Ставлю все на тебя, Хан Джисон

Какая же ироничная наша жизнь, не правда ли? В один день ты можешь ненавидеть человека и высказывать в его сторону всю дрянь, которую только знаешь, а на второй уже не можешь оторваться от его губ. В один день ты презираешь его и клянешься в какой-то момент того просто задушить, чтобы звуки страданий и мучений никто не заканчивались, а на другой уже не можешь выкинуть его лицо, дыхание, манеру речи и дерзкую ухмылку с головы. Смешно, ведь в тот же самый момент ты хочешь ударить его по лицу, а через секунду залечить поцелуями всю ту причиненную боль. Им крупно повезло, что в доме кроме них никто больше не работает, иначе поползли бы тогда слухи о том, что хозяин испытывает не брезгливые чувства к своей собачке. Кошатник не может отойти и на сантиметр от собачки. Какой забавный мир. И даже если бы и пошли слухи, то Минхо определенно бы нашел зачинщика и заставил бы того при всех в слезах говорить, что те все высказывания чистой воды ложь. Хотя, тогда слухов было бы еще больше. И это ему определенно нравилось. Знать, что кто-то тратить свое драгоценное время на то, чтобы обсудить не собственные чувства к подчиненному. Гордость за себя так и прет. Но несмотря на все те раздумья, они не могли и уж точно не хотели уходить от такой близости. Никто из них не нуждается в теплых и таких успокаивающих объятиях. А вот жаркие и развратные поцелуи поздно ночью в закрытом казино на зеленом столе для бильярда с холодными до дрожи шарами под спиной это то, чего им не хватало едва ли не всю жизнь. А может и правда есть плюсы в том, чтобы знать о смерти заранее? Можешь прочувствовать такие эмоции с большей волной, чем тогда, когда считаешь, что все еще впереди. Ведь иначе ты будешь думать: «Не понравится, попробую позже» или что-то в этом духе. Но эта обыденная мысль для них была слишком большой роскошью. Именно для них обоих. Ведь и самому Минхо осталось дней не больше месяца. Хан отстранился от Минхо и посмотрел в его глаза. Они были без насмешек или издевок. В них была капля заботы и даже нежности. И это его пугало. Почему Джисон стал замечать такие перемены в настроении Минхо? Может так было всегда? Но тогда почему он стал замечать проблески тревожности и неуверенности в чьих-то зрачках? Неужели тот поцелуй поменял его отношение к надоедливому до трения зубами господину? Неужели все изменится? Осталось всего полтора месяца, а он уже успел начать чувствовать наслаждение от того, как его сердце бьется во время поцелуя и такого длинного и пристального взгляда, словно в душу. — Джисон… - начал Минхо с прикрытыми веками смотря на него, но тот не хотел и слова слышать. Хан был напуган чувствовать что-либо в свои последние месяцы жизни, и он решил оттолкнуть все мешающие спокойной жизни вещи. В том числе и парня, которые не убирал руки с тонкой талии Джисона, аккуратно сжав ее пальцами. Джисон силой оттолкнул того от себя, и он от неожиданности упал на пол, с недоумением осматривая руки, на которые принял весь удар. — Ты чего творишь? – спросил он, но Джисон уже подбежал помочь, протягивая ладошку Минхо. «Какого хрена я вообще это делаю? Сам оттолкнул и сам пытаюсь помочь. Что он обо мне подумает, а?» — Вставай, - но тот потянул его руку за собой и усадил прямо перед своими скрещенными ногами. — Что происходит? Что-то не устраивает? Я в чем-то провинился? — С чего ты это взял? Мне все очень даже понравилось… - опустив голову проговорил тот, мгновенно заливаясь розоватым оттенком на щечках. «И почему я себя веду, как школьница за углом школы? Совсем с ума сошел в одиночестве» — Ромашка, посмотри на меня, - сказал он с просьбой, но сам же развернул его голову за подбородок, встречаясь взглядами. Только один потерянный, а второй заинтересованный. -Что происходит? — Ничего, - еще больше розового стало видно, но, к счастью Джисона, была только одна лампочка и свет не доходил до щек, останавливаясь на упавших прядях волос. — Тогда почему ты меня оттолкнул? Как я знаю, люди не кидают на пол тех, с кем минуту назад поцеловались. Или я ошибаюсь? —Да, ты ошибаешься! Какого черта ты вообще меня поцеловал? Почему ты все так усложняешь? И так жизнь не сахар, а тут еще и ты! – закричал Джисон, размахивая по сторонам руками, пока Минхо не мог сдержать улыбки. — Чего ржешь? — Смешно видеть, как ты возмущаешься. Жалко, но почему-то мило. «Черт. Сердце, что с тобой? Почему ты то останавливаешься, то напоминаешь о себе в самый неловкий и неподходящий момент, а? И еще так громко… Хоть бы он не услышал, а то потом со стыда сгорю…» — Я разве веду себя так, словно что-то не так? — Ну, ты меня кинул. В двух смыслах одновременно. — Чтобы кого-то кинуть, нужно в чем-то признаться или предложить сделку. Сделка с тобой у нас уже есть, и она не на деньги, так что остается только признание. — О чем ты хочешь услышать? О том, что видел, как ты поздно ночью в коридоре напеваешь песни Твайс? Или о том, как ты во сне на кухонном столе мямлишь всякую чушь с надутыми губами? — Да ну нет! Не такое! Это не признание, а секреты, о которых лучше умалчивать! – Джисон закрыл ладонью его губы и тут же отпрянул, когда тот мягко поцеловав его руку. — Хочешь признание? — Давай. Не думаю, что у тебя есть нечто такое, что может быть очень интересным послушать или посочувствовать. — Уверен? — На все сто. — Тогда, я умру через месяц, - и мягкая улыбка на лице Минхо. А у Джисона в ушах стало пищать. Ему же не послышалось? Может с обмороками стали приходить и галлюцинации? Точно, этого же не может быть, правда? Конечно. — У меня рак сердца. Уже давно стоит этот диагноз, поэтому я уже не боюсь говорить об этом вслух. Рак. Почему такое маленькое слово разрезает душу на куски? Может, потому что Хана постигнет та же участь? Хотя, здоровым тоже страшно услышать такое короткое, но навевающее сразу ужас по всему телу слово. Оно будто точка в наших жизнях, когда заканчивают последний эпизод истории длинною в жизнь. Только в каждом произведении точку можно убрать и продолжить историю, но писатель наших жизней использует несмываемые чернила. И почему само слово «рак» словно останавливает все, даже если это касается не нас самих? Страх. Страх за себя. Мы же не хотим и сами в таком положении оказаться. Никакого сочувствия, только самосохранение. — Рак? У тебя рак? – дрожащим голосом спрашивал Джисон, пока сам Минхо опёрся руками за спину и широкой улыбкой следил за тем, как глаза Хана почему-то начинают заполняться слезами. — Почему твои глаза слезятся? Будто сочувствуешь или понимаешь меня, - со смешком сказал Минхо и посмотрел на Джисон, словно хотел увидеть в нем тот ответ, но вместо этого Хан опустил голову и капли с глаз стремительно полетели на брюки, оставляя парочку мокрых следов. — Какой же ты бесчувственный дурак, Ли Минхо. — Чего это ты меня так называешь? — Как можно так говорить о том, что ты скоро умрешь! Нужно хоть что-то чувствовать, когда думаешь о том, что это может быть твой последний день! — А кто сказал, что это обязательно? Может существует справочник «Как умереть от рака правильно»? — Нет, но так спокойно и даже пофигистично относится совсем ужасно! — Ты будто бы знаешь, что хорошо, а что плохо! Не ты умираешь, поэтому не смей ничего мне говорить! — А может и знаю! — Да что ты! Как ты можешь знать, если у самого нет рака сердца? — У меня тоже рак! И молчание. Так по-детски глупо раскрывать свои последние карты перед тем, которого ненавидишь. И ладно, если бы после Хан просто ушел, но он остался перед Минхо и упал лицом в ладони, не сдерживая эмоций. Почему так тяжело признавать реальность? Больнее даже не то, что за ней стоит, а то, что рано или поздно, судьба настигнет тебя врасплох и ты будешь тогда абсолютно беспомощным. Как сейчас Минхо и Джисон. Смешно, ведь они считали, что не найдется больше никого, кто смог бы их понять. Оба смотрели каждый день друг на друга и думали: «Эх, знал бы ты через что я прохожу каждый день…». И эта мысля проносилась у них каждый раз, когда их глаза пересекались даже если и на долю секунды. Но что делать, если теперь человек перед тобой понимает тебя и твои чувства? Стоит ли извинится за те слова или просто остаться в одиночестве до конца недели? А может приблизится к смерти и прийти прямо в ее объятия? Такие холодные, обнадеживающие, убивающие всю надежду на другой шанс и в конце концов последние объятия в жизни каждого. И правда, каждому больному раком необходим такой справочник, иначе неловкое молчание будет длиться невыносимо долго. Настолько долго, что уже кажется, что смерть придет быстрее, чем кто-то их них сможет поднять голову и посмотреть друг другу в глаза. Посмотреть в глаза, в которых найдешь отражение себя самого. — Не может такого быть. По крайней мере, точно не рак сердца. — Ты прав, у меня больные легкие. Мне сказали, что я на последней стадии и теперь никто не может сказать точно, сколько мне осталось жить. Ты хоть что-то знаешь, хотя бы месяц, а я не знаю ничего. Я могу умереть через месяц, три, через неделю, а может вообще через полчаса, - и он остановился, когда горло настолько сильно стянулось и засохло, что он стал чувствовать поток воздуха по трахее и больше не мог и слова сказать. — Больно? – младший с зажмуренными глазами кивнул, сжимая правее от своих лодыжек кулак до костяшек. — Последнее время… Мне очень больно говорить… и что-либо тебе доказывать очень трудно. Поэтому, не спорь со мной, надоедливый придурок. — Не забывай, что ты все еще на меня работаешь до окончания этого месяца. И таких слов я просто так не потерплю, - он взял Джисона за подбородок и надавил большим пальцем на нижнюю губу. — Даже если мы поцеловались и раскрыли свои карты, это никак не дает тебе привилегий, понял? — Та понял я, понял, - откинул от своего лица руку, но Минхо схватил другой рукой его кисть и притянул к сердцу. Странно. Говорил, что скоро умрет, но сердце бьется чаще, чем у новорожденного воробья. — Слышишь? Я еще живой, и ты тоже, - он приложил свои пальцы к его грудной клетке, которая вздымалась вверх и вниз. —Поэтому не бойся за будущее, пока ты живешь в настоящем. — Ты кому-то еще говорил о том, что… — Умру? — Да. Ты кому-то об этом уже говорил? — Сначала, я хотел сказать, что ты первый, но потом вспомнил одного паренька в кабинке туалета. — Чего? В туалете? Ну ты и извращенец, если даже там говоришь о своей смерти. — Да нет. Это было в больнице. Я там проходил последнее обследование. Тогда мне и сказали последнее решение доктора. Там еще на меня набежал какой-то парень и я разлил на себя мой персиковый сок. Представляешь и даже не извинился, мерзавец! Ну я был оскорблен, поэтому пошел за ним в туалет, как настоящий, гордый, скоро умирающий парень. — Больше похоже на действия сталкера или психопата серийного убийцы. — Я просто хотел ему все высказать, а то моя кофта так и не выстиралась. А он там плакал! Как настоящая школьница слезы лил! Закрылся в кабинке и рыдал. Да еще и так громко, что стал меня реально бесить. И тут Джисон начал перед глазами видеть день, когда его жизнь стала отчитываться в месяцах. Тот самый день, когда он сидел на холодном кафельном полу туалета с мокрой от утреннего дождя кофтой в линию и плакал от безысходности. Табун мурашек накрыл его с шеи и до голеней, а перед глазами все стало мутнеть, заставляя голову крутиться. — И я с ним поговорил. Оказалось, что ему тогда сказали, что он скоро умрет от рака, тоже легких, как у тебя. Мы так откровенно поговорили, хотя я даже не видел его лица. А еще когда я уходил, я назвал его… -Мальчик с больными легкими. А тебя я называл мальчиком с больным сердцем, как ты мне и сказал. Минхо раскрыл шире свои глаза и медленно поднял голову на Джисона, когда его широкая улыбка от тех воспоминаний сперва замерла, а затем стала постепенно угасать. Их взгляды пересеклись и вспоминания пронеслись, заполняя их головы теми маленькими фразами возле туалетной кабинки. «Но я думаю, что это подарок, что ты точно знаешь, сколько тебе осталось. Тогда ты сможешь все планы разложить по полочкам и наслаждаться жизнью, в прямом смысле, как в последний раз. Это даже весело» Правда весело осознавать, что человек перед тобой был первым, кому ты смог открыться в своих самых сокровенных и отдаленных от чужих глаз тайнах. Все-таки жизнь и правда очень иронична и теперь это понимают оба. — Это опять был ты? Ты уверен, что из нас двоих сталкер именно я? – оба посмеялись и уже атмосфера не была такой напряженной, как после поцелуя. Кстати, они же только поцеловались, а уже такими воспоминаниями и тайнами делятся. Обычные люди так не делают, но и Минхо с Джисоном не самые обычные, ведь так? Им просто очень повезло, что в том больничном туалете они были только вдвоем и больше никто не слышал этот до безумия нестандартный разговор двух абсолютно незнакомых парней. Если бы они рассказывали людям, что до знакомства общались еще три раза и только сейчас об этом узнали, то никто бы им не поверил. Да чего тут, они и сами бы поженили бы тех людей. — Та я и сам не знаю, почему так вышло. И тебе так обязательно было со мной тогда говорить? Я просил или что? — Да, ты меня попросил, уже не помнишь? – Минхо прищурив немного свои глаза, кинул взгляд на Джисона, пока тот заинтересованно смотрел словно в душу. –«Да, умираю, и что даже теперь плакать нельзя?». Ты тогда меня будто попросил остаться с тобой и помочь тебе принять твою болезнь. Поэтому я просто хотел помочь плачущему парню в туалете, а ты подумал, что я сталкер и грубиян. — Почему ты помнишь каждое слово, что я тогда тебе говорил? Я тебе так понравился? – Хан приблизился к Ли и приложил ладошки к щекам, будто он был его драгоценностью. Может, он был прав и поэтому Минхо сейчас смотрит на него так неторопливо и осторожно, словно не хотел как-либо ему навредить? — Возможно, - тихо сказал он и из-под челки посмотрел на все также сияющего Джисона с широкой улыбкой, которая появилась из неоткуда, но заполнила и его лицо легкой ухмылкой. — Что ж, мне нужно еще все перемыть и постирать вещи. А ты иди спать, завтра будет еще один рабочий день, и ты снова выступаешь, так что не задерживайся, - Джисон со вздохом перекрутился по полу, пока не оказался на пальчиках ног. Он встряхнул пылинки с пиджака и уже собирался уходить, как Минхо схватил его за голень ноги. Но это было настолько неожиданно, что Джисон с характерным «Ой!» не смог удержаться и с глухим звуком упал на пол. — О нет, Джисон! Джисон, с тобой все хорошо? – Минхо подполз к Хану, который уже держал рукой локоть и корчился от боли. — Черт, я кажется слишком неосторожно упал… — Вставай, найдем чем можно тебе помочь, - Минхо подхватил Джисона на руки, пока сам Хан начал болтаться и всеми силами уйти из образа принцессы на руках ее спасителя. — Эй, а ну убери свои руки! – Минхо залился смехом, а щеки Хана начали становиться все розовее и розовее с каждой секундой той радости или насмешки. Но какая разница почему он смеется, если Джисон может слышать его звонкий смех? Разве что-то еще может иметь значение, когда ты смеешься, держа на руках человека, который единственный понимает, через что ты проходишь в эту секунду? Поэтому не важно, смеется он над Джисоном или над тем, как у него уже затекли руки – главное, что он живет. Хоть и недолго. Он его принес в свою комнату и аккуратно посадил на край матраца, даже если тот уже практически и не чувствовал боли в локте. Минхо снял с плеч пиджак, кинул как тряпку на пол и стал подкрадываться как кошка к уже лежачему в центре кровати Джисону. — Эй, т-ты чего делаешь? – Хан стал запинаться и отползать назад, пока его голова не стукнулась о холодную стенку. Он уже стал подниматься на локтях, пока Минхо подходил все ближе и ближе. И вскоре он добрался до него и, едва не касаясь носами, он прикрыл глаза и губы растянулись в ухмылке. Он хотел хотя бы теперь забрать всю инициативу на себя и наконец-то сделать шах ладьей королю в игре шахмат, которую они начали во время первого знакомства. Это был заранее продуманный план. Как умно с его стороны воспользоваться тем, что сам он уже забыл о том, что сердце каждую минуту напоминает о себе сильным стуком и электрическим ударом на кончиках пальцев. Он не собирался сдаваться, даже если бы чувствовал каждую частичку боли. Это была месть. Месть, которая была приятна тому, кто и чувствует боль. А Джисон не мог угомонить свое сердце, даже когда сжимал до побеления костяшек простынь едва не до дыр своими тонкими пальцами. Он мог слышать свое сбитое дыхание и вздохи Минхо на своих щеках, которые были такими горячими. А когда он подошел слишком близко и между ними оставалось не больше десяти сантиметров, то больше не мог на него смотреть и зажмурил глаза, сжав губы в одну тонкую ниточку. Минхо этому даже умилился, встал с кровати, взяв одеяло за его спиной, и окутал того. Джисон раскрыл глаза и поднял голову от недоумения, ведь он точно не ожидал такой заботы от своего же господина. Минхо обошел всю кровать и лег на его коленки. Он закинул голову назад и когда понял, что его прожигают любопытным взглядом, открыл глаза и наткнулся на уже порозовевшего Джисона. — Я тебе все ноги отдавил или настолько горячий, что через одеяло ты уже расплавился? – Минхо приподнял голову, чтобы проверить, но рука Джисона на его лбу остановила его. — Прекрати уходить, просто останься тут, - легкие и такие гипнотизирующие движения пальцев в волосах сводили Минхо с ума. Он был уверен, что если ничего не сделает или не отвлечется, то не сможет больше что-либо с собой сделать. — Джисон. — М? — Сегодня ты всех посетителей видел? — Мне-то откуда знать? Может, кого-то и не увидел. А что? Сегодня был кто-то важный? — Ага. Сегодня ко мне приходили старые знакомые. — И что? Они что-то не то сказали? — Та не чтобы. Они просто знают меня уже довольно давно и поэтому давили на нашу связь, чтобы я им простил долг или что-то вроде того. Сказали, что я пожалею, если откажу им. — А ты что? — Я их сразу нахуй послал, чего это я должен им прощать долг? Это их проблемы, что не знают меры и играют, как первоклашки. — Тогда не парься о них. Сосредоточься на себе и не нервничай слишком много, договорились? — Угу, - Минхо кивнул, и вибрация от его голося дошла и до пальцев Джисона, что заставило того улыбнуться. «Стоп. То есть, я сейчас лежу в кровати Минхо, под его одеялом, он лежит на моих ногах, а я улыбаюсь, когда слышу его голос? Да я точно с ума сошел. Может, доктор ошибся и вместо легких у меня проблемы с головой? Точно, а то, что это нахрен такое?» Тот же вопрос мучал и самого Минхо. Почему он так просто смог открыться парню, на чьих ногах сейчас лежит и позволяет трогать свои волосы? Свои волосы он никому не позволял трогать. Джисон не знает, насколько ценное действие сейчас он делает. Такое могла позволить себе только мама Минхо. Которая умерла в этом же доме. Но он ней Ли не любил вспоминать. Но не потому, что это тяжелые воспоминания ее смерти, а потому что она была ужасным человеком. И каждый раз, когда он вспоминает о тех прикосновениях в волосах, то его зубы крепко сжимаются и хочется ударить того человека, даже если он не виноват. И все же, что такого особенного в парне под его головой? Чем он отличается от остальных парней во всей Корее? Ну, что? Делает ли его особенным то, что он каждое утро приносит Минхо кофе с сердцем из присыпанного какао? Делает ли его особенным то, что он не расспрашивает личные вещи, когда чувствует, что заходит слишком далеко? Делает ли его особенным то, что он поддержал Минхо даже до их личного знакомства? Делает ли его особенным то, что он был готов мучаться от боли, лишь бы не доставлять неудобства Минхо? Делает ли его особенным то, что он готов сделать все, что угодно, лишь бы Минхо стало чуточку легче? Или делает его особенным то, что он любит сад Минхо, который остальные ненавидят и отчаянно советуют уничтожить? Тогда почему все эти вещи заставили Минхо влюбиться в Джисона? Как он стал его возлюбленным? Хотел бы он это и сам знать, ведь уже очень долгое время не мог заснуть ночами, только то и делая, что, раздумывая о том, что делать. Жалкое зрелище: ты лежишь и мечтаешь обнимать того щекастого парня, но не можешь себе этого позволить, ведь можешь сделать больно, когда уйдешь. А он уйдет. И даже не по своему желанию. В туалете в больнице, он говорил, что тоже хотел умереть уже очень давно и теперь рад, что болен неизлечимой для него болезнью. Но теперь, он понял, что означает любить жизнь. Он стал видеть в мелких и таких обыденных вещах частички солнца и даже радости. Смотреть на утреннее небо под звуки пения птиц теперь его не раздражало, а наоборот успокаивало и мотивировало жить. Ему теперь нравилось гулять в саду, где начали распускаться цветы и летать пчелы. Он стал выходить на улицу и просто гулять по дорогам, пока другие люди торопились на работу и в школу. Минхо стал ценить жизнь, даже если и слишком поздно. Жаль, что это произошло после того, как его чувства появились к парню, которому тоже не суждено увидеть весь мир и все его прелести. — Джисон, - протянул Минхо после долгого молчания. — М? — А давай пойдем в парк? – и Джисон посмотрел в глаза Ли сверху вниз, от чего Минхо становился будто все красивее и почему-то горячее. — В парк? Сейчас? – вопрос хороший, ведь уже давно пробило за полночь. — Угу, давай прямо сейчас пойдем в парк погулять, - он встал и, облокотившись на ладони, между которыми были бедра Джисона, поднял голову и посмотрел в его большие глазки. — Почему бы и нет? Погнали, - он скинул с себя уже достаточно теплое одеяло и пошёл за Минхо. Уже сильно ощущалось, что лето совсем скоро. Середина апреля днем приносила тёплые лучи солнца, но вечером сменялись на холодные ветра. Но сегодня ночью было так тепло, что не хотелось вообще уходить обратно и так дальше ощущать поцелуи ветра на лице. Джисон укутал шею в огромный шарф и шел прямо за Минхо. Они шли сперва по дорожкам со старыми большими светильниками, но потом он их завел на тропинку, где можно было в любой момент ненароком выколоть себе глаз большими иголками розы. Но это выглядело так волшебно, словно из сказки про принцессу в заточении. Арка из кустов с нераскрывшимися цветами провожала их вперед, а свет пробивался сквозь листья лозы. «Не хватает только кролика с часами встретить» - подумал Джисон в момент, когда Минхо привел его на совсем маленькую полянку со скамейкой. Только там лунный свет казался солнечным и делал атмосферу слишком романтичной, чтобы не почувствовать это притяжение, нарастающее между ними. — Садись сюда, - Ли сел на лавочку и два раза стукнул по второй ее половинке, приглашая Джисона составить ему компанию. — Куда ты меня завел? — Это место, где я любил гулять в детстве. Ночью тут очень спокойно и так умиротворенно. В общем, я хотел тебя удивить тем, что ты точно не видел. — Ты прав. Я тут постоянно работаю в саду, но никогда и не догадывался о таком месте. — Это мое тайное место. Раньше я сюда приходил, когда мои друзья насмехались надо мной, но потом появились Суни, Дуни и Дори, - сказал Минхо с теплой улыбкой, которую даже при тусклом свете ночи можно было разглядеть и дальше любоваться. — Те самые коты? А где они? — Они погибли, - и в его голосе стали слышны подступающие к глазам слезы. Он опустил голову вниз, смотря на свои руки, в которых он когда-то держал мордочки своих любимчиков. Слезы стали падать на ладони и на землю, где они вместе отдыхали в солнечные дни июля. И делали снеговика в январе. Джисон стал чувствовать себя ужасно, ведь понимал, что означает потерять своих животных. Как у него была Ёль, так и у Минхо были Суни, Дуни и Дори. Хоть он их и не знал лично, но похлопал по его плечу ладонью, словно таки образом говорил: — Ты не один, я понимаю, через что тебе пришлось пройти. Все будет хорошо. Они так просидели совсем недолго, просто Минхо не хотел говорить с явным комом в горле, поэтому выдерживал такую долгу паузу. Но Джисон был готов ждать столько, сколько потребуется, даже если завтра будет лежать в кровати с температурой. — Ты знаешь, в последний день, когда я их видел, они были такими радостными и спокойными. Вроде, коты могут чувствовать приближение смерти. Так почему не сказали мне, что так произойдёт и делали вид, что все нормально? — Они не хотели, чтобы ты грустил. Поэтому делали тебя счастливым до самого последнего момента, – и Минхо шмыгнул носом, вставая со скамейки и посмотрел так на Джисона. «При лунном свете его лицо кажется еще более красивым. Удивительно» — Я пойду в дом за чаем, а то мне нормально, а тебе-то плохо будет. — Только мне ромашковый, - крикнул ему вслед Джисон. И вот теперь он остался наедине с собой. После тех событий, что произошли, все еще нелегко осознать, что они так близко общаются и даже понимают друг друга. И кто они друг для друга? Друзья? Близкие друзья? А может вообще пара? Это могло его свести с ума, если бы он не почувствовал чью-то руку на своем плече. Рука казалась более грубой, но Джисон не обратил на это внимание. — Минхо, ты что-то забыл… - он остановился, когда повернулся назад и увидел позади себя не Минхо, а какого-то громадного мужчину с пробитой бровью. Он выглядел слишком подозрительно и даже устрашающе, чтобы Джисону стало легче, и он смог выдохнуть. — Так ты у нас Хан Джисон? – голос был низким и даже хриплым. Оно и понятно – с самого начала, как тот стал говорить, запах перегара пробил нос Джисона. — Д-да, а вы кто? — Я тот, кого Минхо не захотел слушать, - Джисону на голову надели черный мешок, от которого пахло пылью и сигаретами. «Какой ужас, они не могли хотя бы его постирать?» Его руки и ноги связали толстой прочной веревкой, которая практически резала конечности. Он стал брыкаться и что-то кричать, но тут же голова стала тяжелеть, в глазах мутнеть, а голоса уже не были такими отчетливыми. Единственное, что он смог услышать, это: — Везите его в бассейн. Устроим Ли Минхо настоящий праздник перед его кончиной, - а дальше он упал в сон, когда его понесли и кинули, как последнюю тварь в багадник машины, громко захлопнув дверь. — Хей, Джисон, я нашел в коморке печенье. Оно ванильное. Думаю, идеально подойдет к твоему чаю… - Минхо нес перед собой поднос с маленьким цветочным сервизом и двумя печеньками, но, не увидев на лавочке Джисона, замолчал. Он поставил поднос на лавку и стал осматривать округи. Ли смотрел за кустами и деревьями, но все было безуспешно. — Джисон, это уже не смешно! Выходи, а то чай остынет! -и только тогда он заметил на лавочке записку, от которой он сжал кулаки и его глаза стали пылать в ярости. «Ли Минхо, ты нас еще помнишь? Я же тебя предупреждал, что если не послушаешь, то тебе будет хуже. Узнал, что ты завел себе собачку, вот и решил забрать себе на время. Поиграться. Если ты передумаешь, то приходи в два часа ночи в главный бассейн. Один. Там и договоримся, как нам делить твоего мальчика» — Вот сука… Если хоть волосок упадет с его головы, я тебя убью собственными руками. И мне будет все рано, что будет дальше. Все равно жить осталось немного. Он кинул записку в ноги и помчался к машине, пока сервис с треском упал на землю, а ромашковый чай разлился по траве. Может, это знак, что это конец? Может сейчас и закончится их "всегда"?