Ты больше не одна.

      — Нет, одна ты никуда не пойдешь и точка, – Смирнова уверенно скрестила руки на груди, – даже если это – полицейский участок! Это не является гарантией безопасности!       Морозова приобрела какой-то совершенно поникший и осунувшийся вид, который выглядел даже жалко. Больше не верилось, что именно эта девушка ещё вчера готова была разодрать глотку огромному монстрообразному волку, ростом более двух метров.       Девушки сидели в школе, в которой однажды обе учились. Но почему-то никакой ностальгии и тёплого ощущения в душе Полины не возникало, скорее наоборот, хотелось поскорее покинуть помещение и обходить его за несколько километров, так же, как и лес.       В целом, на первый взгляд сама школа казалась куда опаснее Леса, но Полина не смогла толком сформулировать почему. Может, всему виной обшарпанный вид здания, а может атмосфера унылых лиц, вяло слоняющихся вокруг этого места, или может всеми виной воспоминания, опять... Всё-таки не только Лес был основным местом происшествий.       — А тебе это кресло идёт, – скрипачка решила отвлечься от атмосферы, сконцентрировавшись только на девушке напротив.       — Этого-то я и боялась... Знаешь, всегда себе говорила: не стань похожей на мать. Как видишь, я не смогла сдержать слова, даже данного самой себе, – Катя устало вздохнула и посмотрела на открытую тетрадь перед собой.       Она что-то быстро черкнула красной ручкой, как на автомате, даже толком не вчитываясь, спешно нарисовала корявую "3" и переложила тетрадь во вторую стопку, где находились уже проверенные работы. Удивительно, но на столе царил идеальный порядок, идеально ровные прямоугольные стопки тетрадей, пара классных журналов и несколько документов... Кате даже было обидно признавать, что когда дети решат без спроса узнать свои оценки, то минимум половина этих стопок распластается по всему столу, а ученики сделают вид, что так и надо.       — Спасибо, что пришла, я бы тут одна совсем зачахла. Конечно, пять уроков это не так много, как обычно, но голова уже порядком не варит. Встретилась, с кем хотела? — Смирнова коротко посмотрела на Полину, при этом слегка приподняв брови.       — Да, Лев Николаевич оказался здесь... Именно из-за него я и связала жизнь с музыкой, не могла не увидеться, понимаешь? – девушка говорила чуть взволнованно, стараясь смотреть куда-то в сторону. Она была рада тому, что увиделась с учителем музыки. Признаться, она сильно волновалась, что он уже уволился или именно в этот день его не окажется в школе. Также она зашла и к другим предметным учителям, с которыми у неё были хорошие отношения.       — С чего ты решила, что я не понимаю? – Катя вновь оторвалась от тетради и посмотрела на Полину пристально. Она ей вроде ничего и не говорила неприятного, чтобы переживать за реакцию Кати.       — Ты не особо была рада тому, что я сейчас пришла в школу, и смотрела на меня, как на умалишённую, когда я изъявила желание встречи с учителями... – Морозова слегка наклонила голову, сжавшись. Она вспомнила этот ледяной взгляд Смирновой, полный непонимания и некого осуждения.       — Просто мне это место уже осточертело, а работаю-то ведь я, по сути, не так давно. А тут тебя ноги по собственной воле занесли... в школу. Не нашла места для ностальгии получше? Ну, а потом я, разумеется, пришла в себя и поняла, что твои взаимоотношения с этим местом далеко не такие отвратительные, – Катя уныло вздохнула, опустив голову к очередной тетрадке. Тут она вновь сделала пару пометок и нарисовала слишком резкую и угловатую "4", будто она этим сделала какое-то одолжение.       — Это… всё из-за взаимоотношений? Она ведь всё ещё работает, прямо здесь... — Полина чуть отодвинулась на стуле, будто отступая, чувствуя опасность, — если что, извини, можешь не отвечать – спешно и немного нервно добавила девушка, слегка отворачиваясь.       Смирнова вздохнула, чуть поджала губы, слишком резко убрала проверенную тетрадь, но новую из соседней стопки не взяла. Смотреть на Полину девушка не стала. Глаза Кати потускнели, и из яркого насыщенного зелёного стали больше походить на цвет хаки. Руки были сильно напряжены, можно было без труда разглядеть побелевшие выступавшие костяшки пальцев.       Полина отметила, что руки у Кати достаточно красивые, и, если бы не должность учителя и занудность общества, ей бы пошёл длинный маникюр. Морозова быстро опомнилась, что начинает пялиться на девушку... снова, она, как ошпаренная, отвела взгляд куда-то в бок, чтобы дальше быть дееспособной для конструктивного и тяжёлого разговора.       — Мне повезло, что она взяла себе за правило: на работе мы не знакомы. Это была мамина инициатива. И я этим часто пользуюсь, задерживаясь тут. Просто она не хотела речей по типу: "Это мать её сюда пропихнула", "Свою дочь пристроила, чтобы авторитета в школе побольше иметь", "Да сама Екатерина Алексеевна без своей матери ничего из себя не представляет!".       Учительница замолкла, было видно, как губы её сжались и чуть скривились, будто она изо всех сил старается не выпалить что-нибудь грубое. Она наконец-то посмотрела на Полину в ответ. И стоило их взглядам столкнуться, как Катя заметила сочувствие и тревогу в глазах подруги. Может... следовало рассказать кому-то раньше? Получить столь необходимую поддержку, пусть и без слов.       — Мне относительно повезло. Скоро Лилия Павловна выходит на пенсию. Теперь хоть побольше полюблю время, которое провожу здесь. И дома находиться не хочется, и тут паршиво, – Катя вздохнула и откинулась на спинку стула. — Знаешь, а я ведь на тебя первое время сильно злилась. Ты смогла вырваться, жить более чем активной жизнью, путешествуя по стране... а ты ещё и недовольна была своему отъезду... Как же меня это раздражало. Страна с ног на голову встала: всеми восхваляемый Союз разрушен, а ты… далеко от этого богом забытого места. При чём у всех всё замечательно: Бяша воспользовался переполохом и по чуть-чуть начал строить сомнительную карьеру, которую теперь превратил во что-то прибыльное и законное, Антон поехал получать престижную профессию, а Роме просто повезло в этот период не подохнуть где-нибудь в подворотне. Ну а я… Я была готова отдать всё, лишь бы тогда поменяться с тобой местами. Через время поняла, что не исправлю, не смогу, и злиться бесполезно, — девушка издала какой-то нервный смешок, лицо её слегка перекосило.       — Изви... – начала было говорить Полина, но Катя резко её перебила.       — Не смей извиняться. Ты-то тут причём? Была у меня возможность сбежать. Вот, пока в университете училась, благо вообще была возможность поступить, – жила в другом городе. Потом мама истерику устроила, что должна я вернуться и работать по профессии именно здесь. Вернулась, правда, я лишь после того, как она заболела... но потом так и не вырвалась, вот уже второй год работаю, — стараясь отвлечься, Катя крутила ручку между пальцев.       Повисло молчание. От этого не было неловко, ведь каждая понимала, что слова сейчас излишни. У каждой был свой путь, на самом деле примерно одинаково тяжёлый, просто они разные, слишком разные. Они многое пережили, повидав за не такую уж и длинную жизнь разные её стороны. Морозова осторожно подняла взгляд, переведя его на учительницу. И пусть лицо Кати не было видно целиком, Полина внимательно смотрела в её глаза. Почему-то именно сейчас они необычайно манили её. Такие глубокие и, к сожалению, такие грустные. Скрипачка так не засматривалась больше ни в чьи глаза, сколько бы не пыталась себя заставить, а всё потому, что не было в них такой же глубины и необычайной красоты, с нотками притягательной неизвестности. И отчего она не училась на композитора? Тогда она Смирновой хотя бы произведение музыкальное могла посвятить, а так…       Морозова чуть съёжилась, вспоминая то, как трудно было порой совместить и учёбу в консерватории, и работу. Полина не могла не отправлять денег своему дедушке. Ситуацию усложняли несколько событий, произошедших в стране за этот период, взлёт уровня бандитизма и невозможность найти работу со стабильной, хоть и маленькой зарплатой. Вспоминать не хотелось, ведь настоящее было… спокойным, уравновешенным, понятным и простым. И пусть последние события делали будущее туманным, страха они такого же, как пережитое прошлое, не вызывали.       За окном слишком резко и громко завыл ветер. От того, насколько этот звук был неприятен, захотелось закрыть уши. Девушки даже испугались на долю секунды, но за окном ничего не увидели. Их лишь удивило то, что окно покрылось тонким слоем инея с замысловатыми узорами. Не так давно началась осень, и пусть для их округа нормальны холода в такое время, это казалось странным. Полине на долю секунды показалось, что в этих узорах на окне она смогла разглядеть какое-то кривое очертание зверя.       Вдруг, где-то в коридоре послышался громкий хлопок дверью. Далее последовали торопливые шаги и нецензурная брань на повышенных тонах. Подобное заставило девушек обернуться. Какая-то женщина, резко открыв дверь лёгким агрессивным движением, влетела в класс. Лицо её было красным, в глазах стояли слёзы, руки тряслись, держа какой-то уже изрядно помятый листочек.       — Скажите… пожалуйста… вы не видели моего сыночка, Сашеньку Обухова… Он учится в пятом «Б» классе… Когда классный руководитель наш болел… в конце прошлого года, вы были у нас на замене, помните? Не видели… его… не видели? — женщина говорила нервно, немного бессвязно, раз за разом останавливая новые приступы слёз. Дрожащие руки показывали фотографию улыбающегося мальчика, одну щёку которого облизывала собака, а на другой была небольшая царапинка.       Девушки оцепенели. Хотелось закричать и убежать. Пугало всё: и отчаяние этой женщины, и фотография, которая была ну слишком уж похожа на фотографию давным-давно пропавшего Вовы. Катя нервно сглотнула, плотно сжимая ручку в ладони, создалось впечатление, что эта ручка сейчас треснет. Полина отвернулась от женщины, стараясь не докучать ей своим испуганным лицом.       — Может… хоть что-нибудь видели? — шёпотом добавила женщина, руки её медленно низко опускались, но пальцы крепко сжимали распечатанное фото. — Полиция не хочет пока принимать заявление… Говорят: «вернётся скоро ваш сорванец, в угол дома поставить не забудьте на радостях», — женщина издала короткий истерический смешок, — и школьную администрацию я просила… нет, умоляла повесить новость о том, что Саша пропал! — мать ученика резко обернулась назад, в сторону двери. В проходе стоял напуганный завуч.       — Объясняла же я вам! — взмолилась работница школы. — Не можем мы панику в школе наводить! Некоторые родители наверняка припомнят, что случилось почти лет десять назад, ещё и в школу детей не отпустят!       — И правильно сделают! Как раз таки последний раз его видели на уроках, здесь! Домой мой Саша так и не вернулся! — отчаявшаяся мать метнулась к учителю в дверях. — Да вы боитесь просто, за место ваше, вот и не хотите «поднимать панику». Мой сын тот ещё бедокур, но ни он, ни даже мой старшенький, ещё больший сорванец, не способны на такое.       — Да успокойтесь же вы! Сказали, не знаем ничего! Посмотрите же, до чего вы довели молодые кадры… А между прочим, как раз когда дети пропадали, наша Екатерина Алексеевна училась, и вот, поглядите, сидит же, учит ваших детей! — завуч указала рукой на Катю.       Смирнова ощутила такой прилив ярости, который последний раз ощущала пару дней назад, ранним утром на кухне у Полины. Разодрать на куски. Перегрызть глотку. Останки раскидать по всех округе. Девушка смотрела на завуча так, что та смутилась и инстинктивно сделала небольшое движение назад.       Только было Катя открыла рот, чтобы чуть ли не проклясть эту женщину, голос подала Полина. Смирнова сразу решила отступить, ведь в своё время возможность «показать свой голос» Полине предоставлялось не часто. К тому же, Катя понимала, что своим гневом и грубостью может только ухудшить сложившуюся ситуацию.       — Да как вы смеете… — она медленно подняла голову, и также угрожающе и неспешно обернулась к учителю. — Вам доводилось терять кого-то? А пропадать самим доводилось? А бежать по тёмному заснеженному лесу, зная, что если остановишься — разорвут? — несмотря на всю агрессивность речи, Морозова улыбалась. Хищно и коварно. Подобно зверю. — Знать, что вас не спасут, да и просто найти вас уже не получится?       Девушка поднялась со стула, она смотрела в глаза женщине, что так сильно хотела остаться в кресле руководящей должности. Мать пропавшего ребёнка опасливо прикрыла рот рукой в немом крике и прижалась к стене, на которой висела доска. Катя пришла в себя и начала предпринимать попытки её успокоить.       — Вы сейчас пойдёте и наклеите листовку. Каждый должен знать, что случилось. Дайте шанс ребёнку вернуться домой, — Полина почти прошипела эти слова, а её расширенные зрачки пристально заглядывали в душу.       Завуч быстро ретировалась, забирая из рук матери бумажку, наверно, чтобы отксерокопировать.       — Спасибо… — жалко и сдавленно сказала мать Александра. В кабинете она тоже надолго не задержалась: оправила одежду и, вытирая лицо от слёз, ушла.       Повисло молчание. Полина сидела на стуле, пытаясь отдышаться и прийти в норму, но получалось не очень. Катя сидела напротив не в лучшем состоянии и смотрела прямо на скрипачку.       — Может, и выглядело странно, но… я просто не хочу, чтобы хоть с одним человеком, неважно, взрослый он или ребёнок, случилось то, что было со мной, с тобой… со всеми нами. Такого не пожелаешь врагу. И нет, это не было странным «бешенством», которое раз за разом охватывает каждого из нас, что самим становится страшно… Просто я больше не хочу бояться. Не хочу плакать, не иметь сил помочь другим, самой ждать помощи… Я… выросла, в конце концов! — Полина посмотрела в ответ на Катю глазами, полными слёз, которые она так старательно сдерживала всё это время. — Я покажу… вам всем покажу, что я чего-то стою!       — Я верю в это, Поль, искренне верю, — учительница улыбнулась и посмотрела на девушку напротив. — Успокойся, сейчас… не время, — Смирнова посмотрела на часы, висящие на стене, — тебе уже пора к Тихонову, и, как мы и договаривались, я составлю тебе компанию. Заодно узнаем у нашей полиции, почему они не хотят искать Александра. И так скоро Константин Владимирович наш капитана получит, пусть отрабатывает…       После ухода женщины, создалось впечатление, что в классе стало на порядок холоднее. У Смирновой уже не получалось так резко выводить оценки, ведь кончики пальцев стали чуть фиолетовыми от холода, а Морозова даже надела на себя куртку, которая до этого лежала на ближайшей парте. Стало так неуютно... Здание было старым, а потому из маленьких щелей, образовавшихся между оконными рамами и стеной, завывал ветер, будто шептавший что-то девушкам. В какой-то момент Полина выпала из реальности, в попытках разобрать, о чём так пылко их пытался предупредить ветер.

***

      — Не удивлён я, что не одна ты пришла, — Тихонов перекладывал какие-то документы на своём столе. — Но скажу сразу, разговор у нас должен, по регламенту для подобных случаев, быть конфиденциальным.       — Поняла вас… — ответила Полина.       — Хочу узнать, с какой стати наши доблестные борцы за справедливость не желают искать пропавшего недавно ребёнка, — в разговор вмешалась Катя, начиная сразу с дела.       — Когда это такое было? — Тихонов нахмурился и сел за стол, смотря на недавно заведённые дела.       — Неважно. Здесь суть в том, что бедную мать оставили без надежды на скорое возвращение ребёнка домой, — Смирнова скрестила руки у груди и с вызовом и неким презрением смотрела на Тихонова.       — Как зовут пропавшего ребёнка? — полицейский нахмурился, он и так не был особо довольным, ну а теперь вообще стал мрачнее тучи.       — Александр Обухов, учится в пятом «Б», — коротко ответила учительница, пристально следя за старшим лейтенантом.       Без лишних слов мужчина встал и направился к выходу из кабинета. Отсутствовал он примерно минуту. Девушки услышали ругань, доносящуюся из соседнего кабинета. Катя и Полина не разговаривали, а лишь удивлённо и чуть напугано переглянулись.       Морозова сидела на стуле, который стоял напротив стола полицейского. На столе она заметила странную папку. От других её отличало отсутствие всякой надписи: ни номера, ни заголовка. А также она была самой тонкой из всех документов, находившихся в пределах видимости. На этой папке лежал конверт, Полина предположила, что в нём были фотографии, и странная чёрная деревянная коробочка, скрывавшаяся за кипой бумаг.       Когда чуть успокоившийся Тихонов вернулся, Катя сразу же вышла, быстро сказав Полине о том, что будет ждать её на улице. Какое-то время лейтенант молчал, видимо он старался настроиться на разговор.       — Я написал о том, что мы с тобой должны поговорить о Харитоне… Вернее, по сути, я говорить-то тебе этого и не должен, ведь после подобного меня вполне можно посчитать за психа. Но если учесть, что Харитон всегда был немного странным, даже до того, как потерял способность ходить… ты сможешь нам что-то добавить, может… картина хоть какая-то сложится… — говорил он сумбурно, а потому скрипачка толком и не поняла, что конкретно хотел от неё Тихонов.       — Константин Владимирович, странным я вас уж точно не посчитаю… Тем более, я сама не так уж и много знаю о своём дедушке, — Полина говорила шёпотом, будто боялась ещё сильнее напугать полицейского.       — В общем… вчера один из наших отправился на вызов. Так, бытовая драка, как сообщили по звонку. На обратном пути мой сотрудник нашёл… достаточно странную инсталляцию… — Тихонов открыл конверт и достал оттуда фото, он вручил его Полине.       На фото был обычный перекрёсток между широкими, протоптанными людьми тропами. Полина даже, кажется, узнала это место, недалеко должен стоять ларёк, где Роме всегда продавали сигареты. В осенней листве лежала тёмная квадратная, достаточно большая доска, по краям которой были изображены разные неизвестные символы. К доске «пригвоздённой» с помощью ножа лежала чёрная собака. Лежала она животом кверху, сам нож был как-то криво воткнут где-то между грудиной и животом, виднелась засохшая кровь вокруг него. Сам нож достаточно красиво был обмотан ветками полыни. На шее собаки аккуратно лежал коричнево-голубой камень. Рядом с основной раной виднелись ещё несколько не глубоких порезов, которые собирались в какие-то символы. Ещё какие-то растения лежали на доске вокруг самой собаки. Стояло шесть свечей вокруг этой «доски», но каждая из них уже догорела.       Полина сжалась и от страха чуть не выронила фотографию. Она никогда хорошо к собакам не относилась, но такое было явным перебором. Глаза девушки даже начали слегка слезиться. Лицо её слегка побледнело. Скрипачке очень сильно хотелось, чтобы зверь оказался обычным чучелом, но кровь и на самом животном и на листьях вокруг этого странного места для ритуала указывали на обратное.       — Какое отношение… это имеет к моему дедушке? — спросила девушка шёпотом, слишком резко возвращая фото Тихонову.       — Косвенное… — мужчина открыл ту загадочную папку. Он выложил из него пару листков документации и какую-то маленькую самодельную книжечку, походящую на брошюрку. — Судя по подписи самой книжечки, её написал твой дедушка. У нас есть информация о том, как выглядел его почерк, а потому и без его «автографа» нам стало всё ясно… правда, разобрать содержимое текста будет проблематично. Так знаешь ли ты, кем был Харитон на самом деле?       — Я… я не… — Полина всё ещё с ужасом вспоминала фото ритуала, и как снежный ком к этому воспоминанию добавлялось и всё то, что связано со Зверьми. Девушка оцепенела. Никто, кроме самой Полины и её компании, так и не узнал правду о произошедшем в лесу. А если бы и узнали, то не поверили, списав всё на шок у детского, неокрепшего разума.       Тихонов уныло вздохнул, опуская голову на руки так, что лицо было полностью скрыто. Он слегка отъехал от стола и вновь посмотрел на все эти странные вещи, находящиеся на его рабочем месте.       — У нас… было уже нечто неадекватное. Как раз перед тем, как собаки напали на твоего дедушку. Нашли также тёмную какую-то собаку, только она больше была. Доски не было вроде, а свечи были. Тоже, хоть и не прямо, но может указывать на какую-то связь в настоящем.       Пока старший лейтенант говорил это, Полина заметила торчащий из конверта неровный кусочек бумаги, с текстом, написанным от руки. Догадка быстро осенила девушку — это кусочек заклинания. Того, которое они с Катей собирали вместе. Такой же кривой почерк, что слова не разобрать. Разумеется, Морозова решила не рассказывать ничего паранормального, Тихонов бы всё равно не понял или списал бы всё на бредни пожилого человека. Девушка решила действовать быстро и незаконно. И хоть её догадка и могла быть ошибочной, забрать листочек было нужно, а степень этой нужности можно определить и потом.       — Извините… не могли бы вы подать мне воды? — шёпотом максимально жалобно сказала скрипачка, — мне нехорошо…       Далеко не в первый раз Полине помог её милый вид, на руку сыграл ещё её недавний испуг, не успевший сойти с лица.       — Конечно! — лейтенант, заметив состояние девушки. Он резко поднялся со своего кресла и пошёл в коридор, к куллеру.       Недолго думая девушка забрала этот маленький листочек, по внешнему виду она поняла, что догадка её верна, но разобрать содержимое текста она решила позже. Скрипачка положила листочек в правый карман тёплой кофты. Она всеми силами старалась сохранить прежний, слегка потерянный, но зато не подозрительный вид. Тихонов вернулся быстро, держа в руке стеклянный стакан с водой. Он незамедлительно протянул его Полине.       Спустя пару минут молчания и гениальнейшей игры Морозовой, она собралась с мыслями и спросила:       — Если… эта записная книжечка принадлежала моему дедушке… могу я взять её себе? Может, хоть после его смерти, смогу узнать получше… понять… — девушка подняла свой невинный взгляд на полицейского. — Константин Владимирович, у полиции ведь есть дела поважнее, чем странный и жутковатый ритуал… не удивлюсь, если человек, случайно нашедший эти записи… хотя бы где-то в лесу, где, при нормальной жизни, часто ходил мой дедушка… книжечка ведь изрядно потрёпана… Какой-нибудь жестокий школьник вдохновился всякими краеведческими байками…       — Полина… Мне кажется, что ты что-то точно знаешь, — строго сказал Тихонов. Он далеко не первый год работал в полиции, а потому человека не всегда спасал его безобидный внешний вид. — Зачем тебе жуткая брошюрка?       Морозова смутилась и испугалась, что придётся всё рассказывать, но держаться решила до победного конца и никак иначе. Рассказать она решила самую маленькую и незначительную часть, которая и звучит-то вполне безобидно.       — Дома я нашла маленькую досочку, с выезженной на ней картиной. Не помню точно, но уверена, там были и перекрёсток, и собака… правда их было трое… и человек в капюшоне на заднем фоне композиции… Мой дедушка никогда не занимался выжигом по дереву, картину эту ему наверняка подарил тот, кто и рассказал всякие «сказки». Он, как краевед, разумеется спрашивал у людей, кто и во что верует. Вот и записал. А подписывает… подписывал… только то, что собирается использовать для документации в личных целях… интересно.       Скрипачка ликовала от того, как складно у неё получилось выкрутиться, но не время было расслабляться и выдыхать, ведь подобные изменения в ней могут вызвать подозрения. Полине было страшно. Конечно, не так сильно, как если бы перед ней вновь оказался монстр, но руки её были плотно сжаты в подобие «замка», а нога нервно подрагивала.       Тихонов немного подумал, безэмоционально взглянул на брошюру, которая явно, по его мнению, особого смысла для расследования не несла, хоть и была странной. Мужчина почесал затылок и сказал:       — Договорились. Но, как это обычно и делается, с условием. Я занесу её завтра вечером тебе, а взамен, ты сегодня поищешь у него какие-нибудь странные, преимущественно связанные с ритуалами магическими, вещи… и картину эту ты мне покажешь. Идёт? — лейтенант важно протянул свою руку, для того, чтобы скрепить рукопожатием договорённость.       Полина осторожно и очень заливисто, но тихо рассмеялась, слегка откидываясь на стуле назад. Она постаралась сделать максимально непринуждённый, расслабившийся вид. Чтобы со стороны это выглядело максимум как детская попытка быстро отойти от недавно пережитого потрясения — перевести всё в юмор.       — Неужели, магией решили заняться, лейтенант? — сказала она с лёгкой и приятной улыбкой на лице. Она решила перевести весь разговор в шутку, чтобы он не выглядел столь серьёзным и важным, а значит, соответственно, будет больше поводов забыть его, как нечто лишнее.       — Вот потому ты Полина только лишь и музыкант… а не хотя бы учитель, как Катя. Учись подмечать детали в реальности, а не витать в облаках. Не в магии дело, а в наличии психически нездорового человека, искренне верующего во всё это. Ты и сама знаешь, что пропавших детей так и не обнаружили, — Тихонов нахмурился, между бровями появилась глубокая и грубая складка. Глаза его были чуть прикрыты, а губы слегка поджаты. — Сначала ритуалы с поджиганием разных псевдо-целительных трав, потом ритуалы с животными, а там… и до людей не так далеко, как кажется.       Морозова убрала улыбку с лица и, приняв на себя самый строгий и понимающий вид, опустила голову. С одной стороны это хорошо, что люди, не верящие в нечто необъяснимое, напали не на тот след… с другой… если это как-то связано с её дедушкой, то следующим подозреваемым может стать и сама Полина. Может это и не так логично, как звучит в голове у паникующей скрипачки, но страху наводит колоссальное количество.       — Я могу идти? — осторожно спросила девушка.       — Конечно можешь, не смею задерживать… И, Полина… будь осторожна, хорошо? — лейтенант сказал это искренне обеспокоенно.       Девушка в ответ лишь кивнула и спешно удалилась из отделения полиции. Она буквально вылетела из здания, так как ей начало казаться, что стены сужаются, а каждый человек пристально пялится на неё, будто знает, что происходит на самом деле. Так неуютно и даже мерзко Полине не было давно.       У входа бегущую без разбора скрипачку остановила Катя, обеспокоенно глядя на девушку. Разумеется, учительница заметила столь странное состояние подруги. Смирнова слегка её приобняла и осторожно, будто стараясь не напугать ещё сильнее, начала говорить:       — Что с тобой случилось? Они сказали что-то неприятное? — Катя, по её ощущениям, ещё никогда и ни с кем, даже с Полиной, так мягко не разговаривала.       — Просто… пугающе. Очень пугающе… Сомневаюсь, что смогу объяснить всё сейчас, голова кругом… Если коротко — магическая составляющая в этом странном и запутанном деле присутствует, о разных ритуалах знал мой дедушка, и, по моим предположениям, проводил их. Расскажу подробно позже… можем зайти ко мне… А ещё я забрала кое-что… — девушка говорила очень сбивчиво, то и дело пытаясь ловить ртом недостающий воздух. Морозова протянула девушку ту самую украденную бумажечку.       — Кажется, достала ты это не совсем честным путём, – задумчиво сказала Катя, и слегка коварная тонкая победная улыбка оказалась у неё на лице. Она аккуратно взяла записи и принялась начинать их разбирать.       — Вообще не честным... – уныло ответила Полина. Ей не нравился её недавний поступок... да и в принципе всё её поведение в последнее время. Однажды, она уже вела себя, как полнейшая сволочь, и больше всего на свете она не желала, чтобы это повторилось.       — Горжусь, что плохо на тебя влияю, – Катя улыбнулась ещё более по-хитрому и вернула записку. – С этим разберёмся чуть позже. Что ещё важного можешь сказать? — Катя обеспокоенно смотрела в глаза Полины: "Даже такая встревоженная... всё равно удивительно прекрасная, эти как летние небо голубые глаза и густые волосы... всегда пахнущие чем-то таким приятным...".       — Завтра мы получим небольшую самодельную маленькую книжечку, написанную моим дедушкой, в которой, предположительно, описываются разного рода... ритуалы. Один из которых... проведён был совсем недавно... – Морозова почесала затылок подбирая слова, – заколотая собака, полынь, агат и какие-то символы...       Девушки направились в дом Антона, и Полина попутно рассказывала всё произошедшее Кате. Лейтенант Тихонов, смотрящий в окно, совсем не удивился, что конфиденциальная информация перестала быть таковой, но он хотя бы точно был уверен, что за пределы этой компании она не уйдёт.       Он ни в чём не подозревал ребят, лишь угрюмо наблюдал за девушками, удаляющимися в сторону дома Петрова. Полицейский волновался, как бы опять не пришлось разыскивать их по лесу, а потом их, напуганных, замерзших, заикающихся и заторможенных, пытаться разговорить, дабы узнать хоть что-то о том Аду, в котором они точно успели побывать. Но все как один молчали, а если и пытались намекнуть на что-то, то вспоминали легенду о «Чёрном гараже».       Девушки и не заметили, что за ними наблюдал Константин Владимирович, попивая свежезаваренный кофе. Страшнее было то, что никто из них не увидел три пары ярко горящих красным глаз. Находились они достаточно низко к земле, будто их обладатель либо готовился выпрыгнуть, что есть мочи, либо желал притаиться.       Дома у Антона было тепло и уютно. Хоть идти было до него и не особо далеко, но Катя с Полиной успели продрогнуть, начинало холодать. Их визит в дом, в котором теперь жили Рома с Тошей, начался с хороших новостей. Благодаря починенному интернету Бяша нашел значения четырех символов, которые были большое количество раз мелко нацарапаны на столе, принадлежащим дедушке Полины.       — Всё оказалось достаточно просто, найти эти руны труда не составило, сложнее было ждать просто загрузки сайта. Это славянские руны, — загадочным тоном начал говорить Бяша. — В общем эти четыре символа значат: Чернобог, Сила, Нужда, Рок. Мне кажется, тут всё ясно, — Игорь вальяжно раскинулся в огромном кресле.       Катя, до этого подпирающая угол дверного проёма, вчитываясь в строчки листочка, украденного скрипачкой, наконец-то подняла голову, вклиниваясь в сложившийся у ребят разговор.       — Из всего того, что мы узнали за сегодня, становится ясно, что не одни мы в посёлке такие просвещённые и знающие о том, что происходит в Лесу. Только вот, природу этого ритуала, фото которого видела Поля, нам предстоит узнать лишь завтра. И не факт, что это наш союзник, но и что это наш враг также не подтверждено. Здесь явно замешана магия, практическое существование которой теперь оспаривать смысла нет… — Катя медленно подошла к дивану, на котором скромно сидела Полина. Смирнова слегка присела на огромный подлокотник этого дивана. Полина смутилась, потому что Катя оказалась почти что у неё на руках. — Странный заговор, который мы по кусочкам собираем в вещах, связанных с Харитоном, работает, только благодаря, как я предположила, финальной части стихотворения, вчера нам с Полиной удалось остаться в живых.       — Я предполагаю, — осторожно начала скрипачка, стараясь не смотреть на Катю, — что частей у заговора всего четыре. У нас есть первая и последняя, и, как мне сказала Катя… — Полина смущённо отвела глаза к окну, — это похоже на вторую часть.       — Вы бы хоть притащили эту деревяшку… — фыркнул Рома, недовольно закатывая глаза. — А то отберёт её у нас завтра Тихонов и пиши пропало. Мне он вот один из ножей так и не вернул, — парень обиженно сложил руки на груди.       — Зачитай заговор, — тихо попросил Антон, — мы-то, в отличие от вас, ещё ни одной части его не слышали. Вдруг тот Волк, который, судя по вашему рассказу, был куда опаснее нашей Совы, придёт к нам.       — У меня с собой всё, Тош, не переживай… После того, как эти звери перевернули дом Полины с фундамента до крыши, подобные вещи оставлять там опасно, — Катя встала и достала из больших карманов куртки две бумажки и картину.       Парни внимательно смотрели, делая вид, что что-то понимают. Переписанный читаемым почерком новый полученный фрагмент Катя показала Полине. Скрипачка долго всматривалась в текст, читала его про себя, а он эхом отзывался в голове, всплывали какие-то мутные образы, не несущие никакой конкретики…

Я открываю этот храм

Владыке трёх дорог.

Яви свой лик на мертвенном агате,

Приди ко мне, багровая в раскате

Подземных гроз, ступая на гробы,

Трёхглавая, держа ключи судьбы

      В голову пришёл образ женщины, покрытую странным тёмным одеянием. У Полины сложилось ощущение, что текст на листочке читала не она… его проговаривал тот самый странный, появившийся в голове образ. Как наяву Морозова увидела собак… опять собак. Шкуры у них были чёрными, а глаза ярко блестели тёмно-красным, почти багровым. Стало жутко неуютно.       Полина тряхнула головой, будто пытаясь убрать эту пугающую картинку из мыслей. Образы ушли не сразу, а только что прочитанные строчки вновь и вновь гремели в голове слегка грубоватым и властным, но, при всём этом, заботливым и осторожным голосом.       И вот придя в норму, девушка увидела совершенно обычную для их компании атмосферу. Не было ничего пугающего, мистического… Она смотрела на ребят и ей казалось всё каким-то совершенно не правильным. Каким-то вычурно хорошим. Так быть не должно. Они разве не знают, что происходит вокруг? Так почему же…       Панику Полины прервал странный, пугающий стук в окно. Стекло было плотно покрыто инеем, узоры не составлялись ни в какую картину. Но этот звук странным образом отрезвил скрипачку. На улице, где-то между ёлок, трижды каркнула ворона и быстро улетела в неизвестном направлении. Небо уже  было тёмным. Кто-то может и скажет, что  для изменения светового дня прошло мало времени, но для их места жительства подобное было нормой. Полина, как заворожённая, подошла к окну и посмотрела в даль прекрасного неба. Оно было практически чёрным. От этого небо казалось куда более глубоким, пугающим, загадочным.       Девушка осторожно облокотилась на подоконник, больше в беседу ребят она не вникала. Удивительно, но в голове не осталось совершенно ни одной мысли. С замиранием сердца и прерывистым дыханием девушка смотрела в бесконечную высоту небосвода. Прекраснее всего на свете сейчас для неё была Луна. И пусть она не была полной, для этого ей не хватало буквально одной маленькой полосочки, она была прекрасна.       С чёрным небом восхитительно гармонировал ярко жёлто-оранжевый свет Луны. Маленькие тоненькие серенькие облака в любой другой день показались бы крайне скучными и жалкими, но сейчас, проплывая мимо такой удивительной луны, они создавали утончённую и необычную рамку для этой "картины".       Меньше всего Полину сейчас волновали монстры и чёрная магия. Она почувствовала такое единение с природой, которым, по её мнению, даже не мог похвастаться Харитон, безумно любивший этот край. Подобное чувство возникло у неё далеко не в детстве, да и вообще появилось слишком уж спонтанно, но иногда было крайне приятно в таком состоянии, находясь здесь, расслабиться.       Осторожно и очень тихо к скрипачке сзади на цыпочках подошла Катя. Она легонько приобняла её за плечи, почти невесомо, будто стесняясь, и шёпотом, чтобы не спугнуть, сказала:              — Представь, как было бы восхитительно, играй бы ты сейчас на скрипке... — Смирновой и в правду хотелось послушать игру Полины. Теперь Кате даже стало смешно от того, что она несколько раз в детстве сказала Морозовой, что та "тратит время на бесполезную ерунду".       — Я ещё сыграю тебе... — задумчиво, не оборачиваясь ответила девушка. Полина продолжала задумчиво и очарованно смотреть даль.       Всё же было здесь нечто вновь и вновь тянущее в это место. И это несколько пугало, но не сейчас, тем более, когда рядом, на расстоянии менее шага, стоит Катя, которая также очарованно смотрит толи на небо, толи на Полину, а впрочем... в этот момент её не волновало что же заставило так забыться и расслабиться.       "Я ещё сыграю тебе" — продолжало повторяться в голове у Кати. И пусть у Полины сейчас явно нет нужного настроя, всё же... вечные опасности сбивают его, Смирнова постарается исправить это, осторожно помочь, аккуратно подтолкнуть.       Было в сегодняшней Полной Луне на небе что-то тревожно и опасное, но как же велика была эта притягательная неописуемая красота, способная по ощущениям даже остановить само время. Волшебство.