Легкое дуновение первого чувства

Рене не хотел, чтобы Юлар снова полюбил его. Как тогда, как в первый раз. Та разлука на закате всего человеческого была самой трогательной и трагичной. А теперь Рене избрал именно Юлара — вернее, его копии, характеристики — как способ достичь соединения всего живого, что осталось. Он не мог выкинуть его из головы так много лет, и вот, когда его сердце (уже не человеческое, если оно вообще есть) успокоилось, он понял, что никто другой не подойдет. Ему был нужен только он. Только Юлар. Юлар — единственный, кто был бы непохож на остальных дождевиков-хьёрианцев. Юлар — единственный, кто справится. Первый Юлар не был похож на него, и второй тоже. Чем больше попыток делал Рене в создании Юлара из образцов, которые у него сохранились, тем отдаленнее он его напоминал. Рене уже не ощущал себя кем-то близким к человеку. Он все больше отстранялся сначала от всего рода Хумо, а потом и от дождевиков-хьёрианцев. Создавая бессчетное количество Юларов, он, казалось, потерял способность чувствовать к этим клонам хоть что-то. Он одинаково относился к ним, как-то безразлично но мягко, словно они были давними знакомыми, что много лет не виделись. Все было так, пока он решил создать того, кто не был бы похож на его Юлара совсем. Отдаленно схожий по внешности, но более нелюдимый, целеустремленный и даже слегка недоверчивый. Этот Юлар обладал жестоким пороком вместо добродетели. Он был жестче, но все оставался таким же. Рене решил использовать эту подделку для того, чтобы вспомнить слова Песни. Он все равно была чужой ему. Этот Юлар, несмотря на того, кто был его изначальной моделью, уж больно отличался от предыдущих ему версий, что мирно спали. Не удовлетворившись этим, Рене решил во что бы то ни стало создать того Юлара. Милого, наивного, славного, доброго и глупенького. Но сколько бы он не пытался раз полностью скопировать данные, все новые дождевики-хьёрианцы не подходили ему. Рене, уже отчаявшийся, решил воссоздать своего Юлара по памяти. «Ах, как много воспоминаний! Не волнуйся, мой милый Юлар, я верну тебя и мы вместе снова будем ждать конца мироздания! Только ты должен быть похож на себя. Интересно, что все-таки требуется для того, чтоб ты был таким же? Пусть твои данные, к сожалению, были повреждены, я найду способ их восстановить. Или перепишу сам, в конце концов», — рассуждал Рене, снова черкая записи своим непонятным почерком. Он нашел способ, хоть и сложный. Он записал часть данных, помимо основных действий, на забытом всеми языке. На языке Хумо, что помнил только он. Теперь никто никогда не расшифрует то, что записано в дождевике нового Юлара. У него получилось то, чего он добивался. Это Юлар стал идеальным, подлинным. Но и с ним Рене предстояло расстаться. Тогда он решил, что не будет мучать бедного парнишу и снова давать ему поводы полюбить себя, чтобы расставание было не столь болезненным для бедняжки. — Доброе утро моему любимому служащему, — звучит мелодичный голос Рене, когда Юлар на операционном столе открывает глаза. Он испуганно смотрит на склонившееся над ним существо и едва дышит. — А ты кто вообще? — в кое-то веки спрашивает Юлар, до конца выслушав Рене. Рене решил играть с ним, чтобы тот не привязывался к нему. Он делает так, чтоб этот Юлар считал, что он занял чье-то место. Место того кукловода с пороком. Рене никогда не сможет испытать тех чувств, которые ему когда-то пришлось разделить с Юларом, сколько бы копий он не сделал, как бы они себя не вел. В его сердце, которое уже давно перестало существовать, было место только для одного. И его уже нельзя вернуть. Утерянная мысль, воспоминание, которое так глубоко в памяти, что почти полностью растворилось. Этот Юлар был его последней работой, смысл которой уже потерялся.