Nothing Gold Can Stay

— Добрый день, Эндрю. — Би. — Есть что-нибудь, с чего ты хотел бы начать сегодня? — он надеялся, что его пожимание плечами в ответ достаточно хорошо передаст мысли, роящиеся в его голове: меня многое беспокоит, но я не хочу на словах признаваться, что что-то проникло мне под кожу, и не хочу особенно говорить об этом, хотя я знаю, что это поможет. Но даже Би не знала его так хорошо. Эндрю схватился за кружку с горячим шоколадом, провел пальцем по рисунку коровьего принта, прежде чем погрузить свое выражение — или его отсутствие — в сладкий напиток. Не прошло и пяти минут, а его взгляд уже задерживался на аналоговых часах, примостившихся между стеклянными фигурками на книжной полке. Обычно ему нравились эти сеансы. Войдя в офис Би, казалось, что все остальное перестало существовать всего на час. Это побеждало экси в любой день, и, по большому счету, это было почти все, что он когда-либо делал. Разговор с Бетси был передышкой. Но сегодня он не мог дождаться, когда все закончится, поэтому он мог вернуться в свою комнату и есть мороженое на диване, стараясь изо всех сил распугать всех, чтобы у него был момент мира между собой и телевизором. Это был как раз один из тех дней, когда его голова так долго работала на перегрузке, что он чувствовал, как она приближается к короткому замыканию. Его пальцы беспрестанно похлопывали его по бедру — привычка, от которой он не мог избавиться даже после того, как Би сумела отучить его от лекарств после первого года обучения. Бетси Добсон была скалой в вихре жизни Эндрю — прочным, крепким столбом, за который можно было уцепиться, когда ничто другое не гарантировалось. Ее милая улыбка была не чем иным, как искренней, ее привязанность была искренней, как материнская, но даже она не могла так легко получить информацию от Эндрю. Вербализация своих призраков и формулирование мыслей были задачей, которую он считал почти невыполнимой. Уже больше года Бетси учила его доверять ей, они начали вырабатывать свой собственный тайный язык жестов и односложных ответов. Они только недавно начали царапать поверхность его демонов. Но больше всего он скучал по Абраму, когда был с Бетси. Ее мягкое утешение напомнило ему мальчика, его легкие прикосновения и понимающие глаза. Он никогда не осуждал, никогда не любопытствовал и не пытался преступить какие-либо границы, как это делала Бетси. Но с Абрамом ему вообще не нужно было много говорить — Абрам просто знал. Он посмотрел на него глазами, которые держали такой же вес и ни разу не моргнули. Они обменялись своими истинами и подошли к своему пониманию другого соответственно, как будто оно дышало. Он покачал головой, пытаясь физически удалить воспоминания, что не осталось незамеченным психиатром. Она что-то строчила в блокноте, не отрывая глаз от Эндрю больше секунды. — Что-то особенно беспокоит тебя сегодня? Он обдумал свой ответ, прежде чем резко кивнул. Бетси не обиделась и не удивилась его неответу. Она кивнула в ответ и перевела взгляд с Эндрю на свой напиток, осторожно помешивая его. Она позволила им погрузиться в комфортную тишину, пока не допила свой первый глоток горячего шоколада. Это было терпение, время позволить Эндрю подумать о том, что он готов раскрыть и как он хочет это сформулировать. — Это воспоминания? — спросила она, когда он не попытался заговорить. В ее глазах никогда не было ни осторожности, ни жалости, когда она смотрела на мужчину перед собой. В ее позе не было ничего осуждающего, ничего испуганного, ничего угрожающего. Все относились к нему с чем-то в этом роде, а потом появился Би. И так как это была Би, он ответил. — Да. Она тонко улыбнулась. — Спасибо за ответ, я горжусь тобой. — Хорошие или плохие? — Зависит. — От чего? если ты не возражаешь, что я спрошу. Он снова перевел взгляд на свою кружку и сделал долгий задумчивый глоток. — Когда. Ее взгляд не заикался, несмотря на то, что она не полностью понимала. Эндрю устроил шоу из сложностей и головоломок, но он устал, и от этого было больше хлопот, чем пользы. Он может пожалеть о том, что отдал завтра, но позже в жизни он будет благодарен за это. По крайней мере, так он говорил себе,— Хорошо, пока это происходило, плохо, потому что этого больше нет. Ее губы приоткрылись в понимании - что-то мелькнуло во взгляде. Абрам упоминался один, два, три раза и даже больше вскользь. Для Би он был не более чем именем и тенью историй, которые Эндрю старался не рассказывать; он никогда не останавливался на этой теме, играя в мысленные игры в классики, чтобы не вдаваться в подробности о нем, избегать подробностей, которые его проклятая память никогда не позволит ему стереть. Но не было сомнений, что Би могла почувствовать всю глубину значимости, которую Абрам действительно имел для него, по тому, как имя постоянно витало в воздухе, выдавая его разум, когда его сердце произносило его вслух. И это было чертовски страшно. Он думал, что логическая часть его мозга подсказывала ему, что он драматизирует, что он знал его всего несколько месяцев, что это была глупая школьная влюбленность, и все это так или иначе рухнет. Он говорил себе это каждый раз, когда думал об Абраме, но все равно не мог заставить себя поверить в это, как бы сильно ни хотел. Но Абрам, вероятно, никогда не думал о нем в ответ. Если он вообще еще жив. Он остановил поток эмоций, которые могли последовать за последней мыслью, прежде чем они ударили его, приведя выражение лица к привычному ничегонеделанию и вернув взгляд на женщину перед ним с возобновившейся апатией. Она что-то коротко набросала в своем блокноте, все, что собрала из мысленной кроличьей норы, из которой он только что вернулся. — Хорошие вещи хороши, потому что мы рискуем их потерять. Правильно? Если бы это не было возможностью для начала, то эти события не были бы хорошими для начала. — Я хочу забыть их. — Но ты не можешь,— ей понадобилась секунда, чтобы ее острый взгляд впитался. — Так что нет смысла хотеть, чтобы ты мог. Это пустая трата времени. Тогда что будет лучше всего? Он ненавидел, когда она была права. Ему хотелось просто сказать « Игнорируй их», но он уже устал уклоняться. В последнее время он чаще предпочитал молчать. Вот что он сделал. Би вздохнул — не из-за нетерпения, из-за солидарности, признания порыва, который он отрицал — Мы признаем их и работаем над ними, чтобы они снова чувствовались хорошими. — Кажется, слишком много работы,— он сделал оборонительный глоток. — Я признаю, что это так. Ты знаешь это лучше, чем многие люди. Стать лучше – это долгий и трудный процесс, но оно того стоит. И я знаю, что ты можешь быть здесь не по своей воле, но передо мной я вижу человека, который достоин улучшения. Кто-то, кто хочет, пусть даже неосознанно, приложит усилия, чтобы стать лучше,— ее тон был достаточно резким, чтобы разрезать кирпич, но таким же было и сострадание,— Ты можешь приходить сюда на час каждую неделю и абсолютно ничего не говорить, судам будет наплевать. Но это не так. Ты признаешь, что не заслуживаешь того, чтобы вариться в токсинах, которые производит для тебя твой разум. Так что слушай себя, доверяй своим инстинктам. Эндрю на мгновение возненавидел ее, возненавидел то, что она всегда точно знала, что сказать. Это казалось бы дешевым и манипулятивным, исходящим от кого-то другого, он хотел , чтобы то же самое было и с Би, чтобы он мог отмахнуться от ее слов и уйти, продолжать отказываться впускать кого-либо и толкать все вниз, пока он не взорвется. Вместо этого он долго смотрел на нее,— Я ненавижу его. Она медленно кивнула, — А почему? — Потому что он ушел,— его левая рука сжалась в кулак, накрашенный черным лаком для ногтей впился в кожу ладони, соперничая с кажущейся твердостью его взгляда, — Он должен был остаться. Я должен был заставить его остаться. — Ты злишься на него за то, что он ушел? Правда была в том, что он не знал. Он не знал, сердился ли он на Абрама за то, что он устроил такой беспорядок в его жизни, а затем оставил его, чтобы он навел порядок, за то, что он так внезапно ушел, за то, что он не доверял ему настолько, чтобы позволить Эндрю защитить себя, за то, что заставил его чувствовать то, от чего давно клялся, или злился на себя за то, что не делает больше, не выслеживает своих демонов и не уничтожает их одного за другим. Если бы он только крепче держал Абрама, вытянул бы из него правду раньше… — Сейчас это не имеет значения. Потому что его здесь нет и он не вернется. — В некотором смысле я могу согласиться с тем, что настоящее не может изменить прошлое. Однако прошлое довольно сильно влияет на настоящее, как я уверена, ты знаешь. И очевидно, что это повлияло на тебя, и единственный способ, которым я могу помочь тебе справиться с этим, — это признать этот опыт и то, как он влияет на тебя сейчас. Сначала с собой, а потом со мной, когда тебе будет удобно,— она улыбнулась ему, когда он просто кивнул в ответ. Как бы он ни хотел отрицать, было бесполезно лгать кому-то, кто мог видеть его насквозь чаще, чем нет. — А теперь, не хочешь ли ты поговорить о чем-нибудь другом? Он взглянул на часы — осталось пятнадцать минут, осталось сорок пять. Он подавил вздох, левая нога яростно подпрыгивала под ним. — В понедельник было больше вандализма. — Это трижды за одну неделю с тех пор, как вы объявили Кевина в своем составе. Это должно быть страшно, когда люди вот так вторгаются в твой кампус. — Кевин плюется на это, — сказал он, игнорируя намек на то, что он боялся нескольких мелких преступников. Хотя ему не нравилось, что они топтались по всей его территории. Он откинул чашку назад, хотя два глотка назад кончились. Это был способ занять его руки,— Таскает меня на тренировки каждую ночь. Они знали, что объявление Кевина их новым стартовым нападающим вызовет некоторую негативную реакцию, и они никогда не должны были ожидать , что фанаты Воронов , из всех людей, отнесутся к этому вежливо. Когда Ваймак позвонил им в половине третьего ночи в пятницу, чтобы вызвать их группу на корт, Эндрю было стыдно, что сообщение, написанное аэрозольной краской, даже немного озадачило его. С тех пор в кампусе начали появляться сообщения, все вариации одних и тех же скучных фраз в одном и том же черно-красном цвете: «Ворон навсегда» и «Лисы отстой». Это было мелочно, незрело и так далее. — Да, я думаю, это было бы для него стрессом. Что ты делаешь, чтобы помочь ему? — Убеждаюсь, что он не захлебнется собственной рвотой, по большей части,— ее губы дернулись в безмолвном смехе. — Я знаю, тебе нравится присматривать за ним, но находишь ли ты время для себя? Быть полезным и жертвовать — две разные вещи. Эндрю только пожал плечами. Он провел бесчисленное количество ночей, куря на заднем крыльце дома Эбби, прежде чем перебраться в общежитие для своего второго обхода, ничего, кроме него и южно-каролинского ветра, от которого одновременно дрожишь и потеешь. Это была традиция, которой он следовал, когда его преследовали кошмары или он просто не мог заснуть, что случалось довольно часто. Две недели назад у него наконец-то снова была крыша – началась предсезонная подготовка.Лисья башня была раздражающей и шумной, и остальная часть команды постоянно пряталась вокруг, но, по крайней мере, он мог открыть дверь и посмотреть, как перед ним простирается кампус ПГУ, почувствовать знакомую дрожь в животе, когда он выглядывал из-за края,смешиваясь с сигаретным дымом, чтобы напомнить себе, что он жив. — Ты планируешь ехать в Колумбию? Я знаю, что это может снять часть твоего стресса,— так оно и было — он пошутил у Эден, позволил остальным членам своей разношерстной команды несколько часов гулять без него (правда, это было все равно, что подбросить детей на детской площадке) и вернуться в самое близкое к дому место, которое он когда-либо когда-либо видел. Несмотря на наркотики и алкоголь, это проясняло его разум, возвращало его в настоящее. Ему еще предстояло рассказать ей мельчайшие детали их поездок, но, судя по тем немногим историям, которые он рассказал, и по тому, что ей удалось вытянуть из него о его приключениях с Мэттом, он решил, что она уловила суть. — В эту пятницу. — А, это хорошо,— она улыбнулась. Он представил, каково это было бы, если бы Абрам сидел рядом с ним на стуле, сжимая банку газировки и обмениваясь взглядами с Эндрю каждый раз, когда Аарон говорил какую-нибудь глупость, а Кевин — что-то неловкое. Глядя, как Ники танцует, как дурак, как Абрам пытается подавить смех, а глаза Эндрю сияют от удовольствия… Он поставил свою кружку на стол Би с громким стуком, молчаливой просьбой еще горячего шоколада, а также тонкой попыткой очистить голову от болезненных и невозможных мыслей. Мысли, которые ни к чему не привели и ничего, кроме боли. Мысли о том, что он пожелал о сокровище, и уничтожил все его следы. Если она и заметила внезапную перемену в его поведении, переход от апатии к гневу, то никак это не прокомментировала. Вместо этого она пододвинула к себе кружку с коровьим принтом и переключила внимание на чайник, многозначительно стоявший на углу ее стола. Гудение в его кармане вернуло его лицу заученную апатию. Его первой реакцией было легкое замешательство — все знали, что среда — это его обязательные заседания, заседания, во время которых он не хотел, чтобы его прерывали. Глядя на имя Ники на экране, можно было предположить, что он был причиной прерывания, но даже он не был бы таким тупым. Он взглянул на часы, хотя уже знал, что для тренировки еще слишком рано. Так что либо у Ники было желание умереть, либо что-то было серьезно не так. В его голове прокручивались все возможные варианты — это был Рико? С Кевином все в порядке, а с Аароном? Он принял звонок, крепко сжимая жесткий пластик телефона и прижимая его к уху. — Лучше бы это было важно, Ники,— он заземлился. — Да. Я клянусь. Мне очень жаль,что я звоню тебе во время вашего сеанса, но я подумал, что у тебя больше шансов ударить меня, если я не позвоню тебе немедленно,— он нервно рассмеялся,— Хотя я бы предпочел, чтобы ты вообще не бил меня. Я слишком милый, мое лицо… — В чем дело, Ники? — Да, верно, извини. Ты помнишь того парня, с которым ты ходил в старшую школу? Тот, что приходил время от времени? Сердце Эндрю остановилось. Его глаза вылезли из орбит, и он перевел взгляд на Би, прежде чем передумать. Что бы сейчас ни было на его лице, оно было слишком уязвимым. Он переключался между гневом, горем, страхом и эмоциями, которые не мог назвать, быстрее, чем мог обработать. Его челюсть уже болела от того, как он стиснул зубы. — Что насчет него?, — спросил он. Его хватка на телефоне теперь побелела, хрупкая попытка остановить тряску рук. Ники коротко вздохнул, напряжение между ними распространилось даже по телефону,— Ники. — Не знаю почему, но он здесь. Он пришел на корт весь в крови и просто потерял сознание. Он весь в ней, Эндрю, он выглядит… Эндрю захлопнул свой телефон почти так сильно, что сломал его. Должно быть, это какая-то больная шутка. Какая-то чертова уловка, чтобы ослабить его бдительность, сломить его, заставить его сорваться раз и навсегда. Но если Абрам действительно был здесь… Он не мог позволить себе чувствовать ничего, кроме гнева — если он впустит в себя горе, надежду, страх, он не сможет снова смотреть на него лицом к лицу. Если это действительно был он, окровавленный на полу Лисьей норы, он не мог отвлекаться на бесполезные и мелкие эмоции. Он одарил Би последним жестким взглядом, прежде чем выбежать из ее кабинета.