Чай с мятой, а жвачки с вишней

— Хэй, ботан! Вот ты где, тащи свою задницу сюда! — кричит на весь университетский двор Юнги. Мин Юнги можно было описать тремя точными фразами: заносчивый индюк, безжалостная скотина и главная проблема Пак Чимина вот уже два года. Пак за эти два года так и не нашел причину такого ужасного отношения старшего к себе, но мог с уверенностью сказать, что ненавидит его так же как и тот его, всеми фибрами своей души ненавидит. Ненавидит этот злобный кошачий прищур, ненавидит эти грязно выкрашенные в мятный цвет волосы, ненавидит ещё больше, когда тот раскрывает свой гнилой рот в его сторону. А ещё он ненавидит себя за то, что тот ему нравится. На курилке за универом стояла баскетбольная команда во главе с самим Шугой. Пак всегда посмеивался с его дворового погоняла, потому что характер у этого злобного хорька явно не сахар. Он уже предвкушал порцию очередного дерьма, которое тот выльет на него, но беззаботно, уже по привычке шел к группе парней. И вот Юнги сидел на своей Cadillac Eldorado шестьдесят седьмого года выпуска, выдраенной до блеска, сверкающей в лучах майского солнца, выдыхая противный сигаретный дым почти в лицо рыжеволосому Паку. — Чего тебе, Шуга? — парень сделал особый акцент на имени, скривившись лишь от его упоминания. — Тебе жить надоело? Так я могу тебя от неё освободить. — лыбился Мин. — Можешь ближе к сути? Мне домой пора, нет времени слушать твои бредни. Юнги рывком слез с бампера машины и взял парня за воротник, оказываясь в непозволительной близости с его лицом и со всей присущей его натуре злобой смотрел тому прямо в глаза. — Рот ты будешь открывать тогда, когда, стоя на коленях будешь насаживать своё узкое горлышко на мой член, а сейчас закрыл его и слушаешь меня внимательно, пидорская ты задница. — выругался мятноволосый, шипя как мартовский кот. — В девять вечера ты должен быть на школьном стадионе, возле заброшенного ларька тебя будет ждать человечек, и ты, мило улыбаясь, отдашь ему товар, который уже в твоём рюкзаке. — Мин словил рюкзак младшего, в который его друзья положили пакетик с травой, и напялил на него. — Если вдруг по твоей вине что-то пойдёт не так, тебя больше не найдут. Чимин сглотнул вязкий ком в горле, пытался уловить каждое слово старшего и мысленно уже хоронил себя на том же стадионе, где на месте его убийства Юнги поставит надгробный камень с подписью «Здесь упокоена пидорская задница Пак Чимина». — Всё понятно, сладкий? — фальшиво мило улыбаясь спросил Шуга. — Да, понятно. Чимин развернулся и быстрыми шагом скрылся с поля зрения этих умалишенных. Уже четыре месяца он бегает на цыпочках возле Шуги и исполняет все его прихоти: отвезти товар, помыть машину, сделать домашку, написать за него контрольную, сгонять за обедом, буквально всё, что он попросит, Пак сделает, потому что боится. А всё из-за того, что больной придурок Мин Юнги узнал, где подрабатывает младший после занятий. Чимин любил танцы, он с детства ходил на занятия и у него отлично получалось чувствовать музыку, пропускать её через себя и выплёскивать в виде плавных и точных движений. Танцы были его страстью, лучшим антидепрессантом, даже лучшим чем дрочка под одеялом на фотки Юнги, пока родители спали за стенкой. Однажды, четыре месяца назад, когда родители развелись, они не стали делить квартиру при этом и дружно отдали её своему сыну, а сами разъехались кто куда. С тех пор ему приходится где-то брать деньги, конечно, мама с отцом помогают, но условием было начать обеспечивать себя самому. И вот он студент второго курса без опыта работы в небольшом городе устроился на достаточно специфическую подработку. А заключалась она в танцах в закрытом клубе. И по началу всё его безумно устраивало, клуб пропускал людей только по специальным пропускам, которые достать очень муторно и затратно, поэтому шансов, что на очередное выступление заявится кто-то из его окружения, было минимум. К тому же он занимался любимым делом, сам ставил себе танцы, выбирал музыку и наряды для выступлений, которые предлагала ему администрация заведения. У него была личная гримёрка, и спустя некоторое количество выступлений стал любимчиком аудитории среди всех присутствующих танцоров и танцовщиц. Смен становилось всё больше, потому что спрос на него вырос в раза четыре, а то и пять, но его это не смущало, ему хватало времени и на подготовку к парам, и на постановку нового танца, и на сон, и даже на недолгие стычки с Шугой. Чимин чувствовал себя рыбой в воде, когда выступал на сцене и ловил на себе восхищенные взгляды, но однажды он словил на себе взгляд того, кого уж точно не ожидал здесь увидеть. В ту ночь после смены, выходя черным ходом из клуба, его остановила тяжелая рука на плече. Flashback — Танцор? Серьезно, Пак? — насмешливо спросил Шуга. — А тебе не понравилось? И какого хрена тебя интересует моя подработка? Мы вроде как не друзья с тобой. — набравшись храбрости, ответил тот. — Ты что, блять, пидорас? — с явным отвращением спросил старший. Чимин в этот момент, кажется, сердца лишился, а сам сжался в маленький нервозный комочек. У него и до этого отношения с этим придурком не складывались никак, а теперь он прям предвкушает, как тот расскажет об этом всему универу и будет поливать его грязью при любой удобной возможности. Но Пак тоже чувство собственного достоинства имеет и стоять за себя собирался до последнего. — Послушай, Сахарный, пидорас — это состояние души, и ты под эту характеристику безумно подходишь, а я — гей, если тебе так интересны подробности жизни моего члена. — фыркнул рыжеволосый, наблюдая, как краснеет лицо парня, что ещё минуту назад с невозмутимым выражением задирал его. — Ты же понимаешь, что новость о том, что наш любимчик преподов и вообще не мальчик, а сахарная вата работает стриптизёром, облетит весь универ и не только. — со злой ухмылкой говорит Мин, явно наслаждаясь тем, как младший крутит шестерёнками в голове, пытаясь сложить два плюс два. — Чего ты хочешь? — дрожащим голосом спрашивает Пак. — Хочу, чтобы ты стал моей сучкой, Чимин-а. — слащаво протянув, ответил старший. — Ты будешь выполнять мои поручения беспрекословно, бегать возле меня на задних лапках, как послушный пёсик, чтобы хозяин был доволен. End flashback С тех пор спокойная жизнь Пак Чимина пошла по пизде. Правда, что не могло не радовать, Шуга сдержал своё слово и никому не проболтался, хотя мог. Но теперь он и правда чувствует себя личной сучкой Мин Юнги и не то, чтобы ему не нравилась такая перспектива, но не в этом же плане. Вот и сегодня, он должен доставить товар в назначенное место, а потом встретиться с Юнги и услышать, какой он умничка. Старший часто называл его так, если всё прошло хорошо, и наверняка даже не понимал, какое воздействие это имеет на Пака, который потом всю дорогу, что тот везёт его домой, ноги сводит и терпит дичайшую боль в члене. В таких делах обычно никто из группы таких же дебилов, как и его хозяин участия не берёт, есть только он, заказчик и Юнги в нескольких кварталах от места передачи товара, как страховка вдруг что. И это безумно льстило младшему, да он понимал, что облажался и теперь им помыкают как тому угодно, но тёплое чувство благодарности разливалось внутри, когда он понимал, что именно ему Мин доверяет больше всего. Не дружкам своим, которые могут спиздить деньги или товар, или ещё хуже привлечь внимание копов, а одному Чимину, что так-то является его врагом номер один. По приходе домой уставший Чимин просто ложится на кровать и тупо пялится в потолок, учёба выматывает ужасно, но остался лишь один экзамен и всё закончится, он будет брать полные смены в клубе и возможно будет меньше видеться с компашкой Мина и ним самим. Хотя насчет последнего он совершенно не уверен, тот его из-под земли достанет если нужно будет. А пока, переодевшись, парень включает полюбившуюся за несколько последних дней песню и продумывает к ней движения, стоя перед большим зеркалом. Чимин двигается плавно, точно чувствуя каждый бит песни, превращает слова песни и её мелодию в нежные и ритмичные движения. Бёдрами вырисовывает круги, руками поглаживает тело, проводит ими от шеи к паху и, немного там задерживаясь, поворачивается поочередно в обе стороны. Плавно шагает, делает движение будто поправляет шляпу и толкается бедрами несколько раз. Со стороны выглядит божественно, хотя для него самого это никуда не годится. Он отдается танцам полностью, придирается к каждой мелочи, отшлифовывает каждую связку до идеала, начинает заново каждый раз, когда не получилось малейшее движение, ошибок быть не должно, даже если она незначительная. Его хрупкое худое тело отзывается на каждый звук, исходящий от колонки, мышцы приятно ноют, пот стекает по бледной коже, а растянутая футболка насквозь промокла, волосы слиплись, а вены на руках всё больше вздуваются от перенапряжения. Он никогда себя не жалел, изнуряя адскими диетами, контролировал питание, впадал в отчаяние из-за каждого набранного им грамма, корил себя за очередную слабость в виде съеденной булочки с вишней. Чимин много танцевал, правда много, доводя себя до состояния нестояния. Из-за постоянного голода, недосыпа и физической перегрузки доводил себя до обмороков несколько раз. Помимо танцев много бегал и качал пресс, отчего весь его позвоночник покрыт большими фиолетовыми и желтыми синяками, но зато есть результат. В детстве он был пухленьким мальчиком и вплоть до десятого класса потерпел от издевательств, он пообещал себе измениться и изменился, полностью, да за счет своего здоровья и психики, но больше в его сторону насмешек не было и это главное. Больше он не закрывался в своей комнате, рыдая в подушку от безысходности и чувства собственного ничтожества. Теперь часто ловил на себе заинтересованные взгляды, мысленно раздевающие его. Но от такого внимания он лишь кривился и с брезгливостью смотрел на тех людей, желающих заполучить его тело. Потому что ни один из них никогда бы не наградил своим вниманием прошлую версию Пак Чимина, никто не хочет разглядеть в нем личность, никто не знает, что это ломает его изнутри, и не хочет знать. Все видят в нём лишь красивую картинку отличника и танцора. У Пака никто никогда не спрашивал, какой у него любимый фильм, какие предпочтения в музыке, почему он так старательно занимается танцами, почему стремится к совершенству, которого не существует. Никто никогда не узнает, что он предпочитает мятный чай с мёдом, что вечерами он ходит по своему району и подкармливает дворовых котов, хотя у него аллергия на их шерсть, что у него во дворе есть любимый белый кот, которого он назвал Сахарок. Однажды после пробежки, возвращаясь домой он увидел маленького белого котика, он был избит, изо рта шла кровь, а за ухом большая рана, от которой багровым пятном расползалась кровь, он хромал на одну лапку, та явно была перебита каким-то жестоким человеком, если таких тварей, конечно, можно назвать людьми. В тот прохладный октябрьский вечер Пак забрал его к себе домой, долго обрабатывал раны и под жалобное мяуканье наносил на кровоточащие участки зелёнку. Шерсть пушистика по большей части приобрела мятный оттенок и уж больно он кого-то ему напоминал, а имя котику пришло в голову с молниеносной скоростью. Сахарок — вырвалось само с уст, а мятный комочек одобрительно замурчал и повиливая хвостиком, ластился к рукам своего спасителя. Танец и размышления прервал звук пришедшего сообщения на телефон и парень вмиг, выключив музыку, подбежал к источнику звука. Suga: Надеюсь, ты не забыл, куда нужно идти вечером. Тип на этот раз достаточно мутный, поэтому дойдя до назначенного места позвонишь мне, а телефон поставишь в карман, чтобы я слышал и, если что примчался. Будь осторожен. Jimin: Не забыл. Беспокоишься обо мне? Чимин и вправду иногда удивлялся от того, каким плюшевым может быть этот грубиян, когда они общаются тет-а-тет. Suga: Нет, конечно, но если копы найдут твой труп, то запросто смогут выйти на меня, а мне это не нужно, поэтому береги свою тощую задницу. — Да вечер обещает быть интересным. — подумал про себя Пак. Он всё-таки неисправимый грубиян и надо было влюбиться в такого придурка? Грубый, невоспитанный, торгует травой, гомофоб и раздолбай, пишет какие-то там песенки себе и радуется жизни, а Паку мучайся от неразделённой любви к долбоёбу, с которым ему ничего не светит. Было уже восемь вечера, у него оставался целый час в запасе, и он решил пройтись к указанному месту пешком. Наушники в ушах, ненавязчивая мелодия поднимает настроение и позволяет отпустить лишние мысли вслед за потоком ветра. Тёплый воздух приятно ласкал кожу, ерошил волосы и заставлял улыбаться, красное закатное солнце освещало тучи и, казалось, будто за линией горизонта целый пожар, Пак в очередной раз пожалел, что не умеет рисовать, мог бы, целыми днями залипал на небо и переносил увиденное мазками на полотно. Спустя сорок минут он уже был на месте. Jimin: Я пришёл. Suga: Я тоже тут рядом и прекрасно тебя вижу, набери через десять минут и выходи. Чимин стоял, опёршись спиной на стену здания и смотрел вдаль, как последние лучики солнца прячутся за облаками и постепенно исчезают совсем. Небо становилось фиолетовым с розовыми оттенками, полярная звезда уже была видна и бледно сияла на разноцветном небе. Юнги сидел в машине и докуривал сигарету, выпуская густой дым через окно, смотря на рыжеволосого парня. Он правда держался изо всех сил, но вмиг, оглядевшись по сторонам, достал телефон и направив на младшего камеру, сделал несколько снимков. Отблески заката мягко ложились на парня у стены, легкий ветер растрепал волосы, и парень выглядел как-то по-домашнему, уютно. Мину интересно как бы тот выглядел сонным и в его футболке, что на размера так три больше него. Он упорно отгонял, как надоедливых комаров, эти мысли, думая про себя, что это явно какая-то голубая кошка ему дорогу перебежала. Из раздумий вырывает телефонный звонок от младшего. — Иди на место, он уже там, только не заходи за ларёк, чтобы я мог контролировать ситуацию от сюда. — Да, папочка. — миленько прощебетал Пак и положив телефон в карман кофты на змейке, как и сказал старший, поправил рюкзак на спине и направился к клиенту, пока Юнги то в жар, то сразу в холод от этого обращения бросило. Чимину не было страшно, ну разве немножечко, мужчина перед ним был просто грудой мышц, лысый, с огромным количеством татуировок на руках, что явно были некачественно сделаны, ведь некоторые посинели и позеленели. Зэк — сделал вывод Пак и от этого стало только более не по себе. — А Шуга не придёт? — прогремел мужчина. — Нет, товар передаю я. — А не слишком ли ты маленький, чтобы таким заниматься? Ты такой сладкий, могу предложить тебе работу получше, куколка. — говорил с гадкой усмешкой мужик, обхватив рукой подбородок и щёки парня. Кровь внутри Юнги бурлила и кипела, разгоняя красноту по лицу, заставляя вены на шее вздуваться и пальцами судорожно сжимать руль, смотря на развернувшуюся перед ним картину и слыша из телефона диалог. — Отпустите, пожалуйста, возьмите товар и позвольте мне уйти. — сдерживая тремор голоса говорил Пак. — Ну что ты, за траву я уже заплатил, а ты в комплекте разве не идёшь? Знаешь, мне Шуга кое-что должен, и я хочу это сейчас забрать и возьму плату за свою услугу натурой, через тебя. — зэк выхватил руку рыжеволосого и зажал её своей на своём паху. — Чувствуешь, как ты мне нравишься? — шепчет на ухо и Чимин чуть ли не теряет сознание от гнилого запаха со рта клиента. Теперь ему точно страшно, он не понимал, где Юнги, тот же наверняка видит и слышит всё, что здесь происходит, но почему не спешит ему помогать? Ему аж настолько всё равно на Пака, что позволит какому-то дядьке его здесь изнасиловать? Мужчина начал расстегать ремень на джинсах, а Чимин уже понял, что сможет надеяться лишь сам на себя, поэтому ловко увернувшись, попятился назад. Тяжелая рука ударила его прямо в живот, заставив скрючиться от боли, упав на колени и издать стон боли. Тот сильно схватил его за волосы, заставив посмотреть ему в лицо. — А за непослушание я сейчас вытрахаю дырку тебе в горле и, если ты посмеешь хоть на миллиметр сомкнуть зубы, я выбью их тебе нахуй, шлюха ты рыжая. — рычал мужик, и лишь сильнее сжимал кулак в волосах Чимина. Чимин уже сотню раз в мыслях проклял старшего, слёзы начали брызгать из глаз, обжигая кожу щёк и стекая к шее. Он уже попрощался с матерью и отцом, директором клуба, женщиной, у которой арендовал свою небольшую студию для танцев, Техёном — его лучшим другом, который ни сном ни духом, где сейчас Пак и в какой он заднице. — Не рыдай блядь! — звонкая пощёчина сильной болью прошлась по щеке парня, разбивая тому губу. — Отпустил мелкого, сволочь! — послышалось будто через толщу воды, но Пак уже лежал на земле, потеряв сознание больше от страха и голода, чем от боли. — Разберитесь с ублюдком и вышвырните его нахуй из моего района! Чонгук, — обратился он к широкоплечему парню — проконтролируй всё и отчитайся позже. Юнги почти плакал, но он держался, на руках нёс обессиленное тело к машине и сотню раз ударил себя по лбу за то, что не сам пошёл отдавать заказ, а послал маленького мальчика. Так быстро он давно не ехал, взяв курс к себе домой, периодически посматривал через зеркало на заплаканного парня на заднем сидении, что так и лежал безвольной куклой с разбитой губой, с которой скудно стекала кровь, пачкая кожаное покрытие сидений автомобиля. — Прости, Чимин, прости. — шептал под нос себе Юнги, избивая руками ни в чём невиновный руль, ещё больше разгоняя машину.

***

Голова адски раскалывалась, живот урчал и желудок отдавал болью, в теле ощущалась болезненная слабость, а на руке лежало что-то тяжелое. Стоило ему повернуть голову в сторону как он увидел мирно спящего Юнги, что сидел на полу у кровати и обнимал его руку. Если бы можно было он внёс бы эту картину перед собой в «Топ-5 загадок человечества» и в этом топе Юнги занял бы первое место, как «Самое загадочное явление природы — спящий гомофоб-Юнги на руке своего злейшего врага — педика». Отойдя от шока, Чимин огляделся по сторонам и понял, что он точно не в своей квартирке, здесь было более просторно, большие окна, в которые заглядывала украдкой ночь, просторная, мягкая кровать, телевизор и выход на балкон, на котором почти всё заложено вазонами, небольшой стол, на котором кучками были разбросаны исписанные листики, несколько потрепанных жизнью книг, много ручек и карандашей. Некоторые листы с каким-то текстом приклеены к стене над столом, но как Пак не пытался разглядеть написанное не получалось. В глазах всё ещё слегка двоилось, а желудок сбивал с мыслей, истощая режущую боль. Он смутно помнил, что произошло, а как здесь оказался и подавно, но был уверен — Юнги всё-таки пришёл за ним. Из мыслей вырвало шевеление у кровати на его руке, что сильно занемела, сонными и напуганными глазами на него смотрел гроза района, который больше сейчас был похож на перепуганного котёнка, которого ногами пинали, того, что живёт у него под подъездом и каждый раз встречает. У него рассечена бровь и губа, синяк на скуле и разбитые костяшки на руках. Он его всё-таки спас — крутилось в мыслях Пака и по щекам невольно потекли слёзы. — Ну-ну ты чего? — Юнги приблизился к нему и посадив того на постели, крепко обнял. — А ты чего? — через слёзы говорил Пак, но объятия не разорвал, может это первый и последний шанс обнять этого кота колючего. — Я волновался, прости, что так долго… — Мин тяжело дышал и младший чувствовал это всем своим телом. — Я не должен был тебя отпускать, прости, этого больше не повторится. — Пак совершенно не понимал, что происходит и почему его так плющит, но лишь сильнее вжался в крепкое тело, поглаживая того по спине. — Всё в порядке, Шуга-хён. — Называй меня Юнги, хорошо? — отпрянувши слегка сказал Юнги, на что у младшего глаза на лоб полезли, ну это уже ни в какие ворота. Из него что всю гомофобию и придурошность выбили? Если да, то он должен найти того мужика и отблагодарить его. — Хорошо, как скажешь, но почему ты так волнуешься? Это странно. — Как я могу не волноваться, дурачок? — по-доброму улыбнулся Шуга и окольцевал его талию, снова притягивая к себе. — Это моя вина, я не думал, что так всё обернётся, Чимин-и. У Пака передозировка ахуеванием, Мин скоро доведёт его до инфаркта своей заботой и извинениями, он ожидал, что тот максимум отвезёт его домой и оставит там, но нет, сейчас Пак лежит в его постели и прижимает к себе своего врага. А врага ли вообще? — Юнги, всё хорошо. Ты ни в чём не виноват, всё ведь обошлось. — Чимин гладил старшего по спине, зарывался пальцами в такие бесящие мятные волосы и вдыхал аромат Юнги — табак, кофе и что-то вишнёвое. Они просто молча обнимались некоторое время, сидя на кровати и ни на секунду не отлипали друг от друга, будто и не поливали раньше друг друга грязью, не пускали колкие фразочки, не ненавидели… Сейчас было хорошо, Чимин чувствовал себя будто в одной из своих мечт, где Шуга тоже любит его, дорожит им, защищает от местных хулиганов. Но что чувствует он? Эти объятия — просьба о прощении? Целый рой мыслей, кружащих в голове как жужжащая тучка пчёл, развеивает урчание живота и резкая боль, что заставляет отпрянуть от старшего и сжаться, обхватив живот руками. — Точно, — Юнги ударил себя по лбу, — ты ведь кушать хочешь. Что будешь? Я сейчас напрягу Техена, и он привезёт. — Всё в порядке, я не голоден. — Не пизди, Чимин, конечно, ты голоден. — отчеканил старший. — Не страшно, я должен поддерживать форму, у меня выступление скоро, не хочу набрать вес. — Ты охуел, Пак, мать твою, Чимин? Я звоню Техену и буду насильно впихивать в тебя еду, ты блять и так от малейшего ветерка шатаешься. — строго отчеканил Юнги. На все возгласы младшего тот лишь бросал сердитый взгляд, диктуя другу по телефону список продуктов, злобно рыча: «Через десять минут чтобы был здесь, мне похуй, что твой член сейчас в какой-то тёлке!». Часы на стене показывали два ночи, спать не хотелось совсем и это радовало, потому что завтра выходные и он сможет отоспаться как следует днём, а пока он здесь, то продолжит любоваться Мином, что бегает по квартире туда-сюда в поисках аптечки. — Давай сюда свое личико, принцесса. — говорит он, садясь в постели напротив рыжеволосого. — Ауч! — зашипел Пак, когда Юнги дотронулся до уголка его губ, в месте, где она была разбита. — Чш-ш. — Юнги охватил лицо напротив ладонями и максимально сократив расстояние между ними, аккуратно дул на ранку на губе. Чимину хотелось провалиться сквозь землю, Юнги был слишком близко, он чувствовал его дыхание на своих губах и бесстыдно смотрел на чужие губы, сложены в трубочку, которые заботливо ухаживают за ним. Всего сантиметр и их губы соприкоснулись бы, ещё сантиметр и они могли бы поцеловаться, ещё сантиметр и он мог бы получить по ебалу от Юнги за такой вброс. Но рисковать жизнью два раза в сутки в его планы не входило, поэтому он всё так же смирно сидит, пока Юнги обмазывает его раны мазью. — Посмотри, что у меня есть. — Юнги показывает ему несколько маленьких пластырей. — Вот со звёздочками, ёжиком, грибочками, котиками… — Котиками! — прервал его Чимин, выкрикнув, на что получил смешок от того и заботливо заклеенную ранку. — Хён. — М-м? — Тебе тоже нужно обработать раны, у тебя их больше. — Да не заморачивайся, само заживёт. Впервые ли? — ну всё, пути назад нет и Пак окончательно тает от этой улыбки. — Не пизди, папочка. — фальшиво наивно хлопает глазками Пак и притягивает Шугу к себе за не раненую руку. Чимин осторожно стягивает с него кофту, дабы рассмотреть на наличие ран, пока старший сидит лишь в футболке и штанах. Аккуратно проводит ваткой смоченной перекисью по повреждениям, наносит заживляющую мазь и также предлагает наклеить пластырь на рассеченный лоб. — С котиками. — улыбаясь говорит Мин и тыкает на рисуночек с рыжим котом. — Шуга-хён, а с каких пор ты в отряд голубой армии записался? Или это у вас воздушно-капельным путём передаётся? — притворно закрывая футболкой нос говорит вошедший Техен, посмеиваясь. — Ты опоздал, придурок, прошло двенадцать минут! — выкрикнул Юнги. — Чимин, спаси меня! — вопит пришедший, увиливая от очередного броска чем-то в его сторону от Юнги. — Прости, в этой ситуации я безвластен. — честно признаётся младший. — Ты над ним всегда властен, просто не знаешь об этом, это ты его радужностью заразил! — кричал Техен, убегая с пакетами на кухню. — И вообще, он был моим единственным другом, а ты его беспощадно схватил своими лапами, и я теперь одинокий волк! — крикнул тот напоследок, выбегая из квартиры, оставляя двух красных и ошарашенных парней. — Хён, о чём это он? — решается спросить Чимин. — Давай мы сначала покушаем, а потом, возможно, обсудим это. А есть ли у Пака выбор? Нет, конечно, поэтому он молча топает за старшим на кухню. Тот по-хозяйски расставляет еду, некоторую подогревает в микроволновке и подсовывает младшему, мол кушай. Сам заваривает кофе без сахара и садится напротив. — Нет, так не пойдёт. — говорит Чимин с набитым ртом. — Я хочу, чтобы ты тоже покушал, иначе я ничего не буду есть. Юнги тяжело вздыхает и садится рядом с Паком, отправляя одну куриную ножку ему в рот и одну себе. Они едят и параллельно что-то обсуждают, хихикая. А Чимин всё равно не верит, что всё это реально и сейчас с ним сидит Юнги и это не какой-нибудь пранк, чтобы поиграть его чувствами. Если это сон, то Пак предпочёл бы остаться в нём навсегда. Слишком хорошо, слишком уютно, слишком много чувств он сейчас испытывает и, честно говоря, еле сдерживает. — Так, а что это за зэк был? — спрашивает рыжий. — Он был нашим постоянным клиентом, обычно он смирный и мы хорошо ладили, всегда сразу платил, а то и наперёд, за раз мог взять столько товара, сколько остальные берут за восемь раз. — сказал Юнги и отправил ложку риса в рот. — А почему был? — Потому фто я так сказал. — с набитым ртом говорит старший, пока Пак заливисто хохочет с него. — Как я могу продолжать сотрудничать с тем, кто посмел притронуться к моему? — задал риторический вопрос Юнги, в секунду посерьёзнев. Кажется, Чимин вот прямо сейчас растает и расползётся по полу как сахарная вата под жгучим солнцем. — А что насчёт того, о чем говорил Техен? — осмелился спросить Пак в надежде, что не пожалеет. Юнги слегка завис, уткнув взгляд в кружку кофе, будто делал вид, что не слышал ничего. Его взгляд заметно потемнел и стал слегка… Испуганным? Старший посмотрел на настенные часы: — Тебе пора, я отвезу. — сухо сказал Мин и поднялся из-за стола.

***

В машине повисло явное напряжение, это было видно по вцепившимся рукам Юнги в руль, по суетливому взгляду, что излучал лишь желание поскорее высадить пострадавшего у его дома. Чимин наверняка не знал причину такой резкой перемены настроения парня, но думал, что вполне вероятно никакой перемены и не было. Он ведь всегда был таким холодным и колючим, разбрасывался матерными фразами в его сторону, источал максимальное отвращение и брезгливость к его персоне. Наверняка это было просто минутное помутнение, тот же сразу сказал, что у него будут проблемы, если он умрёт. Значит всё в порядке и забота со стороны мятного была лишь актом беспокойства за собственную задницу. А всё остальное просто дорисовало больное воображение Чимина. Люди видят то, чего внутренне желают даже там, где осуществление этого невозможно, обычная обработка ран может показаться заботой от чистого сердца, повседневные разговоры — искренней заинтересованностью его личностью. Ночной прохладный ветер из приоткрытого окна отрезвлял сознание и отгонял нелепые мысли, в салоне пахло табаком и вишней, а повсюду царила бездушная тишина. Огоньки пестрых вывесок и придорожных фонарей сливались воедино в тянущийся яркий шлейф из-за большой скорости автомобиля. Чимин не сразу понял, что едут они слишком долго, хотя живёт он лишь в нескольких кварталах от Шуги и проезжают они один и тот же бар уже третий раз. — Что такое? — нарушил тишину, сопровождающуюся лишь шумом двигателя, Пак. — Тебя явно что-то тревожит. — Я отпускаю тебя. Можешь больше не услуживать мне. — хрипло сказал Юнги, прикуривая на ходу сигарету. — Н-но почему? — запнулся Пак. — Ты мне больше не нужен. — стальным тоном отчеканил тот, глуша мотор автомобиля под подъездом младшего. — Выходи и не задавай глупых вопросов, Чимин. Поднимаясь на свой этаж, Пак думал лишь о том, какой он ничтожный и бесхребетный, спустя три года он снова об этом подумал. Юнги относился к нему ужасно, порой жестоко и по-хамски, вытирал о него свои ноги, сделал своей прислугой, а потом в своей квартире открылся совершенно с другой стороны. Хлопнув входной дверью своей квартиры, прижавшись спиной спустился по ней и обняв колени молча сидел в кромешной темноте. — Какого хуя, Мин Юнги?! — выкрикнул он в пустоту, и с глаз брызнули слёзы. Пак не любил плакать, не хотел быть слабым даже перед самим собой, но заплакал перед Юнги, пока тот крепко обнимал, позволяя чужим слезам впитываться в свою кофту. Он впервые позволил не то, чтобы кому-то, а самому Шуге увидеть его слабость, разрешил успокоить его. И почему он сказал не называть его Шуга? Даже его приближенные обращались к нему именно так, кажется, все уже и забыли, как его на самом деле зовут. — Почему ты показал другого себя? Почему позволил на что-то надеяться? Почему был так мил и добр? — шептал вопросы себе под нос Пак, пока слёзы ручьем стекали по его впалым щекам. — Твою мать, Юнги, оставайся таким же придурком, которым был всегда, не давай мне надежду! Полностью обессиленный и морально истощенный своими мыслями, Чимин прямо перед входной дверью провалился в глубокий сон. Ему никогда ничего не снится, потому что его нервная система настолько слаба, что сон — единственное время, когда она может отдохнуть.

***

Мин Юнги любил вишнёвые жвачки, маленьких пушистых котиков, что резвились как дети у него во дворе, он часто подкармливал их, когда выходил на улицу, за что местные бабки кричали на него, а в котов швырялись тапками и вениками. Он любил слушать пение птиц по утрам, когда только светало и людей на улицах не было видно. Любил наблюдать как темное небо проясняется и обретает фиолетовые и малиновые оттенки, а россыпь ярких звезд тускнеет под светом грядущего нового дня. Ему нравилось, как дым его сигареты смешивался с туманом на улицах их забытого Богом и людьми района. В такие моменты некое невысказанное тепло разливалось внутри грудной клетки и заполняло собой каждый миллиметр в организме. Утренняя прохлада последнего дня весны приятно щекотала кожу мелкими мурашками, пробегая по её поверхности, заставляя вздрогнуть от столь бодрящего ощущения. Кофе в кружке на ограде балкона давно уже остыл, на дне белого цвета сосуда оставалось крохотное количество напитка и горстка молотых кофейных зёрен. Юнги любил крепкий черный кофе, на скорую залитые свежесмолотые зерна ещё теплые от аппарата, залитые кипятком, что будто бы все ещё бурлит в кружке. И не переносил сахар, иронично… А ещё он любил Чимина. Солнечного мальчика, что живет в квартале от него. Он часто сравнивал его с рыжим котом со своего двора. Тот ластился каждый раз стоит Шуге выйти из парадной, звук открывающейся двери, что кряхтит как старый пёс Барон в его родительском доме далеко отсюда, будто был для него сигналом. Юнги был одинок, до тоскливого разъедающего изнутри чувства, что будто червь роет ходы в его едва бьющемся сердце. Он был одинок точно так же как и этот рыжий кот, что просит ласки от каждого проходящего. И Юнги видел в нём себя, себя до того, как обрёл свой железный скафандр жестокого, бесчувственного и черствого парня. Раньше он тоже цеплялся за каждого человека в своей жизни, бился в истерике как дельфин, которого прибоем выбросило на берег, когда мать умерла, а отец с горя пустился во все тяжкие. Мальчик слишком быстро вырос, слишком рано понял жестокость реального мира и испробовал все его подарки на своей шкуре, что годами обрела каменный нарост от боли, полученной в столь юном возрасте. Но лишь повстречав его, рыжего, не зачёсанного, а вечно с копной сена на голове, паренька, что на переменах в университете пьёт лишь мятный чай, бегает по утрам и кормит дворовых котов, танцует как боженька в клубе его друга, заставляет подсматривать за его тренировками в студии как старого извращенца, он впервые захотел снять свой панцирь, открыться миру, рассказать о буре чувств в его душе. Наступило утро, и некоторые люди уже выходили из своих домов, скрипя парадными распугивая птиц на деревьях и поднимали лающий собачий гул во дворе. Любимое время Юнги прошло, и он с грустным вздохом вернулся в свою теплую, пропитанную сигаретным дымом, запахом кофе и вишнёвых жвачек обитель. Чувство предвкушения чего-то приятного теплой негой тянуло в животе, заставляло улыбаться своим мыслям как дурачок. Пускай он не был чрезвычайно умен, но план, родившийся в его голове, складывался как нельзя хорошо. Он на повторе как старую пластинку вспоминал слова своего друга, самого близкого ему, он был ему братом не по крови, а по душе — Чон Чонгука: «Не смей отказываться от затеянного, ты не можешь вечно молчать, да ты поступал как полнейший идиот с двумя хромосомами, но своими чувствами ты залечишь все раны, что принес ему, заберёшь всю боль, которую он испытал по твоей вине. Я же вижу, как он смотрит на тебя, его взгляд ничем не отличается от твоего, он также пропитан любовью и обожанием, но в нем, как и в твоем, виден страх и опаска, что не позволяют делать шаг навстречу.»

***

К своему удивлению, Чимин проснулся достаточно рано как для полной приключений ночи. В десять утра он уже вернулся с пробежки и успел покормить Сахарка, позавтракал как обычно стаканом воды и закинув в карман телефон, умчался в танцевальную студию. Сегодня в планах было довести до совершенства поставленный им вчера танец. Студия после недавнего ремонта всё ещё пахла краской, от чего слегка кружилась голова, поэтому Пак приоткрыл дверь и окна, что бы хоть часть вони ушла. На фон была поставлена ненавязчивая музыка для разминки и хоть парень уже достаточно разогрелся из-за утренней пробежки, получить вывих или растяжение, а в худшем случае разрыв связок в планы не входило. Мелодия приятной волной растекалась по телу, заставляя его двигаться, отпустив мысли и гнетущие воспоминания прошлой ночи. Парень усердно разминал ноги, уделяя большое внимание стопам и щиколоткам, рукам и шее, которые часто травмировались. После разогрева переключил мелодию на ту самую песню, с которой и должен был выступать. По залу пронеслись первые аккорды гитары, лёгкий тенор поющего мужчины на записи приятно щекотал слух и тело само поддавалось приятному мотиву. Удивительной способностью обладал Чимин, ведь лишь один раз повторив танец он легко запоминал движения и лишь краем уха услышав мелодию мог воспроизвести танец по памяти. Но для себя он всегда не дотягивал, считая, что почти каждый может как он, его придиркам к самому себе не было конца и вот уже пятнадцатую минуту подряд он танцевал на изнеможении, не давая себе ни минуты передышки. Одна из связок, где он должен снять с себя в бит воображаемый пиджак и успеть попасть в начало следующего куплета никак не получалась. Не сдаваясь, он пробовал снова и снова с самого начала, он не успевал на секунды две и мысленно винил себя за неповоротливость, на что сказывался лишний вес, набранный из-за того, что Шуга впихнул в него слишком много еды. Обессиленно он упал на колени, опираясь руками о пол. Пот капал на паркет с его мокрых волос, футболка полностью промокла хоть бери и выжимай как после стирки, было ужасно жарко, тело горело, а голова из-за усталости и все еще присутствующего запаха краски, кружилась. — Грёбаный Мин Юнги, чёрт бы тебе хуй отгрыз! — выругался Чимин да так громко, что наверняка и на улице было слышно его наилучшие пожелания. — Ну и зачем же так громко орать? Я и так прекрасно всё слышу. — Пак быстро поднял голову и сразу встретился с этим колючим кошачьим прищуром. — Какого хуя… — Я ему тут водички принёс, а он хочет, чтобы мне сам чёрт хуй отгрыз. Тц-ц. — закатил глаза мятноволосый, подходя ближе и становясь на корточки возле парня. — Чего тебе? Говорил же, что я тебе больше не нужен. — пробубнил Чимин, плохо скрывая разочарование в голосе. В зале на минуту повисла тишина, Юнги подал уставшему парню стеклянную бутылочку с водой, в которой плавали небольшие листики мяты. — Пей. Чимин и не думал отказываться, жадно припав губами к холодной жидкости, в рецепторы ударил любимый вкус мяты с мёдом, от удивления он почти поперхнулся, но наслаждение и утоленная жажда отвлекали. — Я не отказывался от тебя, ты не нужен больше мне как прислуга. — начал Юнги смотря на подрагивающие ресницы Чимина, пока тот пьет. — Я просто хочу, чтобы ты был рядом. В этот раз Чимин поперхнулся, а Шуга быстро хлопал тому по спине, пока тот пытается откашляться и не умереть на месте. — Ты больной что ли?! — придя в себя хрипя прикрикнул Пак. — Кто говорит такие вещи пока другой пьёт, дурак? Мин широко заулыбался и притянул Пака в крепкие объятия, на столько крепкие, что что-то треснуло, то ли одно из ребер рыжеволосого, то ли его нервные клетки взрывались фейерверками.

***

В машине Мин Юнги неизменно пахло табаком и вишней; майский теплый ветер по-прежнему приятно ласкал кожу и ерошил рыжую копну волос на голове Пака; закатное солнце садилось за горизонт и малиновыми лучиками солнца провожало их, освещая мягким сиянием небо; Юнги, как обычно, курил свои дешёвые вонючие сигареты, выдыхая в окно тучку дыма. Но что-то изменилось с их прошлой совместной поездки, не было никакого натянутого напряжения, Шуга не бросал колких фраз и злобных взглядов, в салоне была лишь комфортная тишина, на столько комфортная, что можно было уснуть, как Пак, собственно, и сделал. Улицы их прогнившего района уже окунулись в ночь, Юнги все так же сидел и выкуривал третью подряд сигарету, стараясь не дымить в салон, пока Чимин тихонько спал накрытый курткой старшего, посапывая. В голове у Шуги грозовая туча мыслей, одна сменяет другую каждые три секунды и не дает времени подумать. Два года он скрывал свои чувства, два года он притворялся будто ненавидит, а сейчас смотрит на чмокающего губами во сне Чимина и даже не сдерживает своей дурацкой улыбки. Что скажут пацаны его сейчас совершенно не волновало, а вот что скажет Пак на его признание после всего, что он для него сделал… Чимина хотелось обнять, так крепко, чтобы ребра трещали и синяки появились, хотелось зацеловать эти вишнёвые губы, лежать с ним в постели и перебирать его рыжие волосы, всматриваться в глаза, изучая каждый оттенок на радужке, поглаживать своими вечно холодными руками это хрупкое тело и запоминать расположение каждой родинки. Чимина хотелось укутать в одеяло любви и спрятать от всего мира, оберегать как самое драгоценное в своей жизни. Но имеет ли он на это право? Он никогда не хотел причинять вред этому пареньку и договор о том, что он никому не расскажет, где тот работает в обмен на полное послушание Пака был лишь ради того, чтобы он всегда был рядом. У него были люди, которые в разы лучше могли справиться с его поручениями, но он попросту хотел видеть рыжеволосого, хоть как-то контактировать с ним. И лишь когда случилась та ужасная ситуация с клиентом у Мина открылись глаза, он ведь не мог всю жизнь помыкать Чимином, подвергать такой опасности, однажды они выпустятся и разъедутся кто куда и что дальше? Он испортит жизнь младшему, если еще этого не сделал, и останется ни с чем так и не озвучив, что чувствует. Любовь — прекрасное чувство, оно может окрылять, наделять силой и стремлением, жаждой и ощущением значимости, но вмиг может повернуться против тебя, обрубить крылья, вырвать их с корнем и оставить кровоточащие раны на всю оставшуюся жизнь. А длительные невысказанные чувства разъедают изнутри, они как рак, что сначала проходит бессимптомно, потом образуется опухоль из того, что ты так долго скрывал. При раке поражаются лимфатические узлы, а при такой любви — все отрасли твоей жизни, появляется ненависть ко всему и даже к этому человеку, необоснованная ненависть, когда он идет с кем-то за ручку, когда заливисто смеется, но не с тобой, когда он проживает беззаботную жизнь и не догадывается как тебе сейчас больно. А позже не метастазы сжирают твой организм, а твои же чувства, они бешеными псами вгрызаются в твое сердце и разрывают его в клочья, не оставляя живого места. Пускай он будет последним эгоистом, мразью и ужасным человеком, пускай у него нет права претендовать на взаимность, но он попробует, может, когда он выскажется ему станет лучше. Маленькое тельце на сидении с боку зашевелилось и приоткрыло свои сонные глазки с подрагивающими ресничками, на которые опадала рыжая челка и закрывала слегка обзор. Чимин потянулся так сладко, что хотелось затискать эти щечки, покрыть мелкими поцелуями-бабочками. — Ты чего меня не разбудил? — широко открыв глаза и уставившись на ночную улицу за окном, возмущается Пак. — Который час? — Почти одиннадцать. — взглянув на часы на телефоне, сказал тот. — Боже, я столько проспал, нужно покормить котов ещё! — выкрикнул рыжеволосый и начал собираться. — А можно с тобой? — тихо спросил Мин. Чимин всем корпусом развернулся к старшему и в удивлении приоткрыл рот, а Шуга, кажется, никогда раньше не видел, чтобы у азиатов были такие большие глаза. — Л-ладно, — запнулся Пак, — я сейчас возьму еду в квартире и спущусь, они должны быть где-то здесь. Чимин наверняка так быстро ещё не поднимался на третий этаж своего дома за едой для котиков, но непредвиденная ситуация в виде адекватного Мин Юнги вынуждала бежать что есть мочи. Упаковки с кормом нашлись довольно быстро, ибо, сказав: «Я тут хозяин, что хочу то, ворочу» парень в грязных кедах, не снимая их, взял курс на кухню, оставляя после себя песок, камушки и прочую грязь. Картина, что открылась перед ним, когда он выбежал из подъезда могла ему только сниться в самых прекрасных сновидениях. Главный хулиган его района сидел на корточках возле такого же мятного только из-за зеленки кота, как и он и игрался с ним. Чимин придя в себя быстро достал свой телефон и сделал несколько снимков сего чуда, да вполне возможно, что за это его лицо сейчас встретиться с кулаком Мина, но он просто не мог это не запечатлеть. Шуга посмотрел на него и его глаза, будто прояснились, широкая улыбка отзеркалила чужую, а Сахарок настойчиво карабкался на колени нового друга. — Как зовут этого малыша? — спросил улыбающийся Мин, а Пак несколько раз мотнул головой, убеждаясь, что сейчас перед ним не иллюзия из его фантазий. — Сахарок. — тихонько пробубнил младший, высыпая корм в маленькую коробочку в кустах. Шуга искренне рассмеялся, разглядывая мятные пятнышки на белой шерсти котика. — Милашка. — Да, он мой самый любимый кот во дворе и… — сказал рыжеволосый. — Я о тебе. — перебил его речь Мин, смотря как заливаются краской обычно бледные щёки Пака.

***

Вот уже как три дня Чимин жил умиротворённой и спокойной жизнью, после того как он с Шугой кормил котиков у своего дома они больше не виделись, пересекались несколько раз в университетском дворе, ловили на переменах взгляды друг друга, но ничего больше. Юнги больше не отдавал поручений, не подкалывал его и не звал на курилку после пар. Чимин не выдержал и решился в понедельник рассказать все своему лучшему другу — Техену. Он не был уверен правильно ли поступал, но знал, что тот ни в коем случае его не осудит. — Так и что ты будешь делать дальше? — спрашивает Ким, пропуская в рот очередную порцию какой-то сладости, из-за чего у Пака зубы сводило, когда он представлял сколько же ему пришлось бы бегать, чтобы сжечь набранные калории из-за какого-то торта. — Эм-м, ну ничего…? — Ты дурак? — Техен закатил глаза, что значило: «Сейчас сваха Ким Техен расскажет, как надо». — Ты его любишь, и он по твоему рассказу тоже к тебе что-то испытывает поэтому возьми свои яйца в руки и действуй! — Ты чего орёшь, придурок? Еще громче нужно было говорить, чтобы он нас точно услышал. — полушепотом, оглядываясь на столовую говорит Пак и в секунду встречается с заинтересованным взглядом Мин Юнги, который как оказывается сидел совсем рядом, через один столик. — Пиздец, он нас заметил. — отчаянно выдохнул Чимин, ударяясь головой о стол. — Тогда удачи, чувак. Но наблюдая как он на тебя жадно смотрит, в его взгляде читается желание разложить тебя на любой горизонтальной поверхности прям здесь. — отчеканил Ким, будто подводил итоги лекции. Техен ушел, а Пак остался допить свой мятный чай, как вдруг услышал вибрацию телефона в кармане. Suga: В восемь я за тобой заеду, будь готов, малыш. Jimin: Ну-у окей. А куда мы хоть едем? Suga: Увидишь. Чимин заблокировал телефон и покосился на сидящего неподалёку Мина, который уже активно с кем-то разглагольствовал. Он соврал бы если сказал, что его сердце не делает кульбиты и не бьётся бешено о ребра, поэтому просто промолчит. Сегодня Пак закрыл свой последний экзамен и хотел со спокойной душой развалиться на диване перед телеком с баночкой дешевого пива, но из-за некоторой персоны роется в шкафу уже тридцать минут, подбирая наряд, так сказать, выбирает лучшее из худшего. Выбор пал на черную футболку и такого же цвета кофту на молнии, привычные синие джинсы и черные конверсы. До приезда старшего оставалось каких-то десять минут и он, увлажнив губы вишнёвым бальзамом, вышел во двор. Всего через несколько дней начнется лето, хотя днем жара уже давно в самом разгаре, на улицах все чаще будут появляться компании детей и подростков, что уходят в отдых с головой после тяжелого учебного года. Но Чимин отдыхать будет не долго, уже на выходных он возьмёт полную ставку в клубе и практически не будет появляться дома. Ночные смены выматывают, и он даже не представляет, как будет справляться, а морально еще давят непонятные отношения с Юнги. Пак не любил неопределенность во всех её проявлениях, всю свою жизнь жаждал стабильности и в работе, и в учебе, дружбе и в отношениях. Порой даже скучает по временам, когда ходил на цыпочках возле Мина и услуживал тому во всем, это тоже была своеобразная стабильность, хоть он с нее ничего не выигрывал, но сейчас все максимально стабильно непонятно. Старенькая Cadillac Eldorado со знакомым рёвом мотора подъехала под подъезд, разгоняя пыль на дороге. Из нее показалась мятная макушка и Пак заметно просиял. — Запрыгивай! — выкрикнул Мин из машины. В салоне всё так же чувствовался запах вишни, Юнги от чего-то улыбался и даже не курил, как обычно, это делает. — А чего ты такой довольный, случилось что-то? — поинтересовался Чимин. — Ага. — коротко ответил Шуга, все так же улыбаясь во все тридцать два. Спустя каких-то десять минут они подъехали под уже знакомый подъезд Паку, и он невольно выпучил глаза в удивлении. — Не пугайся, я просто решил пригласить тебя к себе, чтобы отметить начало каникул и хорошо закрытую сессию. — ответил на его немой вопрос Мин. Только войдя в квартиру на него с объятиями набросился Техен, который непонятно что забыл здесь, а из-за угла показалась блондинистая макушка Чон Чонгука, он знал его лишь косвенно, несколько раз видел, как тот играл в баскетбол с Юнги, а также был на стычке с тем злосчастным зэком. — А какого хуя здесь, собственно, происходит? — ошарашенно спросил Чимин, пока Юнги сзади обнял его за плечи, от чего получил дабл килл ахуеванием от происходящего. — Юнги тебе кое-что хочет сказать, а мы за компанию собрались, вдруг тебе потом скорая понадобиться, ну или Шуге. — объяснил Техен, пока Чонгук украдкой поглаживал того по талии. — А это, блядь, что такое? — Чимин прикрывая ладонью рот, указал пальцем на Чона, что своими шаловливыми ручками уже забрался под футболку Кима. — Ну я не успел сказать, мы типа вместе. — парни перед ним откровенно ржали с его реакции, будто он призрака увидел. Но вот Чимину было совершенно не смешно, план по жизни иметь во всем стабильность с треском и грохотом провалился. — Ну что стали, оболтусы, еда на столе, налетаем. — разорвал неловкую паузу Чонгук. В таком составе Паку даже не было некомфортно, они живо переговаривались, много шутили и смеялись, ели много вредной еды, по большей части из-за того, что Юнги насильно её впихнул в Пака под угрозой смерти и тому приходилось обречённо вздыхать и поддаваться старшему. В один момент, когда Шуга давал уже четвертую куриную ножку Паку, а тот уворачивался, Мин поднялся и пытался насильно всунуть её в рот младшему. Так он поднялся и начал убегать, но Юнги и не собирался останавливаться на этом и уже спустя три минуты гонки не на жизнь, а на смерть, Ким с Чонгуком видели, как Юнги за шиворот тянет Чимина обратно за стол, пока у того в зубах сжата несчастная куриная ножка. В один момент подпивший умник Техен выдал, обращаясь к Юнги: — Как его друг и почти брат, ик, — смешно икал от выпитого Ким, — я по-олностью одобряю твою кандидатуру, ик. — высказался тот и повалился лицом на стол. — Чего это он? — хихикнул Пак. — Я скоро вернусь. — быстро проговорил Юнги и, взяв с собой что-то, вышел из квартиры. Чимин ошарашенно смотрел на дверь, а Чон успокаивал и говорил, что, если он сказал, значит точно скоро вернется. И лишь спустя пятнадцать минут, когда Техен вернулся из царства Морфея, Чону позвонили. Пак не слышал и не видел, кто звонил. — Сказал, чтобы ты вышел на балкон. — выдал Ким, завершая вызов. Чимин быстро сориентировался и пошел в уже знакомую ему спальню, пробираясь сквозь листья вазонов он все-таки выглянул вниз через ограду и глазам своим не поверил. На асфальте яркой краской было написано: «Позволь стать твоим Сахарком» рядом с надписью стоял Юнги с огромным букетом мелких ромашек, которые так любил Пак. Руки парня все были зелёными, в некоторых местах на одежде следы земли и приклеенные веточки и листики, а вдалеке кричала какая-то бабка, разбрасываясь угрозами, что вызовет копов за порчу имущества. На капоте машины сидел его Сахарок и какой-то неизвестный ему рыжий кот, что тыкались своими носиками в шерстку друг друга. В этот момент сердце Чимина наверняка остановилось и разорвалось на мелкие осколки, слёзы тут же покатились по щекам, а сам он судорожно закивал головой, смотря как в нежной улыбке растягиваются губы Юнги, а стеклянный взгляд кричит об искренности.

Спустя два месяца

— Больше ты туда работать не пойдешь, надеюсь ты понял? — почти кричал Юнги, впиваясь пальцами в руль автомобиля и разгоняя его на максимальную скорость. — Какого хуя, Юнги, ничего же не случилось. Мне надо за что-то жить, и он ничего такого не сделал. — возмущался Пак. — У меня есть деньги, Чимин, ты можешь жить на них, я не просто так вкалываю на работе, я хочу о тебе заботиться. — чуть снизив скорость и тон говорил Мин. — Ты считаешь, что, то, как он практически всего тебя облапал у бара это ничего такого? Да у меня зубы друг от друга от злости ломались. Чего тебе не хватает, Чимин? Члена? — А может и да, может и не хватает! — выкрикнул Пак, не собираясь сдаваться просто так и уже специально провоцировал своего парня. — Хорошо, отлично. — закончил диалог Юнги и до самой их квартиры они молча добирались. Юнги и Чимин съехались практически сразу после того, как Шуга признался, они обзавелись двумя пушистиками и прекрасно ладили. Но если ругались, то лишь из-за работы младшего, тот не позволял себе ничего такого, он просто танцевал на сцене, последнее время в более закрытых костюмах, после работы никогда не задерживался. Но в этот раз, когда он разговаривал с барменом, какой-то мужик начал его открыто лапать и лишь вбежавший Юнги, что со всей дури врезал тому по морде, привел его в состояние. Машина остановилась возле уже такого родного подъезда, и они все еще молча поднимались к квартире. У порога их неизменно встретили два забавных комочка рыжего и белого цвета, приветственно виляя своими хвостиками. Юнги очень любил котов, но больше любил Чимина и сейчас он был настроен лишь на то, чтобы удовлетворить все желания своего парня. — Беги в спальню и жди меня. — сердито сказал Юнги, удаляясь в ванну. У Пака ноги подкашиваются от такого властного тона его парня, если для чужих глаз он суровый Шуга, которого боятся все в округе, то дома он третий кот семейства Мин, что постоянно просит обнимать его, целовать. Но в дни, когда он поистине зол, лучше не приближаться и держать безопасную дистанцию, не шевелиться, лишний раз не чихнуть, а лучше вообще сбежать с дома. Но младший слушается, он покорно ложится на постель, по пути раздевшись, ведь знает, что сейчас произойдет, легкая прохлада от постельного белья приятной дрожью проходит по телу, а предвкушение затягивает ноющий узел внизу живота. Юнги вошёл в комнату и животным взглядом окинул худощавое тельце парня, бледное и полностью обнаженное перед ним. Он видел в глазах напротив похоть и такое же сильное желание, как и у него. Мин немедля повис над парнем, опираясь на свои крепкие руки, носом провёл по шее от мочки уха к впадинке меж ключиц, втягивая ненавязчивый запах своего одеколона на чужой коже. Несмотря на дикое возбуждение и желание разложить Пака здесь и сейчас, взять его грубо как в последний раз и неистово вбиваться, преследуя лишь свой оргазм, Юнги маленькими поцелуями-бабочками покрывал впалые щеки парня, нежную кожу шеи, слегка втягивая её, оставляя небольшие покраснения. Пальцами проходил по рёбрам, доходил до столь чувствительных сосков и на контрасте предыдущих ласк сильно сжимал, выкручивая и вырывая такой желанный стон из пухлых приоткрытых губ. Чимин пользуется бальзамом для губ с вишней еще с того момента, как учуял этот запах от старшего. А его от этого ведет не по-детски, он безбожно таранит любимые губы, ощущая на кончике языка осевший вкус вишни, мокро целует и сплетает их языки в вальсе под пластинку стонов и вздохов Чимина. Младший нетерпеливо трется обнаженным пахом о чужой и вплетает пальцы в мятные волосы, слегка оттягивая и заставляя действовать. Юнги отстраняется и снимает последний элемент одежды на себе. Мокрыми губами проходится по бархатистой коже бедер, языком вырисовывает никому не известные линии и круги, разводит руками бёдра Пака и целует истекающую бордовую головку, размазывая эякулят по губам, чем заставляет Чимина ещё больше краснеть и закатывать глаза в наслаждении. Мин спускается языком по твердому члену, очерчивает поджавшиеся яички и вмиг ныряет в сжавшееся колечко мышц. Чимин места себе не находит от ощущений, от юркого языка внутри себя, от двух пальцев, что разводят его стеночки, пристроившись рядом, от красоты парня меж его ног, что выглядит сейчас так правильно, но в то же время развратно. — Юнги… ах-гм. — прерываясь на стоны пытается слепить воедино слова Пак. — Я готов, пожалуйста, войди уже. — Как хорошо просишь, малыш. — оторвался от столь желанной сладости Мин, вытирая слюну с подбородка. — Так сильно соскучился по члену? — в ответ кивок и максимально расфокусированный взгляд. — Стоило мне зарыться в работе на несколько дней, и ты уже выглядишь как изголодавшая сучка, дорогой. Но терпение Юнги тоже не резиновое и получить столь желанный оргазм безумно хочется. Он обильно выливает на покрасневшую от стимуляции дырочку смазку и распределяет остатки по члену. В их сексе смазки всегда много, много слюны и других жидкостей, обоих заводят звуки вдалбливающегося языка в узкую дырочку, хлюпающей смазки, когда член входит в податливое тельце, вида и ощущения спермы вперемешку со смазкой, что вытекает из пульсирующей дырочки. Порой Техен и Чон, что тоже не в храме служат, называют их семейкой фетишистов-извращенцев, на что те лишь, согласившись, кивают, даже не думая что-либо отрицать. Большой член ловко проскальзывает в разработанную дырочку и со шлепком полностью входит внутрь. Чимин нетерпеливо подается навстречу желанию и всхлипывает от медлительности старшего. — Ну давай же, хён, втрахай меня в эту постель, чтобы я кричал как течная сучка, а соседи испугались и вызвали копов. — выл младший. Юнги подаётся бёдрами вперед, раз, второй и набирая обороты начал активно вбиваться, слыша под собой лишь неистовый скулёж. Каменный член раз за разом задевает уязвимый комочек, заставляя парня под ним взвывать. Пак ножки за спиной Шуги сводит, руками ищет опору в давно скомканном одеяле, цепляется в плечи напротив и остервенело режет смуглую кожу отросшими коготками. Старший наклоняется вперед, немного меняя угол проникновения и вгрызается в вишнёвые губы, кусает, оттягивает, чувствуя во рту металлический привкус. Шуга разворачивает парня на живот и ставя на колени, поднимает за плечи к себе, вжимая в свою грудь. Их сбитое биение сердца луной отбивается от стен комнаты, укутанной в мрак, лишь шумное дыхание двух тел и вбивающийся в податливое тело член разгоняет тишину. Они мокрые и безумно уставшие, тела липнут друг к другу, пот стекает со лба. Юнги одной рукой оттягивает половинку Пака и мощными, глубокими толчками, каждый раз выходя почти полностью, вколачивает член. Другой рукой слегка сдавливает чужую лебединую шейку и горячо шепчет на ухо, опекая своим дыханием ушную раковину: — Надеюсь ты доволен, малыш. У Чимина от этого шепота глаза закатываются, все тело трясёт в оргазме, а напряженный член выстреливает струей семени на постель. Юнги догоняет его несколькими сильными толчками и изливается внутрь, зная какой кайф от этого испытывает его партнер. Спустя несколько минут молчания и симфонии неслаженного сбитого дыхания, Чимин перебрасывает свою обнаженную ножку на Юнги и чувствует, как большая ладонь ложится сверху, поглаживая чувствительную кожу. Они могут ссориться, никто не идеален, две разные личности не всегда могут уживаться гармонично, но они справляются, потому что любят, потому что это чувство, исходящие из двух раненных жизнью сердец, сплетается воедино. Чимин устало закрывает тяжелые веки в предвкушении очередного сна и отдается в лапы Морфея. Теперь он может видеть сны. Юнги больше не чувствует себя своими старыми кассетами на деревянной полке, что покрылись внушительным слоем пыли. Вернее чувствует, но не так как раньше, тогда у него не было проигрывателя, и они были бессмысленными пустышками, но с тех пор, как появился Чимин и принёс его со своего дома, они используются ежедневно, можно сказать, что Пак вдохнул в них новую жизнь. Чимин больше не чувствует себя своим древним проигрывателем, что подарил ему в детстве дед, раньше он служил подставкой для тетрадок или кружки с чаем, потому что в обиходе кассет не нашлось, а купить такое старьё сейчас вряд ли получится. Но с появлением Юнги в его жизни, существование проигрывателя и его самого заиграло красками и приобрело смысл. Они больше не были одинокими предметами в своих старых квартирах, они сумели растопить ледяной нарост на сердцах друг друга, сбить металлическую броню, приобретённую с годами. Они стали смыслом жизни и кислородом, которым дышали вместе.