***
Штаты приехал в управление к восьми часам, они собирались встретиться в половину девятого, но от чего-то пробок сегодня не было, поэтому Америка приехал раньше. Полчаса в запасе и ключ от кабинета, даже не понятно, чем можно заняться, но вместо того, чтобы хоть немного разобрать бумажки, которых в кабинете скопилось достаточное количество, из-за того что США не появлялся в управлении уже один блятский месяц, потому что его накрыла не первая, за долгие годы его жизни, апатия. Он знал, что это такое, надо просто дать мозгу немного отдохнуть от постоянной рутины и всё снова заработает, как часы, но в этот раз, такое состояние затянулось на целый месяц, ну и хуй с ним. Единственным лучиком света в этой серой будничной массе стал Союз и его позитивный настрой на жизнь, хотя если тот подопьёт, настрой был уже суицидальный, когда у тебя пятнадцать детей и покойная жена, очень сложно оставаться позитивным, но он старался, ради них, ради детей. Штатам не для кого было сохранять позитивный настрой, жены и детей у него никогда не было и ему казалось, что вот она идеальная жизнь, но иногда он ловил себя на мысли, что в доме как-то пусто и одиноко, что дома его никто не ждёт, кроме собаки, Джек, конечно, парень позитивный, но это всё не то. Хотелось приходить домой и чувствовать запах приготовленной еды, заходить на кухню, где стоит кто-то, кто весь день томительно ждал его с работы. Этот кто-то обнимет его, скажет, что стынет ужин, признается, что скучал, хотя Штатов не будет всего день. Хотелось чего-то душевного. США не был профессионалом в делах сердечных, хотя он очень хорошо умел склонять людей к сексу, но это было всё не то, хотелось какой-то семьи, а не как у его матери. Нагулять кучу детей, а потом даже не помнить от кого какой ребёнок. Штаты до сих пор не знал, кто его отец, потому что мать даже не запомнила такой важной, как ему казалось, информации. После этого вопроса она посмотрела на него таким взглядом, будто он спросил самую глупую вещь в мире. Сначала он горел мыслью найти отца, но потом он понял, что тот скорее всего давно умер и сын ему нахуй не усрался, он и матери не усрался, что уж говорить про отца. Мать не была в его жизни тем человеком, которому он будет хоть за что-то благодарен, кроме своего рождения. Да и в этом были сомнения. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы сделать ребёнка, но они нужны, чтобы его воспитать. Британия пошла другим путём и просто всех своих детей, имена которых она даже не знала, (её до сих пор корчило, когда кто-то из них называл её «мамой») отдала на воспитание нянькам и гувернёрам, а сама шаталась по балам, расширяя свою колониальную империю, но не за счёт дальних плаваний, а за счёт того, кто вином угостит. От мыслей о матери стало мерзко на душе. Так было всегда, Штаты только в далёком детстве тянулся к маме в надежде получить ответную ласку, а получал только крики в духе «Марта, какого чёрта ты за ним не следишь?!», а потом прибегала нянька и утаскивала его подальше от матери. Он уже давно с этим смирился и всегда надеялся, что не будет на неё похож, и что у него будет семья, и у его сына будет отец, но вспоминая все свои беспорядочные связи, США понимал, что недалеко ушёл от матери, от этого становилось мерзко от самого себя. От грустных мыслей его отвлёк вибрирующий пол, вибрировал он с частотой человеческого шага, только одна страна заставляла этот старый пол трястись. — Союз — Штаты поднял глаза. Он увидел огромную широкоплечую фигуру. Америка встал с насиженного места, массивная фигура остановилась. Повисла тишина. Большая фигура развела в разные стороны руки и побежала в сторону США, любой другой бы испугался, но Штаты ответно развёл руки в стороны и через секунду оказался в объятьях СССР. — Привет — здоровается Америка — Здорово — отвечают ему куда-то в макушку. Союз отстраняется, теперь его можно разглядеть получше, кудрявые растрепавшиеся волосы, сильно заметные скулы, аристократичный нос и обычно отдающие металлом серые глаза, но сегодня они искрятся радостью. — Как тебе погода? — спрашивает США — я лично не в восторге. — Ну, а чё ты хотел? — СССР приподнимает плечи и разводит руки — Плюс двадцать два и снег, хер тебе — Союз показывает ему дулю — Надо побыстрее разобраться со всей этой хуйнёй, а то кто за нас всё пиво выпьет? — Это точно — Штаты хмыкает — Ты вроде говорил, что приведёшь помощника — А, точно — Союз оборачивается в сторону из которой пришёл — Россия — зовёт он кого-то. Из тени выплывает силуэт. США замирает не в силах вздохнуть. К нему плавно движется девушка невероятной красоты, она как-будто сошла с картин Микеланджело и Леонардо да Винчи. Ноги, что говорится, от ушей, аккуратные и стройные. Тонкую гибкую талию туго обхватывает ремень, пышную грудь аккуратно обволакивает ткань платья, юбка не может скрыть широкие бёдра, платье застёгнуто до самых верхних пуговиц, но аккуратная шейка всё равно видна. Но фигура это половина красоты этой девушки. Худое лицо, очень похожее на лицо Союза, такой же нос, как и у него и эти серые глаза. Но волосы прямые, две длинные косы, заканчивающиеся где-то в районе щиколоток, аккуратно покачиваются в такт её походке и от этого она выглядит настолько плавно, как лебедь. Девушка подходит ближе и Штаты чувствует, как начинает колотиться его сердце, какой-то непонятный жар нахлынул с такой силой, что в огромном помещении коридора, становится нечем дышать. Он замечает, что девушка смотрит на него заинтересованным, но смущённым взглядом, США видит румянец на её щеках. — Вот, знакомься, это наш помощник — СССР с гордостью представляет гостью — Это моя дочь — Россия. «Я сяду» — пробегает в голове Америки.***
В архиве пыльно, пыльно настолько, что даже держать, казалось бы, не столь старые документы, неприятно. Они покрыты серой коркой, которая остаётся на пальцах, делая их более морщинистыми, чем они есть. Дышать абсолютно нечем, в помещении пахнет сыростью, некоторые указы покрыты коричневыми пятнами, а некоторые разваливаются, стоит их взять в руки. «Надо было надеть перчатки» — думает США и глубоко вздыхает, рассматривая свои руки. Но кроме пыли и очень плохой вентиляции есть проблемы и похуже, а конкретно Россия. Их переглядки сводят его с ума. Она стоит, рассматривает опись лежащую на столе и как-то кокетливо, как кажется США, покусывает кончик карандаша. Но когда они сталкиваются между рядов документов, у Штатов начинает кружиться голова и вряд-ли это из-за недостатка воздуха. Девушка просто одним своим видом не даёт ему сосредоточиться, и он даже не может понять в чём конкретно дело, то ли в стройных ногах, то ли в очаровательном лице с румянцем, то ли в двух косах, которые цепляют взгляд. Америка иногда посматривает на Союза и надеется, что тот не замечает странного поведения друга и его дочери, но Советам как-то по барабану, тот сидит на каком-то ящике и очень придирчиво рассматривает бумагу с большой надписью «указъ». США достаёт очередную стопку бумажек и готовится нести её к столу, для того, чтобы внести в опись и отправить их в утиль, но прямо перед его носом, из-за поворота возникает Россия, он врезается в неё, роняет бумажки и падает сам, девушка стоит с растерянным видом, не понимая, что нужно делать. Он поднимает голову и отчётливо видит её нижнее бельё и бёдра, до неё не сразу доходит, почему он замер в таком странном положении, а когда доходит она одёргивает юбку, прижимая её к телу и всё-таки протягивает ему руку. Он хватает её за запястье, он готов проклясть ебучую пыль, которая покрывает его ладонь, он не может почувствовать, какая нежная у неё на руках кожа. Он встаёт и тупо смотрит в её глаза, она тоже смотрит в его глаза, Штаты видит, как расширяются её зрачки. Америка приближается к её лицу и утыкается своим носом в её, он чувствует, как горят его щеки. У России блестят глаза. Всего одно движение и он поцелует её, она судя по всему и не против этого действия. Штаты слышит как бьётся его сердце, оно пульсирует где-то в ушах и одновременном с этим и в груди. Он уже тянется к её губам. — А чё вы притихли? — слышится из-за соседнего стеллажа. Штаты и Россия отпрыгивают друг от друга на метр. А потом быстро кидаются подбирать упавшие бумаги. Они собирают их в нелепые и неаккуратные стопки и тупо смотрят на СССР, который высунулся из-за полок. — Вы чё тут рубяты? — он их рассматривает. Сейчас США очень рад, что тут темно и не видно, что они стоят красные, как спелые помидоры. — Да.. мы бумажки собирали — говорит Америка. Как здорово, что он давно научился правдоподобно пиздеть. — Д-да — соглашается Россия и опускает голову. Союз либо идиот, либо сделал вид, что поверил. Он хмурится, говорит «ладно», пожимает плечами и исчезает за стеллажом. Штаты выдыхает. Россия смотрит на него всё теми же блестящими глазами, приподнимается на носочки и целует его в щёку. У США внутри переворачивается целый мир. Сердце стучит ещё быстрее и кажется, что он умрёт от инсульта. Она отстраняется и быстро уходит к столу с описями. Америка тяжело вздыхает, надеясь на то, что Россия больше не будет помогать Союзу.***
«Бога нет» — думает Штаты, когда через неделю СССР снова приводит Россию, но уже помогать она будет исключительно Союзу, и Америку это никак не коснётся. Он весь день не видит Россию, и ему от этого и хорошо, и плохо. С одной стороны он не чувствует себя, как сердечник при смерти, а с другой, он никогда такого не чувствовал. Никакой человек в его жизни не вызывал в нём таких чувств, как эта юная девушка. Он сидел в кабинете, старательно вчитываясь в текст на бумаге, но его сбивал стук клавиш печатной машинки. Стенографистка уже битый час вбивала ручные документы, чем отвлекала Штаты от работы, но выгнать он её не мог, она делала больше, чем он за всю жизнь. Поэтому США решил выйти покурить. Он не любил курить в кабинете, потому что потом все бумаги пахли табаком. Америка вышел из кабинета, спустился на первый этаж и вышел через задний ход. Они с Союзом ещё до войны оборудовали там курилку и любили посидеть и попиздеть за жизнь. Тут хорошо, спокойно. Штаты садится на лавочку, поджигает спичку и закуривает. Дым и входит, как родной, и выходит так же спокойно. Как хорошо быть политическим воплощением, ни тебе кашля от курения, ни проблем с печенью от алкоголя, не жизнь, а рай. Он смотрит на пасмурное небо, снег так и не выпал. Он слышит шаги. Поворачивает голову и, ёб твою мать, видит Россию. Она сегодня не в платье, и слава богу, а в брюках клёш и кофте с длинным рукавом. Не зима, а блятское лето, так что можно. — Привет — она здоровается и улыбается ему. Он выдыхает дым. — Привет — здоровается США. — Можно? — она указывает на пачку сигарет в его руках. — А папа по шее не надаёт? — усмехается Штаты, но всё же протягивает ей сигарету. — Он не о чём не узнает — она хватает сигарету губами прямо из его пальцев и её глаза снова блестят. США залипает — Закурить дашь? — он протягивает коробок спичек. Девушка поджигает сигарету и вполне спокойно курит, не кашляет. — Давно куришь? — спрашивает Америка. — Где-то года два — она выдыхает дым — А вы? — она смотрит на него заинтересованными глазами. — Я уже и не помню когда начал — Он усмехается и тоже выпускает дым. — Как твой отец на это реагирует? — Да никак, он в курсе и даже пиздюлей мне не выписал. — Ты ещё и матом ругаешься — констатирует факт США. — А что? Я теперь меньше вам нравлюсь? — она подсаживается ближе. — Да как ты можешь меньше нравится — До Штатов только сейчас доходит, что он только что сказал. Она улыбается. — Ты не подумай. Нравишься, как человек, а не как девушка. — Вы думаете я не видела, как вы рассматривали мои ноги, и не помню, как вы заинтересованно смотрели мне под юбку — Она затягивается. США нечего на это сказать. — Ну допустим ты мне нравишься — Ему в этом самому себе признаться трудно, а ей почему-то так легко. — Вы мне тоже нравитесь — Она выпускает сигарету изо рта и чмокает его в щёку. — И очень давно. Штаты замирает. В голове пульсирует мысль, настолько сладкая, что он не сдерживается. Он докуривает, и потушив бычок, кидает его в пепельницу. А затем целует её сначала мягко, а потом более настойчиво, она неумело отвечает. Штаты кладёт ей руку на бедро и несильно сжимает. Они целуются на лавочке, обзор на которую виден со всех восточных кабинетов. Одним из этих кабинетов является кабинет Союза. Вспомнив об этом, Америка нехотя отстраняется от неё, он слышит, как колотится сердце. — И как давно я тебе нравлюсь? — Она смотрит на него неверующими глазами и не понимает, как он может продолжать диалог после того, что произошло. — Я первый раз вас увидела на Ялтинской конференции. Вы мне очень понравились, вы очень красивый, Мистер Президент.. — она улыбается и чмокает его в губы. — В архиве ты была скромнее — ухмыляется он. — А кто сказал, что тот факт, что вы заглянули ко мне под юбку случайность? — Она ухмыляется. — Ах ты чертовка! — Какая-то девчонка довела его сверхдержаву до инфаркта миокарда, а сейчас улыбается, как будто ничего не было. — Но я же вам нравлюсь? — Даже очень — Он целует её.***
С того момента начались их странные и тайные отношения. Россия каждый день выпрашивалась у отца на работу с предложением помочь, а сама бежала к Штатам. Сидела у него на коленях, пока он работал. Она рассказывала ему о жизни в доме с пятнадцатью детьми, он рассказывал ей истории из своей молодости. Они вместе бегали курить, целовались в каком-нибудь тёмном углу коридора, а потом разбегались в разные стороны. Так прошло шесть месяцев. США трогал её уже более откровенно, задирал кофту и гладил небольшой животик, иногда позволял себе запустить руки под юбку, а Россия не была против, наоборот хотелось большего. Но они оба головой понимали, что в управлении это сделать не получится, нет, конечно, получится, но у Союза появятся вопросы, почему его дочь стала пропадать чаще. Его и так очень волновало, что его дочь так заинтересована помощью ему и в принципе нахождению в управлении, она конечно говорила, мол папа, я же будущая страна и должна во всём этом разбираться заранее, но отцовское сердце чуяло, что что-то здесь не так. И это "не так" находится где-то в управлении. СССР понимал, что это кто-то из его коллег по цеху и под подозрением были все. Если он найдёт причину,ьон порвёт её на части, чтобы никакая падаль не могла лезть к его дочке. Но Союз задумывается. Ну убьет одного, появится другой, Советы не сможет жить вечно и тем более не сможет вечно оберегать своих детей от мудаков, которых в этом мире пруд пруди. Но лучше они сами обожгутся об это, умнее будут. Да, неприятно, что дочка променяла время с отцом на какого-то пиздюка, но ничего не поделаешь. Может она скрывает свои отношения, потому что боится, что отец сделает что-то с её предметом воздыхания. Союз знал, что рано или поздно, у такой красивой девушки, как Россия, появится ухажёр и не один, и что кому-то она ответит взаимностью, но почему-то принять этот факт как-то тяжело. Что-то внутри не хочет отпускать ребёнка, а вдруг он человек плохой, а вдруг ему от неё только одно надо или он её в какую-то плохую компанию втянет. Так много вдруг, но Советы понимает, что скорее всего он просто себя накручивает. Ну не может Россия начать встречаться с каким-то мудаком, она выше этого. Надеется СССР. Штаты видит немое напряжение Союза, и он знает причину этого напряжения, а Советы нет. США понимает, что он и Россия легко спалятся, ведь, чтобы их вычислить не нужно иметь семь пядей во лбу, нужно просто проследить за Россией и понять закономерность мест в которые она ходит, это не сложно. Америка это понимает, он понимает, что СССР это тоже понимает, но видимо Союз не очень хочет лезть в жизнь своей дочери, а потому об их отношениях никто не знает, и яйца Штатам ещё не оторвали, а это хорошо. Они собираются в большом зале редко, обычно собрания проходит в малом, там как-то всем привычнее, уже за каждым воплощением закреплено место. Малый зал нравился всем намного больше большого, тем, что там не было проблем с вентиляцией и кондиционированием воздуха, в отличии от большого, там становилось нечем дышать уже через полчаса после того, как все расселись. Ну хотя строителей можно оправдать, большой зал строили во время первой мировой войны и видимо, чтобы всё успеть было решено кое-чем пожертвовать. Штаты садится рядом с Союзом, тот сегодня как всегда чернее тучи. — Чё ты ходишь такой угрюмый последнее время? — спрашивает Штаты — Да, там с Россией какие-то проблемы.. — США сглатывает. — Какие проблемы? — Станиславский бы закричал «верю», если бы увидел сейчас Америку. — Мне кажется, что у неё кто-то появился, уж больно она сюда рвётся и всё хочет что-то куда-то носить, а не сидеть со мной в кабинете. — США напрягается — Этот парень часом не ты? — Да ты что, Союз?! — он улыбается очень даже натурально — Я? Парень России? Да я для неё старый дед. — Ну да — СССР вздыхает — Ты прости, отцовская паранойя. — Да, всё хорошо, я всё понимаю. А что ты сделаешь с парнем России, когда узнаешь кто это. — Я? Да я его.. В зале приглушают свет. Прожектора направляют на сцену. В зале должна быть гробовая тишина. На сцену поднимается Великобритания, она стоит оперевшись на трость и оглядывает зал, а потом выходит в центр, где сходятся прожекторы и своим громким, чётким голосом говорит. — Дорогие друзья — Она улыбается этой своей наигранной королевской улыбкой. Штаты помнит, что раньше все так улыбались и считали, что это очень даже гостеприимный жест, хотя марионетки у кукловода улыбаются так же — Я отнюдь недавно вспомнила, что раньше ,в наши имперские времена, мы каждый год устраивали бал. Все страны собирались в одном зале и танцевали — Все страны, ага, конечно, все которые не были колониями и нравились тебе и Франции — Штаты вспоминает, что как-то раз его мать и Францию все выбесили, они были на балу вдвоём. В этот раз, видимо, будет так же. — Поэтому я подумала, что мы могли бы возродить эту традицию, — все страны начинают перешёптываться — Ну что скажете? — А где будет проходить этот бал? Нам же нужен огромный зал для этого — спрашивает кто-то из сзади сидящих. — Для этого я могу выделить Замок Балморал, там отличный бальный зал, — она снова улыбается этой наигранной улыбкой. — А почему не Букингемский дворец? — Спрашивает Штаты. Мать кидает в его сторону убийственный взгляд. Он знает, как её бесит, когда кто-то хочет попасть в главную резиденцию британской королевской семьи. И ещё он просто обожает смотреть, как она сдерживает гнев, пряча его за наигранной улыбкой. — Букингемский дворец сейчас на реставрации и ближайшее время не сможет принимать гостей, — вот пизда, выкрутилась, вот в кого она так правдоподобно врёт. — Ну, в принципе, почему нет? — подаёт голос Италия, вставая, она не отрываясь смотрит на Штаты. — Дамы в прекрасных платьях, галантные джентльмены. — Она улыбается и продолжает смотреть на США. Союз пихает его в бок. — А ты ей нравишься.. — полушёпотом говорит он. Америка не очень рад сложившимся обстоятельствам. Это, конечно, очень мило, что итальянская республика к нему неровно дышит, но он не хочет разбивать девичье наивное сердечко. Впервые в жизни, кстати говоря, он вообще столько лет слыл в обществе тем ещё казановой и не был тем, кто хоть иногда отвечает взаимностью на признания. Россия на него плохо влияет, своим «нужно быть добрее к окружающим, Саш». Она на русский манер кличет его Сашей, говоря, что ему подходит это имя и оно созвучно с настоящим. Недоговаривает правда, что с аббревиатурой от настоящего имени. Потому что, вряд-ли Соединённые Штаты Америки можно вместить в одного простого Сашу, но он прощает ей этот небольшой культурный расизм, как минимум это звучит не приторно-сладко, как какие-нибудь милые прозвища. Так что его всё устраивает. — Я вижу, — Отвечает ему Штаты и сжимает губы в трубочку. — Только влюблённых фанаток для счастья не хватает.. — Говорит он. — Да, ладно, тебе — Советы неопределённо смотрит на него — У такого красавчика, как ты, и должны быть фанатки. Видимо капиталисты нынче в моде. — Ты назвал меня красивым? — Удивлённо смотрит на него США. — Ты не думай, что я к тебе подкатываю, я просто констатирую факт. — У всех славян, видимо, какой-то немой стояк на него. — И в каком месте красивый? — Он продолжает сверлить Союза взглядом, пытаясь добиться того, чтобы друг стал одного цвета со своим флагом. Но СССР пожимает плечами и начинает рассказывать. — Ну ты высокий, плечистый, лицо у тебя такое смазливое, но приятное, волосы белые, девочкам такие нравятся, ещё бы глаза у тебя были голубые, а не зелёные вообще бы в толпах утопал. — Штаты проводит некую параллель между Советами и его дочкой. Их ответы от чего-то так похожи. — У меня все дочки от тебя без ума. — Все? «Я думал только одна», — проснеслось в голове у США. — Да, они наперебой спорят, кто за тебя замуж выйдет. — Интересно — К США в голову закрадывается нехорошая мысль. А что, если Россия начала с ним отношения из-за спора со своими сёстрами и просто хочет оказаться первой, кто выйдет за него замуж. Если смотреть с такой точки зрения, получается, что она просто использует его для каких-то своих глупых девчачьих интересов. Но всё это может быть и не так. Вдруг она правда его любит и мечтала начать с ним отношения. Вдруг она знала, что получит отказ, а в итоге стала самой первой его девушкой с которой он встречался больше недели. Почему-то так складывалось, что все остальные надоедали именно за это время, а Россия, от чего-то с каждым днём становилась всё более интересной личностью. Их отношения похожи на какой-то любовный роман, в котором успешный, и только имевший девушек парень, влюбляется в неуверенную серую мышку. Но Федерацию нельзя назвать серой мышкой, она бросается в глаза, даже когда приходит во всём сером. Да и неуверенной её назвать нельзя, всё-таки первый шаг сделала она, она оказалась смелее парня, который в политике уже как двести лети столько повидал. Она его восхищает своей решимостью всё больше. И он понимает, что влюбляется в неё с каждым днём всё больше. Все страны единогласно решают провести хотя бы один бал. Штаты сообщает об этом России, как только возвращается в кабинет. — Бал?! Я никогда не была на балу! — восторженно говорит она. — Как думаешь, мне пошло бы бальное платье? — кокетливо спрашивает она его. — Ты и в мешке из-под картошки выглядела бы лучше всех остальных в бальных платьях, — она смущается и улыбается ему. — Папа скорее всего не возьмёт меня на бал, — она садится на стол. — Платье очень дорогое, если запрошусь я, запросятся и мои сёстры, а там ещё и проблем больше. Больше платьев — больше денег. — Кстати о твоих сёстрах, — Как бы невзначай говорит США. — они правда все в меня влюблены? — Ну, можно и так сказать, но скорее ты им очень симпатичен внешне, потому что вряд-ли бы кто-то стал мириться с твоими депрессивными наклонностями. — А у вас там случайно не спор, кто быстрее за меня замуж выйдет? — Откуда у тебя такие мысли? — Россия смотрит на него, как на прокажённого. — Они, конечно, у меня с припиздью, но не настолько. И поверь мне, если бы я хотела, чтобы ты на мне женился, ты бы давно это сделал. — Это почему это? — Потому что у меня очень красивые ноги, — она перекидывает одну ногу через него и ставит её на подлокотник стула, и теперь сидит прямо напротив Штатов на столе. — Да и к тому же, я не заинтересована в замужестве, нам с тобой и без штампа в паспорте хорошо живётся. — она улыбается, наклоняется и целует его. — А ещё я тебя чертовски люблю и вряд-ли бы поступила с тобой настолько плохо. — Он ей улыбается и стягивает её со стола на свои колени, целует уже более глубоко. — Если ты хочешь на бал, я могу купить платья тебе и твоим сёстрам. — У меня появился папик? — она улыбается. — Я может ещё уломаю отца не обеднять твой бюджет, — она встаёт с его колен и уходит, потому что они вроде как не должны палиться перед Союзом. Да и перед всеми остальными странами тоже. Но всё скорее всего рано или поздно пойдёт по пизде.