Ставлю все на тебя, Хан Джисон

Сердце выбивало свой отдельный бит, расплываясь по всему телу. Воздуха было катастрофически мало, а горло нагло пересохло и желало словно выйти наружу. Но что ты можешь сделать, если лежишь клубочком в багажнике машины, а у тебя рак легких, и ты начинаешь чувствовать все органы слишком отчетливо и слишком болезненно для обычного «Ничего, пройдет». Джисона будто изнутри шкрябали острыми когтями кошки до крови, которая разливалось теплом и невыносимой болью по телу. Еще и чертов мешок на голове. На его краях были веревки, которыми слишком туго завязали в районе трахеи, словно специально хотели посмотреть на его жалкие попытки добраться до воздуха сквозь крошечные дырочки в темноту. Сначала он отключился от недостатка воздуха, но спустя некоторое время проснулся от неимоверного желание дышать. Такое обычное желание жить, но и его не могли исполнить, стуча с салона Джисону, чтобы тот не мешал тем слушать их «музыку». Кстати, о той музыке, она была ужасна и даже хуже. С ней может сравниться только немецкий рэп или шансон нашего времени, но не французский. Но как высказался себе под нос Хан: — Какая же это хуйня… Я сейчас умру от этого ужаса, а не от рака… Пиздец, никогда не думал, что умру от такой ебейшей музыки… Но терпеть долго не пришлось, ведь вскоре сквозь дырочки стал виден свет уличных фонарей. Они могли едва осветить улицы, так зачем тогда на них граждане скидываются каждый месяц? Интересно, ведь также делал Джисон, а потом его избивали в каком-то переулке недалеко от главной улицы за то, что он выглядит слишком по-гейски. А потом проходил по улице утром с замазанными кремами ссадинами и синяками под глазами и хотел плюнуть в лицо людям, которые собирали деньги на те фонари. Чьи-то большие руки впились в его бока, отчего тот ойкнул от боли и неожиданности, что его так просто забрали с машины. Ноги онемели и стали ватными, а колени постоянно подгибались, но те же руки взяли его под руки и повели в темноту, где с каждым шагом ставало все холоднее и холоднее. Там было морозно. Если час назад Хан сидел в саду с Минхо, не хотел уходить оттуда и остался бы еще очень долго ловить апрельский ветер щеками, то сейчас его с первых секунд пробрало до дрожи и низкая температура помещения, и сама атмосфера в ней. Почему-то казалось, что он в психбольнице или на заброшке, ведь такое устрашающее эхо могло доноситься только со старых мест, где раньше была жизнь. Может, они так намекают не надеяться пожить и месяца и убьют прямо там? Хотя, тогда не придется думать о том, что же делать со своими чувствами к Ли Минхо. Только этот парень с больным дыханием не мог остановить быстро бьющейся сердце и думал о человеке, к которому испытывает что-то кроме ненависти, в то время как его же самого ведут на верную смерть. Как пятиклассница себя ведет, даже смешно. Теперь Джисону уже не так страшно идти все глубже и глубже в холодную и даже морозную неизвестность. Его кинули на пол, и он с шипением упал на кафель, чувствуя всем телом пробирающие мурашки, которые доходили от самих пальцев ног и в ту же секунду могли очутиться на затылке. Было и правда слишком холодно. Обычно зимой люди часто дышат в руки, но Джисон лежал со сзади связанными руками и мешком на голове, без возможности элементарно вдохнуть обжигающе ледяного воздуха. Но почему он почувствовал холодную маленькую плитку? Джисон мог кожей руки прощупать очертания квадратика, как услышал то самое эхо со всего помещения. Оно было таким глухим и постоянно дублировались слова где-то у потолка и тут до него дошло, и он с ужасом прошептал: — Плитка в бассейне… Казалось бы, что тут такого? Но так спросят все, кроме Джисона. За Ли он ничего не знает, но сам раньше пытался ходить на прыжки в воду. Все годы детского сада отдал в этот спорт, но вместо медалей на груди и призвания товарищей получил только боязнь воды, глубины и высоты. Тройное комбо слабостей, которыми можно неплохо надавить на Джисона и добыть любую информацию. А что, если его утопят? Что если его подвесят над тем бассейном, от которого кровь стынет в жилах? Или вдруг его кинут туда, а вместе с ним и каких-то пираний? Почему он вообще боится того, чего даже не успел увидеть? Его словно услышали и посадили на деревянный твердый стул. Как только он сел, плотная веревка стала обвивать тело, соединяя с деревом так туго и сильно, что он почувствовал открывающиеся раны на правом плече и левой стопе. Теперь он мог шевелить одним мизинцем правой руки, остальные уже онемели, если не погибли еще в багажнике под тяжелыми шинами. Но все мысли ушли прочь, когда кто-то потянул за мешок вверх и оттуда словно выпала голова Джисона. Распатланная, измученная голова пока еще живого Джисона. Он тут же зажмурил глаза от яркого света большого освещения. Все-таки тех мелких дырочек между затянутыми нитками мешка было недостаточно для того, чтобы приготовится остаться слепым. Удивительно, но он оказался прав, это был бассейн, и он огромен. Похоже на тот самый главный в центре города, который показывали в рекламе. Его даже не успели открыть для посетителей, а уже хотят избить больного. Какие бессовестные маньяки. — Как тебе поездочка? – голос доходил из-за спины, пока его обладатель не стал прямо перед глазами Джисона. Они вмиг раскрылись еще шире прошлой секунды, ведь перед ним стоял тот самый парень за барной стойкой в заведении, где он впервые встретил Ли Минхо. Теперь вместо бордовой формы, на его плечах элегантно сидела темно-фиолетовая рубашка, заправленная в черные брюки. Они подчеркивали его длинные ноги, но это было не так важно, как то, что тот парень, что помог Джисону в его худший день жизни может оказаться причиной его же смерти. Иронично? Не то слово, что может описать шок Хана. Несправедливо? В точку. — Как ты… - он прищурил немного глаза, пытаясь найти в той ухмылке капельку стеснительности и доброты, что тогда была в его лице. Но ничего кроме злорадства так и не смог найти, как бы не пытался. Будто два абсолютно разных человека. — Удивлен? Уверен, что не то слово, - он залился смехом, который тут же стал отбиваться по стенам, словно был маленьким шариком для настольного тенниса между двух игроков. — Кто ты вообще такой? – он схватился рукой за грудь, где должно было быть сердце, словно Джисон только что не промахнулся и выстрелил в него. А у него оно вообще есть? — Как жестоко! – парень провел пальцем с уголка глаза по щеке, будто это слеза стекла по лицу, но вмиг убрал все эмоции и, отряхнувшись словно от лишних глаз, со всей серьезности подошел к Джисону ближе и, наклонившись слишком близко к лицу, прошептал: — Я Ким Сынмин и я тот, кто заставит тебя хоть что-то почувствовать. Джисон сначала не понял, про что тот говорит, но вдруг вспомнил про день, когда уже в конец пьяный после очередного неудачного дня лежал на деревянном столе и плакался Сынмину о том, как хочет от всего уйти. И еще было еще одно, что заставило Джисона убрать дерзкий взгляд и сменить его на ошарашенный и даже напуганный. — Я так хочу от всего уйти, понимаешь? … Никто не может просто послушать мои песни! Я же не прошу валятся у моих ног и скандалить мое имя на большой сцене! … Почему так тяжело просто послушать меня, а? – его щеки были красными, а в голосе чувствовалась грусть и разочарование, а слезы, которые были готовы выйти наружу в любую секунду, уже накапливались в уголках больших глаз. — Что в этот раз произошло, господин Хан? – в очередной раз, как это бывает хотя бы раз на месяц, тяжело вздыхает Сынмин и уже готовиться морально к своей без оплатной работе психолога. — Я так устал жить… Я так устал просто быть! Почему остальные веселятся, встречаются, общаются и живут, а я сижу тут, потому что больше некому рассказать? Почему, а? — Я не знаю, господин. Вы пробовали уже с кем-то знакомиться? — Я хочу просто что-то чувствовать… Я хочу полюбить! Хочу утонуть в любви! – он кричал такие сладкие речи, от которых хотелось только посмеятся в кулак и закрыть тут же его рот, чтобы не чувствовать себя причастным к такому концерту не целованного парня. Как так вышло, что Джисон, который буквально везде совал свой нос и им многие интересовались, смог никогда не целовать никого, кроме щеки своей мамы? Тоже думал и сам Джисон, когда обессиленный упал лицом на деревянный стол напротив Сынмина. — Ты свое еще получишь, Хан Джисон… Сам захотел – сам и будешь жалеть. Но этого Хан не услышал и напрасно, ведь тогда мог бы не влюбляться в Минхо и не идти прямо по дорожке плана того самого бармена, который выслушивал тысячи историй своих посетителей, но помочь решил именно этому парню. — Только не говори, что ты тогда все запомнил, сукин сын, все запомнил?! — Заметь, тебя я не оскорблял, а ты так сразу… Это ранит мое сердце… — Да мне насрать! Какого хрена ты вообще забрался в мою жизнь, гаденыш?! — Честно, мне просто было скучно, а ты был таким жалким, что я подумал: «А почему бы с тобой и не поиграть?». Это было так просто! Вот только я не ожидал, что ты реально умрешь. Я-то хотел тебя убить, а ты сам умрешь, самостоятельный. Значит, мне меньше мороки, - и он смеялся. В том смехе можно было найти весь спектр эмоций: от грусти до возбуждения, от счастья до ненависти и все это в одном смехе и одном взгляде на Джисона. — И что ты мне сделаешь? Хочешь замарать свои руки в моей крови? — Конечно же нет, ты здесь только в качестве приманки, - он широко улыбнулся, поправляя пушистые волосы назад, но пряди все равно падали на лоб, немного закрывая глаза. — Приманки? На кого? – и самоуверенная улыбка Хана куда-то исчезла, когда он понял, на кого он будет приманкой. — Ты так и не понял? На твоего господина и, можно сказать, парня Ли Минхо. Сердце остановилось и упало в пятки, разбиваясь на тысячи осколков. Почему стало так больно в один момент? Почему он почувствовал иголки в глазах, когда слезы стали заполнять его глаза и стремительно падать на кафель? Неужели, этот Ким Сынмин смог помочь Хану – почувствовать что-то. А может и влюбиться. Но он был жесток- он знал об интрижке между этими двумя и сейчас манипулировал их чувствами, чтобы просто повеселиться от каждодневной рутины. План прекрасный, но жестокий и даже садистский. Хотя, этот парень и правда любил издеваться над людьми и следить за их мучениями. — Нет, не зови его. Не надо, пожалуйста! Прошу тебя, не веди его сюда! – его взгляд стал таким потерянным, словно он был щеночком, который просил, чтобы того забрали. Но Джисон был другим. Он не знал, что сделают с ним, но не мог позволить притронуться к Минхо. Все равно, как сильно он будет мучаться от адской боли – лишь бы не чувствовать вину за то, что вместо него там будет Минхо. Что он к нему чувствует, что готов пожертвовать собой ради того, кого пару дней назад называл тупоголовым придурком? Этот Ли Минхо творит чудеса, раз смог пробудить в Джисоне сомнение и взволнованность где-то в сердце. Он боялся потерять этого наглого придурка. Им осталось жить всего ничего, но все же желание жить, казалось, в разы сильней и Хан стал умолять всех богов, которых только знал, помочь ему. Но его не услышали. Двери резко раскрылись и за ними вышел Минхо. Он стоял в другом конце бассейна, но уже там можно было почувствовать, насколько он зол. Он же не шутил, когда говорил себе, что убьет того, кто причинит боль его Джисону. Его и только его. А еще говорил, что не пересекать границы дозволенного, а сейчас бежит к тому, кому тогда это и сказал. В этом весь Минхо: сначала говорит уйти, а потом сам держит за руку и просит остаться. Он не поднимал глаз, а смотрел лишь за тем, как каблуки его туфель стукали о пол и кричали эхом о его появлении. Было и правда очень интересно следить за его походкой: он не торопился, словно его это не касается, но темп не убавлял ни на миллисекунду, ведь боялся опоздать. — Тебе своих игрушек мало, Сынмин? – он подошел к нему на расстоянии вытянутой руки, но и того было достаточно, чтобы получить сокрушительный удар взгляда Минхо, которым он его одарил, наконец поднимая глаза из-под о лба. — Наоборот, я забираю свою самую первую игрушку и отдаю тебе твою. Поэтому ты сюда и пришел, мой медвежонок. «Почему их взаимоотношения выглядят так, словно они пара, а я был просто любовником на стороне? Между ними что-то было? Или… Может что-то есть?» Но все мысли ушли прочь куда-то на второй план, когда Минхо подошел к нему ближе и со всей силы дал пощечину. Щека моментально стала красной и на ней красовался отпечаток руки разъярённого Ли. — Отпусти его немедленно, ублюдок, - он сказал это так тихо, что после всех криков это казалось не громче шепота. — Окей, но тогда тебе придется остаться вместо него. Ты на это согласен? «Не смей соглашаться, он тебя убьет!» — Да, - коротко и холодно ответил Минхо, оборачиваясь в полголовы назад, где краем глаза видел бунтующего Джисона. Его успели развязать еще тогда, когда Минхо зашел внутрь, но из-за своих эмоций этого не смог даже почувствовать. Он был слишком взволнован, увидев Ли в своем немного мятом от бега костюме и с такими неряшливыми волосами от недавней схватки в казино. Почему-то эти волнистые и подпрыгивающие от каждого шага пряди заставляли Джисона затаить дыхание, хотя он только смог снова дышать. Как же ему сейчас хотел притронуться к нему, хоть одним указательным пальцем о плечо прикоснуться, и он был бы седьмом и даже десятом небе от счастья. Но чьи-то руки схватили его под локти и стали уводить в сторону выхода. Он стал отдаляться от Минхо. Но почему это должно происходить, если он пообещал никогда его не бросать, ни при каких обстоятельствах, даже если угрозой будет его жизнь? Это было еще тогда, когда целый месяц прошел словно по щелчку – без лишних разговоров и лишних движений. Но один день Джисон не сможет еще долго забыть – день, когда он поклялся оставаться с Ли Минхо до конца своих дней. Тогда уже время подходило к обеду, и Хан уже ждал его с очередного прогона номера за дверью танцевального зала. Он так делал, когда чувствовал, что Ли необходимо побыть наедине с собой и музыкой. Он его прекрасно понимал, поэтому без лишних просьб стоял и терпеливо ждал открытия дверей. Но вместо этого Хан услышал глухой звук, словно что-то тяжелое упало и тихое шипение. Он тут же раскрыл двери, едва не вырывая их из петель. На полу лежал Минхо, свернувшись калачиком. Он сжимал пальцами до побеления пальцев кисть руки, пока сам тихо матерился от боли в спине. — Господин Ли, что случилось? Вы снова упали? Не стоит ли тогда изменить движение на более приземленное и не такое травмоопасное? – на что только получил пинок коленом в бок. — Не имеет значение, сколько раз я буду падать, если в последний момент сдамся и только упрощу все. Тогда не будет такого азарта и желания танцевать, как в тот момент, когда чувствуешь, что это твой один единственный шанс, - он зажмурил глаза от боли, переворачиваясь на левую сторону и, облокотившись на руку, встал и уже собирался уйти из комнаты, как вдруг сказал: — Джисон. Сам Хан тут же подорвался с места и, заложив руки за спину, стал внимательно слушать, что на этот раз ему нужно будет сделать. — Уходи. Но не это он собирался услышать. Обычно тот просил принести кофе на несколько градусов горячее, или тарелку именно с розовыми, а не белыми зефирками, или просто принести с сада только что распустившийся цветок. Он мог попросить и просто посидеть рядом на кухне, не говоря ни слова – просто, чтобы составить компанию поздно вечером за чашечкой нежного латте. Но просьбу уйти он никогда из его уст не слышал. Он где-то провинился? Тогда в чем именно? Минхо никогда не мог говорить о своих мыслях прямо и сейчас он снова ударяет, а потом только будет колоть. —Куда? — Домой. Забудь о нашей сделке, я тебе уже давно простил тот долг, поэтому долго не засиживайся и съезжай, - он развернулся и уходил, но в дверном проеме его ладонь схватил Джисон. Казалось бы, Хан с первого дня отсчитывал день «освобождения» и даже обвел его карандашиком, как очень важное и незабываемое событие. Если бы Джисону в первые дни предложили уйти и простили бы долг, то он бы прыгал от счастья по всему дому и на коленях благотворил великодушного Ли Минхо. Но что теперь? Он стоит перед Минхо и не может отпустить его руку. Он не может отпустить его. — Я никуда не уйду, - Минхо развернулся и посмотрел в глаза тому, от кого меньше всего ожидал услышать эти слова. Родная мать и тех не говорила, а какой-то парень с пухлыми розовыми щеками и большими глазами сказал без всяких других мыслей. Эти четыре слова не были подвохом или способом его унизить – это было простое проявление чувств, которое Минхо чуждо с самого детства. — Я же тебе сказал идти. Это то, чего ты хотел. Так почему не идешь? — Я не могу отпустить Вас в момент, когда Вам труднее всего. В точку. Джисон вроде всю свою осознанную жизнь писал песни, но ощущение, словно вместо этого стрелял из лука, ведь такого четкого попадания дано не каждому. Не каждый психолог смог бы так четко сказать то, от чего Минхо так отчаянно пытается убежать. А Джисон смог и без всяких расспросов. Просто почувствовал это в его глазах и оказался прав. — Иди, иначе другого такого шанса не будет. Ты этого хочешь? — Если этом будет означать, что Вам не будет так тяжело, то да, мое желание – оставаться с Вами так долго, как только позволит время. И оба подумала про себя: «Жаль, что времени слишком мало. Настолько мало, что боюсь не дожить до завтрашнего утра». Слово в слово, будто их мысли были теми знаками, которыми определяют родственную душу среди тысяч людей. — Джисон. У меня могут быть огромные проблемы, в которых ты можешь быть ненароком впутан. Не думаю, что отделаешься простым извинением, как бывает со мной. Ну так что, все еще хочешь держать меня за руку? – Минхо опустил голову вниз, показывая Джисону, как две руки не могут отпустить друг друга, поглаживая кожу тыльной стороны ладони большим пальцем. Будто так он хотел и сам умолять Джисона остаться. И Хан после секунды раздумий другой ладонью накрыл его руку и еще крепче сжал. — Да, я не уйду от Вас. До самого конца я буду с Вами, господин Ли. Клянусь своей жизнью, что буду Вас оберегать. Обещаю. «Обещаю» - слово, которое маленькие дети говорят друг другу перед тем, как идти в разные школы и подростки, когда только почувствовали трепет в сердцах после первого поцелуя. И, как всегда, это происходит, не по нашей воле, это слово никогда не доходит до конца, оставаясь маленьким пятнышком в нашей памяти, которое вскоре стирается навеки. Но в их особенном случае, слово сотрется вместе с ними, не оставив даже шанса сдержать то сказанное слово: — Клянусь. Перед Джисоном пронеслась картинка того дня, когда он впервые поклялся жизнью ради какого-то Ли Минхо. И сейчас он ведет себя как настоящий придурок. Почему? Потому что у него есть шанс жить спокойной и нормальной жизнью без таких неоднозначных чувств, но вместо этого он распихивает тех в сторону и, хватая Минхо за руку, бежит с ним вокруг всего бассейна ко второму выходу. Он, кажется, сошел с ума. Точно, и походу не только он. Минхо хватает его ладонь. Еще крепче и бежит впереди, но как только замечает подходящих охранников, убирает Джисона назад за свою спину. — Закрой глаза, ромашка, - и он слушается. Секунда и в воздухе пролетает тихий свист и всплеск воды. Еще секунда и еще один свист и еще большая волна прошлась по краям бассейна. Хан открыл глаза и увидел в несколько минут идеально чистой воде два не движущихся тела, с которых словно лились литры алой крови. Минхо в них выстрелил и убил, защищая собой Джисона. Все же, он тоже сошел с ума. И похоже больше, чем сам о себе думал. С другой стороны подошел еще один парень, но в этот раз пуль не осталось и, немного откинув от себя Джисона, Минхо набежал на парня и ударил его нос кулаком, который разгонял с 180 градусов. Тот стал держаться за окровавленный нос, но не упал, а наоборот стал более уверен в своих движениях. Он быстро присел и, словно чертов Человек Паук, провел ногой по полу, зацепляя стопы Минхо, и он не удержался на пол. Телохранитель стал бить Минхо ногой со всей силы в бока, пока вдруг не почувствовал, что его голова стала тяжелеть, пока не грохнулся в бассейн. Минхо перевел голову и увидел Джисона. Он смог вырубить парня, ударив по его шее пистолетом и это сработало, словно в экшн фильмах. Джисон подал руку Минхо и тот постарался быстро встать, хоть и с явным дискомфортом. Хан притянул его руку к себе так близко, что между их лицами оставались считанные сантиметры и горячее дыхание попадало на холодные щеки, словно обжигая. Они могли смотреть в глаза друг друга еще очень долго, если бы их не прервал появившейся из неоткуда Сынмин. — Голубки, рассоситесь и просто примите поражение, а? Я уже сам устал и дома меня ждет новая серия дорамы, давайте закругляться? — Только после твоей смерти, гнида, - процедил сквозь зубы Минхо и тут же пожалел о той форме слова, которой он назвал парня, в руке которого оказался нож. — Что ж, Ромео и Джульетта, кажется, что здесь ваша последняя глава, - он побежал на них и Минхо оттолкнул Хана вперед к высоким трамплинам. Самого Ли чудом не зацепили все те размахи рукой, и он бежал прямо за Джисоном, подгоняя того не останавливаться и лезть наверх. Как же Джисон сейчас жалел, что пропускал уроки физкультуры и писал вместо них музыку. Сейчас он бы смог гораздо быстрее взобраться наверх, но другого варианта не было: либо карабкаться, либо попасть прямо под острие ножа. Он полз так быстро, как только мог, а Минхо смог выиграть им немного форы, когда ударил локтем в изгиб руки Сынмина. Но этого было недостаточно, ведь он уже подбегал, а Джисон только добрался до трамплина на три метра в высоту. — Джисон, Джисон, быстрее, ты сможешь, я верю в тебя… - поговаривал Минхо настолько тихо, словно хотел утешить себя, а не парня перед собой. В ту же секунду, Сынмин настиг их и успел ранить ноги Минхо. Он порезал его голень слишком глубоко, но недостаточно, чтобы Минхо не смог потом ступней пнуть его в грудь. Сынмин едва не упал, но отпрыгнул назад на две ступеньки, что помогло хоть немного выиграть времени. Они взбирались так быстро, как только могли, пока Джисон не дошел до стойки в десять метров. Все это конец. Это было последнее место, куда они могли забраться. Только теперь Джисон огляделся и когда понял, где находится, сердце стало бешено стучать, а воздуха чертовски не хватало. Голова стала кружиться и все голоса смешались в один звук со звонким писком. Но вдруг почувствовал, как Минхо взял его за плечи, резко повернул на себя и сказал: — Джисон, послушай меня! Тебе нужно прыгать! Ты меня слышишь? Ты должен прыгнуть! Только так ты сможешь сдержать свое обещание, понял? Хан стоял и весь дрожал, словно маленький листочек в ветренную погоду. Ему потребовалось время осознать происходящее и что ему сказал Минхо. Но, когда он увидел, как Ли удерживает руку Сынмина, в которой был нож, как можно дальше от Джисона, он будто вернулся в себя и подошел к краю трамплина. Его сердце вроде бешено билось, правда? Забудьте все, ведь теперь оно просто выпрыгнуло и било в чьем-то другом теле, но точно не его. Он смотрел в бассейн и вспоминал ту боль, что испытывал тогда, но повернувшись назад он увидел защищающего Минхо и без задней мысли спрыгнул вниз. Плюх и потом только звуки борьбы не на жизнь, а на смерть. Минхо сдерживал его руку и наконец-то смог начать поворачивать лезвие в сторону Кима и подводить того к краю бассейна, но внезапная боль в голени заставила того наклониться. И в этот же момент, Сынмин хотел накинуться на него, но только в тот момент увидел, что стопа Минхо стоит прямо перед его ногами и, перецепившись о его туфли, он упал. Бум Минхо тут же подбежал к лестнице и увидел тело, истекающее кровью с мертвой улыбкой. И тут он вспомнил про Джисона и кинулся в воздух, сгруппировавшись в клубочек, в воду. И уже в воде, Минхо почувствовал, как стал задыхаться. Он болтался руками и ногами, пытаясь выплыть наружу, но не в силах что-либо еще сделать, закрыл глаза и просто застыл в пространстве. Джисон все это время отходил от полета и сейчас с громким вдохом, вышел в воздух. Он огляделся по сторонам и увидел знакомый силуэт в нескольких метрах от него. И еще одежда так похожа на… Минхо! Джисон стал подплывать к нему, даже если чувствовал словно удушье на своей шее. Страх воды проснулся сразу же, как он ее коснулся. Но страх того, что он мог потерять Минхо был в разы сильнее и он сквозь захлебывание добрался до него. — Минхо… Минхо… Минхо, вставай, нам пора идти, Минхо, - но он не отвечал. Джисон поднял его на руки и, собрав оставшиеся силы в кулак, доплыл с ним до бортиков, где аккуратно положил его на плитку. Хан быстро забрался к нему и сделал искусственное дыхание. Нажимая руками на его ребра, он еще никогда так сильно не просил всевышних, чтобы дали возможность этому придурковатому Минхо дожить его гребанный месяц. — Кхе-кхе… Джисон? — Ты очнулся… - падая в обморок, успел сказать Джисон, прежде чем его поймали. — Джисон, ты весь горишь… - Минхо приложил свою руку к его лбу, пока закрытые веки Хана дергались от всего того, что только успело произойти за день. Минхо недолго думая, взял его на руки настолько аккуратно и бережно, словно боялся того разбить одним неправильным движением. Встав на ноги, он присел от жуткой боли в ноге, но переместив взгляд на свою принцессу, выпрямился и, прижав Хана еще ближе к своей груди, побежал к выходу, оставляя все тела валяться в бассейне, словно тут произошло серийное убийство, а не просто бойня богатых молодых людей. Двери захлопнулись, а вместе с ними и весь свет погас, оставляя кровь проливаться в бассейн, а мертвые неподвижные взгляды смотреть куда-то в полной темноте. Минхо пытался бежать первые сто метров, но потом просто не мог уже нормально ходить и стал сильно опираться на целую, волоча за собой вторую. Но Джисона на секунду не отпустил. Он донес его до машины и аккуратно посадил на переднее сиденье машины, невесомо пристегивая к сиденью. Минхо никогда так быстро не ездил, как сегодня. Прямо день открытий какой-то. Он остановился прямо напротив главного входа в больницу, хотя там четко стоял знак: «Не парковаться». Но волнует ли это его прямо сейчас? Конечно же нет. Все что имеет значение – это Хан Джисон, которого он несет, расталкивая других больных. — Помогите ему! Он тяжело дышит и упал в обморок! – на его крики подбежал врач и стал слушать дыхание Джисона. — У него есть какие-либо заболевания? — Да, рак легких, - и доктор с широко раскрытыми глазами перевел на него голову, но приняв эту ситуацию просто как факт, снова надел поверх шеи стетоскоп и подозвал к себе медсестер. — Подойдите сюда, быстрее! У молодого человека запущенное состояние рака легких. Сейчас же перевезите его на осмотр и позовите доктора Бана, это по его специальности, - доктор раздал всем указания и посмотрел на Минхо, который с тяжестью отпускал руку Джисона. — Не беспокойтесь, мы узнаем, что с ним и поможем Вам. С ним будет все хорошо, так что не волнуйтесь, - доктор мило улыбнулся, оставляя Минхо наедине с собой. «А что, если он не очнётся? Что если это конец? Он же не умер? Он же не мог так умереть даже не попрощавшись, правда?» - такого рода мысли крутились в голове Ли, пока он ждал ответа в коридоре на лавочке под кабинетом. И вот его подозвали зайти в палату. Он тут же встал, выдохнул и зашел в комнату, в дальнем углу которой в белом халате лежал Джисон, а над ним стоял парень с бейджиком: «Доктор Бан Кристофер Чан». — Что ж, мы проверили состояние Вашего молодого человека… «Почему эти слова звучат так приятно? «Вашего молодого человека» … А ведь мы даже не признались друг другу, а уже были готовы умереть. Почему наши отношения не могут протекать также спокойно, как и у остальных пар в этом мире? Потому что мы другие? Как же это несправедливо и подло» — … К сожалению, я должен Вам сообщить, что господину Хан Джисону осталось жить всего один день. Мне очень жаль, - поранив голову, подытожил доктор и удалился из кабинета. Он понимает, что в такие моменты, дорогим людям стоит быть рядом с близкими, а не выслушивать все диагнозы и то, что нужно сделать после. У Минхо будто мир перевернулся. Один день? Почему? Почему из всех мразей, которые только засоряют эту планету, такие люди, как Джисон, должны страдать и проводить с любимыми людьми лишь один последний день? За что это им? За то, что так поздно осознали, насколько сильно любят друг друга? За то, что так долго не могли признать то, что не могут и дня прожить друг без друга? За то, что готовы были умереть, если бы это гарантировало бы жизнь другого? Почему же наш мир настолько несправедлив, что не может дать одной паре двух влюбленных безумцев просто прожить оставшиеся дни вместе? День? Это просто смешно. Но для Минхо и дня было достаточно, чтобы заполнить свою голову моментами, когда сможет прикасаться, целовать, любить Джисона. — Где это я? – сонный голос Хана вернул Минхо на Землю и у того тут же созрел план. Он был слишком рискованным, но разве они не вправе делать все, что угодно в их последний весенний день? — Джисон… — Что случилось? Я упал в обморок? Доктор заходил? — Да, заходил… — И что он сказал? – он спросил, но выступающие на глазах Минхо слезы все сказали вместо тысячи слов извинений. — Ясно, значит я умираю. — Джисон, - он взял руку Хана в свою и притянул к еще живому сердцу. – Давай я исполню твою мечту? Мечтой Джисона было сыграть музыку для танцора, который ценил и любил всей душой искусство. И он его нашел, а Минхо захотел исполнить последнюю мечту Хана. Они стояли напротив самого большого театра Сеула. Минхо осторожно постучал в двери, и пухленькая тетушка с мягкой улыбкой и маленькими глазками открыла двери, извиняющимся взглядом провожая парней внутрь, а сам ушла вдаль, чтобы больше не мешать им наслаждаться остатком жизни. Коридоры были темными, но если крепко держать Минхо за руку, то темнота уже и не кажется такой страшной. Они шли прямо в двери, за которой были красные вельветовые шторы и огромная сцена. Эта сцена это просто мечта каждого танцора и музыканта. А если еще добавить к этому аплодисменты от стоячих… Но им это не суждено услышать. Не в этой жизни. Джисон с открытым ртом прошел внутрь и, словно маленький мальчик, удивлялся, когда Минхо включал прожектора над сценой. Они были такими яркими, так и манили зайти на паркет и исполнить тот самый номер, которым Минхо еще в баре смог покорить его сердце. Джисон ойкнул от неожиданности, когда Минхо подбежал к нему и обнял из-за спины, положив подбородок на его плечо. — Как тебе? Чудесно, не правда ли? — Волшебно… - Минхо не мог отвести взгляда от того, как Джисон смотрит на такую простую вещь, как сцена. Его глаза словно сверкали тысячами звезд. Он умел удивляться и находить нечто невероятное в самых обычных вещах, значение которым многие вовсе не придают. — Не хочешь сыграть для меня, непревзойденный композитор Хан Джисон? – Минхо стал перед ним и протянул ладошку, немного присаживаясь в коленях, и смотрел снизу вверх на расплывающуюся улыбку, которую он полюбил. Жаль, что так поздно. — С удовольствием, гениальный танцор Ли Минхо. Джисон увидел пианино перед сценой и вспомнил день, когда смог помочь Минхо не опозориться перед такими неважными людьми. Тогда он впервые показал ему, что действительно достоин смотреть за его плавными движениями в танце, а не в своих грязных фантазиях по ночам. Он провел пальцем по крышке, на которой успело собраться немного пыли, но это было не важно. Он открыл ее и мягко улыбнулся, когда мизинцем нажал на самую высокую ноту. Всегда так делал, когда хотел сосредоточиться на игре. Но сейчас он сосредотачивался на парне, который, всвесив ноги со сцены, наклонил голову и завороженно смотрел за такими непримечательными деталями. Он хотел запомнить каждый его вдох, выдох и простой взгляд в свою сторону. — Готов? — Всегда, - и музыка полилась плавными волнами по воздуху в театре, который вроде слышал какую только что ни на есть разную музыку. Но именно эти ноты сцена запомнит навсегда, ведь так ярко проливать свои эмоции и мысли в простых нажатиях клавиш мог только Хан Джисон. Минхо импровизировал сердцем. Он не знал, что Джисон захочет сыграть дальше, но каждое его движение рук и ног сливались в один танец, идеально соединяясь с музыкой. Эти двое были словно созданы для этого дня. Дня, когда нашли человека, с которым можно наслаждаться атмосферой, даже если это ваш последний танец. И вот Джисон протянул последнюю ноту и не мог отпустить палец от клавиши, словно боялся, что сейчас все закончится. Но Минхо так не считал: он продолжал танец в тишине и когда уловил на себе взгляд улыбающегося Джисона, прокрутил рукой по воздуху грациозно протянул ее Джисону, даже если между ними были метры. «Не хочешь закончить наш последний танец?» «Ты же знаешь, что с тобой я пойду куда угодно» Джисон прибежал на сцену и пальцы их рук сцепились в замки, не давай ничему их разлучить. Минхо положил руку на его тонкую талию, а Джисон свою ладонь за шею, заставляя посмотреть на него. Минхо аккуратно сделал шаг назад, а Джисон за ним. Он сделал поворот, а Хан за ним. Он притянет Джисона к себе еще ближе, а тот прижмется к нему так близко, как только возможно. Что бы ни делал Минхо, Джисон всегда пойдет за ним. Всегда будет идти только за ним. Этот импровизированный танец был гораздо более интимным, чем все те поцелуи, признания и прелюдии. Это то, что могло найти отклик в обоих сердцах с одинаковой нереальной отдачей. Смотря друг другу в глаза, они могли сказать гораздо больше, чем за все месяцы словами. Но все заканчивается, и их волшебная тишина сыграла последнюю ноту, оставляя их наедине со своей болью. Это теперь точно для них конец. Та самая точка, которую ставит жизнь в конце своего повествования, длинною в жизнь. Они смогли это почувствовать и теперь им придется посмотреть последний раз друг другу в глаза. «Спасибо тебе за все, ромашка» «Спасибо, что был со мной до моего самого последнего вздоха» «Я люблю тебя, Хан Джисон» «Я люблю тебя больше всего на свете, Ли Минхо» Сердца останавливаются, так и не успев проснуться. Их танец окончен в момент, когда они поняли, что созданы были друг для друга. Тишина бесстыдно забрала с собой остатки той надежды двух подростков и один единственный свет над сценой выключился. Теперь они остались вдвоем лежать в холодном театре в полной темноте, держа друг друга за руки, ведь они безгранично благодарны судьбе за того, кто смог исполнить их одну единственную общую мечту. Найти того, кто сможет ценить именно тебя и любить в твой самый последний миг жизни.