Храни тебя небо

      Иногда мы привязывается к странным вещам, казалось бы не имеющим никакого отношения к нашей жизни. Какое-то мимолётное чувство, случайная радость, заставляют нас навсегда привязаться к тому, что окружало нас в тот момент. Казалось бы за что Рукия должна бы любить зимнее небо? Зима в Инудзури была тяжёлым временем и местные обитатели как правило не питали к ней никаких добрых чувств, но вот так вышло. Впрочем, сама Рукия не особо углублялась в психологию и в первоисточниках своей любви к столь обыденному явлению не искала.       Отсюда с крыши одного из бараков Тринадцатого отряда небо было видно прекрасно. Бескрайнее, то прозрачно-голубое, то мрачно-серое, оно было неизменным и изменчивым одновременно. А в погожие дни сидя тут можно было видеть белоснежную стену, окружавшую Сейрейтей. Стену, за которой она когда-то жила. Наверное это были не самые приятные воспоминания, но других у неё не было. Там, за стеной, руконгайцы жили под тем же самым небом, видели те же самые звёзды, но какова же была разница между ними и жителями белокаменного города.       – Рукия...       Шинигами неохотно обернулась. Приближение друга детства она заметила ещё пару минут назад, прекрасно понимая, что на территории Тринадцатого отряда Ренджи мог искать только её.       – Привет, – без особых эмоций поздоровались девушка.       Они познакомились ещё детьми, когда босоногие и голодные, вынуждены были выживать на улицах Инудзури. Несчастные, никому не нужные дети, они научились выживать, объединившись в небольшие группы. Вместе добывать еду, вместе искать крышу над головой, вместе убегать от гнева обозлёных торговцев, всегда вместе, готовые встать горой за любого из них. В общем-то это не столь уж отличалось от того, как она жила сейчас с той лишь разницей, что здесь она имела куда больше привилегий, вместо обозлёных торговцев чаще всего выступали не менее доброжелательные пустые, ну и бегство с поля боя тоже не приветствовалось.       Ренджи присел на крышу, рядом с подругой. Проследив взгляд девушки, он тоже попытался рассмотреть, что же такого она видит там на небе. Вроде бы ничего особенного. Облака.       – Завтра погода обещает быть морозной, – попытался было начать разговор.       – Угу, – всё так же безэмоционально ответила Рукия.       Иногда его беспокоили такие приступы меланхолии Рукии. И быть может если бы он понимал их причину то ему было бы хоть чуточку легче. Но...       – Небо красивое, – вновь попытался он нащупать нужную нотку.       – Да... Небо такое же как тогда...       Моментально среагировав, Ренджи попытался вспомнить о чём это она. Он перебирал в памяти воспоминания, хорошие и не очень, неприятные и откровенно кошмарные, но никак не мог ухватить её мысль.       – Эм... Когда мы впервые пришли в Сейрейтей? Помнишь, тогда тоже было холодно!       – Помню, тогда шёл снег.       Не то. Ренджи ещё немного поднапрягся.       – Как тогда, когда ты ушла из академии? Ну в смысле когда ты стала членом клана Кучики?       Болезненное и неприятное воспоминание, которое он ненавидел сам. И дело даже не в том, что Рукия в один миг разрушила его надежды. Куда уж какому-то Абараю Ренджи тягаться с кланом Кучики? Кто же позволит ему... Об остальном можно было даже не мечтать и он давно уже не мечтал. Но сложно было не признать того, что тогда он повёл себя как последний идиот, едва не перечеркнув все годы их дружбы.       – Ренджи, это была весна. Ты забыл? Ты сегодня какой-то несобранный. Что-то случилось? – наконец Рукия проявила хоть какие-то эмоции, правда вовсе не те, на которые он бы надеялся. Ренджи неловко почесал пятернёй затылок, он опять умудрился поставить себя идиотом в её глазах. Ведь и впрямь тогда был конец весны, цвели абрикосы, в воздухе пахло цветами. А сейчас разгар зимы.       – Прости, я и впрямь что-то не догадлив сегодня.       Рукия махнула рукой, давая понять, что это не столь уж важно.       – Давно это было, мы с тобой ещё не были знакомы. В тот день я и впрямь впервые оказалась в Сейрейтее. Меня принесли в Четвёртый отряд...

***

      Маленькие дети редко доживали в Инудзури даже до подросткового возраста, и ещё реже вырастали во взрослых. Можно сказать, что Рукии повезло. Она попала в Инудзури совсем крохой, кто-то оставил малышку у дверей сиротского приюта и это было первым везением в целой череде таковых, позволивших в конце-концов выжить.       Приют в Инудзури был довольно-таки суровым и аскетичным местом. Никто не считал, что детей надо как-то развивать или чему-то учить. С детьми разговаривали и обращались практически как с маленькими взрослыми, считая, что в этом больше пользы чем в сюсюканье и баловстве. Но надо отдать должное: всё же о них тут хоть как-то, но заботились. Ну по крайней мере о младших ребятах. С возрастом заботы становилось всё меньше, обязанностей всё больше. Взрослые не редко вырезали на детях злость и гнев. Иной раз мужчины, имевшие доступ в стены приюта, поглядывали на детей с плохо скрываемым и вовсе не отеческим интересом. И дети пропадали. Кто-то сбегал сам, не выдержав условий, кто-то и впрямь исчезал неизвестно где. Рукия попала в первую категорию.       Выросшая в довольно суровых условиях, она с младых ногтей усвоила простую истину: хочешь что-то изменить, так возьми и меняй. И когда в очередной раз её выпороли, придравшись к сущей мелочи, она просто сбежала. Нельзя сказать, что скитания по улицам Инудзури сильно отличалось от её прежней жизни, и тут и там нужно было всё время быть начеку, и тут и там нужно было быстро бегать и хорошо прятаться. И тут и там на маленькую Рукию было наплевать буквально всем.       Кто знает, чем закончились бы её скитания, может быть она так и встретила бы Ренджи и ребят, а может быть продолжила бы свой путь одна, но в её жизнь опять вмешался счастливый случай, правда ему предшествовал другой, куда менее счастливый. Рукия заболела. Не успев найти где бы ей переночевать, она опрометчиво осталась спать на улице, прикорнув у обветшалой стены. А ночью начался снегопад, небо засыпало землю мокрым снегом, тут же превращавшемся на земле в холодную жижу, он моментально промочил насквозь всю её одежду, а тьма не позволила сориентироваться и хоть сейчас найти укрытие. К утру Рукия была едва жива от холода, а через пару дней последствия дали знать о себе не самыми приятными симптомами.       Кашляющая и едва стоявшая на ногах малышка не вызывала ни жалости, ни сочувствия. Её гнали как паршивого щенка, не давая ни прилечь, ни передохнуть. Лихорадка сжигала изнутри, сотрясая маленькое тельце в приступе дрожи. Уставшая и окончательно вымотавшаяся, она упала и перестала сопротивляться, решив, что легче будет умереть и больше не мучиться. А потом пришёл он...       Откровенно говоря Рукия толком не представляла ни кто он такой, ни как он выглядел, она помнила только голос, спрашивающий у окружающих что это за ребёнок. Наверное ему что-то отвечали, этого она тоже не помнила. А потом он взял её на руки и понёс. Вот то, что она запомнила хорошо, так это тепло, исходившее из его тела и окутывающее её какой-то аурой спокойствия и безмятежности.       Этот человек не побрезговал взять на руки замарашку-беспризорницу, не пожалел времени, принеся её в Сейрейтей, каким-то чудом уговорил взять её в Четвёртый отряд. Кто разрешил? Почему его с руконгайским ребёнком на руках впустили сюда? Вопросов было много, а с ответами весьма не густо. По крайней мере у Рукии выводов было всего два: этот мужчина был Шинигами, и далеко не рядовым. В любом случае если бы не это, то до встречи с Ренджи она бы просто не дожила.

***

      – Я не рассказывала тебе. Я тогда простыла и заболела, серьезно заболела, в общем-то едва не умерла. Тогда пришёл человек... Сейчас я понимаю, что это был кто-то из шинигами, а тогда я не имела ни малейшего понятия кто это. Он пожалел меня и принёс сюда в Сейрейтей. Я помню как он нёс меня на руках, а я смотрела на небо... Оно было таким же.       Ренджи ошалело молчал. Да, он и впрямь впервые об этом слышал.       – Сюда? Хочешь сказать, что тебя лечили в Сейрейтее?       Девушка кивнула:       – Именно. Лечили, пока я не выздоровела. Правда потом кто-то из Четвёртого отряда проводил меня обратно в Инудзури, оставлять меня здесь никто не собирался. Но меня и впрямь лечили здесь среди шинигами. Тогда я впервые увидела их жизнь чуть ближе и решила, что однажды стану одной из них. Такой как он.       – И ты знаешь кто это был?       Вопрос был слегка наивен, тот шинигами вполне мог погибнуть много-много лет назад, задолго до того как он сам и Рукия попала сюда уже в роли студентов академии духовных искусств.       – Нет конечно. Он как-то не представился, а я не спросила, – пожала плечами Рукия.       – Действительно... Кстати, мы сегодня собираемся у Мацумото, ты с нами?       Рукия встала, отряхнула шихакушо, поправила ножны занпакто, и впервые за время их разговора улыбнулась:       – С вами! Ну так что, идём?       Она служила в Готей тринадцать далеко не первый год, ей приходилось сталкиваться с самыми разными шинигами. Кто-то из них был ей как брат, кого-то она считала своим другом, а с кем-то предпочитала и вовсе не пересекаться. Тут были все человеческие пороки, какие только известны человечеству и сообществу душ, но тут же были и все добродетели. Жаль конечно, что она не помнила даже его лица, она бы могла прийти и поблагодарить. Пусть даже на могилу, но она бы обязательно пришла.       Рукия непроизвольно коснулась груди, там под косодэ на длинной нити висел подарок, оставленный тем неизвестным шинигами для неё. Дар, который она трепетно хранила все эти годы.