;;;
— Феликс, извини, конечно, но ты мешаешься под ногами. В буквальном смысле. Феликс мычит что-то нечленораздельное, пряча лицо в ладонях, но с места не двигается. Сынмин наверняка зыркает на него недовольным взглядом сверху вниз, а затем переступает через чужие мешающие вытянутые ноги, чтобы обслужить клиента. Так, словно это не у него за барной стойкой валяется без пяти минут неудавшийся рэпер. Феликс ему за это очень признателен. Жалко, правда, что нельзя прятаться тут вечно. — Переступи обратно. А то я больше не вырасту. — Ты и так больше не вырастешь, расслабься. — Блять, я щас сдохну, — тем временем не успокаивается Джисон, сидящий на барном стуле, и бьёт ладонью по стойке от смеха. — Феликс, ты ёбаная икона! Боже, я так люблю тебя! Только ты мог догадаться зачитать рэп-партию Дженни из «Блэкпинк», — он пытается сделать глоток пива из высокого бокала, но терпит неудачу, выливая половину на себя, а затем начинает хохотать ещё громче. — Лицо Хёнджина! Боже! Его лицо было таким смешным! Он настолько охуел, что и слова сказать не смог! — Да подавись ты уже и замолчи, — шипит из-под стойки Феликс. — Я понял, что тебе весело, суки ты сын. Лучше вызови такси. Я хочу съебаться отсюда как можно скорее. Эй, Сынмин, сделай мне что-нибудь сладенькое. — Обслуживаю только клиентов, — флегматично отвечает бармен. — А я кто? — А ты уже полчаса валяешься под моей барной стойкой. — Справедливо. Феликс вздыхает, а затем прикрывает уставшие глаза. Под веками — жуткая Джисонова полупрозрачная кофточка, бобры, неуютные взгляды толпы, обращённые на Феликса, когда он вышел на сцену, и Хёнджин. Красивый, сука, что пиздец. Не похожий на того, которого Феликс шесть раз на неделе встречает у автоматов, чтобы по традиции получить свой бесплатный кофе. Этот отличается. Он свободней, живее. В драных джинсах, чёрной кожаной куртке, с ленивой ухмылкой на губах. Он читает такой ненавистный Феликсу рэп, наверняка тоже курит сигареты, но не оскорбляет в своих текстах женщин и не толкает колёса в полуподвальных помещениях. Его тексты почему-то — как и тексты Джисона, Чанбина, Бан Чана и других андеграундских рэперов в этом клубе — цепляют за живое, выворачивают наружу и заставляют думать, думать и думать. Его тексты честные, где-то нескладные, где-то сбивчивые, но искренние — о жизни, о боли, о правде, о любви. Такой рэп Феликсу нравится. Такой рэп хочется слушать и даже читать самому. — Вы не видели Феликса? Феликс от неожиданности ударяется затылком обо что-то позади себя, когда сверху раздаётся голос Хёнджина. Сынмин не даёт ему даже времени на то, чтобы придумать план побега — сдаёт с потрохами. Он, не отрываясь от протирания стакана, говорит: — Феликс под барной стойкой. — Ты предатель! — обижается он и тянет чужую штанину. — Я думал, мы друзья. — Мы знакомы час. — Дружба не временем измеряется, — ворчит Феликс, а затем замолкает, когда Хёнджин перегибается через барную стойку и смотрит на него сверху вниз. — Привет. Как дела? — Привет, — Хёнджин растягивает губы в очаровательной улыбке. — Прячешься? От меня? — Отдыхаю, — вяло возражает Феликс. — Ты знал, что у бобров генетическая память? Поэтому им не нужно учиться строить плотины. — Благодаря тебе теперь знаю. — Вы распугиваете мне клиентов своими бобрами, — недовольно говорит Сынмин, но его, конечно же, никто не слушает. — Не бурчи, Сынмин-а. Они три года к этому моменту шли, — Джисон двигает к нему пустой стакан. — Налей-ка мне ещё пива. — Не спрашивай меня, что это было, ладно? — просит Феликс и зарывается ладонь в волосы, чуть нервно сжимая пальцы на затылке. — Ладно, — удивительно легко соглашается Хёнджин. — Пошли на свидание? А затем Феликс взрывается. Гнева в его теле становится больше, чем непрошенного смущения. Он подрывается на ноги, пихая локтем наливающего пиво Сынмина, который строит такое лицо, будто вот-вот наденет им грязные кружки на головы, и полным возмущения голосом говорит: — Три ёбаных года, Хёнджин! Три года ты поил меня этим мерзким кофе и не делал ничего больше! — Феликс хватает ворот чужой футболки, выглядывающей из-за кожаной куртки. — Три года, твою мать! И чтобы ты наконец решился сделать это, мне нужно было опозориться на глазах кучи рэперов? Ну ты, блин, и говнюк! А затем Феликс целует его сам. И думает, что нужно было начать читать рэп раньше.история первая, где Феликс думал, что можно просто начать читать рэп
10 января 2023 г. в 13:14
А дело было вовсе не в рэпе. Дело было в том, что Джисон — долбоёб. Эта информация, что уж там, никого не удивляла, кроме Феликса, который на первом курсе почему-то решил, что тусоваться с ним — классная идея. Можно даже татушки парные набить, что-нибудь такое жуткое, слащавое, чтобы было стыдно лишний раз снимать перед пацанами футболку, потому что на спине жирным шрифтом красуется что-то в духе: «Положись на меня, как на матрас — на то я и друг» или «Дружба долго не ржавеет, если регулярно протирать её водкой». Феликс хотел бить второй вариант, Джисон — первый. Ругались они три дня и три ночи, потом ещё три дня и три ночи мирились и примерно столько же пили. Стоит ли говорить, что до татушек дело так и не дошло?
Так вот. Дело и правда было не в рэпе. Феликс, будучи самым миролюбивым и безобидным существом на всей земле, не осуждал людей за отсутствие вкуса. Он осуждал мерзких грубоватых маскулинных мужиков, которые толкали колёса в полуподвальном грязном клубе, который находился в том же здании, где была расположена танцевальная студия, в которую Феликс время от времени ходил разминать кости. Осуждал их за хамоватость и лишённое всякой культуры поведение, за неряшливый вид, стойкий запах сигаретного дыма и вытекающие из этого бычки, разбросанные по всей территории. Осуждал, впрочем, и за дрянной рэп тоже, который Феликсу приходилось слушать пять раз на неделе, когда его пустоголовый сосед появлялся в общежитии. Его отчислили зимой, когда он не смог сдать все долги до сессии, и тот день Феликс пометил красным в календаре. Рэп, правда, меньше ненавидеть не стал. Просто где-то примерно в то же время он познакомился с Джисоном, который по воскресеньям пел в церковном хоре, а затем, улыбнувшись во все тридцать два зуба святому отцу и в очередной раз пообещав быть примерным прихожанином, тащился участвовать в рэп-баттлах. В общем, сын божий, что от него требовать?
Потом оказалось, что не все рэперы — мерзкие гетеросексуалы, которые в своих песнях унижают женщин и возвышают себя. Некоторые из них — мерзкие геи (например, Джисон), а с некоторыми из них можно даже общаться (например, не Джисон). Так Феликс познакомился с Чанбином — угрюмым, немногословным и добрейшей души четверокурсником, который писал непристойности перманентным маркером на интерактивных досках в кабинетах университета и занимал Феликсу очередь в столовке, когда он не успевал переодеваться после физкультуры. Чанбин тоже участвовал в рэп-баттлах, состоял вместе с Джисоном и ещё одним старшекурсником Бан Чаном в какой-то сомнительной, но довольно популярной в определённых кругах хип-хоп группе, а ещё делал микстейпы на заказ, чтобы на заработанные деньги оплачивать своей девчонке маникюр и ресницы. Короче, мечта, а не мужик. Такому можно даже простить связи с урловым комьюнити рэперов.
И, даже учитывая всё вышеперечисленное, дело всё ещё было не в рэпе, а в Хван, трахни-меня-пожалуйста, Хёнджине, который тоже был рэпером и по совместительству самой мокрой мечтой Феликса. И дело, которое опять же не в рэпе, как вы могли уже сто раз понять, было в том, что Джисон, являясь самой пронырливой и самой расчётливой сукой этого района, однажды решил, что поместить Феликса в обстоятельства, в которых непосредственно фигурируют рэп и Хёнджин, будет крайне весело.
— Пидорас, — первое, что говорит Феликс Джисону, когда они по традиции встречаются на первом этаже университета у кофейных автоматов в понедельник утром.
— Фу, как грубо, — ничуть не обижается Джисон, улыбаясь широко и бодро. — Я всего лишь мужчина, который предпочитает других мужчин.
Он бросает монетку в кофейный автомат, несколько долгих секунд задумчиво пялится на панель — так, словно не он вот уже третий год каждое утро берёт один и тот же кофе — а затем нажимает на кнопку. Всё это время Феликс борется с навязчивым желанием сломать ему нос.
— Нет. Ты, Джисон, не мужчина, который предпочитает других мужчин, — сквозь зубы выговаривает он. — Ты, Джисон, пидорас. Самый настоящий породистый пидорас.
— Ладно, — легко соглашается друг и рвёт зубами пакетик с сахаром, который он давным-давно стащил из «Макдональдса», чтобы затем высыпать его в стаканчик с кофе. — Для тебя я готов быть кем угодно, пупсик.
Феликс стонет. Прикладывается лбом о железный корпус автомата, игнорируя заинтересованные взгляды студентов, затем — ещё раз, пока Джисон сёрбает горячим кофе и обжигает свой грязный бескостный язык, и для закрепления эффекта ударяется головой ещё раз, чтоб наверняка получить кровоизлияние в мозг и умереть раньше, чем начнётся первая пара.
— Я не уверен, что кофе покупается именно так, Феликс, — доносится приятный мужской голос со стороны, когда Феликс готовится стукнуться головой в четвёртый раз. — Давай помогу.
Хёнджин аккуратно оттесняет Феликса в сторону, достаёт из кармана штанов карту, а затем поворачивается к нему с таким видом, будто не является причиной самого огромного кризиса в Феликсовой жизни, и улыбается привлекательными пухлыми губами, спрашивая:
— Тебе какой?
— Любой, — выдавливает из себя Феликс и борется с тем, чтобы не бросить в Джисона рюкзаком, пока этот мудак издевательски сёрбает кофе, привалившись плечом к стене.
— Как твои дела? — тем временем решает поддержать светскую беседу Хёнджин. — Сегодня такая отличная погода.
— Хёнджин-а, Феликс хочет что-то сказать тебе, — говорит Джисон с саркастичной ухмылкой.
Вот мудак, думает Феликс, а ещё лучшим другом зовётся. Феликс ему отомстит — в лепёшку расшибётся, но так нагадит, что Джисон ещё долго будет помнить. Помяните его слово, Феликс по гороскопу Дева, он не обижается, но нож на всякий случай заточит, чтобы раз — и по почкам, когда Джисон не будет того ожидать. А так он да, самое миролюбивое и безобидное существо на всей земле. Рэперы, правда, суки такие, заебали. Их бы всех бензином полить и поджечь, чтоб знали, как свои носы в чужие дела совать. Хотя бензина на них жалко — Феликс обязательно подумает об этой проблеме позже, а пока он лишь растягивает нервно дрожащие губы в глуповатой улыбке, когда Хёнджин заинтересованно говорит:
— Правда? И что же?
— Да, — кивает он, а затем говорит первое, что приходит на ум: — А ты знал, что у бобров прозрачные веки, поэтому они могут плавать под водой с закрытыми глазами?
Самое главное — обескуражить противника. Так говорил первый учитель Феликса по танцам, который иногда приходил на занятия чуть подвыпившим, а от того и жутко разговорчивым. Как и кого Феликс, тогда ещё десятилетний балерун с ломкими костями и выпавшим прямо перед соревнованиями молочным передним зубом, должен был обескураживать, учитель, конечно, не рассказал, но Феликс всё равно запомнил. И вот спустя почти двенадцать лет решил воспользоваться. Показать возможности, так сказать. Хёнджин, кажется, оценивает это по достоинству. Его прехорошенькое лицо забавно вытягивается, делаясь ну совсем умилительным, а губы, на которые Феликс вместо того, чтобы учиться, залипает вот уже который год, ошеломлённо приоткрываются, заставляя и без того нервного Феликса нервничать ещё больше.
— Это… очень интересно, Феликс, — говорит он, пока Джисон где-то в уголке давится кофе от смеха. Феликс про себя надеется, что давится он насмерть. — Никогда не видел бобров.
— Да, я тоже.
А потом Феликс даёт по съёбам. Прихватывает свой халявный кофе, который Хёнджин ему который год покупает за просто так, но при этом, гад такой, не зовёт на свидание, прихватывает откашливающегося Джисона за капюшон толстовки и очень торопится на первую пару экономики, без которой точно умрёт, если пропустит.
И вот теперь, чтобы внести ясность в повествование, Феликс смело может заявить. Дело было всё-таки в ёбаном, мать вашу, рэпе, который Феликс совсем не умеет ни писать, ни читать. Хотя ничто из вышеперечисленного не мешает ему на следующей неделе участвовать в рэп-баттле против Хёнджина. Сам Хёнджин этой информацией, конечно же, не обладает, потому что Джисон зарегистрировал Феликса под каким-то идиотским псевдонимом, а признаться сам Феликс не может. Стыдно. Стрёмно. И весело для Джисона, который не друг, а пидорас.
— Все рэперы — мерзкие и вонючие мужланы, которые только и умеют, что быстро говорить и материться, — говорит Феликс за обедом, насилуя салат в своей тарелке. — Кроме Хёнджина. Хёнджина — душка. Он внимательный, эрудированный, добрый, с хорошими манерами, отлично пахнет, сногсшибательно выглядит…
— Да, а ещё он который год мешает мне жить, потому что ты, дружище, заебал меня своим нытьём, — Джисон закидывает костлявую ногу на другую не менее костлявую ногу и смотрит на Феликса таким взглядом, что ему страшно хочется выколоть глаза пластиковой вилкой. — Просто пригласи его на свидание, боже.
— Остановить природные катаклизмы, безработицу, голод и социальное неравенство будет проще, чем пригласить его на свидание, — серьёзно отвечает ему Феликс.
— Сколько драматизма.
— О, это ещё ничего, — Феликс шмыгает носом и сует себе в рот дольку помидора. — Сейчас я пообедаю, съем свою порцию витаминов, потому что приёмы пищи нельзя пропускать, а потом въебу тебе так, что ты пожалеешь, что родился.
— Ох, детка, я пожалел, что родился, ещё давно, когда узнал про природные катаклизмы, безработицу, голод и социальное неравенство, — говорит Джисон и улыбается. — Какое разочарование родиться человеком. Вот бы стать бобром. Ты, кстати, знал, что у них прозрачные веки?
— Иди на хуй.
— Как раз планирую на этой неделе. Но это не точно.
Чанбин присоединяется к ним позже, когда салат в Феликсовой тарелке оказывается частично съеден, частично — у Джисона в волосах, а пластиковая вилка почти торчит в чужом глазу. Он присаживается рядом за стол, сбрасывая с плеч косуху, и говорит:
— Слышал, у тебя баттл в пятницу. Мы с Чаном придём поболеть за тебя.
— Давайте уже всех пригласим, хули, — не выдерживает Феликс и воет. — Одноклассников моих там, всех бывших, семью тоже пригласить можно!
— Я, кстати, думал насчёт твоей матери, — глубоко задумавшись, отвечает Джисон. — Думаю, она оценит твоё падение с социальной лестницы.
— А затем она оценит твоё падение. Только уже с обычной.
— Не волнуйся об этом. Я предпочитаю ездить на лифте.
— Я скинул тебе пару треков новой школы, — прерывает назревающую перепалку Чанбин. — Послушай вечером. Может, это поможет тебе найти свой стиль.
— Хён, мне поможет только мыло и верёвка, — без тени улыбки на лице говорит Феликс и скатывает вниз по стулу. — Ну какой из меня, блин, рэпер? Да я и двух слов рифмой связать не могу! Ты посмотри на меня!
И Чанбин смотрит. Окидывает взглядом недавно выкрашенные в розовый растрёпанные волосы, делающие Феликса похожим на мелкого отъевшегося воробья, зыркающего на прохожих из кустов недоверчивым напуганным взглядом. Затем оценивает скрупулёзно выглаженную футболку, без единого пятнышка, смотрит на плетёные браслетики и кольца на чужих коротких пальцах. И думает, что Феликса, такого хорошенького софт боя, который в драке горазд махать только ногами, вытворяя всякие па-де-де и пируэты, большие и злые рэперы просто съедят. Съедят, конечно, образно, потому что ни Чан, ни сам Чанбин, ни, тем более, Джисон, который за лучшего друга любому трусы на уши натянет, не позволят случится чему-то, превосходящему отметку «смешной кринж, чтобы потом всем весело и дружно похихать».
— Рэп — зона, свободная от стереотипов и предрассудков, — в итоге говорит Чанбин, чтобы не обидеть, и Феликс ему, конечно же, нихрена не верит. — Не ссы, малой. Прорвёмся.
Куда они там прорываться собрались, Феликс не знает. Он приходит домой, слушает треки, которые ему скинул Чанбин, смотрит какие-то видео на ютубе и даже обдумывает всё-таки забить и пригласить Хёнджина на свидание, потому что, наверное, быть униженным Хёнджином наедине и быть униженным Хёнджином на глазах у целой толпы мерзких рэперов — немного разные вещи. Так Феликс думает ровно до того момента, как снова сталкивается с ним в университете и снова трусливо сбегает. Что ж. Пускай лучше его засмеют мерзкие рэперы, чем однажды Хёнджин узнает, что Феликс вот уже который год хочет от него детей. Именно с таким настроем Феликс и (к его огромному сожалению) доживает до пятницы.
— Ебанина полная, — делает вывод он, когда Джисон через силу выталкивает его из такси, прямо на окраине города у кого-то крайне сомнительного, ничуть не располагающего к себе клуба. Со стрёмной обветшалой крышей и исписанными неприличными словами стенами. Чанбин такое называет искусством, Феликс — откровенным и аляповым вандализмом. — Господи, да я наверняка подхвачу что-нибудь венерическое, просто дыша этим воздухом. Я не хочу умереть от СПИДа в двадцать два.
— Жалко тебя до слёз, — говорит Джисон, хлопая дверцей машины. — Ещё, кстати, не поздно пригласить Хёнджина на свидание.
— Ладно, — Феликс бодро кивает. — Умереть от СПИДа в двадцать два — это не такая уж и плохая идея.
Джисон закатывает глаза, поправляет на себе ужасно пошлую и безвкусную, по мнению самого Феликса, полупрозрачную кофточку, надетую поверх чёрного приталенного топа, а затем обнимает Феликса за плечи и тащит ко входу в клуб, который сторожит большой и угрюмый бритоголовый парень.
— Выглядишь как блядь, — невзначай говорит в чужое ухо Феликс.
— Спасибо! — Джисон широко улыбается, словно услышал самый приятный на свете комплимент. — К сожалению, не могу сказать того же о тебе. Ты в этой пушистой кофте смахиваешь на пятиклассника. Ничего лучше не было?
— Была ещё футболка с Рикардо Милосом, — флегматично отвечает Феликс. — Но это мой парадный костюм. Решил оставить его на более благоприятный день. Например, на твои похороны.
— Это было отличное решение, — одобрительно кивает Джисон, а затем улыбается охраняющему вход здоровяку. — Эта цыпа со мной.
— Цыпа с тобой, а мозги нет? — шипит Феликс и пинает друга локтем у живот. — Блять, я точно умру сегодня. Если не от СПИДа, так от кринжа.
— Расслабься, чувак, ты же из Австралии. Рэп у тебя в крови! — Джисон затаскивает их внутрь, толкая плечом железную дверь, а затем резво скачет вниз по ступенькам, туда, где вовсю гремит музыка. — Хотя австралийский хип-хоп подчистую слизан у афроамериканского, но я не осуждаю. Пиздить качественно тоже уметь надо, — он наворачивается на одной из плохо освещённых ступенек, Феликс наворачивается следом, и от грандиозного полёта вниз их спасают сомнительного вида перила, испачканные чёрт знает чем, в которые Феликс вцепляется в последний момент. — Ману Крукс, Бриггс, Бейкер Бой, Сия в конце-то концов!
— Кажется, я упустил тот момент, когда она стала рэпершей, — последнее, что говорит Феликс, прежде чем их съедает шумная толпа.
Феликс начинает ненавидеть человечество немногим больше, когда какой-то парень разливает на его любимую пушистую кофту пиво, а Джисон нагло ржёт ему в лицо. В такси где-то на пути к клубу он обещает, что ни за что не оставит Феликса одного, потому что братанов на сиськи не меняют. На сиськи, может быть, и нет, а вот на клубничный кальян — да, поэтому буквально спустя пять минут Феликс оказывается один. Его прибивает чужими дрыгающимися пьяными телами к бару, где он намертво вцепляется в отполированный барный стол, а затем с трудом забирается на высокий стул. И с решительным видом, перекрикивая отстойную музыку, говорит:
— Виски с колой, блять.
Бармен, приятной наружности молодой человек, который к этому моменту как раз заканчивает делать коктейль, вклинивая на кромку бокала кусочек разрезанного лимона, с интересом поднимает на него глаза и смотрит. На испачканную пивом пушистую кофту, выжженные розовым лохматые волосы и на напряжённый изгиб плотно сомкнутых губ, накрашенных гигиенической помадой. Он улыбается профессиональной улыбкой и уточняет:
— У нас отличная коктейльная карта. На любой вкус.
— Рэперы пьют коктейли? — удивляется Феликс, укладывая локти на гладкое дерево.
— Их девчонки, если быть точнее, — звучит в ответ со всё той же невозмутимой улыбкой.
— Я похож на рэперскую девчонку? — Феликс ошалело выпучивает глаза. — Никогда меня раньше не оскорбляли так. Я требую книгу жалоб!
— Её обблевали в прошлый четверг, — бармен легко жмёт плечами, протирая полотенцем стакан. — Новую пока ещё не завели.
— Тогда я накатаю на тебя жалобу на салфетке, — решительно говорит Феликс и тянется к салфетнице. — Ой, а можно у тебя ручку одолжить?
— Конечно.
— Спасибо большое.
— Не за что.
Любезно одолживший ручку бармен отходит, чтобы обслужить другого клиента. Феликс тем временем рисует на салфетке какую-то непонятную каракулю, зачёркивает её и рисует другую. Он вздыхает так громко, что сидящая рядом девушка странно на него смотрит, потягивая из трубочки коктейль (рэперская девчонка, думает про себя Феликс), и отодвигается чуть дальше на стуле. Феликсу, впрочем, всё равно. Он вздыхает ещё раз в тот самый момент, когда бармен возвращается к нему со стаканом виски и спрашивает:
— Тяжёлый день?
— Жизнь, — без особого энтузиазма кивает Феликс и тянется к стакану. — А кола где?
— А кола закончилась.
— Ладно, так даже лучше, — Феликс делает первый глоток, морщится от страшной горечи, а затем опять упрямо присасывается к стакану. — Я плох в написании жалоб, поэтому сделал тебе розочку из салфетки, — он удобнее устраивается на барном стуле и начинает свою исповедь. — Знаешь, а я ведь с удовольствием стал бы рэперской девчонкой. Ну, не в том плане, в котором ты, наверное, подумал. Мне нравится быть мужчиной, правда. У меня нет проблем с самоощущением, хотя если мы говорим о гендерах, то я, пожалуй, хотел бы стать бобром. Ты, кстати, знаешь, что у них прозрачные веки? Это фантастически. Знаешь, что еще фантастически? Когда Хёнджин улыбается. Я, правда, ещё не решил, что более фантастически: бобры с их прозрачными веками или улыбка Хёнджина. Наверное, всё-таки первое, но делить пьедестал с бобрами — это очень почётно, поэтому, кажется, он мне нравится так сильно, что я даже люблю его. Скоро будет три года, как я пытаюсь пригласить его на свидание. Джисон как-то пошутил, что я скорее начну читать рэп, чем смогу сделать это. Ну и вот. Мы здесь, — Феликс роняет горячий лоб на сложенные руки. — Я собираюсь умереть сегодня. Навалить кринжа и умереть. У меня в одиннадцать баттл с любовью всей моей жизни. Думаешь, я выживу?
— Ты умеешь делать розочки из салфеток, — говорит ему бармен и улыбается, но уже не профессионально отполировано, а как-то добродушно, понимающе. — Читать рэп покажется тебе пустяком.
И Феликс впервые за этот ужасный вечер смеётся. Смеётся, правда, недолго, потому что буквально через пару секунд на него со спины налетает Джисон и отбирает стакан с виски.
— Сынмин, ты почему мне его спаиваешь? У него баттл через полчаса! — говорит он и сам бессовестно опрокидывает в себя остатки виски.
— Ты променял меня на клубничный кальян, — смотрит на него с осуждением Феликс.
— Прости, детка, даже ты не в состоянии составить конкуренцию клубничному кальяну.
— Придурок, — закатывает глаза он и соскакивает со стула. — Спасибо за то, что выслушал, Сынмин. За виски благодарить не буду. Он мерзкий. Джисон, кстати, заплатит, — Феликс улыбается и бьёт возмущающегося друга по плечу. — Я Феликс. Запомни это имя. Оно войдёт в историю андеграундского рэпа!
Ну или в историю кринжа, Феликс ещё не решил. У него начинается тревожка, когда до одиннадцати (до его социального разложения, если быть точнее) остаётся пятнадцать минут, и Джисон затаскивает его в женский туалет, чтобы успокоить. Именно в женский, потому что в нём обитают, как ни странно, женщины — самые лучшие и добрые существа на планете. Они помогают Феликсу оттереть кофту от пива, поют его водой, дают мятную жвачку и ещё делятся одноразкой. С Феликса сходит сто потов, пока он затягивается сладким паром и думает, что ещё не поздно утопиться в унитазе. Они вызывают в скором порядке Чанбина, который входит в женский туалет с сомнением и неоднозначным взглядом оглядывает снующего туда-суда Феликса и Джисона, сидящего вместе с девочками на подоконнике и обсуждающего новую коллекцию «Фенди».
— Почему именно здесь? — спрашивает Чанбин и закрывает за собой дверь. — Малой, ты в таком прикиде на сцену собрался?
— Вот и я ему говорю, — поддакивает с подоконника Джисон. — Он в этой кофте на пятиклассника похож!
— Хён, — серьёзно говорит Феликс, игнорируя чужие слова. — Научи меня читать рэп.
— За десять минут? — уточняет он.
— За десять минут.
Чанбин делает такое лицо, будто жутко сожалеет о том, что вообще ввязался в эту компанию. Но несмотря на это он всё равно вздыхает и, сложив руки на груди, говорит:
— Ладно. У тебя же есть какой-то текст, да? Зачитай мне, — он кивает с видом профессионала. — Самое главное, что тебе нужно помнить, это то, что уверенность решает. Голос громче, мимика живее. Не забывай жестикулировать. Не пытайся читать быстро: ты новичок, лучше медленней, но качественней.
— Я понял, — Феликс набирает в лёгкие побольше воздуха, а затем вспоминает все те жуткие рифмы, которые сочинял в течение всей недели. И начинает. — Йоу, ага, это МС австралийский бой, и я вызываю тебя на бой, бой, — где-то в стороне Джисон бьётся затылком о стекло и как можно тише хрюкает себе в ладонь. — Я пришел сюда, чтобы показать: не только ты умеешь быстро читать. А ещё, чтобы зубы твои пересчитать. Но ты не чистил их давно, и вот, что мной уяснено. Ты пахнешь, как протухший сыр, гнилой инжир и нашатырь. Ты хмырь, душа из дыр, растёшь ты только вширь, и жир — твой главный ориентир!
Так вот. Возвращаясь к тому моменту, когда Феликс познакомился с Джисоном, или когда он встретил Хёнджина, или когда его родители решили завести ещё одного ребёнка — в общем, к моменту своего рождения — Феликс искренне сожалеет обо всём вышеперечисленном. Потому что ебал он в рот такие приколы. Джисон ещё раз бьётся затылком о стекло (Феликс сетует, что на этот раз опять не насмерть) и скатывается от хохота вниз на пол.
— Часть про протухший сыр очень даже ничего, — говорит хорошенькая длинноволосая блондиночка, и Феликсу хочется уткнуться ей в худое плечо, а затем громко разреветься.
— Феликс, я люблю тебя, — серьёзно говорит Чанбин, — но это был пиздец.
Феликс вообще-то в курсе. Он трезво оценивает свои навыки, знает сильные стороны, а слабые — ещё лучше. Одни из них: рэп и высокий обаятельный блондин, который три года покупает Феликсу кофе и три года, твою мать, не зовёт на свидание, заставляя Феликса делать всё самому.
— Я тоже люблю тебя, — говорит Джисон, отсмеявшись, и виснет у него на плече. — И если Хёнджин не влюбится в тебя после такого рэпа, то он абсолютный придурок, у которого нет вкуса. Сечёшь? Так что, — он растягивает губы в страшно довольной и обаятельной улыбке, — может, самое время остановить природные катаклизмы, безработицу, голод и социальное неравенство?
Может, и правда пора. Может, время приниматься за дело самому, раз высокие обаятельные блондины не хотят предпринимать решительных действий. Иначе им двоим не хватит и всех мировых запасов кофе, чтобы наконец сходить на свидание. Феликс думает, что умирать раньше, чем это случится, решительно нельзя. Думает он так ровно до того момента, пока Джисон не выталкивает его из женского туалета под подбадривающие кричалки рэперских девчонок, а затем — вверх по ступенькам, прямо на сцену, где его ждёт Хёнджин.