Беспрекословный

      Он был послушным. И к чему это привело?       Идеален, лучше, чем любой инкубатор. Он прекрасно знал о том, насколько ценен, и умело этим пользовался. Беспрекословно выполнял все, что от него требовали, и делал даже больше. И взамен просил, казалось бы, совсем маленькие вещи. Сначала другие развлечения, желая побольше земных книжек, потом и другую одежду, кровать поудобнее, другой свет, комнату пошире, уходовые средства. Каким-то образом он ухитрился добыть себе такие условия, о которых прочие могли только мечтать, но какой ценой?       Франк был облачен в свободные мягкие одежды, не сковывающие движений, и мирно дремал себе в кресле под жужжание кварцевой лампы, выпустив из рук журнал. Через какое-то время он открыл глаза и, сонно оглядевшись, зевнул и потянулся с наслаждением. Впрочем, вставать он не планировал, напротив – поудобнее устроившись в кресле, он огладил себя по круглому животику. Нужно любить то, что ты делаешь. Нужно любить то, что внутри тебя. И он любил.       Когда-то он даже попросил зеркало себе в комнату. Такая блажь, зачем ему вообще понадобилось зеркало, если раньше он себя и видеть не хотел? Думал, что выглядит отвратительно, неестественно, ведь происходящее было неправильным для человека. Неправильным для… него самого?       Зеркало принесли. Но теперь он с большим удовольствием смотрелся в него. Нужно было хорошо выглядеть, нужно было ухаживать за собой и своим телом. Нужно было следить за своей формой и за потомством. Он упивался тем, как он выглядел, своими отросшими кудрями, своими затуманенными глазами и животом, в котором хранилось не иначе как сокровище, ведь он охранял его от всего и вся так ревностно, будто бы и впрямь был родителем. Будто бы то, что находилось внутри, создал он сам. Он чувствовал внутри себя жизнь, другую, но будто не чужую ему.       «У меня великая цель. Если я не помогу, то кто им поможет? Жалкие людишки просто не достойны выращивать чужих детей, они так слабы и ничтожны, что годятся только на корм, ведь не способны выносить то, что с легкостью вынашиваю я. Я был словно создан для этого. Это всегда было моей святой миссией, о которой я и не подозревал». – Господин.       Вошедший прислужник остановился, склонив голову. Парень обернулся и отстраненно посмотрел на него. Задумался и негромко вздохнул. – Нет, не сегодня, – отрицательно мотнул головой Франк, – роды завтра. Еще не время.       В ответ кивнули, после чего из комнаты удалились. Франк проводил прислужника безразличным взглядом, устраивая руку на животе. Ах, раньше он мечтал о подобном статусе, но теперь такая судьба казалась ему почти унизительной. Менять свое положение на роль раболепного прислужника, чтобы только и делать, как носиться вокруг кучки идиотов, не знающих еще, какой великой чести их удостоили? Большая часть из них все равно будет не пригодна, так какой с них в этом случае прок? Скучно, донельзя пресно. Менять чудо альтернативного размножения на какую-то глупую около человеческую суету, которой ему с лихвой хватало и на Земле?       Возможно, он из прошлого сказал бы себе нынешнему, что он окончательно свихнулся, что ему успешно промыли мозги пропагандой и бесконечным циклом его нынешней отвратительной роли. Оплодотворение, беременность, роды, отдых для восстановления. Для любого рядового землянина это выглядело как самый страшный кошмар, но не для Франка. Уже не для него. Он чувствовал себя прекрасно. Он был уверен, что он на своем месте, когда его десять раз на дню трахали без перерыва, наполняя его снова и снова до самого предела, так, что он еле дышал и даже говорить толком не мог. Он был уверен, что все идет хорошо, только если в нем были чужие яйца, которые он хранил и берег от всякого вредного воздействия, как ему было наказано. Быть может, он и вправду свихнулся, но в этом безумии и заключалось теперь его счастье, жуткое и болезненное.       Франк не просто влек жалкое существование в попытке выбить, выгрызть, выкрасть себе билетик в лучшую жизнь. Он и жил лучшей жизнью! И не был готов ее менять ни на что. Его эгоизм набухал и созрел в точке, в которой он сделался уверенным в том, что он – высшее существо, которому впору поклоняться за то, что он делал. И не сказать, что рептилий это не устраивало. Пока парень готов был беспрекословно подставляться, трахаться без перерыва и затем по нескольку часов рожать почти дозревшие яйца, ему было позволено многое. Он был лучше остальных, несомненно, ведь приплод, который он вынашивал, оказывался самым живучим и самым жизнеспособным. Из десяти яиц всегда выживали целых трое или четверо, что было для местных просто немыслимой удачей! За это можно было простить парню его маленькое безумство. Или не такое уж и маленькое.       «Они живут только благодаря мне. Я тот, кто их порождает. Я их Бог».