Арена

      Взбешённая до предела, влетаю в раздевалку и машинально хватаю протянутый платок. Прижимаю его к носу, из которого хлещет кровь, и сворачиваю к шкафчикам. Запрокидываю голову, ввожу код, открываю дверцу, резкими движениями выкидывая на скамейку позади сменную одежду. Хотя с бо́льшим удовольствием свернула бы шею той мрази, чтоб ходила кривая и жизнь мёдом не казалась.       А в одно мгновение останавливаюсь. Просто застываю, глядя перед собой. Опускаю голову и медленно убираю платок от носа. Разглядываю его и параллельно понимаю, что кровь остановилась. Но дела до этого уже нет.       Прикрываю глаза на секунду. Сразу открываю. Думаю о том, какой я дебил. Просто сдохнуть не встать.       Наконец оборачиваюсь влево. К субъекту, протянувшему носовой платок помощи.       — Доброй ночи, мадемуазель Рид, — с абсолютно непроницаемым лицом говорит, будто нет ничего необычного в том, что даже не заметила его.       Пялюсь на него, раздражённо сжимая челюсти. Во-первых, неописуемая злоба после сегодняшнего боя ещё клокочет в груди и никак не успокаивается. А во-вторых, непонятно, какого хрена явился сей нежданный месье и почему смотрит так внимательно. И в-третьих, бесит, что он тут настолько не вовремя — тогда, когда хочется рвать и метать и на адекватный разговор ресурса мало катастрофически.       Окидываю его взглядом. Одет с иголочки: дорогой костюм, начищенные ботинки, длинное чёрное пальто, уложенные волосы. Бледность, будто недавно в морг поступил, потом ожил и пошёл прогуляться. Длинными пальцами сжимает левое запястье. Пристальный взгляд, внимательный.       Спокуха, Лу. Не надо бросаться на каждого встречного.       — Чего надо? — грубо бросаю.       Ок, не получается. Не судьба. Не сегодня.       Даже бровью не ведёт. Только продолжает невозмутимо смотреть. А у меня закрадываются подозрения, что откуда-то его знаю. Кажется каким-то знакомым.       — Меня зовут Иво Мартен, — вновь разносится по раздевалке его голос.       И тут в голове щёлкает. Иво Мартен. Кей рассказывал про него. Он вообще о многом говорил, после того как ушёл со службы в Корпусе Содействия. Хотя причину ухода так и не объяснил. Наоборот, талантливо увиливал от ответа, стоило лишь задать вопрос. Но в какой-то момент спрашивать перестала. Решила, что сам расскажет, как захочет.       Но Иво Мартен — история отдельная. И в глазах Кея всякий раз загорается гневное пламя, когда тема даже краешком его касается. Однако в детали не вдаётся, а я не спрашиваю.       — Приор Инквизиции. Да, я знаю, — произношу, не смягчая тон.       По крайней мере, понятно, почему знакомым показался. Кей описывал его очень точно.       Упираюсь костяшками в дно шкафчика и вздёргиваю брови.       — Вопрос тот же. Чего надо? — повторяю. — Что Приору делать на незаконных боях?       Бои без правил в Термитнике — детище Кея. После конфликта в Корпусе, из-за которого ушёл оттуда и о котором до сих пор не рассказал, он взял да перебрался сюда из Центра. Будто назло КС. А следом создал бои. Говорил, сделал это для всех потерянных и обозлённых и тех, кому некуда идти выпустить пар. Потом всё разрослось до клуба, который назвал «Арена». Расширился, сделал бар, бои спрятал. Но за порядком следил и следит жёстко и сам. Поэтому, если не считать драк до крови, здесь прилично, чисто и спокойно. Хоть и не совсем законно. И сколько бы Церковь и Инквизиция ни пытались нас прикрыть — Кей не позволяет.       Мартен делает несколько шагов вперёд, не сводя с меня взгляд, останавливается у крайнего шкафчика и упирается в дверцу плечом. Слегка склоняет голову вбок, глядя ещё более внимательно.       Вообще-то, с Приором разговаривать бы попроще. Глава Инквизиции, все дела. Слышал бы кто, каким тоном с ним говорю, — точно уже б висела. Да только терять что? А смерти или наказания не боюсь. Нашли чем пугать.       — Наблюдаю за вами, мадемуазель Рид, — наконец произносит. — Хочу предложить работу.       Едва могу сдержать смех и давлюсь воздухом. Покашливая, стучу кулаком по груди, потом отворачиваюсь и иду к раковине. Включаю горячую воду и умываю лицо, наблюдая за тем, как ярко с белым цветом контрастирует кровь. Параллельно прокручиваю сказанное Мартеном и очень стараюсь не смеяться.       Он же не всерьёз?       Перекрываю воду, обтираю лицо полотенцем. Возвращаюсь к шкафчику, не в силах сдержать насмешливую ухмылку. Даже издевательскую. Лезу в карман кожанки и вытаскиваю оттуда пачку сигарет — новую, только утром купила, ещё не бралась — и зажигалку. Зажимаю губами, прикуриваю, глубоко затягиваюсь, выпускаю дым. И в этот момент снова давлюсь — не смеяться не получается.       — Не знала, что в Инквизиции юморить умеют, — продолжаю ухмыляться.       Не шевелится.       — Я не шучу, — спокойно отвечает. — Как и сказал, наблюдаю за вами. За вашими боями. За тем, как ведёте каждый из них.       — Ага, — с прежним смехом фыркаю, снова затягиваясь, и сажусь на скамейку, — жульничаю.       Дёргает уголком губ.       — Неправда. Вы шахматист. Каждый бой — новая партия. Вы наблюдаете за противником, позволяете бить себя, чтобы дать ощущение превосходства, а потом бьёте сами, когда обнаруживаете слабое место. И побеждаете.       Замираю с сигаретой у губ и смотрю уже без ухмылки. Прожигаю взглядом, представляя, как затаскиваю его куда-то за угол и избиваю до полусмерти. Просто ненавижу, когда кто-то следит за мной вот так. Высматривает. Изучает.       Только два человека в этом грёбаном городе знают меня настолько хорошо. Кей и Йонас. Всё.       — Вы не жульничаете, мадемуазель Рид, — продолжает. — Вы ни разу не применяли пси. По крайней мере, в тех боях, где это запрещено.       Сигарета всё-таки места назначения достигает, и впускаю дым в лёгкие. Вся весёлость слетает окончательно, и до мозга наконец доходит, кто передо мной стоит. Ведь вряд ли можно стать главой Инквизиции только за красивые глазки. Надо быть вот таким. Надо видеть.       Только как заставить задницу не искать приключения?       — Какую работу, месье Приор? — спрашиваю, выдыхая дым.       — Для всех — сотрудник Корпуса. Пока стажёр, — отзывается. — Для меня — глаза и уши. Мне нужен свой человек повсюду. Я никому не могу доверять больше. Нужен тот, кто отнесётся ко всем и всему непредвзято. Потому что кто-то замышляет против меня.       Не смеюсь, но иронично вскидываю правую бровь.       — До вас это дошло после бомбы в офисе? — с лёгкой издёвкой спрашиваю.       Новость не обглодал в Нью-Пари только ленивый. И не особо это удивительно — взрыв, кажется, сотряс весь город. По ТВ говорили, преступники подложили бомбу прямо в кабинет Мартена, а взрыв снёс пол-этажа и оставил несколько погибших. Развалины разбирают до сих пор. Хотя с происшествия много времени и не прошло. Неделя? Две? Без понятия. Но мусолят тему до сих пор.       Помню, как обсуждали это с Кеем. Он сказал, что либо охрана дерьмово сработала, либо в самой охране как раз таки затесались предатели. Потом подумал и сказал, что охрана всё равно дерьмо. Мартен мог после взрыва остаться на стене шедевром безумного художника, который рисует красками исключительно из натуральных материалов.       Глубоко затягиваюсь в последний раз, с интересом глядя на него. Жду хоть какую-то реакцию на замечание, но он раздражающе невозмутим. И взгляд, направленный на меня, всё ещё спокойный. Так, играя в гляделки, встаю, выкидывая сигарету в мусорку.       Стресс после боя и напряжение из-за Мартена не отпускают, поэтому возвращаюсь к шкафчику и тут же тянусь за новой. Пару мгновений спустя снова курю.       — Зачем мне это? — без каких-либо эмоций задаю вопрос. Потом поворачиваюсь к Мартену, левую руку убирая в карман штанов, а второй упираясь в дно шкафчика. Затягиваюсь и выпускаю дым через нос, слегка морщась. — Серьёзно. Какой мне резон помогать? Мне и тут нормально.       — Не просто помогать, — возражает, отлипает от дверцы и выпрямляется. Во взгляде появляются сталь и холод, которые прежде не показывал. — За вознаграждение, разумеется.       Медленно тяну вверх уголок губ, и былая издевательская весёлость возвращается. В карман прячу и вторую руку, делая неторопливые шаги к Мартену. Перекатывая сигарету в зубах, останавливаюсь вплотную и смотрю в глаза.       И очень, очень стараюсь не прописать ему с размаху в челюсть. Инстинкт самосохранения захудалый всё-таки есть.       — Я ещё помню, сколько раз ваша шайка инквизиторская пыталась прикрыть «Арену». Поэтому знаете что? — произношу низким голосом, втягиваю дым и выдыхаю прямо ему в лицо. — Берите свою работу и идите на хер, месье Мартен.       Ну, или нет. Надо будет прощальное письмо Кею написать.       Жду хоть проблеск какой-нибудь злости. Жду, что скажет, мол, вы пожалеете об этом, мадемуазель Рид. Жду, что пригрозит, что спалит к хренам нашу «Арену», если не соглашусь. Жду очень много чего — порода инквизиторов знакома мне даже слишком хорошо.       А Мартен удивляет. Слегка приподнимает уголки губ — и не заметишь, если не приглядываться. Прячет ладони в карманах пальто. Несколько секунд, которые словно растягиваются, смотрит в глаза, неторопливо и как-то лениво скользя взглядом с одного на другой. А потом — потом просто уходит. Шагает назад, разворачивается на пятках, неторопливо разрывает зрительный контакт и исчезает из раздевалки.       От неожиданности и шока застреваю на месте и едва сигарету не перекусываю. И никак не могу перестать пялиться на место, где только что стоял Мартен.

***

      Выхожу из «Арены» и опять курю. Справиться со стрессом никак не получается. Переварить визит Мартена — тоже. И не только визит, но и то, как просто ушёл. Даже не отреагировал на то, что сказала. В отличие от своих коллег, угрожающих мне и Кею жестокой расправой, стоило мне открывать рот и называть адрес, который им обязательно надо посетить. А он и бровью не повёл.       Не сомневаюсь, конечно, что за свою службу много дерьма повидал и оно нормально так могло закалить характер и стрессоустойчивость. Да вот только другим инквизиторам это не особо помогало. Выбешивались они мгновенно, когда в очередной раз не получалось прикрыть «Арену» и я посылала на все четыре стороны, предлагая поискать талисманы на удачу — авось помогут.       Хотя больше всегда ненавидят Кея. Когда сделал клуб, то инсценировал закрытие боёв, чтобы никто не прикапывался. И теперь ни Инквизиция, ни полиция не могут ни найти, ни доказать, что бои до сих пор существуют и активны. Кучу раз притаскивались с облавами, громили бар, искали потайные ходы, как-то и посетителей избили, но уходили ни с чем. Знали, что «Арена» не только бар, но не могли доказать. Незнающие твердили, что не в курсе ни про какие бои и что «Арена» — просто классный новый бар с «горячим владельцем», цитируя некоторых, а знающие… а знающие прекрасно прикидывались идиотами и умело скрывали синяки.       Поэтому относительно спокойно поживаем напротив «Утконоса».       Конечно, и крысы бывали. Но Кей быстро прочухивал, и предатель не успевал добраться до Инквизиции или полиции. Хотя сдавать то, что скрывается за баром, мало кто решается: «горячего владельца» либо обожают, либо боятся. Ведь крыс больше никто не видел. И даже я не знаю, что он с ними сделал. Либо убил, либо… либо возможности его псиэмпатии неизвестны вообще. Кто знает, что он там может.       Меня резко ведёт в сторону, поэтому прислоняюсь к стене. Переносицу начинает ломить, и зажимаю её большим и безымянным пальцами, пока указательный со средним заняты сигаретой.       Хорошо же вдарила эта мразина. Точно реванш возьму завтра. Совсем берега не видит.       Хотя больше мысли занимает грёбаный Мартен, конечно. Он же знает, где бои. Зараза, он знает! А значит, может нас прикрыть. Значит, может дать команду своим шавкам — и нам конец.       Дерьмо. Дерьмо.       — Лу?       Дёргаюсь и резко оборачиваюсь, большими глазами глядя на Кея. Сигарета чуть не выскальзывает из пальцев. А в голове только и пульсирует мысль: «Он знает. Он знает».       Откуда узнал, где бои? Где нашёл вход? Как нашёл? Кто ему сказал? Насколько давно приходит?       Обычно держу себя в руках, но сейчас к горлу подступает дикая истерика.       — Лу, у тебя кровь, — снова слышу голос Кея, но его самого даже не вижу. Чем-то мягким проводит под моим носом, кладя ладонь на щёку, а у меня перед глазами чёрные точки пляшут. — Да что с тобой такое? Слышишь меня вообще?       Малость встряхивает меня, потом обхватывает лицо. И наконец получается моргнуть и посмотреть на него. Увидеть его. Спустя ещё время оцепенение спадает, и сбрасываю его руки, отхожу назад, возвращаю сигарету в рот, глубоко затягиваюсь.       — Боишься, — спокойно говорит. — Из-за Приора?       — Откуда знаешь? — спрашиваю, параллельно выдыхая дым.       Слегка улыбается.       — Это мой клуб, Лу. Я всё знаю. Тем более его видел. Давно приходит.       Сначала не догоняю. Но через секунду кроет такая волна злости, что округляю глаза и взглядом впиваюсь в Кея. Застываю каменной статуей и не могу продолжить курить даже. Мечусь между тем, чтобы впечатать кулак ему в лицо, и тем, чтобы без мордобоя спокойно спросить: «Какого, твою мать, хрена?!»       В итоге сквозь зубы цежу:       — Объяснишь?       Убирает руки в карманы куртки.       — Он не сдаст, — говорит, хоть это и не то чтобы ответ на вопрос. — Есть кое-что на него. Двинется не так — знает, что медлить не стану. Потопит «Арену» — самому конец. Так что приходит. Я позволяю. Знаю, что не сделает ничего. Да и, кажется, ему нравится.       Зажимаю сигарету губами и усмехаюсь. Чувствую, что желание вмазать вроде как утихло.       — Зашибись весело ты из Корпуса ушёл, — проговариваю и выдыхаю дым носом. — Суету навёл, на Приора компромат утащил.       Тянет вверх уголок губ в однобокой улыбке.       Отворачиваюсь, докуриваю и кидаю сигарету на землю. Придавливаю носком ботинка, отлипаю от стены и прячу руки в карманы кожанки.       — Ты Женевьев только не убей завтра, — говорит вдруг, заставляя повернуться к нему обратно. Всё ещё улыбается, встречаясь со мной взглядами, а я чувствую, как опять охватывает бешенство. — Серьёзно, Лу. Знаешь правила. Отправить в бессознанку — можно. Убивать — нет.       — Да уж не держи за идиотку, — отзываюсь, едва не закатывая глаза. — И ещё я вижу, как ты улыбаешься. — Подхожу ближе, становлюсь вплотную, так что лица оказываются в паре сантиметров друг от друга. Низким голосом неторопливо проговариваю: — Но дрянь эту я размажу завтра по рингу.       — Не сомневаюсь. — Недолго молчит. Затем спрашивает: — Чего он хотел?       Вздыхаю.       — В Корпус звал работать. Послала.       — Так и думал.       Повторяю его однобокую улыбку, подаюсь вперёд, целую в щёку и на несколько шагов отступаю. Поправляю свисающую с плеча сумку, в которой лежат вещи, разворачиваюсь и иду прочь. Далеко, однако, уйти не получается.       — Лу? Даже не спросишь?       Останавливаюсь и поворачиваюсь назад. Вопросительно вскидываю брови.       — Насчёт Мартена.       Пожимаю плечами.       — Уже наспрашивалась. Молчал же. Сам потом расскажешь, когда захочешь. До завтра, Кей.       Секунду тормозит, потом кивает. Тогда слабо улыбаюсь на прощание и наконец ухожу. Вставляю наушники в уши, врубая музыку на всю катушку.       А мысли снова занимает Мартен.