***
Она росла там, где детям делать нечего. У подобных ей «счастливчиков» было мало шансов на выживание в этом забытом Богом месте. Выбраться на поверхность из трущоб, где каждый второй готов убить за лишнюю копейку, не так-то просто. Добиться этого удавалось отнюдь не многим, а те, кому всё же посчастливилось вдохнуть что-то, помимо тяжёлой затхлости, наверняка заплатили немалую за эту блажь. — Про одного из таких ходят легенды. Говорят, что на поверхности он убил больше сотен солдат из Военной полиции и танцевал на их трупах. Темноволосая девочка не понимала, о чём идёт речь, и лишь скептически посмотрела на свою мать, которая за вечер высушила уже вторую бутылку откуда-то взявшегося в доме алкогольного напитка. Дом… Можно ли так называть место, где потолок покрыт плесенью, а тараканы и крысы являются такими же равноправными жителями, как и находящиеся здесь люди? Наверное, можно, раз все так говорят про свои спальные места. Некоторые даже рваную тряпку, растеленную на каменной поверхности, с гордостью называют своим кровом. — Кто-то в борделе мне как-то ляпнул… Бордель. Какое же противное слово. Девочка не любила, когда мама называла так своё место работы. В свои восемь лет она прекрасно понимала, в чём заключается суть заработка денег для женщин: нужно лишь соблазнить мужчину и дать ему своё тело, а он за оказанную услугу подбросит пару грошей, как кость бездомной собаке. Мама с детства доказывала ей, что иным способом в этой «дыре» никак не выжить, а о выходе на поверхность можно даже не мечтать. Но она всё равно мечтала. Мечтала увидеть «голубой с белыми пятнами потолок над головой» — небо, на котором красуется небольшой «ярко-желтый кружочек» — солнце, что греет и дарит жизнь растущим организмам. Хотелось оказаться хоть разочек — всего разочек! — в «объятиях ласкающего ветра», провести подушечками пальцев по «зелёным мягким коврам — травам, способным излечить многие болезни, от большинства которых в Подземном городе нет спасения. Что же ещё прекрасное скрывается за закрытыми вратами ада? — Этот убийца вырастил свою маленькую копию. — Женщина сделала очередной глоток и поморщилась то ли от горечи напитка, то ли выражая крайнюю степень пренебрежения к отпрыску убийцы. — Где-то ошивается малец. Вот у кого действительно есть шанс выбраться отсюда. — Почему ты так решила? Девочка озвучила свой вопрос, едва шевеля губами, не проявляя лишней импульсивности. Иначе бы мама снова поругала её, аргументируя это тем, что эмоции никогда ни к чему хорошему не приводили. Лучше всегда молчать и хладнокровно ко всему относиться — тогда, думается, и жить станет проще. Спорить с этой вечно угрюмой женщиной желания у неё не возникало ни разу в жизни, так как данная позиция — сколько она себя помнила — всегда доминировала в их небольшой семье. — Его отец на поверхности, а сам мальчуган воспитан в суровых условиях. Думаю, ему не составит труда перерезать пару глоток и вылететь отсюда, словно птичка… «Птичка» — идеальное олицетворение мечты ребёнка. Это то существо, которым она хотела стать. Обычной птичкой, не знающей ограничений в своих действиях и движениях; обычной птичкой, имеющей возможность в один момент просто расправить крылья и улететь подальше от ужасов реалий, забыть обо всём этом как о страшном сне. — Отец? Считаешь, отцы так пекутся о своих детях? Женщина вдруг уронила бутылку, услышав твёрдо поставленный вопрос. Хрусталь разлетелась вдребезги, оставляя на и без того пыльном полу лужу грязного цвета. «За такую красивую вещицу могли дать денег». Девочка поняла, что ей сейчас может не поздоровиться, и непроизвольно напряглась, настороженно следя за замершей на какую-то жалкую долю секунду матерью. — Хината. — Названная вздрогнула оттого, как брюнетка с голубыми глазами произнесла имя своей дочери. Грозно и сурово, сравнимо с пронзительным лязгом металла в абсолютной тишине. Она редко обращалась к ней по имени — девочка вся подобралась, вслушиваясь в стальные нотки в голосе родителя. — Ты сегодня задаёшь слишком много вопросов. А про отца я тебе говорила, и не раз: этот человек… — Но я ведь не про своего спросила! Почему ты постоянно ко всему придираешься?! — вспыхнув как спичка, Хината перебила мать и повысила на неё голос. В их семье, состоящей из двух человек, за такое поведение следовало весьма суровое наказание. Резко поднявшаяся со скрипучей кровати мать заставила девочку сжаться в комок от страха и зажмуриться. Она приготовилась к беспрерывным крикам и ругани в свой адрес, но вместо этого услышала грохот и последующее кряхтение: женщина упала, потеряв равновесие из-за состояния опьянения. Пить она явно не умела. Хината не растерялась и, воспользовавшись беспомощностью той, бросилась бежать на улицу. Впервые настолько сильный страх перед собственной матерью обуздал её, в долю секунды окутав тело невидимыми цепями с головы до ног, сжимая, словно в тисках. Учащённое сердцебиение способствовало быстрому разгону адреналина в крови, пульс беспощадно бил по вискам. Причину такого состояния сразу и не назовёшь, когда с подобным ранее не сталкивался. Это своего рода интуиция, крик внутреннего голоса: «Беги!» Дверь удалось открыть не сразу по большей части оттого, что руки были словно не её: не слушались и делали всё с точностью да наоборот. Лёгкий тремор овладел пальцами, а дыхание перехватило от осознания, что на дверной ручке висел ржавый металлический замок. «Нужно найти ключ»., — в бешеном темпе закрутились шестерёнки в голове Хинаты. Женщина в это время пыталась подняться на ноги, что выходило у неё вполне неплохо для человека с трясущимися конечностями и затуманенным взглядом. Девочка нервно кусала губы, пиля замок напряжённым взглядом, а затем, словно опомнившись, оглянулась, выискивая знакомые очертания небольшого куска металла. Нашла: лежит прямо на виду, на обвалившемся сыром деревянном подоконнике — а та в упор не видит. Окрылённая своим успехом, она вздрогнула, когда взглядом споткнулась о пошатывающуюся фигуру матери, снова потерявшую равновесие. — И далеко т-ты-ы с-собралась? — Язык заплетался так, что далеко не с первого раза можно было разобрать произнесённые с тяжёлым трудом слова. Однако Хината не слушала — точно не до этого. Добравшись до желанного ключа, она бросилась обратно к двери и вставила его в замочную скважину. Но не тут-то было: замок вообще не поддавался, как его ни верти. Тогда девочка поняла, что ключ был вовсе не от двери, и, проклиная всё на свете, дрожащими руками начала шатать этот злосчастный металл из стороны в сторону, параллельно поглядывая на ползающую по полу мать. Но целью той была далеко не дочь. — Мама, — на мгновение Хината оцепенела от ужаса, — не надо! Осознание пришло так же быстро, как и нахлынувшая паника: мама, кажется, окончательно сошла с ума. Неужели в ней не осталось абсолютно ничего человечного? По счастливой случайности замок всё-таки упал, а вместе с ним — и сама девочка. В этот же момент пришлось действовать быстро; на бессмысленные раздумья времени не было: мать схватила за горлышко разбитую бутылку и бросила в противоположную стену. — Ненавижу твоего отца! Да пусть же будет он проклят! Кратковременный звук бьющегося вдребезги стекла и нечеловеческие крики послышались уже за дверью и, соответственно, за спиной у Хинаты. Она шумно дышала, не до конца воспринимая реальность, — всё казалось ей просто ужасным кошмаром. Несколько минут до ушей долетали обрывки нецензурной брани, которые постепенно переросли в горькие протяжные рыдания, если не вой. Сердце билось со страшной скоростью, не сбавляя ритм на протяжении долгого времени. Закралось ощущение, что ещё немного — и оно вовсе выскочит, убежит в неизвестном направлении. Хината постаралась расслабиться спустя некоторое время. Стало гораздо легче от осознания, что главной мишенью мамы, когда та бросала бутылку, была не сама девочка. К счастью, ей пока не довелось выступать в роли груши для битья, и она не знала, радоваться ей или плакать. «И всё же, что это было?» Вдруг перед глазами зарябило, картинка вокруг начала плыть от вспышек режущей головной боли. Хината поморщилась и еле сдержала рвущийся наружу крик; на миг показалось, что она просто не вынесет этого и бросится головой вниз со ступеней. Но на удивление боль отступила так же быстро, как и возникла. — А это что сейчас было? — непроизвольно вырвалось из уст Хинаты.***
Хината долго простояла на пороге, но в итоге так и не рискнула вернуться домой. Ей ничего не оставалось, кроме как отправиться бродить по улицам в поисках временного ночлега. Из дома она сбегала впервые, ввиду чего не имела особого представления, как вести себя в подобных ситуациях. Многие здесь так выживают, значит, справится и она. По дороге девочка не спеша шагала и рассматривала вдалеке руины, встретила немало пьяных, спящих или просто мимо проходящих людей, которые, к её счастью, не обращали на неё абсолютно никакого внимания. Увы, счастье длилось недолго. — Хэй, малявка! Хината поняла, что это обращение было выплюнуто в её адрес со стороны неприятной компании подростков, но решила проигнорировать и обойти незнакомцев. — Тебя папашка зачать зачал, а манерам не научил, что ли? — Самый низкий из них схватил девочку за руку и начал трясти. Та с нескрываемым безразличием посмотрела на своего обидчика, не до конца понимая, что вообще от неё хотят. «Не показывай своих эмоций. Они никогда еще не были друзьями человека», — эти слова мама повторяла раз за разом, приходя с борделя по утрам домой. Как бы странно это ни звучало, но её совет не раз спасал девочку даже от гнева самой матери. — Тебе вообще-то задали вопрос, — вклинился в беседу второй из них. — Походу, её в натуре не учили манерам, — с противным смехом выплюнул третий, хватая Хинату за волосы. — Научим? «Проклятье». Хината стиснула зубы от боли и схватила за руку обидчика, сжав её до побелевших костяшек, однако тот хватку не ослабил. Напротив, растянул губы в глумливой улыбке, будто забавлялся этими жалкими попытками выбраться из захвата, и тогда второй дерзко заявил: — Научим. Этот человек, как предположила Хината, был главным в банде. Парень лет пятнадцати, не больше, одним коротким кивком заставил своих дружков отойти от девочки. Те беспрекословно выполнили немой приказ, становясь по бокам от лидера и предоставляя всю грязную работу ему. Главный повёл плечом и шагнул к Хинате, которая едва заметно дёрнулась. — Правило номер один. — Он аккуратно заправил прядь девичьей чёлки за ухо Хинате, с открытым недоумением наблюдающей за его действиями. — Вести себя нужно тихо и без лишних возгласов. Она застыла в шоке, начиная постепенно осознавать, к чему клонит подросток. Он всё так же пристально и нагло изучал её, раздевая взглядом и почти ласково поглаживая по волосам. Хината уставилась на него с нескрываемым отвращением, мысленно пытаясь найти самый удачный и безопасный путь отступления. Броситься наутёк такая же плохая идея, как и пытаться тягаться с ними в силе: во-первых, их больше, во-вторых, нагонят быстро, а та даже отпор дать не сможет, потому что выдохнется в лучшем случае минуты через полторы, в-третьих, местные жители не отличаются здесь особым дружелюбием — они скорее помогут добить её, чем ввяжутся спасать чужую шкуру. Девочка нервно усмехнулась. Кроме драки, ничего путного на ум не шло.***
Не успев толком проснуться, парень скривился от резко контрастирующего звука, исходящего прямо из приоткрытого окна. Противный смех — такой трудно отличить от поросячьего визга — ударил по ушам так, что его отголоски ещё некоторое время эхом отдавались в голове. — Какого хрена они опять разорались? — раздражённо прошипел Леви, тут же тяжело вздыхая и на пару секунд прикрывая глаза то ли в попытке унять желание придушить несколько голосистых придурков голыми руками, то ли просто собираясь с мыслями. Эти ребята уже давно маячат именно под его окнами, общаясь на повышенных тонах именно в тот момент, когда он решает отдохнуть; профилактические беседы Леви проводил им не раз и не два, правда, дипломатическим путем. По крайней мере, пытался. Дипломатом он никогда не был и строить из себя его больше не собирался. Всё-таки насилие — лучший учитель и адвокат порядка, кто бы что ни говорил. Парень неторопливо поднялся с постели, подошёл к окну и прислонился плечом к раме, без особого энтузиазма окидывая взглядом едва освещаемый переулок. В вечной темноте ядовитой ртутью сверкнули до того равнодушные глаза. Опасно. Опасно сузились зрачки хищника, учуявшего запах потенциальной жертвы, ступившей на неверную дорожку. Оступившейся. Жёсткий взор мнимо резал похлеще ножа, вдруг явственно блеснувшего на краю столика неподалёку. Оружие словно почувствовало эту резкую перемену в настроении хозяина. Представшая перед Леви картина стала решающим голосом (приговором) для суетливой группы. Три подростка зажали в грязном углу, куда не падал ни один светлый луч, мелкую девчонку с целью потешить своё никому не сдавшееся самолюбие. Вот только одно дело, когда подобного рода проблемы решают с помощью кулаков или слов, а другое — путём насилия. Леви вцепился в несчастную раму, до жалобного хруста обхватив ту пальцами. Для парня, мать которого умерла от болезни, появившейся вследствие её жизненных укладов, это было омерзительно и антигуманно. Трупы, кровь, раны, драки с самого рождения составляли ему компанию в монотонной и тягучей, по здешним меркам, повседневности, но домогательство и принуждение — местная манера, которую Леви категорически презирал. Ему не раз приходилось сталкиваться с подобным: он часто выручал совсем мелких девчонок, оказавшихся не в то время, не в том месте, от таких аморалистов. Одна из них даже стала частым гостем в его жилище, примерила на себя роль «сестрички» — а Леви даже не заметил, как с головой окунулся в новую обстановку, отличную от той избитой рутины, что с натужным скрипом тащится следом за ним по пути одиночки. Ему стало легче. Неимоверно. Пусть и вслух он в этом никогда не признается. Глядя на окружённого недобандой ребёнка, он уже представлял, чем примерно несчастная будет заниматься лет через десять, и это не казалось чем-то удивительным. Ступив на скользкую тропу раз, хоть и не по своей прихоти, человек невольно свыкается с безвыходностью своего положения. Перестаёт бороться, принимая трещащую по швам действительность за данность. Перед тем, как поддаваться порывам альтруизма, Леви невольно спрашивает себя: «Изменится ли в этой спасённой жизни хоть что-то? Не подкосит ли эта ситуация человека ещё больше, делая парня виновником всех принятых в будущем радикальных мер и необдуманных как следует решений? Не будет ли лучше дать человеку умереть после всех потрясений, страданий и пережитков, испытанных за эти проклятые пять/десять/пятнадцать минут? Психика человека — тем более ребёнка — хрупка, как хрусталь. Стоит ли оно того?» В этой напряжённой тишине вопросы никогда не находили ответа. Зависали в воздухе молчаливой недосказанностью и разбивались о стену напускной отрешённости. Несмотря на маячущую где-то там, вдали, неизвестность, Леви из раза в раз поступает отчаянно-шаблонно и банально для самого себя. Он осмотрительно накидывает поверх ночной сорочки синюю кофту, чтобы лишний раз не запачкать её чужой кровью, на ходу цепляет оружие, в холодном предвкушении поблёскивающее на краю стола, подкидывает, удобнее перехватывая рукоять, и твёрдым шагом направляется к выходу. В голове ураганом мечется слепая уверенность в своих действиях, а на периферии сознания отпечатывается одна-единственная мысль: «Оно того стоит».***
В момент, когда белобрысый недоносок коснулся пуговицы девичьей сорочки, Хинату передёрнуло; в голове вдруг особенно отчётливо замаячили образы возможных последствий на фоне сложившейся ситуации, и в ту же секунду острая, нестерпимая боль пронзила черепную коробку. От жгучей рези в глазах выступили слёзы, и этот внезапный приступ не поддавался никакому контролю: сколько бы девочка ни жмурилась, ни впивалась ногтями в тонкую, почти прозрачную, кожу, ни оставляла на лице длинные красные полосы, которые через время обязательно ещё напомнят о себе саднящим пощипыванием, болезненные ощущения так и не отступали. Отчаяние мелкими шажками близилось к центру затуманенного сознания; Хината была готова начать биться головой о землю, лишь бы мысли ужасающего характера прекратили одолевать её. Но они облепили детский разум вдоль и поперёк, словно рой пчёл, резко потерявший ориентацию в собственном улье, громели громче любого набата и путались между собой. Перед глазами всё начало искажаться, приобретая неестественные формы; концентрация на определённом объекте и ориентация в пространстве скоротечно терялись. На миг Хината даже успела подумать, что эти минуты — последние в её жизни. Раздавшийся словно неподалёку треск вырвал девочку из временного оцепенения. Он был совсем рядом, будто прямо возле её уха пошёл трещинами лёд, ввиду перепада температур. Что это? Никак, начала сходить с ума? Потому что трещать тут явно нечем: вокруг разруха и пустошь, не считая жилых домов. Теплом по телу медленно растекалось странное, но довольно приятное ощущение по сравнению с тем, что пришлось испытать чуть раньше. Полное умиротворение и спокойствие на душе сопровождались пылающей яростью. На лице растянулась широкая улыбка — такая безобидная и ничем не вызывающая подозрений. А внутри закипала ненависть. Ненависть к тем, кто хочет самоутвердиться за счёт уничтожения и морального, и физического состояния обычной малявки, жизнь которой для них — ничтожна. К тем, кто превращает это и без того отвратительное, заполненное мраком и запахом смерти, преследующей по пятам каждого человека, место в ещё более омерзительное лишь фактом своего жалкого существования. К тем, кто божит себя и думает, что ему и такому же вшивому сброду всё дозволено лишь потому, что они свято верят в свою привилегированность. Но с чего они вообще решили, что сильнее? Хината улыбнулась еще шире, не отрывая налитых кровью глаз от шокированного взгляда ее обидчика. — Ты…ты че? Тот сделал несколько уверенных шагов назад, но далеко уйти не удалось. Его смерть была настолько быстрой, что он, кажется, даже не успел этого понять. Хотя, кто знает? Девочка медленно повернула голову в сторону дружков лежащего около нее трупа. «Ворон!» — выкрикнули те, когда она свернула ему шею. Один из них — с поросячьим смехом — так противно завизжал, отчего уши, казалось, сейчас свернутся в трубочку. — Ве… ведьма! Монстр! — вопил он, отступая назад с целью убежать. — Невозможно! Свою мысль до конца озвучить не успел и он: возгласы прервались хрустом ломающихся костей в шейном отделе позвоночника. Хината с явным безразличием в выражении лица свернула шею толстяку, не приложив при этом особых усилий. В этот момент она больше походила на существо со сверхъестественными способностями, от которого хотелось как можно дальше и быстрее убежать, чем на глупого и безобидного ребенка. Она подняла голову на третьего — самого мелкого, единственного выжившего из них — и снова лучезарно улыбнулась. Тот весь дрожал и что-то бормотал себе под нос то ли от страха, то ли от шока, но выглядело и звучало это все равно жалко и омерзительно. — Не убивай м-меня, п-п-прошу! Отступая назад вслепую, он врезался в кого-то, стоящего позади него, и истошно завопил от испуга. Повернувшись лицом к неизвестному, тотчас взвыл от радости, будто уже поверил в свое спасение от гибели. — Леви! О боги, как я рад тебя видеть! От этого жалкого вида хотелось разве что блевать где-то за углом. — Может, отлипнешь от меня, нечисть? Тот раскрыл рот от удивления. — Это я-то нечисть?! — подросток завизжал. С его лба беспрерывно текли капли пота: он собственным телом чувствовал опасность позади себя. — Ты посмотри на эту неадекватную! — он указал пальцем на Хинату, стоящую все еще в нескольких метрах от них. — Она голыми руками убила Ворона и Кабана! Убила, слышишь?! Леви скептически посмотрел на вцепившегося в него парня. Следом быстро окинул взглядом место стычки банды с маленькой девочкой и мысленно начал анализировать ситуацию. «Такая мелочь и без следов крови расправилась с двумя амбалами? — он цокнул и тяжело выдохнул. — Не складывается». — Убирайся отсюда. Ещё раз увижу здесь — ляжешь рядом с дружками. Леви наконец взглянул на Хинату. Перед ним стояла бледнокожая маленькая девчонка лет восьми — не больше — с темными волосами, неестественно черными глазами и утонченными чертами лица. Слишком уж слащавой казалась для убийцы. Возможно, ей кто-то помог и тут же скрылся, а оставшийся решил всю вину свалить на нее. Такой вариант звучал более чем убедительно и правдоподобно. И все бы ничего, но мальчику не давало покоя странное выражение ее лица. — Почему ты так улыбаешься? Леви обратился к девочке, не отводящей глаз от стоящей рядом с ним несостоявшейся жертвы. Она сделала шаг вперед, после чего все стало происходить слишком сумбурно. Пацан, который стоял рядом с Леви, заорал и побежал прочь, что есть мочи, когда Хината бросилась следом за ним с нечеловеческой скоростью. Леви быстро сориентировался: в момент, когда она пробегала мимо, он схватил ее за локоть и, развернув, отбросил в противоположную сторону. Та совершила кувырок и ловким прыжком поднялась на ноги, словно занималась подобными трюками всю свою сознательную жизнь. Леви на миг показалось, что на голове зашевелились волосы. Уж слишком эта девчонка походила на дикого зверя, нежели на человека. Из-под отросшей челки выглядывали налитые кровью черные глаза, а улыбка медленно сходила с лица. Теперь ее жертвой был не тот пацан. «Нужно остановить ее. Что-то не так». Леви приготовился к схватке с подозрительной незнакомкой. Его целью было поймать ее и выяснить, почему она так ненормально себя ведет. Однако та приглашения на бой и ждать не стала — тут же бросилась на него без предупреждения и лишних слов. Он ожидал чего угодно, но точно не трехметрового прыжка от малявки, рост которой не доходил и до полутора метров. Она за долю секунды оказалась в нескольких сантиметрах от него и резко подняла ногу для нанесения удара. С таким приемом Леви не раз сталкивался, поэтому быстро принял соответствующую позу. Проще простого. Уклонившись от маха, он сразу же схватил Хинату за голень, а за вторую завел свою ногу, чем в итоге сбил девчонку. Приземлилась она не очень мягко, но и от возможностей своего соперника не отставала. Перевернувшись на бок и закинув свободную ногу на шею Леви, Хината хлестко потянула его голову на себя. Если бы мальчик вовремя не сгруппировался, то давно бы его шейный отдел отошел от позвоночника, а сам он — на тот свет. Два небольших тела катались по земле, и каждый — с разной целью. Цель Леви ясна. А что насчет Хинаты? — Да что с тобой не так? — прорычал Леви, наконец повалив девчонку наземь, с трудом удерживая ее на месте. — Когда я выходил, то был уверен, что спасать нужно тебя, а не этих тварей. Хината словно не слышала его: она крутилась и вырывалась, как зверь из капкана, рычала и царапала кисти Леви, в то же время пытаясь его укусить за руку. «Что-то нечисто здесь. Либо её чем-то успели накачать, либо она сама психически нездорова». — Хэй, послушай, — спокойно начал говорить Леви, все еще удерживая девочку на одном месте. — Я не собираюсь причинять тебе вреда. Или успокойся, или я свяжу тебя и оставлю здесь на корм этим свиньям. Его слова, как и ожидалось, были проигнорированы. — Ты слышишь меня? — вполголоса спросил он, проверяя ее реакцию на звуки разной степени громкости. Но и здесь ответа не последовало. — Я не враг. Леви молча начал изучать лицо девчонки, все еще брыкающейся под весом его тела. Белокожая брюнетка с тонкими губами, маленьким носом и синими глазами — она походила на куклу с нестандартными пропорциями. «Глаза уже не черные, — он чуть слышно чертыхнулся. — Они светлеют?» К удивлению и одновременно счастью Леви, Хината перестала сопротивляться и просто обмякла под его телом, но для подстраховки он хватку не ослабил. Она же смотрела на него, словно пыталась на незнакомом лице найти ответы на все интересующие ее вопросы. — И долго ты будешь хмуриться? В ответ Хината еще сильнее свела брови к переносице. Леви выдохнул и все же слегка отодвинулся от нее. Та осталась лежать на месте. — Либо ты объясняешь, что это было, либо я за себя не ручаюсь. Хината медленно поднялась и приняла сидячее положение, параллельно держась за гудящий от боли затылок. — Что было? Леви не сразу понял, что вопрос был задан на полном серьезе. Ее голос и поведение абсолютно ничего не отражали: уж слишком спокойной казалась девочка. Его это начало знатно раздражать. — Оглянись по сторонам и скажи: что ты видишь? Хината окинула территорию взглядом. Он сразу обратил внимание, что ее зрачки расширились: она явно испугалась, но внешне виду не подала. Старалась всячески отвести взгляд от испепеляющих ее серых глаз. — Так что ты видишь? — повторил вопрос Леви, все еще вглядываясь в побледневшее лицо. Но девчонка молчала, продолжая избегать зрительного контакта. Леви бессознательно вскинул брови, не с первого раза поверив тому, что увидел: оттенок глаз Хинаты изменился — стал еще светлее. Он резко схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул. — А ну посмотри на меня, — раздраженно бросил он, вынуждая Хинату выполнить его просьбу. — Ну же! Она подняла глаза и недоуменно уставилась на него. «Глаза ярко-голубые. Я точно помню, что они были синие, почти черные. Что это за фокусы? Обман зрения?» — Кто ты такая? — грубо спросил мальчик, сильнее сжав плечи девочки. Та шикнула, но тут же прикусила язык и закрыла глаза. Леви мог проигнорировать такую реакцию, однако понял, что малявка боится его, поэтому хватку ослабил. — Хината, — прохрипела она. — Допустим, — тяжело выдохнул Леви. Это не то, что он хотел услышать, но лучше, чем ничего. — Ответь: ты помнишь, что здесь произошло и кто эти люди? — он кивнул в сторону лежащих двух тел, как бы поясняя свой вопрос. Хината лишь мотнула головой в знак отрицания. «Не помнит, значит. Что ж, мы это проверим». — Как ты здесь оказалась? Хината подняла на него глаза, но отвечать на вопросы не торопилась: видно, что она напугана и растеряна, хоть и всячески пыталась скрыть это. Леви же, окончательно поборов своё любопытство, убрал руки от девочки и решил больше не выпытывать информацию. Какой в этом смысл, если она все равно молчит? — Ладно, бывай, — с этими словами он поднялся и, отряхнувшись от пыли, направился в сторону дома. — Постой! Позади раздался довольно-таки звонкий голос. Леви остановился, но разворачиваться не стал, ожидая дальнейших слов или действий Хинаты. Та аккуратно поднялась на ноги и сделала пару неуверенных шагов в сторону мальчика. Он так и не обернулся. — Чего тебе? — вопрос прозвучал настолько безразлично и устало, насколько это было возможно. Во всяком случае, так показалось ей. Хината огляделась по сторонам в надежде, что все-таки вспомнит недавние события и ответит не только на вопросы незнакомца, но и на свои собственные. Однако все воспоминания, как назло, приглушались. Любые лишние движения отдавались тупой болью в затылке, из-за чего сконцентрироваться было просто невозможно. Леви только собрался сделать шаг и уйти с концами, как Хината вдруг выложила на одном дыхании все, что смогла вспомнить. — Я просто сбежала из дома и совсем случайно наткнулась на этих ребят! Я пыталась обойти их стороной, но мне не дали этого сделать! — сжав со всей возможной силой кисти в кулаки, девочка еле сдерживалась, чтобы не взвыть от обиды, разом окутавшей ее тело и разум. — Они… — всхлипнула, но быстро зажала рот ладонью. «Не показывай своих эмоций. Никогда не выпускай их наружу». Но почему? Хината всю свою сознательную жизнь сдерживала собственные эмоции. Она не понимала, какие вообще существуют, сколько их и как проявляются. Да, могла почувствовать накативший к горлу комок или жжение в глазах. Иногда на лице непроизвольно появлялась улыбка, а по телу разливалось приятное тепло. Но никогда не понимала, что это за эмоции, и не знала, что это абсолютно нормально для живого человека. Почему же тогда мама могла плакать, кричать или смеяться, а Хината — нет? — Не надо только плакать, — Хината не сразу заметила, как Леви оказался перед ней. Она тут же вытерла выступившие слезы тыльной стороной ладони и быстро проморгалась. — Я знаю, что с тобой хотели сделать. Можешь не продолжать. Но она продолжала, усердно вытирая непрошеные слезы, смахивая их редкими, но длинными ресницами. Она говорила так много и быстро, насколько могла, без перерывов, забывая делать полноценные вдохи. Казалось, раньше ей не позволяли этого, и Леви столкнулся с ней в неподходящий момент. — Когда я поняла, что им нужно, то у меня вдруг заболела голова. Боль была настолько невыносимой, что, кажется, я потеряла сознание… Лицо Леви превратилось в гримасу ужаса и отражало смесь из огромного спектра других эмоций. Ещё слово от этой девчонки — и у него точно задергается глаз. Хотя и этих слов вполне хватило, чтобы вывести того из себя. — Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? Леви сам был не из тех людей, кто демонстрировал свои эмоции каждому встречному. Кому какое дело, что там у тебя на душе, если даже мать — пусть и не по своей воле — с Кенни оставили его ребенком совсем одного? Но здесь агрессия в адрес Хинаты и ее смазливого невинного личика переходила все грани. — Да, я не помню! — твердо и решительно ответила Хината, несмотря на дикое желание разрыдаться и убежать куда-нибудь, лишь бы больше не оставаться в этом проклятом переулке. Ее поведение было равносильно бомбе замедленного действия на терпении Леви. Еще минута — и оно точно взорвется. «Значит, я напомню», — подумал он, сжимая и разжимая кулаки. Нет, бить он ее не собирался — хотел лишь припугнуть, немного повысив голос. Но этого так и не произошло: первой заговорила Хината. — Только не кричи. Прошу, — спокойно попросила она, крепко зажмурившись и снова шикнув от боли. «Да когда же голова перестанет болеть?» Мальчик изогнул одну бровь от такой неожиданной «просьбы», однако на удивление это его немного успокоило. Вдруг за спиной вдалеке раздался знакомый вопль. — Хэй, быстрее туда! Не отставайте! — Твою мать… — прошипел Леви, повернув голову в сторону источника крика. А кричал пацан, что избежал своей участи от рук Хинаты. За ним следовала еще небольшая компания людей. Только те уже были далеко не подростки. И тут ни с того ни с сего рядом раздался грохот падающего тела. Леви развернулся и поймал на себе взгляд, полный ужаса и осознания. — Я вспомнила… «Главное, что вовремя», — мысленно в ответ возмутился он. Но выяснять, что и почему, не осталось времени. — Уходи! — вдруг крикнула она. Леви опешил от такого «приказа» девчонки, которая десять минут назад чуть не убила его. Та тяжело дышала, впиваясь пальцами в кожу головы, и что-то бормотала себе под нос. Такой себе сейчас из нее боец. — Я то уйду, а что будешь делать с ними? — он мотнул головой, указывая на приближающихся людей. — Убьешь их? Она зажмурила глаза и замотала головой, до сих пор не веря в происходящее. — Какая тебе разница, что буду делать я? — приоткрыв глаза, она исподлобья бросила суровый взгляд на Леви. «Глаза… Они опять черные». — Я не могу уйти. Меня уже заметили. Вдруг Хината, не сумев совладать со своими эмоциями, выплеснула их наружу лишь одним брошенным фактом: — Да я же могу убить тебя! — она интонацией сделала акцент на последнем слове. — Как ты этого не поймешь?! Эта ночь для Леви однозначно останется полной сюрпризов и неожиданностей, но, видимо, все только начинается. «Беспокоится не за свою, а чужую жизнь? Что-то за остальных душа ее совсем не болит». — Вон Леви! — послышался крик подростка, ведущего за собой все ту же банду. Размышлять больше некогда. В первую очередь Леви решил спрятать девчонку. — Я должен проследить, чтобы ты не убила их, и в то же время — спасти твою шкуру. Массовое убийство уже не замять: свидетелей слишком много. Тебя просто пустят на самосуд, — он схватил ее за плечи, но на этот раз не так грубо. — Слушай меня внимательно…***
— Леви, ты жив! — словно малый ребенок, пропищал подросток, как оказалось, с прозвищем «Цапля». «Что за скотобаза», — мысленно закатил глаза Леви, услышав это. — Ну и где эта, как ты там сказал, «ведьма»? — усмехнулся один из компании, не обнаружив никакой странной девочки поблизости. — Леви, ты что, отпустил ее?! — взбунтовался пацан и опрометчиво вцепился в воротник того. Что ж, зря он так сделал. Леви перехватил рукой его кисть и одним резким движением вывернул. Несмотря на то, что он намного младше Цапли, ростом они выходили одинаково. Тот же, корчась от боли, вмиг поменялся в лице: вспомнил, что Леви — воспитанник самого мясника-Кенни, самый опасный ребенок в Подземном городе, способный без оружия уложить кучку подобных ему бандитов. Вся решимость куда-то испарилась, сменившись страхом за собственную шкуру. — Во-первых, не смей трогать меня своими грязными лапами, — с ноткой брезгливости процедил Леви. — Во-вторых, с какой стати я должен отчитываться перед тобой? Цапля всем телом напрягся, не зная, как лучше поступить, чтобы в конечном итоге уцелеть. — Да ладно, Леви, оставь его. Лучше расскажи, что случилось. А то этот, похоже, головой ударился. Чушь нес несусветную. Обладатель грубого мужского голоса засмеялся, в кратце пересказав историю Цапли. Леви нахмурился, оттолкнув от себя пацана. — Значит, мелкая девчонка убила двух подростков, свернув им шеи? — якобы задумался Леви, озвучив это вслух. — Что ж, звучит более чем бредово. — Что? — тот не поверил своим ушам. — Но как ты объяснишь их гибель? Леви посмотрел на трупы с невозмутимым выражением лица. — Это я убил их. А тебе, считай, повезло. Глаза Цапли округлились: он никак не ожидал, что Леви прикроет девку и возьмет вину за убийство его друзей на себя. Мужчины начали перешептываться, но к общему выводу пришли быстро. — Жаль, Леви, что ты и ему не свернул шею, — сказал один из мужчин, кивнув головой в сторону Цапли. — Идиот, только зря разбудил. Цапля пытался остановить уходящую компанию и настаивал на своем до тех пор, пока один из них не ударил его в нос. Леви следом подошел к нему вплотную и, схватив за воротник, прошипел прямо в лицо: — Начнешь распускать слухи об этом случае — и ты труп. Оттолкнув его от себя, он развернулся с целью уйти, но Цапля начал кричать ему вслед и задавать кучу вопросов. Все были проигнорированы, кроме одного: — Зачем ты прикрыл ее? Она же ненормальная! Леви обернулся. — А с чего ты взял, что среди нас есть нормальные? После этого он в гнетущей тишине направился домой.