Nothing Gold Can Stay

За 15 долгих лет на Земле Эндрю понял, что лучше всего позволить любопытству умереть на языке. Любопытство приводило к ожиданиям, затем к надежде и, наконец, к разочарованию. Это всегда заканчивалось разочарованием. Поэтому он изо всех сил старался подавить эту искру, когда его глаза встретились с незнакомым мальчиком, сидящим на его месте. Руки незнакомца лежали на матовой поверхности лабораторного стола, сцепленные вместе достаточно сильно, чтобы перекрыть кровообращение в кончиках пальцев. Его взгляд метался от ученика к ученику, скользя внутрь, затем от двери к окну и снова к оценке незнакомых лиц вокруг него. Его глаза смотрели сквозь каштановые кудри, как будто он мог погрузиться в них и спрятаться. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, что Эндрю скрывается, стоит прямо перед ним, и он не шелохнется. Хейзел встретил его равнодушным взглядом, и Эндрю приподнял бровь. — Я могу тебе помочь? — решительно сказал мальчик после нескольких секунд импровизированного состязания в гляделки. — Ты на моем месте,— прозвенел поздний звонок, и Эндрю заметил, как слегка напряглись его плечи. Его брови сошлись вместе, когда он наблюдал за ребенком, от плеч до глаз и за тем, как плотно сжались его губы. — Сожалею,— он не звучал сожалеюще. Глаза Эндрю сузились, когда он не встал со стула. Эндрю не стал бы лгать и говорить, что не ожидал, что мальчик сдастся под его пристальным взглядом. Остальные его одноклассники, даже большинство его учителей и приемных родителей дрогнули, когда увидели его пустые глаза и бесстрастное лицо. Ему редко приходилось тянуться к повязке на левой руке, чтобы вызвать реакцию — он давно отточил хищный взгляд. Поэтому, когда все, что незнакомец сделал, это лениво указал на сиденье рядом с ним, он не мог не позволить этой искре любопытства немного вырасти. — Эндрю, давайте займем наши места, пожалуйста,— ему пришлось воздержаться от того, чтобы не съежиться при этом слове. Его взгляд метнулся к передней части комнаты, где мистер Ричардсон лениво прислонился к передней стене. Вот что он сделал. Подбадривая новенького, он сел слева от него, с резким лязгом бросив сумку рядом со своим новым креслом. Его взгляд на голову незнакомца был непоколебим, но брюнет не делал ничего, кроме как бросал на него раздраженный взгляд каждые несколько минут. Либо у ребенка не было никаких инстинктов выживания, либо Эндрю был наименьшим из демонов ребенка. Возможно, смесь того и другого. Но Эндрю не сдался, если что, он ожесточил глаза и наклонился ближе, обнажив локти о прохладную поверхность стола. Они уже тридцать минут занимались биологией, когда мистер Ричардсон вышел, чтобы ответить на телефонный звонок, и, наконец , незнакомец клюнул на удочку. Он повернулся, его холодный взгляд встретился со взглядом Эндрю. — Я могу что-нибудь сделать для тебя? — спросил он со слишком милой улыбкой, в голосе звучал сарказм. Он не двигался в кресле, но его нога начала подпрыгивать вверх-вниз то ли от раздражения, то ли от беспокойства. — Встань с моего места, для начала. — Я не вижу на нем твоего имени. — Уверяю тебя, оно там,— мальчик тяжело вздохнул и на мгновение закрыл глаза, словно напоминая себе, что ему все равно. — Если ты так расстроен из-за стула, то я действительно беспокоюсь о том, как ты будешь жить в реальном мире. Эндрю приподнял бровь. Он видел реальный мир, больше, чем многие могли бы сказать. Но, оценивая телосложение незнакомца, от того, как его глаза устремлялись к источнику малейшего шума, до его слишком большой одежды, до его расчетливой рутины проверки каждого выхода, что-то подсказывало ему, что он тоже кое-что знал. — Что ты знаешь о реальном мире? – все равно спросил Эндрю, мысль о подстрекательстве слишком соблазнительна, чтобы сопротивляться. С губ мальчика сорвался смех – сухой и саркастический, словно вырвавшийся из самой темной части его подсознания. Он быстро оттолкнул его, чтобы сгладить выражение его прежнего пустого взгляда, словно напоминая себе, где и кем он был. Или кем он должен был быть. — Больше, чем я хочу. И снова эта проклятая искра. Мальчик оказался там раньше него на следующий день, а еще через день упрямо сидел на месте, которое когда-то принадлежало Эндрю. Это фактически разозлило его, что, как он думал, могло бы понравиться мальчику — Алексу, как он узнал. Неделю спустя во время обеда он нашел Алекса на трибуне с видом на пустое поле за школой. В настоящее время он был настроен на сезон экси, хотя их школа так и не прошла первую игру сезона чемпионата. Они были жалким оправданием для команды, Эндрю задавался вопросом, почему они вообще поддерживают ее в рабочем состоянии. Но Эндрю все это не заботило, он возвращался сюда только тогда, когда ему очень хотелось выкурить сигарету. Он верил, что Аарон сможет продержаться в одиночестве пять минут, не наткнувшись на неприятности, прежде чем вернется. Он сел в нескольких футах от Алекса, взгляд которого не отрывался от цели. Только когда Эндрю вытащил пачку сигарет, мальчик наконец повернулся и посмотрел на него. Он выставил ожидающую руку, которая обычно вызывала у Эндрю усмешку. Но это было по-другому — он не знал, почему по-другому, но не мог отрицать этого факта. Он не мог подавить любопытство, хорошо отработанный прием, который теперь подвел его по причинам, которые он пока не мог точно определить. Но он не мог дольше игнорировать сигналы тревоги, звучащие в его голове. Он сузил глаза, прежде чем передать зажженную сигарету и вытащить другую для себя. Плечи Алекса, казалось, расслабились, когда он увидел клуб дыма, пляшущий над зажженным концом, и глубоко вдохнул через нос, глядя куда дальше, чем когда-либо. Что говорило о многом. — Правда за правду? Из всех его выпадов в адрес Алекса за последнюю неделю, мелких оскорблений и незрелых комментариев, которые он делал только для того, чтобы увидеть этот раздраженный блеск в его глазах, это был единственный раз, когда он видел его хоть сколько-нибудь шокированным. Испугался даже. Как будто идея говорить правду была глубоко оскорбительной вещью. — Что? — спросил Эндрю, озорно сверкнув глазами. Наконец-то он нашел способ залезть ему под кожу. — Боишься открыто немного честности? Алекс долго ничего не говорил, решив затянуться сигаретой и насладиться токсинами, циркулирующими в его легких. — Хорошо,— Эндрю воспринял это как указание начать. Он взвесил варианты, прежде чем решил, что ни один вопрос не удовлетворит его любопытство больше, чем на дюйм. Он бы начал с малого. — Откуда ты? — он наблюдал, как Алекс тяжело сглотнул. Вопрос такой простой и почему-то такой убийственный. — Балтимор,— глаза Эндрю дернулись от того, как эта искра только росла, росла и росла, ожидая, что она погаснет, как только он начнет получать ответы. Он ненавидел то, насколько знакомой она становилась при виде незнакомца. — Что ты делаешь в Окленде? — Не твоя очередь,— Эндрю фыркнул, но спорить не стал. — Почему ты носишь ножи? — Алекс избегал его взгляда, когда взгляд Эндрю стал интенсивнее. Он почти не находил слов - почти. Он никогда не наносил нож на Алекса или рядом с ним, никогда не упоминал о весе в своих нарукавных повязках, но каким-то образом знал. — Самооборона,— Алекс поднял бровь, призывая к большему. Он предположил, что это был дерьмовый ответ, но надеялся, что ему это сойдет с рук. Это была его игра, его идея. Если он хотел большего от ребенка, он должен был сначала дать ему что-то,— Приемные дети привыкли к тому, что ими пользуются. Алекс кивнул. Эндрю не мог прочесть выражение его лица, но ни жалости, ни страха, ни отвращения не было. — Где твои родители? — колено мальчика снова начало подпрыгивать вверх и вниз, рассеянно говоря о его растущем беспокойстве. Итак, родительские вопросы. Это он так понял. — Моя мама на работе. — А твой папа? Упоминание об отце побудило его наклонить голову, чтобы спрятать лицо от Эндрю. — Надеюсь, все еще в Балтиморе — Он сглотнул, — Ты хоть знаешь, как ими пользоваться? Эндрю не понимал, почему он так увлекся ножами, но все же подшутил над мальчиком,— Я думаю выбрать цель и ударить.Он сделает всю работу за тебя. Алекс усмехнулся, и в его глазах появилась горькая лужа. Но он также видел, как там плавают развлечения — Если ты так думаешь, то самая большая угроза, с которой ты сталкнешься, — это ты сам. Лицо Эндрю сузилось, а глаза перебегали с черты на черту, как будто он пытался читать книгу на языке, которого не знал. — И ты умеешь ими пользоваться? — Мальчик кивнул. Эндрю почувствовал рывок в уголках рта против своей воли,— Научи меня. Глаза Алекса при этом расширились, и он сразу же решил покачать головой, как будто пытался превратить свой мозг в консистенцию яичницы-болтуньи. Его пальцы слегка дрожали, когда он сжимал колени. — Почему бы нет? Если ты беспокоишься, что я случайно покончу с собой, тогда научи меня. — Меня это не волнует, — отрезал Алекс, повернув голову так, чтобы Эндрю мог видеть его лицо полностью. — Я просто предупреждаю тебя не связываться с вещами, которых ты не понимаешь. — Но я все равно собираюсь, так почему бы не пошутить? — Меня не волнует, что ты делаешь, это твои похороны. Вопреки здравому смыслу Эндрю надавил. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал это, и чувствовал ли он когда-либо раньше. Это любопытство пробуждало в нем интерес, заставляя его хотеть заглянуть в мозг мальчика, чтобы получить представление о жизни, которую он прожил, о том, как он думал. Он хотел понять. — Давай оформим сделку. Алекс судорожно вздохнул, но поднял руку, словно побуждая его продолжать — Ты научишь меня пользоваться ножами, и я поиграю с тобой в экси. Его губы приоткрылись от удивления, а в глазах мелькнуло слабое желание, а брови нахмурились,— Как ты- — Да ладно, ты смотришь на поле, как потерянный щенок. — Ты умеешь играть в экси? — Нет. — Значит, мне придется учить тебя двум вещам? Что это за сделка? — Есть с кем поиграть. Я быстро учусь,— настаивал Эндрю, коротко оскалившись. Алекс сглотнул, переводя взгляд на траву перед ними. Прошло мгновение молчания, Эндрю видел, как шестеренки крутятся в его голове. Он хотел сказать «да», он видел это по тому, как он смотрел на поле, как напряглась его поза, когда он обдумывал предложение. — Хорошо,— Алекс встал после долгой паузы или молчания. Его взгляд еще раз пробежался по полю из-под его каштановых кудрей, прежде чем он встал, пошатываясь,— Я должен идти. — Я никогда не встречал таких, как ты,— Эндрю не мог не сказать вслух. В его голосе не было ни намека на восхищение или любопытство, только наблюдение, которое шевелилось на кончике его языка. — Я не задачка по математике,— Алекс зарычал. — Но я все равно разгадаю тебя. Он не ответил и начал отходить с настойчивостью, в которой, по его мнению, была какая-то ошибка,— Встретимся здесь завтра? После школы? Алекс остановился достаточно долго, чтобы повернуться и кивнуть в сторону Эндрю, прежде чем отправиться обратно в школу. ______ Абрам ненавидел то, насколько сильно он стал наслаждаться присутствием Эндрю в течение следующих двух недель. Эндрю не лгал, он быстро учился, и это было устрашающе. Абрам исправил свою хватку ножа только один раз, и Эндрю больше никогда не совершал ошибки, и ему потребовалось всего три дня, чтобы освоить основы своей (конечно, довольно ограниченной) работы ног с того места, где он упрямо стоял во вратарской штрафной. Через несколько дней после того, как они начали практиковаться, он уже осваивал движения Абрама, запоминал его технику и приспосабливался к ней. Абрам не мог вспомнить, когда в последний раз боль в ногах и пот, скапливающийся на лбу, доставляли ему удовольствие , вызывали улыбку на его лице. Четыре года в бегах заставили его бояться этого чувства, заставили его ассоциировать его с опасными взглядами через плечо, чтобы отыскать преследующие его тени, и переключением машин, чтобы поскорее скрыться, подавляя чувство вины, напоминая себе, что это действительно была жизнь. Или смерть. Но теперь в его руке была ракетка, и знакомый вес напомнил ему, почему игра была такой опасной. Так убедительно. Он не мог остаться, но хотел этого больше, чем когда-либо, потому что он играл экси, и это желание могло убить его. А еще был Эндрю, который с помощью своих загадочных игр и остроумных отвлекающих замечаний постепенно становился личностью в сознании Абрама. С каждым днем ​​у него было немного больше предвкушения своего урока биологии, а еще больше их встреч после школы на поле и под трибунами с обнаженными ножами. В первый день их спарринга Эндрю быстро обратил внимание на свои опасения. Он смотрел, как Абрам вытащил нож, который Лола «подарила» ему из своего рюкзака, как он осторожно подбрасывал его в руке. Смотрел, как он насильно моргал, пытаясь сдержать дыхание, чтобы не перехватило горло. — Что в них такого плохого? — сказал Эндрю, решив подождать еще немного. В его голосе не было ни намека на осуждение или юмор, просто мягкий блеск, который Абрам понял, не был апатией, как он сначала подумал. Маску, которую носил Эндрю, было нетрудно разглядеть, если знать, как на нее смотреть, или, может быть, это было потому, что Абраму тоже было что скрывать. Они оба были лжецами сами по себе. Абрам ясно дал понять, что это было частью их игры, прежде чем чуть-чуть потянуть за подол своей рубашки, чтобы обнажить несколько пухлых шрамов, прежде чем сказать — Мой отец — решительный человек,— Эндрю только кивнул, утешая Абрама больше, чем любое «извини». Через несколько дней Эндрю потянул за конец повязки, обнажив несколько дюймов кожи. Абрам тоже кивнул, увидев открывшуюся ему разорванную плоть. Каким-то образом Эндрю начал превращать ножи во что-то совершенно другое. С его оружием прямо сейчас они были на равных; Руки Абрама не были связаны, ему было не восемь лет, и его пальцы едва сжимали рукоять. Эндрю, хотя и имел другое телосложение, ростом был подобен Абраму. Хотя он был сильнее, Абрам был быстрее и отчаяннее. Уровень мастерства Эндрю был далеко не таков, как у Абрама, и он отказывался снисходительно относиться к нему. Ему не хотелось это признавать, но это был самый быстрый способ учиться — так его учила Лола, и в результате он знал, как учить. Ему приходилось постоянно напоминать себе о различиях между ними: Абрам отказывался от ненужных атак, не оставлял бы ничего, кроме царапин и синяков на поверхности, если бы мог, и он не стал бы забивать дохлую лошадь до забвения, как любила Лола. Он отказался перейти границы, установленные Эндрю; не будет сжимать его запястья или прижимать к себе дольше, чем это необходимо, чтобы обезоружить его. Схватив нож, он начал чувствовать себя в безопасности. Он чувствовал себя уверенно, ровно — он подумал об Эндрю. Через три недели после того, как они заключили сделку, он понял, войдя в класс биологии и увидев Эндрю уже там, на его самопровозглашенном кресле, что Эндрю в безопасности. Эта мысль должна была смутить его, должна была отпугнуть, но она только еще больше побудила его сделать шаг между ними и устремить на него игривый взгляд. — Ты первый его украл, — сказал Эндрю, не сводя глаз с раскрытой книги. Уголок рта Абрама изогнулся в скрытой улыбке. Он знал, что Эндрю все равно увидел бы его, если бы посмотрел вверх. На самом деле его не волновала такая тривиальная вещь, как воображаемая расстановка сидений, и он сомневался, что Эндрю тоже, но в этом был принцип. Они вкладывали свою энергию в словесные оскорбления, которые не имели никакого веса, потому что им не приходилось думать о драках, которые действительно имели значение. Они завершили свои ночные спарринги, которые они сделали после Экси, чтобы их новые синяки и царапины не раздражали снаряжение. Прошло несколько дней с тех пор, как они играли в свою игру, и им пора было провести еще один раунд. Эндрю протянул ему свою бутылку с водой, и он сделал несколько больших глотков, прежде чем сесть рядом с Эндрю, следя за тем, чтобы между ними оставалось несколько футов. — Ты не похож на Алекса,— Эндрю категорически заметил. Несмотря на скучающий тон, Абрам знал, что это был обвинительный тон,— Порой кажется, что ты даже не знаешь своего собственного имени, понимаешь. У тебя есть секунда, чтобы ответить. Абрам наблюдал за его профилем, который не поворачивался в его сторону, пока он обращался к нему — Забавно, да. — Уверенный,— Абрам отвернулся. Руки выдавали его легкой дрожью. Он решил зафиксироваться на травинке перед собой, наблюдая, как она качается взад-вперед под дуновением ветерка. Закусив нижнюю губу, он изо всех сил старался отогнать мучившее его чувство вины. Незнакомое чувство, но он не привык к тому, как оно влияет на него сейчас. По какой-то причине мысль солгать Эндрю разрывала его изнутри. Он ненавидел себя за то, что даже подумал об этом, но не мог удержаться от того, чтобы слова не сорвались с его губ — Абрам. Эндрю замолчал,— Это твое настоящее имя? — Это самое близкое, что у меня есть,— Эндрю, наконец, повернулся к нему, оценивая взглядом его лицо, как будто оно немного сместилось, прежде чем встретиться с его скрытыми глазами. Брови его слегка нахмурились, губы сжались в тонкую линию то ли в любопытстве, то ли в понимании. Оба. Он слегка наклонился, словно пытаясь рассмотреть поближе. — Тогда я могу называть тебя Абрамом? — Было странно слышать это имя из уст Эндрю. Это было рассчитано, отработано и, несмотря на тон голоса, было теплым. Вместо ругани матери в нем было что-то тяжелое, кроме страха и гнева, настойчивость, оно было искренним и непоколебимым. Это вызвало незнакомый толчок в его груди. — Могу я называть тебя Дрю? — это должно было быть скорее шуткой, чем чем-либо еще, глупой сделкой, но он не мог сделать так, чтобы это звучало беззаботно, как бы он ни старался, не мог сдержать легкую дрожь в голосе. Глаза Эндрю в последний раз скользнули по его лицу, прежде чем он вернул голову и уставился перед собой. — Да,— одно это слово заставило брови Абрама взлететь вверх. Он наблюдал, как фигура Эндрю уменьшалась с расстоянием. ______ Эндрю наблюдал за тропинкой, ведущей вниз к полю экси, из безопасного дверного проема. Трава тонула в проливном дожде, хлеставшем с самого утра, последние из студентов быстрыми ногами бежали к своим машинам, поднимая воду резиновыми сапогами, пока единственной машиной на стоянке не стал GS Эндрю. — Привет, Дрю, — позвал Абрам из-за его спины, прежде чем устроиться по другую сторону открытого дверного проема. — Абрам, — ответил он, уверенный, что шум дождя заглушит их голоса, если кто-то окажется в пределах слышимости. — Идет дождь. — Я не заметил, — сказал Эндрю. Он знал, что Абрам мог слышать дразнящие нотки, так хорошо спрятанные в его голосе,— Давай выясним, насколько ты на самом деле наркоман. Абрам вздохнул, разочарование было достаточным доказательством его следующих слов — Мы бы просто заболели, если бы играли сегодня. И я знаю, как сильно ты хотел бы вернуться на корт как можно скорее. Ему потребовалось всего около недели их дружбы, чтобы раскрыть настоящую, саркастическую и, возможно, невыносимую сторону Абрама, которая жила под фасадом, который он надевал для своих сверстников. Теперь было непривычно видеть, как он по-другому взаимодействует со всеми остальными в школе. Он устроил шоу даже для Аарона, с которым встречался лишь несколько раз, в том редком случае, когда тот останавливался у их обычного столика во время обеда. Эндрю хотел бы приходить чаще, но он знал, что Абраму не нравилось находиться в столовой дольше, чем нужно, чтобы пообедать. Конечно, много свидетелей, но старшая школа отличается от реального мира. Ученики были и любопытными, и глупыми, и смелыми. Какие бы вопросы ни были у них на уме, они будут заданы. Кроме того, Эндрю не хотел бы натравливать Абрама на своего брата. Кроме того, девушки будут как стервятники, когда наконец заметят его. — Мы все еще можем поспарринговать. Абрам приподнял бровь от слов Эндрю и поднял руку, указывая на проливной дождь,— Я почти не сомневаюсь, что трибуны предлагают много места. — Мы могли бы пойти ко мне домой,— Абрам замер, не сводя глаз с Эндрю. Выражение его лица ничего не выдавало, он не выглядел так, будто собирался отказать или рад приглашению. Он просто выглядел любопытным. Эндрю готовился к отказу, который, как он предполагал, последует, он всегда ожидал отказа, но его так и не последовало. Абрам кивнул, прежде чем наконец позволить уголкам своих губ дернуться в улыбке. Срок их сделки приближался к трем месяцам, а Абрам ни разу не был у него дома. Никогда даже в машине. Они ничего не знали друг о друге в этом отношении, ничего о простых вещах, которые другие люди могли бы считать основами. Эндрю не знал, было ли у него домашнее животное, но он знал женщину по имени Лола, которая заставила его сломать мужчине пальцы в возрасте семи лет. Абрам не знал любимый фильм Эндрю, но знал, что познакомился со своим братом-близнецом только в 14 лет, знал о его приемных семьях. Знал достаточно, чтобы подозревать, каким оскорблениям подверг его Дрейк, хотя никогда не говорил об этом вслух. Эндрю быстрым шагом вел его к GS, Абрам молча подстраивался под его темп, осматривая гладкий черный кузов. Он сделал паузу ровно настолько, чтобы повернуться и обратиться к Абраму, — Испачкай мою машину, и я перережу тебе горло,— ублюдок почему-то рассмеялся. Поездка началась тихо, если не считать слабого затишья рок-музыки из автомобильных динамиков и гула двигателя, который так любил Эндрю. Он знал, что глупо утешаться чем-то таким обыденным, как машина, но, сжимая руль руками и глядя на дорогу перед собой, невозможно было подавить это чувство. Он был свободен, у него была возможность идти куда угодно и так быстро, как он хотел. Его не удерживали и не ограничивали, он двигался. Он был настоящим. — Аарона нет дома?,— Абрам несколько нервничал при этой мысли. Он сидел, глядя в боковое окно и сложив руки на коленях. Но его плечи были расслаблены, а взгляд безмятежен. — У него кружок, — сказал он с большим поддельным энтузиазмом, — встречи по четвергам. Ники забирает его после работы. Ты их не увидишь. — Как весело, — засмеялся Абрам. Этот звук успокоил Эндрю в груди,— Только не говори мне, что он еще и в шахматной команде. Как насчет математики? — Думаешь, экси лучше? — Да, на самом деле, я знаю. — сказал он почти сразу. — Ты тоже играешь в экси. — Не по своей воле. — Это была твоя идея. — Кажется, я начинаю верить в сожаление, — сказал Эндрю, несмотря на волнение, которое он испытывал при мысли о встрече с Абрамом на поле каждый день. — Ты слишком хорош, чтобы ненавидеть экси,— он вытащил из кармана пачку сигарет и протянул их Абраму, который, в свою очередь, закурил по одной каждому из них. Окурки треснули, каждый нашел утешение в дыму. Сначала он не понимал преданности Абрама спорту, пока не увидел, как он играет. Он не думал, что когда-либо узнает, каково это или почему именно экси была спасением, которое выбрал Абрам, но было ясно, как много это значило для другого мальчика, когда он играл. Когда он был на поле, это было единственное, что имело значение. Он играл так, как будто от этого зависела его жизнь, бежал так, словно каждый из его демонов был у него на хвосте. Были только они: Абрам и Дрю. Эндрю хотел, чтобы это чувство длилось вечно. Ему не нравился экси, но Абрам нравился ему больше, чем он хотел признать, и наблюдения за Абрамом, купающегося в удовлетворении, которого он никогда не видел больше нигде, было достаточно, чтобы уладить его раздражение на поле. Ему не нравился этот вид спорта, ни капельки, но ему нравилось играть в него со своим другом. Он вырулил на подъездную дорожку и, не теряя времени, вылез из машины, перекинул рюкзак через плечо и подождал, пока Абрам сделает то же самое, прежде чем двинуться к двери. Это не было чем-то необычным, но этого было достаточно. Более чем достаточно, на самом деле. Эндрю провел бессчетное количество лет, прыгая от дома к дому, каждый со сводчатыми потолками и достаточным количеством комнат, в которых можно было заблудиться, но ни один из них не чувствовал себя так, как дома, в котором он жил сейчас. Две спальни и переоборудованная комната над гаражом на одну машину, две ванные комнаты, маленькая кухня — этого было предостаточно. Более, чем достаточно. Абрам помог ему придвинуть диван и двухместное кресло к стене, осматривая комнату, казалось бы, в поисках чего-нибудь бьющегося, прежде чем нерешительно кивнуть в знак одобрения и вытащить нож из переднего кармана своей сумки. На самом деле Эндрю не был склонен к внезапным атакам, молчаливым заигрываниям, для которых был создан такой быстрый и тихий человек, как Абрам. Но он внимательно следил за движениями, которые показывал ему Абрам, следя за движениями с заниженными движениями, как он это делал, и запоминая их, как будто загружая их в растущий файл, орудовавший ножом. Ему очень не хотелось признавать, насколько он был не прав, на самом деле было гораздо больше дерьма, чем точечный удар как он утверждал ранее. Да, ножи были смертельны в любых руках, но дело было в том , кого Эндрю не принял во внимание. Вы должны были знать, куда колоть, под каким углом, в какое время, как вытащить, не порезав себя; как ранить, а не просто разозлить вашего противника. Владение ножом не дает вам преимущества, если вы не знаете, что с ним делать, а не если такая простая вещь, как ваша форма, может сдать оружие врагу. Так и начался спарринг: Эндрю и его нетерпение нанесли первый джеб, простой удар в живот, который Абрам легко заблокировал. Он попытался отвлечься, чтобы ударить по плечу, но в самый подходящий момент выскользнул за пределы досягаемости. Абрам был скользким ублюдком, но Эндрю воспользовался этим временем, чтобы запомнить его: его движения, то, как его глаза бегают, оценивая и Эндрю, и то, что его окружает, то, как он время от времени двигается, чтобы убрать отросший локон со своего лица. Он двигался с такой грацией, что Эндрю был почти напуган, такой красотой, что она привлекла его и попыталась отвлечь внимание от ударившего по нему ножа. Он шевельнулся как раз вовремя, хотя и думал, что может почувствовать легкую боль в незакрытом плече. Они продолжали в том же духе, Эндрю внутренне ругал себя за то, что так погрузился в свои мысли, и успешно воздерживался от них до конца боя. Эндрю принял атаки, показанные ему Абрамом, и приспособил их к жестокости, которую он предпочитал, к восторженной ярости, в которой он был лучшим. И каким-то образом, впервые за три месяца их дружбы, Эндрю оказался на нем сверху, одна рука Абрама оказалась зажатой под коленом Эндрю, а другая рука сжала его запястье над головой Абрама. Абрам стрельнул в него свирепой улыбкой, глаза сверкнули эмоциями, которые он не мог уловить. Гордость, веселье, решительность? В любом случае, он упрямо дернул Эндрю за грудь,— Посмотри на это, — дразняще протянул он. Эндрю на мгновение победоносно посмотрел на мальчика, губы его слегка дернулись, прежде чем прийти в себя,— Побил бы я тебя четыре года назад? Абрам насмешливо, игриво рассмеялся, — Ни единого шанса в аду. — Тогда это недостаточно хорошо. Абрам не ответил, остановившись, чтобы оценить выражение лица Эндрю. Они летели от его глаз к его щекам, к его губам, а затем обратно. Они простояли так, может быть, дольше, чем должны были, Абрам все еще был прижат к полу, его глаза встретились в оценивающих взглядах, прежде чем Эндрю наконец понял, как близко они были, и встал, протягивая руку помощи, прежде чем отвернуться, чтобы Абрам не обратите внимание на румянец, заливающий его щеки. — Еще раз? — спросил мальчик. Эндрю кивнул. Они провели еще два раунда, победа Эндрю была недолгой, прежде чем положить конец этому вечеру. Поездка к Абраму прошла в приятной тишине, он не мог не поглядывать каждые несколько минут на мальчика на пассажирском сиденье, который глубоко ровным дыханием смотрел на заходящее солнце, и взгляд его глаз успокаивал что-то внутри Эндрю. Он не мог заставить себя ненавидеть то, что ему не все равно. Он сказал себе, что ненавидит Абрама за то, что он заставил его чувствовать себя так, за то, что он дергал его за сердце, но он этого не делал. Он никогда не мог ненавидеть его, никогда не ненавидеть то, что он чувствовал. Это было сокровище — хотеть чего-то так сильно. Даже если он не мог этого получить, ему впервые за многие годы напомнили, что он человек. Он отпустил Абрама в передней части квартала, как тот и просил, хотя в нем промелькнула тень сомнения. Он слышал рассказы о матери мальчика, короткие и не очень приятные, но за несколько недель смог собрать их воедино. Он знал, как много значила для него мать Абрама, но не мог не чувствовать подпитываемый гнев всякий раз, когда приходил в класс, скрывая хромоту, или закатывая рукава, чтобы скрыть новый синяк. Он хотел причинить ей боль за то, что она причинила ему боль, за каждое прикосновение к нему, за то, что позволила отцу так долго причинять ему боль, но он знал, что ничего не может сделать. Эндрю знал, что он не знает всей истории, что он может никогда ее не узнать, и что есть вещи, от которых ему лучше держать нос подальше. Он подождал несколько мгновений, наблюдая за удаляющейся фигурой Абрама, прежде чем отъехать и вернуться к себе домой. _______ — Абрам, — прошептал Эндрю, быстро присаживаясь на край своей кровати и глядя на мальчика,— Да или нет? Абраму удалось сказать «да» сквозь прерывистое дыхание и бешено бьющееся сердце, и тотчас же растворился в прикосновении, когда пальцы его друга начали перебирать его волосы. Эндрю больше ничего не сказал, не спросил о кошмаре и ничего не сказал, чтобы отвлечь его, зная, что если Абраму что-то понадобится, он так и скажет. Эндрю долго и упорно боролся за то, чтобы внушить ему эту мысль, чтобы напомнить ему, что с Эндрю его не будут ругать или наказывать за выражение такой простой вещи, как его потребности. Абрам был благодарен за это больше, чем когда-либо мог выразить словами. Он только однажды спал на полу Эндрю, но его мать снова ушла за деньгами из конспиративной квартиры в нескольких штатах. Большую часть времени они шли вместе, но в последнее время она стала немного отдаляться, доводя свое беспокойство до предела. Ее рука была невероятно тяжела, ее тревожные глаза обратились к тем, кто держал в постоянном ужасе. Абрам начал задаваться вопросом о ее психической стабильности. И теперь, по-видимому, она была слишком параноиком, чтобы отправиться на конспиративную квартиру вдвоем, говоря, что это нескромно. Опасно. Живя в бегах с Мэри, он никогда не оставался один дольше, чем на два часа. Она была там, когда он уходил в школу, и домой через час после его возвращения. Они спали в одной постели, спрятав оружие под подушками. Он не был уверен, сможет ли он провести всю ночь в одиночестве — такая глупость, на самом деле. Он был смущен, когда впервые попросил Эндрю об одолжении, руки дрожали при мысли о том, что чуть больше месяца назад он спал в пустом доме. Но на этот раз, когда он вскользь упомянул об отсутствии Мэри, именно Эндрю предложил импровизированную ночевку. Абрам с радостью согласился. Каким-то образом, спя на полу Эндрю, он чувствовал себя более комфортно, чем когда-либо. Он обратил внимание на движение пальцев Эндрю, нежно проводящих по его кудрям, позволяя теплу своего тела замедлить сердцебиение и вернуть мысли в настоящее. Его не было в Балтиморе, в этом богом забытом подвале. Он был в безопасности, он был со своим… другом. Его Эндрю. Абрам молча сел, прислонившись спиной к краю кровати, и похлопал по месту рядом с собой. Эндрю подчинился, проскользнув и заняв место рядом с ним, их бока прижались друг к другу. После серии шепотов «да или нет» голова Абрама оказалась на плече блондина, рука лежала на его коленях, одна рука Эндрю обнимала его за плечо, а другая обхватывала его щеку, как призрак. Несмотря на ранний час, Абрам уже проснулся. Его глаза остановились на лице Эндрю, когда он мягко сжал его подбородок и перенаправил голову Абрама так, чтобы они оказались лицом друг к другу. Последнее «да или нет», первый нерешительный поцелуй. Абрам никогда не хотел прощаться. ______ Эндрю проснулся от визга шин и хлопка дверцы машины. Он бы снова заснул, если бы только за коротким шумом не последовал не очень тихий взлом замков входной двери, а затем почти бесшумные шаги, поднимающиеся по лестнице. Он вытащил нож и медленно шагнул к двери своей спальни, пытаясь подражать бесшумным шагам Абрама. Он взял несколько их уроков, чтобы научить Эндрю подобным трюкам, краткие советы по взлому замков и ловкости рук, научили его сливаться с окружающей средой. Он отдал Эндрю все, что мог за то короткое время, что они провели вместе, и Эндрю держал это близко к сердцу, как сокровище. Он не был хорош в том, чтобы быть подлым, но он улучшался , делая свои шаги тихим. Он заметил это, когда полз вперед. Эндрю уже запомнил, где находится каждая скрипучая половица на полу, когда ближайшая к его двери дверь распахнулась, он бросился вперед вслепую и небрежно впечатал незваного гостя в стену, прижав нож к их шее. — Дрю, — прошептал человек. Эндрю немедленно удалился, отступив назад, чтобы собрать воедино лицо Абрама перед ним. Нервные глаза - нет, панические - растрепанные волосы, дрожащие плечи. — Абрам? Какого хрена ты делаешь? — что, по словам Эндрю , переводится скорее как «что, черт возьми, не так, что я могу сделать? — Я… они…,— его дыхание участилось, более неглубокое и дрожащее, чем Эндрю когда-либо слышал. Он подсознательно провел рукой по кудрям Абрама, этот жест, которому он научился, помог приземлиться его другу. Это не успокоило его полностью, не остановило дрожь, но достаточно подавило приступ паники, чтобы слова сорвались с его губ. — Мой отец. Эндрю замолчал. Он мог поклясться, что его сердце на мгновение остановилось, когда он увидел, как мальчик разбивается у него на глазах, как разбитое сердце, скрепленное лентой и клеем, теряет последнюю часть своей целостности, снова рассыпается по тем же трещинам, которые были давно разрезаны, прежде чем Абрам смог вспомнить. Эндрю держал бы его голыми руками, если бы мог, но это было не так просто. Ничто не было для них таким простым. — А что с ним, Абрам?,— он подсказал. Заставляя свои пальцы снова зарыться в волосы Абрама. — Он… он нашел нас,— Эндрю хотелось кричать. Он хотел затащить Абрама в свою комнату и заколотить окно, придвинуть комод к запертой двери и прижать Абрама к себе под одеялом. Обнять его и позволить миру жить без них вечно. Но это было невозможно. — Я просто должен был… я не мог… не мог уйти без…,— Эндрю провел одной рукой по его затылку, а другой обхватил щеку, побуждая Абрама не отрывать глаз, чтобы напомнить ему,что Эндрю был прямо перед ним. Этого было достаточно, чтобы снова выровнять его дыхание, едва-едва, но Эндрю чувствовал его стучащий пульс и убеждал себя не совпадать с ним. — Не заставляй меня говорить это. — Что говорить, Абрам?,—Эндрю сглотнул, увидев непролитые слезы в глазах своего друга. — До свидания — одного этого слова было достаточно, чтобы снова подскочить сердце Эндрю. Он втянул Абрама в сокрушительный, отчаянный поцелуй, который сказал все слова, которые он не мог произнести за последние шесть месяцев. Каждое спасибо, каждое я хочу тебя, ты мне нужен . Как будто он пытался наверстать упущенное каждый раз, когда хотел притянуть Абрама к себе, но не делал этого. Он наслаждался вкусом губ Абрама, ощущением его кожи и запахом его волос, границами, которые Абрам считал обещаниями, непоколебимым доверием, которое Эндрю не собирался возлагать ни на кого, но с каждым днем ​​погружался в него все глубже. Они оба затаили дыхание, когда он наконец отстранился. Абрам улыбнулся. Эндрю все понял. — Тогда не говори этого, — прошептал Эндрю,— Не обязательно прощаться. В глазах Абрама мелькнуло сомнение, но Эндрю лишь слегка сжал его шею, и плечи Абрама немного расслабились. — Хорошо,— он притянул Эндрю для еще одного быстрого поцелуя. — Спасибо, — сказал Абрам, отходя,— Ты был великолепен.