***
— Чони! Чонин поднимает заплаканные глаза на знакомый голос, а мужчина, почти с разбегу обнимает его, прижимая к себе. — Отец… — голос дрожит, а очередная волна истерики накрывает с головой. Он плакал все это время тихо, шмыгая носом так, чтобы никто не услышал, но сейчас в теплых руках отца, он, наконец, может выпустить все что накопилось. Омегу привезли в больницу вместе с Уёном и тремя альфами-хулиганами, директор без объяснений вызвал родителей, а сам куда-то ушел, оставляя Ли одного ждать у кабинета врача, где сейчас находился Ким. — Мне позвонил директор, боже, что случилось? Ты поранился? Хорошо, что твой папа сейчас на важном совещании, у него бы была истерика, где болит, скажи мне! Нини в ответ только качает головой. Он в порядке, в полном порядке, а вот Уен… его Уен так пострадал из-за него. Перед глазами до сих пор мелькают кадры драки в коридоре школы, брызги крови, разбитые кулаки и пугающий запах горящего дерева инжира. — Все хорошо, хватит плакать, будет болеть голова — Минхо быстро вытирает слезы с лица сына. — Скажи, что случилось? Кто тебя обидел? Погоди… — Отец принюхивается и ощущает на теле сына незнакомые запахи альф, сколько? Один очень явный, сладковато древесный, три других более резких, дикие. — Альфы, четверо? К тебе приставали? Боже, мой дорогой. Я им всем руки поотрываю, вот же невоспитанные дети! — Минхо быстро подрывается с больничной лавки, пытаясь найти тех, кто обидел его сына. — Нет! Отец! — Нини быстро хватает его за руку, останавливая. — Уён… он спас меня… — говорить было тяжелее обычного, в горле стоял колючий ком, голоса почти не было, а слезы лились градом. — Уён? Твой одноклассник? Малыш Нини в очередной раз отрицательно мотает головой. Минхо садится обратно рядом с сыном, берет за руку, успокаивающе гладит по голове. Сейчас нужно помочь ему успокоиться и самому не заводиться. — Хорошо, расскажи, что случилось. Это сделать было сложнее, чем казалось. Нини ведь никогда не рассказывал родителям, что каждый день происходило в школе, но сейчас ему пришлось, он не мог остановить себя. Начал рассказ с того, что бывало каждый день, продолжая тем, что произошло, когда Уён первый раз появился у школьных ворот, заканчивая сегодняшним днем. Конечно, он не стал говорить отцу, что его домогались и чуть не изнасиловали в школьном туалете, это было бы слишком. Минхо с каждым словом замирал от ужаса, слушая историю сына. Как он мог быть таким слепым? Да, его младший сын Чонин был очень замкнутым и стеснительным, но он даже не мог подумать, что в школе происходит такое. Он ведь видится с сыном каждый день и у него даже не могло возникнуть мысли, что у него такие большие проблемы. — Боже, почему ты не говорил раньше, прости, я совсем не замечал, что у тебя такие проблемы. Я со всем разберусь, они больше никогда тебя не тронут, ты слышишь? — С каждым всхлипом ребенка, сердце Минхо обливалось кровью. Он прижал сына в себе, успокаивая. Пытался отогнать от себя злость и подарить ему заботу вместе с мягким травяным запахом, который он всегда использовал, чтобы успокаивать детей. — Скажи мне только, как Уён оказался… — Хо не успел договорить, до ушей донесся громкий топот. Он обернулся на звук, кто-то бежал по коридору, снося медсестер на своем пути, а в воздухе начал витать такой, давно забытый, но до боли знакомый аромат белых голландских роз. Белых голландских роз? — Где мой сын? Что случилось? Какого черта, никто ничего не объясняет! Я должен его видеть! В коридоре прямо около кабинета показался высокий, стройный мужчина, в черном плаще, весь растрепанный, явно бежал сюда от регистратуры. Он тяжело дышал, везде распространяя свой обеспокоенный запах, бегал глазами из угла в угол и тут встретился взглядом с такими же обеспокоенными глазами Минхо. — Сон… Сонхва?***
Какое-то время Минхо не мог отвести взгляд. Пак Сонхва — его давний друг, с которым они были вместе с самого детского сада, разделяли общую мечту, но после того, как Хва стал носить фамилию Ким все изменилось. Они не виделись так давно, Хо уже и позабыл, какой он красивый омега, но благородный аромат голландских роз он не забудет никогда. Это точно был он. Сонхва растерялся от встречи с пристальным взглядом, но не смог отвести свой. Рассматривал мужчину с ног до головы, бегал взглядом по юноше в его руках и тут до него начали доноситься знакомые ароматы свежей травы с каплями утренней росы. По рукам побежали холодные мурашки. Слова встали в горле от такой неожиданной встречи. Этого не может быть. Нужно что-то сказать. — Спасибо, да. До свидания. — дверь с небольшим скрипом открылась, разрушая напряженную тишину, а за ней показался Уен весь в пластырях и с перебинтованной рукой. — Ёни! — Сонхва, отбрасывает все только что появившиеся тревожные мысли и бросается на сына, рассматривая его со всех сторон. Обхватил лицо руками, пытаясь понять насколько сильно он пострадал. — Что случилось? Как такое могло произойти? Ты же должен был быть в универе, почему мне звонит директор твоей старой школы и говорит, что ты попал в больницу, так еще и подрался с тремя альфами! Ты вообще, о чем думаешь? В могилу меня загонишь, господи! — Пап, ну чего ты, зачем приехал, я в порядке. — Уён только отмахивается от заботы родителя, ведь ничего серьезного правда не случилось. — В порядке? Что с рукой? Перелом? Боже, у тебя губа вся разбита! Ты же никогда не лез в драки, что в этот то раз? Только не говори, что за омегу дрался, я же учил тебя, что силой ничего не добиться, Уёни… ох боже, все отойди, я сам поговорю с врачом! — Зачем? У меня всего пару царапин, всего-то разодрал костяшки, все пальцы целы, завтра заживет. — Уен не врал, просто не говорил, что на костяшках живого места нет после драки с альфой. Папе об этом лучше не знать, он слишком эмоциональный. — Всего-то? Почему ты так халатно относишься к своему здоровью? Не стой у двери, я сам все узнаю у врача! — Чего ты начинаешь, ничего страшного не случилось. Зачем ты вообще приехал? — Зачем? — Сонхва начинает всего колотить от скопившегося беспокойства и возмущения. — А как я должен был поступить, когда мне сказали, что мой сын попал в больницу? Ты только посмотри на себя, живого места нет, весь в пластырях! — Отстань, я же говорю, что в порядке, я не ребенок! — Еще какой ребенок! Не думай, что уже взрослый, молодой человек! Ох, когда твой отец узнает о твоей выходке… — Папа еле держал себя в руках, чтобы не кричать на весь больничный коридор, но это было очень трудно. — Как ты вообще мог подраться со школьниками? О чем ты вообще думал? Они не совершеннолетние! Дома мы серьезно об этом поговорим и не думай, что так легко отделаешься! — Почему ты ругаешь меня и выставляешь виноватым, хотя ничего не знаешь? Они получили по заслугам! — Уён обычно не перечит папе, но вся эта ситуация начала выводить его из себя. Почему сейчас он не может принять его сторону и понять? Почему делает выводы ничего не зная? — Ах, по заслугам? Ты не судья, чтобы такое решать! Мне звонил твой куратор, ты в этом месяце пропустил столько пар, а теперь подрался! Что с тобой вообще происходит? Боже, избил трех несовершеннолетних альф… — Извините! Это все из-за меня! Уён ни в чем не виноват! Ким старший был так обеспокоен сыном, что даже не заметил, как около них появился невысокий омега. — Он… он защитил меня от альф, это из-за меня он подрался! Пожалуйста, не наказывайте его, если бы не он… я не знаю, чтобы они со мной сделали… — Голос Чонина дрожал, но он уверено смотрел в глаза взрослому, даже не обращая внимания на то, что из глаз снова полились слезы. — А ты… — Сонхва быстро оглядел его с ног до головы. Школьная форма старшей школы искусств. — Ли… Чонин… От этой фамилии по рукам Сонхва пробежались холодные мурашки. Значит, он не ошибся, и мужчина за ним… — Прошу прощения, что тоже влезаю в семейные разборки, но этот юноша, правда, защитил моего сына и я бы хотел выразить благодарность за такой благородный поступок. Минхо казался спокойным, но внутри у него был настоящий ураган из мыслей и переживаний, кто же знал, что они встретятся в такой ситуации. — Я Ли Минхо, отец Чонина. — Ли старший протягивает руку в качестве приветствия. Да, кто же знал, что они встретятся в такой ситуации, как незнакомцы. — Ким Сонхва.