Коварный план Моро

В сексе Иллуми был хорош, однако подкупало не это. Хисоке думается, куда большей интимностью обладали их разговоры — тихие, в укромном месте. Они говорили много бессмысленного, того, что говорят все. Но стоило оказаться наедине, слова приобретали точность, вес. Словно за каждое неверное высказывание будет наказание, а за пустые фразы можно лишиться языка. Они связали друг друга невидимой нитью давным давно, теми самыми разговорами, лёгкими касаниями, временем, проведённым вместе. Они уже и не могли выбросить чужой образ из своих голов, он засел глубоко внутри, стал частью повседневной жизни. В любви, безумной, не принятой никем кроме них самих, не было обладания. Оба понимали, что связаны, но связь от долгой разлуки не разрушится, не исчезнет. Только укрепится, становясь все более прочной, осязаемой, постепенно перетекая из их разумов в привычный всем мир, где будет доступна на обозрение каждому. Хисока долго готовился к маленькому переходу. Он следил за временем, периодически отмечая, когда лучше начать. Он следил за Иллуми, за его желанием, как оно горит, и не собирается ли потухать. Он следил за всем, анализируя, подмечая, запоминая. Это был приятный вечер, в воздухе летал аромат духов и недавно открытого шампанского. Кровать мягкая и теплая, в то время как за окном тихо завывал холодный весенний ветер. — Иллуми, — голос Хисоки звучал громко в образовавшейся тишине. Они лежали на одеяле, так и не удосужившись расправить постель — все равно скоро уходить. Иллуми зашевелился, поднимая взгляд тёмных глаз на Моро. Хисока хотел бы сказать, как любит Иллуми до дрожи в пальцах, как хочет трогать фарфоровую кожу пока собственная не сотрётся до мяса, как хочет быть убитым этими руками через много-много лет. Но, стоило Моро увидеть взгляд, направленный на него, понял — не сейчас, ещё не время. Произнеси он эти заветные слова, и все бы начало рушиться, будто их отношения — новенький домик, а подобные громкие высказывания — крыша, которую не на что крепить. Нет стен или окон, только крепкий фундамент, которого сейчас так мало для большего. — Тебе пора идти, — Хисока выдохнул, сглатывая. Внутри всё начинало загораться. — И вправду, пора, — послышалось в ответ. Прежде чем остаться в одиночестве, Хисока поймал на себе взгляд пронзительных глаз. Иллуми ничего не сказал, долго смотрел на клоуна, провёл пальцем по щеке, оглаживая яркий грим, и выпрыгнул в окно, растворяясь в темноте и звуках ночного города. Ему бы хотелось дожить до того момента, когда Иллуми будет уходить, прощаясь, или хотя бы говоря что-то напоследок. Хисока понимал — сейчас что-то такое невозможно. Поэтому он готовил план и выжидал. *** Иллуми никогда не считал сколько они вместе. Это не имело смысла. Единственный фактор, указывающий на длительность их с Хисокой общения — младший брат и его друг, периодически заглядывающий к ним в поместье. Киллуа и Гон росли, менялись, в отличии от самого Иллуми. Его процесс старения замедлился давно, а он и не придал значения, потому что в этом, опять же, не было смысла. Перестал стареть — хорошо, не перестал — значит так надо. Мальчишки были молоды, их тела менялись быстро и кардинально, вытягивались, приобретали свойственную всем подросткам угловатость. Киллуа исполнялось шестнадцать в этом году, Гону, по всей видимости, тоже. Иллуми познакомился с Хисокой задолго до экзамена, их свело вместе одно дело. Если бы Золдик хотел, он мог бы с точностью до секунд высчитать время их встречи. Но он не хотел. Он смотрел на Хисоку, разливающего красное вино по бокалам, и думал, как же хорошо быть рядом. Пусть они и не меняются, и не будет в их жизнях ничего нового, пусть они и не смогут говорить по душам так часто и открыто, как это делают все нормальные люди. Пусть, ведь им и не нужно быть нормальными, им не нужно гнаться за временем, которое вот-вот ускользнёт, забрав жизнь одного из них. Пока они рядом друг с другом — не нужно. Иллуми думал, что это очень хорошо — просто существовать недалеко от Хисоки, знать, что есть кто-то в этом мире, с кем ты готов разделить вечер и бутылку красного вина. — Хисока, — Моро различает в его голосе спокойствие и уверенность — Иллуми знает что говорит и кому, он знает, от его предложения не откажутся, — хочешь посетить поместье? В качестве гостя, разумеется. Они смотрели друг другу в глаза, как это обычно бывает, несколько секунд, прежде чем кто-то нарушит тишину. — Да, с удовольствием, — отвечает Хисока. Его улыбка расползается по всему лицу. Иллуми хочется разорвать краешки его губ, разрезать кожу до ушей. Однажды он это сделает, а Моро будет умолять повторить. Хисока подает ему бокал, наполненный вином, и переводит взгляд в сторону ночного города. Иллуми не знает сколько времени они вместе, сколько раз встречались, говорили друг с другом или ходили на совместные заказы. Ему не интересно знать. Иллуми достаточно быть рядом, желая продолжения, чтобы чувство свободы и спокойствия, наполняющие всё его тело, когда он рядом с Хисокой, не исчезало. *** Моро не удивился, узнав, что Гон нередкий гость в поместье Золдиков. Ему на самом деле не хотелось узнавать, просто само так получилось. Гон не перестал интересовать Хисоку, но сейчас, сейчас было кое-что поважнее. Моро изучал всё: начиная от огромных ворот и заканчивая столовыми приборами. Он наблюдал за семьёй, за прислугой. Запоминал, кто где живёт и что делает. В ночь с четвёртого на пятый день его пребывания в поместье объявился Иллуми, вынужденный покинуть дом, чтобы закончить непредвиденный заказ. Он явился неожиданно рано, весь в крови. Длинные волосы слиплись, висели некрасивыми сосульками, лезли в глаза. Моро заметил его, пока гулял в саду. Золдик шёл по узкой дорожке из мелкого камня навстречу матери, чтобы отчитаться о выполненном заказе. Он знал, где сейчас Хисока, чувствовал, как тот пожирает его взглядом — Моро смотрел, не скрывая своего присутствия, явно показывая, как наслаждается предоставленным зрелищем, пусть Иллуми и не понимал, что такого он нашёл в нём. — Здравствуй, мама. — Вижу, ты справился, но не обошлось без трудностей. Иди смывать с себя эту мерзость, нечего появляться перед гостями в подобном виде. — Да. Но, вопреки своему ответу, Иллуми не последовал к дому. Как только мать прошла вперёд, продолжая что-то говорить о прошедшем дне и планах на завтра, он направился в сторону фонтанов. Иллуми вышел к Хисоке быстро, пара листьев запутались в потрепанных волосах, но в свете полной луны Моро видел лишь истинное совершенство. — А мне нравится так, — он неотрывно смотрел на Иллуми, сидя на холодном мраморе. Его голос был мелодичным, словно Моро не говорил, а пел. Золдик знал насколько Хисока любит его волосы: вдыхать их аромат, перебирать, заплетать или расчесывать. Он их боготворил, как и всего остального Иллуми. Но волосы, волосы были его особой слабостью. — Можно? — Каждый раз спрашивал Хисока, иногда вслух, иногда поглаживанием плеча или взглядом. И каждый раз понимал без слов, ему — можно. Иллуми остановился перед ним, кивая, давая разрешение. Длинные изящные пальцы дотронулись до костюма, оглаживая ремешки, вытягивая, прилипшие к иглам пряди, пропуская их сквозь пальцы. Руки потянулись выше, к оголенным плечам, отлепляя от кожи по волоску, отковыривая засохшую кровь. Хисока встал, нависая, но не надолго. Почти сразу же он наклонился к шее, сжимая волосы, как слипшиеся, так и не задетые кровью, путая их между собой, тычась в них носом, вдыхая аромат запекшейся крови, грязи, холода и ветра, въевшихся в тёмные локоны. — Теперь мне на час дольше мыть их, — пусть и казалось, что Иллуми говорит с ноткой обиды, Хисока знал — это не так. — Давай я тебе помогу. Четыре руки лучше двух, не находишь? — Заигрывающий тон Хисоки почти никогда не пробивал безэмоциональность Иллуми. И всё же Моро понимал, когда его фразы имели эффект. — Я согласен, но не думаю, что мы управимся до ужина. — Тогда помоем их после. Лицо Хисоки — такое белое при свете луны — не источало ничего, кроме ласки. Чистейшая эмоция читалась в его глазах и слегка приоткрытых губах, в том, как он сжимал почти что чёрные во мраке ночи волосы, как он прижимался к плечу Иллуми, не прося, но предлагая. Поздний ужин, который решили устроить, чтобы собрать не только всех членов семьи, но и гостей, начинался в двенадцать. Они вошли в трапезную вместе, когда часы показывали одиннадцать пятьдесят восемь, и сели рядом. — Иллуми, что это такое? Убежал от меня, а теперь являешься за стол в таком виде, — Кикио источала недовольство, прикрикивая и повышая голос. Хисока подумал, что до её прихода было куда тише, а, соответственно, лучше, но показное беспокойство и устроенное шоу перекрывали все минусы. — Я не успел. Приведу себя в порядок после ужина, — спокойно ответил Иллуми. Все лишь поглядывали на спутанные волосы и мелкие неровные косички, заплетённые то тут, то там, но никто больше не решался комментировать внешний вид старшего из детей. Иллуми сидел за дубовым столом с резными ножками, в дорогой одежде, ел изысканное блюдо, приготовленное личным поваром, держал в руках вилку, стоящую явно больше чем вся одежда Хисоки вместе взятая. Иллуми сидел за столом под тяжелыми взглядами собственной семьи, не одобряющей его поведения, лишь для Хисоки. *** Поместье Золдиков огромно, запомнить расположение комнат было трудновато, но Хисока прошёл везде, просмотрел каждый пролёт, поворот и тайную комнату. Одним глазком заглянул в спальню Сильвы, но почти сразу убежал в пыточные, там по крайней мере, не так скучно. Хисока запомнил всё, что нужно. Комната, которую выделели специально для него, находилась на третьем этаже, Иллуми — на втором. Пусть Моро был непостоянен в своих словах и действиях, обещанное старался выполнять. Он открыл окно, вдыхая ночной воздух, и выбрался на улицу, аккуратно опуская стекло за собой. Пройти до нужной комнаты не было трудно. Не заняло много усилий проникнуть внутрь. Свет выключен, лишь тонкая полоска просачивалась сквозь щель под дверью из ванной. Хисока положил руку на ручку, прислушиваясь: шум воды и мягкая поступь по кафелю. Он повернул руку, отворяя дверь. Лампа приятного желтоватого оттенка была единственным источником освещения. На полках стояло множество баночек, чуть больше, чем у самого Хисоки. В чём они и сходились с Иллуми, дак это в уходе за собой. Золдик сидел в большой ванне, даже не ванне, а огромной чаше из мрамора, подумал Моро, оставив нетронутыми только волосы, перекинув их через бортик. Они струились длинными локонами вниз, продолжая ползти по полу, создавая прекрасный контраст со светлой плиткой. Хисока подошёл ближе. — Я оставил для тебя, — в голосе слышалось явное раздражение. Педантичный Иллуми был зол за задержку — Хисока знал это. Моро отодвинул черноту в сторону, оголяя белоснежное плечо, оставил мягкий поцелуй, ловко схватил бальзам и начал мочить волосы, опуская их в воду прядями. — Только не говори, будто думал, что я не приду, — оставил поцелуй на втором плече. Иллуми не шелохнулся, — Ты идеален, — прошептал в ухо, словно не хотел, чтобы кто-то ещё услышал их. Тонкие пальцы Хисоки поползли вниз, оглаживая напряжённые мышцы, царапая нежную кожу, разгорячённую в тёплой воде, подцепляя слипшиеся волоски, утаскивая их за собой под воду. Волосы намокли, приобретая тяжесть, становясь ещё чернее. Хисока ухмыльнулся, поднимая прядь вверх, прильнул к ней лицом, застывая, не желая двигаться. Иллуми не шевелился. Моро даже подумал, что тот уснул, но уловил тихое дыхание. Взгляд его опустился вниз, повернув голову, Хисока смог увидеть обнаженную грудь Золдика, медленно двигающуюся, а чуть выше — глаза, невидяще уставленные куда-то вперёд. Гель быстро впитался в сырые волосы, но те были настолько длинными, что не намокли полностью — только на половину. Хисока зачерпнул воды в сложенные ладони и вылил её на чёрную макушку. Капли быстро потекли по жирным, грязным прядям вниз. Часть стекла на пол по рукам Моро, замочив костюм. Клоун заворожённо смотрел, как капля за каплей волосы намокают, а часть скатывается вниз без должного эффекта. — Словно ребёнок, — подобное замечание не могло не вызвать улыбки. Наверное, сидящий на корточках Хисока, увлечённо поливающий водой старшего сына Золдиков, выглядел комично, словно ребёнок плещется с любимой игрушкой, только пены и не хватает. — Да, а ты моя игрушка, — полив очередной раз волосы, ответил Моро, — и волосы моей игрушки нуждаются в тщательном уходе. Шампунь пенился, образуя забавную шапочку на голове Иллуми. Выглядело мило. Хисока с извращенным удовольствием проводил по гладким волосам, восхищаясь ими. Поражала даже не длина, а какие они были чистые, натуральные, сильные. Всё в образе Иллуми отдавало ноткой мощи семьи, к которой он принадлежал, начиная с волос и заканчивая походкой. Его тело, напряжённое даже сейчас, в самом защищённом месте, среди могущественных убийц, в собственной ванне, хотелось целовать с улыбкой на губах, хотелось кусать, пока мышцы не расслабятся, пока хозяин не познает удовольствие, не упадёт без сил, без желания двигаться. Хисока вымывал грязь, смотря как серость уплывает в водосток, как волосы Иллуми наполняются ещё большей силой, выпрямляются, разглаживаются, блестят при теплом свете лампы. — Вот и всё, — подытожил он. Иллуми встал неожиданно. Прядь взмыла вверх из ладони Хисоки, он поднял взгляд, затуманенный, опьянённый. — Я домоюсь. Можешь подождать меня в комнате, — сказав, Иллуми потянулся к крану, выключая воду. — Что-то ещё? Хисока не сдвинулся с места, он глядел в глаза Золдика, не смея отвернуться. Застыл, ловя эстетическое удовольствие, которое мог испытать лишь он. Ведь только ему дозволено видеть это произведение искусства. — Хисока, что ты делаешь? — Постепенно теряя обладание, спросил Золдик. Он потянулся к Моро, не зная, что именно хочет: отстранить или приласкать. Но тот перехватил руку раньше, припадая губами к мокрой коже. Он смотрел прямо в чёрные глаза, отнимая губы от запястья, он говорил, не прерывая взгляда: — Как пожелаешь. Хисоке хотелось целовать Иллуми, его идеал, маленькое совершенство, такое прекрасное, стоящее перед ним. Моро готов был возносить Иллуми на первое место, подобно людям, восхвалявшим Аполлона. Но на самом деле он уже вознёс его до титула своего личного Бога. *** — Я говорил, что люблю твои волосы? Хисока расчёсывал Иллуми, аккуратно орудуя гребнем. — Да, за сегодня дважды напрямую и трижды намёками. А до этого, цитата: «Твои волосы великолепны, я люблю их, люблю смотреть на них, люблю их касаться», — Золдик повернулся, заглядывая Хисоке в глаза, — тебе не кажется, что твоя любовь к моим волосам слегка нездорова? — О, не слегка, — отшутился Моро, любуясь шелковистыми прядями, блестящими при свете луны. Они так и не включили лампы, предпочтя остаться в темноте. Только луна, чей свет проникал через незашторенное окно, освещала комнату. — А я говорил, что люблю тебя? — Так просто как только можно спросил Хисока. Не отрываясь от увлекательного занятия, словно задавал этот вопрос каждый раз, словно это было чем-то обыденным. Повисло молчание, Иллуми, не так уж и часто отвечавший на выпады Хисоки, затих, но совсем иначе, не как обычно. Моро почувствовал напряжение, он на это и рассчитывал. Наконец, спустя долгих две минуты, Иллуми произнёс: — Нет, ни разу за все время нашего знакомства, — он сказал тоже просто, без удивления или намёков, в тон Хисоке. — Что ж. В таком случае, — матрас заскрипел под весом мужчины, ухо Иллуми обдало жаром от тихого шепота, — я люблю тебя, Иллуми Золдик. Хисока вернулся на место, продолжая расчесывать волосы с лёгкой полуулыбкой на губах. Он в тишине закончил укладывать локоны и отложил резной гребень в сторону, откидываясь на руки. Они молча расправили постель и легли: Иллуми под одеяло, а Моро — над. Хисока не знал, уйдёт ли он позже, а может останется до утра. В любом случае раздеваться и смывать грим не хотелось, так что и под одеяло лезть ему было нельзя — зная какой Иллуми чистюля, ни за что его на простыни в таком виде не пустит. Ему невольно захотелось улыбнуться. Он, не открывая глаз, нащупал руку Иллуми, ухватился за неё покрепче, вытаскивая из-под одеяла. Моро заснул быстро, и проснулся только после рассвета от пинка младшего со словами: «От тебя несёт, как от помойного ведра, не хочу сидеть за столом рядом с чучелом» Иллуми же не мог сомкнуть глаз ещё долго, наблюдая в темноте за, как он его прозвал, розовым чудом. *** Иллуми заметил: Хисока любит его целовать. Хисока сам по себе очень любвеобильный, ему нужно внимание, контакт, он не может не поговорить при встрече, стремясь заполнить собой всё пространство. Но с Иллуми его мания трогать и ласкать, кажется, увеличивалась в разы. Золдик наблюдал за ним. Моро занимался сексом часто, часто забавлялся перед тем как убить жертву, флиртовал, но так редко целовался с кем-нибудь. Ни в первом, ни во втором случае он не припадал губами к руке партнёра, выцеловывая мокрую дорожку до плеча — как делал с Иллуми — не обнимал крепко, не дышал в ухо, нашептывая извращённые гадости, касаясь мягкими устами чувствительного местечка за мочкой, оставляя яркий след от помады — только с Иллуми — не целовался, как это делают в фильмах, страстно, горячо, — только если нужно обезоружить жертву и только с Иллуми. Золдик проанализировал действия импульсивного клоуна, пролистал пару статей в интернете и наткнулся на сайт с цитатами из библии. Не то чтобы Иллуми был верующим, но и не то чтобы ему было это важно для создания собственных выводов. Статья гласила: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки.» Может то было благословение бога, о котором он не задумывался, а может результат упорной слежки. Иллуми не придал значения, лишь выловил нужную ему информацию и опустил крышку ноутбука, загоревшись идеей. Хисока любит его целовать, значит ли это, что Хисока ждёт подобного отношения в ответ? И значит ли это, что Иллуми стоит прямо сейчас проработать план действий? Иллуми считал, что да. Будь враги Хисоки чуть умнее или чуть живее, они могли бы найти его логово — маленькую квартирку на окраине Йоркнью Сити. Не так уж и сложно выследить Хисоку и пробраться в его дом. На это ушло меньше недели, включая перелёт и сбор необходимых вещей. Иллуми вычитал, что атмосфера является важной частью поцелуев. Проще говоря, какая обстановка вокруг, таким поцелуй и будет ощущаться. По вычислениям Золдика все поцелуи, которые оставлял на его теле Моро, были сделаны в тихом месте при самых благоприятных обстоятельствах, когда их никто не мог заметить — важная часть в их общении. Значит, нужно сделать что-то подобное. Иллуми обошёл небольшую квартирку из двух комнат и остановился в спальне. Кровать была двухместной — пространство и роскошь Хисока ценил превыше всего. Пусть и выглядело на первый взгляд просто, обставлена комната была со вкусом, в стиле Моро. На туалетном столике лежало множество побрякушек: колец, серёжек и подвесок. Иллуми сдержал себя от желания взять украшения в руки, оставшись сидеть на мягком матрасе. Хотелось оценить материал, но вместо этого он ещё раз проверил необходимое в сумке, затолкнул её под кровать, чтобы наверняка, и принялся ждать, представляя как эти самые украшения смотрелись бы на Хисоке. В его фантазиях — божественно. Хисока объявился через пятнадцать минут, вернувшись с заказа. Скрипнула входная дверь, Иллуми перестал использовать зецу, показывая своё присутствие. Золдик мог поклясться, что слышал, как напряглись мышцы Моро и сверкнули желтые глаза в темноте. Дверь в спальню отворилась, узкая полоска бледного света проникла первой, за ней переступил порог Хисока. Кровь от рук отпечаталась на дверной ручке неровным пятном. Взгляд его горел, улыбка была безумной, Иллуми понимал, Иллуми к этому готовился. Ещё не отошедший от схватки Хисока сделал шаг вперёд, доски заскрипели под его весом. Бушующая аура говорила об одном: ему не хватило, зверь внутри требует ещё и он это получит. — Приятный сюрприз, — сладко пропел Хисока, шагая вперёд с грацией хищника. — Я пришёл поговорить, — Иллуми откинулся на руки, открывая красивый вид на грудь и талию, предлагая себя. Складки свободной рубахи красиво легли, образуя своеобразные узоры. Золдик заметил, как Хисока закипает изнутри. — Как видишь, я не в состоянии поддержать разговор, — ещё чуть чуть и Моро напал бы, желая утолить жажду, не важно как: разорвав фарфоровую кожу в клочья или трахнув её обладателя. Но Иллуми был быстрее, у Иллуми был идеально высчитанный план. Он легко поднялся, перехватывая запястье, прикрыл глаза, прикасаясь сухими тёплыми губами к холодной от свежего уличного воздуха коже. Хисока замер, наблюдая, и только сердце отбивало бешенный ритм, выдавая его состояние. Золдик провёл правой рукой вверх, аккуратно кладя её на напудренную щёку, поглаживая, поднял голову, опустил веки и подался вперёд. Пришлось встать на носочки, что бы дотянуться до губ Хисоки — на каблуках тот был значительно выше. Подобное сложно назвать поцелуем — касание и только, но в этом жесте было больше интимности чем в мокрых лобызаниях с языком. Иллуми закрыл глаза и не мог видеть изумления Моро. Он смотрел вперёд, не видя, зрачки мерцали в темноте, брови взмыли вверх. Когда Золдик отстранился, поднимая веки, Хисока уже смотрел на него. Аура постепенно исчезала, успокаиваясь. Моро приоткрыл рот, наклоняясь, жарко выдыхая в губы Иллуми, едва соприкасаясь с ним кожей. — В душ. Разгоряченный Хисока только начавший успокаиваться, застыл во второй раз. — Что? — Непонимая спросил он. Податливый Золдик, проявляющий инициативу выглядел настолько же соблазнительно, насколько непривычно — Моро чувствовал, его маленькое божество что-то задумало. — Сначала ты идёшь в душ. Кровь сама себя не смоет. Иллуми сказал в своей манере, отворачиваясь к окну. Он почувствовал исчезающую ауру Моро, услышал его тихий смех и шорох одежды, падающей на пол. Хисока подошёл, приобнимая за плечи, целуя в шею, шепча: — Скоро приду, — в словах чувствовалась привычная нежность, с которой он целовал, прикасался, когда они оставались одни. Импульсивность Хисоки порой была на руку, он легко загорался и так же быстро успокаивался. Дверь в ванную закрылась. Золдик сдвинулся с места, только когда услышал шум воды. У него было около десяти минут. Хисока мылся неспеша. Но желание пусть и утихло, не исчезло насовсем, лишь притупилось, продолжало подгонять его изнутри. Вода текла вниз, и Моро на секунду представил, что это руки Иллуми скользят по его телу, оглаживают спину и бедра. Намёки Иллуми казались простыми, но необычными. Он хотел затащить Моро в постель, используя столь сложный и приятный способ? Если так, то Хисоке это очень даже нравилось. Внутри разгорался интерес. Он лишь промокнул тело полотенцем, накинув его на плечи, и вышел. От его волос чувствовался запах клубники, румянец от горячей воды был хорошо виден — макияж больше ничего не скрывал. Из комнаты пахло травами, открывать дверь второй раз было ещё любопытнее: теперь Хисока знал, кто за ней скрывался, но что он там делал, предстояло выяснить. Воображение рисовало раскинувшегося на кровати Иллуми, но сразу же образ исчезал. Золдик явно придумал что-то получше. Окна зашторены, свечи расставлены по всему периметру: на полу, столе и подоконнике, разбросаны по комнате. В полумраке хорошо читался мужской силуэт. Иллуми все так же стоял у окна, но теперь с двумя наполненными бокалами. Он повернулся, протягивая один. Хисока остановился, внутри зародились сомнения. Его личный Бог никогда так не поступал, никогда не зажигал свечи, потому что красиво, и не предлагал выпить вина в маленькой комнатушке. В его стиле скорее снять номер в самом роскошном отеле и наслаждаться видом с высоты в уютном молчании или изредка вставлять слово в монолог Хисоки. Его Богу подходила роскошь, а не арома свечи за десять дзенни, которые перегорят меньше чем через час. Это путало все карты, ломало предположения. Иллуми пришёл за сексом — так думал Хисока. Но тут всплыли его слова. — Ты сказал, что пришёл поговорить, — может быть расчет Хисоки был ошибочным, может быть Иллуми и вправду пришёл не за тем, что так жаждал получить Моро. — Ты сказал, что не в состоянии говорить, — он все так же протягивал бокал. Глаза Хисоки сузились ещё больше, ища подвох, он забрал хрусталь, принюхавшись. Кисло-сладкий запах, на языке почувствовалось лёгкое терпкое послевкусие. — Alma Valley Cuvee, — прочитал Иллуми. Он поднял с пола бутылку, всматриваясь в название. — Неплохо, чувствуются ягодные ноты, — сказал, как самый настоящий дегустатор, перепробовавший в своей жизни кучу дорогих вин. Но кому если не Золдику говорить о качестве и вкусе алкоголя. Моро ждал не этого. Он мог смириться со свечами и осторожностью Иллуми — действия подпитывали интерес. Но не с бутылкой вина из соседнего магазинчика, которое Хисока приметил уже давно, и которое Золдик прокомментировал как: «Ужасный плебейский напиток, только попробуй его купить». В тот вечер Иллуми угостил его самым дорогим вином в жизни Хисоки. Не то чтобы у Моро не было денег, но порой суть и не в деньгах, не так ли. Поэтому он и был в растерянности, уже в который раз за вечер его настрой менялся, не понимая что задумал Иллуми, не в силах раскусить его план. Черные глаза все смотрели на этикетку, бегая по мелкому шрифту, их обладатель оставался невозмутим. Это будоражило. Игра, правила которой Моро не рассказали. Он нервно облизал губы, чувствуя вновь разгорающееся любопытство. — Ты привёл меня в чувства, — начал Хисока, — и о чем же ты хотел поговорить? Искусство? Киллуа? О, я знаю… — Поцелуи, — перебил его Иллуми, — ты любишь целовать. Моро был ошеломлен, кто бы мог подумать, что Золдик решит поговорить о поцелуях. Хотя намёки были. — Хах, — он даже не знал, что ответить партнеру, — ты хочешь поговорить о поцелуях? Не сказал бы, что я люблю целоваться, но… — Нет, — идея Хисоки оборвалась. Ему казалось, что он что-то упускает. Какую-то важную деталь, которая не даёт понять ход мыслей Иллуми. — Я сказал, что ты любишь целовать, а не целоваться. Ты почти каждую нашу встречу делаешь это. Черные глаза уставились на него. Рука покручивала бокал, жидкость мерно качалась из стороны в сторону. Прямо как внутреннее состояние Хисоки. Иллуми допил вино одним большим глотком, откидывая хрусталь на коврик у стола. Пока всё внимание Моро перешло на падающий бокал, Золдик резко двинулся вперёд, подходя вплотную. — Ты часто целуешь меня. Тебе это нравится? Хисока молчал, не зная что ответить. Наверное, ответом служило его учащенное дыхание — маленький секрет, который секретом то считать сложно, раскрыли. Моро не то чтобы любил или не любил, просто вошло в привычку. Ему это точно доставляло удовольствие, но он никогда особо не придавал своим действиям значения. — Твои губы мягкие. Ты часто касаешься моих рук, — демонстрируя, Иллуми поднял руку Моро, не отводя взгляда от жёлтых зрачков, следя за реакцией, аккуратно нащупывая пульс, припадая губами к тыльной стороне. — И тут тоже касаешься, — он поцеловал за ухом, скользя горячим дыханием вниз по шее, — ты хочешь что бы тебя касались также? Хисока сглотнул. Иллуми услышал. Моро осушил бокал, чувствуя необходимость в алкоголе как никогда. Золдик мягким движением раскрыл его ладонь, отправляя хрусталь в полет до ковра, поднял вверх кисть, целуя косточки пальцев, шагнул вперёд, призывая двигаться. Полотенце сползло с плеч, путаясь под ногами, примерно в этот же момент Хисока упал на кровать. Иллуми остался стоять, нависая сверху. Тени бегали по его лицу от встревоженного пламени свечей И тут он упал на колени, как это делают, видя божество — Хисока знает, ведь Хисока точно так же падал на колени перед Иллуми. Он наклонился к полу, горячее дыхание обожгло ступни. Золдик приятно обхватил руками лодыжку, приподнимая, поцеловал, словно приветствуя, как это делают люди в высшем обществе, припадая губами к руке дамы. Иллуми провёл носом вверх до голени, целуя под коленкой, поднимаясь выше, к бедру. Возбуждение Хисоки мгновенно выветрилось. Желание испарилось, осталось только эстетическое удовольствие от происходящего. Может, знай он Золдика чуть хуже, подумал бы, что ему сейчас отсосут. Иллуми выцеловывал дорожку к шее, как это когда-то делал сам Моро. Он остановился чуть ниже пупка, прилизывая светлые волоски, и двинулся дальше, остановился только у ключиц, шумно вдыхая носом. Золдик отстранился, поднимаясь. Теперь он сидел на Хисоке. Волосы Моро растрепались, раскинулись по одеялу, глаза блестели в свете мерцающих огоньков. Иллуми нравился такой Хисока: податливый, довольный. Иллуми поймал себя на мысли — ему очень хотелось, что бы Хисока был доволен. Чтобы ему понравилось. — В библии сказано: относись к окружающим так, как хочешь, что бы окружающие относились к тебе. Ты целовал меня, потому что хотел, что бы именно я целовал тебя в ответ, — уверенный в своей правоте, закончил Иллуми. Он сидел на Хисоке, не теряя спокойствия, его ничуть не распалили собственные действия. Моро лишь рассмеялся. Свободно, легко, как не смеялся никогда. Золдик обомлел, уставившись на него, на его руки, закрывающие глаза, чуть подрагивающие губы, растянувшиеся в улыбке, напрягшийся пресс. Такой Хисока без сомнения тоже нравился Иллуми, он выглядел красиво и без макияжа, притягивая, маня. Иллуми его хотелось обнимать, как большого плюшевого кота, пока тот смеялся. — Ты каждый раз целуешь меня мягко, — продолжил Золдик, ничуть не смутившийсь, — лишь едва касаясь кожи, — повторяя слова и действия, он наклонился, коснулся виска Моро, роняя голову на матрас рядом с его, — думаю, мне хотелось, чтобы ты тоже почувствовал тёплое прикосновение, — не менее уверенно, но уже шёпотом сказал он. Хисока отсмеялся, поворачиваясь, заглянул в бездонные глаза Иллуми, положил руку на черные растрёпанные волосы, разметавшиеся по одеялу и плечам, смахивая большим пальцем волоски, упавшие на лицо. — Знаешь, думаю, я хотел этого, — дрожащим от смеха сказал Моро. Улыбка не сползла с расслабленного лица, в зрачках отражался свет пламени, поблескивая, они горели в темноте. В душе Иллуми что-то екнуло, отдаваясь теплом, но не надолго. Цель выполнена, пронеслось в голове. — Почему ты целуешь руки, Хисока? — Неожиданно возник вопрос. Золдик молчал, ждал ответа. — Мне нравятся твои руки, — после недолгой паузы ответил Моро, — пальцы, они красивые, изящные, — он помолчал ещё немного, провёл по бархатной коже, нащупал кисть, поднимая, — я часто думаю, как бы красиво смотрелось кольцо на одном из них. Они вновь замолчали и прежде чем тишина стала неуютной, Хисока продолжил: — Но в следующий раз выбери способ менее… ммм… двоякий? Золдик нахмурился. — Ты всегда целовал меня там, где мне было комфортно. Я старался создать подобные условия для тебя, — ушёл в рассуждения он, — мне все-таки не стоило покупать то дешёвое… — Нет, прекрасно, но твой вариант, он… — задумавшись, как бы объяснить, Хисока замолк на мгновение. Но, ничего не придумав, сказал просто, — я почти подумал, что ты хочешь ванильного секса. Моро мог поклясться, он видел, как крутятся шестерёнки в голове Иллуми: брови его медленно опускались, складки на лбу разглаживались, глаза округлялись в немом понимании. Не в силах сдержаться, он — Хисока — растянул губы в улыбке. Только его Иллуми мог выбрать такой своеобразный способ. — Я понял, — в знак согласия Золдик кивнул, насколько позволяло его положение, с самым серьёзным видом. Моро уверен, тот уже начал разрабатывать новый план действий без допущенных ошибок. — Что дальше, в твоей миссии есть ещё что-то интересненькое? Иллуми задумался ненадолго, перебирая варианты. — Нет, цель достигнута, — просто ответил он. Хисоку его реакция умиляла. — Хорошо, — большой палец Моро скользил по холодной коже, поглаживая, — как насчёт фильма? — Давай, — просто согласился Золдик. Они расположились на диване перед телевизором. Засыпающий Хисока выглядел красиво и, как там говорится, по-домашнему? Иллуми коснулся губами лба, а после, недолго думая, уронил голову на широкое плечо — он видел в сериале, так люди делают, когда смотрят кино. Со стороны выглядело нелепо: Иллуми, согнувшийся в неудобной позе, чтобы голова достала плеча Моро, и Хисока, заснувший, откинувшийся на спинку дивана. Иллуми на самом деле нравилось, как Хисока к нему относился. И, наверное, иногда он готов так же относиться к Хисоке, пить дешевое вино и целовать его руки, греться в объятьях напротив гудящего телевизора, пока Моро, тёплый и доверяющий, засыпает. Иногда он готов даже пропускать заказы и отключать телефон, чтобы семья не могла испортить идиллию момента. Но только иногда, в качестве исключения. *** Пересмотреть свои интересы и приоритеты Иллуми вынудило собственное поведение. Потому что когда просыпаешься, обнимая Хисоку, а не отправляя фото с мёртвым человеком заказчику, когда телефон звенит уже который раз, разрываясь от звонков настойчивого отца, требующего объяснений, а ты кутаешься плотнее в одеяло и продолжаешь мирно посапывать дальше, именно тогда приходит осознание — что-то рушится в твоей жизни и надо что-то менять. Билась в голове мысль — все плохо, не так как надо, не так как было или планировалось. Мороу не было в его планах, не было в планах душевных посиделок за чашкой чая и заплетания косичек, а ещё поцелуев и объятий, родители к такому его не готовили. А от осознания, что такое глобально изменение в его — Иллуми — жизни произошло совершенно естественно, хотелось рвать волосы и метать в виновника иглы. От осознания как долго Моро готовился — а он готовился, Иллуми не сомневается — и терпеливо ждал, подкрадываясь со спины, прекрасно понимая, что Золдик не из слабых и просто так не сдастся, хотелось умереть. Потому что не справлялся, подводил семью, не выполнял желаемое, пропускал заказ и игнорировал отца. Потому что сейчас — последние несколько лет, если быть чуточку точнее — хотелось другого. Иллуми впал в состояние анабиоза, сонное, медленное, но всё ещё смертоносное для атакующих. То, что обычно проходят подростками, накрыло его сейчас — вопрос и выбор. А чего он хочет? Золдик растерянно ходил по пятам за Моро, куда бы тот ни шёл, в ванну или на Небесную Арену. С ним думалось куда лучше и куда лучше понималось — если бы не он, подобные мысли Иллуми не гложили бы. Хисока уже много лет проникал под кожу, очаровывая, знакомясь, давая внутреннему Иллуми, закрытому от всех и вся, возможность узнать о жизни. — Хисока, — горло пересохло от долгого молчания — раньше такого не случалось, — что со мной? Банальщина, наверное, звучит как в дешёвых мелодрамах, но такова жизнь. Иллуми не знал ответа, не понимал, ему нужна была помощь. Он смотрел большими чёрными глазами, умоляя: подскажи. Никогда ещё его не спрашивали: хочешь или нет? Тебе нравится это или то? Любишь фрукты или овощи? Иллуми лишь говорили, показывали как надо и не надо, вбили в голову все необходимое, для лишнего места не оставив. И сейчас, познав свободную жизнь, хотелось плакать, потому что Иллуми не понимал, что делать, куда идти и что чувствовать. Раньше было проще, раньше все было решено. Но раньше было куда скучнее — сейчас намного интереснее. — Я потерян, — прошептал он, настолько раздавленно и тихо, что Хисока почти что поморщился. — Разве? По моему как раз наоборот, ты найден. Моро выглядел уверенно и Иллуми поверил его словам. Может быть он и вправду нашелся, прямо здесь и сейчас в номере на Небесной Арене, на мягких простынях под боком Хисоки, чувствуя как краски заполняют разум, рисуя планы на ближайшее будущее — подобное с ним впервые — совсем крохотные, но такие тёплые. Где помимо долга есть что-то ещё, маленькое, приятное, что-то своё собственное, не навязанное. Например Моро. — Хисока, видимо я люблю тебя. Нежность Моро, которую он давал Иллуми — и надо заметить только ему, словно поклонялся богу, единственному признанному им) — в надежде получить в ответ нечто подобное, проявлялась в крепких объятьях и лёгких поцелуях. Чувствовалась она ещё лучше и никакой долг не мог это чувство перекрыть. Смех Хисоки исключительно мягок. Даже если и не должен был, рядом с этим клоуном Иллуми чувствовал себя хорошо. Достаточно хорошо, чтобы игнорировать мир два с половиной дня, а после бесследно скрыться перед рассветом. *** Где то в момент отчаяния, когда Иллуми уже почти на грани, в попытке отказаться от мимолётного чувства счастья и исправить ошибку, взявшуюся невесть от куда — хотя почему это невесть, он вполне себе знал источник беды — ему приходит сообщение от Киллуа: «Что этот клоун забыл в поместье?». И Иллуми заканчивает работу в два раза быстрее, собираясь в особняк. Когда он приезжает, то сразу чувствует: что-то происходит. Что-то не слишком плохое, но и не хорошее. Когда проходит внутрь, к главному входу в поместье, то видит нечто из-за чего внутри вспыхивает интерес. Он видит как Моро парит в воздухе, чудом уклоняясь от атак, и как отец эти атаки наносит. Иллуми увлекается, потому что схватка завораживает и потому что не очень понятно с какой целью задумал эту авантюру Хисока — а задумал именно он, Иллуми не сомневается сейчас только в этом. Ему никогда не был интересен Сильва, и от этого огонёк любопытства внутри разгорается ещё ярче. Желание растекается пока что сдерживаемым теплом в груди. Хочется узнать, выпытать информацию, а самое главное из уст самого Моро. Хочется, чтобы тот рассказал свой замысел за обедом, а может быть за чем-то — как это называют обычные люди и сам Хисока — более романтичным. Киллуа прерывает мысль, вставая рядом и довольно бодро говоря: — Мог просто смс послать, хотя я уже получил ответ. Иллуми кидает мимолетный взгляд на младшего, быстро возвращая внимание к битве. — Я пришёл не по этому. И я не знаю ответа на твой вопрос. Интересно, чего хочет добиться Хисока? Его шансы на победу малы. Он гонится за очередной порцией удовольствия? Но тот не слишком уж и наслаждается — видно по хмурый бровям и струйке крови, стекающей по подбородку. Моро элегантный, лёгкий несётся вперёд прямо к Сильве, не сворачивает. Иллуми даже удивляется, не в стиле Хисоки делать прямые выпады с врагом во много раз превосходящим по силе, в его стиле приготовить уловку, напасть со спины. И всё же Моро действует именно так. Золдик замечает едва уловимое движение рук отца, прежде чем Хисока падает на колени, неестественно выгибаясь в спине. У Сильвы на щеке глубокая царапина, у его оппонента сломанные ребра. Иллуми не знает был ли подобный исход частью плана, но сразу становится ясно — больше никто нападать не собирается. Аура утихает, не на совсем, лишь принимая более мирный вид. Моро утыкается лицом в взбуравленную землю, кажется, не дыша. Киллуа уже нет рядом, тот стоит около крыльца с Гоном. Тень Иллуми нависает над Хисокой. В груди не бьётся бешено сердце, и мысли не путаются, как это бывает у влюбленных девочек из фильмов. Наверное потому что Иллуми не девочка. Наверное потому что знал с самого начала — естественной смерти никому из них не видать. — На восстановление уйдёт много времени, — говорит он. В голосе его не показан интерес лишь потому что Иллуми знает — Хисока поведает ему свой замысел позже — даже после того, что Золдик выкинул — надо лишь подождать. Моро хрипит, поднимая голову. Покрасневшее от ударов лицо на солнце выглядит изумительно, такое лицо Иллуми обычно хочется целовать. Он бы так и поступил, если бы не внутреннее отрицание и отец, внимательно наблюдающий за ним. — Но ты ведь будешь охранять меня все это время? Взгляд отца, брошенный на Моро, а затем и на него самого, Иллуми почувствовал как-то тупо. Словно ударили палкой по руке — не больно, но ощущение пульсации есть. Что тот взгляд означал, Иллуми не понимал, и его посыл расшифровать не смог. Но, кажется, Моро услышал нечто очень лестное и приятное в этом мимолетном столкновении глаз. — Как и договаривались. Можешь устроиться у нас, что бы залечить раны, — пробасил Сильва, прежде чем уйти в сторону Киллуа. На душе у Иллуми коробило, потому что не поступают так люди с теми у кого на плече неделю назад рыдали, это конечно мысли не его, а героини из фильма, но все же. Потому что такие люди не несут других раненых людей в свою спальню, чтобы уложить на кровать, потому что Иллуми где-то глубоко внутри понимает, что кроме интересна есть и совесть, проснувшаяся прямо сейчас. Но хантеров за людей не считают, а род Золдиков и подавно. *** Неделя уходит только на то, чтобы Хисока очнулся. Семь дней он отлёживался в постели, а под конец восьмого встал, как ни в чём не бывало. Яркий, красивый, сияющий оптимизмом и лёгким безумием. Словно всю эту неделю вынашивал в себе хитрый план, и вот он готов к его осуществлению. — Думал, ты пролежишь дольше, — лишь пробормотал Иллуми. Внутри все ещё было серо и неприятно, и с каждым днём это чувство всё больше пожирало, а решения проблемы не было. Хисока, такой загадочный в полумраке комнаты, без макияжа и с хитрой улыбкой, наблюдал за чем то на улице через щель между шторами. Молчалив и спокоен, как хищник перед прыжком. Иллуми не чувствовал себя жертвой, а значит его энергия, скопившаяся за дни отдыха, направлена куда то ещё, а можем и на кого то конкретного. — За кем наблюдаешь? И ответа не следует, хотя, казалось бы, за неделю без разговоров Хисока выдаст уйму никому ненужных мыслей. Иллуми закрывает дверь, тихо шагая вперёд, к окну. И с каждым шагом всё труднее успокоить нарастающую тревогу внутри. Во дворе сидит Гон, слышен звонкий смех Киллуа, виден взгляд Моро, прикованный к зелёным волосам. Все ясно, сила будет направлена на мальчишку, наверное, попросит сражения, пока они в поместье убийц. И тут, в ничего не предвещавшей тишине, звучит хрипло: — Выходит за меня, — Хисока говорит, смотря на Гона так пристально, что могло бы показаться, мысли его о том мальчишке. Но Иллуми так не думалось, все было ясно и понятно — обращались к нему. Идеальные губы, блестящие на солнце — чертяга успел нанести бальзам, хотя проснулся всего час назад — открываются слишком легко, слишком просто для таких слов. И пусть в душе Иллуми ничего не йокает, не тает или взрывается, он знает, что такое просто так не говорят. Хисока постарался и хорошо его обучил за годы их знакомства. Сколько они уже рядом? Наверное достаточно, чтобы задаться этим вопросом, который никогда Иллуми в голову не приходил. Поэтому ему нечего ответить и он даже рад, что Хисока продолжает — Двойная фамилия звучит красиво, сильно, — он поворачивается, смотрит теперь на него, — сыграть свадьбу надо хотя бы раз в жизни, плюс брачная ночь. Иллуми думает, внутренне сопротивляясь лишь потому что так его не учили, к подобному его не готовили. Лишь потому что хмурый взгляд отца и ужас на лице матери заставляют хотеть падать на колени и замаливать грехи в пыточных или на заказах. Потому что пусть они и убийцы, а Иллуми не назначен на роль продолжателя рода, ему надо найти девушку подстать своему статусу. — Я… Он открывает рот, утопая в глазах напротив и собственных мыслях. Он чувствует, как противоречие скапливается где-то внутри, как все бурлит и кипит. Как в голове его сталкиваются Хисока, прекрасный, и семья, вроде как воспитавшая. Комната наполняется его аурой, чёрной, как мысли. Становится густой, ужасающей, подавляющей. Хисока ловит краем глаза мельтишение на улице, слышит, как открывается дверь — в комнату врываются Киллуа с Гоном, почувстовавшие неладное. Для обычного человека комната пуста, для профессиональных хантеров она наполнена тёмной аурой, способной убить, и лишь Хисока, такой лёгкий и спокойный сейчас, с полуулыбкой на лице, видит истину: мысли Иллуми расплылись в стороны, ломая стол, переворачивая кровать, потому что не помещаются в маленькой голове, потому что не помогают осознать всего происходящего. — Хисока! Что происходит? — Кричит Гон, не понимая, собираясь атаковать. Моро наблюдает как Киллуа замахивается, чтобы ударить, но натыкался на барьер, смотрит как Фрикс повторяет движение и ошибку друга, плавно подаётся вперёд, проскальзывая внутрь чёрного сгустка мыслей. На ощупь ищет лицо Иллуми, обхватывая ладонями, шепчет, вглядываясь в темноту: — Согласие твоих родителей я получил, осталось лишь получить твоё. Мгновенно, как включить свет, темнота пропадет, мысли утекают обратно в голову Золдика, не мешаясь. — Получил согласие? Моро хмыкает, внутренне смеясь — Иллуми слишком милый, когда пытается сложить два и два. — Да. — Согласие на брак? — Да. — И та схватка была, чтобы выиграть у отца согласие? — Да. И они стоят в тишине — Иллуми думает, Хисока ждёт, Гон с Киллуа пытаются понять, что происходит. Слышно шум листвы, чувствуется запах теплого лета, внутри растекается тепло. — Не нужно менять семью на меня. Можно поступить проще — я стану частью твоей семьи. Слова эти звучали логично для Иллуми, Хисока обстроил все как надо. Идеальное место и время, прекрасные условия, нужный вопрос. — Да, думаю так было бы логичнее и спокойнее. Серое чувство в душе ушло резко, и стало намного лучше. Обнять Моро захотелось очень сильно. — Господи, даже обьятия у вас выглядят жутко. Лучше бы я не слышал и не видел ничего, — Киллуа смотрел с отвращением, Гон не понимал, что происходит, но очень сильно пытаясь осознать. Получалось настолько плохо, что до него дошло только через четыре дня, когда он увидел золотое кольцо на безымянном пальце Иллуми, пока тот смывал кровь с рук.