Возвращение в Парадиз

Если первые два дня в Парадизе пронеслись перед Эрвином как один миг, то третий стал настоящим испытанием. Поначалу всё шло сносно: он привыкал к новой-старой жизни. Починил ящик на кухне, расставил книги по алфавиту, привёл участок в относительный порядок, попутно косясь на дом Аккерманов и идеальную гладкость их газона, пытался выпытать у мамы подробную информацию о её болезни и взял клятву, что в следующий раз к врачу она поедет вместе с ним, и даже ни разу с того злополучного обеда не ругался с отцом. Но в четверг Эрвин открыл глаза, упёрся взглядом в грязные разводы на потолке и понял: у него на сегодня никаких планов. В Парадизе не так-то много развлечений и даже забот. В итоге Смит молчаливой тенью бродил из комнаты в комнату и утруждал себя бесполезными делами — бросал начатое, переключался на другое, опять бросал, опять переключался и так по кругу. Параллельно он косился на часы и с недовольством отмечал, как же медленно двигалась минутная стрелка. Что говорить о часовой! Та и вовсе застыла в одном положении. Мама заметила его состояние. — Может, заглянешь сегодня к Ханджи? — осторожно поинтересовалась она за завтраком в пятницу. Джон Смит неодобрительно хмыкнул, однако комментарии придержал при себе. Он развернул газету и уткнулся в статью. Эрвин покосился на заголовок: «Глава Департамента сельского хозяйства утвердил новые меры развития». Готов сотню поставить, что на самом деле отец не прочёл ни строчки. И мог бы добавить вторую к тому, что Джон в этот момент размышлял, удастся ли ему спрятаться от Эрвина и Луизы с пивом в гараже. — Я должен присматривать за тобой, — убеждённо произнёс Эрвин. Мама отмахнулась от него как от назойливой мухи. — В этом пока нет нужды. Поезжай, развейся с друзьями, я напишу тебе, если что-то случится. Эрвин тяжело вздохнул. Как объяснить маме, что у него почти не было друзей в Парадизе? Что он ощущал себя самым одиноким человеком на свете? Но что он готов вытерпеть всё это, лишь бы исполнить свой сыновний долг и быть рядом? Она бы точно расстроилась и потребовала, дабы он срочно вернулся в Марли. Хотя и возвращаться, если совсем начистоту, уже не к чему. Луиза взирала на Эрвина с надеждой. Губы растянулись в усталой, однако искренней улыбке. Наверное, ей станет спокойнее, если сын хотя бы изобразит подобие восторга от пребывания здесь. — Хорошо. Я заеду ненадолго к Ханджи, — сдался Смит и отодвинул тарелку с вафлями. Всё та же жара, всё тот же душный салон, всё та же неровная дорога до автомастерской. Будто Эрвину опять пятнадцать, ведь ровно с тех времён Ханджи подрабатывала у Аккермана. В памяти всплывали картины из прошлого: Кенни гонял Ханджи, грозился пустить дробь в задницу, появись она ещё раз на пороге мастерской, и ворчал на законы, по которым его могли привлечь за эксплуатацию труда несовершеннолетней. Но куда там — сладить с Ханджи Зоэ не так-то просто. С упорством носорога она пробивала себе дорогу к карьере «мечты»: сначала помогала на добровольных началах, потом за «спасибо» и скромную плату. Нынче ей, вроде, предоставили более-менее приличное жалованье. Хотя Эрвин был уверен, что его подруга добилась бы большего, если бросила Парадиз и подалась в крупный город. Глупо тратить врождённый талант на побитые жизнью машины местных. Смит притормозил на перекрёстке и отправил Ханджи короткое сообщение. Его подмывало спросить, одна она в салоне или с тем «мрачным коротышкой», о котором ему рассказывала. Но понимал, что вопрос прозвучал бы странно: раньше он не интересовался коллегами Ханджи, пока она сама не заводила о них речь. До подруги Эрвин добрался в нелепом волнении и большую часть пути думал совсем не о ней. Почему-то в сознании крутились мысли о племяннике Кенни и вытесняли остальные соображения. Последние три дня отметились для Эрвина томительным ожиданием встречи. Смит размышлял, что с появлением Леви он бы снова почувствовал его — лёгкое и приятное дуновение ветра новизны, которого не дождаться в обычной обстановке Парадиза. И он старательно цеплялся за эту редкую возможность — периодически расхаживал перед забором Аккерманов, издалека украдкой заглядывал в плотно зашторенные окна и торчал снаружи с газонокосилкой как идиот, словно иных дел у него не имелось. Бесполезно — Леви не появлялся. Иногда мелькала шляпа Кенни, и только. В ближайшем магазине Эрвин купил чипсы и пиво для Ханджи. С минуту колебался у прилавка и положил в корзину дополнительную бутылку. Не для себя — даже самый слабый алкоголь Смит употреблял крайне редко. Для кого-нибудь ещё. Притормозил у мастерской и пригладил волосы. Смит немного замешкался, когда чья-то рука ударила по двери с его стороны. Обернулся и отпрянул от неожиданности: к стеклу прижалось лицо Ханджи. Она корчила рожи и пачкала окно, но злиться на неё Эрвин не умел. Широко улыбнулся и, наверное, впервые за последние дни сделал это искренне. Ханджи дёрнула дверь на себя. — Эрвин, чего расселся? Забыл, где вход? По неизвестной причине рядом с Ханджи Смиту становилось спокойнее. Поэтому сейчас он даже пожалел, что не выкроил полчаса и не заехал к ней ещё во вторник. Всё-таки мама оказалась права. В его старой подруге, как и во всём Парадизе, поменялось немногое. Очки с широкими линзами, ухмылка, что практически не сползала с её губ, собранные в хвост сальные волосы — настолько грязные, что под определённым углом лучи солнца отражались в жирных прядях, звонкие интонации. Однако если стабильность Парадиза раздражала, то поиск привычных черт в Ханджи расслаблял. Пожалуй, Эрвин пережил огромный стресс, изменись она хотя бы процентов на тридцать. — Давно ты меня заметила? — поинтересовался Эрвин. — С той минуты, как ты начал прихорашиваться перед зеркалом. Не прихорашивался он, но спорить не стал и потянулся за объятием. На полпути неуклюже запнулся — так-то обниматься у них не принято — и протянул запястье для рукопожатия. — Серьёзно? Я тебя давно не видела, и это, — её красноречивый взгляд скользнул по ладони Смита, — всё, что ты мне предлагаешь? Нет, Эрвин, ты так легко не отделаешься. Она поднялась на цыпочки и сомкнула руки вокруг него. Неловко. Правда, исключительно Смиту. Эрвин осторожно погладил её по спине и вдохнул запах машинного масла и всех тех «ароматов», что витали в автомастерской и логичное название которым Смит не находил. Насколько Ханджи смыслила в автомобилях, настолько же Эрвин был в них несведущ. — Ты одна? — на выдохе выпалил Эрвин и тут же пожалел о своём любопытстве. Ханджи внимательно воззрилась на него снизу вверх. К счастью для Смита, она его вопрос интерпретировала по-своему. — Эрвин, только не говори, что ты до сих пор боишься Кенни. Смит издал облегчённый смешок и откликнулся: — Я уже виделся с ним, он и сейчас внушает трепет. — А мне он кажется милашкой, — пожала плечами Ханджи. — Грозный, прокуренный дед-милашка. Почти мой старик, только без жалоб на подагру. Что ж, Ханджи и пойманная в поле крыса в пятом классе почудилась красавицей. Её вкусы всегда были весьма специфичны. — Я не только про Кенни, — вырулил к основной теме Эрвин. И с нажимом добавил. — Вдруг кому-то из твоих коллег не понравится, что я отвлекаю тебя от работы. — Мои коллеги — зануда-племянник Кенни и администратор. Остальные ушли, новых пока не взяли. Первый, кажется, и бровью не поведёт, если меня раздавит грузовик. Вторую интересует исключительно зануда-племянник — бедняга считает его отличной партией — и её, к счастью, сегодня нет. Расслабься, Эрвин, тебе ничего не грозит. Идём. Она потянула его за рукав футболки. Удивительно, как твёрдо и уверенно хрупкая Ханджи тащила его, двухметрового парня, за собой. Впрочем, Эрвин не то чтобы сопротивлялся. Он стоически снёс нарушение личного пространства. Интересно, племянник Аккермана действительно считался в Парадизе отличной партией? Скорее всего, да. Наследник же. Работы в городке немного, и в среднем жители получали одинаково. Поэтому любой мало-мальски успешный горожанин выгодно выделялся на фоне остальных. Одним из таких «счастливчиков» являлся Кенни Аккерман со своей автомастерской. Поначалу в его бизнес никто не верил — местные скептически отнеслись к странному, грубому парню в ковбойской шляпе. Их подозрения зародились не на ровном месте: со стороны Кенни походил на тех аферистов с экранов телевизора, что обещали вкладчикам золотые горы и исчезали с кучей денег в неизвестном направлении. Но опасения по поводу Аккермана не подтвердились. Кенни выбрал на редкость удачное местоположение и не поскупился на щедрый первый взнос. Его автомастерская располагалась недалеко от трассы, и её современный фасад выгодно выделялся на фоне до зубного скрежета скучного Парадиза. Любой путешественник, что испытывал трудности в дороге, заезжал к Аккерману. В первые годы Кенни работал сам — делал всё быстро и аккуратно и заслужил определённую репутацию. Со временем нанял помощников и гонял их в хвост и гриву, ревностно следя за дисциплиной. Нет, чёткое соблюдение графика его мало интересовало — не даром он терпел опоздания Ханджи. А вот качество исполнения и подход к клиентам — вполне. Из рассказов Ханджи Эрвин сделал выводы, что дела у Кенни и сейчас продвигались неплохо. А это значит, что единственный известный горожанам родственник Аккермана превращался в кусок торта для местных девиц. И почему у Смита данный факт вызвал лёгкую досаду? Не он же одна из тех трепетных дев, не ему и конкурировать за внимание. — Леви, музыку тише! У нас гости, — громко известила Ханджи. По просторному помещению разносились хиты Нирваны, и басы с силой били по стенам. Аккерман покачивал головой в такт и крутил в тонких пальцах деталь, предназначение которой Эрвин не знал. — Леви, не делай вид, что ты меня не слышишь! Младший Аккерман с недовольством отвлёкся и поднял взор. Его прохладный и равнодушный взгляд скользнул по Ханджи и остановился на Эрвине. Бесконечно долгие секунды, пока Ханджи, чертыхаясь, пробиралась к источнику шума, дабы сбавить громкость, Эрвин и Леви пялились друг на друга. Смит невольно отметил, что Аккерман — самый чистый механик из всех, которых он когда-либо встречал. Футболка и джинсы казались свежими, волосы аккуратно уложены, а на лице ни одного грязного пятна, что постоянно украшали Ханджи и будто бы уже въелись в её загорелую кожу. — Ты пришёл за долгом? — вместо приветствия выдал Аккерман. — Ты мне ничего не должен, — возразил Эрвин. — Я к Ханджи. Ханджи встала между ними и с интересом поглядывала то на одного, то на другого. — Вы знакомы? — Сталкивались в полицейском участке, — пояснил Эрвин и улыбнулся. Вдаваться в подробности он не планировал. — И что ты, зануда, делал в полицейском участке? — внимание их собеседницы обратилось к Леви. Судя по довольному выражению, гложило её не любопытство, а желание поддеть коллегу. — Не твоё дело, — отрезал Леви и вернулся к работе. Хотя от Эрвина не укрылся тот факт, что периодически Аккерман посматривал на него. Жаль, по его непробиваемой мине и не понять — с одобрением или презрением. Ханджи засуетилась: притащила Эрвину стул и буквально подтолкнула его к неудобному «трону». Впрочем, Смит не спорил — с этого ракурса открывался прекрасный вид на всю мастерскую и на всех её обитателей. — Располагайся, — благодушно выдала Ханджи — Я почти закончила. Сейчас доделаю, и покажу тебе плоды трудов моих. Я тут такую штуку придумала. — С удовольствием взгляну, — вежливо ответил Эрвин. Он лукавил из любви к старой подруге. Всё равно ничего не понял бы. Как и всегда. Ханджи ещё со школы не боялась экспериментов. Она первой попробовала влезть на канат в спортзале и первой разбила нос о пол, который не успели застелить матом. Она первой заходила в местный «дом с привидениями», пряталась за шкафом и пугала остальных приятелей утробными звуками. Она первой смело разрезала брюхо лягушке на биологии и посмеивалась над одноклассниками, коих мутило и выворачивало наизнанку. Она первой изъявила желание участвовать в школьном кружке робототехники, хотя местные преподаватели о подобных новшествах в образовании не слышали и ограничились стандартным набором скучных, никому не нужных внеклассных занятий. И она же первой его и открыла, часами просиживая над безумными, самодельными изобретениями, пока уборщик не гнал её из школы шваброй. Казалось, Ханджи Зоэ не пугалась ничего кроме скуки и рутины. Правда, с роботами, лягушками и канатами у неё за долгие годы так не срослось. Зато случилась любовь с автомобилями. Она экспериментировала, взахлёб читала новую информацию, смело применяла её на практике и самое главное — не опасалась действовать нестандартно, не по шаблону. Наверное, именно поэтому она стала таким ценным механиком. С восторгом пятилетки, что нарисовал мелками солнце и домик, она делилась своими успехами с Эрвином. Он ни черта не соображал в жестянках. Однако послушно расспрашивал Ханджи о ходе работы, задавал наводящие вопросы и туманно, без конкретики хвалил её результаты. Энтузиазм обязан поощряться. — Во что я превратила старый пикап Стивенсона… Сказка! Собрала его, считай, из говна и палок, — не унималась Ханджи, почуяв в Эрвине благодарного слушателя. — С радостью взгляну, — дежурно отреагировал Эрвин. Леви на этом моменте хмыкнул. А, к чёрту осторожность! Смит напрямую обратился к Аккерману, чтобы втянуть его в беседу. Ляпнул первое, что пришло в голову. — Ты чистый. Для механика. Самая глупая попытка завязать разговор в истории Смита. Но Эрвин, к счастью, был не из тех, кто легко сдавался и тушевался. Он расправил плечи и уставился прямо на Леви в ожидании ответа, будто так оно и задумано и сейчас от обсуждения гигиены они перейдут к диалогу о литературе и классической музыке. Однако Леви и рта не успел открыть. Взбудораженная визитом Эрвина Ханджи держалась энергичнее обычного и выпалила: — Зануда у нас чистоплюй — по три-четыре раза в день в душ заглядывает и даже хранит в своём шкафчике гору сменной одежды, — параллельно она бочком подобралась вплотную к Леви и закинула руку ему на плечо. Аккерман поморщился, но не отстранился. — Всего комплект, не преувеличивай, — процедил Леви. — Удивляюсь, зачем такой чистюля пришёл работать к нам, — пела своё Ханджи и с каждым новым словом наклонялась всё ближе к уху Леви. — А потом понимаю: да это же из-за меня! Признайся, зануда, ты без меня, своего лучшего и самого близкого друга, и дня прожить не можешь? Леви закатил глаза и сбросил с себя грязное запястье Ханджи. От её пальцев на футболке остались разводы. Аккерман пялился на них, словно на паука-людоеда или разъедавший кожу опасный яд, и рыкнул: — Отвали, четырёхглазая. Ещё одна выдающаяся часть характера Ханджи — она не понимала, когда нужно остановиться и давила до последнего. Поэтому Эрвин замер в ожидании скандала, однако его… не случилось. Ханджи отстранилась и застыла на почтительном расстоянии от Леви. Невероятно, но факт: «мрачный зануда» её, видимо, выдрессировал. — Ну-ну, не злись, ты так. Нервишки не восстановятся, морщины полезут, — для наглядности Ханджи натянула себе кожу на лбу и зачем-то показала Аккерману язык. — Хотя с учётом, как часто ты бесишься, твоё лицо уже обязано выглядеть лет на девяносто. Ответной колкостью Леви её не удостоил. Наградил красноречивым тяжёлым взглядом и закопался в работе. Подобно ребёнку, Ханджи равнодушие не терпела и тут же заскучала. Её внимание опять переключилось на Эрвина. Она порхала по мастерской — от открытого капота к приёмнику, от приёмника к Эрвину, от Эрвина к столу с бумажками и обратно. И, казалось, не притормаживала ни на секунду. — Я думала, ты заглянешь ко мне раньше, — произнесла она. Без укора, но с определённым нажимом. Эрвин тоже так думал, пока не сообразил, как сильно на него давил родной город. Сливать же негативные эмоции на подругу он не желал. Нет, она бы точно его поняла — Ханджи умела быть на редкость чуткой. Однако её жалость с примесью неуместных шуток била по нервам не хуже равнодушия. — Провёл сначала время с мамой, — пояснил Эрвин. — Луиза отлично держится, — оптимистично заметила Ханджи. — Наверное, достаёт тебя из-за отчисления? Вопрос — ножом под рёбра. Эрвин не винил Ханджи в том, что она подняла данную тему. И всё же предпочёл, чтобы никто из близких не вспоминал о его уходе из университета. И Ханджи, и мама считали решение поспешным и чрезмерным и не преминули упомянуть об этом раз сто в личной переписке. Мама и вовсе всплакнула по видеозвонку и во всём обвинила себя и «глупую болезнь». Эрвин тогда почти искренне её утешал, хотя на деле, где-то совсем в глубине души был солидарен с родительницей. Он ненавидел себя за подобные размышления. Он сразу же отгонял их, стоило червяку сомнения забрести внутрь его непоколебимой уверенности. Он убеждал себя, что это только его выбор, так будет лучше, никто и ничто не давил на него. Однако иногда поздней ночью, уже перед сном он пялился в потолок, прокручивал возможные сцены кинофильма под названием «А если бы мама не заболела…» и после закономерно злился. — Ей придётся принять мой выбор, хочет она того или нет, — отрезал Эрвин. Пожалуй, вышло грубовато. Леви посмотрел прямо на него. — Где ты учился? — неожиданно вклинился он. Аккерман не повышал голос, чтобы перекричать музыку или Ханджи. Но ему это и не нужно. Твёрдые, негромкие интонации едва ли сравнились бы по громкости со звонкими манерами Ханджи, однако каким-то невероятным образом они заполонили всё пространство вокруг Эрвина. — В Марли. Главном университете, — сглотнув набежавший в горле ком, максимально размеренно ответил Эрвин. Леви повернулся к нему всем корпусом и сцепил руки на груди. Точь-в-точь недовольный преподаватель, что готовился отчитать нерадивого студента. Леви был на добрую голову ниже Эрвина. И всё же он впервые за их короткое знакомство возвышался над ним. — Я правильно понял, ты бросил один из лучших университетов в округе, чтобы вернуться в Парадиз к мамочке? — отчеканил Аккерман и чуть тише выплюнул. — Идиотизм. Широко раскрытые глаза Эрвина уставились на Леви. Ни один мускул на лице Смита не дрогнул, хотя сохранять самообладание было непросто. На Аккермана он не разгневался и — тем более — не обиделся, они же не в младшей школе, но изрядно удивился его неравнодушию. Впервые со своего прихода Эрвин отметил, как душно в мастерской. Жара растекалась в плотном воздухе и оседала на всякой поверхности. Притронешься к металлическому боку автомобиля — и обожжёшься. Смит потянул на себя ворот футболки и оглянулся на ленивую муху, которая вертелась вокруг его макушки. Что угодно лучше, нежели суровый взор его собеседника. Достойный ответ никак не приходил в голову. — Эй, Леви, помягче, — на выручку поспешила Ханджи. Она отвлеклась от работы, нахмурилась и шагнула в сторону Эрвина и Леви. — Его мама больна и… — И почему она не поехала к нему? — веки Аккермана опустились чуть ниже, и тёмные зрачки едва виднелись из «завесы». — Ей тяжело привыкнуть к новой обстановке. Особенно сейчас, — флегматично пояснил Эрвин. — Она чувствует себя спокойнее дома. Смит не стал добавлять, что он и не предлагал маме переехать к нему. За это тоже, кстати, себя ненавидел. Забота о больной маме попросту не вписывалась в его марлийскую жизнь. Существование в Парадизе и Марли в его сознании разделилось на составные, никак не связанные между собой части. Соединять их вместе казалось неправильно и противоестественно. Редкие визиты мамы терпел. Жить с ней там — едва ли смог бы. А муха всё кружила и кружила. Её мерное жужжание прорывалось и сквозь приглушённую музыку, и голоса, и фоновой шум с улицы. Однако Эрвина она не раздражала — напротив, звук чудился спасением и позволял отвлечься. — Значит, твоей маме плевать, что фактически ради неё ты отказался от будущего, поскольку дома ей удобнее? — Леви Аккерман чеканил всякое слово с такой убеждённостью и беспощадностью, будто вгонял гвозди в крышки гроба. Он явно не утруждал себя подбором верных формулировок и не боялся задеть собеседника. Только Эрвин понятия не имел, почему эта жёсткая честность досталась именно ему. — Леви, не перегибай, — опять вмешалась Ханджи. Почти бесшумно она приблизилась к коллеге и придержала его за плечо. Она не учла одного: Эрвин Смит не нуждался в спасении. Первое оцепенение, что сковало его от кончиков светлых волос до пяток, спало. Привычное спокойствие накатывало волнами. Да, когда-нибудь его разорвёт от всех тех отрицательных мыслей, что он подавлял. Но это точно случится не сегодня и не здесь. — Я сам сделал свой выбор, Леви, — откликнулся Эрвин, — и поставил маму на первое место в списке приоритетов. Иногда приходится жертвовать чем-то ради близких. Даже если эта жертва — твоё будущее. — Херня, — уверенно отозвался Леви. Сейчас он совсем походил на подростка в период бунтарской фазы. Хотя… может, им он и был? — Эй, Леви, будь добр, завали уже, а, — Ханджи вновь приобняла Леви за плечи. В этот раз объятие напоминало захват и попытку завалить оппонента на пол. Тем удивительнее, что Аккерман не дрогнул и ни на сантиметр не сдвинулся с места. — Не обращай на него внимания, Эрвин. У Леви редкая болезнь под названием «я та ещё задница, порой болтаю всё, что мне в голову взбрёдет, даже если это редкостная чушь». Стараемся его отучить, но пока далеко не продвинулись. — Четырёхглазая, — перебил её Аккерман и скинул с себя руку, — мы же говорили про личное пространство. — Мы говорили и о том, что ты не должен быть такой задницей. Но посмотри на себя теперь, — незамедлительно парировала Ханджи. Странное дело. Леви, вроде как, нахамил Эрвину, однако тем самым лишь распалил его интерес. И Ханджи, и мама осторожничали со Смитом — подбирали слова, пытались его не расстраивать, вели себя так, будто он хрупкая ваза, вокруг которой нужно водить хороводы. Прямой как стрела Аккерман — прохладный душ в жаркий полдень. Пожалуй, в таком друге сейчас и нуждался Эрвин. То есть в ком-то, кто способен посмотреть на его жизнь со стороны, и честно выдать: «Ну и наворотил же ты, парень». — Леви имеет право на своё мнение, — покачал головой Эрвин. — Возможно, я действительно идиот и осознаю это позже. — А возможно, идиот тут Леви, и кто-то когда-нибудь разобьёт его хорошенькую физиономию тринадцатилетнего мальчика за грубость. Ханджи наклонилась к Аккерману и потрепала его за щёку. Она совершенно точно осознавала, что делала: на её лице расцвела победная улыбка, стоило Леви разозлиться и отпрянуть. — Проверим сегодня у Сины, чья физиономия пострадает сильнее, — прошипел он. И без какой-либо паузы небрежно бросил Эрвину. — Ты же пойдёшь с нами… идиот? Раз уж всё равно приехал. Эрвин удивлённо вскинул брови. — Конечно, как раз туда и собирался, — сказал он и проигнорировал изумлённый взгляд Ханджи. Раньше он больших скоплений людей его возраста в Парадизе избегал как огня. *** «Синой» величали остатки огромной фабрики имени Нила Синнера. Когда-то, ещё до рождения Эрвина и даже его отца предприятие процветало и обеспечивало рабочими местами добрую половину города. Однако после смерти владельца быстро пришло в упадок — наследники разграбили нажитое и утратили малейший интерес к производству. Помещение продали предпринимателю из Марли, что планировал превратить его в самый большой торговый центр в округе. Но ему хватило всего одной поездки в Парадиз, дабы вынести вердикт: — Безнадёжно, — и отказаться от проекта. С тех пор просторное трёхэтажное здание пустовало и потихоньку покрывалось «маргинальным» налётом. С годами фабрику и прилегающую территорию обжила местная молодёжь. Стены украсили граффити и надписи в духе «Black Sabbath отстой» и «Бобби Миллер — мудила», на заброшенную парковку кто-то притащил пару старых пикапов и мебель, что родители отправили бы на помойку, а одну из комнат на втором этаже гордо именовали «дрочильней» и отвели под встречи парочек, а иногда и для тройничков — в зависимости от пожеланий возбуждённых подростков. Фабрика стала культовой точкой. Здесь встречались с друзьями, устраивали вечеринки, влюблялись, ссорились, дрались, блевали в кустах, пробовали первое пиво и раскуривали первый косяк. Сюда сбегали те, кому не повезло с родителями, силясь спрятаться от кулаков отца и ремня матери. Между собой название сократили до простой «Сины», и фабрика сделалась своеобразной стеной между детством и взрослой жизнью. Эрвин, конечно, тут бывал. Обычно его тащила за собой мега-общительная Ханджи. Но если она с разбегу врывалась в тусовку и сразу же становилась «своей», то Смит развлекался иначе. Воспользовавшись суматохой, что отвлекала Ханджи от него, он огибал Сину и заходил внутрь здания через дырку в фасаде. При должном уровне везения можно было пробраться до лестницы незамеченным, миновать хлипкие пролёты и выбраться на крышу. Сверху обычно людей меньше. После падения того самого бухого Бобби-мудилы, что решил покрасоваться перед девушками и пройтись по краю, появилось железное правило: «С алкоголем на крышу нельзя». И поскольку пили в Сине практически все, к середине вечера крыша пестрела лишь редкими парочками да трезвыми одиночками. Эрвин шёл к противоположной от входа стороне, расстилал куртку и часами лежал на ней. Пока было светло — читал или пялился на облака. Как темнело, считал звёзды, каких в этой части Парадиза бесконечно много. Иногда к нему присоединялась Ханджи. — Опять ты прячешься ото всех, — ворчала она. — Как они поймут, насколько ты крутой, если ты с ними не общаешься? — Я не крутой. Я глава кружка по истории, — спорил Эрвин. — Они по определению и школьной иерархии не могут быть крутыми. — Смазливый глава кружка по истории. Этого достаточно, — сопела Ханджи и радостно выдавала, что созвездие справа похоже на сиськи. Эрвина одиночество на территории Сины не тяготило. Была какая-то романтика в том, чтобы оставаться одному в толпе людей. Наверное, внутри него просыпался гордец, который в минуты, когда он взирал на всех сверху вниз и не являлся пазлом шумной массы, ощущал себя главным героем фильма. Правда, будь Эрвин на самом деле частью киновселенной, то с ним на крыше Сины рано или поздно случилось бы нечто интересное. Например, инопланетяне перепутали пространство с посадочным полем, приземлились рядом со Смитом и заявили, что он избранный и обязан спасти планету. Или среди редких посетителей крыши Сины завязалась перепалка в духе Дикого Запада. А может, он бы первым со своей выгодной позиции заметил нападение на город огромных титанов и оперативно собрал боевую группу. Но ничего подобного, конечно же, не происходило. Единственное событие, что более-менее годилось на троп фильма — к сожалению, всего лишь романтичного подросткового ромкома — выпало на его четырнадцать. Тогда прыщи окончательно покинули волевое лицо Эрвина, да и в плечах он вырос благодаря занятиям в группе пловцов, куда Смит недолго ходил не ради реальных спортивных достижений, а чтобы держаться подальше от отца. В его «убежище» с грацией и настойчивостью носорога вторглась одноклассница Мина. Она следовала за Смитом по пятам. Мина много болтала и норовила прижаться к Эрвину обнажённым плечом. До него не сразу дошло, что Мина положила на него глаз. Честно говоря, об этом ему вовсе сообщила наблюдательная Ханджи. История завершилась совсем не как в ромкомах. Мина не оценила холодность Эрвина и, обидевшись, разнесла слух, что он «педик» (да-да, любимое оскорбление в Парадизе не обошло её лексикон стороной). Тогда Эрвин расстраивался, но нынче злости на Мину не таил: всё равно она была права. Честно говоря, сегодня Смиту не очень-то и хотелось ехать в Сину. Вряд ли он встретил бы там хоть одного человека, которого рад увидеть. Но он зачем-то не только согласился, но и вызвался на роль водителя. Ханджи претендовала на кресло рядом с ним, однако её оперативно изгнал Леви. Он не спорил, вообще не издал ни звука — хватило быстрого взгляда исподлобья, дабы Ханджи закатила глаза и полезла назад. Смит не обрадовался, поскольку большую часть пути он косился на соседа и отвлекался от дороги. Леви молчал, пока Игги Поп в приёмнике не перешёл к классике его коллекции — «The Passenger». — Тебе нравится эта песня? — порывисто спросил Аккерман у Эрвина на первых же аккордах. По рваным интонациям не понять: в положительном ключе или отрицательном. — Мне нравится, — вместо Смита откликнулась Ханджи и завыла. — I see the stars come out of the sky/Yeah, they're bright in a hollow sky… Пела Ханджи отвратительно, поэтому Аккерман обернулся и накрыл её рот своей ладонью. — Пойдёшь пешком, четырёхглазая, — хмуро сообщил он. Едва ли его угроза всерьёз напугала Ханджи, но она остановилась. Принюхалась и выдала: — Почему твоя ладонь воняет чем-то ореховым? Ты что... надушился?! Смит невольно втянул ноздрями воздух несколько усерднее, чем до этого. Действительно, к привычным ароматам освежителя, ненавязчивого парфюма Эрвина и навязчивого естественного запаха Ханджи примешивались новые нотки: орех, мыло и нечто неопределённое — Эрвин назвал бы это «чистотой». Словно мама только постирала постельное бельё и по неизвестной причине решила высушить его в салоне автомобиля. Приятно. Эрвин готов поклясться, но невозмутимый до этого Аккерман на секунду смутился. Паника скользнула в его холодном взгляде и тут же исчезла — Леви как никто другой из знакомых Смита умел держать себя в руках. — Я… не… — без прежней уверенности начал он, отвернулся и гораздо твёрже добавил. — Не перебивай, четырёхглазая. Марлийский идиот так и не ответил. — Называй меня Эрвин. И да, я думаю, это отличная песня для того, чтобы ехать под неё с друзьями, — отозвался Смит. — А ещё лучше ехать с кем-то особенным по ночному городу и подпевать вместе. — Да ты тот ещё романтик, Эрвин, — произнесла Ханджи. Она перегнулась вперёд и зависла между Леви и Эрвином. — Твой бывший повлиял, признайся? Я говорила, что человек, любимый фильм которого «Красотка», до добра не доведёт. Эрвин до боли в побелевших костяшках сжал руль. Ханджи поняла, что ляпнула лишнего, и выпалила: — Прости. Вопрос ориентации являлся для Эрвина болезненным. Нет, он не таился и не боялся разоблачения. Честно говоря, ему всё равно — хуже его репутация в Парадизе не стала бы, поскольку хуже попросту некуда. Однако Смит предпочитал, дабы в Парадизе абсолютно никто, ни одна живая душа не упоминала о человеке, не так давно разбившем его сердце. Лучше бы между ним и городком осталась лёгкая недосказанность. Хотя Эрвин с самого начала понимал, его план обречён на провал: Ханджи попросту не умела держать язык за зубами. Болтала она не с целью насолить или злого умысла, а просто по той причине, что ничего особенного в отношениях Эрвина не видела. Стеснялся ли Эрвин Леви? Нет. Опасался? Тоже нет. Скорее не желал, чтобы в глазах Аккермана он перешёл из статуса «просто Эрвин» к привычному званию «того самого педика». Вдруг Леви подхватил оскорбительный «вирус» от остальных жителей Парадиза? Или он гомофоб? Гомофоб по соседству — та ещё головная боль. Считать реакцию по непроницаемому лицу Леви не получилось, и Эрвин избрал старую как мир тактику: сделал вид, будто ничего не произошло. Да и с другой стороны — так оно и было. Если у Аккермана возникнут трудности с ориентацией Смита, то это его проблема, не Эрвина. — Странно это слышать от человека, который считает «Чужого» вершиной кинематографа, — спокойно произнёс Эрвин и улыбнулся. Почти искренне. Ханджи облегчённо выдохнула и подхватила тему: — Фильмы должны развлекать, а не вызывать зевоту. — Фильмы должны поучать и способствовать мыслительной деятельности, — назидательно поспорил Эрвин. — Ещё раз скажешь что-то настолько же нудное, и я на ходу выйду, — скривилась Ханджи. Леви молчал и смотрел прямо перед собой. Эрвин не понимал, хороший это знак или плохой. Наверное, первое: Леви же не отвешивал скабрезные комментарии и шутки, как многие другие обитатели Парадиза. Или всё же второе, и он просто сочинял нечто зубодробительное, силясь окатить Эрвина ледяным душем из презрения? — И вершина кинематографа для меня теперь «Терминатор», мой старик сумел меня переубедить, — убеждённо заключила Ханджи, откинулась назад и развалилась на сиденье. «Ну же, Аккерман, скажи хоть что-то», — напряжённо молил Эрвин в ожидании «приговора». — Подозреваю, в выборе фильма на вечер мы не сойдёмся, — вместо этого произнёс Смит. — Ты совсем безмозглая, четырёхглазая, — отчеканил Леви. От внимания Эрвина не укрылось, что взор Аккермана скользнул по нему. — Каждый идиот знает, что «Бешеные псы» — вершина кинематографа. Ладно, можно выдохнуть. Ханджи с яростью заядлого киномана вступила в спор, и остаток пути шла жаркая дискуссия. Правда, носила она скорее односторонний характер — негодовала и сыпала аргументами в основном подруга Эрвина. Леви почти не удостаивал её репликами, и большинство его коротких фраз сводились к «Ты ничего не понимаешь, тупица». Эрвин свернул к кирпичной стене и припарковался рядом с мотоциклом. Леви и Ханджи первыми выбрались из автомобиля. Уже через пару секунд растрёпанный хвост Ханджи виднелся где-то вдалеке: — Догоняй! — махнула она Эрвину и кинулась навстречу приятелям. Смит мешкал и заковырялся в кассетах, зачем-то расставляя их по алфавиту. Где-то совсем близко, из-за плотной ограды доносились голоса и смех. Эрвин напрягся. Ощущал себя как незваный гость на вечеринке, приглашение на которую он так и не получил. Идея свалить по-тихому и через пару часиков забрать Ханджи показалась как никогда соблазнительной. Что ему делать среди людей, что так и не стали ему друзьями в школе? Едва ли что-то между ними изменилось за последние четыре года. Может, Эрвин и превратился в иного, более уверенного человека, но Парадиз-то остался почти прежним… — Тебя долго ждать? — Аккерман просунул голову в открытое окно со стороны Эрвина и уставился на него. Он находился настолько близко, что Смит сумел разглядеть, как подрагивали ресницы его собеседника, аккуратный пирсинг и тонкий шрам под левой бровью. Леви говорил нарочито небрежно, даже грубовато. Однако лицо его впервые за время их короткого знакомства смягчилось. — Да, иди, я догоню, — откликнулся Эрвин и поставил Спрингстина рядом с Блонди. Так, это же ошибка — он ориентировался на фамилии, а не имена. Значит, Спрингстину место рядом с «т». Ура, нужно всё переделать. Леви покосился на пальцы Смита, что проворно переставляли записи. — Не нравятся друзья Ханджи? — догадался он. — Скорее — все люди, — признался Эрвин и поморщился. Звучал как тот ещё мизантроп. Но он не стал пускаться в детальные разъяснения своей неприязни к местным. Всё же его собеседник теперь тоже часть Парадиза. Аккерман вздохнул и процедил — так неохотно, словно каждое слово стоило ему неимоверных усилий: — В первый же день, как четырёхглазая притащила меня в Сину, я нашёл здесь почти безлюдное место. Торчать рядом с тупицами с Парадиза весь вечер — херня, а не развлечение. Я тебе покажу, если хочешь. По мнению Эрвина, Аккерман слишком много выражался и был непозволительно резок с собеседниками. Он не походил на воспитанных друзей Смита из Марли, чьи тонкие суждения обо всём на свете отличались той же безукоризненностью, что и накрахмаленные воротнички рубашек. Но сдержанность, отстранённость и холодность Леви не вязались и с Парадизом, где почти каждый житель мог зайти к соседу без стука и потребовать соль, перец, оплатить за него штраф за стоянку. И данный факт превращал Аккермана в самого интересного человека на ближайшие километры. Естественно, Эрвин пошёл бы за ним к Сине. Его всегда манила неизвестность. Смит кивнул и покинул безопасный салон. Леви развернулся и в тишине направился к воротам, что вели на территорию фабрики. Эрвин следовал за ним, опаздывая на пару шагов. Он бы легко мог обогнать Аккермана, но не делал этого. Время близилось к шести, поэтому площадка у Сины была заполнена до отказа. «Гости» Сины разбились на группы. Кто–то собрался вокруг костра. Иные толпились у стены и передавали по кругу бутылки виски и дешёвой водки. Третьи сплотились вокруг неизвестного Эрвину высокого парня и громко смеялись над его шутками. Ханджи торчала рядом со вторыми. Правда, не пила. Мотала головой всякий раз, как горлышко оказывалось в опасной близости к её губам, и продолжала пылкую речь. Видеть её такой воодушевлённой — удовольствие. Эрвин крутил головой и цеплялся то за прежние, то за новые мелочи. Обстановка немного изменилась. «Гости» Сины притащили откуда-то пару высоких жестяных бочек в качестве стульев, к ним добавился низкий стол, чьи деревянные бока уже украшали выбитые надписи с именами, ругательствами и номерами телефонов, а рядом с диваном лежал древний ковёр. Прямо на нём разлеглась парочка и жарко целовалась. Что ж, картина Эрвина не удивила. И в прошлом не все влюблённые добирались до дрочильни: некоторые уединению предпочитали эксгибиционизм. При появлении Леви некоторые оживились. В основном — дамы. Аккерман, видимо, пользовался популярностью в узких кругах, хотя привлекательным в традиционном понимании этого слова его не назовёшь. Наверное, бизнес дяди играл не последнюю роль. Толика чужого внимания перепала и на долю Эрвина. Смит встретил его спокойно. Знакомых он пока не приметил, но не сомневался: как только кто-то из бывших одноклассников или соседей узнает его, тут же разнесёт весть о возвращении «педика», и энтузиазм дам по отношению к Эрвину поутихнет. Репутация в Парадизе ценилась больше физиономии и тела. На жаркие приветствия Аккерман реагировал коротким кивком и уверенно двигался вперёд. Эрвин не отставал и задался вопросом, что же за чудо-угол ему продемонстрирует Леви? Казалось, Эрвин в своё время изучил каждый из них и лучше пустынного правого бока крыши, что загораживала от других высокая труба, ничего не нашёл. Аккерман наклонился к ближайшему ящику с алкоголем и извлёк два пива. Значит, всё-таки не крыша. Одну бутылку Леви протянул за спину Эрвину, не оборачиваясь. Наверное, Смиту стоило сообщить, что он почти не пил. Тем более — пиво. Но скрепить алкоголем новую дружбу показалось неплохой идеей, и Эрвин пошёл на сделку с совестью. Они свернули за угол, пробрались через горы мусора и подошли к той самый дыре в фасаде. Аккерман шагнул первым. Он не оборачивался и не проверял, поспевал ли за ним Смит, и Эрвину оставалось лицезреть его затылок. Пауза затягивалась, однако прервать молчание и завести беседу первым Смит не решался. Словно было нечто логичное и правильное в тишине, и бесполезная болтовня её бы разрушила понапрасну. — Осторожно, ступень провалилась, — первая фраза, что еле слышно буркнул Леви с тех пор, как они ступили на территорию Сины. — Спасибо, — поблагодарил Эрвин. Хотя на самом-то деле этот проём вместо ступеньки он и без Аккермана знал как облупленный. Вроде, его пробил кто-то из одноклассников Смита. — Куда идём? — В дрочильню, — произнёс Леви и мрачно ухмыльнулся. Его сарказм Смит нашёл весьма забавным. — Я так сразу не могу. Мне надо сначала узнать тебя, — подхватил шутку Эрвин. Немного напрягся — после заявления Ханджи в машине замечание звучало двусмысленно. — Там и узнаешь, как никогда близко, — подыграл Аккерман. Впрочем, этаж с «дрочильней» они уже миновали. Эрвин заподозрил, что Леви всё-таки вёл его на крышу, и поделился опасениями: — Выше нельзя с алкоголем, — заметил он. С той же деловитостью и убеждённостью обычно учителя запрещали детям бегать на переменках. — А мне плевать, — равнодушно откликнулся Леви и толкнул ведущую наверх дверь. Сколько Эрвин себя помнил, на крыше всегда было душно. Железные листы, что прикрывали трубы, за день прогревались и полыхали жаром. Казалось, прикосновение к ним закончилось бы закономерным ожогом: впрочем, свою догадку Смит ни разу не проверял. Разве что ночью кое-где проржавевшие махины немного остывали. Не настолько, чтобы лёгкий вечерний ветерок стал спасением. Но достаточно, дабы почувствовать себя немного комфортнее. Только все эти неудобства никогда не пугали Эрвина. Удивительно, как он, который ненавидел сухой климат Парадиза в обычное время, терпел любые невзгоды здесь, на своём любимом месте ради фальшивого ощущения свободы. Сегодня наверху шумно — посетители Сины пока не успели напиться, поэтому правило «без алкоголя» актуально для многих. От ближайшей разноцветной толпы школьников, на вид всем не больше шестнадцати, отделились двое и направились к Леви и Эрвину. Аккерман притормозил и кивнул Смиту в немой просьбе последовать его примеру. К ним приближались парень и девушка. И если парня — взъерошенного блондина с задумчивым, мечтательным взглядом — Эрвин не знал, то с девушкой уже встречался несколько дней назад в том самом магазине, где она утащила у него из-под носа бутылку. Девчушка вприпрыжку обогнала своего друга, кинулась к Леви и повисла на его шее. Аккерман поморщился и отстранился, хотя Эрвин и отметил, что его недовольство совсем наигранное и он на самом деле не очень-то и злился на внезапную близость. — Ты опоздал. Мы взяли тебе пиццу, но я в итоге её съела, и ты не можешь винить меня, поскольку сам проворонил, и…- затараторила она. — Я просил её оставить тебе, — флегматично «наябедничал» парень. — Но у кого-то в одно ухо влетает, а из другого… — А другое в трубочку сворачивается от твоего бесконечного нудежа, — закатила глаза девушка. Эрвин молчал и внимательно рассматривал парочку. Больше прочего его почему-то интересовала природа их отношений с Леви. Кто они ему? Друзья, кто-то ближе? Вроде, при первой встрече собеседница Аккермана именовала его «братишкой», но на близких родственников они не особо похожи. И как же звали девушку? Имя совершенно вылетело из головы. — Изабель, — Аккерман словно подслушал мысли Эрвина, — что я говорил тебе о личном пространстве? Он отступил на три шага назад. Однако Изабель, казалось, это ни капли не волновало. С той же стремительностью она снова сократила расстояние между ними. Наконец, её любопытный взор сфокусировался на Эрвине, которого до этого момента она не замечала. Уставился на него и парень, с гораздо меньшим интересом. — А это кто? — палец Изабель уткнулся в Смита. По мнению Эрвина, с манерами у девушки дела обстояли плохо. Но она его не раздражала. Чем-то она походила на щенка, что периодически утомляет тебя, однако и вызывает улыбку. — Мы где-то встречались? Она сощурилась и пристально вглядывалась в Эрвина. — Не пялься. Невежливо, — бросил ей Леви. — Это Эрвин, живёт рядом с Кенни. Он недавно вернулся в город. А это Фарлан и Изабель. Смит про себя отметил, как Леви интонациями выделил «рядом с Кенни». Он не сказал «рядом со мной» или «рядом с моим домом», словно резиденция старшего Аккермана никакого к нему отношения не имела. Хотя, возможно, Эрвин слишком глубоко копал, и Леви попросту пока не привык, что Парадиз теперь его дом. — Эрвин, — послушно повторила Изабель себе под нос. — Добро пожаловать, — взъерошенный парень улыбнулся и махнул ему рукой. — Рад знакомству, — дружелюбно ответил Эрвин. Новые знакомые были приятными. По крайней мере — паренёк точно. Однако Смита начало понемногу тяготить общение. Ему обещали уединение, а не встречу с компанией Аккермана. Да и спасительный тихий угол был так близок… — Эрвин, — снова повторила Изабель. — Где же я тебя видела. Подожди-ка… Да это же ты тогда был в магазине! Её огромные глаза округлились и стали ещё больше. Она в изумлении приоткрыла рот и энергично захлопала ладошкой по предплечью Фарлана — видимо, проделывать подобное с Леви, который изначально находился к ней ближе, она опасалась. — Это он, та каланча. Он застал меня, когда я заимствовала алкоголь. — Крала алкоголь, — не удержался и поправил её Эрвин. Изабель упёрла руки в бока и сварливо откликнулась: — А ты что, коп? — Успокойся, — рука Леви легла на плечо Изабель. Он говорил спокойно и твёрдо. — Эрвин помог мне в тот день отвязаться от копов. Я ему должен. Оба — и Фарлан, и Изабель — сканировали Эрвина. Изабель — с недовольством и любопытством, а вот настроения Фарлана прочесть было сложно — на его губах до сих пор блуждала рассеянная полуулыбка. — Помог он, пф, — проворчала девушка. Шагнула к Смиту и уставилась на него, не моргая. Жутковато. — Ладно, каланча, прости меня за грубость, раз ты спас братишку. Но я бы отдала за ту бутылку… когда-нибудь. Значит, не кража. Она панибратски ткнула его в бок и протянула ладонь для рукопожатия. Честно говоря, Эрвин Смит был не в восторге от воришек. Его строгий моральный компас протестовал и требовал возмездия. Однако симпатия к Аккерману побеждала, растекалась по подсознанию и советовала отступить. Неизвестно, какие обстоятельства подтолкнули девушку к краже. И неизвестно, что связывало её с Аккерманом. — Верю, Изабель, — Эрвин сжал маленькую ладошку девушки в своей. Изабель удовлетворилась его ответом, и всё её внимание опять обратилось к Леви. — Идём с нами, братишка. Фарлан рассказывает другим, что я описалась, когда в первый раз на мотоцикл села. Но это же неправда! Скажи всем, что тогда просто шёл дождь. Девушка ни секунды не могла устоять на месте. Она переминалась с ноги на ногу, заглядывала Леви в лицо и маячила перед носом Эрвина. Периодически её острый локоток утыкался под рёбра Фарлана. Тот морщился, закатывал глаза, но не возмущался. Будто бы уже давно привык к манерам подруги. Вероятно, так оно и было. — Дождь, который пролился исключительно над тобой, — ехидно заметил Фарлан. — Ах ты! — вскрикнула Изабель, и вместо локтя в бок паренька уткнулся кулачок. Эрвин же невольно взволновался. Нет, не из-за Фарлана. Беспокоил его Аккерман. Внутренний голос подсказывал: «Сейчас Леви развернётся и уйдёт к друзьям». Неудивительно, зачем ему торчать с малознакомым занудой? Да и не обязан он проводить с ним время. Абсолютно логично, что он предпочтёт старых приятелей. — Идите без меня, — отозвался Аккерман. — Я присоединюсь позже. У меня есть дела. — Какие? — Изабель с подозрением воззрилась на Эрвина и Леви. — Будешь много знать, я подтвержу версию Фарлана, — флегматично ответил Аккерман. — Это нечестно! Нечестно! — возмутилась Изабель. Однако её недовольные комментарии неслись уже в спину Леви. Аккерман развернулся и направился в противоположную от друзей сторону. — Увидимся, — выпалил Эрвин и поспешил за Леви. Аккерман свернул за высокую трубу и притормозил у хлипкой ограды. Она тянулась не по всему периметру — часть металлических штакетников отвалилась со временем — и служила нынче скорее элементом своеобразного декора, нежели по прямому назначению. Едва ли кто-то в трезвом уме облокотился на ненадёжную конструкцию. Аккерман осторожно перешагнул через неё и сел на самый край. Он не говорил Эрвину ни слова, но тот его молчание принял за своеобразное приглашение и последовал примеру Аккермана. Смит уставился перед собой, втянул ноздрями воздух и широко улыбнулся. Они оказались в той самой локации — его уголке уединения. Внизу под ногами шумели ровесники Леви и Эрвина. На заборе неизвестный парень с зелёной макушкой выводил граффити. А за ним обжималась парочка. Наблюдать за окружающими с подобного ракурса приятно: будто ты зритель сериала, что разворачивался прямо перед тобой. Однако больше чужих страстей Эрвина манил горизонт — чёткая линия, где равнина переходила в холмы. Там Эрвин ещё лет пять назад мысленно провёл границу, где заканчивался Парадиз и начиналась жизнь. Леви открыл пиво и сделал большой глоток. Смит покосился на него и свою бутылку отставил в сторону. — Этот участок когда-то был моим любимым местом в Сине, — оборвал паузу Эрвин. — Я просиживал здесь часами. — Да? — Аккерман обернулся к Смиту. — Теперь тебе придётся подвинуться. Я его заслужил. Пару лет назад возбуждённые идиоты трахались здесь как кролики: дрочильни им стало мало. Я буквально отвоевал этот клочок пространства у голых сисек и членов. Вроде, самая длинная речь Леви за всё время. Его губы дрогнули в подобии усмешки, хотя глаза остались настороженными. — Должно быть, то была опасная битва, — охотно подхватил Эрвин тему, лишь бы Аккерман не замолкал. — Как ты справился в одиночку? — Я не проигрываю, — убеждённо заметил Леви и опять уставился вдаль. Первое открытие для Эрвина: сидеть тут с кем-то помимо Ханджи странно. Второе открытие для Эрвина: от Леви до сих пор пахло орехом, мылом и чистотой. Свежее «дуновение» Аккермана примешивалось к привычным ароматам крыши Сины и заглушало их. Аккерман заполонил собой всё пространство вокруг Эрвина. Смита окружали десятки запахов, звуков, оттенков и предметов, но весь он невольно фокусировался исключительно на Леви. Всё вокруг сходилось к единственной точке на лице Аккермана. Эрвин трусливо пытался не думать, из-за чего так, и просто позволил себе бесстыдно пялиться на собеседника. — Почему ты привёл меня сюда и не пошёл к друзьям? — с нажимом спросил он. Леви неохотно пояснил: — Я помню, каково быть новеньким в Парадизе, и это дерьмово. — Но я не новенький. Я жил здесь большую часть своей жизни, — откликнулся Эрвин. Хотя и задумался, что правда ощущал себя «новеньким». Вроде, он вернулся в город, где существовал первые восемнадцать лет. Всё тут старо. Но никогда прежде обстановка вокруг не казалась настолько чужой. Словно он инопланетянин не на своей планете. Даже первые недели в Марли прошли не в таком напряжении. — Почему же выглядишь так, будто всё здесь тебя раздражает и всё здесь тебе непривычно, — пожал плечами Аккерман. Неожиданная наблюдательность от парня, из которого и слова лишнего не дождёшься. — Ты прав, — сдался Эрвин. — После Марли Парадиз кажется… Он осёкся. Приличное сравнение не находилось. — Дерьмом, — подсказал Леви. — Именно, — кивнул Смит. Шумная компания позади Леви и Эрвина прибавила музыке громкости. По крыше разливался сладкий голос известной поп-певицы, и Смит подумал сразу о нескольких моментах. Во-первых, это, пожалуй, самый странный выбор саундтрека для вечера пятницы в Парадизе. В детстве любого из одноклассников Эрвина закидали бы бумажками за подобное и оперативно сменили девицу на какую-нибудь Джоан Джетт. Впрочем, звонкий смех и попытки подпеть с нарочитой фальшью намекали на то, что «меломаны» скорее дурачились, нежели всерьёз наслаждались мелодией. Во-вторых, почему в Парадизе все слушали сплошное старьё? Даже этой песне лет двадцать. Что за звучная машина времени? Хотя мог ли Эрвин возмущаться, если его плейлист не пополнился ни одной новой песней за последние лет пять? И в-третьих, почему-то безумно захотелось услышать плейлист авторства Леви Аккермана. Однако просить о таком на первой же нормальной встрече — неприлично. Лезть сразу же в чужой музыкальный вкус — это как ковыряться в нижнем белье: никогда не знаешь, не спрятаны ли кружевные стринги под горой семейников и возжелают ли их тебе продемонстрировать. Поэтому Эрвин заставил себя переключиться на нечто менее интимное. — Можешь не отвечать, Леви, если не хочешь, — дипломатии ради заранее предложил он и поморщился — не из-за Леви, а потому что певица, которую он не очень-то жаловал, сменилась чем-то зубодробительно тяжёлым, и новая музыка «ударила» по многострадальным ушам. Сина возвращалась к своим истокам. — Но я спрошу: почему я раньше никогда не видел тебя у Кенни? И почему ты решил остановиться у него сейчас? Эрвин Смит даже немного злился, что его жутковатый сосед до этого не забирал к себе племянника на лето. Возможно, в той параллельной реальности, где Леви гостил у Кенни каждый июль и август, Эрвин узнавал его значительно раньше. Они вместе катались по району на велосипедах, воровали яблоки у миссис Рал, кидали камни в местное озеро, что больше походило на огромную лужу, спорили, кто круче — рейнджеры или черепашки-ниндзя — и обменивались парными вкладышами из жвачки. Почему-то Эрвин верил, что они могли бы подружиться. — Не моё решение, — Леви говорил тихо. Приходилось напрягать слух и наклоняться к нему. — Он забрал меня от приёмных семей и приюта, когда жизнь стала… хернёй. Эрвин внимательно посмотрел на Аккермана. Смит считал себя человеком любопытным, и обычно он не стеснялся задавать вопросы. Однако в это мгновение сообразил, что лишняя пытливость могла разгневать Леви. Не настолько близко они знакомы, чтобы лезть в личное и спрашивать нечто в духе «как ты оказался в приёмной семье и в приюте» и «почему твой дядя вытащил тебя оттуда только в твои шестнадцать». — Хочешь об этом поговорить? — без особой надежды на успех предложил Эрвин на случай, если Леви всё-таки излил бы ему душу. — Нет, — последовал закономерный ответ. Пиво в бутылке Леви потихоньку испарялось, и Аккерман покосился на порцию Эрвина. — Не пьёшь? Тему он переводил мастерски. Пришёл черёд Смита хмуриться и ограничиваться короткими равнодушными репликами. — Редко. — Из-за отца? — догадался Аккерман. — И да, и нет, — Эрвин тяжело вздохнул. Смит пропустил ту часть, где он признавался, что до одури боялся стать похожим на родителя, и описывал постыдный семейный эпизод из подростковых лет. Перешёл сразу ко второй. — Мне не нравится, что под алкоголем мозги работают хуже. Я предпочитаю сохранять ясность суждений. Эрвин не желал восемьдесят процентов времени звучать как зануда-профессор. Однако так оно и выходило. Леви обернулся к Эрвину, смерил его взглядом исподлобья. — И ясность суждений всё равно не помешала тебе бросить университет и переехать в самый унылый город в округе. Важной составляющей жизни Смита теперь стало притворство. Друзья из Марли старались не напоминать ему об учёбе, словно его никогда в университете и не бывало. Он, в свою очередь, делал вид, будто всё у него прекрасно и жизнь хороша. Университет, которым пришлось пожертвовать, стал запретной темой в диалогах. Вчерашние сокурсники не делились своими успехами, поражениями и вестями о замене курицы на рыбу в местной столовой. «Иду по делам», — писал его друг Мик вместо «спешу на занятия». «Готовлюсь ко всякому важному», — строчил он вместо «зубрю гору лекций к тесту». Разговоры о прошлом и настоящем превратились в ходьбу по минному полю, где страдал каждый участник. Наверное, именно по этой причине число уведомлений в мессенджерах Эрвина значительно сократилось. Кому понравится постоянно осторожничать? Леви со своей болезненной прямотой выбивался из общего круга. Он всё давил и давил на саднящую рану Эрвина. Однако сейчас Смит не в настроение для мазохизма. — Кажется, мы уже говорили на эту тему, — твёрдо оборвал собеседника Эрвин. — Всё ради мамы и её здоровья. С нажимом на последнее слово — своеобразную точку в беседе о Марли. Но Аккерман то ли не понимал намёков, то ли попросту их игнорировал. Миндальничать он не намеревался даже сейчас. — Я бы не уехал как идиот, — упрямо заявил он и задумчиво уставился куда-то вдаль. — Университет в Марли — это же… грёбаная мечта. Он примолк и облизал губы. Эрвин склонил голову набок и уставился на собеседника. Да он же, Эрвин, неправильно всё понял. Аккерман не ставил целью оскорбить его. Скорее нашёл в теме то, что волновало его. Только Смит не мог нащупать, в чём заключалась проблема. Леви не взяли в университет? Или он вовсе не подавал документы? Может, Кенни отказался платить за обучение? Деньги-то на образование у него точно имелись. — Хорошо, Леви. Почему тогда ты здесь, а не там? — вслух задался вопросом Эрвин. Аккерман с ним не церемонился, и он последовал его примеру. Леви ответил не сразу. Отставил бутылку, зарылся пальцами в волосах и пригладил их. — Один-один, — наконец, усмехнулся он. — Не твоё дело. Как, полагаю, и твоё возвращение — не моё. — Верно, — кивнул Смит. Эрвин откинулся назад и лёг. В очередной раз он отметил про себя, какое же до отвращения чистое небо в Парадизе большую часть года. Ни облака, ни тучи. Только пыльная синева, на которую нельзя долго смотреть — глаза слезились от яркого света. Смит скучал по дождю, марлийским закатам, что день ото дня отличались друг от друга, и разнообразию в пейзажах. Возможно, будь он чуть более лоялен к родному городку, сумел бы найти в нём нечто привлекательное. Но Эрвина съедал изнутри гнев, и отключиться от него он не сумел. Смит прикрыл глаза и отгородился от мира. — На кого ты учился? — совсем рядом с ним раздался голос Аккермана. Эрвин оглянулся на звук и обнаружил, что Леви опустился рядом. Достаточно близко, чтобы Эрвин мог заметить, как каменная крошка застряла в его чёрных волосах. Чистюля будет в ярости. — Морского биолога, — откликнулся Эрвин. — Представлял тебя кем-то другим, — неожиданно признался Аккерман и закинул руки за голову. — Кем? — Где там учат на супергероев и подобное дерьмо? — Смит давно приметил, что «херня» и «дерьмо» — любимые слова его нового знакомого. Точнее — Леви желал создать подобное впечатление. Ругался он вымученно и не особо-то смачно. — Ты похож на одного из тех комиксных тупиц. Будто прямо сейчас спрыгнешь с крыши и отправишься спасать старушку от грабителя. О комиксах Эрвин знал немного, но свою «догадку» озвучил: — Подозреваю, супергероям не приходится учиться в университете. И почему тебе пришло в голову это сравнение? — Первое — мне нравятся комиксы, — произнёс Леви. Увлечение совершенно не вязалось с Аккерманом. Эрвин представлял скорее, как Леви точил раритетные ножи или перебирал коллекцию из швабр. Впрочем, и сам Смит, наверное, действительно не сочетался с морской биологией. — Второе — ты в зеркало себя видел? У тебя до раздражения приличная физиономия. И голос такой… словно ты прямо сейчас готов зачитать мотивирующую речь. Смит кашлянул. Он не решился сообщить о том, что на самом деле толкал речи на каждом собрании и мероприятии лет с десяти. Да и старушку как-то спас от грабителя абсолютно случайно… — Обычная у меня физиономия. Отец говорит, что вовсе наглая. — Твой отец и мне так говорит, когда я мотоцикл на вашем участке оставляю, — ухмыльнулся Леви. — Так это ты тот прилизанный панк на ведре, которого он постоянно ругает себе под нос? — развеселился Эрвин. Отец за эти четыре дня вспоминал о нём раз десять, однако Смит не сопоставил ворчание с Леви. Да и мотоцикл Эрвин пока не лицезрел лично и по этой причине вовсе решил, будто у родителя галлюцинации. — Возможно, — уклончиво ответил Леви. — Я… Он осёкся, когда совсем рядом послышался бодрый голос Ханджи. — Я так и знала, что вы прячетесь здесь, — радостно сообщила она и плюхнулась между ними, попутно заставив Эрвина подвинуться. Смит был недоволен тем фактом, что подруга отстранила его от Леви, но вслух не возмутился. — И долго вы собираетесь здесь торчать? Всё веселье пропустите. У Эрвина и Ханджи не сходились представления о «веселье». Он бы предпочёл пролежать на этой крыше ближайшую вечность. Она наверняка назвала бы его мечты занудством и потащила в самую гущу толпы. Но вдруг её концепция хорошей траты времени импонировала Аккерману больше? Его, конечно, не назвать душой компании. Однако он оказался заметно разговорчивее, чем поначалу предполагал Эрвин. — Веселье было, пока ты не пришла, четырёхглазая, — пробубнил Леви. Он порывисто принял вертикальное положение, наклонился и тряхнул волосами. Хотя подобные меры не спасли его от мелких застрявших камней. — Ну-ну, ворчун, будь поласковее, пока именно я чиню твой мотоцикл, — нараспев отозвалась Ханджи. Так вот почему Эрвин не наблюдал его на участке. — Изабель подсказала мне, что ради него ты можешь быть сговорчивее. — Врёт, — процедил Леви. На его бледное лицо опять вернулось привычное каменное выражение — не считать ни единой эмоции. — Я с ней поговорю. Он развернулся и медленно направился к шумной компании. — Стой! Только не позорь её перед друзьями, — окликнула его Ханджи. — Знаю я тебя, сейчас всё испортишь как Фарлан. Она подорвалась следом и уже у трубы притормозила. — Ты идёшь? — Ханджи прищурилась и посмотрела прямо на Эрвина. — Давай же, хватит торчать здесь в одиночестве. Обещаю, тебе понравится — тут многое поменялось. Эрвин не особо-то верил, что в Сине действительно произошли изменения. Он стоял перед выбором: остаться в своей зоне комфорта или шагнуть в неизвестность. И первое манило своей простотой. Его взгляд наткнулся на темную макушку Леви. Её обладатель остановился и прислушался к их разговору. Эрвин бросил прощальный взор на размытую линию горизонта и решился. — Доверюсь тебе, — с улыбкой произнёс он и покинул своё убежище. На самом деле, скорее ради Леви, чем Ханджи.