Возвращение в Парадиз

Эрвин помахал мужчине в футболке местной баскетбольной команды. Прощался он не только с дружелюбным самаритянином, что пришёл ему на помощь, заменил колесо и к тому же отказался от платы. Эрвин Смит говорил «до свидания» всем своим мечтам и планам. Незнакомец стал для него последним отголоском нормальной жизни. Будь Эрвин чуть более сентиментален, утёр бы скупую слезу рукавом рубашки. Однако вместо этого он раскрыл пошире окна и сделал громче Брюса Спрингстина. — We gotta get out while we're young, — увещевал старина Брюс. — 'Cause tramps like us, baby, we were born to run… Забавно, четыре года назад Эрвин уезжал из Парадиза под эту же песню. Только в тот раз он надрывал глотку вместе со Спрингстином и протяжно выл «ru-u-u-un», позабыв о стеснении. Да и было ли чего стесняться? Эрвин искренне верил, что ему никогда не придётся вновь проехать мимо покосившегося тусклого знака с надписью «Парадиз». В его фантазиях он забывал о родном доме как о кошмаре, обживался в Марли и перевозил маму следом. Эрвин притормозил у дорожного указателя и глубоко вздохнул. Возвращение в Парадиз сродни попытке примерить купленные в девятом классе кроссовки. С виду они, конечно, полное дерьмо, но щемящее чувство ностальгии в груди, вроде, пробуждали. Однако на деле идея — отстой. Ходить, скрючив пальцы, неудобно и опасно, да и похож ты в них на придурка. Ладно, откладывать больше не имело смысла, решение принято. Эрвин вжал педаль газа в пол и рванул навстречу всем своим детским страхам, которые до сих пор заставляли его просыпаться по ночам и судорожно утирать пот со лба. В Парадизе ничего не менялось. Будто кто-то поставил его на паузу и запечатал в одном положении на четыре года. Эрвин даже скорость сбросил и присвистнул, оглянувшись. На въезде в город, у развалюхи-дома с красной крышей, восседала в шезлонге «хриплая Елена», чей прокуренный низкий голос приводил в восторг и ужас всех соседских мальчишек последние лет десять. Ее муж Чико ворчал над газонокосилкой: периодически он стучал по ней, словно подобные меры решили бы все его проблемы. «Да, приятель, так оно и работает, а все мастера мира врут тебе наравне с политиками», — усмехнулся про себя Эрвин и проигнорировал пронзительный взгляд Елены. Смит десятку готов поставить: как только он скроется за поворотом, Елена немедленно наберёт его отцу и сообщит о появлении блудного сына. Впрочем, на эффект неожиданности он и не надеялся. В Парадизе все знали всех — любой секрет оставался таковым день или два, пока в местном клубе не превращался в главную тему разговора за сдвинутыми столиками. Эрвин пытался не вертеть головой и сосредоточиться на дороге, чьи ямы тоже, казалось, остались с его побега. Однако детали старого мира то тут, то там всплывали перед ним. Дежавю растекалось в поджаренном солнцем воздухе, застыло на небе цвета выгоревших джинс, больно ударило по носу вместе с ароматами бензина, выброшенного у обочины мусора и чужой барбекю-вечеринки. Всякий звук — привет от старого Эрвина Смита. Удар мяча по раскалённому асфальту, голос Патти Смит в соседней машине, шелест колёсиков от скейтборда, ругань чумазых мальчишек, дневные новости местной радиостанции из чужого приёмника — забытая песня несчастливого детства. Сжатые на руле пальцы дрогнули. Эрвин свернул и остановился на пустой парковке самого большого магазина Парадиза. Ничего общего с крупнейшими торговыми центрами Марли, лишь тесное, набитое прилавками и товарами помещение без намёка на отдел для вегетарианцев и чистые тележки. Зато единственное заведение в Парадизе, владелец которого озаботился покупкой кондиционера. По крайней мере так было, пока Эрвин не уехал. Он выбрался из салона и опять ступил в Парадиз. Чувствовал себя космонавтом — то есть редким человеком среди толпы гуманоидов и дождя из астероидов. Рассеянно запустил руку в волосы и впервые за четыре года растрепал их в прежней манере старого Эрвина. Ему нравилось быть новым Эрвином Смитом. Новый Эрвин не позволял себе носить одну и ту же футболку дольше двух дней, не стеснялся увлечения йогой и садоводством и — самое главное — не подчинялся чужим приказам, не корчился под кроватью в тревожном ожидании шагов отца, не боялся самовыражаться и выбирать свой путь, без оглядки на других. Однако этот Эрвин абсолютно не подходил Парадизу. Смит выпустил рубашку из-под ремня брюк и расстегнул лишнюю пуговицу. Но он всё ещё не превратился в типичного аборигена. Скорее напоминал школьника, что перешёл в бунтарскую фазу и перестал завязывать шнурки на кедах. — Откуда мне знакомо твоё лицо, малец? — вместо приветствия спросил старик за кассой. Эрвин его знал, но имя вылетело из головы: то ли Карл, то ли Кайл. А, может, и вовсе какой-нибудь Кевин. Смит прищурился и всмотрелся в бейджик на футболке. — Коннор, — ни одного прямого попадания, — рад видеть тебя. Как супруга? — Померла ещё в восемьдесят девятом, — усмехнулся старик. Точно, живая супруга — у бородатого деда из дома напротив школы. У Коннора — мёртвая жена и собака. Здоровьем пса Эрвин решил не интересоваться. Не хотелось снова ошибиться и услышать о скоропостижной кончине лохматого. — Соболезную, — коротко произнёс Эрвин. А что тут ещё сказать? Старик вместо полноценного ответа только махнул рукой и пристально уставился на Смита. — А ты случайно не сынишка Джона Смита? Тот педик с большим носом? Эрвин криво усмехнулся. Да, его тут определённо не забыли. Должно быть, отец не позволил. Стоило ему напиться, и он каждому встречному жаловался на Эрвина. — Именно, я тот педик с большим носом, — склонив голову набок, отозвался Смит. Оскорбление его ни капли не обидело. «Педиком» в Парадизе становился любой парень, который хоть чем-то отличался от окружающих. Читаешь книгу на детской площадке, пока пацаны гоняют мяч? Педик. Слушаешь Боуи вместо тяжёлых рифов «настоящего» старого рока? Педик. Слишком усердно расчесался с утра? Педик. Не размазываешь козявки по бамперу отцовского пикапа и не харкаешь смачно под ноги своей подружки? Точно, педик. Нелестной характеристикой местные щедро обменивались, как лобковыми вшами в борделе. Нетолерантно, грубо, несовременно. Но ничего не поделать. Прыгнув под поезд и выставив руки вперёд, его не остановишь. Взор Коннора прошёлся по Эрвину — с макушки до тёмных брюк. — А выглядишь теперь совсем не как педик, — заключил Коннор. — Извини, боа и блёстки в машине забыл, — не удержался Эрвин от колкости и смутился. Не хватало ещё поскандалить в первый же день. — Я осмотрюсь? Он не дожидался ответа — свернул в ближайший закуток и прошествовал мимо банок с фасолью, горошком и кукурузой. Зачем-то схватил одну из них и бросил в корзину. Притормозил у холодильника с заветренным мясом и жутко затосковал по небольшой лавке рядом с его домом в Марли. Похоже, организовать себе здоровое питание в Парадизе будет непросто. От размышлений о превратностях жестокой судьбы Эрвина отвлёк шорох откуда-то справа. «Только не мыши», — подумал он. Грызунов Смит не боялся, а вот антисанитарии — вполне. Эрвин с опаской выглянул и уставился на предполагаемую «мышь». Ею оказалась совсем юная девчушка лет пятнадцати. Не то чтобы Эрвин сильно старше в свои двадцать два. Однако он считал себя чуть ли не на целую жизнь мудрее всякой мелочи школьного возраста. Девчушка не обратила на него ни малейшего внимания. Выпрямилась, быстро спрятала за шиворот бутылку виски и прижала к животу рюкзак. Широкая толстовка с молнией и рюкзак позволяли скрыть украденный алкоголь. Девчушка — полтора метра ростом, со смешными хвостиками и россыпью веснушек на щеках — совсем не походила на типичного воришку. Внешность, и правда, весьма обманчива. Обострённое чувство справедливости Эрвина напомнило о себе. — Схвати её за руку и подними шум, — ворчал внутренний голос. — А вдруг она из бедной семьи и крадёт для неё? — вопрошал у него Эрвин Смит. — Она планирует накормить голодную семью дешёвым вискарём? — задал резонный вопрос всё тот же внутренний защитник правды. Он победил. Эрвин твёрдо вознамерился остановить преступление. Смит бесшумно опустил корзинку на пол и наклонился вперёд, будто перед прыжком. «Скрутить и обезвредить. Обезвредить и скрутить», — повторял про себя, когда неизвестный толкнул его в бок. Смит приложил усилие, чтобы удержаться на ногах — удар ощутим. Тем удивительнее было обнаружить, что толкал его паренёк немногим выше воришки. Да и немногим старше. Мрачный, бледный мальчишка с глубокими синяками под глазами пронёсся мимо Эрвина, не обернувшись на него, и лишённым ярких эмоциональных красок тоном поинтересовался у девчушки: — Изабель, ты опять за старое? Изабель испуганно ойкнула и обернулась к говорящему. Встретилась взглядом с застывшим Эрвином и опять повторила странный писк. — Я тебя предупреждал, мелочь. Хватит, — властно потребовал паренёк. Эрвин не встречал раньше ни его, ни девушку, поэтому с интересом рассматривал обоих. Новые люди в Парадизе — редкость. Одни и те же лица рождались, существовали и умирали под невыносимо ярким солнцем Парадиза. Впрочем, Изабель внешне вполне вписывалась в ряды местных. Вероятно, она родственница одного из знакомых Смита. А вот парень — совсем другое дело. Одним из пунктов в длинном списке Эрвина под названием «Что я ненавижу в Парадизе?» был климат. Казалось бы, Парадиз и Марли отделяло не такое уж и гигантское расстояние. Но стремительно выросший город кардинально отличался от провинциального, застывшего среди пустынного, с редкими проблесками зелени ландшафта Парадиза. В Марли Эрвин дышал полной грудью, в Парадизе делал короткие прерывистые вздохи, словно экономил свежий воздух как драгоценность. В Марли Эрвин удивлялся, насколько же мир многообразен и прекрасен, в Парадизе гнил от скуки. В Марли люди стекались со всего континента, в Парадизе все примерно в одной поре, похожие друг на друга — светлоглазые, загорелые, с огрубевшей на солнце кожей. Паренька Эрвин вполне смог бы представить в Марли, и он почти не вязался с Парадизом. Разве что некоторые практически неуловимые штрихи в нём напоминало соседа Смитов, но, возможно, то сходство — просто совпадение. У паренька были чёрные волосы с грубо и неровно обрезанными концами, словно он сам прошёлся по ним туповатым ножом, тонкие черты лица, почти прозрачная, сероватая кожа и синие узоры под веками. Широкая кожаная куртка, размера на три больше нужного, свисала с худых плеч, а тяжёлые ботинки волочились по земле за тонкими ногами — и то, и другое не по погоде. Эрвин жадно вглядывался в него и не сумел бы отвести взор при всём желании. В пареньке не нашлось ничего от Парадиза, и этим он притягивал всё внимание Смита. — Прости, братишка, я не хотела, — захныкала Изабель. — Чего уставился, каланча? Это она уже к Эрвину обращалась. «Братишка» оглянулся на Эрвина. Его прохладные серые глаза впились в лицо Смита. Эрвин не отвёл взор, хотя внутренне дрогнул. — Оставьте бутылку, и я вас отпущу, — спокойно заметил Смит. — Отпустишь? Ты сначала догони, — хохотнула Изабель. Резво развернулась и рванула к широким автоматическим дверям. Эрвин мог бы крикнуть и предупредить Коннора. Мог бы протянуть руку и схватить за ворот куртки паренька. Мог бы сделать хоть что-то. Но почему-то не стал. Паренёк покачал головой, отвернулся и неспешно направился к выходу. В отличие от своей подружки, он не торопился. Казалось, он прекрасно понимал: Эрвин Смит не станет бежать за ним. *** Уже минут десять как Эрвин припарковался у родного дома, однако не мог совершить последнее усилие и покинуть уютный салон. Он закинул в рот третью мятную конфету и сам же на себя разозлился — год бороться с тягой к сладкому, чтобы так глупо сорваться. «Резиденция» Смитов походила на жилище призраков из второсортного ужастика. Скрипело здесь всё — от несмазанных дверных петель до суставов его алкоголика-отца. Взгляд Эрвина остановился на грязном окне, что принадлежало его бывшей комнате. Интересно, отец исполнил своё пьяное обещание? Снёс ли он плакаты, сорвал обои, выкинул остатки вещей и оставил голые стены с унылыми шляпками гвоздей? Или мама всё-таки защитила скромные пожитки сына, и Эрвина ждало полноценное путешествие по волнам памяти среди до дыр перечитанных книг и потускневших постеров? Он не знал, как было бы лучше — начать с чистого листа или цепляться за залитый кляксами-ошибками черновик. Его взор скользнул ниже — на входную дверь. Вместо стеклянного витража верхнюю половину теперь закрывал плотный лист картона. Видимо, маме надоело собирать осколки: не счесть, сколько раз отец сносил один узор за другим и резался плодом трудов своих. В гостиной распахнуты занавески и видно кусок телевизора. На экране седоволосая дама степенно нарезала овощи и что-то вещала зрителям. Наверное, мама смотрела очередную кулинарную передачу — она их фанатка. То, что она в силах добраться до дивана самостоятельно, — хороший знак. Эрвин выключил старенький приёмник и вышел из автомобиля. Каждый шаг по подъездной дорожке — лезвием по сердцу. Двор порос травой и сорняками: маме нынче некогда заниматься газоном, а отца не допросишься. Когда-то алый мяч Эрвина лежал сдутым своеобразным памятником разрухе. Внутри Смит ощущал себя таким же мячом — бесполезным, потускневшим, негодным. Взгляд наткнулся на перекошенную будку и единственное на участке раскидистое дерево, чьи ветви убегали к окну Эрвина: крыша будки просела, табличка с именем «Род» отвалилась и лежала на земле, у основания ствола. От последних воспоминаний о верном друге почти ничего нет. Пройдёт ещё годок, и дождь окончательно смоет краску на буквах — от «д» уже осталось не так-то много. Пальцы невольно сжались в кулаки. Этот беспорядок — вина отца. Только мама слегла с болезнью, и он на всё забил. Какой же свиньёй надо быть, дабы существовать в подобном хаосе и ничего с ним не делать? Жутко захотелось съездить по небритой отцовской морде. Эрвин зажмурился и постарался выровнять дыхание. Вдох-выдох, как учил тот гуру на видео-уроках по йоге. — Малец, да тебя никак инфаркт хватил? — знакомый нагловатый голос разрушил уединение Эрвина. Смит обернулся к его источнику и уставился на соседа — Кенни Аккермана. Кенни небрежно опёрся о покосившийся низкий забор — точнее, его остатки: отец снёс половину, до второй же до сих пор не добрался. Аккерман, как и все прочие обитатели Парадиза, почти не изменился: всё те же кривая ухмылка и лукавые морщинки в уголках глаз, всё та же сигарета в зубах и неизменная ковбойская шляпа. Не скажешь так сразу, сильно ли он постарел — тень от полей падала на лицо и выгодно скрывала его недостатки. Честно говоря, маленький Эрвин до одури боялся мистера Аккермана. Примерно в одно время с тем, как он въехал в дом по соседству, в газетах мелькали статьи о серийном убийце из соседнего городка. Вроде, любителя перерезать жертвам горло в тёмных переулках быстро поймали. Однако это счастливое событие прошло мимо мальчишки-Эрвина: в определённом возрасте страшилки вас волнуют гораздо сильнее, нежели попытки их развеять. Зато Эрвин запомнил описание убийцы. «На нём точно была ковбойская шляпа», — как заведённая повторяла журналистам единственная дева, что избежала жуткой участи после встречи с маньяком. Эрвин залпом прочитал заметку, нагнал на себя жути, выбежал на улицу и наткнулся на высокого мужчину, который заносил коробки на крыльцо. Ох, и рванул же от него Эрвин после бодрого «Привет, малец». Только пятки сверкали, а из горла вырывалось отчаянное «Аа-а-а-а!». С тех пор Кенни полагал, что Эрвин слегка слабоумен. Эрвин, в свою очередь, так и видел в Кенни кандидата на роль местного «Потрошителя». Хотя со временем и становилось понятно как день: мистер Аккерман слишком ленив для убийств кого-либо. Парадиз и стабильное финансовое положение его сильно расслабили. — Ты же сынишка Смитов, верно? — спросил Кенни и скинул пепел прямо на участок соседей. — Сы-ниш-ка. Понимаешь, о чём я? Эрвин тряхнул головой. Годы шли, а Кенни так и считал его бестолковым дураком. — Можешь не повторять по слогам, это я. Здравствуй, Кенни, — коротко ответил Эрвин. Он специально обращался к людям постарше по-панибратски на «ты» за редким исключением. Его новая фишка и форма протеста против устаревших правил. Когда ещё бунтовать против авторитетов, как не в двадцать два? — Да ты умеешь говорить, — усмехнулся Кенни. — Раньше только кричал и заикался. — Многое изменилось, — на самом деле Эрвину не очень-то хотелось болтать со странным соседом. Но он не решался прервать диалог и шагнуть навстречу своей семье. Глупая попытка оттянуть неизбежное, но до чего же заманчивая. — Жизнь в Марли пошла тебе на пользу, малец, — заключил Кенни и залихватски приподнял шляпу, окинув Эрвина оценивающим взглядом. Нет, всё же он и сейчас умел нагонять на Эрвина жути, хотя Смит наконец-то и сравнялся с ним по росту. Да и в плечах стал заметно шире. — Ты знал, что я был в Марли? — до этого момента Эрвину казалось, что его жизнь интересовала Аккермана не сильнее газонокосилки. Точно, а где она? Смит склонил голову набок и уставился на ровный, идеальный газон Кенни. Если участок Смитов пришёл в запустение из-за болезни мамы, то Аккерман раньше сознательно игнорировал сорняки. «Жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о таких пустяках», — выдал он как-то маме Эрвина, пока тот прятался за её юбку. Теперь же двор Аккермана отличал спартанский порядок — в журнал по ландшафту снимай. И как Эрвин сразу не заметил? Ладно, пора признать, что-то в Парадизе да менялось. — Мамка твоя часто о тебе вспоминала. Говорит, ты на пирата какого-то поступил? — Морского биолога, — терпеливо поправил Эрвин. Хотя подозревал, что Кенни и сам прекрасно знал, на кого учился Смит. Просто поддразнивал его. — Пират был бы полезнее, — покачал головой Аккерман. — Ну, удачи тебе, малец. Не дожидаясь ответа, он отвернулся от Смита и направился к крыльцу. Эрвин готов поклясться, крыльцо тоже несколько лет назад было грязнее. Теперь же оно чуть ли не сияло чистотой, а в углу и вовсе притаились горшки с цветами. Может, Эрвин по пути в Парадиз попал в аварию, умер и угодил в ад? И всё вокруг почти такое же, кроме обители его безумного соседа-демона, которому полагалось следить за грешниками? Иного логичного объяснения не находилось. Едва ли Эрвин поверил бы в то, что Кенни Аккерман воспылал любовью к уборке. — Удача мне не помешает, — пробурчал себе под нос Эрвин и отправился домой. Ключей у него не было, но они и не нужны: Смиты давно перестали пользоваться замком — красть-то у них особо нечего. Он толкнул дверь и поморщился от протяжного, раздражающего скрипа. — Я дома! — крикнул он маме. Привычка с детства: иногда Эрвин и отец возвращались примерно в одно время, и таким образом младший Смит сообщал, что это он и маме не нужно прямо сейчас бежать на кухню, разогревать ужин и дрожать от страха в ожидании очередного скандала. — Эрвин! — голос мамы, такой родной, тёплый и… ослабевший. Вслед за ним показалась и Луиза Смит. Она шаркала ногами по полу и опиралась о стены. Каждый шаг отдавался гримасой боли на её бледном, почти прозрачном лице. Эрвин иногда общался с мамой по видеосвязи, однако дешёвая камера обманывала не хуже проворного фокусника — в плохом разрешении мама смотрелась намного здоровее. Смит поспешил к ней, подхватил её под руки и без лишних слов прижал к себе. Вдохнул знакомый аромат, к которому добавились лекарства, зарылся лицом в волосы мамы, совсем как в детстве. Он полагал, что уговорил совесть и избавился от чувства вины, но оно било по сознанию с новой силой. Как он мог просто уехать? Как он мог оставить маму? Как он мог решить, что его будущее важнее прошлого? Как он мог быть таким плохим сыном? Однако ко всем этим вопросам примешивались иные сомнения: стать хорошим — значило, отказаться от самого себя. И Эрвин почти ненавидел себя и всех вокруг за то, что ему пришлось пойти на подобное «самоубийство». Невыносимый коктейль из сожаления, вины, обиды, радости ударил в голову и закружил не хуже крепкого алкоголя. — Мам, зачем ты встала, я бы сам к тебе пришёл, — пробормотал Эрвин ей в макушку. — Как же ты вырос, мой мальчик, — к недовольству Эрвина, она отстранилась и отступила. Её ласковые, измученные глаза жадно впились в сына. Казалось, Луиза пыталась запомнить всякую мелочь и незначительную черту. Хотя с их последней встречи в Марли прошло-то не больше полутора лет. — Такой красивый, весь в отца. Эрвин поморщился как от пощёчины. Когда-то его родитель и правда считался первым красавцем. Младший Смит видел фото, да и помнил немного «трезвого периода». Но тот Джон Смит — будто пришелец из параллельной реальности. Он не имел ничего общего со своим близнецом-алкоголиком. И Эрвин предпочёл, чтобы его вовсе не сравнивали ни с одной из версий. — Как он? Дома? — отрывисто поинтересовался Эрвин. — Трезвый, — поспешно заверила Луиза. — Дремал. Но если ты хочешь, я его разбужу. — Не надо. Напряжённый тон сына Луиза трактовала верно. Она аккуратно сменила тему и теперь мирно щебетала о бытовых мелочах. Эрвин ненадолго выдохнул, охотно задавал вопросы и подробно вещал о своей жизни в Марли. Тему отца и университета они старательно избегали в разговоре, за что Эрвин был безмерно благодарен. — Я накрою на стол, — засуетилась Луиза. Даже во время тяжёлой болезни она оставалась типичной мамой и поохала над тем, какой Эрвин стал худенький. Эрвин, чьи плечи были шире их комода в гостиной, тактично промолчал. Спорить-то всё равно бесполезно. Видимо, взирая на него, мама видела всё того же сопливого мальчишку. — Я помогу, — предложил Эрвин. — Лучше отдохни. В твоей комнате тебя ждёт подарок. Эрвин догадывался, что мама прикладывала недюжинные усилия, дабы его пребывание в Парадизе было более-менее годным. Он испытывал благодарность. И досаду. И стыд за эту самую досаду. Цепочка запустилась по новой, и Эрвин поспешил на второй этаж, лишь бы отвлечь себя от очередного приступа ненависти ко всему миру и самому себе. Отец не исполнил угрозу: комната Эрвина осталась прежней. Кровать, стол, забитые книгами полки от потолка до пола, встроенный в стену шкаф, где младший Смит прятался, пока знатно не вымахал. Десятки постеров на стене и составленный Эрвином глупый список: сверху заголовок «За что я ненавижу Парадиз» и пятнадцать коротких причин, во главе которых «Отец», ниже «За что я люблю Парадиз» и только имя мамы. Странно, что Джон Смит не сорвал бумажку. Впрочем, Эрвин давно заметил, что отец будто получал странное, мазохисткое удовольстие, когда сын повышал на него голос и опускался до оскорблений. Словно у него появлялся очередной законный, по его мнению, повод выпить. Неприязнь сына — чем не мотив, чтобы обзавестись мысленной индульгенцией и хорошенько набраться? На столешнице лежал завёрнутый в подарочную бумагу сюрприз. Мама действительно постаралась — даже приложила маленькую открытку с короткой подписью «С возвращением!» Внутри оказалась сборная модель корабля. Маленький Эрвин фанател от таких, парочку уже собранных даже забрал с собой в Марли. Остальные раздал соседским мальчишкам, дабы отец снова не разрушил то, что он любил. Эрвин покрутил коробку, размышляя: хватит ли у него сил на то, чтобы собрать парусник. Готовая фигурка порадовала бы маму. — А ты всё та же сопля, — отец, как всегда, отличался оригинальным приветствием. Эрвин медленно развернулся и посмотрел прямо на причину всех своих кошмаров. Он стал выше, шире и сильнее отца. И всё равно совсем иррационально опасался его. Мама не соврала, папа на удивление трезв. Даже надел чистую рубашку, хотя она и пованивала сигаретами — ни один порошок не избавил от въедливого дыма дешёвого курева отца. — А ты всё тот же алкоголик, — в тон ему откликнулся Эрвин. — Приехал жизни меня учить? — с вызовом поинтересовался Джон. Эрвин не стал говорить, что сдохни завтра Джон Смит в канаве, едва ли он сильно горевал бы. Страх за жизнь отца, желание его спасти, остатки бескомпромиссной детской любви давно растворились в жгучей неприязни. Нельзя помочь тому, кто отталкивал руку помощи. Жаль, Эрвин потратил так много времени впустую, чтобы прийти к этому осознанию. Пожалуй, Джона не на шутку разозлило бы, осознай он, насколько его сыну плевать. Старший Смит не терпел равнодушия и нередко пьяно жаловался, что всем на него всё равно в ожидании жарких уверений в обратном. Нынче их не будет, но и понапрасну нагнетать обстановку Эрвин не планировал. — Приехал позаботиться о маме, — спокойно ответил младший Смит. — Я сам могу о ней позаботиться, — упрямо возразил отец. — Не можешь, и мы оба это знаем. Диалог зашёл в тупик. Трезвый Джон Смит уверенностью пьяного не отличался. Он переминался с ноги на ногу и окидывал взглядом комнату снова и снова в поисках, за что можно уцепиться. — Если ты думаешь, что мы… — начал он. — Почему у Аккермана такой чистый газон? — внезапно даже для себя выдал Эрвин. Старый приём: смени тему, уведи отца в сторону. Его разрушенный алкоголем мозг разучился обрабатывать сразу несколько предметов одновременно. На самом деле, это было одной из главных трагедий его жизни. Бывший блестящий учитель истории, который теперь и двух дат связать не сумел бы — неплохой зачин для социальной драмы о пагубном влиянии вредных пристрастий. Джон заметно стушевался. — Вроде, с ним теперь живёт племянник, — неохотно отозвался он. — Это многое объясняет, — заключил Эрвин. — Не объясняет только, почему ты такой… педик, — отец опять принялся за старое. Ответного удара он не ждал — развернулся и пулей вылетел из комнаты, совсем как мальчишка, что нагадил в комнате и сбежал от гнева родителей. Эрвин только тяжело вздохнул: пора бы жителям Парадиза обзавестись парочкой новых оскорблений. Это же бесконечно устарело. Если бы проходило соревнование на самое неловкое воссоединение в мире, то Смиты могли поучаствовать всем семейством. Бесконечно долгие полчаса Эрвин заносил чемоданы. С каждым новым он чувствовал, как всё сильнее увязал в болоте под названием «отчий дом». К обеду он спустился не в духе и с недовольством заключил: отец успел припить. Не так сильно, чтобы валяться на полу и рассыпаться в оскорблениях. Но достаточно, дабы его светлые глаза опасно поблёскивали при взоре на Эрвина. — Так здорово, что ты приехал, — с наигранным энтузиазмом вещала Луиза. — Все будут рады тебя увидеть. Ложь. Единственная подруга, которой на него не плевать — Ханджи. От остальных ничего хорошего ждать не приходилось. — Ханджи тебя навещала? — спросил Эрвин. Ответ он и так знал — Ханджи писала ему чаще, чем мама и надоедливый хозяин съёмной квартиры. Скорее он просто поддерживал диалог. — Да, она забегала ко мне почти каждое утро. Но теперь ты приехал, и в этом нет необходимости, — щебетала мама и подкладывала Эрвину картофель. — Чудила, — презрительно выплюнул Джон. — И от неё всегда воняет машинным маслом. — Наверное, потому что она работает в автомастерской, — флегматично заметил Эрвин. — Но это лишь моё предположение. Эрвин спрятал ухмылку за куском мяса, однако всё равно не сумел утаить её от отца. Ханджи никогда не нравилась Джону, и младший Смит всегда об этом знал. Основная причина неприязни — острый язык подруги Эрвина и отсутствие страха перед угрозами старого алкоголика. — А ты мне тут не умничай! — не унимался Джон и хлопнул стаканом по столу. — Согласен, тебя подобное может унизить, — вторил ему Эрвин. — Кому ещё положить? — вмешалась мама, прервав наметившийся спор. Личный рекорд: Эрвин и Джон продержались без ссоры около часа. Даже немного стыдно. Обычно-то Эрвин не такой. Он умел разговаривать уважительно. Он не унижал собеседников. Он отлично держался и считал себя мастером спорта по дипломатичному обсуждению погоды. Однако чем дольше он находился в родном городке, тем сильнее пропитывался его тёмной энергией. А, может, внутри него всегда таилось своеобразное «очарование» Парадиза, и ничем его не убить, как ни старайся. — Очень вкусно, мам, — Эрвин пытался проглотить мясо, хотя кусок в горло уже не лез. — На вкус как дерьмо, — в свою очередь сварливо начал отец. Луиза заметно расстроилась и притихла. Чего не терпел Эрвин Смит, так это попыток унизить способности другого. Он, надежда университета, староста и лидер студенческого исторического клуба, был твёрдо уверен: похвала — ключ ко всему. Умелый оратор превращал правильные слова в инструмент: они вдохновляли, поощряли, подталкивали. Один из приятелей Эрвина даже посмеивался над тем, как тщательно Смит раздумывал над каждой речью, будь то выступление от лица лучшего ученика в конце учебного года или обычное поздравление во время вечеринки в честь дня рождения. Однако слово, подобно любому сильному орудию, легко становилось оружием. И нередко недобросовестные окружающие не чурались использовать его, дабы уколоть и ранить тех, кто находился рядом. Отец Эрвина — когда-то был, как и его сын, из числа первых, теперь стремительно перешёл в отряд вторых. — Может, хватит? — вопросил Эрвин и наклонился вперёд, ближе к отцу. Резкий жест Джон интерпретировал по-своему и дрогнул в ожидании удара. Однако его не последовало. Ни в одной из вселенных Эрвин не планировал драться с родителем, хотя кулаки чесались всё сильнее. — В своём доме я делаю, что хочу, — с вызовом заявил Джон, когда сообразил, что опасаться ему нечего. — Луиза, принеси ещё хлеба. Может, сгладит вкус этого дерьма. Эрвин придержал маму за руку. — Не надо. Я сам. — Говорю же, педик, — усмехнулся Джон. — Если бабу не гонять, для чего она ещё годится? Эрвин понимал, что отец сознательно его провоцировал. Наверняка в его пьяной вселенной сложилось своё представление ближайшего будущего: Эрвин не выдержит и набросится на него, Джон «по справедливости» ответит тем же, они повздорят, сын уйдёт, хлопнув дверью, и отец с чувством выполненного долга забудется на дне бутылки. И, чёрт возьми, как же тяжело Эрвину держаться и не соответствовать. — Женщину, отец, — раздражённо поправил он. — Поучи меня, щенок, — Джона окончательно прорвало. — Думаешь, приехал такой весь чистенький из университета и можешь нас тут жизни учить? Ни черта подобного! Что ты там видел в своём Марли, кроме учебников и таких же педиков, как ты? Стыдно смотреть. В Парадизе — вот где настоящая жизнь. Эрвин мог бы поведать, что в Марли для него было много чего «впервые»: он впервые почувствовал себя свободным, впервые не стеснялся своих увлечений, впервые осознал, как крепко спится, когда ты не ждёшь пьяного монстра в обличии некогда родного человека, впервые нашёл целую компанию друзей, впервые гулял с кем-то, взявшись за руки и не опасаясь косых взглядов, впервые влюбился по-взрослому, впервые сам обустраивал жильё и ощущал себя дома, впервые был искренне, беспечно счастлив. Однако Эрвин не стал углубляться в подробности такого близкого и одновременно бесконечно далёкого прошлого. Вместо этого он кивнул на початую бутылку и, горько усмехнувшись, поинтересовался. — Видимо, настоящей эта жизнь становится лишь после водки? Джон побагровел, хлопнул кулаком по столу и открыл было рот для очередной гневной тирады. Но Луиза вмешалась раньше, чем семейный вечер превратился в катастрофу. Она шумно поднялась с места, будто готовилась прочитать стих или произнести тост, и выпалила: — Совсем забыла. Хлеб почти закончился. Эрвин, пожалуйста, можешь съездить в магазин? И по пути загляни в участок к Найлу, твой отец обещал ему завезти инструменты. — Сам и завезу, — немедленно отозвался Джон чисто из противоречия. — Ты опять отложишь на завтра, — отмахнулась Луиза. К удивлению Эрвина, отец не возразил. Он же не рискнул испытывать судьбу и воспользовался единственным шансом избежать драмы. — Конечно, мам, — уже на ходу выпалил Эрвин. *** Эрвину показался довольно ироничным тот факт, что он в первый же день в Парадизе очутился в полицейском участке — пускай и по своей воле. Более того, одноэтажное небольшое здание, где всегда пахло едой и сигаретами, а по телевизору крутились бесконечные процедуралы, было роднее дома. В детстве он часами просиживал на неудобном стуле, выводя каракули на обратной стороне старых отчётов и прикусывая пончиками. Надо признать, пончики в Парадизе дрянные — на вкус как кусок пластика под сахарной пудрой. Наверное, поэтому Эрвин их искренне, всей душой ненавидел. Однако не говорил об этом Найлу, дабы не расстраивать дружелюбного дальнего родственника мамы. Найл, тогда молодой, тощий и лопоухий служитель закона, периодически приходил ей на выручку и забирал Эрвина из школы. У полиции в Парадизе работы не так-то много: несколько раз в месяц они разнимали пьяные драки, спасали от разгневанных сожителей хрупких и не очень хрупких дам всех возрастов и безуспешно боролись с фанатами граффити. На этом их полномочия исчерпывались. Вот и Найл быстро смекнул, что мечты о блестящей карьере гениального детектива так и останутся мечтами, а просиживание штанов в кабинете — порой скука смертная. Поэтому рабочие часы он занимал, как и все коллеги, личными делами. Таким личным делом являлся и Эрвин. — Уходи от него. Помогу тебе и мальчишке снять квартиру, он вас не найдёт, — увещевал Найл, когда усталая мама появлялась на пороге участка. — Джон без меня пропадёт, — отмахивалась Луиза и ласково проводила пальцами по светлым волосам Эрвина. Найл в глазах маленького Эрвина выступал спасителем. Одним из тех супергероев старых боевиков, ибо в его руках был ценный дар — шанс на нормальную жизнь без Джона Смита. Жаль, мама так им и не воспользовалась. — Пончики для лучшего копа в городе, — Эрвин расплылся в улыбке и опустил на стол перед Найлом коробку со сладостями. Найл уже не был тощим и молодым. Разве что лопоухость осталась. Нынче он походил на круглого копа из «Симпсонов», имени которого Эрвин не знал, поскольку мультики не любил. Да и о жёлтом шефе вспомнил лишь по единственной причине: видимо, Найл в курсе их сходства — перед монитором стояла фигурка-болванчик в виде популярного толстяка. Найл отвлёкся от бумаг и смерил гостя внимательным взглядом. — Эрвин, до чего же ты вымахал, — шериф тяжело поднялся с кресла и похлопал собеседника по плечу. В его присутствии сделалось немного теплее. Найл входил в число немногочисленных обитателей Парадиза, которых Эрвин жаловал. Он, конечно, периодически раздражал своими непрошенными советами и привычкой прерываться на полуслове и рассыпаться в назидательных нотациях. Но всё это Эрвин мог вытерпеть. — У вас тут немноголюдно, — заметил Эрвин, оглядевшись. И это ещё слабо сказано. В крошечном участке не наблюдалось больше никого. — С лучшим копом ты не прогадал, потому что я теперь чуть ли не единственный на весь Парадиз. Арни перевели, Джуди ушла в декрет. Уже третью неделю здесь только я и новенький, — пояснил Найл. Говорил он медленно и через слово прерывался на долгие паузы. Пончики его занимали больше, чем Эрвин. Задумчивый взор служителя правопорядка сканировал угощение и метался между клубничным с розовой шапкой и шоколадным — с коричневой. Смит нашёл забавным, что ему Найл даже не предложил угоститься. — Новенький? — без особого энтузиазма переспросил Эрвин. На самом-то деле в его голове и имена «стареньких» благополучно стёрлись, а сами они превратились в призраков. Он узнал бы их, встреться они на улице. Но без раздумий прошёл мимо, не поздоровавшись. — Марло. Моя головная боль, — победил клубничный пончик, и Найл сразу же откусил чуть ли не половину. — Перевели из соседнего городка. Молодой и резвый. На всё своё мнение, и он лопается от желания сделать этот паршивый городок лучше. — То есть почти как ты в прошлом, — ухмыльнулся Эрвин. Оставил при себе мысли, что Парадизу уже никто не поможет: по его мнению, лучше это место станет ровно в тот момент, когда уйдёт под землю. Вместо этого он опустил на соседний стул ящик с инструментами и пояснил. — Мама просила передать. Взгляд Найла скользнул по ящику и переместился на Эрвина. — Уже встретился с отцом? — голос его сделался напряжённым. Смиту было отрадно осознавать, что кому-то в Парадизе до сих пор есть до него дело. — Да, — коротко кивнул Эрвин. — И как? — Крепко обнялись, признались друг другу в любви и посплетничали за просмотром дневных новостей, — отшутился Смит. Жаловаться ему не нравилось, но и врать, будто всё в его жизни прекрасно, не хотелось. Найл неодобрительно покачал головой и тем самым стряхнул часть посыпки на воротник. — Я в курсе, ты редко просишь о помощи, но обращайся ко мне, ежели что. Начнёт твой старик буянить, станет досаждать и угрожать, звони мне. Отдых в камере его обычно отрезвляет. Заманчивая перспектива. Однако Смит знал: мама сразу же поехала бы спасать своё ручное чудовище. Её привязанность к отцу всегда находилась за гранью понимания Эрвина. — Я справлюсь, Найл. Но благодарю за предложение. Беседовать Эрвину с Найлом было особо не о чем. Их жизнь протекала в абсолютно разных плоскостях. Раньше они трепались о Парадизе и играх местной команды. Сейчас и этот пункт отпал, поскольку Смит последними вестями родного городка не интересовался. Но он старательно тянул время, лишь бы не возвращаться домой. Нехорошо, конечно — всё-таки он приехал помогать маме. Только подняться со стула, сесть в салон и направиться в отчий дом — выше его сил. И так слишком много переживаний этим томным вторником. Поэтому Эрвин задал с десяток ничего не значащих вопросов в духе «как дела, жена, дом, собака, куда ездили в отпуск, как учится дочь, что там по налоговым декларациям». Смиту оставалось слушать и периодически кивать, пока Найл делился своими небольшими радостями, горестями, победами, поражениями и проблемами с медицинской страховкой. Он заметно распалился и пускался в путанные объяснения и тонкие детали. Не зря Эрвину часто говорили, что у него располагающие собеседника внешность и манеры. Почти как у внимательного ведущего в ток-шоу, к какому ты приходишь поделиться возмущениями по поводу новой пенсионной реформы, а в итоге разбалтываешь об измене третьей жене со второй. — Помнишь Барбару? С буферами такая, из дома зелёного. Перегородила она мне проезд, значит, и я такой… — вещал Найл, уничтожая второй пончик. Барбара и её буфера в памяти Эрвина отложились весьма смутно. Но какая разница? Сплетни от Найла — всяко лучше ворчания отца. Главное, не заснуть. Впрочем, уже через пару секунд Смита взбодрило появление новых участников действа. В помещение ворвался совсем молодой паренёк в форме. По-видимому, тот самый Марло: других-то служителей правопорядка не было, если верить старому другу Смитов. Коллега Найла словно выпал из типичного фильма про копов. Всё в нём — от строгой стрижки по уставу до порывистых манер — выдавало редкостное старание. На юном лице застыло на редкость сосредоточенное выражение, будто вот-вот на парковку перед участком опустится вертолёт и унесёт Марло на важную миссию. За собой юноша тащил парня в кожаной куртке не по размеру. Незнакомец смотрел в пол и головы не поднимал. Однако Эрвину и не нужно вглядываться в его лицо, дабы узнать того самого пособника воришки из супермаркета. Отчего-то Смит вдруг взволновался. Виду, естественно, не подал, но внутри заметно дрогнул и в очередной раз отметил, насколько же незнакомец не вязался у него с Парадизом. Наверное, по этой причине на него хотелось пялиться вечность, лишь бы ухватиться за кого-то, не разложившегося изнутри под давлением городка из кошмаров Эрвина. Найл обернулся к Марло и сердито произнёс: — Это что ещё такое? Смит не в курсе, почему разозлился старый друг его семьи. Однако с вопросом мысленно согласился. — Поймал воришку, — пропыхтел Марло и подтолкнул незнакомца в бок, к ближайшему стулу. — Коннор утверждает, он у него бутылку и что-то ещё увёл из-под носа. Полгорода за паршивцем сегодня оббегал. На этой ноте Марло приосанился. Не надо быть гением, дабы догадаться: юноша собой необычайно гордился. Незнакомец опустился на стул, ни на кого так и не взглянув. Он не издавал ни звука и даже не пытался спорить. Потёр глаза и спрятал лицо в ладонях. — Ты на хрена его притащил? — вместо похвалы выдал Найл. Его замечание стало неожиданностью и для Марло, и для Эрвина. — Так это… сейчас оформлю всё по путю, и в камеру отправлю. Посидит, подумает, — неуверенно откликнулся исполнительный коллега Найла и растерянно почесал затылок. — Это же племянник Аккермана, — сказал Найл таким тоном, словно его заявление всё прояснило. — Ты же из Аккерманов? Он первым из присутствующих обратился к пареньку. Незнакомцу пришлось поднять взор. Однако на Марло и Найло он взглянул мельком и без особого интереса, но остановился на Эрвине. По выражению каменного лица и не понять, о чём он размышлял. Смит же рассматривал его с не меньшей сосредоточенностью. — Да, — неожиданно твёрдо отозвался парень. Это многое объясняло Смиту. И сам Кенни Аккерман долгое время казался Эрвину чужеродным элементом в Парадизе, пока наконец не слился с обстановкой, пообжившись. Его же племянник вовсе походил на ценную пыльную книгу среди ярких журналов. — Ну, и что? — не выдержал Марло. — Аккерман, не Аккерман. Бутылку украл он, и точка. — А то, дубина, что Кенни бесплатно чинит наши тачки по старой дружбе не для того, чтобы ты его племянника за решёткой держал, — бушевал Найл. Эрвин подавил неуместную ухмылку. Лет тринадцать назад сам бы Найл уже давно отправил парня на встречу с казённой кроватью и как сумасшедший строчил разгромный отчёт. Однако годы, скучная работа и тяга к комфорту заметно его расслабили. — Но он украл… — нерешительно спорил Марло. — Пускай этот идиот меня оформляет, — процедил незнакомец. — Только не звоните Кенни. Кажется, впервые Эрвин встретил человека, что предпочёл бы сесть за решётку, нежели воспользоваться связями. Он удивлённо вскинул свои широкие брови, которых так стеснялся в прошлом, и перебил собеседников. — Он ничего не крал. Я свидетель. Все трое синхронно обернулись к нему. — А ты ещё кто? — ляпнул Марло. — Когда успел? — одновременно с ним выдал Найл. Аккерман снова замолчал и буравил серыми глазами Эрвина. Паренёк еле заметно отрицательно помотал головой. Жест настолько быстрый и лёгкий, что Смит не взялся бы точно утверждать: был ли он на самом деле, или то его воображение разыгралось. — Бутылку украла его подруга. Он ничего не делал. Я в то время находился в магазине, — продолжил Эрвин. — Да кто ты такой? — не унимался Марло. — Вот и славно. Аккермана можно отпустить, — уцепился за слова Эрвина довольный Найл. Он оглянулся на Марло и с явным неодобрением заметил. — Дубина, я же тебе говорил: сначала разберись, потом в участок тащи. Я всю эту лишнюю бумажную волокиту в гробу своей бабки видал. Ты, кстати, её соседом можешь стать, если продолжишь в том же духе. Эрвин, подругу помнишь? Эрвин помнил: и внешность, и голос, и имя Изабель. Однако незнакомец снова мотнул головой. На этот раз заметнее. Похоже он хотел, дабы его подружка осталась для полиции инкогнито. И, чёрт его знает почему, Эрвин повиновался, поддавшись чутью. — Нет, она стояла ко мне спиной. — А спина у неё какая? — вмешался Марло. В его голосе послышалось столько энтузиазма, что Эрвину даже сделалось его немного жаль. — Прямая, дубина, в отличие от твоего зигзага, — проворчал Найл. — Какая разница? Ушла его подруга и ушла. Нам меньше возни. Скажи Коннору, я к нему зайду на днях и всё объясню. Отпускай мальца. — А вдруг он снова украдёт чего? — не сдавался Марло. Эрвин понимал: сейчас незнакомец встанет с неудобного стула, скроется за дверью и неизвестно, когда опять повстречается Смиту. Обитание в соседних домах — не гарант частых встреч. Уж Эрвин, который в подростковые годы уходил рано утром и возвращался поздним вечером, знал наверняка. Он же по какой-то неведомой причине ощутил острую потребность продлить время рядом с младшим Аккерманом. Нечёткое желание не оформилось до конца в ощутимую необходимость. Однако Эрвин просто и ясно понимал, что ему нужно делать. — Я его отвезу. Мы живём рядом, — произнёс Смит. — Заодно прослежу, чтобы он точно ничего не украл. — Да кто он такой? — снова поинтересовался Марло. Найл от него только отмахнулся. Взор Аккермана не сходил с Эрвина. Он прищурился и оценивающе осмотрел Смита с головы до ног. Будь Эрвин кем-то наподобие Марло, скорее всего, смутился бы. Но он не дрогнул. — Спасибо, Эрвин. Ты нас выручишь. А ты, идиот, — пухлый палец Найла упёрся в Марло, — сейчас мне объяснишь, почему полдня гонялся за мальцом вместо того, чтобы принести мне обещанный сендвич. — Потому что он занимался своей работой, неповоротливый ты кусок… — пробормотал Аккерман. Достаточно тихо, чтобы его услышал лишь Эрвин, который успел подойти близко. И недостаточно, дабы хоть слово донеслось до Найла и смущённого Марло. — Мы пойдём! — громко известил Смит, перебив Аккермана. — Не суди Марло строго, он же вылитый ты, Найл. Только на пару десятков лет моложе. Пройдёт ещё немного, и уже он будет гонять кого-то за сендвичами. Эрвин улыбнулся Марло. Хотелось как-то подбодрить юношу — энтузиазм обязан поощряться. В противном случае Марло рисковал превратиться в типичного равнодушного копа. Смит кивнул Аккерману и направился к выходу. Паренек плёлся сзади, лишь шорох подошвы по земле намекал на то, что Аккерман всё ещё здесь. Эрвина подмывало оглянуться и вновь всмотреться в лицо юноши, но он держался. В его планы не входил пункт показаться сумасшедшим сталкером. Смит расправил плечи и уставился перед собой. Как только он и Аккерман очутились на улице, тот прошипел ему в спину: — Идиот, ты зачем рассказал ему про Изабель? Странные у него интонации. Без каких-либо ярких красок и оттенков. Даже «идиот» от него звучало непривычно. Если он и вкладывал в оскорбление эмоции, то они остались для Эрвина загадкой. Смит притормозил и всё же повернулся к парню. К его удивлению, глаза собеседника въелись в него — Аккерман явно не стеснялся прямого зрительного контакта. — Не называй меня идиотом, пожалуйста, — совершенно ровно, в тон ему откликнулся Смит. — Я Эрвин. Можешь обращаться ко мне по имени. Эрвин протянул ладонь для рукопожатия. Широкое запястье зависло в воздухе. Его собеседник не сразу ответил тем же. Он с сомнением покосился на руку, закатил глаза, словно происходящее его изрядно утомило, и всё же вложил свою узкую ладонь в его. Кожа у него неожиданно тёплая и мягкая, будто Аккерман совсем недавно намазал её кремом. Эрвин ждал другого: почему-то в голове сложился целый образ человека-ледышки, что покрыт тонкой, прохладной оболочкой. Прикоснешься к нему — и вздрогнешь даже в самый жаркий день. Глупые фантазии. Перед Эрвином стоял обычный мальчишка — кости, плоть и сердце, которое разгоняло кровь. Разве что эмоциональный диапазон нового знакомого ниже всех известных Эрвину людей вместе взятых. Но кто знал, каким Аккерман становился в личном общении? — Леви, — коротко представился Аккерман. — Рад знакомству, Леви, — оптимистично отозвался Эрвин. Сделал упор на имени собеседника. Оно оттолкнулось от языка и растеклось по нёбу. Приятно. — Я рассказал о твоей подруге ровно столько, сколько мог, чтобы её не поймали, но и ты не торчал всю ночь в полицейском участке. — Может, я планировал провести ночь в участке, — упрямо произнёс Леви. — Не лучший план для парня твоего возраста, — назидательно заметил Смит и сам же поморщился от того, как по-менторски звучал его голос. Будто он профессор перед нерадивым учеником. Хотя разница между ними не так уж и велика: лет шесть, наверное. — Сколько по-твоему мне лет? Отчего-то собеседник Эрвина, вроде как, разозлился. Перемена в настроении была мимолётной и еле считывалась. Но от внимания Смита не укрылось, с каким недовольством Леви сжал губы, как его веки опустились ещё ниже и как грозно поблёскивали зрачки. Видимо, вопрос с подвохом. Эрвин лихорадочно соображал, как лучше среагировать, дабы не обидеть Аккермана, и не нашёл ничего лучше, чем виновато улыбнуться, пожать плечами и ляпнуть: — Недостаточно, чтобы тебе уже продавали крепкий алкоголь в магазинах. Леви закатил глаза. — Мне девятнадцать. Не обращайся со мной как с ребёнком. Эрвин подавил удивлённое «ого» — паренёк, по его мнению, казался намного моложе. На деле же он почти ровесник Смита — каких-то три года разницы. — Я обязательно учту твои пожелания, — максимально вежливо сказал Эрвин. Он до жути желал произвести на Аккермана хорошее впечатление. Сам пока не до конца понял, почему, однако старался заранее. Может, всему виной тот факт, что Леви будто бы служил ниточкой к прошлой жизни. Как глоток воды в пустыне под названием Парадиз — новое и диковинное открытие в череде одинаковых будней, что ждали Смита совсем скоро. А возможно, Смит таким образом отвлекался от мыслей о маме и папе и подсознательно выбрал мишенью Леви Аккермана — единственного человека в Парадизе, которого он пока не изучил вдоль и поперёк. В любом случае исход один: он очень пытался понравиться. Они влезли в салон старенького автомобиля Эрвина и медленно поехали по улицам Парадиза. Смит мог бы прибавить скорость, но не стал. Вместо этого он периодически косился то на своего пассажира, то на улицы родного города. — Давно ты живёшь с Кенни? — осторожно начал разговор Эрвин. Лезть в душу он не планировал. Однако желал узнать собеседника получше. Леви молчал с минуту. Видимо, размышлял, стоило отвечать или нет. — Три года, — неохотно откликнулся после продолжительной паузы. Так вот почему Смит его не встречал — он уехал за год до появления в Парадизе Леви Аккермана. Он кивнул и крутанул руль. Эрвин мог поехать по длинному или короткому пути. Он выбрал первый и свернул к школе. Здесь дорога расширялась, уходила за дом Найла, деда Ханджи и вела к выезду на шоссе. Получалось, Смит объезжал весь город по окраине и только тогда поворачивал к дому. Короткая дорога позволяла миновать утомительные светофоры и срезать через соседние улицы. Эрвин здорово сэкономил бы время. Только он с удовольствием разменял бы все лишние минуты на возможность ещё немного побыть подальше от отца. Леви, скорее всего, знал, куда увозил его Смит, однако ничего не сказал. Он наклонился вбок и заковырялся в древних кассетах Эрвина. Смит как истинный старовер фанател от кассетных проигрывателей. Он находил определённую романтику в перемотке ленты при помощи карандаша и олдскульных магнитофонах. К тому же чёрные бруски с именами исполнителей зачастую «уносили» Эрвина в счастливые воспоминания о деде и его привычке на всю громкость включать Элвиса. Смит немного взволновался, когда тонкие пальцы Леви прошлись по сваленной в кучу коллекции и извлекли Blondie. Не самый мужественный саундтрек для поездки, но Эрвин Смит не стеснялся своих предпочтений. Жизнь в Марли научила его плевать на стереотипы и гордо подпевать Дебби Харри. По тонким губам Леви скользнула ухмылка и тут же исчезла. Эрвин понятия не имел, как её интерпретировать, и просто продолжил разговор: — Кенни никогда не говорил, что у него есть племянник. Не стал добавлять, что Кенни вовсе редко с ним разговаривал. С Аккерманом преимущественно общалась мама Эрвина. Дружелюбная Луиза поддерживала добрососедские отношения с каждым обитателем их улицы. — Это в его духе, — произнёс Леви и отвернулся к окну. Болтливым его точно не назовёшь. Эрвин решил не быть навязчивым и крутанул ручку на приёмнике. По салону растеклась мелодичная, грустная баллада, и она вполне соответствовала настроению Смита. Одинаковые дома по левую сторону от Эрвина сменились ровной гладью низины с редкими кустами и пучками иссохшей травы. Где-то вдалеке прямой как столешница ландшафт сменялся коричневыми холмами, за какими, Эрвин это точно знал, находился знак с упоминанием Марли и небольшая придорожная закусочная с лучшим плейлистом и худшими вафлями. Жутко осознавать, что мнимая свобода, о которой Смит так мечтал, начиналась совсем близко: вдави педаль газа в пол да стартани в прошлую счастливую жизнь, оставь Парадиз за спиной и растворись в клубах пыли. Человек, что запечатлелся в памяти Эрвина первой серьёзной влюблённостью, вечерами мурлыкал ему на ухо о бесконечных параллельных мирах, которые мы создаём своими решениями: ты отверг предложение пойти в кино, предпочёл прогуляться по планетарию, по дороге закусил несвежим тако и свалился с отравлением, а где-то в другой реальности твоя точная копия поступила ровно наоборот, вдохновилась замыслом режиссёра, создала первого робота-убийцу и через тридцать лет поработила человечество. Эрвин не мечтал о мировом господстве, роботах и даже тако. Он просто надеялся, что теория верна и где-то далеко, прямо сейчас другой Смит поддался искушению и уехал в Марли, зачем-то прихватив с собой Аккермана. — Ты живёшь рядом, значит? — твёрдый голос Леви оторвал Эрвина от болезненных фантазий. — В соседнем доме, — Эрвин опять приглушил музыку. — Ты из тех придурков, что пытаются припарковаться на нашем газоне, или из тех, где обитает главный местный алкаш? — ни одна нотка в равнодушном голосе Леви не сыграла фальшиво. Он говорил настолько буднично, словно интересовался погодой или пробкой в центре города. Грубая прямота собеседника внезапно веселила Эрвина. Он представил, как его компания из Марли отреагировала бы на Леви, и возможный ужас на лицах интеллигентных друзей Смита сильно его позабавил. — Из вторых. — Я так и подумал. Морщинка пролегла меж широких бровей Эрвина, и последовал закономерный вопрос: — Почему? — Смит надеялся, что ничего в нём не выдавало тесной связи с алкоголиком. Может, от него воняло? Мало ли, вдруг отец пролил водку на футболку, а Смит и не подметил. Подобное уже случалось. — Ты похож на свою мать, — ответил Леви, и Эрвин облегчённо выдохнул. — Спасибо, — выпалил Эрвин. — За что ты меня благодаришь? — удивился Аккерман. Эрвин не нашёлся, что сказать, и уклончиво отреагировал: — За честность. В салоне снова повисла неловкая тишина. Эрвин понимал, что теперь его очередь подыскать подходящую тему и радостно ухватился за главную спасительницу всей его жизни — за Ханджи. — Твой дядя держит автомастерскую, верно? — ответ Смит и без того знал. Ханджи щедро рассыпала подробности своей жизни в огромных сообщениях другу. — Угу. — Моя подруга работает на него. Может, ты с ней знаком? Её зовут Ханджи. Леви взглянул прямо на Эрвина. Знакомое имя, вроде, чуть расшевелило его, и Эрвин приободрился. — Ты о четырёхглазой? К несчастью, мне приходится работать с ней. Неожиданная новость. Эрвин напряг память, силясь вспомнить, упоминала ли Ханджи о коллегах. Точно, она писала что-то о «мрачном зануде-коротышке», которого она временами специально доводила бесконечной болтовнёй, потому что он «забавно раздувается от злости, как воздушный шар». Леви вполне подходил под условное описание авторства Ханджи. Эрвин постарался скрыть смешок за сдержанным кашлем. — Кажется, вы с ней не очень ладите? — поинтересовался Смит. — Иногда я кидаю в неё инструменты, но цели они пока ни разу не достигли. Хотя я очень меткий. Наверное, это можно назвать «ладим», — выдал Леви самое длинное предложение за последние минут двадцать. — Я вкладывал немного иной смысл, но твой ответ меня устроит, — улыбнулся Эрвин. Правда, улыбка тут же потухла. Хотел он того или нет, а они были всё ближе к дому. Может, ещё круг сделать? Родительница Эрвина словно подслушала его мысли: смартфон завибрировал, и на экране высветилось «Мама». Эрвину стало перед ней стыдно. Впрочем, на звонок Смит всё равно не ответил — перевернул экран вниз и сосредоточился на дороге. Дальнейший диалог не клеился — каждый из собеседников ушёл в свои мысли. Но молчание не напрягало Эрвина. Он сделал музыку погромче и выстукивал на руле замысловатую мелодию. Леви развалился в кресле и прикрыл глаза. Смит понятия не имел, задремал тот или нет, но решил, что в любом случае это отличный знак — Аккерман наконец-то расслабился рядом с ним. Смиту не хотелось забегать сильно вперёд, но вдруг это начало хорошей дружбы. Новые друзья ему бы сейчас не помешали. Эрвин припарковался у дома Аккерманов. Дорога от него до Смитов заняла бы не больше минуты, и Эрвин вполне мог высадить Леви у своей подъездной дорожке. Однако он старался быть участливым даже в таких мелочах. — Это ты прибрался на участке? — спросил он у встрепенувшегося Аккермана. — Да, но тут ещё много работы, — голос Леви впервые окрасился яркой эмоцией. Вроде, сожалением. — Красиво, даже в таком состоянии он лучше нашего, — похвалил Эрвин. Леви тактично промолчал, что Смит оценил: прямолинейный собеседник мог его окончательно добить, но не стал. Аккерман вылез из машины, однако дверь закрывать не спешил. Он неловко потоптался на месте, наклонился и выдал: — Заходи в мастерскую. У тебя странный стук под капотом, я посмотрю. С меня скидка за помощь — я привык отдавать долги. Ответа он не дожидался. Развернулся и направился ко входу — на пороге его ждал Кенни. Эрвин откинулся в кресле и улыбнулся, но уже через пару секунд громко и с чувством ругнулся. Об обещанном маме хлебе он так и не вспомнил.