Беспрекословный

      Дела у Франка были не очень. А если уж совсем честно, то просто отвратительны. Впрочем, у каждого действия есть свои последствия, и со стороны парня было очень опрометчивым всерьез думать о том, что все его злодеяния окажутся безнаказанными. Но ведь уйти от тяжелой руки справедливого закона было возможно! Сложно, но возможно. И каждый в глубине души наверняка думает, что несчастья его не коснутся, а он сам как-нибудь уж переживет неудачи, да так, что развязка окажется если уж не яркой и счастливой, как в каком-нибудь голливудском фильме, то хотя бы спокойно переживаемой.       Но нет, это только в кино про преступников у них все ловко получается, потому как у них хорошие мотивы или что-нибудь в этом роде. В случае Франка все получилось процентов на шестьдесят. Большая часть их схемы была выполнена, когда их сомнительную группировку накрыли. Операция – одна из тех, которую они проворачивали уже не раз и не два – с оглушительным треском провалилась, да так, что об этом говорил весь земной шар. Как раз по вине Франка, ведь он как раз отвечал за безопасность. И если бы кто-то спросил его, что он сделал такого жестокого, что оказался в столь плачевном положении, он бы точно отказался отвечать и обязательно отвернулся бы.       Земля уже давно отказалась от смертной казни – это ведь слишком не гуманно и жестоко, так нельзя обходиться с людьми. Однако самых отпетых негодяев постигала участь, которая, казалось, была хуже гибели, намного хуже. И об этом, несомненно, знал каждый, кто шел на какие-либо особо тяжкие преступления. Знал об этом и Франк. Знал, но надеялся, что, когда будут разбираться, то эта участь его обойдет, что он как-нибудь выкрутится, ведь он, в сущности-то, был будто бы и не при основных делах, так какой ж с него спрос? Всем его призрачным надеждам было суждено жестоко разбиться о реальность.       Никто не стал разбираться и пытаться помочь очередному прохвосту, дрожащему из страха за свою судьбу. Десять человек были приговорены к «исправительном работам на Астрее». На бумагах все звучало красиво, чуть ли не как дружеская помощь соседям при помощи провинившихся в особо тяжких, но на деле все было куда мрачнее. Их мгновенно клеймили отбросами и, по сути, просто «выбрасывали» с Земли, отгружая на корабль, как какие-нибудь отходы, и отправляя в другую звездную систему. Оттуда никто и никогда не возвращался, кроме тех, что отвозил туда весь так называемый сброд. Билет в один конец.       Но самым страшным было то, что делалось с заключенными после. Землю уже мало интересовало, какими «исправительными работами» будут заниматься неугодные – на то они, собственно, и неугодные, чтоб не интересоваться их судьбой и забыть об их существовании, делая вид, что «мир Земли» стал чуточку идеальнее. Всем было плевать, что они там будут делать и сколько часов за этим проводить.       Это было рабство. Самое настоящее, «неприемлемое» для жителей Земли, но вполне приемлемое для жителей Астреи. Какое лицемерие. Пока они там, на родной планете, ратовали за права каждой малой букашки, от таких, как Франк, просто в легкую избавлялись, делая вид, что всей этой грязи никогда и не существовало. Правительство наверняка обо всем знало и просто закрывало глаза на происходящее, ведь кому они, «злостные преступники», вообще нужны?       Прибывшие подвергались сортировке. Франку предстояло узнать, куда он отправится. Тяжелого рабского труда было не избежать, нужно было лишь узнать, какого рода. И понадеяться, что он не будет выглядеть в их глазах совсем слабым и бесполезным. Ведь в этом случае… – НЕТ!       Вопль очередного сопротивляющегося отчаянно бедолаги, которого уже оттаскивали в сторону рептилии, заставил Франка вздрогнуть. Съедение. Этого точно съедят. Внутри засосало под ложечкой: с ним ведь могло произойти ровно то же самое. И тогда отчаянно завопит уже он сам. Но сбежать не сможет, отсюда не сбегают. Более чем двухметровые крепкие ящерицы с легкостью бы изловили любого, кто осмелился бы на побег.       Франк стоял в очереди из таких же несчастных, потупив взгляд, и изредка продвигался вперед, стараясь не смотреть по сторонам и ни с кем не встречаться взглядом. На ногах и руках его были застегнуты тяжелые кандалы, мешающие ходьбе, избавиться от которых не представлялось возможным. Он и не пытался бежать – попытка бегства могла оказаться фатальной. Франк решил быть настолько покорным, насколько это было возможным, дабы сохранить себе жизнь. Он подчинится, без сомнений. Был ли в этом смысл, если в этой жизни уже не было бы места радостям? Он не знал. Но смерти он боялся до чертиков, настолько, что был согласен на любую жизнь, лишь бы только… жизнь.       Наконец настала его очередь. Он зашел в арочный проход и увидел длинный стол, за которым сидели рептилии. Змеиные головы, крепкие лапы с когтями, переливающаяся серым чешуя… прямо как земные ящерицы, только больше и, пожалуй, злее. И, несомненно, мозговитее. Рядом со столом стояли два человеческих раба, облаченных в поблескивающий наряд местных. Это были переводчики. Сами ящерицы-переростки с большим трудом говорили на «человеческом», ведь их ротовой аппарат не был способен производить многие необходимые звуки.       С парня сняли кандалы. Он стоял, поглаживая натертые железом запястья, перед столом с этими тварями, которые читали его досье и изучали характеристики. Вот теперь и решалась судьба Франка. Он, исподлобья глядя на них, ежился: знал, что шансов на жизнь намного больше у тех, кто покрепче и повыносливее, а вот он хорошим телосложением не отличался. Не дохляк, но ведь и не бодибилдер, не боец, не спортсмен. Чем ему было похвастаться и отличиться?       Они долго что-то себе шипяще бормотали, с сомнением качая большими уродливыми головами. Потом обратились на своем языке к одному из рабов, который на уже знакомом английском велел Франку раздеться. Тот покивал и беспрекословно выполнил просьбу. Ящерицы со всем вниманием вперились в него холодным взглядом. Снова о чем-то зашипели, после чего обратились к тому же рабу, который попросил парня пройтись взад и вперед, а затем встать в профиль. Франк все послушно выполнил. Чувствовал он себя не очень комфортно, будучи обнаженным перед такой толпой людей – и нелюдей –, но выбора у него не было, если уж он и впрямь хотел сохранить себе жизнь. Нужно было подчиниться, и он был к этому готов. Что угодно бы выполнил, лишь бы...       Рептилии переглянулись, еще о чем-то поразговаривали на своем родном языке. Они довольно долго о чем-то дискутировали, но Франк не имел ни малейшего понятия, о чем, так как местной речи он не понимал. По лицам человеческих прислужников нельзя было сказать ничего: им было глубоко все равно на судьбу очередного несчастного. Умрет или нет – их жизнь бы от этого не поменялась.       Наконец ему холодным тоном объявили, что он «годен». Рептилии в подтверждение важно покивали головами. Парень с облегчением выдохнул, чувствуя, как волна облегчения проходится по всему его напряженному доселе телу. «Неужели буду жить?». Губы сами собой начали невольно растягиваться в улыбке, но парень вовремя опустил голову, дабы никто не видел этой его радости. – Тебе сохранят жизнь, если будешь послушным, – добавил человеческий прислужник. – Я буду, – поспешно произнес Франк. – Это хорошо. Будешь участвовать в размножении.       Внутри все похолодело. Нет. Этого не могло быть. Только не размножение. Что угодно, но только не это, это ведь…       Он думал, что это все байки.