Карточный домик для мальчиков

2017

Хорошо, когда есть цель. Просыпаться каждое утро и знать, ради чего это всё. Ради чего брошена типа перспективная научная карьера. Ради чего терпеть одутловатые рожи тупых прапорщиков, которые чуют угрозу, но даже сформулировать не в состоянии, что именно их так бесит. Вадим каждый раз сдерживается, чтобы не рассмеяться. Ради чего вынимаешь каждый вечер песок из задницы перед тем, как провалиться на выделенные шесть часов в небытие, чтобы утром надеть на себя двадцать кило разгрузки и балаклаву. В балаклавах лица у всех одинаковые. Ради чего продаёшься очередным хозяевам Вселенной, которые, по сути, ничем не отличаются от. И есть немаленькая вероятность, что именно ради них кто-то тоже просыпается по утрам. Вадим не обманывается – наверняка кто-то просыпается по утрам ради него. Вадима это не беспокоит – скорее, это приятно. *** Вадим в отпуске – но он знает, что за ним если не следят, то присматривают. С другой стороны, быть обязанным хоть кому-то было настолько неинтересно, что Вадим не стал делать всё через своих хозяев Вселенной – хотя мог бы, конечно. Ему бы не отказали. Но должен быть какой-то соревновательный момент же, дух авантюризма, маленькая вероятность, что не получится, не срастётся. Цели тоже нужно давать шанс. Цели сейчас семьдесят четыре, на пенсию выгнать её так и не смогли. Трудится на благо родного Отечества, как может. Всё остальное по классике – элитный дом в элитном, закрытом от всякого сброда посёлке, третья жена, моложе на тридцать лет, трое детей, шестеро внуков, полтора правнука – старшая внучка беременна. Вадим сидит на открытой веранде ресторана – курить, сука, нельзя, всё ради здоровья нации – и наблюдает, как цель отмечает день рождения жены – красиво, с размахом, монструозными букетами роз и поздравлениями в микрофон. Смеются громко и натянуто. Вадим пьёт кофе, не глядя на буйство чужого праздника. Никакого злорадства не испытывает – это просто цель. Обещания, данные самому себе, надо выполнять. По тёмной поверхности кофе плывут отражения закатных облаков. – Извините, можно? Вадим поднимает глаза – напротив стоит девушка в лёгком платье, улыбается. Душная августовская Москва Вадиму не нравится. И не имеет, в общем, особого значения, чего именно она хочет. Цель в этот момент надтреснутым, но бодрым голосом начинает петь: – В шумном зале ресторана, средь веселья и обмана... Хорошо, когда есть цель. Вадим улыбается девушке в ответ. – Ну допустим. *** Убивать вообще легко – когда есть цель, разумеется – а вот сделать так, чтобы человек пропал – это целое искусство. Вадим продавался очередным хозяевам Вселенной именно ради постигания этого самого искусства. Такой вот Шаолинь: питерская школа расчленёнки, двойных захоронений и бетонных ванн. В Москве так уже не умели – научились договариваться, предпочитали, скорее, уничтожать репутацию, таскать на «Пусть говорят» и скидывать компромат в паблики. Но Вадиму хотелось всё сделать по классике. К тому же, цель продолжала жить в прошлом – так что всё логично: прошлое – прошлому. Вадим курит на балконе – внизу орёт сигналка и лает какая-то мелкая псина. Главное – никуда не торопиться. Всё будет, как должно. На плечи ложатся чужие руки – Вадим не вздрагивает. Он слышал. – Почему не спишь? Хочется соврать что-то про джетлаги – по легенде Вадим буквально вчера прилетел из Мексики. – Не знаю. Руки ползут на грудь, кожа прижимается к коже. Вадим прикрывает глаза. – Как тебя зовут всё-таки, Дракон? Вадим улыбается. Окурок тушит о перила, но не выкидывает, держит в пальцах. Разворачивается. Хорошо, когда за тобой приглядывают, конечно. – Секрет. И мягко целует её в лоб, представляя, как тонкое белое тело красиво полетело бы с девятого этажа. Вадим бы ещё с удовольствием записочку оставил: «Спасибо, кураторы, подарочек оценил». Но у него по-прежнему есть цель. – Идём спать. *** Очередных хозяев Вселенной всегда подводит одно и то же – ощущение собственной неуязвимости. Глядишь, думали бы о смерти каждое утро, как самураи – жили бы дольше. Цель едет на охоту, Вадим тоже – ну удивительное же совпадение, да? – едет на охоту. Питерский Шаолинь не подводит: всего-то через восемь часов ожидания под дождичком цель в гордом одиночестве появляется в прицеле снайперки. Можно было бы, конечно, просто снять – но так неинтересно. Вадим стреляет, конечно. Летит в сторону цели маленькая неопасная иголочка. Лишь бы сердце выдержало – а то обидно будет. Цель ещё с минуту крутится на месте, пытается понять, кто его укусил. Вадим просто ждёт – сначала блокируется самое главное – глотка. Хочется кричать – страшно же – а вот и нет. Не сегодня. Потом пропадает зрение – говорят, пятнами. Как будто едешь на тачке и со встречки прилетает волна грязи. Только тут глаза три-не три, не поможет. Пятна не уходят. Потом отказывают ноги – хочется сесть, а лучше – лечь. И зачем себе в этом отказывать, да? Слух отрубается последним. Самое кайфовое, что никакого диализа для устранения последствий не требуется – хватает одной капельницы, если почки здоровы. Вадим медкарточку цели видел – с почками всё было в порядке. С сердечком – да, есть нюансики. Но кто не рискует. Вадим выжидает, пока цель перестанет возиться в кустах – наступает неабсолютная тишина: дождик шуршит по листочкам, птички где-то над башкой обсуждают свою личную жизнь. Дрон показывает, что друзья цели не меньше, чем в двухстах метрах. Можно идти. Вадим уже почти поднимается на ноги, когда звуки вокруг меняются – Вадим на автомате вскидывает винтовку, готовый немножечко отойти от плана. Всё ради цели. В зону видимости рысцой выбегает немаленький волк, безошибочно разворачивается на Вадима, останавливается. Смотрит очень внимательно и как-то понимающе. Вадим зачем-то привычными спецназовскими жестами волку показывает, куда волку точно бежать не надо. Вадиму на секунду кажется, что он бредит – волк кивает, разворачивается и убегает обратно. Вадим на автомате прикладывает руку с левой стороны груди. Это чё, пророчество отрабатывает? Судя по тому, как дёргается башка цели, когда Вадим подходит, слух ещё не отключился. Непослушными руками тот шарит вокруг себя в поисках ружья. В невидящих прозрачных глазах отражается пасмурное небо. – Ну привет. *** – Способность говорить должна вернуться минут через сорок, я думаю. А пока говорить буду я. Цель мычит, мотает башкой. Вадим проверяет капельницу в зафиксированной руке. Невольно смеётся – хочется задавать идиотские вопросы в стиле «Знаешь, откуда у меня эти шрамы?» – Заметь, кстати – я мог бы вырезать, например, твою беременную внучку у тебя на глазах. Но я этого не делаю. Вадим улыбается – и чувствует, наконец, это – цели очень, очень страшно. – Я как-то деда спрашивал: если бы тогда всё было по закону и он сел – ты бы простил? Дед тогда сказал, что простил бы. Исключительно для того, чтобы подарить тебе ложную надежду, я скажу, что тоже простил бы. Ты, кстати, исчезнешь. И я мог бы лишить твою семью всего – но куда приятнее знать, что они просто перегрызут друг друга, пока будут делить наследство, спешно пытаясь признать тебя умершим. Цель хрипит – никакого раскаяния на лице, только злоба. Не понимает, за что ему это всё. Вадим не собирается облегчать ему задачу. Пусть подумает. – Давай я расскажу, как ты умрёшь. Моя мать умерла от потери крови – потому что первая скорая забрала тебя с царапиной на башке, а вторая ехала слишком долго. Намёк понятен, да? Капельница отмеряет время. Завтра утром Вадим проснётся уже без цели. Завтра утром Вадим проснётся ради ничего. *** Дачу он так и не смог продать. Даже с квартирой проще было – хотя там ощущение замершего времени было гораздо сильнее. Из квартиры тогда забрал фотки и свою золотую серьгу с крестом, дедов свисток и помаду ба. Всё это сдал на бесконечное хранение в банковскую ячейку – оплатил двести лет вперёд, понимая, что никаких наследников не будет. Для остального просто вызвал сервис. Сказал: «Уберите здесь всё». Куда после этого делась вся его жизнь, Вадим так и не узнал. А дача так и стояла. Вадим несколько раз доезжал до «Силикатной», а потом просто разворачивался и уезжал обратно. Сегодня Вадим едет на электричке. Напротив него сидит взрослая усталая женщина в платке, и Вадим чувствует себя персонажем «Москва слезам не верит». У Вадима на берцах бурые разводы – глина пополам с кровью. Женщина смотрит на Вадима с осуждением. Вадим не удерживается, оскаливается: – Да, я сам терпеть не могу грязную обувь. Женщина то ли не понимает отсылку, то ли Вадим не настолько хорош для неё – отворачивается к окну. Вадим смотрит на бурые разводы – ему хорошо. – Осторожно, двери закрываются. Вадим медленно выдыхает вместе с железным телом вагона. – Следующая станция – «Силикатная». Назад пути нет. *** В соседнем домике горит свет и громко играет радио, гремят посудой тени. Вадим не думает, что его заметят, по привычке легко перелезает через забор. Дом ожидаемо, как и должен – заброшенным. Дед из чистого упрямства продолжал на дачу ездить каждое лето, делая вид, что всё нормально. У Вадима всё время находились какие-то дела – дед не давил. Может, зря. Удивительным образом даже окна целые и замок не вскрыт – за столько лет дача никого не заинтересовала. Вадим привычным жестом лезет пальцами в щель между стеной и козырьком крыльца – ключ на месте. Вадим усмехается. Ключ заржавел, но замок всё-таки поддаётся. За забором возня Вадима никакого интереса не вызывает. Внутри совсем уже нежилой воздух, как в гробнице, но первый вдох – первые, сука, ноты – выкидывает Вадима на секунду в прошлое. Окна Вадим так и не открывает, прошлое – прошлому. В буфете находит запылённую бутылку коньяка. Рядом с цифрами «2002» гордое «срок годности не ограничен». Кажется, сегодня будет совсем праздник. В шкафу так и лежит отцовский «Конец вечности» – внутри в качестве закладки сложенный в несколько раз детский рисунок: выстроенные, как на расстрел, в шеренгу люди с торчащими волосами, пятеро. Себя Вадим нарисовал в два раза меньше, чем остальных, и в центре. Снизу подпись: ВАДNК. Рисунок Вадим кладёт обратно в книгу. Наследников, чтобы поржать над его художественными способностями, так и не предвидится. Последний сюрприз ждёт неожиданно в печи, когда Вадим уже готовит «место преступления» – уцелевшая коробка от маковского бургера и половина фантика от «Сникерса», сильно обгоревшая с одной стороны. Утром служанка нашла в печной золе кусочек олова в виде сердечка и обгоревшую брошку. Вадим смеётся – нормально накрывает, безо всякого коньяка. Сквозь тонкие стёкла летит заставка «Ретро-FM», потом наступает короткая тишина и «О, сделай погромче, охуенная песня, мы, помню, в восемьдесят восьмом...» Вадим восемьдесят восьмой не помнит. «Ветер, туман и снег. Мы одни в этом доме...» Ветра сегодня нет, пожарка будет ехать минут двадцать. На остальные дома перекинуться не успеет. Вадим всё-таки делает глоток коньяка перед тем, как выплеснуть его на Азимова. *** – ...МЧС напоминает о необходимости строгого соблюдения запрета на разведение костров в летний период. К другим новостям. Громкий скандал на днях разразился в Московском лесничестве: генерал ФСБ пропал во время охоты на волка. К делу подключились экоактивисты: в данный период, напоминаем, охота запрещена, в ведомстве проходят проверки. МЧС продолжает поиски пропавшего, всем, кому что-либо известно о местонахождении... Вадим улыбается. Забирает свой кофе и идёт от стойки к свободному столику. На рабочую почту прилетает сообщение. Ничего необычного: адрес, имя и короткое «помочь развестись». Маленькое приятное дельце. Новая цель. Вадим проматывает сообщение до конца – на всякий – в самом низу приписка: «Нормально отдохнул, Дракон?» Вадим не обижается – ну, работа у людей такая. Приятно же, когда за тобой присматривают. – Извините, можно? Вадим поднимает глаза. Рыжий мужик с хвостом и смутно знакомым лицом. Некрасиво, конечно, получится, но что поделать – настроения нет. Кураторы со своими подарочками не всегда угадывают. – Не можно. У мужика дёргается угол рта. – Жаль. Могли бы... Вадим демонстративно с тоской оглядывает полупустой бизнес-зал и надевает наушники. Мужик отваливает. В тёмной поверхности кофе не отражается ничего. *** Хорошо, когда есть цель. Любая. Хоть какая-то. Просыпаться каждое утро и знать, ради чего это всё. Вадим не знает.