Зависимость

      Разматывая бинт с головы в ванной, славянка сжала зубами сигарету покрепче. За прошедшие сутки марля изрядно впитала крови, и отходила неохотно, вызывая жжение. Закончив нудный процесс и не пожелав смотреть на своё отражение, Польша покинула ванную. Вот что ей сделать, чтобы перестать выглядеть, как ходячий мертвец? Казалось, пятна под глазами стали ещё темнее, а кожа начала походить на мел. Но о внешности долго думать не пришлось: в почтовом ящике её уже поджидала свежая польская газета, а вместе с ней и парочка писем от отца. Включив блёклую лампу на кухне, девушка принялась вчитываться в новостные сведения. Из открытой форточки за спиной доносился звук дождя, и дул прохладный ветерок, обжигающий шею и голые руки. Мужская майка была легче и удобнее сорочки. А из-за пагубного пристрастия к курению окна в каждой комнате часто открывались настеж, чтобы не было такого ядрёного запаха.       Первым делом Польша прочла все колонки газеты из Варшавы. Каждый день нацисты проходили всё дальше и дальше, следя за установленным порядком. Настораживало слишком «мягкое» вторжение. Что-то не вязались жестокие и радикальные речи Партии с действиями армии. А может и газетная печать теперь под немцами? Ну да, конечно, цензура! То-то текст слишком приторный: «Немецкие войска помогают гражданам в поставках продукции; немецкие солдаты следят за порядком; немецкие солдаты святые!»       — Как им только нимб на голову не давит, — съязвила полячка, не отрываясь от мелких строк, и поднесла ко рту наполненную до краёв чашку с чёрным остывшим чаем, по неаккуратности пролив немного себе на майку.       — Чтоб тебя! — ворча и хмуря брови, Польша схватила сырое кухонное полотенце и попыталась оттереть им пятно. К несчастью, чай накрепко въелся в ткань. Славянка раздраженно промычала. Тут на глаза ей попались отцовские письма, и та, недолго думая, швырнула тряпку прямо в раковину через кухню, грубо разорвала конверты и начала читать, поставив одну ногу на соседний стул и уперевшись локтем руки, держащей письма, о колено. К чёрту, это всего лишь старая майка.       Читая письмо, девушка постепенно растягивала губы в улыбке. Речь Посполитая писал о своей тихой жизни. О своих травах и цветах, коих в доме было немерено, о пани Шишткевичь, которая частенько заходит к нему на чай, и, конечно, о своих чувствах. О том, насколько он скучает по своей дочери и переживает. Разумеется, он мог всё это сказать в нескольких предложениях по телефону, но, имея натуру романтика, изложил свои мысли в красивых витиеватых предложениях, каллиграфическим почерком. Ну, хоть в рамочку и на стену! А, впрочем, что ей мешает так и сделать? Поднявшись с насиженного места, она зашла в гостиную и, сняв пустую деревянную рамку со стены, вставила в неё одно из отцовских писем и повесила обратно. Сразу стало приятнее здесь находиться. Но, стоило повернуть голову в тёмную прихожую, в которой с недавнего времени застоялся тошнотворный запах алкоголя, впитавшегося в потёртый и старый ковёр, Польша досадливо скривилась, возвращаясь в противную реальность. Она так и не убралась там. Стоило заняться этим сейчас, чтобы поскорей избавиться от напоминаний о вчерашнем.       Девушка убрала осколки, отмыла щёткой пятно от шнапса, (внезапно, славянка возненавидела это пойло), и зачем-то с остервенением отдраила комод. Тщательно натирая его до жалостливого скрипа, она ненароком заметила маленькое красное пятнышко на стене. Да, ей не почудилось. На выцветших зелёных обоях осталась её кровь. Внутри всё заклокотало от гнева, когда воспоминания о недавних событиях быстро и во всех деталях пронеслись перед глазами. Полячка с силой сжала тряпку в руках, но, закрыв глаза и вдохнув поглубже, призвала саму себя к спокойствию и вернулась к злосчастному комоду. Вдруг позади в почти полной тишине раздался неуверенный стук в дверь. Польша вздрогнула и прислушалась. Стук повторился. Заглянув в глазок и увидев физиономию Третьего Рейха, она облегчённо выдохнула и открыла дверь с едким комментарием наготове: «Помяни чёрта в суету». Мужчина сразу зашёл в квартиру и сам закрыл за собой дверь на замок.       — Зачем пришёл? — безразлично оглядев гостя, славянка сложила руки на груди, ожидая ответа. Невовремя она вспомнила, что стоит в одной грязной мужской майке, прикрывающей её грудь очень условно. Ну, хотя бы до середины бедра, и на том спасибо.       — И тебе добрый вечер, Польша. В очередной раз убеждаюсь в твоём незнании банальных норм вежливости, — закатив глаза, проворчал нацист, снимая пальто и вешая его на крючок. Его тяжёлый взгляд прошёлся по девушке, оценил единственный элемент одежды на ней. Похоже, его не ждали. Смутившись, немец обратил внимание на макушку пленницы. — Бинт всё-таки сняла.       — Что? — она изогнула бровь и потянулась ладонью к затылку, чтобы нащупать рану, будто уже и позабыла о её существовании. — Да, кровотечение остановилось.       — Руками грязными не трогай, гноится будет! — Рейх стремительно отдёрнул её руку, но тут же спохватился и отпрянул, осознав, что слишком бурно отреагировал. Польша удивлённо хлопнула ресницами, но ни слова не сказала. Он же ей голову бинтовал, в конце концов. Но напряжение в маленькой прихожей ощутимо возросло. Стоило разрядить обстановку.       — Проходи, я сейчас вернусь, — кивнула она в сторону гостиной, а сама зашла в ванную, чтобы взять халат. Нацист прокашлялся и поморщился, когда стойкий запах табака в предложенном помещении ударил в нос. «Что за мерзость? Как кто-то в здравом уме может жить в такой вони?» — недоумевал Рейх, усаживаясь уже на знакомый диван. Внутри его трясло от того, что он планировал сделать сегодня. И лучше было не думать об этом вообще, чтобы не передумать.       Мужчина полез в карман кителя и достал плитку молочного шоколада. Германия их любит. И эта ведьма тоже, как выяснилось. Дамам же стоит приносить что-нибудь, когда ты провинился или чтобы задобрить. Он положил плитку на ближайшую тумбочку и зацепился взглядом за фоторамку на ней. Прищурился. Это что, Речь Посполитая? Кажется, он где-то уже видел его фотографию. В газете, вроде. Но его удивил не столько РП, сколько то, как он обнимал дочь. И судя по счастливым улыбкам обоих — в семье у них процветали любовь и гармония. «Ты умеешь улыбаться? Надо же, я-то думал, только скалиться горазда», — зависть кольнула в самое сердце. Захотелось якобы нечаянно зацепить рукой и уронить рамку, но в этот момент в гостиную зашла Польша, снова прикурив тлеющую сигарету.        — Ну, и чего же ты хочешь? За руки подержаться или посидеть рядом? Помнишь же, что это больше не работает, — она села рядом, чем вызвала на лице нациста неподдельное отвращение. Рейх выдернул сигарету из её рук и затушил о пепельницу на всё той же тумбочке. Польша нахмурилась. Между ними уже хорошо так заискрило.       — Меня тошнит от сигарет, поэтому не кури, пока я здесь, — потребовал Рейх.       — Да что вы говорите, от сигарет его тошнит. Ну вылитая принцесса, не иначе, — ехидный и насмешливый тон Польши провоцировал мужчину на очередную вспышку гнева. Но, прежде чем открыть рот и поставить нахалку на место, Рейх получил удар в грудь от настырной безделицы, и тут же прикусил острый язык.       — Я шоколад принёс, — он хмуро кивнул в сторону предмета интерьера. Польша от неожиданности удивлённо подняла брови и обернулась. Действительно, на тумбочке лежала плитка шоколада. Когда она потянулась за ней, Рейх несознательно засмотрелся на её затылок. «Сегодня НСДАП не было в администрации», — мрачная мысль о партии быстро испарилась, когда Польша, смягчив нрав, приступила к поеданию шоколадки.       — Спасибо. Кстати, сладкое — лучшее лекарство от раздражения, ты знал? Съешь и ты — подобреешь, — она протянула открытую плитку Рейху, но тот отказался, задумавшись о своём, попутно наблюдая за довольной девушкой.       — Не боишься, что она может быть отравлена? — поинтересовался немец невзначай. Ему никак не удавалось собраться с духом, приходилось тянуть время глупыми вопросами.       — Нет, — спокойно ответила полячка, откусив очередную дольку. — Смысл травить работника? Да и за такое грубое нарушение постулатов кодекса, тебе нехило так прилетит от совета. Одна только твоя партия чего стоит…       Рейх поёжился, отвернувшись. Ну вот и добрались до больной темы. И что теперь делать?       — И чего это ты мне тут голову морочишь? Когда ты вчера так пафосно крикнул о том, что придёшь сегодня, я ожидала чего-то более…       — Давай сделаем это, — выдохнул Третий, дёрнув бровью от нелепости сказанного им. Вот. Выдал всё-таки. Польша вопросительно подняла брови, потеряв нить рассуждения. А вот и то самое «более интересное».       — Ты о чём? — девушка сделала вид, что не понимает. Ей хотелось посмотреть, каким образом этот сухарь будет пытаться соблазнить её. Всем мужчинам ведь непременно нужно заявить о своих невероятных способностях в постели так, чтобы женщина впала в сомнения, а не сам ли Казанова перед ней? Вот и Польша с лёгким интересом ожидала начала «брачного танца», приготовившись испытать редчайший испанский стыд. Однако следующие слова немца заставили полячку усомниться уже в своих познаниях о мужчинах.       — Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чём я. Я понимаю, что выгляжу по меньшей мере глупо в твоих глазах, особенно учитывая, что ранее я отказывался от… «этого». Однако, ты была права: мне, как и любому отцу, хочется, чтобы мой ребёнок был счастлив. А для этого я должен быть свеж и полон сил. И если только, кхем, соитие с тобой поможет мне исправить своё положение, я… готов сделать это, — Третий выдохнул, заметно покраснев, но продолжил, твёрдо глядя в глаза девушке. — И, может, следующая информация тебе не нужна, но я хочу, чтобы ты знала. Я ни к чему не собираюсь тебя принуждать. Я не насильник, и никогда им не был, что бы ты обо не думала. Так что, если ты действительно не против «этого», я предлагаю провернуть всё следующим образом: ты просто ляжешь на кровать животом, а я сзади… Ну, сделаю всю «работу» сам. Так что тебе не придётся на меня смотреть во время процесса. Можешь не снимать с себя майку, если не хочешь. Также можешь не тревожиться по поводу неприятных ощущений, постараюсь сделать всё максимально аккуратно. Но, если станет больно, сразу говори мне, ладно? Я остановлюсь. Естественно, перед самим процессом я тебя подготовлю, — закончив, Рейх всё же отвёл взгляд в сторону, и неловко почесал затылок рукой. Заметив на себе пристальный взгляд полячки, не выдержал и рыкнул: — Ну, чего уставилась? Просто скажи уже: устраивает тебя мой план или нет! — и, подбоченившись, отвернулся от внезапно захохотавшей девушки в ещё большем смущении, чем прежде. — Я не понимаю, что смешного ты находишь в сложившейся ситуации?! — с возмущением повысил голос немец. — Я предлагаю хоть какое-то решение!       Польша готова была лопнуть от смеха. Неужели этот вечно грубый и нахальный сухарь совершенно ничего не смыслит в интимной связи?       — Ну что ж, тогда я предложу нечто более эффективное, чем то, что описал ты, — она отложила шоколад и встала. — Пошли в спальню, здесь будет неудобно, — мужчина в смятении проследовал за ней, чувствуя внутреннее волнение.       — Мне кажется, реликвиям нужна ласка, — она включила прикроватную лампу и теперь небольшую комнату освещал мягкий и слабый тёплый свет.       — Ласка? Что ты имеешь ввиду? — Рейх недоуменно изогнул брови и сел на кровать. Польша, помешкав несколько секунд, сняла с себя майку, оказавшись перед остолбеневшим Рейхом полностью обнаженной.       — Дотронься до меня рукой. Не в перчатке, а голой рукой. Как видишь, я совершенно не стесняюсь целиком обнажиться перед тобой. А ты для начала руки оголи, прежде чем снять всё остальное.       Третий ощутил, как в душе поднялась буря отторжения. «А больше ты ничего не хочешь?!» — так и не терпелось сказать. Но, заметив, как скучающе поджались губы девушки при виде его реакции, он проглотил возмущение. Рейх с сомнением уставился на свою руку, плотно обтянутую перчаткой, а затем, с трудом поднял взгляд на обнажённое тело перед собой, не обладающее чисто женственными эротическими чертами, вроде пышной груди или осиной талии, напротив, даже её ярко выделяющаяся жилами шея отождествляла собой пример мужества во плоти, что уж говорить о широких плечах и крепких запястьях. У него в голове не вязалось, как природа смогла так гармонично скрестить два телосложения в одно уникальное. И вот сейчас она так открыта и беззащитна с ним раз всецело доверяет его взору своё исключительное тело. Стоит ли Рейху ответить откровенностью на откровенность?       — Ты… точно уверена в этом? Тебе вряд ли понравится увиденное, — мужчина несмело ухватился пальцами правой руки за край перчатки на левой.       — Ну надо же, ты и впрямь имеешь какой-то комплекс из-за них? — Польша была готова взорваться очередной волной смеха, остановил её только помрачневший взгляд немца. Девушка цокнула языком, и, решительно приблизившись к Третьему, сдёрнула с его левой руки перчатку, пока тот не опомнился.       — Что ты…?! — сердито воскликнул Рейх, но его негодование быстро переросло в крайнюю степень неловкости, когда полячка с нежностью сплела пальцы его руки со своей. Реликвия в груди нациста чуть было не запищала от восторга. Кожа к коже… Что за восхитительное ощущение! А эти рельефные вены на чужой руке, оказывается так приятны на ощупь…       — Неужели так понравилось? А я ведь столько раз тебе говорила избавиться от этих мешающих тряпок, — голос извне отрезвил мужчину, дав осознать, что девушка в ответ изучает его обнажённую (!) кисть. Он застыл, как громом поражённый, переведя на чужое спокойное лицо ошарашенно-недоверчивый взгляд.       — Ты что, хочешь сказать, тебе совсем не противно?       — Противно? От невероятно красивых кистей? Вот уж я не ожидала, что ты умеешь шутить, — девушка протянула свою руку к нему, дав поближе рассмотреть свои вены, жилы и пальцы.       — Тебе не приходила в голову мысль, что тебе страшно повезло иметь такие роскошные руки? Видел древнегреческие скульптуры? У тебя руки словно из мрамора. И на ощупь, как бархат, — Польша не рассчитывала отпускать комплименты сегодняшним вечером, но отчего-то не смогла промолчать. Рейх глубоко поразился сказанным словам. Когда это ему говорили приятные вещи в адрес его рук?       — Кхем, а теперь вернёмся к главному, — снова обхватив чужую кисть, девушка приложила мужскую ладонь к своей груди. Рейх вздрогнул от полноты ощущения женского тела. Он робко сжал её грудь. Реликвии начали вибрировать от удовольствия, заставив обоих ощутить первые волны возбуждения.       — Теперь смело можешь раздеться полностью, — не отстраняя от себя чужой руки, спокойно добавила она, глядя на мужчину сверху вниз.       — … — немец тихо выдохнул, однако пререкаться более не стал, — … Да, ты права, наверное, пора.       Без особого желания отпустив руку и грудь полячки, тем самым заставив обе реликвии недовольно запульсировать. Рейх с большей уверенностью избавился от второй перчатки и, слегка путаясь пальцами в пуговицах, кое-как стянул с себя рубашку и отложил в сторону. Опустив взгляд на свои брюки, он остановился на полпути, и, осмотрев терпеливо стоящую на месте полячку, обхватил ту руками за торс, и усадил на кровать рядом с собой.       — … Стоишь тут над душой, — тихо проворчал Третий, чем вызвал усмешку на лице полячки. Слегка дрожащими от волнения пальцами, он принялся возиться с брюками. Девушка тем временем не могла не обратить внимание на чужую топорчащуюся через плотную ткань «проблему», которую сама и создала. Она с любопытством протянула руку и мягко ощупала чужое напряжение, пока немец был занят стягиванием штанин с лодыжек. Третий от внезапного прикосновения ниже пояса чуть не подпрыгнул. Резковато схватив запястье девушки, он остережённо вытаращился на неё.       — Ты… Ты зачем это делаешь?! — Польша с удивлением уловила страх в его тоне.       — Я не могу прикоснуться к тому, что потом окажется во мне? — с лёгким непониманием уточнила девушка, подёргав стиснутой рукой. — И отпусти уже мою руку. Ты же сам сказал, что подготовишь меня. Неужели мне нельзя подготовить тебя?       Рейх разжал хватку, смотря на полячку со странной смесью смущения и непонимания. С матерью Германии всё было совершенно не так, и тем более та фрау не пыталась потрогать его в ответ. В связи с чем, немец закономерно считал, что девушки предпочитают в постели только лежать и принимать всё, что с ними происходит. Польша ломает его устоявшуюся картину мира с каждой новой секундой…       — Нет, можно… Просто, зачем тебе это? Я же сказал, что могу всё сделать сам. Почему ты, как другие, не хочешь просто лечь и ничего не делать?       — Как другие? Открою секрет, но эти «другие» просто терпят, а не наслаждаются, — Польша смотрела на немца, как на какое-то свалившиеся на её голову чудо. Интересно, что он вообще знает? В любом случае усвоить ему предстояло многое. Польша на секунду почувствовала себя учителем, которому нужно объяснить ученику азы науки.       — Смелей, — она кивнула на чужое нижнее бельё, которое мужчина стягивал слишком уж медленно. «Легко тебе сказать!» — мысленно запротестовал Третий. Нельзя было передать всю ту неловкость и какой-то внутренний стыд будучи полностью обнаженным, пусть и при очень слабом, но свете. И как только этой ведьме удаётся совсем не придавать этому значения?!       — Можно не пялиться? — ощутив на себе изучающий женский взор, нацист залез на кровать полностью, и теперь они сидели друг напротив друга, совершенно нагие.       — Ляжешь на живот? — Третий старательно прикрывал руками возбуждённый орган, чувствуя себя нелепо и ожидая принятия позы, названия которой не знал, но точно знал, что в ней пассии нужно было развернуться.       — У меня идея получше. Подсядь поближе. Не бойся, не съем я тебя, просто сядь к изголовью, — мягко скомандовала полячка, не убавляя уверенности ни в речи, ни в поведении. Нацист не мог взять в толк, каким образом просто сидя он сможет и подготовить, и начать. В голову закрались сомнения, что эта девушка просто издевается над ним. Скрепя сердце и дрожа реликвией в томительном предвкушении, он послушно сел, куда сказали, откинув подушки в сторону. Тут же на его бедрах удобно устроилась славянка, оказавшись чертовски близко. Особенно её грудь. Мягкая и тёплая. Руки непроизвольно сами потянулись к ней, но Польша, снисходительно прищурившись, ловко перехватила его кисти и опустила вниз, без слов разрешая ощупать свой живот и бока, огладить ноги. Сперва она контролировала каждое прикосновение немца своей рукой поверх его и, прильнув к чужому уху, нашёптывала комментарии и советы. Рейха подобные откровения безумно смущали и заводили одновременно. Спустя пару минут он уже сам перебирал пальцами по чуть подрагивающим от осторожных ласк бокам, слушая довольные женские вздохи над ухом. А в тот момент, когда славянка, покрывшись гусиной кожей от остроты чувств, выгнула спину, ему нестерпимо захотелось поцеловать её маленькую напряжённую грудь, что он в общем-то и сделал, облизнув перед этим губы, заставив Польшу прикрыть глаза и хитро улыбнуться.       — Наша принцесса не так робка, как кажется?       — Нет! Я просто… Ч-что ты…?! — Третий растерял всяческие оправдания, внезапно ощутив, как по позвоночнику прострелило резкой волной удовольствия, когда Польша переместила одну из своих рук ниже, воспользовавшись его заминкой, и принялась неспешно водить ей по всей длине, дразня и приласкивая одновременно.       — Поменьше возмущений, побольше действий, — увеличив темп и силу, она взглянула на него с озорной улыбкой.       Жар постепенно застилал сознание. У этой странной женщины невероятно умелые руки. Как бы ни пытался Третий, он не мог сдержать голос. Так необычно… Может, она в самом деле ведьма и околдовала его? Так или иначе, и девушкам, и ведьмам нравится внимание, которое мужчина попытался уделить, на пробу прикоснувшись пальцами к чужой промежности в ответ. Полячка ощутимо вздрогнула, поёрзала, пристраиваясь, и со снисходительной ухмылкой шепнула немцу в ухо: «Ты точно знаешь, что делать?» Рейх оскорблённо надулся и, потянувшись к отброшенным на пол брюкам, вытащил и продемонстрировал ей зажатый в свободной руке малюсенький стеклянный флакон с маслом гвоздики. Девушка усмехнулась, решив слегка поиздеваться: «Ах, вот оно что, ты просто всегда носишь с собой всё необходимое. Удобно.» Третий вновь вспыхнул: «И вовсе нет! Я готовился специально ради тебя. Так что имей хоть немного благодарности.» Полячка цыкнула, чувствуя, что реликвия не простит ей срыв такого момента, и, вместо того, чтобы сцепиться с нацистом языками в споре, сцепилась ими в буквальном смысле, заставив немца поперхнуться воздухом от неожиданности. Её губы… Сухие и тонкие, совсем не как у других девушек, даже на вид. Однако почему-то именно они заставляют сердце биться чаще. Отбросив, наконец, лишнюю сейчас чопорность, Рейх довольно быстро втянулся в процесс, целуя и лаская полячку, наслаждаясь чужими сдержанными вздохами и, конечно, чужими действиями внизу. «Стоило ожидать, что ухоженные руки будут ощущаться куда приятнее мозолистых лап… Прости, Вайль, не в обиду тебе», — мимолётно заметила Польша. Даже ногти не царапают кожу, что за чудо. — «Однако, он слишком нерасторопный. Вайль был в этом пошустрей. Такими темпами всё закончится даже не начавшись.» Девушка выпустила чужой орган из рук, чем вызвала недовольное мычание под собой, и отстранилась от губ немца, уперевшись ладонями о плечи партнёра, дабы принять удобное положение для проникновения.       — Постой, ты же не собираешься сделать это прямо так? — Третий не мог не заметить перемен в её поведении. — Глупая женщина, ты же устанешь. Давай ложись уже, хватит издёвок, — мужчина решительно обхватил бока Польши, намереваясь осторожно положить её на постель.       — Как, как? Женщина? Мне всего двадцать семь лет, — возмутившись наигранным тоном, славянка мягко отстранилась, высвободившись из чужой слабой хватки, дав Рейху чуть больше пространства, словно играючи подзывая. Тот последовал за ней, опять сомневаясь в собственных действиях, но неожиданный толчок жилистой руки в грудь заставил его завалиться спиной на постель. Сердце замерло. Да сколько можно так с ним играть?!       — Польша, хватит ласк, нужно уже зак… Ах! — не дожидаясь окончания реплики, полячка быстро забралась на мужчину сверху, пристроилась и медленно насадилась до самого конца, тут же придя в движение, оперевшись ладонями о чужую тёплую бледную грудь.       — Принцессе невдомёк, что можно сделать всё и без него? — и снова смех, обволакивающий поплывший от наслаждения разум нациста. И снова это дурацкое прозвище! Но отчего-то оно уже не так царапало слух…       Девушка двигалась плавно, медленно, чувственно выгибаясь, действительно получая удовольствие от процесса, который казался ей некогда настоящей пыткой. А сам нацист, один только тёмный презрительный взгляд которого невероятно выбешивал, теперь кусал губы, издавая хриплые и неловкие стоны под ней, сжав длинными тонкими пальцами её бедра.       — Тебе хоть нравится, принцесса? Если нет, давай прервемся, и ты будешь всё делать сам, как и хотел, — лукаво и с придыханием бессовестно издевалась Польша, чувствуя явную власть над ситуацией и им самим. Немец нахмурился, порываясь ответить резкостью, но Польша неожиданно ускорилась, заставив Рейха запрокинуть голову назад и зажмуриться от совершенно новых телесных ощущений. Что происходит? В голове вата, каждая клеточка тела словно натянутая пружина, даже придумать колкую фразу в ответ трудно, слишком его рот занят воспроизведением непристойных звуков. В мыслях лишь одно: чужая фигура в руках, движущаяся на нём так идеально, так правильно, словно была создана именно для Рейха. Артефакт в груди в кои-то веки прекратил метания, источая одно единственное чувство — безмерное и бесконечное счастье. Счастье слияния с родственной душой, единственной и неповторимой. От столь глубоких чувств безделицы Третий и сам не заметил, как начал глупо улыбаться и с нежностью рассматривать девичье лицо напротив. Так хорошо, что время замирает…       — О-ох…! — неожиданно мир взорвался и осколками наслаждения впился во все внутренности немца. Странная истома судорогой прошлась от низа живота до кончиков пальцев, заставив сжать фаланги на чужой талии даже почти испуганно. Что же происходит? Что эта ведьма сделала с ним? Впрочем, какая разница, ему слишком хорошо сейчас, чтобы думать об этом. Да и в принципе думать…       — Эй, принцесса, очнись, — перед глазами резко щёлкнули чьи-то грубые пальцы. Третий еле разомкнул глаза и увидел нависшую над собой полячку, с подозрением разглядывающую его. — Я, конечно, никогда не сомневалась в своих навыках, однако ты «закончил» изрядно раньше запланированного.       Немец, справившись с помутнением в сознании и разобрав смысл сказанных партнёршей слов, в очередной раз вспыхнул. Но, открыв было рот, остановился, осознав, что, по существу, ему нечем оправдать себя.       — …Я! …Я …Это всё из-за тебя! — отчаянный жест. Рейх понял, насколько глупо прозвучало обвинение уже после того, как произнёс вслух, и тут же поспешил исправить его: — То есть, не из-за тебя! Это из-за реликвии. Да, всё из-за неё! — Третий аж выдохнул с облегчением, придумав отмазку. Однако самого себя не обманешь, и в глубине души он сгорал от стыда, никак не находя оправдания только что произошедшему. «Это что же получается… Она. Меня?!» — краска залила лицо мужчины до самых ушей, заставив быстро прикрыться руками. Господьвсемогущийчтозапозор!       — Ха-ха-ха! Боже, я и забыла, когда в последний раз столько смеялась за один только вечер! — рухнув на кровать и накрыв глаза рукой, славянка продолжала хрипловато посмеиваться. Она, что, смеётся над ним?! Нацист не знал куда себя деть от вновь нахлынувшего стыда. Вскочив и сев на помятую постель, Третий резко подобрал с пола вещи, небрежно попытавшись быстро натянуть рубашку и брюки, порываясь сбежать, как можно скорее от этого позора.       — Ну, конечно. Получил, что хотел, и помчался. Всё же в вас, мужчинах, есть что-то общее, — отсмеявшись, девушка тоже села, с любопытством наблюдая за внезапно застывшей спиной нациста. Он опомнился. Чёрт, неужели он действительно только что собирался сбежать от ведьмы, поджав хвост? Как-то это совсем не мужественно звучит. Вот что бывает, когда даёшь волю эмоциям… Это ли чувствовал отец тогда…?       Немец медленно развернулся к лежащей славянке. Она по прежнему смотрела на него с расслабленной улыбкой, но в её взгляде читалось разочарование. Рейх прикусил язык от волнения. Что если только ему было хорошо? А она? Она так старалась доставить удовольствие им обоим, но в итоге удовлетворённым остался только он один.       — Что …я могу сделать для тебя? Ну, чтобы и ты испытала это …чувство, — преодолев внутренний стыд, мужчина нашёл в себе достоинство задать вопрос. Несмотря на недавние тревоги, Рейха всё ещё приятно трясло, с лица и груди градом катился пот, зрачки то сужались, то расширялись. Польша загадочно наклонила голову в бок и посмотрела куда-то вверх.       — Мм, да, можешь. Только если не посчитаешь это слишком мерзким.       — И… что же это? — слегка насторожился он.       — Как бы это описать для тебя… — девушка несколько задумалась. — Это можно назвать массажем языком. Некоторые мужчины делают это, чтобы доставить девушкам сказочное блаженство. Правда, у многих это получается неважно. Но попробовать стоит.       — Что-что? И что же именно мне нужно массировать языком, чтобы… Оу… — до него тут же дошло, стоило столкнуться глазами с чужим крайне красноречивым взглядом. Лицо и уши заалели ещё сильнее. Немец даже представить себе это не мог! Вот так, прямо ртом… Но тут же, — по наитию реликвии, не иначе! — припомнил, что женщины вообще-то делают то же самое и для мужчин, и ничего. Это даже нормой считается. А это тогда чем хуже?       — Хорошо, что именно мне и как… ну, лечь, сесть или…       — О, нет, ложусь я, — утвердила Польша и без промедлений легла перед ним на спину, раздвинув ноги.       — … — Третий прикусил губу, неловко отведя взгляд. «Воистину ни стыда, ни совести!» Однако, пересилив внутренние противоречия, покорно склонился меж призывно разведённых ног.       — Хах… — вдруг усмехнулась девушка.       — Что? Я уже что-то делаю не так? — тут же напрягся немец.       — Нет, нет, продолжай. Просто я и представить себе не могла, что однажды смогу лицезреть подобную картину, — в её тоне так и скользила насмешка. Рейх раздражённо заворчал на «чересчур распутную ведьму» и, ухватившись руками за чужие бёдра, не слишком смело приблизился к уже давно намокшей промежности девушки. Он опасался, что предложение полячки будет сложно провернуть ввиду специфического запаха и вкусовых ощущений, однако, прижавшись к ней вплотную губами, с удивлением обнаружил, что этот аспект его вовсе не отталкивает, а даже… Заводит? Тихо выдохнув, мужчина выбросил из головы всё лишнее, прикрыл глаза и робко лизнул по всей площади на пробу. Польша чуть дрогнула в бёдрах и Рейх повторил движение, но уже смелее.       — Не делай это поверхностно, так ты только влагу разводишь, — высказала негромко замечание девушка, ещё чуть шире расставив ноги. — Если хочешь сделать мне хорошо, введи язык поглубже и массируй им чувствительные точки. Я надеюсь, ты в курсе, о каких местах я говорю?       — Ты про это? — Третий поднёс руку и большим пальцем на ощупь тыкнул в маленькую кожаную горошинку в складках промежности. Польша дёрнулась от неожиданности и одобрительно кивнула.       — Прекрасно, раз теорию ты знаешь, приступай к практике, принцесса.       — Чёрт подери, прекрати меня так называть, я великий завоевате…! Мх! — Рейх не успел договорить, так как его лицо оказалось вжато жилистой рукой в чужие половые органы.       — Меньше слов, больше дела, выше высочество, — Польша не могла сдержать довольной улыбки, наблюдая за вознёй недовольно запыхтевшего немца, в отместку чуть сильнее сжавшего руками её бёдра. Девушка слегка скривилась в лице, решив, что немец думает прекратить всё. Однако после этого мужчина и правда последовал её указаниям. Девушка прекрасно ощущала каждое робкое движение его языка и губ. Поначалу ей казалось, что подобная неопытность может только вогнать в скуку, однако, через некоторое время она с удивлением обнаружила, что сама поддаётся бёдрами навстречу осторожным ласкам и не может перестать тихо вздыхать от ярких чувств, в том числе реликвии. Да уж, пожалуй, ещё никто не был с ней настолько нежен. Кто бы мог подумать, что эта аккуратность, невинность даже, могут так возбуждать.       — Посмотри на меня, — шепнула девушка, ощутив подкатывающую разрядку. Рейх вздрогнул и с вопросом поднял взгляд, не прекращая работу. Полячка запустила руку в его растрепавшиеся чёрные локоны и сжала, а потом вдруг вся задрожала, быстро задышала и выгнулась дугой.       — Мм! — Третий поднял голову, в первую секунду искренне испугавшись за неё. Чужой, направленный в никуда затуманенный взгляд также не добавлял спокойствия. — Эй, ведьма… У тебя всё в порядке? — на всякий случай уточнил он. Чёрт, и часа не прошло, а он уже умудрился сломать девушку…       — В полном! Не видишь, что ли, дурачок? — разнеженно ответила славянка и, слегка приподнявшись, придвинула к голове подушку и сладко потянулась. Тело слегка пульсировало от испытанного, и казалось всё невероятно прекрасным. О, это чувство она ни за что не променяет на покорное возлежание бревном под суетливым мужчиной. В чём тогда смысл соглашаться на постель, если в конце ты не будешь так довольна результатом?       — Я… — нацист не знал, что сказать. Стыдно признать, но он впервые наблюдает женский оргазм. И, эм, что вообще принято говорить после такого бурного процесса? Признание в любви или безграничной нежности к партнёру, пока тот засыпает на плече? Бред! Пошлость! Ещё и неправда.       — М? Ах, да, если тебе нужно воспользоваться ванной, то пожалуйста. Чистые полотенца в верхнем ящике комода в гостиной, — буднично произнесла полячка, улёгшись на бок. Нацист облегчённо выдохнул. Точно, горячая ванна то, что нужно!       — Я полежу и приду, — уже в полудрёме добавила она в след уходящему Рейху. Стоп. «Придёт?! Куда? На кухню, чайник ставить? Ну, не в ванную же она заявится», — уже вывернув краны с горячей и холодной водой, не понял он. Но долго думать не стал и просто погрузился в наполняющуюся ванную. Разложив руки по краям и запрокинув голову на прохладный чугунный бортик, он попытался вернуть дыхание и сердцебиение в норму. Удавалось с трудом. В груди всё порхало от счастья. Понятное дело, это реликвия наслаждалась во всю. А он?       Немец обтёр губы пальцами, перед глазами снова и снова всплывали события сегодняшнего вечера, словно он запомнил каждый момент, каждое ощущение и действие досконально. Как странно, отвращения он не испытывал. Ему просто было хорошо. Лишь смущение и стыд остались от всего буйства эмоций. Скрипнула дверь. В ванную комнату зашла Польша и, повесив на крючок халат, развернулась к мужчине, который резко опустил руки в воду от неожиданности.       — О, ты уже набрал ванну. Замечательно, — и, не спрашивая разрешения, погрузилась напротив.       — Эй, ты что делаешь?! — Рейх тут же поджал под себя ноги. Нет уж, вот чего, чего, а наглости этой особе не занимать! Польша даже бровью не повела, поймав на себе чужой взгляд полный недоумения. Беспечно натёрла душистым мылом мочалку, капнула из тюбика пару капель в воду и всё под мелодичный свист. Третий ещё сильнее сжался: во-первых, пространства стало существенно меньше, во-вторых, где же эта ведьма обронила свой стыд?! Ну всё ведь прекрасно видно!       — Я надеялся, что ты имеешь хоть какие-то рамки приличия. Ладно постель, но ванна, — ворчал он неубедительно, внимательно следя за её телом в ярком свете, по которому скатывались капельки воды. Мимо взора славянки это не прошло и, намылив хорошенько мочалку, она наигранно прикрыла грудь.       — Мои глаза выше, недовольный, — и швырнула в него мочалку. Та плюхнулась в воду, окатив нациста мыльными брызгами. Он недовольно зажмурился, вытирая глаза руками.       — Стесняешься? Да неужели, это слово тебе знакомо? — съязвил Третий, демонстративно отвернув голову в потрескавшуюся плитку на стене. Спереди прозвучал смешок.       — Ну, не дуйся, принцесса. В самом деле, как будто тебе это не нравится, — буднично ответила полячка. И прежде, чем немец выплюнул очередную занудную подколку, Польша стремительно, как кобра, приблизилась к нему и приникла к его губам. Рейх крупно вздрогнул, позабыв обо всём на свете. Единственным предметом мысли стали чужие умелые губы и язык. Они, казалось, были повсюду, доставали до самого сердца…       — Вот так-то, ты куда привлекательнее, когда молчишь, — облизнулась Польша, мягко отстранившись от поплывшего нациста. Тот моргнул, возвращаясь в реальность, но сделать это полноценно ему не дали. — Будь любезен, потри мне спинку, и я, так уж и быть, поцелую тебя ещё разок, — тихий девичий шёпот действовал на мужчину как гипноз. Очнулся Третий уже натирая мочалкой чужие плечи. Чёрт подери, как так вышло, что он, Великогерманский Третий Рейх, поднявший страну с колен, захвативший почти всю Европу, стал настолько беспомощным от простого поцелуя?! «Нет, это не просто поцелуй, это её поцелуй…» — рассеяно промелькнуло в голове, но немец тотчас отогнал навязчивую мысль. «Я не беспомощен. Я просто веду себя так, как подобает тактичному герру в присутствии фройляйн. Оказываю одолжение, любезность той, с которой разделил постель. Ничего более.» Однако менее неловко от такого умозаключения ему не стало.       — Я думал, ты захочешь, чтобы я исчез, когда мы закончили. Но, вместо этого, ты не только не прогнала меня, но даже спокойно сидишь со мной в одной купели и до сих пор позволяешь себя трогать, хотя обе наши реликвии уже насытились. В этом нет нужды, так почему? — немец остановился, в полном замешательстве ожидая ответа.       — Почему? — она опустила голову вниз и провела одной своей рукой по второй, распространяя мыльную пену. — Наверное, потому что мне этого хочется. Мне приятен контакт с тобой. Даже очень… Но не путай плотскую нежность и желание мужской ласки с глупой влюбленностью. Готова поспорить, стоит тебе покинуть эту квартиру и переступить порог администрации, как между нами снова разразится буря ненависти. Такова наша с тобой натура.       — В каком это смысле «наша» натура? — не понял он, опустив в воду мочалку окончательно. Польша подобрала её и медленно провела губкой по мужской груди. Она нехотя придала взгляду серьёзность.       — Мы друг друга на дух не переносим. Постель это одно, а рабочие отношения — совершенно другое. Поверь, стоит тебе уйти отсюда, наши отношения снова станут прежними. Натянутыми… И на это есть очевидные причины, которые тебе известны. Но прямо сейчас я хочу просто получать удовольствие. Много удовольствия. И, конечно, совместное купание для меня это всего навсего обыденный ритуал, чтобы закрепить результат. Так было всегда. Я привыкла так жить.       — Эгоистично, — буркнул немец.       — Вовсе нет. Тебе ведь тоже нравится всё это, — она обвела ванную комнату рукой, — иначе бы ты просто ушёл. Я разве не права? — и снова улыбнулась. И эта улыбка чем-то цепляла Рейха, но непонятно чем. Может, своей легкомысленностью? Хотя нет. Это была практичность и опытность в отношениях с другими мужчинами. И нацист не стал для неё каким-то исключением. Хотя, как посмотреть…       — Не сказал бы, но в твоих словах есть небольшая доля истины, — изрёк немец гордо, принявшись активно натирать себя… её мочалкой.       После ванны Третий неспеша оделся, причесался, после чего заглянул на кухню, где недавно просвистел чайник. Польша в одном халате пила горячий чай, оперевшись бедром на подоконник и глядя на окна напротив сквозь толстое стекло. В другой руке тлела очередная почти докуренная сигарета.       — Я поеду. Запри дверь за мной, — Рейх понизил голос. Может от усталости, а может и от внутреннего спокойствия. Эта маленькая, пошарпанная, не слишком роскошная квартирка отчего-то сейчас казалась самым спокойным и уютным местом во всём мире. А может, это просто горячая ванна с женскими ласками так гипнотически подействовала.       — Чаю не хочешь? — славянка кивнула на дымящийся чайник, затушив сигарету и поставив чашку на стол.       — Я не пью чай. Кофе не найдётся? — нацист осмотрел ящички сверху.       — А я не пью кофе. Поэтому не найдётся, — она приблизилась к немцу и посмотрела на него в форме. Форма ей не нравилась. Как и те, кто её сейчас носил.       — Тогда я пойду. До завтра, Польша, не забудь зайти с бумагами, — не зная, что ещё ему стоит сказать и нужно ли вообще что-либо говорить, Рейх натянул перчатки на руки и вышел в коридор. Но у двери резко остановился и развернулся. Славянка предстала перед ним совсем не такой замученной и бледной, как тогда, когда он только зашёл в квартиру. Её лицо источало свежесть, щёки зарумянились. Ему страшно захотелось её поцеловать. И он поцеловал. В красивую вену на горячей и ароматной шее, которой тайком любовался в ванной. А что? Она сама пообещала его поцеловать, но так и не исполнила обещанное! От неожиданности девушка мягко рассмеялась, скрестив руки на груди.       — Ну всё, иди давай, я от тебя уже устала, — не убирая улыбки, она выпроводила немца и закрыла дверь, заперев все замки. В голове Рейха мелькнула мысль, словно происходящее похоже на прощание с любовницей. Но мужчина быстро одёрнул себя от этой мысли и поспешил уйти.