« Любишь страдать?
Страдай правильно »
И спорт это та форма страданий, что усиленно одобряется государством, массами, СМИ и теми, кто пускает слюнки на подкачанные тела или силу (одно не без другого). Страдания бывают разные. Спорт - тоже. И Ли Феликс не понимает. Блондин и сам в этой сфере - его черлидерство. Да, спорт может быть травмоопасным. Да, не всегда приятным, ведь приходится терпеть усиленные растяжки, временами изматывающие программы тренировок и балансирование на грани соответствия стандартам по весу. Но когда _насилие_, стали называть спортом? С каких пор и кто это вообще придумал. ― Ликс, это моя жизнь, что ты лезешь? Чанбин ворчит, ощущая уже пар из ушей и ускоренным шагом пролетает коридоры. Не из-за спешки, скорее, чтобы этот самый пар выпустить. Он идет быстро и уверенно, раздраженно, но кидает фразы через плечо и точно знает, что солнце следует за ним по пятам. Это греет и бесит одновременно. На фоне черной обтягивающей футболки, загипсованная левая рука выглядит вызывающим вопросы белым пятном. А у Феликса она вызывает _не только_ вопросы. Да, черлидер какое-то время уже знал о виде спорта парня, прошел стадии от непринятия до смирения, но сломанная на соревнованиях рука Бина дала откат в самое начало. Это, для эмпатичного блондина, уже слишком. ― Потому что я переживаю за тебя! Пыхтит Ли, семеня следом и поправляя лямку шопера на плече. Почему Бин не слушает? Почему избегает этой темы? Почему не заботится о себе? Почему считает повреждения нормой? Почему, почему, почему? У него не укладывается в голове, но от собственных мыслей уши закрывать не хочется и глаза, чтобы не видеть гипс, от которого екает сердце, тоже. Хочется узнать, разобраться, если надо - долго обсуждать чтобы уже хоть как-то _отлегло_. ― Уж точно не тебе обо мне так печься. Слишком мощный удар в грудь. В сердце, что волнуется о чужой боли. Чанбину не обязательно находиться на ринге, не обязательно вставать в стойку и к атаке готовиться. Он может ранить одной фразой. Просто выстрелить словами и сердце Ли сомнется, как жестяная баночка из под колы, сбитая хулиганским камнем. Это осаждает Феликса. Он свой ход пропускает. Замедляется шаг, пока ботинки совсем не замирают на месте. А Со продолжает. Если противник пропустил удар - отправь его в нокаут. ― Мне что, по твоему, пять? У меня есть мозги и я сам разберусь, что для меня нормально и интересно, а что - нет. ― Да пошел ты. Не атака - защита на последнем вздохе. ― Что...? Бин звучит дезориентировано. Он и оборачивается так же, непонимающе заглядывая в веснушчатое лицо, ведь не ожидал от хоть и вечно громкого, но мягкого блондина _такое_. Но ромашковый чай успокаивающий и с тонким, нежным вкусом, только пока ты не ошпаришь по неосторожности им язык. ― Иди к черту, Со. Да делай что хочешь. Ты прав. Я ведь по сути тебе никто, чтобы советы раздавать. Не понимаю твоего отца. У черлидера и у самого язык жжется от произносимых слов. Он опускает взгляд в бетонный пол, хмуря брови от придавленности и потерянности, и не может контролировать кипяток, которым обливается его сердце. ― Феликс. ― с нажимом, чтоб прекратил. Упоминание семьи задевает. Чанбин делает шаг вперед. ― И тебя я тоже не понимаю. ― беспокойство заставляет подбородок вскинуть, полыхнуть взглядом и шагнуть ответно. очередь Ли наступать. ― Нравится принимать боль? Наслаждение от этого получаешь? И от того, что других калечишь - тоже? ― Это спорт. ― поучающе, словно ребенку: с присущей мягкостью и как само собой разумеющееся. ― Так давай, ударь меня. - и ведь уверенный шаг ближе делает, почти вплотную. И в этот самый момент прямой удар принимает уже сердце Бина. Больно. Выбивающе воздух. Не подготовлено. ― Ты больной? С ума не сходи. ― «я бы никогда тебя...» ― Да как с тобой не сойти, придурок. ― «я за тебя постоянно...» ― Ты не различаешь понятий... Чанбин пытается ухватить парня за руку, словно это поможет остудить его пыл и привести в чувства. Словно это поможет принять сторону Со. Но Феликс дергается назад, как дикий зверь. ― Не трогай меня. ― рычит он убийственно тяжело. у обоих от этого сжимаются сердца. ― Не трогай меня и не подходи ко мне. Мне противен твой спорт. Я не могу и не хочу больше о нем слышать. Бин, поджав губы, делает шаг вперед, но словно врезается в невидимый энергетический щит из страха, боли и отвращения, когда слышит следующие слова солнечного парня. ― И видеть тебя я тоже больше не хочу. Я пойду домой один. Наступает зима. Именно сейчас, когда веснушки от него отворачиваются и лучистый голос теряется за плотным слоем совсем не мягких серых облаков, Чанбин понимает - _ему холодно_. Он сглатывает, смотря вслед блондинистым прядям, подскакивающим от спешного сбегания по лестнице на том конце коридора и шумно тянет носом воздух, запрокинув вороную голову назад. Ладонь уцелевшей руки потирает лицо и кулак несколько раз слабо впечатывается в лоб, пока Со жмурится, кажется, сдерживаясь от того, чтобы с разъяренным «айщ!» не сбить ногой ближайшее мусорное ведро. ° ° ° Черный шопер небрежно скидывается на ковер комнаты. В напольном зеркале отражается его рисунок - написанная акрилом по ткани ромашка. Сразу видна рука свободомыслящего художника. Сразу видна рука Хенджина, что преподнес такой подарок на день рождения своего не менее творческого друга. Феликс возвращается домой измотанным. Эмоционально и физически. И виной тому совсем не загруженность на парах или очередной огромный плакат для празднества академии. Потому что даже самый плохой день может скрасить компания хорошего человека. Но _ссора_ с хорошим человеком окрасит в серый даже самую солнечную погоду. Белые носки лениво плетутся к кровати и черлидер стягивает футболку, переодеваясь, как взгляд вновь цепляется за свою правую руку, покрытую жуками оленями. Чернильными, тонкими и аккуратными метками, что особенно сконцентрировались у локтя. У локтя, где Чанбин и получил перелом. « Ему все еще больно... » Ли бережно сжимает предплечье, так же покрытое редкими метками черных рогатых жучков, а после с отвращением отбрасывает собственную руку, не желая об этом думать. « Он сам это заслужил. Захотел и получил. Его дело. Только его. » Словно чувствуя тянущую, притупленную боль от полученной парнем травмы, Феликс сглатывает ком в горле, неосознанно хмурясь. ...Включается теплый душ и до покраснения трется кожа, как если бы судьбоносные символы можно было смыть вместе с белой пушистой пеной...。 。 。
― ...Так у нас в семье принято. У меня был красный диплом, у моей мамы и моего отца был _красный_ _диплом_. Значит и у тебя он должен быть. Просто _обязан_ и не может быть иначе! Почему мне твой куратор говорит, что ты прогуливаешь?? ― Да, он прогуливает. ― возрастная женщина в очках перелистывает журнал с подсчетом посещений. ― И причем довольно-таки систематично. ― Со Чанбин, почему ты отсутствуешь на занятиях? И этому я тебя учила? Второй курс академии. И вроде бы, самостоятельно выбравший специальность парень (опустим тот момент, что он подал документы вслед за Чаном, как за лучшим другом, с которым они с третьего класса не разлей вода) может самостоятельно решить все вопросы и претензии в его сторону от куратора их группы, но нет. Видимо, "взрослые" считают иначе. У них вообще какая-то собственная система исчисления, которая не доступна для понимания тех, кто, по их меркам, "не дорос". Словно поколения с разных планет и, почему-то, мнение младшего из них, в большинстве своем, не учитывается. ― Он мало того отсутствует, так еще и не объясняется. ― подливает масла в огонь куратор, словно ей доставляет наслаждение, как под давлением матери уменьшается Чанбин. ― Но я приносил вам документы о том, что у меня были соревнования... ― Соревнования? И что у тебя каждую неделю эти соревнования? Эти "коридорные разборки" во время пар давят не меньше, чем недовольный родитель. Потому что возмущенный женский тон, не сдерживающий себя в громкости, почти как радио залетает в каждый кабинет. Наседает ощущение, сдавливающее плечи, что студенты в ближайших аудиториях намеренно настолько дружно притихли за партами, "грея уши" и, закрадываются липкие мысли, что они наверняка злорадствуют, давя смешки в ладонях. Неприятно. ― Нет, не каждую... ― Бин прячет взгляд за челкой, опуская голову и тон с каждым упреком в его сторону звучит все менее и менее уверенно. ― Каждые два месяца и подготовка перед ними... ― Так. Ты опять этими тренировками себе проблем наживаешь? ― Отец сказал, что я могу не идти в академию, если у меня сборы... ― Опять отец... Вам с ним что, до самой смерти нужно эти железки копить? Грамоты эти? Лучше бы за учебу их получал, чем за соревнования свои. ... За углом, у раскрытых дверей, ведущих в тот самый коридор, блондинистая макушка тихо подходит сзади к такой же блондинистой, но кудрявой. Первый - в большой белой рубашке с брошью цветков сакуры. Второй - в неизменно черной футболке и такой же расстегнутой толстовке поверх. Феликс переглядывается с Кристофером и обращает внимание на развернувшуюся перед ними сцену. Веснушчатое лицо меняется в эмоциях. Чанбин. Увидеть сейчас его после их крайней ссоры... Тяжело. Они не виделись, по ощущениям Ли, достаточно долго. Не общались и не находились в одной компании, из-за чего кажется, что голос Со начал забываться, но его неуверенный тон, в котором слышится дискомфорт, сейчас вызывает бурю эмоций, волнуя сердце, что теперь стучит быстрее. ― Почему ты тут стоишь...? Они перешептываются, чтобы не быть замеченными. ― Там личное... ― видно, что Чану это все тоже не по душе. Он ведет головой, как бы разминая шею и поджимает губы, вздыхая. ― Бина у меня выкрали, но я не хотел оставлять его насовсем и поэтому жду здесь. Куратор вызвала его мать из-за пропусков... Феликс кусает губы. ― Но ему же некомфортно... Бан убирает руки в карманы, опираясь спиной на стену. Кажется, он устал ждать и разборки эти идут уже явно больше десяти минут, на которые они с Чанбином надеялись, молча переглянувшись в самом начале этой заварушки. ― Иногда нам приходится терпеть заскоки тех, кто выше нас по статусу и выслушивать их понятия "нормы" и "правильности". Иначе это сочтут за неуважение. Хотя сами порой только и делают, что навязывают. В академии такие законы - пропусков быть не должно. Хорошая посещаемость - статус для учебного заведения. ― ...Да, он еще к тому же на физкультуру не ходит. ― Я хожу! ― закипает Со, вскинув обозленный взгляд. ― Ты как со старшими разговариваешь! ― от матери прилетает подзатыльник. Что бы там ни говорил Чан, даже если он и прав - у Ли Феликса свое особое чувство справедливости. Он тут же спешным шагом появляется в коридоре с накаленной обстановкой и не взирая на двух присутствующих, явно не доброжелательно настроенных взрослых, мягко, с легкой неуверенностью берет Чанбина за руку. Чтобы показать, что он здесь, что он рядом. Но Со реагирует на эмоциях: удивляется появлению блондина, как выглянувшему солнцу в три часа ночи, одергивает нервно кисть, пряча взгляд. Некомфортно. Некомфортно, некомфортно, некомфортно. Так облажаться перед Феликсом, показав себя в не лучшем свете прогульщика и пристыженного скандалиста после того, как уже получил статус какого-то бандита из-за своих спортивных увлечений... Полный отстой. Бушующие внутри эмоции кипят на кончиках ушей и скапливаются давлением в горле. Хочется рвать и метать, выпустить давящие эмоции вскриком, ударить со всей силы по ближайшей двери, да так, чтобы от грохота передернуло всех студентов на трех этажах... ― Ай... Как учителю больно от этих слов. Тихий тон и беззвучное появление - Ким Сынмин прикрывает за собой дверь аудитории. Там, перевешиваясь через парты, любопытные первокурсники-парикмахеры пытались поглазеть на происходящее, но их куратором такая возможность была пресечена. ― Дети - не собачки на соревнованиях, а оценки - не медальки родителям. Хотите похвастаться своими детьми - воспитайте их психически здоровыми. Это действительно большая редкость. Как вы не понимаете..., что дети не обязаны реализовывать ваш потенциал. Это отдельные личности, которые имеют право на свою жизнь, а вы можете только направить. И отцу бы это объяснили, а то... ― старший парень указывает коричневой ручкой с позолотой на опустившего нос Чанбина. ― ...совсем загонял мальца. Куратор программистов от речи Сынмина замолкает, как и мать студента. Видимо, они переваривают сказанное новоиспеченным преподавателем и, как тот надеется, ощущают стыд. Хотелось бы, чтобы в их головах что-то отложилось. Казалось бы, настала спасительная тишина, но Бин не выдерживает. Он срывается с места, желая скрыться ото всех и быстрым шагом покидает коридор, становясь сплошным тугим и запутанным клубком подавленных эмоций. Феликс спешит за ним, но на том самом повороте его останавливает хватка за запястье. Кристофер отрицательно мотает головой, но Ликс теперь тоже подвержен эмоциям. Он выдергивает руку, смотря на Чана, как на врага и хмуря брови. ― Не ходи за ним, дай ему время побыть одному. ― объясняет программист, зная своего друга достаточно давно, чтобы сделать для себя вывод: с ним Бин всегда был тем типом личности, которому нужно время остыть. ― Но он может начать загоняться из-за своих мыслей, думать, что он все делает не так. Не всегда стоит оставаться со своими чувствами один на один. ― Ли имеет другую позицию. Противится, но остается на месте, чтобы они с Крисом могли проясниться. ― Ты же видишь, ему не было комфортно в кругу. ― Потому что это были не те люди. ― А ты уверен, что ты - тот? ...Рука Феликса, до этого вырванная из чужого хвата и находящаяся на уровне груди, повисает...。 。 。
Кресло напротив дивана в гостиной Чанбина уже стало привычным. Кристофер зависает там настолько часто, что уже можно ставить табличку "Christopher's House". Кудрявый блондин подбирает ноги в черных носках к груди, перекрещивая их и достает очередной острый рифленый чипс, откусывая половинку. ― Твоя озеленелая парная вишенка опять стащила у меня презентацию по информатике. Если препод спалит - мои душевные раны от заниженной оценки "во имя справедливости и чтоб неповадно было" залечивать будешь ты, сырным раменом, пять дней подряд. Ставит свои условия Чан, хихикая с непонятливого лица друга, но того, оказывается, волнует совсем не вычет из своего скудного студенческого кошелька. ― "Озеленелая...парная...вишенка" ?! ― Со кривит лицо так, будто эту самую недоспелую ягоду его заставили раскусить. ― Твой соулмейт. Эмоциональное выражение лица от такого заявления не разгладилось. Теперь к нему добавилось еще и недоверие к сказанному. ― А вот с этого места поподробнее. ― Я про Енджуна. Вы же типо по судьбе. Троеточие красноречиво плывет над темной головой с растрепанными в домашнем беспорядке волосами. ― Да он не мой соулмейт... ― чуть заламывая брови и с таким видом будто заебался триста раз объяснять (а Чан, между прочим, первый раз слышит), бубнит Бин, потирая лицо рукой. ― Почему на меня свешивают всех малолеток... ― Как не твой?? ― "А вот с этого места поподробнее" теперь нужно Бану. ― У него и Бомгю связанные метки... ― рука указательным пальцем машет куда-то в сторону, то ли отмахиваясь, то ли имея ввиду этих двух парней и образно указывая на них. ― А _ты_ откуда знаешь??? ― охх это ощущение накатывающего осознания. Будто липкий соус рамена, в который ты вляпался и не свезет просто так отмыться. Губы Чанбина сплюскиваются в уставшую утку. ― Енджун жаловался мне на "этого невозможного" Бомгю и ныл о своих метках, говоря о том, что его соул точно придурок с хромосомой неуклюжести, а Бомгю жаловался мне на то, какой придурок _Енджун_ и что постоянно от него получает, ходя в синяках. И метки я их видел. Точно говорю, они по судьбе. ― Но я слышал, как ты по телефону говорил, что любишь его... ― попытка самооправдания. ― Как друга-шкета и младшего брата названного. ― А у тебя тогда что за метки? ― Пчелы. Винни Пух у меня какой-то. ― Ну, судя по тому, что пчелы это _его_ знак, то Винни Пух тут ты. Со скалится, предупреждая этим, что сейчас кое-кто отхватит, а Крис привычно заливисто смеется, извиняясь. Последний пазл с "пчелами" кажется _слишком_ правильно подходящим. Бан поджимает губы вовнутрь просто вовсю и жмурится так, словно его очень сильно приложило затылком. Приложило. Осознание, что он жестко накосячил перед другом и что-то натворил. Какой-то отрицательный сюжет, судя по всему. ― Ты чего? ― и это не остается незамеченным. ― Блять... ― парень тяжело потирает лицо ладонями, упираясь локтями в колени. ― Я ведь думал, что вы соулмейты... ―Ты во времени назад откатился? Только что же обкашляли, что нет и все нормально. ― Нет, не нормально. ― Что? Почему... ― Я Феликса от тебя отвадил... ― Ч...то...? ― Бина теперь тоже приваливает тяжестью непонимания, но предчувствия чего-то нехорошего. Он панически весь подбирается на диване напротив, расширяя глаза. Слышать это имя вкупе с _вот такими_ обстоятельствами звучит...как косяк. ― Что?? ― Он тогда пойти за тобой хотел, когда у тебя разборки с преподами были, а я сказал что он не тот, кто тебе сейчас нужен. ― ЧТО? ― уже гаркает Со. ― Как же я налажал... ― Так вот почему он меня опять избегать начал... Не из-за того что я тогда ушел, а из-за... ― друзья сталкиваются взглядами. Чанбин быстро проверяет время на телефоне. ― Поднимайся. Поднимайся и собирайся, быстрее давай! Мне нужно с ним встретиться. Парни подрываются с мест, чертыхаясь, натягивают носки и толстовки. Недоеденная пачка чипс захватывается Крисом в самый последний момент. Он, уже будучи в ботинках, на одних пятках неуклюже забегает в гостиную, хватая ту и тут же получает от друга подзатыльник, слыша такое знакомое, почти материнское: «Куда обутый...!». Блондина за шкирку вытряхивают вперед на улицу, тут же суя руки в карманы от холода. ― Все, вали домой. А я к Ликсу. У него уже заканчивается тренировка. ― Со шмыгает носом, что-то быстро печатая одним большим пальцем в телефоне. Видимо, сообщение своему солнцу, которое нужно поймать, пока оно не зашло за тучи. ― Йай, автобус подъезжает. Чан, я тебя убью потом. ― темновласый тоже прячет подмерзающие руки в карманы, накидывая капюшон и смешным медленно-средним, ленивым и нежеланным от холодного ветра в лицо, бегом, удирает в сторону автобусной остановки, чтобы успеть на нужный ему маршрут до академии. ― Так у вас тили-тили-тесто!!? ― задорно кричит вслед Бан с яркой улыбкой и красноватым носом. ― Вали домой!! ― прилетает ответка от друга, что даже не оборачивается.