привычка

вообще-то кира гелю спасла. она стала ее ебучим принцем; стала той, кто вытащил ангелину из башни, той, кто победил дракона и показал ей весь мир. стала той, кто положил мир к ее ногам. кира подарила геле жизнь и заново научила дышать. ну и что, что дышать пришлось не воздухом, а кирой? какая разница, если с каждым вдохом боль в душе становилась тише? геля по-другому не умеет, ее не научили. ни тети, ни бабушка, ни даже мама. а у нее их вообще-то было две. они бросили гелю, как слепого котенка, оставили на улице, как ненужную вещь. давай, гелечка, ты уже взрослая девочка, справишься сама. а гелечке едва только исполнилось восемнадцать. гелечка наделала очень много ошибок. она выскочила замуж и родила ребенка. такого же ненужного, как и она сама. гелечка не хотела, чтобы ее снова бросили. она делала все возможное, чтобы быть рядом с сашей, чтобы угодить ему, чтобы быть хоть немного нужной. поэтому она терпела измены, терпела побои, на все глаза закрывала — геля была удобной. она открывала рот лишь в двух случаях — чтобы позвать сашу за стол, или чтобы глубже заглотить его член. геле пришлось многому научиться. саша был гандоном, но он не скрывал этого. это был гелин выбор. а потом появилась кира. она показала, что можно по-другому. можно не стараться для того, чтобы тебя любили. кира не смотрела на нее сердито, когда они ели вместе, и не говорила: «сколько можно жрать, тебе под жопу скоро второй стул ставить нужно будет». кира только качала головой и говорила: «гель, ты, как птичка совсем, поклевала. поешь еще, пожалуйста». кира спрашивала, как у нее дела. кира поддерживала. она делала комплименты и смотрела с обожанием. кира была идеальной. она была такой простой, совсем не как саша — у нее не было понтов и денег, но она была такой искренней, такой настоящей и человечной. когда кира повела ангелину знакомиться со своими друзьями, она бережно взяла ее за руку и, смеясь, шепнула на ухо: «не волнуйся, кошка, ты их всех покоришь. повлюбляются в тебя все, а мне потом отгонять». и повела она ее в гараж. не в какое-то пафосное заведение, куда ее иногда выводил саша, чтобы покрасоваться, а в обычный гараж, посередине которого стояла машина. жигули какого-то баклажанового цвета. ребята там пили не дорогущее вино, а обычное пиво, купленное в ближайшем ларьке. ангелина была в восторге. именно тогда она поняла, что счастье не в деньгах. потом кира забрала ее из дома. она набила саше рожу и сказала, что если он будет и дальше доебываться до гели, то они пойдут к ментам. фотографий с разукрашенным лицом у ангелины оказалось ой как много. они даже пытались забрать дениса — гелиного сына. но достаточно было сказать саше в суде сказать, что геля ушла от него к девушке, и ни о каком сыне уже и речи не шло. ангелина очень много плакала, она рыдала каждый день, и кира все это время была рядом. кира обнимала и говорила, что все будет хорошо. гладила по голове и обещала, что они будут забирать дениса на выходные. хотя забирать им по сути было и некуда. они жили в обшарпанной однушке, в которой тараканов не было по известной только богу причине. но геле на это было все равно. с милым рай и в шалаше, а с кирой рай был бы и в картонной коробке. ангелина чувствовала себя самой счастливой. она наконец-то жила. она любила и ее любили в ответ. а потом в их компании появилась виолетта. она понравилась всем с первых же минут. геля и сама была от нее без ума — они пили с горла домашний косяк и танцевали под инстасамку. с вилкой было весело и комфортно — она знала множество разных историй, смешно пародировала всех вокруг и просто была классной. однажды она принесла в гараж траву. это полезно, ее даже врачи иногда выписывают, чтобы нервы подлечить. у ангелины загорелись глаза. она никогда ничего крепче сигарет не пробовала, ей было интересно узнать, каково это. кира поддержала. так они и начали сгорать. оказалось, что вилка торчит давно. что в арсенале ее не только безобидная травка. следующими были таблетки, потом порошки. таблетки ангелине понравились особенно сильно. они были такими красивыми — разноцветные витаминки с прикольными рисунками. кому-то жить помогал витамин д, а геле — лсд. кире же больше нравились порошки. после них она была очень бодрой, могла много работать и делать тысячу дел. ангелине же эта бодрость была не нужна. после своих конфет она была расслабленной и мягкой, она чувствовала такую нежность, такое тепло ко всем вокруг, и не знала, что может быть лучше этого чувства. а потом все прекратилось. в один вечер виолетта принесла не обычный порошок — это был героин. сама она не кололась, он был для паши, но паша предложил всем. у них был один шприц и полная уверенность в том, что никто ничем не болеет. в тот день геле было страшно. она знала, что героин — это конечная, что с него не слезают. она видела, как за этим наблюдает кира, и понимала, что ей очень хочется. слава богу, что она боялась уколов. ангелина много плакала, она повисла у киры на плече и молила, чтобы они ушли домой. это был первый и последний раз, когда паша попробовал героин. после этого он перестал употреблять. он перестал существовать. паша передознулся, а заметили это слишком поздно, все были заняты своими делами. в тот день у ангелины произошла первая паническая атака. кира устроилась работать в бар, перестала общаться со старой компанией, но не перестала торчать. она оставила в своей жизни лишь двух людей из прошлого — ангелину и шуму — подружку свою. кристину геля побаивалась. когда они все вместе веселились в гараже, крис часто ловила белку. она создавала конфликты из ничего — цеплялась к каждому, пыталась вывести на конфликт и дать по лицу. кристина была той еще белочницей. она часто приводила в гараж девушек — ни одна из них не задерживалась дольше, чем на вечер. все называли ее бабницей и смеялись, а геля думала о том, как это мерзко. даже когда у крис появилась девушка — таня, очень милая тату-мастерица — она продолжала водить в гараж своих новых зай. ангелине рядом с ней было некомфортно. она чувствовала на себе плотоядный взгляд, такой оценивающий и явно представляющий, как крис трахает ее прям на том диване, стоявшем у стены. кристина геле не нравилась совсем, но с кирой они почему-то подружились. вместе они, честно, были даже милыми. смешно шутили и вытворяли всякую забавную ерунду. они ценили друг друга. геля видела, что их дружба держится не на пустом месте. с уходом из бывшей компании поменялось многое. поменялась сама кира. она стала холодной и отстраненной. уходила веселиться с новыми друзьями, оставляя ангелину одну. геля чувствовала себя брошенным щенком, из раза в раз ждущим своего хозяина. геля так же ждала, так же ластилась, пыталась добиться ласки, которой раньше в их отношениях было хоть отбавляй. а еще геле было очень плохо. ее ломало, она не могла ничем заниматься, только спать, рыдать и рвать на себе волосы. кира то называла ее конченной наркоманкой и уходила, снова оставляя одну, то садила к себе на колени и сцеловывала с щек слезы, говоря, что она переживает. ангелина это понимала. кира стала такой, чтобы защитить ее, огородить от внешнего мира, в котором было очень много опасностей. там было небезопасно. кира ведь спасла ее раз, она хочет сделать это и сейчас. только самого простого, самого очевидного геля не понимала. кира вытащила ее из одной башни и посадила в другую. — малыш, ты скоро приедешь? — кира не любила, когда ее доставали, поэтому часто не отвечала на телефонные звонки, но сейчас у нее, кажется, было хорошее настроение. — соскучилась, кошка? — в трубке послышался смех, — я не одна буду, с шумой, — ангелина уже хотела было перебить, и кира, будто почувствовав это, быстро продолжила, — нарядишься для нас? у меня для тебя подарок. — э, бля! — кажется, это был голос кристины, — вообще-то это у меня подарок для пчелки нашей. — кис, можешь джин открыть, только много не пей, дождись нас. и намути закуски какой-нибудь. ключи твои, если что, у меня в сумке, которая в шкафу валяется, лежат. у киры точно было хорошее настроение, и ангелина этому нарадоваться не могла. она первым делом побежала в магазин, купила всего к столу и начала собираться. хотелось быть очень красивой. чтобы кира снова похвалила, снова сказала, какие красивые у гели глаза, какие красивые губы. она давно ей этого не говорила, но ничего, геля ведь понимает, что у киры работа тяжелая, что она устает и до кровати еле доползает, что уж тут о комплиментах говорить. ничего страшного. геля все понимает. она бросает взгляд в зеркало и думает, что кире вообще-то не за что ее хвалить. у нее полные бедра, кожа недостаточно загоревшая, покусанные губы и куча синяков, потому что она неуклюжая и постоянно врезается в стены. геля думает, что она неказистая, что она страшная, и что нужно с собой что-нибудь сделать, иначе кира ее бросит. геля не понимает, что такой худой она не была даже до родов, что через нее скоро можно будет смотреть, потому что прозрачная почти, бледная, как мертвец. и следы все эти не сама себе она оставляет. геля не понимает. она красит губы в красный, рисует стрелки и надевает короткую юбку с топом. думает еще немного и натягивает на себя чулки. ну вот, сейчас она красивая, сейчас она сексуальная, яркая и привлекающая внимание. сейчас она точно понравится кире. открывается входная дверь, и ангелина едва ли не несется в прихожку. кира смеется, видя блеск в ее глазах. — посмотри, какая, — кивает она кристине, — кошка, покружись. покажи крис, какая ты у меня красивая девочка. геля смеется радостно и кружится. угодила. кира ее хвалит. кира ее любит. — гельк, а давай, мы тебе волосы нарастим? — задумчиво говорит кира, подходя ближе, — и точно красавицей будешь, — она гладит гелю по голове и сжимает ее волосы на затылке. не сильно так, ласково почти. — и покрасить можно, — со знанием дела произносит кристина. — и покрасить. геля кивает. она ведь давно ничего с волосами не делала. почему бы не поэкспериментировать? на кухне кира сажает ее себе на колени. обнимает за талию, гладит по бедру, иногда ныряя пальцами за резинку чулок. ангелина снова чувствует себя самой счастливой. они пьют джин, оживленно разговаривают и смеются. точнее, геля слушает их разговор, но смеяться и наслаждаться компанией ей это не мешает. когда со стола падает вилка, кира просит гелю поднять ее. ангелина хмурится, думая, почему кристина не может сама ее поднять, но кира быстро добавляет: — захватишь заодно тоник с холодильника, ладно? а то бутылка закончилась. геля кивает, улыбаясь, и когда она наклоняется, чтобы поднять вилку, кристина вдруг говорит: — пиздец у тебя жопа ахуенная, гель, — она так завороженно это говорит, будто и правда ничего красивее гелиной задницы не видела. ангелина выпрямляется сразу, отшучивается, к холодильнику подходя, а крис, кажется, и не думывает заканчивать, — дашь в попу, гель? ангелина замирает. напрягается и не знает, что ответить, как себя повести вообще. она переводит взгляд на киру, а та, видя ее перепуганный вид, начинает смеяться. геля подхватывает. ха-ха. правда ведь смешная шутка. — а мне, гель, дашь в попу? — кира шепчет на самое ухо, обжигая мочку горячим дыханием. кристина наблюдает за ними, кажется не моргая, а кира продолжает, — ты не отвечай сразу, подумай, — она играется с мочкой кончиками языка, — а мы пока тебе подарок подарим. она кивает кристине, и та достает из кармана спортивок зипку. гелю в холод бросает. она эти колеса из тысячи узнает. такие яркие, такие манящие. становится страшно. сколько она уже не употребляет? месяц? может, не стоит и начинать? кира видит, что она мнется, поэтому перехватывает из рук подруги пакетик и достает оттуда одну таблетку. — красивая самая для моей девочки. не бойся, кошка. ты же любишь их, твои любимые конфетки. ты такая хорошая после них, такая податливая, готовая на все, — кира кладет цветное колесико в чужой рот и мажет по нижней губе большим пальцем, — умница. они продолжают сидеть на кухне, потягивая джин. кира все так же гладит ее по ноге, и геля чувствует себя пиздец как хорошо. лишние мысли наконец-то уходят из головы, а тело расслабляется, обмякает, как после хорошего оргазма. рядом кира, и от нее ахуеть как приятно пахнет. геля тычется носом ей в шею, но почувствовав чужой взгляд, отстраняется. кристина снова смотрит не мигая. ангелина улыбается ей, подмигивает и снова утыкается в родную шею. кирина рука тем временем лезет выше. касается горячей плоти сквозь белье и давит на клитор. ангелина в ее руках крупно вздрагивает и стонет, прячась в изгибе плеча и шеи. — ну, малышка, не сдерживайся. мы с крис хотим тебя слышать, — она отодвигает в сторону гелины трусы и резко проникает в нее двумя пальцами, — блять, кошка, ты такая шлюха, уже мокрая и готовая. готовая ведь? постараешься для нас с кристиной? — она прикусывает ушко, разводя пальцы на манер ножниц. — сука, — хрипит где-то рядом кристина, — даже вилка такой горячей не была, когда мы ее нагибали. чужие слова проходят мимо гели, она все свое внимание пытается на пальцах сосредоточить. сжимается на них, пытается сама насадиться, но кира не дает — крепко за бедра держит. — нет, кис, ответь сначала, постараешься для нас с кристиной? — да. — все для нас сделаешь? — да, да, да, кира, пожалуйста, — хочется плакать. хочется больше, хочется насадиться на пальцы чужие, хочется, чтобы кира клитора коснулась. — и в попу дашь? — да, кира, да, ну пожалуйста, блять, — гелина голова у киры на плече лежит. глаза закрыты, а рот, наоборот, приоткрыт. пухлые губы такие манящие, кира себя сдержать не может — наклоняется ближе, целует, большим пальцем клитор своей девочки стимулируя. они перемещаются в спальню, укладывая гелю на кровать. раздевают ее в четыре руки, а та совсем теряется от ощущений. не понимает, кто вгрызается ей в шею, а кто выцеловывает ее грудь. она выгибается, стонет и не знает, куда ей деться — в чьи руки податься. тогда ее переворачивают и ставят на четвереньки, отвешивая звонкий шлепок по заднице. это кира. она кусает ее за ягодицу и тянется вперед, к ее уху. — поработай для крис язычком, не подведи меня, — она отстраняется и давит геле на спину, заставляя грудью лечь на кровать. крис перед ее лицом раздвигает ноги, и геля замирает. она волнуется. она ведь никогда никому, кроме киры, не лизала. вдруг сделает что-то не так и кристине не понравится? еще и киру расстроит. но наркотик внутри не дает долго сомневаться, еще и крис тянет руку вперед и нежно касается гелиной щеки. — не волнуйся, красотка. и геля перестает волноваться. она касается клитора языком, лижет короткими, но частыми мазками. кристина над ней тяжело дышит, хватает ее за волосы и сильнее прижимает к себе. геля все понимает, она слизывает смазку с половых губ и вводит внутрь язык, растягивает узкие и жаркие стенки. это необычно. кира ощущается по-другому, у киры как будто другой вкус, и все это сносит крышу. ангелина стонет бесстыдно, когда крис с силой сжимает ее волосы. кира, любуясь ими, думает о том, как они хороши. она оставляет еще один удар на чужой ягодице и тянется к коробке, стоящей под кроватью. достает оттуда все, что нужно, и геля слышит, звук открывающегося колпачка. кира выдавливает себе на пальцы смазку и не дожидаясь, пока она согреется в ее руках, касается ангелины. давит на дырку, медленно один палец вводя. ангелина вздрагивает, хочет отползти, но ей этого сделать не дают — кристина все так же держит за волосы, а кира фиксирует ее бедро второй рукой. у гели внутри — пиздец. ее там никто никогда не касался, даже муж бывший. ощущения странные, но боли нет совсем — то ли из-за лсд, то ли кира все бережно делает. геле хочется думать про второй вариант. кира добавляет второй палец, третий, и ангелине хочется плакать. она возбуждена до предела, тянется рукой вниз, чтобы коснуться клитора, и получает еще один удар по ягодицам. — не отвлекайся, — говорит кира, и геля начинает лизать с новой силой. она широко и мокро мажет языком по входу, лижет жадно, вылизывает буквально, ни одной капли пропустить не хочет. ищет одобрения чужого и обхватывает клитор губами, посасывает его, пока кристина над ней стонет. она и сама стонать начинает, когда чувствует, что кира наконец-то касается ее плоти. ведет ребром ладони по половым губам, касается клитора. слезы стекают по щекам, и ангелина ничего поделать с собой не может. она сжимается, когда чувствует, что к сфинктеру касается что-то холодное. — расслабься, — приказывает кира, надавливая на ее клитор. второй рукой она вводит в нее анальную пробку и оставляет поцелуи-укусы на пояснице. отстраняется и с гордостью смотрит на свою работу — красота. — ну-ка, бабоньки, давайте сменим позицию, — говорит, по-хозяйски гелю от крис отрывая, — ахуеть ты красивая у меня, — кира взгляд от чужого лица оторвать не может. поплывшие тушь с подводкой, размазанная помада, стеклянные от слез, возбуждения и наркоты глаза и мокрые и опухшие губы. геля выглядит, как ебаное произведение искусства, — на лицо ей сядешь, — бросает она крис и укладывает ангелину на спину. она сейчас как кукла тряпичная — бери и делай, что хочешь. такая мягкая, такая податливая. она пластилин в их руках. глина, из которой можно или что-то красивое сделать, такое прекрасное, трогающее душу, или комок грязи никому не нужный слепить. кристина устраивается у гели на лице, а кира припадает к гелиному телу наконец-то. у той на ребрах — синяки, и кира думает, что это самое красивое, что она когда-либо видела. она добавляет к этим синякам следы от засосов и зубов, метит свою девочку, чтобы никто без разрешения к ней и прикоснуться не смог, чтобы все видели чья она. кира уже давно трахает других, но от этого ее права на гелю не исчезают. геля была хорошенькой когда-то, когда-то давно, еще в той жизни, где они обе не были знакомы с наркотой. сейчас ее чаще хочется обозвать ебучей мусоркой, хочется выгнать из дома и никогда больше не видеть. но в такие редкие моменты в геле, кажется, просыпается что-то прошлое. какая-то детская наивность, что ли. кира думает, что стоит чаще радовать ее волшебными таблетками. крис громко стонет и укладывается на спину, рядом с ними. кире похуй, геле — тем более. кира давит на плаг, вводя его глубже, и слыша чужой стон, проникает в ангелину пальцами. она ее с двух сторон заткнула, обе дырки, и как грустно, что она не может заставить ее отлизать ей прямо сейчас. кире хочется всю гелю себе забрать, каждым кусочком ее тела владеть. она знает, что в мыслях и так прочно засела, но ей этого мало, ей хочется больше. она гелю не любит, давно уже не любит. это какая-то нездоровая привязанность, привычка, от которой избавиться невозможно. что-то, что хлеще наркоты и алкашки вместе взятых. кира вводит пальцы особенно глубоко и стискивает пальцы на гелином соске, когда та кончает с ее именем на губах. в этот момент кира понимает, что она от этой привычки точно избавиться не сможет.