Green light

Поднимаясь всё выше, Ёсан почувствовал, как начал мёрзнуть, поэтому поспешил надеть любезно предоставленные перчатки и шапку. Изо рта шёл пар. Ёсану всегда нравилось наблюдать за ним. Во время экспедиций их обязывали надевать защитные маски, но он всё равно умудрялся незаметно припускать защиту, чтобы почувствовать леденящий нежную кожу мороз. Наверное, Юнхо всё-таки был прав: Ёсан был тем ещё бунтарём. Эта мысль заставила улыбнуться и посмотреть на спутника, также пристально глядевшего в ответ, прислонившись к стенке. Лифт, наконец, остановился, но двери не спешили открываться. Юнхо, приложив немного усилий, нажал на единственную кнопку в кабинке, и Ёсану наконец открылось то, что он совсем не ожидал увидеть. Вместо специальной подготовительной площадки, где стоял ряд необходимых для экспедиций снегоходов, перед ним предстала… сама поверхность. Они оказались внутри пещеры, в конце которой виднелся свет и снежные завалы. Юнхо вышел первым и повернулся к ошарашенному пациенту. — Вы готовы, Ёсан-щи? — Да, — тихо ответил Ёсан, боясь, что слишком низкая температура моментально погубит, стоит лишь открыть рот. Но этого не произошло. К огромному удивлению. Ёсан сделал первый шаг, и его ботинки коснулись толщи льда. Он впервые шел по льду, ведь во время экспедиций выходить из снегоходов было строго запрещено в целях безопасности экипажа, а все исследования проводились исключительно при помощи роботов. Ёсан шел осторожно и как можно медленней, но, оказалось, это было совсем не обязательно: ботинки совсем не скользили по поверхности льда. Это настолько обрадовало Ёсана, что он поспешил догнать спутника и вместе с ним вышел из пещеры. Яркий дневной свет ударил в глаза, а щек коснулся пушистый снег, что так завораживающе медленно падал. Ёсан стоял на снегу, без защитной маски, вместе со своим специалистом, и не мог поверить, что это происходит с ним не во сне, а наяву. Из-за усиленного снегопада было сложно разглядеть окружающие скалы, но Ёсан все равно был безумно счастлив. — Температура воздуха в системе номер девять самая высокая, — сказал вдруг Юнхо, подняв руку и поймав несколько больших снежинок. — Зимой достигает максимум минус пятидесяти градусов по Цельсию. — А летом? — Летом может подняться до минус двадцати, — Юнхо чуть улыбнулся и протянул руку Ёсану, чтобы тот мог насладиться красотой снежинок на его перчатке. — В озере, на котором мы сейчас стоим, можно даже увидеть рыб, если пробуравить лед. Ёсан смотрел на снежинки, как на нечто нереальное. На экспедициях увидеть снегопад было практически невозможно, так как для исследований всегда выбирался самый ясный день. Если же синоптики сообщали о наступлении снегопада или града, экспедиция немедленно отменялась. — В вашей системе проводятся экспедиции? — сразу же уточнил Ёсан, стоило узнать о наличии фауны. — Нет. — Почему? — Это запрещено и очень опасно. — Но ты сказал, что можно увидеть рыб. Это ведь такое большое открытие! Можно провести изучение и… — И дать повод для развода браконьеров. Ёсан сразу же замолчал, поняв, какую глупость сморозил. Юнхо был прав. Кажется, он наконец понял, почему вход в последние три системы для ученых Северного сектора был запрещен. Какая ирония: приезжие из менее развитых земель намного трепетней относились к природе, чем привилегированные жители самого Северного сектора, кричавшие о защите окружающей среды больше всех остальных. — Юнхо… почему ты мне так доверяешь? — Потому что я уже доверился вам однажды и убедился, что вы умеете хранить чужие секреты. Я бы не узнал об этом наверняка, если бы ни разу не попробовал. Ёсан поднял глаза на специалиста. Юнхо смотрел на него с таким нескрываемым вызовом, будто передавал эстафету. Он был прав: как можно узнать, на что ты способен, ни разу не пробовав? — Я хочу… хочу продолжить нашу реабилитацию. С тобой, Юнхо. — Я знаю. Такой прямой ответ сбивал с толку. Неужели профессор ему рассказал? Или Юнхо успел слишком хорошо изучить своего пациента? А может… может обо всём уже догадался сам и… Ёсан вдруг почувствовал себя настолько маленьким и глупым. Ребёнком, который тянется к первому взрослому, которого встретил, только научившись ходить. Это была глупая идея. Он слишком привязался, начал чувствовать то, чего вовсе не должен был чувствовать к своему специалисту. Забыл, ради чего всё начиналось, и переключился на того, кто имеет слишком много власти над его больной душой. Юнхо наверняка это знал, поэтому отказал бы и посоветовал не портить то, чего они уже смогли добиться. А выход наружу — это просто был прощальный подарок. Ведь Ёсан умел хранить чужие секреты. — Прости, Юнхо, я… я просто… Ёсан опустил глаза и вперился взглядом в свои ботинки, умоляя внутреннюю тоску не портить этот прекрасный момент. Он всё понимал и должен был смириться. Но почему тогда глаза заволокло пеленой горячих слёз, а сердце готово было вырваться из груди, лишь бы только эта боль прекратилась? — Всё, что вы захотите, Ёсан-щи, — ответил Юнхо, заставив удивленного Ёсана поднять на него глаза. — Я ведь обещал вам. Помните? Ёсан помнил. Помнил каждое сказанное им в тот день слово. И был безумно рад, что Юнхо тоже об этом помнил. И сдержал обещание, несмотря ни на что. В комнате, куда они вернулись после прогулки, их уже ждал Минги. Он приготовил немного овощей и горячий чай, и, полный желанием откормить щупленького гостя, пригласил к столу. Ёсан ел молча, пока мужчины говорили о погоде на поверхности и постоянно о чём-то шутили, позволяя увидеть то, чего он даже представить себе не мог. Его специалист смеялся. Искренне, громко, прикрыв глаза, чуть откинув голову назад и открыв вид на мощную шею. Ёсан мысленно записывал этот смех на карту памяти, чтобы потом с огромным наслаждением проигрывать в своей голове снова и снова. После обеда Минги взял посуду и скрылся из комнаты вместе с ней. Они вновь остались наедине со специалистом, который спокойно допивал свой чай. Ёсан делал то же самое, только изредка поглядывая на мужчину из-за кружки. Он впервые видел, как его специалист ест и пьёт. И почему во время их встреч он ни разу не догадался хотя бы воды ему предложить? Ёсан зажмурил глаза из-за моментально возникшего чувства стыда за собственную бестактность. Впервые он жалел о своем происхождении. Был бы он из Южного сектора, вел бы себя совсем по-другому. И, может… понравился бы… Нет, надо забыть об этом! Его единственной целью должно быть выздоровление, а не попытки произвести приятное впечатление. — Мы должны вернуться, Ёсан-щи, — заявил Юнхо, заставляя Ёсана открыть глаза и посмотреть на него. — Реабилитация должна проходить именно в вашей комнате. — Почему? — Потому что это ваша зона комфорта. Пока выходить за её пределы рановато. Ёсан опустил голову и задумался. А вдруг их снова кто-то увидит, и поползут новые слухи? К тому же, он не хотел возвращаться в систему номер шесть, пока не закончится отпуск его лечащего врача. Ведь, по идее, он всё ещё находился под его присмотром. — Юнхо… ты знаешь… знаешь, почему в тот день у меня случился приступ? Ёсану было страшно поднять глаза на специалиста. Но он был намерен рассказать всё, что с ним произошло. Никаких больше тайн. Только не с этим человеком. — Знаю, — не колеблясь, ответил Юнхо. Ёсана будто холодной водой окатили. Значит, специалист знал и о Чонхо. О том, как сильно Ёсан расстроился, поняв, что теперь мужчине, ради которого так старался, больше не нужен. — Вам понравилось в Южном секторе, Ёсан-щи? — Очень! — Ёсан наконец поднял глаза на Юнхо. Он был рад, что тот тактично перевёл тему. Говорить о Чонхо почему-то совсем не хотелось. — Там… там так красиво! И жарко. А люди такие яркие, шумные и веселые. — Я рад, что вам понравилось. — А ты там был, Юнхо? Специалист почему-то не спешил отвечать, только продолжал смотреть в глаза. Опять. Ёсан впервые задумался: может, неспроста он не отвечал на некоторые вопросы о себе. Может, продумывал ответ, чтобы ненароком не перевести лишнее внимание на себя? Но ведь вопрос Ёсана не был навязчивым или дотошным. Они просто вели обычную беседу. Или необычную? Ёсан запутался. — Нет, — ответил, наконец, Юнхо. — Нам запрещено выезжать за пределы Северного сектора. — Почему? — Потому что тем самым мы подставим сообщество, выдав тот факт, что в некоторых наших системах живут… иммигранты. — А это плохо? Что вы здесь живете? Почему? Юнхо отвел взгляд и снова взялся за чай. Ёсан еле сдерживал стремление обхватить чужое лицо ладонями и повернуть к себе, чтобы узнать как можно скорей, в чём же была причина такой изоляции приезжих. Стоило хоть немного поговорить со специалистом, как голова начинала кружиться от новых невообразимых подробностей о его собственном Секторе. Внезапно Ёсан вспомнил слова профессора о том, что тот нашёл Юнхо в какой-то, как он выразился, помойке. Почему он так назвал родину специалиста? Неужели в Восточном секторе всё было настолько плохо? Или же… он говорил о системе номер девять? Ёсан сразу же пожалел, что об этом спросил. Наверняка, Юнхо было неприятно о таком рассказывать. Для него это могло быть… унизительным. — Прости, Юнхо, я не хотел… Дверь внезапно открылась, и в комнату зашёл Минги, державший в руках мытую посуду. Ёсан облегченно выдохнул, но руки продолжали подрагивать от волнения. Уж очень он переживал, что своим неугомонным любопытством мог обидеть Юнхо. — Там ребята предлагают поиграть в шахматы, не хотите? — спросил Минги, явно в приподнятом настроении после общения с соседями. Ёсан замер от предложения, так как выходить из комнаты не очень-то и хотелось, а Юнхо внезапно встал с места, направился к шкафу и достал оттуда форму психологической помощи «Green light». — Прости, Минги-я, но нам пора. Ёсану-щи необходимо вернуться домой. Очевидно, Юнхо знал и о слухах, что появились из-за его приходов в повседневной одежде. Кажется, сердце Ёсана перестало биться от этой мысли, сжатое до предела внезапно появившейся обидой. Его попытки сблизиться со специалистом никогда не увенчаются успехом. Потому что Ёсан пациент, а Юнхо — специалист по реабилитации. Потому что Ёсан житель одной из привилегированных систем Северного сектора, а Юнхо — иммигрант, почти не имевший прав. Они слишком разные, слишком далёкие друг от друга. Глупо было надеяться на что-то большее.