Беспрекословный

      Как водится у самых пронырливых человеческих существ, коим и являлся Франк, он умудрился добыть информацию о том, что с ними будет происходить, за какое-то время до отбытия с Земли. То, что он узнал, его совсем не обнадеживало, поэтому он пребывал в состоянии жуткого оцепенения, которое отпустило его только по прибытии на другую планету. Только тогда шестеренки в его голове вновь начали работать на благо своему хозяину, определяя главную задачу: выжить.       Справедливости ради, все оказалось не так плохо, как он думал. Он ожидал, что с ними будут обращаться, как с мусором, но местные, казалось, не были настроены негативно. Франк быстро понял, что им просто все равно. Люди для них были лишь ресурсом, ничем большим. Не было смысла ненавидеть людей, их не ненавидели. И, быть может, в каком-то роде это было и хорошо, ведь тут было не так уж и важно, какую гадость ты совершил.       Честно сказать, здесь вообще все из прошлого переставало иметь значение. Даже поговорить было толком не с кем, ведь эти твари общались на своем языке. Остальных друг к дружке не допускали.       С Франка сняли тяжеленные доисторические кандалы, которыми на Земле уже триста лет как не пользовались, и разместили в одиночной камере. Замечательный расклад, еще один повод для исполненного облегчения выдоха. Больше всего на свете Франк боялся того, что его посадят в одну камеру с бывшими коллегами, которые с большой радостью бы забили его ногами в ближайший угол. Ему явно не хотелось погибнуть от рук бывших товарищей, проделав такой долгий путь.       Условия были, конечно, не райские. Малюсенькая комната с неприятным белым светом со светло-серыми стенами, разделенная на две части. Первую часть он мог видеть из второй, потому как разделяла их стеклянная стена и дверь в виде арки, открывалась которая, видно, автоматически кем-то извне. Франку туда соваться и не хотелось, в общем-то, потому как там было пусто, ровным счетом ничего интересного.       В первой же части находилась странного вида круглая кровать и круглый стеклянный столик, тут же находилась дверь, которая вела в крохотную душевую, совмещенную с туалетом. Не сильно пахло хлоркой и еще чем-то не шибко приятным. Освещение приятно тусклое, как раз для послеобеденного сна. Места здесь почти не было, не развернуться, но жить было вполне себе можно. Он бы с радостью остался тут, если б ему только позволили. Вскоре бы ему, конечно, наскучил такой образ жизни, однако выбирать не приходилось.       Вскоре окошко в его камере открыли и в нем показался вполне себе обычный человек с беспристрастным лицом и потухшими глазами. Он был одет в ту же форму, что и здешние рептилии, это был очередной местный сотрудник. Франк исподлобья поглядел на него: он уже знал, что если вести себя хорошо, то можно «дослужиться» до такого образа жизни. Степень рабства на ступеньку повыше. Желанная ли судьба? О, конечно, она ведь обеспечивала безопасность. – Тебе приказано принять душ, снять одежду и перейти в первый отсек. – Что со мной будет? – негромко уточнил Франк.       Ему не ответили. Закрыли окошко и ушли. Что ж, разумеется, им не положено разговаривать с простыми заключенными. На что тут можно было надеяться, на каплю гуманности? В них наверняка никакой гуманности не осталось после всего того, что с ними здесь происходило и после жесткой промывки мозгов.       «Здесь каждый сам за себя».       Он принял душ, который ему хотелось принять уже давно: перелет на корабле занял две недели, за время которых ему удалось помыться лишь раз. Наличие подобной роскоши даже его несколько приободрило: не исключено, что все не так уж и страшно!       Франк выполнил все, что от него требовалось, оставив только лишь белье, решив, что если потребуется, то он его по первой же просьбе снимет. Этот приказ не мог не напрячь, однако ему отчего-то казалось, что ничего дурного с ним пока не сделается: в конце концов, его ж наверняка только осмотрят и, быть может, расскажут, что с ним будет. Видно, почуяв, что опасность миновала, внутри парня загорелся огонек надежды. Зря.       Он подошел к двери в виде арки, которая тут же открылась – металлическая пластина уехала наверх, освобождая проход. Франк несмело вошел внутрь, озираясь, как бездомный звереныш.       Маленькая комната с неприятным белым светом. Пахло озоном. Франк, прищурившись, огляделся – ничего. Совсем ничего. Пустая белая комната.       Внезапно дверь открылась, в комнату зашел человек. Он остановился, сложив за спиной руки, и окинул бездушным изучающим взглядом Франка. Тот невольно поежился. Они оба помолчали.       Прислужник вытащил пульт из кармана и нажал на какую-то кнопку. В центре комнаты прямо из пола начало что-то выдвигаться. Франк стоял и смотрел во все глаза, не смея задавать вопросов, в ожидании того, что будет.       Стол. Прямоугольный белый стол, абсолютно гладкий. – Ложись на живот. – Прям… сюда? – Да.       Он послушно лег, как попросили. – А что именно сейчас будет?       И, прежде чем он успел договорить эту фразу, на запястье его застегнули наручник. Франк приподнял голову и посмотрел вопросительно на прислужника. Тот уже переместился на другой край стола и защелкнул наручник на второй руке парня. Через мгновение чужая рука опустилась на черную голову и вынудила Франка положить ее на холодный стол. На шее с противным звуком защелкнулся обруч.       Вот теперь-то Франк испугался, по-настоящему испугался. Сердце его забилось быстрее, взгляд его нервно бегал туда-сюда, ладони начали потеть. Было бы легче, если бы ему объяснили, зачем его обездвижили. – Сейчас тебя подготовят, – ответил прислужник, и непонятно было, ответил он на предыдущий вопрос или просто констатировал факт, – не дергайся.       «К чему подготовят?».       Звук удаляющихся шагов оповестил парня о том, что его покидают. Дверь открылась. Однако один он, судя по всему, не остался, потому как в комнату зашли двое – Франк не мог этого видеть, потому как все происходило где-то за ним, но прекрасно все слышал. Краем глаза он заметил людей, вполне себе обычных, только вот одеты они были победнее. Очевидно, это были очередные рабы, которые выполняли всю рутинную работу. – А что вы будете делать? – спросил парень внезапно дрогнувшим голосом. Он краем глаза заметил, как двое остановились, однако ответа не последовало. Сердце в нем упало.       Один из них схватил парня за резинку белья и оттянул. Когда раздался хрустящий треск разрезаемой ножницами ткани, у Франка все похолодело внутри. Он лежал, тяжело дыша, и даже не смел более пытаться заговорить. Было страшно и некомфортно. Стол, на котором он распластался, словно лягушка, был жутко холодный, наручники неприятно натирали кожу. И это ощущение липкой тревожности, прокрадывающейся в его бедное сжавшееся тело.       Вдруг его обнаженной спины коснулись чужие руки. Франк поежился и напрягся, однако ничего страшного не произошло. В кожу его начали методично круговыми движениями втирать какую-то кремовую субстанцию. И, возможно, это было бы даже приятным, если б не ситуация, в которой это делалось. Он пытался повернуть голову и поглядеть, что происходит сзади, где раздавались воистину странные звуки: шаги, стуки и щелчки, но у него не получалось, выходило лишь коситься в сторону настолько, насколько возможно.       Его тело хорошенько растерли какими-то непонятным кремом или маслом, после которого кожу начало приятно печь – теперь он даже не чувствовал такого холода из-за того, что он лежал обнаженным. Он вновь принял попытку мысленно себя успокоить.       Вдруг на его голову легла чья-то рука, больно сжав и натянув пряди черных волос. Уже знакомый голос продекларировал: – Ты будешь инкубатором.       Франк замер. – Инкубатором? – сипло переспросил он, но адекватного ответа не получил. – Будешь слушаться и делать то, что тебе скажут, и будешь жить, если окажешься хоть на что-то годен.       Сердце забилось с бешеной скоростью. «НЕ ХОЧУ», – пронеслось панически у него в голове. Он знал, для чего его оставили в живых, но когда понял, что ему предстоит прямо сейчас делать, то внезапно захотел сбежать. Страх, жуткий страх, просто невыносимый.       Он начал ерзать и дергаться в машинальной попытке высвободиться, однако волосы сжали крепче, второй рукой сжали до боли подбородок, да так, что Франк заскулил. Два раба отошли в сторону покорно в ожидании того, как прислужник разберется с несчастной жертвой. – Будешь рыпаться – пустят на корм. Заткнись и лежи смирно.       По щекам потекли слезы. Франк, собственно, ничего сделать и не мог – руки его были скованны, голова зафиксирована в таком положении, что ему даже просто поднять ее не представлялось возможным. Он вряд ли мог сделать хоть что-то, чтобы воспрепятствовать происходящему, ведь непокорность была прямой дорогой на смерть.       Волосы отпустили, подбородок тоже. Прислужник кивнул – два раба вновь вернулись к трепещущему от страха молодому телу. В рот грубо запихали какую-то таблетку и приказали глотать. Затем же Франк услышал характерный звук открывания какого-то тюбика.       Пальцы, облаченные в перчатки, скользнули меж ягодиц, отчего парень звучно шмыгнул носом и опустил взгляд. Ноги его крепко прижали к столу, хотя более он и не пытался дергаться. Палец, обильно смазанный какой-то прохладной до неприятного субстанцией, скользнул в тугое колечко мышц, заставив Франка вздрогнуть. Нужно было расслабиться, но он никак не мог, а от этого было еще неприятнее. Парень поджал губы, крепко зажмурился и твердо решил, что будет терпеть, что бы с ним ни случилось.       Впрочем, когда внутрь запихали сразу два пальца, он сначала протестующе замычал, а потом произнес негромко самым жалким и дрожащим голосом: – Пожалуйста, можно… аккуратнее...       На его просьбу никак не отреагировали. Раб методично растягивал его в том темпе, который был нужен, игнорируя любые просьбы и недовольства Франка. Тому оставалось лишь терпеть эту невыносимо унизительную пытку.       «А что... будет дальше?»       Он боялся даже думать об этом.       Три пальца сразу было уже не просто неприятно, а действительно больно выносить. Парень взвизгнул, а затем и вовсе отчаянно взвыл. Входило тяжело, а потому раб, сделав три попытки ввести внутрь пальцы, все-таки «смилостивился» – если это можно было назвать милостью – и добавил щедрую порцию этого неясного геля, который послужил неплохой смазкой.       Франк не мог расслабиться. Его неспешно растягивали тремя пальцами, которые уже много легче проваливались внутрь, но это все еще приносило ему дискомфорт. И унижение, боги, как это было унизительно. Он лежал, как игрушка, с которой можно делать все, что душе угодно, и даже не пытался воспротивиться. Про его задавленную гордость уже и речи не шло.       Это длилось минут двадцать, но Франку казалось, что целую вечность. В конце его уже так безбожно выдалбливали пальцами, что у него хватало сил только на то, чтобы всхлипывать, крепко жмуриться и пытаться в голос не зареветь. Терпеть, терпеть и не дергаться, чтобы выжить. Единственной задачей было выжить, ведь когда-нибудь этот кошмар кончится и станет легче.       Наконец его оставили в покое. Почувствовав, что анальное отверстие больше ничем не занято, он судорожно вздохнул и открыл глаза. Перед собой он видел только белую стену.       Внутрь безо всякого предупреждения вставили что-то холодное. Франк сделал глубокий вдох, попытавшись повернуться, но вновь потерпел в этом рефлекторном действии неудачу. Внезапно он почувствовал, что его внутренности начинают чем-то заполняться. Чем-то жидким и студенистым. Его кишечник накачивали какой-то жижей. Что это было и для чего? Он не мог знать. По крайней мере это было не больно, просто непривычно и противно.       В конце концов, его вновь оставили в покое. На накачанном жидкостью животике теперь было тяжело лежать.       Странно, но теперь ему стало будто слегка сонно. Он услышал, как наручники на его руках расстегивают и, открыв глаза, увидел, что его руки и впрямь теперь были свободными. Полуошейник его тоже расстегнули, однако он и не попытался встать, покорно лежа на столе в ожидании того, что с ним будет. – Тебе приказано отдохнуть пару часов. Твоему организму нужно стабилизироваться.       Франк был не против. Он закрыл глаза и почти тут же начал проваливаться в сон. Последнее, о чем он успел подумать, так это о том, что это наверняка действие проглоченной им треклятой таблетки.