Изломы вероятности

      Курт проснулся от поцелуя в шею. Долгого, горячего, жадного. Вот черт. Ему что-то снилось… что-то мерзкое, скользкое, холодное… И Дик. Там как-то фигурировал Дик. Уже не вспомнить как — сон растворился, как дешевый сахар в стакане, оставив после себя неприятное послевкусие. С шеи поцелуи перешли на ухо, подбородок и щеку. Питер и в губы поцеловал бы, но Курт в последний миг отвернулся. Кое-как разлепив веки, протер глаза.       — Доброе утро, — весело шепнул парень.       Смятые простыни пахли потом и сыростью. Спина болела, поясницу ломило. Чуть пониже всего этого ныло и жгло. Хорошо, что сходил вчера в ванную. С трудом выбравшись из сплетения жилистых цепких конечностей и не слишком подробно, но весьма доходчиво объяснив, почему ему так «приспичило». «Именно для этого нужен презерватив, Пит, — с усмешкой заметил доктор, когда от ответа у кое-кого вспыхнули кончики ушей. — Комфорт и стерильность». При этом нельзя не признать, что все прошло совсем не так плохо, как он предполагал. Все прошло гладко. Чудесно. Великолепно.       Однако всему приходит конец. Настало утро, и сон обратился в прах.       — Хочу чай, — с улыбкой заявил Питер, целуя его в плечо. — Сделать тебе? Ты как, с сахаром, без?..       — Питер, — перебил Курт, так и не повернув головы, — подай мне очки. И накинь что-нибудь, будь добр. Нам надо поговорить.       Тишина. О, старая подруга… Давно не виделись. Как дела?.. Посидев немного (скорее всего, прикусив губу), Питер рывком встал и зашуршал одеждой. Курт глубоко вздохнул. В свете раннего утра спальня казалась бледнее обычного: блекло-бежевые стены, белесые полы, ковер-клякса сероватого оттенка, мутные безобразные картины и мрачная темно-коричневая мебель.       Парень в своей синей толстовке с красными манжетами был ярким пятном во всем этом пастельном унынии. Он протянул ему очки.       — Благодарю, — сухо улыбнулся Курт, нацепив их на нос.       — Я никуда не пойду, — внезапно выпалил Питер, глядя на него в упор. — Я все решил. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Вот.       Великий Господь. Курт смежил веки. Дай мне сил и терпения.       — Питер, сколько тебе лет? — прочистив горло, спросил он.       — Двадцать два! — почти выкрикнул парень, раздув ноздри. — Я взрослый и могу сам за себя решать! После двадцати одного — уж точно!       — Мне сорок, — задумчиво протянул Кертис. — Сорок минус двадцать два — восемнадцать. Почти двадцать лет разницы. Калека-холостяк, который скоро останется без работы и…       — Здоровый лоб на тетиной шее! — прорычал Питер, сверкая глазами.       — Этого здорового лба — да еще с такими мозгами — в любом приличном месте с руками оторвут, — спокойно произнес Курт. — С ним захочет дружить любой, кого он встретит. В него влюбится любая девушка — или парень, в зависимости от предпочтений. У него впереди красный диплом престижного университета, удобное кресло в надежной конторе, собственная квартира в приличном районе. Целая жизнь. А у калеки…       — Чушь, — резко заявил парень. — Не видать мне ни кресла, ни квартиры. Диплом могу получить, и то не факт.       — У тебя золотая голова, — нахмурился Кертис.       — И подвижные руки, — фыркнул Питер.       Кертис даже моргнуть не успел: всего одно движение — и бац! На ближайшей стене тонкая сетка липкой паутины.       — О боже, — выдохнул Курт, чувствуя, как похолодело в животе. — Питер, ты…       — С добрым утром, — ехидно произнес парень.       — Так вот откуда синяки, — Кертис прикрыл лицо рукой. — И царапины. И пропажи по ночам. Пит, боже, что же ты?..       — Спасаю людей, — ответил Питер. В его голосе не были ни самодовольства, ни гордости — только усталость. — Чтобы ты понимал, это не значит, что я вечно мутужу какую-нибудь обнаглевшую шпану. Бывают ночи — и дни, к слову — вообще без рукоприкладства. Тихие такие, с простыми задачами: бабушку через дорогу перевести, котенка с дерева снять, дите-потеряшку домой вернуть… Впрочем, это редкость. Городок у нас… кхм… неспокойный.       — Как… Почему… Каким образом?.. — Курт не знал, с какого вопроса начать. — Как ты это делаешь? Ты же…       Питер снова дернул рукой. Паутина выстрелила в ближайший светильник и притянула его к нему, вырвав из цепи питания. Парень ловко подкинул его вверх, поймал, снова подкинул и аккуратно поставил на пол. Смущенно улыбнулся, заметив, что кабель оборвался.       — Прости, — пробормотал он. — Я… подарю тебе новый.       — Это не ответ, — нечеловеческую силу Паркера Кертис хорошо прочувствовал на собственной шкуре. — Откуда у тебя все это? Тренировки? Препараты? Но даже если так, просто невозможно…       — Паук, — брякнул Питер, неловко замявшись. — Меня укусил паук.       Пауза. Они смотрели друг другу в глаза. В первый миг Курт хотел рассмеяться. Во второй — попросить перестать над ним издеваться. В третий… В третий его бросило в жар. Пауки. «Озкорп». Ричард.       — Это… это… — Доктор крепко зажмурился, собираясь с мыслями. — Так. По порядку. Начнем с простого. Какой паук?       Ответ оказался до боли очевидным: «Ваш. Из «Озкорпа». Когда? «Во время экскурсии с группой». Как?       — У вас ужасные меры безопасности, заведующий, — с тонкой улыбочкой заявил Питер. — И беспечные работники.       — Пит, прошу, сейчас не до шуток, — резко произнес Курт. — На кону гораздо больше, чем ты можешь представить. Так как?       «Я запомнил пароль, — буркнул парень. — Проследил за одним лунатиком в смокинге. Вошел. Ну и…» Не смог не засунуть свой длинный нос в пчелиный улей. Кертис сжал переносицу двумя пальцами. Бедное семейство Паркеров. За что им такое наказание? «Замки надо ставить», — огрызнулся Питер. Или хотя бы оборудовать несколько камер — тут парень прав. Последнее время уровень технического обслуживания «Озкорп» оставляет желать лучшего. Что было дальше?.. Ничего необычного. Укус, лихорадка, проснулся — готово. «Будильник сломал, ручку в ванной оторвал, холодильник объел. Так вот и живу теперь, — парень пожал плечами. — Плюс учеба и вылазки в город. Ну, — он смущенно улыбнулся, — и ты еще».       — Ты, — Кертис помассировал виски. Мысли носились в голове, как ошпаренные тараканы, — ты поэтому так переживал из-за дяди?       — Да, — помолчав, ответил Питер. Его взгляд помрачнел. — Я мог закрутить того ублюдка в кокон из паутины и повесить, как игрушку на Хэллоуин, перед входом. А я дал ему уйти… Снова.       — Снова? — Курт встрепенулся. — Ты… ты нашел его?       — Да, недавно, — обронил Паркер после еще одного молчания. Сердце ухнуло вниз. — И отпустил. Снова.       Пауза. Холодные трупно-белые тучи скользили по небу за широким окном. Питер разглаживал невидимые складки на одеяле. Курт смотрел на него.       — Почему? — выдохнул наконец.       — Потому что ты прав, — неожиданно улыбнулся Питер. Слабо, суховато. Но абсолютно искренне. — Как и… капитан Стейси. — Снова пауза. — Я не очень давно надел костюм. И лицо закрыл так, по наитию — один из ублюдков однажды крикнул, что запомнил мой «кривой нос». — Он сморщил упомянутый нос и усмехнулся. — Решил перестраховаться. Но даже в костюме мне долгое время было плевать на горожан. Я искал убийцу. Я помнил приметы — светлые волосы, темные очки, татуировка на запястье — и носился, как чокнутый, за каждым, кто хоть немного под них подходил. Ох, и досталось же тогда многим…       Питер на какое-то время умолк, разглядывая собственные руки. Курт только теперь заметил, что кое-где на тыльной стороне ладони остались едва заметные шрамы.       — Мне, впрочем, тоже, — продолжил парень. — Никому не нравится, когда их бьют. А мне — нравилось. Это походило на очищение. Все эти боль, кровь, пот, текущие по коже. Как ласковый дождь… — Питер криво ухмыльнулся, заметив, каким у Курта стал взгляд. — Не смотри на меня так. Тебе не понять.       — Не понять? Мне? — Кертис выпрямился, сел повыше. — Я сбил все костяшки о стену в кухне, после того как твой отец пропал. «Терпи, слюнтяй. Ричарду досталось сильнее», — так я говорил себе.       — Как думаешь, — прикусив губу, неуверенно пробормотал Питер, — он правда?..       — Не спрашивай меня об этом, — отрезал Курт. — Не спрашивай меня ни про пауков, ни про «Озкорп», ни про Дика. Мне… Мне надо подумать.       — О, нет, — решительно заявил Питер, и его лицо опять помрачнело. — Я хочу поговорить про «Дика». Он…       — А я хочу, — перебил Курт, — узнать, почему ты отпустил преступника.       «Я попробую… эм… отпустить. Ничего не обещаю! Но попробую…» Питер долго не отвечал. Курт уже хотел тронуть его за плечо — эй, вернись, ты убежал слишком далеко в прошлое — но не успел.       Парень закрыл глаза, опустив голову.       — Честно, я не знаю, — начал он хрипло. Прочистил горло. — Не знаю, был ли он тем самым преступником. Издалека вроде бы похож, и на руке точно была какая-то каракуля. Впрочем, это не имело значения. Я всегда без разбору кидался в погоню — и в этот кинулся.       Он бросил быстрый взгляд в сторону Курта и снова отвел. Что? Что он хотел увидеть? Презрение? Разочарование?.. Он сидит у моих ног, внезапно осознал Кертис. Его ладонь на моем колене.       — Иногда мне кажется, что все это было сном, — продолжил Пит. — Мы неслись с какой-то нечеловеческой скоростью. В смысле… Ладно я. Но он… Будто не из этого мира. Будто вообще неживое существо. Призрак. Фантом!.. Ну либо это просто мое больное воображение. Короче, не знаю, сколько мы кругов нарезали по переулкам, но в конце концов выбежали на более оживленную улицу. И там… там была авария. Серьезная. Может, ты слышал. Неделю назад. В Чайнатауне.       — Лобовое столкновение, — кивнул Курт, внутренне холодея. — Пятеро пострадавших. Утечка топлива с последующим возгоранием. Это… Это был первый раз, когда я услышал о тебе.       — Это в принципе был мой первый раз, — невесело улыбнулся Питер. — Во многих смыслах. Знаешь, — его улыбка исчезла, лицо стало напряженным, взгляд — виноватым, — я мог пройти мимо. Ну то есть — почему нет? Аварии случаются, в них умирают люди. Их много… А он один. Почти у меня в лапах.       Парень снова замолчал. От его лица отлила кровь. Ладонь сжала колено сильнее. Курт с трудом подавил желание взять юношу за руку.       — Там был мужчина, — отрывисто прошептал Питер. — Кричал около машины: «Там мой сын, мой сын, вытащите его!» — Пауза. — Я… Я хотел бы сказать, что тут же кинулся на помощь. Мне бы очень хотелось это сказать. Но нет. Я стоял — и меня разрывало на части. Выла сирена, орали спасатели, мужчина надрывался, пока его держали человек пять или шесть… А преступник вот он, так близко…       Парень протер лоб, мученически скривившись.       — Я бросился к машине только, когда увидел лица спасателей и услышал, как один бросил другому: «Это самоубийство». — Питер поморщился. — Не хочу их судить. Вообще не хочу о них думать.       — Ты вытащил мальчика, — вспомнил Кертис. — За несколько секунд до того, как машина загорелась.       — Как в кино, — слабо улыбнулся Питер. Улыбка не дошла до глаз. — Подбегаю, отрываю к чертям дверцу (ее заклинило намертво), заглядываю — сидит. Дрожит, как осинка, и все пищит: «Папа! Папа!» Но как меня увидел, сразу притих. «Ты Человек-паук?» Ага, говорю. «Ты меня спасешь?» Конечно. «А где папа?» Рядом. Иди сюда, отведу. Умный пацан, — добавил он с сухим смешком. — Сразу бросился на руки. — Нахмурился. — Огнем меня, кстати, все-таки лизнуло. Пришлось костюм штопать. Но это так. Мелочи. — Он еще немного помолчал. — Никогда не забуду взгляд его отца. Никогда не забуду, как… как он посмотрел на меня, когда я отдал ему сына. Он ведь даже ничего не сказал! Ни «спасибо», ни «вы — мой герой»! Ничего!       Питер обернулся к Курту. В его глазах горел огонь.       — Я в ту ночь так и не уснул, — прохрипел он. — Все лежал. Вспоминал. Думал. О тебе. О твоих словах. О том, что мной управляет месть, о том, что боль в конце концов уйдет. Что настанет час, когда я пожалею о том, что натворил. — Пит понуро опустил голову. — Ты во всем оказался прав. Я жалею. Жалею… что потратил столько времени на дурацкую погоню за призраком. Теперь я знаю, что на самом деле должен делать. Спасибо тебе.       — Не за что! — выпалил Курт. Его затрясло. — Тебе не за что меня благодарить! Я хотел отвадить тебя от улицы, а вместо этого!..       — Сделал главным любимчиком старшего редактора «Дэйли Бьюгл», — фыркнул парень. — Мне кажется, этот старикан ко мне неровно дышит.       — У тебя нет защиты! — вскричал Кертис, совершенно ненастроенный шутить. — Ни ордера, ни знаков отличия! Полиция имеет полное право тебя арестовать!       — Ага, капитан Стейси сказал тоже самое, — проворчал Питер, сморщив нос. — Мы на этом поле неплохо поцапались. Ужин был безвозвратно испорчен. Черт, так стыдно перед Гвен… Правда я ему все-таки благодарен. Нужно вызнать частоту полицейских раций — глядишь, больше не выставлю себя полным дураком перед коллегами. — Курт заморгал, и Пит пояснил: — Завалил им одно дельце с угонщиками автомобилей. Мой косяк. Впредь буду внимательней.       — Самосуд, своеволие, незаконная прослушка государственных служащих, — у Кертиса закружилась голова. — И все это с шуткой и улыбкой. Талантливый раздолбай! Безумный гений! Твой отец…       — Тебе покоя не дает, — мгновенно ощетинился Питер. — «Весь в отца», «а вот твой отец», «что бы сказал Дик» — и так постоянно. Скажи честно, ты любишь меня — или то немного, что во мне от него осталось?       Тишина. Глаза в глаза. У Питера лицо красное, почти пунцовое. Курт видел свое в зеркале над комодом — бледное, почти серое. В горле так сухо, что больно глотать.       Великий Господь.       — Ты, — у Кертиса перехватило дыхание, — ты ошибаешься. Я…       — Боишься, что я такой же, как он? — Питер буравил его тяжелым взглядом. — Тоже уйду? Тоже брошу? Объяснись, док, у меня идеи кончаются!       — С удовольствием! — рыкнул Курт. Пит от неожиданности отпрянул. — Дело далеко не только в твоем дражайшем папаше — чтоб ему пусто было! Дело в проекте. В исследованиях. В «Озкорп». В огромной корпорации, которая так просто не отпускает, не забывает и — уж тем более — не прощает. Что будет, если они узнают о твоих похождениях? Если сложат два и два и придут к очевидным выводам о пауках и недостающем куске генома? Что делать с тем, что я — непосредственная часть этой компании? Важнейший сотрудник? Участник давнего, крайне важного проекта, ради которого, между прочим, отчасти и был создан «Озкорп»?.. Я наведу их на тебя. Рано или поздно, случайно или путем манипуляций. — От этой мысли сердце зашлось, как в припадке. — Ты окажешься в опасности, как когда-то твой отец! Он…!       — Родственников не выбирают, — философски протянул Питер. Грустно улыбнулся. — Если мой отец не хотел для меня проблем, ему не следовало ложиться в постель к моей матери. Я обречен по факту рождения.       — Да будь оно все проклято! — Кертис схватился за голову. Он прав. Он, черт возьми, прав. С того мига, как мы вляпались в это дело, все, что стало нам дорого, увязло вместе с нами. Черт! Проклятье! Нет! — Так нельзя! Ты не заслужил!       — Уже неважно, — отмахнулся Пит. — Я по уши в этом… во всем. Назад дороги нет. И именно поэтому я сейчас здесь, с тобой. Проклятье, неужели ты не понимаешь? — Он всплеснул руками. — Ты нужен мне. Ты — и никто другой.       — Гвен… — начал Курт.       — Никогда не поймет! — Питер хотел было встать, но в последний миг передумал. Стиснул его колено под одеялом. — Она прекрасная девушка. Изумительный человек, чудесный друг, самый лучший на свете! Но не для меня. Я не чувствую с ней уверенности, не чувствую близости, тепла, родства. Порой кажется, что мы живем на разных планетах: ее проблемы совершенно непонятны мне и наоборот. Она пытается… Мы пытались, но… Всегда, всегда между нами как будто… что-то… Проклятье, Курт!       Судорожно выдохнув, парень обхватил его ноги, оставил несколько жгучих поцелуев. Его глаза сверкали, как звезды.       — Дело не в отсутствующей отцовской фигуре, если что, — заявил Питер. — Для меня отец — Бен и никто другой. Я не помню Ричарда. Он мне чужой. Мэй вообще за пределами системы координат. А ты…       Его взгляд потеплел. Кертису хотелось рычать, выть, биться лбом о стену. Питер в смертельной опасности — и ему будто бы все равно. Он улыбается, шутит, признается в любви. Он не понимает, насколько все серьезно. Он не знает, какими ресурсами обладает Норман Озборн и его совет директоров. И кто в этом виноват? Ричард, черт бы тебя!..       — Курт, — Питер приблизился к нему почти вплотную. — Я… я не могу иначе, понимаешь? Я понимаю, что ничего не понимаю. Я знаю, что ничего не знаю. Но я не могу. Не могу оставить все как есть. Не могу жить… как раньше.       Ему не следовало уезжать, подумал Курт, горя от злости и смятения. Он должен был остаться с сыном. Должен был выучить, подготовить, поддержать, а теперь…       — Я не могу не искать информацию об отце, — произнес Питер. — Я не могу не выбираться на улицы, пугая прохожих красно-синим трико. — Его губы дрогнули в улыбке. — Я не могу не любить тебя. Не могу не хотеть. И не могу молчать.       Потому что слишком честный. Кертис протянул дрожащую руку. Коснулся чуть шершавой щеки — кому-то пора побриться. Питер схватил ее, прижал крепче. Поцеловал. Раз, другой, третий… «Ты нужен мне», — твердили его глаза.       Внутри что-то сломалось с тихим еле слышным треском.       — Мой мальчик, — выдохнул Курт слабым голосом. Будь проклят весь мир. Будь проклята судьба, Господь, Озборн, «Озкорп», Дик. Будь проклято все, что привело нас сюда. — Мой драгоценный мальчик…       Тот, который всегда добивается своего. Тот, который всегда стремится к тому, что правильно, верно, справедливо. Тот, который не бежит, не бросает и не отступает никогда. Защитник слабых. Спаситель угнетенных. До чего романтический образ…       Даже целуется как герой-любовник. Молодость. Лови момент.       — Мы пожалеем, — прошептал Курт.       — Это «да»? — Питер игриво приподнял бровь.       Вдруг напрягся. Его взгляд остекленел, губы приоткрылись, крылья носа дрогнули. Волосы на руках встали дыбом. Кот, почуявший добычу.       — Что? — нахмурился Кертис.       — Сирена, — проговорил Пит. — Полицейская. Примерно… В квартале отсюда.       — И ты ее слышишь?! — изумился Курт.       — Чувствую, — Питер прикусил губу. Глянул в окно. На постель. На Курта. — Я… Эм…       Будь оно все проклято.       Кертис притянул парня к себе. В горле першило, в носу щипало, глаза жгло. Все, что происходит сейчас, — одна большая ошибка. То, что он творит, недопустимо и для этого можно придумать целый вагон аргументов. Разный возраст, разный круг интересов, разное экономическое положение. Опасность от Озборна, моральные принципы, травмы прошлого…       Лети оно все к чертям.       Курт поцеловал Питера в лоб.       — Не забудь про чай, — мягко улыбнулся он. — Купи что-нибудь к нему. Сладкое.       — Обязательно, — выпалил Пит. Рванул к оставшимся вещам, валявшимся на полу. Замер. Вернулся. Схватил за плечи. — Скажи это. Скажи, прошу тебя. Четко и ясно. Прошу, Курт! Прошу!       — Я люблю тебя, — сказал Кертис. Легко, непринужденно, с такой же обыденностью, как любой другой очевиднейший факт. — Я буду тебя ждать.       — Круто, — дрожа с макушки до пяток, Питер поцеловал его еще парочку раз. — Просто потрясно! Любишь глазированные батончики?       — Обожаю. — Уголки губ подрагивали. Курт гладил своего мальчика по голове, лицу, шее. — Береги себя. Боже, Пит, будь осторожен.       — Ага, ага, обязательно, — закивал парень. Он светился, искрился, был переполнен радостью до краев. — Буду, буду. Я все куплю. Ты только дождись!.. Я вернусь, на мне ни одной царапины, клянусь! Ты только…       — Иди, иди.       Питер возвращался к нему еще несколько раз — целовал, обнимал, снова целовал. Хвастался костюмом (он, оказывается, всегда лежит в его рюкзаке). «Потрясающе», — улыбался Кертис, ужасаясь про себя — из какого тонкого материала он сделан! Как легко его проколоть, порезать, пробить! На Питере сидело идеально. Для него тело и есть броня. Твердые мышцы, прочные сухожилия. Ловкость. Запредельная ловкость — вот его главный щит. Питер приоткрыл окно. Маска была в его руке.       — Я постараюсь поскорее, — пообещал он. — Сегодня суббота. Хотелось бы побыть с тобой… ну, подольше.       — Береги себя, — повторил Курт. Он так и не встал с кровати. Он не был уверен, что сможет это сделать в ближайшее время. — Деньги у тебя?       — Ага, — Пит похлопал по тому месту, где находился внутренний карман. — Но это пустяк. У меня есть ты. Отличный повод, если что, смотаться к Мэй за наличкой.       — Она в курсе? — Кертис напрягся.       — Нет, — Питер нацепил маску. Из-под нее его голос звучал глухо. И глаз было невидно. — Я…       — Расскажешь ей, — твердо сказал Курт.       — И про нас? — осторожно спросил парень.       — Да, — почти через силу кивнул Кертис. Поджал губы на миг. — Сразу как наберешься храбрости.       Сразу как мы наберемся. Питер фыркнул и забрался на подоконник. Выглянул на улицу — проверил, нет ли свидетелей. Обернулся.       — Скажи еще, — Курт слышал, что он улыбается.       — Весь в отца, — ухмыльнулся Кертис.       — Злюка, — рассмеялся Питер. — Я тебя тоже.       И спрыгнул в сад. Негромкий шелест, промелькнувший сине-красный силуэт — и все, нет его. Кертис откинулся на подушки. Уставился в потолок. Хотелось кричать, плакать, пить, ругаться и бить кулаками в стену до крови. Вместо этого он улыбнулся — широко, радостно, почти безумно. Его блуждающий взгляд случайно наткнулся на культю, слегка выглядывающую из-под одеяла. И в кои-то веки от ее вида он не почувствовал ничего: ни стыда, ни гнева, ни болезненного энтузиазма. Тишина. Спокойная ровная тишина.       «Ричард мертв, — подумал Курт, глядя через мутную пелену на приоткрытое окно. — Озборн при смерти. «Озкорп» на грани кризиса. Мы живы. Я и Пит. И пусть только попробуют это изменить. Пусть только попытаются».