спину, ложась сверху, чтобы жадно столкнуться губами и перед его глазами разверзлась буря, настолько было сладко от того, что Атрей вновь раздвинул ноги и позволил ему войти снова, с силой вбиваясь до конца.       Он вжался лицом в изгиб шеи Атрея, вдыхая запах его кожи и волос. Сын всегда для него пах домом. Когда был покрыт грязью и кровью или просыпался на рассвете нежась в его руках, работал за столом, учился – неважно.       Он продолжал двигаться, пока мальчик не напрягся, как натянутая тетива. Объятия не сковывали, хотя он оказался пойманным в кольцо рук отца, захваченный ощущением линии твёрдой плоти Атрея, костлявых бёдер, быстрого дыхания на плечах, мокрых длинных ресниц, ласкающих его скулы.       Кратос хмыкает, целуя открытые губы, послушно замедляясь. Теперь он почти не вытаскивает член наружу, двигается внутри сына и жмурится от удовольствия, сам несдержанно тихо выстанывая – соблазнительно и приглушённо, утыкаясь лбом в подставленное хрупкое плечо.       Атрей видел, что отец нервничал не меньше его самого, потому что очень хотел, чтобы им было хорошо вдвоем. Он хотел вытеснить из Атрея все мысли о произошедшем в Ванахейме, и у него это отлично получалось. Кратосу было необходимо, чтобы Атрей забылся, просил еще, больше, чтобы сам подставлялся. И именно это он видел пред собой. Атрей сгорал в его руках, просил вожделея его, как и сам Кратос желал Атрея, желал дать ему все то, что тот хочет.       От мыслей, что кто-то мог бы вот так же, прямо, как и он, завалиться на Атрея, слушая его тяжелое дыхание, лаская нежную кожу, чувствуя мягкость губ – на глаза опускается тьма, а из груди вырывается рычание.       Кратос рвано сжимает кожу Атрея на лопатках, полоснув ногтями и болезненно кусает прямо над сердцем, под яремной впадиной.       – Никакой охоты, ты понял? Повтори, – Атрей смотрел на него во все глаза, прижимая ладонь к шее, укус на которой горел яркой вспышкой.       – Я не пойду за ними. Никакой охоты.       Подтверждение охладило пыл, и Кратос прикоснулся к укусу, полностью остановив движения бедер, с лаской оглаживая болезненное пятно.       – Хорошо. Ты молодец, Атрей...       Он слышал лишь дыхание Атрея, чувствовал ребра под ладонями, даже когда сгорал. Мальчишка обхватил его ногами, будто боялся, что он может уйти, и Кратос возобновил движения, входил в него, пока не смог больше дышать, пока спина не прогнулась и воздух не покинул лёгкие.       Атрей знал, почему отец волнуется. Дело было по-настоящему опасным, Атрей и сам чувствовал нависшую угрозу. Он только легко целовал отца в щеки, шепча на греческом, что он будет послушным, что сделает, как тот велит.       Будто он не знает, что Кратос пойдет за их головами сразу после того, как Атрей заснёт в их постели, в его руках. И доберется до них, ещё до рассвета.       Но это будет позже, сейчас – Кратос с жаром ласкает его плоть, целует ребра, грудную клетку. Взгляд голодного хищника блуждает по открытым частям тела. Целует каждую руну, нанесённую на кожу; слизывает веснушки, легко кусает родинки, увеличивая темп толчков, заставляя мальчика каждый раз скулить от амплитуды.       Он кончил, резко подавшись вперёд; одна дрожащая рука съехала с бедра Атрея на его член, и в голове не осталось мыслей – он чувствовал, как семя заполняет его лоно, собираясь белесыми каплями у входа, впитываясь в тонкую кожу, покрывая его своим запахом и вкусом. Сын выплеснулся на его пальцы секундой позже, его голос дрогнул на последнем стоне, а тело превратилось в камень, прежде чем моментально обмякнуть.       Кратос не позволил себе тут же повалиться на него. Он опёрся на шкуру одной рукой, чтобы немного приподняться и видеть лицо сына. Легкий румянец красовался на острой линии челюсти, влажные губы открыты, отчего он мог чувствовать его дыхание; волосы в беспорядке, глаза прикрыты.       Он улыбался.       Кратос даже не скрывал желания – просто взял и двинув головой, сократил расстояние, касаясь губ Атрея, проникая внутрь языком.       Губы мальчика изогнулись в хитрую улыбку, но он послушно приоткрыл рот, поощряя приближение отца, его язык на своем собственном. Он вяло, ласково лизнул губы отца, и счастливо зажмурился, потянувшись.       Кратос помог ему перекатиться, чтобы удобно устроиться у него под боком, тесно прижавшись к его плечу и спрятав маленькое лицо в изгибе его шеи.       На утро головы «эрастов» были Атрею подарком.