Врата Бальдура - Baldur’s Gate (новеллизация)

      Врата Бальдура – Baldur’s Gate       (новеллизация)              Часть 1       Глава 1              Линх вырос в крепости Кэндлкип, цитадели просвещения, где книг было гораздо больше, чем людей, чем оружия, чем посуды, чем коров, чем кур – в общем, что ни возьми в пример, книг все равно больше.       По слухам, мать Линха была наполовину орком, отец же остался неизвестен. Поговаривали, однако, что отец Линха – Горион, могущественный маг, официально считавшийся его опекуном. Иначе, догадывались кэндлкипцы, с какой бы стати нелюдимый и чрезвычайно высокопоставленный волшебник, близкий друг Келбена Черного Посоха и Эльминстера, вдруг усыновил орочьего сироту? Горион, конечно, упорно отрицал, будто двадцать лет назад обрюхатил клыкастую зеленокожую бабищу, и настаивал, что Линх – всего лишь обычный приемыш. Но кэндлкипцы за его спиной посмеивались: «Ой ли?»       Ясное дело, что Линх никогда не был умилительным младенцем, и к двадцати годам тем паче не похорошел. Правда, раз его покойная мамаша оказалась оркессой только наполовину, то сам Линх лишь на четверть имел сходство с этим народом-отщепенцем. Были у него и клыки, которые, хоть и не торчали изо рта, зато превращали в оскал его улыбку. Были и туповатые черты лица, и курносый нос, и глубоко посаженные глаза, и косая сажень в плечах, и буйные черные лохмы. Но со стороны он мог бы сойти за грубого силача-человека с неправильным прикусом.       Великий Горион, всю жизнь не опускавшийся ниже решения мировых проблем, не умел возиться с детьми. Как ни старался волшебник присматривать за ним, маленький Линх всегда успевал, стоило глазом моргнуть, превратиться в грязного оборвыша. Вдобавок в Кэндлкипе его считали дурачком.       Линх обладал странной манерой глубоко задуматься и изречь какую-нибудь неслыханную глупость, например:       – Море Мечей так называется, потому что там на дне лежит много мечей.       К тому же вскоре выяснилось, что, как Горион ни бился, как ни тщился обучить приемного сына хотя бы простейшим азам магии, бедняга Линх не мог освоить язык заклинаний. Да и просто длинные слова он не всегда толком выговаривал.       – Милый мой, даже огры могут быть магами, – увещевал седовласый Горион. – Ничего здесь нет такого сверхъестественного.       Но увы, правильно произнести слово «сервх... север... севрхъестественный» Линху тоже не давалось.       Зато вскоре у него неожиданно проявилась необыкновенная память: мальчик был способен цитировать книги страницами, хотя и по-прежнему коверкал трудные слова. Как на смех, у Линха выработался красивый почерк, и писал выдающийся потомок орков на редкость грамотно.       Язвительный Хранитель Свитков, Ульраунт, прозвал Линха за это «ошибкой Денеира» (Господа всех глифов и образов, бога писцов). Ульраунт утверждал, что умственная отсталость нередко соседствует с совершенно бесполезной гениальностью в чем-то второстепенном.       Это не мешало Ульраунту поручать Линху переписывать библиотечные каталоги. И нельзя сказать, что подростку это не нравилось: запасшись на ночь свечами, он чинил ножичком перья, усидчиво выводил букву за буквой и наконец расплывался в счастливой ухмылке, означавшей эстетическое удовольствие от вида аккуратного, без единой помарочки, длинного каталога.       Остальные занятия Линха не были столь эстетичны. Закончив учебу днем, он либо колол дрова на постоялом дворе дядюшки Винтропа Толстобрюха, либо чистил коровник на ферме Дреппина, либо заходил к знакомому священнику Огмы Переплётчика (Бога Знаний), так как пообещал ежедневно ухаживать за его домашними кошками.       К тому времени для кэндлкипских жителей Линх был уже не «грязный звереныш», от которого, когда он вырастет, «все мы еще наплачемся», а добрый парнишка, с охотой берущийся за любую черную работу. Его сила и небрезгливость были знамениты на весь Кэндлкип.              Однако Линх был не единственным приемным ребенком в цитадели просвещения. Тоже примерно лет двадцать назад у Винтропа появилась девчонка-сирота из человеческого рода по имени Имоен.       Горион надеялся, что обучению Линха поможет, если с ним за партой будет сидеть другой ребенок. Тут и дух состязания, и взаимные подсказки, и объяснение друг другу детским языком сухой теории, услышанной от учителя. Поэтому Горион лично посетил трактир Винтропа и предложил абсолютно бесплатно заниматься с Имоен. Трактирщик не возражал, тем более что девочка была еще в возрасте, когда толку в трактире от нее ни на грош: даже пинтовую кружку пива Имоен пока приходилось тащить двумя руками.       В общем, Горион рассчитывал на Имоен, как на прививку к дичку.       Однако великий волшебник жестоко просчитался. Исследовательский интерес и живость ума рыжей девчонки моментально были направлены на то, чтобы изводить Линха. Справедливости ради, Имоен вовсе не была злюкой. Просто ей свербело дознаться, можно ли вообще этого чудилу рассердить.       Подложив ему в карман очередную лягушку, Имоен старалась держаться на безопасном расстоянии. Но, выуживая лягушку из кармана, Линх лишь деловито спрашивал:       – Это твоя?       – Ты что! Ну подумай, откуда моя лягушка у тебя в кармане?! –разводила руками Имоен.       – Угу... – кивал Линх и шел на пруд выпускать пленницу.       Имоен часто пыталась повторить это «угу»: не разжимая губ, и хрюкала, и рычала, и мычала, но все равно не выходил такой же странный звук, как у Линха.       Она дразнила его в рифму, нещадно разыгрывала и высмеивала. Уже потом, став постарше, Имоен пожалела, что делала это. Ну как можно обижать того, кто в ответ говорит только «угу», да еще и совершенно неповторимым тоном?       Но пока Имоен прозрела, произошел ряд необратимых изменений. Во-первых, Горион разочаровался в своей воспитательной теории, во-вторых, Имоен, наконец, смогла удержать поднос с посудой. Так что девчонке пришлось вернуться в трактир и приняться за обслуживание постояльцев.        Случается же в жизни такое: как раз тогда-то двое детей и подружились!       – Когда вырастем, мы уедем из Кэндлкипа и станем вольными наемниками, – за обоих решила Имоен. – Представляешь: Имоен Проворная и ее верный помощник Линх! – она хитро улыбнулась. – Линх Сногсшибательный! Вот уж мы зададим хлопот бардам: они устанут сочинять баллады о наших приключениях.        – И еще мы построим приют для бродячих кошек, – выдвинул свежую идею Линх.       Подружка изумленно вскинула брови:        – Приют? Ну ладно. Мы отыщем кучу сокровищ, и конечно, сможем построить прямо-таки роскошный кошачий приют: с золотыми блюдцами, бархатными точилками для когтей и всем, что захочешь!        – Тогда я пойду с тобой, – радостно согласился верный помощник Линх Сногсшибательный. – Только придумай мне кличку, которую я бы выговорил.       А впрочем, обычно такие детские мечты забываются быстро. И не потому что не каждому дано стать приключенцем. Просто с годами у человека появляется «завтра». В смысле, дела, которые нужно сделать прямо завтра: сходить на свидание, доесть вчерашний суп, продать корову, набить морду соседу, починить крышу, дочитать книгу. И уже не до приключений! Только у детей еще нет никакого завтра, у них есть только будущее.              Став старше, Линх как-то выправился. Может быть, местные к нему просто привыкли, но уже не считали чересчур уж тупым или безобразным. Был он просто парень со странностями. Положим, с большими странностями, но вреда-то от этого никому!       Имоен провернула отличную комбинацию. Линх много помогал в местной кузне. Имоен надоумила Винтропа подарить ему переносной горн, инструменты и позволить самому зарабатывать в трактире. Теперь, покончив с книгами и писаниной, Линх заваливался на постоялый двор, громко приглашая:        – Кому лошадей ковать? Полируем! Клинки точим!       Выгода Винтропу, разумеется, была в том, что его трактир предоставлял дополнительную услугу. А Линх, по идее, должен был подзаработать на карманные расходы.       Но у этой блистательной задумки вскоре обнаружился и недостаток. Вечером после работы Имоен отлавливала Линха на заднем дворе:        – Эй! А тебе заплатили сегодня? Ну помнишь, тот хлыщ, ты еще перековал его гнедому правую переднюю?       Линх в беспомощной улыбке скалил клыки.        – Тебе заплатили, чудо? – настаивала Имоен.       Перемазанный копотью, в черном фартуке и прожженной во многих местах рубахе, парень тщательно рылся в карманах обтрепанных штанов.        – Забыл.        – Тогда я была совершенно права, – подытоживала Имоен, протягивая ему серебро. – Я так и думала, ты снова забудешь взять плату.       Линх долго преодолевал застенчивость, прежде чем осмеливался спросить:        – Имми, а ведь ты это у него сперла?       Имоен, звонко расхохотавшись, отвечала:        – Это он у тебя спер, а я тебе вернула. Классика! Грабишь богатых и отдаешь бедным.       Имоен защищала Линха. Ей было стыдно вспоминать, как она пользовалась его безответностью в детстве, чтобы только позабавиться.       Но случалось и так, что привычные роли менялись.       Теперь Имоен уже вовсю хозяйничала на постоялом дворе, не хуже дядюшки Винтропа. Имоен Проворная виртуозно балансировала подносами с полными до краев кружками пива, выкрикивала на кухне: «Одно жаркое из говядины, две жареных картошки с грибами, десерт!», мгновенно складывала и вычитала в уме, когда посетитель требовал счет.       И, конечно, наотмашь раздавала пощечины грубиянам, щипавшим ее за задницу.       Таковы трактирные нравы. То и дело чья-нибудь нахальная рука тянулась к вертевшейся вокруг задорной девчонке в застиранном переднике. Однако был и другой обычай: уж если девчонка в ответ отвесит тебе оплеуху, то утрись и сиди. Нечего было распускать руки, если не готов, что вместо кокетливого хихиканья услышишь звон в собственных ушах.       Тем летним вечером в трактире было немноголюдно. Постояльцы всегда прибывали толпами, когда в Кэндлкип приходили поставки топлива и провизии. Потом наступало затишье, и на постоялом дворе коротали время только местные.       В подобный неурожайный для Винтропа день проезжий воин, снявший в своей комнате доспехи и рассевшийся в трапезной за столом, пил третью бутылку вина. Таких тут видали не первый раз. Вне всякого сомнения, это был телохранитель какого-нибудь книгочея, предпринявшего дальнее путешествие в крепость-библиотеку. Раскрасневшееся лицо гостя лоснилось, громадные телеса потели все сильнее, топорщились усы и черная щетина на коротко остриженной голове.       Его пятерня и впилась прямо в мягкое место неосторожно повернувшейся спиной Имоен. Девушка не успела увернуться, зато от души влепила «сдачи» по щеке здоровяка, напоминавшей румяную ягодицу.       Пьяный вояка озверел. В дни наплыва постояльцев его бы оттащили от Имоен, но сегодня, кроме Винтропа, в трапезной сидели лишь двое писцов из библиотеки, чьи пальцы лучше умели держать перо, чем сжиматься в кулак.        – Ты с кем связалась, сучка! – заваливая девушку на стол и обдавая ее винными парами, рычал здоровяк. – Ну, овца, я тебя щас научу, где твое место!       Имоен отчаянно, зло вырывалась, Винтроп заорал в приоткрытую дверь на кухню, призывая подкрепление в лице повара.       Но на пороге трактира уже стоял Линх, как раз вовремя, чтобы увидеть всю нехитрую последовательность событий. Он быстро подошел к распоясавшемуся громиле, двумя руками оторвал от подруги и развернул его тушу к себе.       Ростом Линх был под стать обидчику, но по его долговязой и еще нескладной фигуре было видно, что это подросток.        – Не делай так, – глухо проронил Линх, насупившись.        – Ах ты, сопляк! – здоровяк сгреб его за грудки.       Глядя в его свинячьи глазки, Линх по-прежнему негромко проговорил:        – Да укрепится моя рука, да наполнятся мышцы силой. Да будет так!       Прежде чем вояка опомнился, подросток подхватил его под мышки, поднял над головой и несколько раз встряхнул, словно вытряхивая перину. Затем Линх без особого напряжения швырнул громилу в угол, где тот буквально растекся, прикусив язык.       Однако, когда Линх, не по-детски хмурясь, сделал шаг к нему, здоровяк очнулся и выставил вперед ладони:        – Не надо! Не надо, я все уже понял! Не бей!       Растрепанная Имоен, усевшись на край стола и покачивая ногой, с торжеством наблюдала за этой сценой.        – Я не буду бить, – успокоил Линх и оглянулся через плечо. - Дядя Винтроп, а есть перо и бумага?       Позади него сгрудились прибежавшие из кухни повар и поваренок, сам Винтроп и оба писца. Один из писцов, сгорая от любопытства, первым извлек из своей сумки письменные принадлежности.        – Иди, – Линх протянул ладонь разгромленному вояке, чтобы помочь подняться. – Садись. Писать умеешь?       Бугай не посмел ослушаться и, закивав, поплелся за стол. Зрители затаили дыхание в предвкушении какой-то непредсказуемой выходки. После короткого раздумья Линх внятно продиктовал:        – Пиши: «Обещаю, что никогда никого и пальцем больше не трону». Никогда, никого – с И, не трону – с Е. Пиши грамотно.       Имоен вцепилась зубами себе в запястье, чтобы не захихикать и не испортить драматической серьезности момента. Униженный, перетрусивший здоровяк старательно нацарапал строчку.        – Носи с собой, – твердым голосом подвел итог Линх. – На память.              Служители библиотеки жили в кельях при храме Огмы. В келье Гориона не переводилась пыль из-за множества книг, от нее здесь и пахло по-особому, даже на губах появлялся какой-то особенный книжный привкус.       Линх явился к приемному отцу вечером, уже отмывшись от копоти и сажи, переодевшись в чистое, с рассыпавшимися по плечам еще влажными непослушными лохмами.       Великий маг сидел в кресле-качалке с подставкой для ног, и его роскошная белая борода покоилась на груди. Горион далеко не был немощен, но чудилось, ему нравилось играть в старика. Он и ходил почтенно, согбенно, медленно переставляя ноги и опираясь на посох... Собственно, а зачем мчаться сломя голову в библиотеке?        – Что ж, мальчик, присядь. Как же так у нас получилось, что ты призвал Силу? – тепло щурясь, спросил волшебник.        – Я помолился Ильматеру, отец, – прямо ответил Линх, усевшись напротив Гориона в другое, обычное кресло.       Густые, как у филина, брови старика изумленно взметнулись вверх. Храма Ильматера, Бога Сострадания, не было не только в Кэндлкипе, но и в ближайших городах – в Нашкеле и Берегосте. В общем, с тем же успехом Линх мог бы вообразить себя самим Ильматером, как и его послушником.       Однако Горион не проявлял торопливости.        – Но почему же ты решил стать ильматари?        – Если я стану служить Плачущему, я смогу жалеть всех, кого захочу, и никто не будет над этим смеяться, – смущенно ответил Линх. – Все подумают, что я просто выполняю волю Ильматера.        – Что ж, резонно, – серьезно покачал головой Горион. – Внешне, мое дорогое дитя, ты скорее груб и дик, и когда ты проявляешь сострадание, в глазах окружающих это выглядит... э-ээ... несуразно. Приблизительно, как начни чопорный Ульраунт отплясывать вприсядку. Значит, ты задумал прикрыться Сломанным Богом? Непонятно мне пока только одно: как тебе удалось прочесть действенную молитву без посвящения и обучения? Та-ак... – задумчиво протянул волшебник. – И что ты еще умеешь?        – Лечить, – сказал Линх. - Но я пробовал только на кошках.       Горион улыбнулся:        – Разумно.        – Еще я молюсь о защите от огня, ведь мне часто приходится возиться с горном и каленным железом, – добавил Линх. – Я проверял: тогда я могу брать руками раскаленные заготовки. Но это все.       Погрузившись в размышления, Горион тихонько раскачивался в кресле. Он словно бы ненадолго задремал, закрыв глаза и сцепив тонкие чуткие пальцы. Внезапно волшебник встрепенулся:        – Вот что, дорогое мое дитя. На счастье, я немного разбираюсь в таинствах клириков и попробую обучить тебя основам. Но выслушай меня внимательно, Линх, – лицо Гориона приняло заботливое выражение. – Ты не можешь быть ильматари. Ручаюсь, дело не в тебе, – с участием продолжал старый волшебник. – Не воображай, будто боги тобой пренебрегают или что-нибудь в таком роде! Пройдет совсем чуть-чуть времени, прежде чем ты сам убедишься, что возник бы неразрешимый парадокс... нонсенс... коль скоро бы ты принес обеты.       Линх пристально посмотрел на Гориона.        – Чтобы стать ильматари, нужно принести обеты, отец?       Тот кивнул головой.        – А обеты – это обещания?        – Да. И к несчастью, по некоторым причинам ты не вправе давать обещаний, Линх.       Парень нахмурился:        – Но можно же ничего не обещать, а все равно делать?       Седовласый старик вдруг рассмеялся:        – Что ж... Прикрывайся Ильматером, если тебе так легче, мой мальчик. Плачущий, полагаю, это оценит.       С того дня Горион начал обучать Линха духовным практикам.              Все завертелось 1 миртула 1369 г., поздней весной. Как раз накануне Линх пересек свой двадцатилетней рубеж.       Итак, 1 миртула до полудня у него были уроки с отцом, потом занятия с Джондаларом – ветераном, обучавшим кэндлкипскую стражу боевому мастерству.       Сдав учебное оружие, разгоряченный Линх пошел к колодцу во дворе трактира и, раздевшись до пояса, окатил себя парой ведер ледяной воды. Затем он натянул грубую серую рубаху, какую обычно носят ильматари, прямо на мокрое тело, и направился в трактир обедать.        – Ага! Кто явился! – с энтузиазмом приветствовал Линха трактирщик Винтроп. – Кто-то почуял запах наваристой мясной похлебки с перцем. Но как раз сегодня она так хорошо удалась, что я решил брать по пятьсот золотых за миску. Ты не забыл свой кошелек, малыш?       Линх только усмехнулся. Имоен, вытиравшая со стола, фыркнула:        – Дядюшка! Каждый раз, когда ты повторяешь эту шутку, она становится все смешнее и смешнее.       Трактирщик заржал, похлопывая себя по выпиравшему из-под фартука брюху.       Имоен поставила перед Линхом глубокую миску и положила толстенный ломоть душистого ржаного хлеба.        – А Горион ничего особенного тебе не говорил? – наклонившись к его обветренному лицу, вдруг тихо спросила она.       Оценив недоумевающий взгляд приятеля, Имоен уточнила:        – Про никакое письмо? Подписанное господином Э.? Это случайно не Эльминстер?        – Нет, не говорил, – с запозданием ответил Линх.       Имоен разочарованно вздохнула:        – Ну ладно.       Линх вдоволь наелся похлебки и с умиротворенным видом поднялся из-за стола.        – Эй, сынок! – крикнул ему Винтроп. – Вот для твоих кисок.       Он приготовил большой кулек с обрезками мяса для домашних кошек священника Огмы.        – Спасибо, дядя Винтроп!       Линх уже представил, как замурлычут кошки, как задрожат у них от нетерпения хвосты, когда они сгрудятся вокруг миски с угощением.       Исполненный благодушия Линх с кульком мясных обрезков направился к дому жреца Огмы. Он собирался убрать за кошками и покормить их, а потом заняться своим ежедневным кузнечным ремеслом. У Линха был собственный ключ от дома жреца. Открыв дверь, он ступил через порог.       Разговоры Имоен о письме якобы от Эльминстера вылетели у Линха из головы. Это же она, Имоен! Она вечно что-то придумывает.       Линх заранее улыбнулся, ожидая, когда четыре пестрые кошки начнут тереться о его штаны, выгибая грациозные спины. Но кошек не было!       Парень огляделся, не понимая, почему они все попрятались. Это и дало ему возможность заметить притаившуюся фигуру за углом массивного книжного шкафа.       Линх аккуратно положил окровавленный пакет с мясом на обеденный стол:        – Эй, кто там?       Скрючившаяся фигура распрямилась, это был человек в темно-серой накидке, со скуластым лицом, едва видневшимся из-под опущенного капюшона.        – Так вот ты каков, щенок Гориона!        – Ну, я его сын, – в недоумении уточнил Линх.        – Вернее, приемыш, – осклабился незнакомец.       – Я знаю, – ответил Линх. – А тебе что?        – Ничего. Просто перерезать тебе глотку, – произнес незнакомец все с той же ухмылкой.       Он выскочил на середину комнаты, взмахнув коротким мечом. Линх отпрянул.        – С голыми руками перед врагом я стою! Да будет ниспослано мне оружие. Да будет так! – стал молиться он, отступая в угол.       В протянутой перед собой руке парня появился молот – такой же, с каким он работал в кузнице, лишь слегка мерцавший призрачным светом.              Когда Линх опрометью выскочил из дома священника Огмы, он едва не столкнулся с Имоен.        – Линх, а ты уверен, что письмо... – скороговоркой начала было девушка и осеклась. – Что с тобой? У тебя бровь рассечена!        – Имоен! - вырвалось у Линха в ответ. – Там был незнакомец, он напал на меня! Я помолился, чтобы у меня был молот. Понимаешь, я ударил... Имми, я только что проломил ему башку!..       Девушка положила обе ладони ему на грудь:        – Успокойся, Линх. Я должна посмотреть на это!       Приоткрыв дверь в дом, она тут же с визгом отскочила: прямо у входа с раздробленным черепом и впрямь лежал труп, а четыре кошки хищно сверкали глазами из четырех углов комнаты.        – Как он сюда попал? – продолжал потрясенный Линх.       Отрезанная от всего мира, тщательно охраняемая крепость Кэндлкип до сих пор казалась ему недоступным ни для какой опасности местом. Здесь ничего не могло случиться хуже заурядной трактирной драки!        – Как попал? – дрожащим голосом переспросила Имоен. – Ясное дело, забрался. Думаешь, в королевские сокровищницы не забираются? Везде можно забраться, только умей.        – Надо сообщить страже, – наконец опомнился Линх.        – Точно! Я побегу к капитану Фаллеру. А ты... – Имоен сморщила нос. – Ты – к Гориону. Что-то мне подсказывает, что он не удивится... Но я тебе этого не говорила!       И, не дожидаясь ответа, Имоен умчалась в сторону казарм.              Ворвавшись в келью Гориона, Линх оторопел. Волшебник коротко подстриг бороду и сбросил десяток лет. Седая щетина обрисовывала сухие впалые щеки, на отце была толстая черная мантия, до сих пор забыто висевшая в кладовке, а на столе лежала полураскрытая дорожная сумка.        – Хорошо, что ты здесь, Линх, – спокойным глуховатым голосом произнес Горион. – Я как раз хотел послать за тобой кого-нибудь из послушников.       Неожиданно его спокойствие передалось и Линху.        – Отец, только что на меня накинулся с мечом какой-то чужак, – сдержанно сообщил он. – Я убил его.       Лицо Гориона потемнело:        – Превосходно. Рад, что ты смог постоять за себя. Однако это произошло слишком рано.        – Ты знал?.. – вскинул брови Линх.        – Да. Но не знал, что опасность уже так близка, – признался маг. – Нам придется покинуть Кэндлкип. Иди к себе, уложи вещи, но лишь самое необходимое. Как видишь, я даже свою бороду с собой не беру. Мы не пойдем по торговому тракту, там нас легко могут перехватить, а двинемся напрямик через чащу, и мне не улыбается нацеплять полную бороду паутины и листьев, – Горион слегка усмехнулся. – Позже у нас появится возможность снарядиться как подобает. По дороге я тебе все объясню.              Это было загадочно, тревожно, но в то же время Линх ощущал какой-то необъяснимый восторг. Он никогда не бывал даже в ближайших городах. Вообще парень только в книгах читал о лесных чащобах, полноводных реках, шумных кварталах, соперничающих друг с другом гильдиях, пестрых ярмарках, роскошных дворцах. Здорово выбраться наконец из крепости и хоть что-нибудь повидать!       Жаль только, нельзя позвать с собой Имоен. Ведь им с Горионом, похоже, грозит опасность. Поэтому старый волшебник сказал бы, что не дело Имоен идти с ними, и Линх был с этим согласен. Но она сочтет, что жутко несправедливо, раз ее не взяли с собой. Ведь именно эта рыжая девчонка еще в детстве подбивала Линха отправиться на поиски приключений. Все авантюристы, по ее представлению, быстро становились знаменитыми, гребли лопатой сокровища и очень стильно одевались.       «Кстати, не только Горион, но и Имоен, кажется, что-то знала?» – вспомнил Линх. Она упоминала о каком-то письме...       Но Линху некогда было гадать. Пора укладывать манатки, а там само все раскроется, отец же обещал, что объяснит по пути. Вот оно что! Теперь-то Линх и услышит, почему не сможет никогда принести обеты ильматари.       Они с отцом вышли из крепости после полудня. Линх снова заметил, как помолодел Горион. В руках его был тяжелый боевой посох, которым старик поигрывал, словно соломинкой. Углубившись в лесную глушь, он легко перепрыгивал с моховой кочки на кочку и посохом снимал паутину перед собой. Линху, наоборот, она облепляла лицо, он снова и снова проводил по глазам ладонью.       Волшебник никогда не отказывался поведать о своих былых приключениях, во время которых он объездил весь Фаэрун, посетив и Кара-Тур, и Калимшан, и с почетом был принят в эльфийских землях. Линх догадывался, что видит сейчас «того самого» путешественника Гориона, победителя драконов и гоблинских орд.        – Мы остановимся на ночлег, и я раскрою тебе всю правду, дитя, – заверил седоволосый волшебник, зорко оглядываясь в поисках подходящей поляны. – Пока запомни, если нам предстоит разделиться, ступай в гостиницу «Дружественная рука»: это прекрасно укрепленный постоялый двор впереди по торговому тракту. Там будут нас ждать двое надежных друзей.       Вечерело. С непривычки Линх устал, несмотря на свою обычную выносливость. Известие о ночлеге его обрадовало не меньше, чем предстоявший разговор по душам.       Линх сбросил с плеч вещевой мешок и собрался идти за хворостом, прежде чем в чащобе слишком стемнеет.       В тот же миг впереди захрустели сучья. Горион, сделав Линху встревоженный жест посохом, остановился. Линх тоже замер как вкопанный.       Навстречу из зарослей вышел громадный, телосложением под стать самому Линху, воин, закованный в невиданные шипастые латы цвета воронова крыла. Его лицо скрывал глухой шлем. По сторонам поигрывали мускулами угрюмые огры в мохнатых шкурах.        – Вот и ты, жалкий старик! – громогласно заговорил черный латник. – Отдай мне своего приемыша, и убирайся на все четыре стороны. Надеюсь, ты хочешь еще несколько лет греть у очага свои дряхлые кости, прежде чем сдохнуть?        – Поверь, мои дряхлые кости еще сгодятся на многое. Ни ты, ни твоя толпа огров мне не страшны, – ровно сказал Горион. – Разойдемся мирно, и тогда вы тоже сохраните свои жизни.       Зловещая фигура в доспехах воронова крыла протянула руку, огры с ревом бросились вперед, и могучий Горион внезапно прокричал голосом, показавшимся Линху старческим и надтреснутым:        – Беги, Линх, беги, иначе все напрасно!       Парень в недоумении посмотрел на отца.        – Не стой же!       Впоследствии Линх часто размышлял о том, почему послушался. В Кэндлкипе он привык слушаться отца. И он не допускал мысли, чтобы кто-нибудь мог одолеть великого Гориона.       Поэтому в тот миг Линх поступил, как поступает ребенок, когда ему строго приказывает отец. Он подчинился и кинулся сломя голову сквозь бурелом, прокладывая себе дорогу, пока не наткнулся на большое шершавое дерево и не замер, обеими руками обняв его ствол.       До его слуха долетали звуки сражения: сухой треск, свист и взрывы заклинаний, рычание и вопли огров, выкрики Гориона на магическом языке.       Стихло внезапно. Прижавшись к дереву, Линх ждал, когда Горион позовет его. Но тишина с каждым мгновением становилась все более жуткой. Нужно было самому идти обратно, невзирая на риск разминуться с отцом...              Совсем рядом с Линхом легонько зашуршали кусты. Парень быстро обернулся, не зная, с чем сейчас встретится: с отыскавшим его Горионом, с диким зверем, с убийцей?       Линх вытаращил глаза, увидев, что это Имоен! В кожаной куртке, походном плаще, с дорожным мешком за плечами, с мечом у пояса.        – Эй, это я! – шепотом подтвердила девушка. – Быстро пошли отсюда! Тебя ищет тот... та штука… у него глаза горят, как у демона. Это совсем не человек!        – А отец?! – вырвалось у Линха.       Лицо Имоен, до сих пор только испуганное, стало озабоченным и серьёзным:        – Я спряталась и все видела. Мне так жаль...        – Так жаль?        – Твой отец умер. Тс-сс... – приложила палец к губам Имоен.       Линх почувствовал, как она тащит его за собой, схватив за рукав.        – Нет, нет! – сопротивляясь, повторял он. – Я отнесу в Кэндликп его тело. Отца воскресят в храме!       Имоен тоже остановилась и печально сказала:        – Линх. Тот, кто его убил, не хуже тебя знает, что мертвых иногда можно воскресить. По-твоему, он не позаботился об этом?              С малых лет Имоен свободно бегала по кельям служителей библиотеки, чтобы позвать Линха гулять или бесцеремонно прилипнуть к самому Гориону: «А Линх, когда поест, выйдет?» Никто бы не удивился, увидев ее там.       А помогая толстяку Винтропу на постоялом дворе, смышленая девчушка сделала небольшое открытие. Если научиться двигаться абсолютно тихо, доведётся услышать гораздо больше интересных вещей, чем всегда.       Нет, выслеживать кого-то нарочно – это совсем другое. Но когда ты просто не создаешь шума, то успеваешь ухватить за хвост забавные обрывки разговоров, заглянуть в ненадолго приоткрытые котомки, пробежать глазами пару строк не предназначенной тебе переписки.       И вот, накануне рокового 1 миртула заглянув в келью Гориона, Имоен, по своему обыкновению, вела себя тихо, как мышь. Все эти келейные мудрецы запирали двери на ключ только ночью, когда ложились спать, а сейчас Имоен, сунув голову в приоткрытый проем, могла наблюдать, как Горион сидит за письменным столом спиной к ней, развернув перед собой свиток.       Девушка осторожно переступила порог и подкралась ближе. Отрывок из начала, отрывок из середины, из конца... Именно так и читают через плечо чужие письма, если хотят что-то понять.       «То, чего мы опасались, вскорости может сбыться».       «...я настаиваю, чтобы ты сколь возможно быстро покинул Кэндлкип. Путь таит в себе множество опасностей, но по движущейся цели труднее попасть».       «Я становлюсь стишком старым для этого.        Э.»       Имоен змейкой скользнула обратно за дверь и на сей раз поскреблась, прежде чем просунуть нос в келью.        – Извините, а где Линх?       Седовласый волшебник обернулся и посмотрел на нее укоризненным, несердитым взглядом:        – Вот как! По правде сказать, я думал, ты гораздо лучше меня знаешь, где Линх.       Свиток, однако, Горион мгновенно свернул и прикрыл рукавом мантии.       Снова попросив прощения за беспокойство, Имоен смущенно исчезла. Горион едва успел задумчиво покачать ей вслед головой.       Девушка вся трепетала: кто еще способен написать Гориону, по-приятельски черкнув в конце просто «Э.»? Ясное дело, только старейший маг Фаэруна Эльминстер.       «Я настаиваю, чтобы ты покинул Кэндлкип»... Один или с Линхом?       Но это значило, что у Линха есть шанс отправится в путь в компании со знаменитым Горионом!       Имоен все яснее понимала, что не сможет этого так оставить. Умолять Гориона взять ее с собой, конечно, бесполезно: очень нужна ему дочь трактирщика! Это Линх год за годом учился носить доспехи, размахивать тяжелыми железяками и даже кое-каким молитвам. А Имоен?..       Само собой, Имоен тоже кое-чему научилась, но таким штукам, о которых лучше не болтать. Дядюшка Винтроп же не болтал никому, чем занимался до Кэндлкипа.       Невинный, как младенец, он рассказывал приемной дочери, что зажиточный трактирщик в больших городах и на больших дорогах непременно занимается выслеживанием, шпионажем, укрывательством, скупкой краденого и прочим уважаемым в приличном обществе бизнесом.       «У постояльцев не крадут, – наставлял Винтроп. – У нас не говорят «украсть», а говорят «взять» или «обчистить». Но в любом случае, девчушка, пропаж у постояльцев быть не должно, сечешь? А вот пошарить, у кого что с собой, совсем другой коленкор! Полезно – не в Кэндлкипе, конечно – раздобыть наводку для воров или пронюхать насчет тёпленькой интрижки».       Не могла же Имоен теперь явиться к Гориону: «Возьмите меня с собой, дорогой папа Линха! Я пригожусь, потому что отлично умею совать нос в чужие вещи и чужие дела!».       Тогда у Имоен и созрел план. «Если Горион отправится вместе с Линхом, я тайком двину за ними по пятам. Едва они отойдут от крепости так далеко, что возвращаться назад уже будет глупо, я выберусь к их костру: «Эй, это я, Имоен!» Старикан, ясно, рассердится, но он не злой и не бросит меня одну. К тому же Линх обязательно за меня попросит!»       Имоен жаль было расставаться с Винтропом. Лукавый толстяк сохранил в себе много ребяческого, хулиганского, и девчонка всегда держалась с ним почти на равных. В крепости-библиотеке не было ее сверстников, кроме Линха, но Винтроп всегда оставался для приемной дочери не столько почтенным отцом, сколько веселым приятелем.       Однако Имоен ведь не думала, что отправляется в путешествие на всю жизнь! Она прикидывала: как бы еще не попасть домой раньше, чем хотелось бы. С Гориона станется оставить навязавшуюся спутницу в ближайшем городе и послать весточку Винтропу. Что ж, Имоен побывает хотя бы на Нашкельской ярмарке или в Берегосте, и то неплохо для разнообразия. Но если повезет, она повидает, попробует, пощупает гораздо больше всего интересного и вернется к дядюшке Винтропу прожженной авантюристкой.       Просто... Что может помешать ей вернуться?              Сесть на хвост Гориону и Линху оказалось для Имоен раз плюнуть.       Конечно, девушка не была следопыткой, умевшей бесшумно передвигаться в лесу. Ее главная хитрость состояла в том, чтобы идти, когда шел Линх, и останавливаться, когда Линх останавливался. Ее высоченный, широкоплечий друг тоже не был следопытом, поэтому продирался через валежник с таким шелестом и треском, что по поводу хрустнувших под собственной ногой сучков Имоен могла уже не беспокоиться.       Девушка снарядилась в дорогу как следует. При постоялом дворе Винтроп держал небольшую скупку, классическое «старье берем». Металлический хлам аккуратно чинил Линх, а скорняцкими работами занимался сам Винтроп. Так что Имоен втихаря подобрала себе кожаные куртку и штаны, сапоги, плащ, короткий меч – все как положено.       Причем непосредственно в данном случае Имоен вовсе не обчистила Винтропа. Она всю жизнь хлопотала на постоялом дворе бесплатно, но Винтроп приучил ее считать, что все здесь и так принадлежит ей: славный толстяк официально завещал Имоен свое заведение. Взять вещи по-тихому девушку заставило лишь то, что Винтроп, наверняка, не захотел бы ее отпускать и даже мог, чего доброго, настучать Гориону.              Все начиналось для Имоен так захватывающе, так увлекательно и так хитроумно, что даже не верилось, каким вскоре обернулось кошмаром.       Именно ей, а не Линху довелось видеть гибель Гориона.       Забившись под корни вывороченной ветром сосны, она в ужасе разглядела иссиня-черного гиганта в шлеме – клыкастой маске с глазными прорезями, пылавшими огнем изнутри. Его окружала шайка наемников-огров – великанов с желто-бурой кожей, одетых в необработанные вонючие шкуры. Зажженные факелы в их руках разрывали сгущавшиеся вечерние сумерки, создавая дикую пляску теней.       Съёжившись в комочек среди древесной трухи и прошлогодних листьев, Имоен слышала, как Горион крикнул Линху «беги!» и начал читать заклинания.       Ни тогда, ни после у Имоен не возникало сомнений насчет того, что Линх подчинился. Даже будучи высокого мнения о силе своего друга, Имоен не дала бы ему больше одного огра; в смысле, Линх еще мог бы одолеть одного огра в неравном бою, ценой собственной пролитой крови и сломанных костей. Но в нынешней битве он не продержался бы и минуты.       Зато заклинание Гориона выкосило бежавших на него огров, словно траву: людоеды рухнули на землю без каких-либо очевидных причин, и лишь белесый туман мгновение колыхался над телами. С ладони мага в гущу нападавших сорвалась разветвленная молния. Дрожавшая в объятиях сосновых корней Имоен явственно ощутила запах горелой плоти.       Но за спинами наемников-огров, прикрываясь ими, словно живым щитом, к Гориону уже подходил тот, закованный в черные латы. Из прорезей в его шлеме вырывался зловещий свет, тяжелый двуручный меч взметнулся над головой старого волшебника. И все же Горион, по-видимому, прочитавший какую-то защиту, выстоял против чудовищного удара и поднял посох, произнося заклинание.       Очередной взмах меча сломал защиту, и формула на магическом языке оборвалась...       Глава 2              – Я отнесу в Кэндликп его тело, – настаивал Линх. – Отца воскресят в храме!       Имоен лишь покачала головой:       – Тот, кто его убил, знает не хуже тебя, что мертвых иногда воскрешают. По-твоему, он не позаботился об этом?       Она не добавила больше ни слова. Девушке не хотелось рассказывать Линху, как черный демон рассек грудь Гориона и вынул его окровавленное сердце.       Линх тоже ничего не сказал. Он понял.       Они продирались сквозь чащобу в сгустившемся ночном мраке, пока не убедились, что в лесу ночью далеко не уйдешь, гораздо безопаснее забиться в заросли и дожидаться рассвета.       Беглецы затаились в сыром овраге, на дне которого звонко стрекотал ручей. До сих пор оба ни разу не ночевали под открытым небом и не знали, что для этого нужно. Впрочем, в любом случае как-то располагаться на ночлег было поздно: слишком темно, чтобы набрать хвороста для костра, поставить шалаш или даже просто выбрать место посуше. Линх сел, опершись спиной на глинистый пригорок, и Имоен, стуча зубами от холода, тесно прижалась к другу.       Они не сомкнули глаз до восхода. Только когда на востоке забрезжили косые лучи весеннего солнца, Имоен со стоном поднялась на ноги, пытаясь размяться. Почти всю ночь они с Линхом просидели, не шелохнувшись, боясь упустить крупицу тепла.       Растрепанный Линх неуклюже встал, одежда на нем совсем отсырела, мышцы одеревенели.       – Давай поедим, – чуть охрипшим голосом проговорила Имоен.       И оба с удивлением переглянулись, поняв, что это первые их слова друг другу за многие часы.       Девушка развязала свою дорожную сумку, доставая провизию: полбуханки хлеба и кусок соленого сала. Солнце порядком взошло над горизонтом и уже начинало греть. Пища немного придала Имоен силы.       – Линх, скажи что-нибудь! – окликнула она. – Мне правда жаль, ты же знаешь, но слезами горю не поможешь.       – Тот черный хотел убить только меня, а не отца, – проронил Линх, с трудом разомкнув побелевшие губы.       Имоен всплеснула руками:       – Ты ничего не мог изменить! И, кстати, я совершенно уверена, что он наврал: он все равно бы не отпустил Гориона, даже если бы старик согласился отдать тебя. Этот изверг расправился бы сначала с тобой, а потом с ним.       Линх нетерпеливо потряс головой:       – Слушай, Имми. Просто я хочу, чтобы ты вернулась обратно в Кэндлкип. Если этот убийца найдет меня снова, пусть хотя бы тебя не будет поблизости.       Краска бросилась Имоен в лицо. Она и не подозревала, что после бессонной ночи, продрогшая и усталая, способна так разозлиться.       – Имоен не оставит друга в беде. Нет, сударь, не оставит, так и запиши! – возмутилась девушка. – Тебе придется отправить меня в Кэндклип под конвоем, иначе я не пойду.       Линх, насупившись, посмотрел на нее исподлобья. Однако Имоен, выплеснув возмущение, продолжала гораздо дружелюбнее.       – Теперь уж нам хошь не хошь придется стать вольными наемниками. Если мы будем не сидеть на одном месте, а шастать туда-сюда по дорогам, черному демону просто надоест за нами гоняться.              Жаркий весенний полдень отогрел беглецов. Теперь Имоен и Линх шагали по торговому тракту. Они выбрались на тракт случайно, но решили с него не сходить: безвылазно прожив прежнюю жизнь в отрезанной от всего мира цитадели, ни один из них не был подготовлен к тому, чтобы бродить по лесам.       Заплечный мешок Линха остался на месте их последнего с Горионом привала. Сказав, что ему не тяжело, Линх закинул себе за спину дорожную сумку Имоен. Девушка ответила, что этим показателем может измеряться их успех как наемников: если они впрямь раскрутятся, то однажды у них будет столько сокровищ, что Линху одному не унести.       И вот, наконец, широкий проезжий тракт.       Неожиданно впереди они увидели идиллическую картину: двое путников расположились у обочины прямо на траве.       – Пст! – дернула Линха за рукав Имоен. – Дипломатические связи с населением предоставь мне. Открывай рот, только если спросят.       Линх молча кивнул. Он никогда и не претендовал на красноречие.       Парочка у обочины была примечательна. Долговязый человек носил мантию мага. Его лицо было сплошь испещрено вычурными татуировками. Линх вообще думал, что у мага закрученные усы, пока не подошел поближе и не заметил, что и это тоже татуировка. Вьющиеся волосы мага были к тому же дико всклокочены, вихры так и торчали в разные стороны.       Коротышка оказался полуросликом. В Кэндлкипе Имоен и Линх видели их редко, но как-то привыкли считать, что полурослики – добрые, открытые люди (если можно так выразиться), находчивые и языкастые. Но этот выглядел настолько хмурым и грубым, что Имоен невольно подумала: «Даже Линх по сравнению с ним обаяшка!»       – Монтарон! Посмотри, эти молодые странники в беде, – вскричал человек, толкая в бок полурослика.       – Точняк, Кзар, видок у них потрепанный, – сквозь зубы процедил тот.       – Добрый день, – начала было Имоен.       Но Кзар, без причины гримасничая, осведомился:       – И кто же вы такие?       Имоен собралась с мыслями:       – Мы наемники. Линх молится Ильматеру. А я... ну... я маг.       И увидев, как татуированное лицо Кзара совсем уж невероятно скривилось, пролепетала:       – Начинающий...       – Не хватало нам еще ильматари, – проворчал Монтарон. – Пусть идет варить суп нищим!       – Зато он здоровый бугай, Монти! – взвизгнул Кзар. – Смотри, какой страхолюд, да он одной своей рожей будет отпугивать врагов.       Чудилось, парочку совсем не смущало, что Линх все это слышит.       – Мы хотим предложить вам помощь, – подвел черту татуированный маг. – Монти и я согласны взять вас с собой в Нашкель.       Имоен, наконец, сумела вставить слово:       – А вы-то кто?       – Хватит уже того, что мы не такие желторотые молокососы, как вы, – пробурчал себе под нос Монти.       – Мы работаем на о-о-очень крупного заказчика! – объяснил Кзар. – Если я вам скажу, кто он, Монти придется тут же перерезать вам глотки.              Перед смертью Горион упомянул, что на укрепленном постоялом дворе впереди по торговому тракту их с Линхом будут дожидаться друзья.       Но парень решил, что теперь друзья отца ничего ему не должны. С гибелью Гориона Линх стал для них просто незнакомцем, с ними его больше ничто не связывало. Сейчас Линху было безразлично, куда идти.       В Нашкель так в Нашкель.       По дороге Кзар поведал, что они с Монти намерены извлечь большие выгоды из кризиса, год назад охватившего Побережье Мечей.       Железный кризис! Последнее время даже в Кэндлкипе только о нем и толковали. На крупнейших в регионе рудниках Нашкеля месяц за месяцем ощутимо снижались объемы выработки и сильно упало качество руды. Наконец это привело к острому дефициту железа и стали.       Одновременно Побережье наводнили бандитские шайки, практически перерезав главный торговый путь, и область Врат Бальдура буквально оказалась в блокаде.       Даже упорно отгораживавшиеся от мирских забот жители Кэндлкипа столкнулись с железными кризисом. Железные и стальные вещи, выкованные в прошлом и текущем годах, будь то подставка для свечей или меч, обладали необъяснимым свойством внезапно покрываться трещинами, крошась прямо в руках. А бедняге Линху все чаще доставалось от хозяев, сдававших ему в ремонт сельхозинвентарь. Некоторые из них не признавали никаких оправданий, а винили молодого кузнеца, что тот пережег металл или как-то еще все испортил.              По пути угрюмый Монтарон развлекался странной игрой. Стоило Кзару погрузиться в свои мысли (в этот момент татуированный маг начинал неразборчиво бормотать себе под нос), полурослик подкрадывался и слегка колол его острием ножа. В ответ маг, дергаясь, издавал истеричный вопль:       – Не трогай меня! – и, брызгая слюной, угрожал, что однажды съест печень Монти с гарниром из красного вина и тушеных бобов.       Улучив минутку, Имоен объяснила Линху, почему, собственно, так уж необходимо идти дальше с этой чокнутой парочкой.       – Для начала нам нужен хоть какой-то опыт, – втолковывала она. – Может, они и эксцентричные, но если они зарабатывают поисками приключений, значит, кое-что в этом смыслят.       Девушка не столь близко знала Гориона, чтобы сильно о нем горевать. Она больше сочувствовала горю Линха. Самой Имоен было легче оправиться после жуткой вчерашней ночи, хотя у нее до сих пор поджилки тряслись при воспоминании о ней.       Линх совсем ушел в себя. «Он молчит и грустит, – думала Имоен, – но я его прикрою!» Это давало ей сил направить свои мысли в деловое русло.       Не страшно, если сперва даже придется послужить на побегушках у дерганого мага и свирепого полурослика. Как любил повторять Винтроп: сначала ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя! В смысле, сначала полезно засветиться в компании с настоящими солдатами удачи, даже если придется бегать им за пивом. Зато потом можно говорить всем: эй, с наше повоюйте!              На перепутье дорог был когда-то основан храм Латандера. В нем находили приют и благословение купцы, ведущие свои караваны на юг – в Амн и еще дальше, в Калимшан, или на восток к Морю Упавших Звезд.       Конечно, к храму подтянулись фермеры, так как могли продавать караванщикам фураж и продовольствие. Сначала образовался небольшой поселок, потом целый город, с городским советом, гостиницами и кузней. Однако последнее слово здесь всегда оставалось за Латандером, точнее, за его действующим представителем – настоятелем храма Келдатом Ормлиром.       Город назывался Берегост, и путники, следовавшие в Нашкель, обычно делали промежуточную остановку тут.       Линх бросил сумрачный взгляд на многокупольный собор с витражными окнами. Даже на расстоянии можно было различить, что витражи изображают восходящее солнце, сложенное из розовых, красных и желтых стекол. Неожиданно Линху стало радостнее на сердце. Он впервые видел храм Владыки Утра, но по книгам всегда любил и Латандера, и его «утренний народ» – провозвестников свободы для каждого, сторонников гармоничного развития тела и разума, атлетизма и артистизма, расовой терпимости и веры в светлое будущее.       В сонме богов Латандер был союзником Ильматера, и это делало его для Линха еще более родным. В душе Линх разделял их так: Ильматер – бог для нынешнего мира, где большинство одиноких, искалеченных, бедных и страдающих, а Латандер – бог для людей будущего.       – Нечего ломиться в Берегост всей толпой, – вывел Линха из созерцания скрипучий голосок коротышки Монти. – Надо по-тихому срубить бабла.       – Бабла? – не понял Линх.       – Он говорит: раздобыть денег, – шепотом подсказала Имоен.       Жаргонных словечек она нахваталась от Винтропа.       – Умница, – язвительно похвалил Монти. – Но не рассчитывайте со своим дружком выехать у меня на шее. Поглядим, способны ли вы сами зашибить бабки.              Имоен решила принять этот вызов. Линха она сразу послала искать таверну «Веселый жонглер», где Монти назначил место встречи, а сама отправилась шляться по улицам.       Девчушка догадывалась, почему Берегост навел Монти на мысли о бабле. Здесь полно проезжающих. А в городе, где каждый день сменялась куча новых лиц, вору легко было и выбрать подходящую жертву, и раствориться в толпе.       Имоен пристроилась за полной женщиной с корзиной в руках; раз с корзиной, значит, в лавку или на рынок; раз в лавку или на рынок, значит, с кошельком. Девушка представила, как эта особа заходит в лавку, набирает в корзину лук, морковь и картофель, хвать – а кошель тю-тю! Но готовить ведь из чего-то надо, и она грузно тащится по солнцепёку домой за деньгами, потом снова в лавку, теряет на покупки много времени, не успевает по хозяйству, не может уследить за детьми, которые затевают крик и драку, и наконец ссорится вечером с мужем. Имоен поморщилась: ей не хотелось доставлять столько неприятностей совершенно посторонней женщине.       В поле зрения Имоен попался франтоватый мужчина знатного вида в сопровождении слуги. Но куда бы они ни направлялись, к ним было не подойти незаметно. Имоен вспомнила: Винтроп рассказывал, что воры нарочно надевают роскошную одежду, когда собираются поближе подобраться к богатым. А если у тебя роскошной одежды нет, богач с тебя глаз не спустит, чтобы ты у него чего-нибудь не спер.        Девушка чуть-чуть попасла монаха Латандера в желтой рясе, но решила, что лучше не связываться с главными хозяевами города. Следующим был купец с внешностью тертого калача, способного поймать воровку за руку.       Имоен повесила нос. В трудную цель метить она не отваживалась, сознавая свою неопытность, а легкие цели – это те, кого жалко. Но Имоен не могла явиться к Монти с пустыми руками! Ей хотелось доказать, что сумеет выжить, бродяжничая, рискуя и ни от кого не завися...              Монти и Кзара девушка повстречала еще не доходя до «Веселого жонглера», дешевой шумной таверны в южном квартале.       На огромной вывеске перед входом был изображен размалеванный ярмарочный жонглер в колпаке с бубенцами, а рвавшаяся изнутри громкая музыка и гул пьяных голосов служили заведению еще более красноречивой вывеской.       – Ну как улов, малышка? – ухмыльнулся Монти.       – Сам малыш! – обрезала полурослика Имоен, с гордым видом подбросив на ладони кошелек.       – Че дерзкая такая? – спросил Монти неожиданно беззлобным, даже одобрительным тоном и протянул руку. – Общак у нас держу я.       Имоен слегка растерялась, однако отдала деньги. «Будем считать, что это вложение в деловую репутацию», – утешила она себя. Но на душе у нее все равно заскребли кошки. Блефа ради Имоен пожертвовала своими собственными деньгами, небольшой суммой, что прихватила с собой в день побега из Кэндлкипа.       Долговязый Кзар первым переступил порог таверны, поэтому из-за его спины Имоен не могла рассмотреть, что вызвало его клокочущее негодование. Кзар остановился как вкопанный и взвизгнул:       – Идиот!       Монти, выглянув из-под его руки, загоготал:       – Гы-гы-гы, я ж базарю, эти ильматари – ходячий зашквар!        Имоен тоже высунулась из-за Кзара и вскинула брови. Линх во взмокшей от пота рубахе вовсю натирал тряпкой дощатый пол.       – Он не с нами! – Кзар протянул указательный палец в сторону Линха.       – Гы-гы, – отозвался Монтарон. – Пока ты это не сказал, никто и не думал, что он с нами.       Имоен кинулась к Линху:       – Что ты делаешь?!       Тот распрямился, держа в руках мокрую тряпку.       – Ну, хозяин сказал, что если мне нужно срубить бабла, то у него есть работенка, – дружески улыбаясь, объяснил Линх.       Имоен лишь развела руками.       – Линх только хотел... – она оглянулась на Кзара и Монтарона, но не встретила ни тени сочувствия.       Посетители нашли эту сцену довольно комичной и прервали свои занятия, чтобы получше разглядеть черноволосого уборщика, возвышавшегося посреди таверны, как каланча.       – Этот идиот не с нами! – высоким голосом снова выкрикнул Кзар.       – Он просто не знал! – продолжала заступаться Имоен.       Линх удивился:       – Что, не надо было?..       У Монти опять вырвалось:       – Гы-гы-гы!       Схватив Линха за руку, Имоен потащила его в угол таверны.       – Понимаешь, почему они злятся? – зашептала она. – Если ты за гроши намываешь пол, нам никто потом ни за какие дела не предложит трехзначную цифру.              Впрочем, как-то непохоже было, что Кзару и Монти прямо неймется скорее избавиться от Линха. Имоен подметила, что дальше негодующих ужимок мага и зубоскальства коротышки дело не зашло. «Ну еще бы! – прикинула девушка. – У него такие мускулы, и он умеет воззывать!» И наметила себе на будущее: «Главное проследить, чтобы Линха не бросили на съедение каким-нибудь гоблинам, спрятавшись у него за спиной».       А поутру вся сомнительная компания уже намылилась покинуть городок, когда путь преградило столпотворение на дороге, ведущей в Нашкель.       Въезд был перекрыт желторясными служителями Владыки Утра. Глашатаи выкрикивали:       – В Берегосте объявлен карантин! Возле города видели зомби! Во избежание массового заражения въезжающие должны пройти осмотр! Сохраняйте спокойствие!       Благодаря кэндлкипской библиотеке Линх без труда понял, что происходит. Про нежить он вообще читал изрядно, ибо Горион неутомимо натаскивал его в жреческих науках.       В случаях обнаружения ходячих трупов карантин считался обычной мерой: латандериты будут осматривать прибывших на наличие человеческих укусов и прочих подозрительных воспаленных ран на теле. Важно, чтобы в город не проник зараженный: достаточно и одного, не успеешь глазом моргнуть, как пойдет цепная реакция.       Само же появление зомби можно было расценивать, как относительно заурядную опасность для местности, где наличествовал крупный храм. Упокоить восставших мертвецов был способен любой маломальски опытный священник. Даже Линх теоретически вполне представлял себе, как это делается.       – Внимание! Владыка Утра призывает откликнуться вольных наемников! – раздался голос глашатая. – Обратитесь к светлейшему Келдату Ормлиру!       – О! Они ищут наемников, – у Имоен разгорелись глаза.       Наконец-то они Линхом начнут вести жизнь бродячих авантюристов, добывающих пропитание заклинанием и мечом.       Девушка подергала за рукав Кзара:       – Мы же можем спросить про эту работу, правда? Мы ведь так всегда и поступаем?       Тут же она смутилась от собственного энтузиазма. Но маг, наморщив лоб, задумчиво кивнул:       – Пожалуй, стоит осведомиться, что за помощь им нужна. И главное, насколько они будут нам благодарны за наш бескорыстный порыв.              Светлейший Келдат Ормлир находился в гуще событий. Латандер был поборником равенства, поэтому настоятель вместе с рядовыми послушниками занимался установкой шатров для попавших в карантин приезжих.       Несмотря на преклонный возраст, среброкудрый Келдат вместе с двумя помощниками поддерживал толстый опорный столб.       Вовремя подошедший Линх уверенно обхватил руками опору шатра:       – Крепите, я держу!       Латандериты почувствовали, что неповоротливый столб перестал шататься, и с благодарным удивлением воззрились на вовремя подоспевшего силача.       – Чудесно, юноша! Спасибо за своевременную помощь, – отирая кружевным платочком разгоряченное лицо, проговорил светлейший Келдат, когда с креплением опоры было покончено.       Взгляд Линха особо зацепился за этот платочек: латандериты всегда питали слабость к изящному.       – Мы слышали, вы нуждаетесь в клинках наемников, светлейший? – вкрадчиво вступил в разговор Кзар.       Отозвав всех четверых в сторону, Келдат приступил к делу.       – Вы, как я понимаю, заинтересовались контрактом? Рад, очень рад. Позвольте мне разъяснить суть. Видите ли, нынче ночью один мальчик... мальчик Фути и его подружка Нетти – вот сорванцы! – удрали из дома и отправились на мегалиты. Это древние каменные сооружения на запад от Берегоста. Как я понял, детишки решили поиграть в кладоискателей, – светлейший развел руками. – Теперь они утверждают, что по мегалитам бродит толпа мертвецов, не менее двух десятков. Счастье еще, что озорники вернулись живыми и решились рассказать обо всем взрослым, не побоявшись наказания за собственный ночной побег.       Однако мы до сих пор в точности не знаем, что в действительности произошло, – предельно посерьезнел Келдат. – Когда речь идет о зомби, в приоритете безопасность населения. Что если кто-нибудь уже подцепил заразу? Храмовая братия занята установлением карантина. Посему я предпочитаю подключить к делу наемных людей. Разведайте, Латандера ради, что творится на мегалитах! Храм оценит ваши хлопоты в размере ста золотых. С другой стороны, если вам по силам окажется разобраться с проблемой на месте, награда поднимется втрое.       В конце концов Келдат Ормлир выдал Кзару расписку, удостоверявшую размер вознаграждения, и поставил свою печать перстнем с символом Бога Рассвета.              Небо затянуло облаками, предвещавшими дождь. Весна часто бывает похожа то на зиму, то на осень. Сегодня пасмурная погода смотрелась совсем по-осеннему.       Прежде чем выдвигаться в сторону таинственных мегалитов, четверка солдат удачи взвесила свои шансы. Если повезет, за городом впрямь околачивается лишь горстка тупых медлительных зомби. И за их гниющие башки платят золотишко!       – Мы же сможем закопать зомбаков, если у нас есть свой собственный маленький ильматари? – смерив Линха взглядом, осведомился Монти.       – Я постараюсь дать им покой, – обещал Линх. – Но тут как получится... может, молитвой, а может, и дубиной.       Однако все было в руках Тиморы, Госпожи Удачи. Или в руках ее соперницы Бешабы, богини несчастных стечений обстоятельств и невезения. Причиной появления живых мертвецов на мегалитах мог оказаться и зловещий чернокнижник, и ужасный лич. Тем более раз речь шла о мегалитических сооружениях! (Линх вспомнил, что раньше читал: на Побережье Мечей до современной цивилизации действительно обитала какая-то малоизученная раса, вроде древних эльфов, и их следы как раз попадались к западу и к юго-западу от Берегоста).       Тогда очевидно, что обычный отряд наемников ничего не сумеет поделать, и светлейшему Келдату придется бросить в сражение дружину своих «воинов рассвета».              Само собой, разведку взял на себя Монтарон. Он был силен, крепко сбит и с виду довольно неуклюж для полурослика, и все же красться умел получше любого из своих спутников-«верзил».       Остальные трое остановились, разглядывая сооружения издали: это были своеобразно установленные друг на друга циклопические блоки и плиты, вызывавшие полное недоумение. Для чего кому-то понадобилось строить арки, которые никуда не ведут, и громоздить ввысь камень за камнем? Зачем древние, надрываясь, передвигали неимоверные тяжести? При виде мегалитов у Линха мелькнуло смутное воспоминание: еще совсем-совсем маленьким мальчиком он любил сидеть на земле и класть друг на друга камушки.       Тут вернулся Монти, вынырнув из ближайшей тени.       – Лафа! В камнях точняк только зомби. У-уу, ух! – передразнил он хрипящих мертвецов. – Топчутся и воют, фраера ушастые. Айда за мной!       Полурослик повел своих товарищей к мегалитам: он заранее присмотрел, с какой стороны безопаснее всего подобраться. Кое-где каменные постройки сильно заросли. Густой кустарник мог служить не только укрытием для четверки, но и своего рода преградой для медлительных и неловких ходячих трупов. Они натыкались на кусты, как на стену, и с тупым ворчанием поворачивали назад.       Под пасмурными тучами среди причудливо сложенных каменных глыб бессмысленно околачивались истлевающие тела, жуткие и вместе с тем какие-то жалкие. Их волосы вылезали клочьями, закатившиеся глаза смотрели в никуда, оба ряда зубов обнажились, одежда истрепалась и пропиталась гноем.       Похоже, они правда были одни. Тот, кто их поднял, либо убежал, либо был сожран, либо заражен и уже обратился. В сущности, это могло случиться даже с опытным некромантом: ведь и старого пчеловода иногда жалят пчелы.       Вон тот – высокий, сутулый, с длинными распущенными космами, впалыми щеками и черными тенями вокруг глазниц – он выглядит самым свежим. Он тоже бесцельно бродит среди каменных арок, издавая стенания, и его темно-фиолетовый плащ изодран во многих местах.       Порыв ветра услужливо донес до искателей приключений приторный смрад разложения.       – Ждите здесь, – нахмурившись, шепнул Линх.       Он думал, что все равно ему никуда не деться. Священник и нежить обязательно встречаются, рано или поздно. И тогда священник обретает над ней власть, изгоняет на иной план бытия... ну, или сам становится нежитью.       Выпрямившись во весь рост, Линх вышел на открытое место и простер руки:       – Во имя истинной жизни!..       Мертвецы повернулись к нему все как один. Линх в голос продолжал взывать: «Вернитесь к праху», «Отпускаю вас», «Изыдите». Если бы это сработало, нежити полагалось если не упокоиться, то, по меньшей мере, бежать прочь от молитвы. Но Линх был окружен и лишь через миг сообразил: его не трогают! Мертвецам, чудилось, не хватало совсем немного, они тянули иссохшие руки, но не дотягивались и не решались сделать последний недостающий шаг вплотную.       И вдруг из-за их спин прозвучал надтреснутый глухой голос:       – Кто беспокоит мое семейство? О скорбящее дитя мира! Ты родился во времена, когда узы дружбы и любви ослабели и истончились. Я принес смертным иные, прочные связи...       Зомби расступились, открывая взору Линха фигуру в темно-фиолетовом изношенном плаще. Линх оторопел. Перед ним был живой человек. Безумный взгляд фанатика, предельно изможденное лицо, темные тени под глазами, он пропах мертвечиной, но сам был живой.       Чувствуя, что падает духом, Линх проговорил:       – Да не устрашусь тебя, да будет так!       И ощутил, что защищен от страха.       – Я глава семьи! Я подарю тебе новую родню, не ведающую предательства родню, что никогда не покинет тебя. Присоединись к нам!       Кошмарный человек распахнул плащ, и Линх увидел на его груди нечестивый символ – серебристый череп, исходивший фиолетовыми лучами, знак Темного Солнца.       Линх понял, что перед ним служитель Сирика, Бога Безумия, Иллюзий и Лжи. Но, сейчас недоступный страху, схватился за дубину.       Эту простую дубину он нашел и обстругал сам, после того как лишился и дорожного мешка, и оружия в ночь роковой гибели Гориона.       – Приобщайся к моей семье, мальчик! – воскликнул служитель Сирика. – Она будет все расти, пока весь мир не станет, наконец, счастливой крепкой семьей!              Мертвецы, направляемые волей Темного Солнца, со всех сторон накинулись на Линха. Но не тут-то было. Может, священником он был совсем желторотым, зато мышцы молотобойца не дали слабину. Позабыв о молитвах, парень разбрасывал ходячих вокруг себя, орудуя дубиной.       – Да охватит тебя отчаяние! – замогильным голосом начал «глава семьи». – Да войдет в жилы холод, да подогнутся колени, да ослабеешь в борьбе.       Слыша слова проклятия, Линх понимал, что ничего ровным счетом не может сделать. Даже зная, как отвратить его от себя, парень, окруженный хрипящими голодными мертвецами, не способен был выговорить в ответ что-либо вразумительное. Но Линх вдобавок еще и просто не знал, как отвести от себя эту порчу.       – Именем Сирика, да будет... – темный священник осекся, хватая ртом воздух.       – Ни в коем разе! – раздался другой, звенящий голос.       Позади оседающего на землю темного жреца Линх увидел рыжеволосую голову Имоен.       Обеими руками девушка выдернула из тела упавшего «главы семьи» свой короткий клинок.              Спутники Линха тоже не дремали.       – Не прикасайся ко мне! – раздался откуда-то сбоку истеричный вопль Кзара, и на Линха пахнуло горелой плотью.       Из ладоней мага били две огненные струи, испепеляя слишком близко подошедшего зомби.       Полурослик Монти достойно демонстрировал, как его народ владеет пращой: просвистев мимо носа Линха, камень с сочным звуком пробил ходячему голову.       Получив подмогу, Линх вырвался из скрюченных пальцев зомби, раскидал их несколькими взмахами дубины и снова воззвал:       – Я отпускаю вас, вернитесь к праху, изыдите!       Восставшие мертвецы попятились, а несколько наиболее разложившихся и поврежденных тут же рассыпались на части.       ...После битвы искателям приключений пришлось как следует перевести дух. Больше всех, разумеется, был помят Линх, угодивший в гущу драки. Правда, он носил куртку из воловьей кожи, да еще со стеганой подкладкой. Мертвецы не сумели ее прокусить, хотя и изрядно замусолили. Зато они с корнем вырвали рукав и добрались-таки до незащищенной плоти. Рука Линха от плеча до самого локтя была в крови.       – Эй, ты же не собираешься прямо сейчас обратиться в одного из них? – увидевший это Монтарон отскочил на безопасное расстояние.       Внезапно ослабев от потери крови, Линх сел, привалившись спиной к вросшей в землю каменной плите.       – Линх, ты что, заражен? – в панике подскочила к нему Имоен.       Тот, закрыв глаза, что-то бормотал. Девушке почудилось, что это бред, и ее друг сейчас навсегда потеряет человеческий облик. Он сидел, закрыв глаза, с лицом, покрытым испариной.       – Линх! – выкрикнула Имоен.       Тот внезапно приподнял веки:       – Не-а, я не обращусь. Я помолился, чтобы очиститься от заразы. Но я больше не могу воззывать, я устал и меня так мутит. Ты можешь перевязать мне какой-нибудь тряпкой руку?       – Кзар, у тебя есть целебное зелье? – воскликнула Имоен. – Он же истекает кровью!       – Не вопи, это нервирует меня, – покривившись, маг бросил девушке флягу. – Вот тебе зелье, но хотя бы не танцуй прямо возле этого парня. Когда он перегрызет тебе горло, будет поздно.       Ловко поймав флягу, Имоен присела рядом с Линхом.       – Линх, у тебя очень болит рука? – доверительно спросила она. – Сейчас будет еще больнее!       – Я знаю, – сдавленно сказал тот. – Погоди. Я пока еще не готов... А теперь уже готов. Лей!       И Имоен стала промывать Линху рану исцеляющим зельем. Оно зашипело от соприкосновения с кровью, словно вода, плеснувшаяся на раскаленную сталь, и пошел пар. Линх вообще не издал не звука, зато сильно потряс головой.       – Все хорошо, смотри. У тебя даже шрамов теперь не будет, – подолом своей рубашки Имоен стала обтирать его плечо. Рваные раны затянулись гладкой кожей, более светлой, чем по всей остальной руке.       – Угу, – буркнул Линх, тяжело переводя дыхание.       Имоен заботливо положила ладони ему на плечи:       – Тебе нужно еще посидеть или сможешь встать?       Кзар раздраженно повторил:       – Эй, девчонка, хватит к нему липнуть! Это он говорит, что очистился от заразы, но нам это неизвестно!       – Пойдем скорее в храм, Линх, – встревожилась Имоен. – Пока ты не запустил болезнь, пусть посмотрят целители.       Линх встал на ноги, держась за камень, и бросил взгляд туда, где среди скудной травы лежало, полностью накрытое фиолетовым плащом, тело поверженного служителя Темного Солнца.       – Мы должны отнести его в храм тоже, – Линх показал на тело рукой. – Он был сумасшедший. Он просто думал, что зомби – его семья. Пусть латандериты судят, заслужил ли этот бедняга смерти.       Кзар картинно закатил глаза. Монти хмыкнул:       – Забудь, маленький ильматари. Воскрешение стоит, как личный особняк. Никому этот зомбячий пахан не сдался.       Даже Имоен посмотрела на Линха с сомнением: они все устали, и на руках тащить в Берегост труп никому не улыбалось. Но в душе девушке было неприятно, что Линх в их компании снова остается в меньшинстве. Поэтому она вздохнула:       – Ладно, как скажешь. Может, «утренние люди» и правда будут рады, если благодаря нам им придется возиться с этим психом, привязывать его к кровати, кормить с ложечки и всё такое.              Под вечер четверо искателей приключений вернулись в Берегост. Выглядели они при этом в точности так стильно, как и мечтала в детстве Имоен.       Приезжие, занявшие очередь в карантинные шатры, вытаращили на великолепную четверку глаза. Впереди шагал богатырь в провонявшей мертвечиной куртке, из которой с мясом был вырван рукав. Вокруг его обнаженного плеча бахромились нитки и засохли окровавленные клочки рубахи. За ним шествовали зловеще бормочущий себе под нос маг в черной робе, полурослик, свирепо зыркавший по сторонам, и, наконец, девчушка с растрепанными рыжими волосами и задорным раскрасневшимся лицом.       Имоен нарочно чуть отстала, чтобы иметь возможность насладиться всей полнотой картины.       По пути у Кзара случился приступ галантности. При виде, как костлявое тело жреца Сирика, завернутое в его собственный фиолетовый плащ, тащат Линх с Имоен, маг сменил девушку и всю дорогу ворчал на Монти: «Клянусь, я поджарю твою печень в соусе из красного вина, если ты будешь отлынивать!»       В итоге на подходе к Берегосту тело несли уже Линх и Монти, а толпившиеся возле шатров зрители напряженно гадали, что это они приперли с собой и зачем?        Дальше все шло своим чередом. Наемников срочно отвели к целителям на осмотр. Линх признался, что был укушен, но поскольку минуло уже достаточно времени, а у него не нашли ни воспаления, ни трупных пятен, латандериты решили, что он и вправду сумел очиститься от заразы силой своей молитвы.       Затем наемники вновь встретились с Келдатом Ормлиром, чтобы получить вознаграждение. Светлейший Келдат при этом начал речь крайне таинственно.       – Воля Латандера иной раз неисповедима! Думать не думал, что четверо безвестных солдат удачи управятся с Бассилусом! Это помешанный священник, обещавший возродить своих адептов после смерти, даровать им братскую любовь и единение в совместных трапезах. Он не раз появлялся на Побережье, собирая свою «семью». В последний раз Бассилус обратил в зомби целый поселок возле моста через реку Чионтар, по направлению к Вратам Бальдура.       – Его сразила Имоен, – рассказал о событиях Линх. – Когда ходячие зажали меня со всех сторон, она появилась и проткнула его мечом.       – Это я – Имоен, – показалась из-за его плеча девушка.       – Поразительно! – воскликнул Келдат. – Наши «воины рассвета» давно охотились за ним, но матерый волк пал от детской руки. Однако позвольте вас поздравить: за голову нечестивца храм Латандера объявил награду размером в тысячу золотых. Мы не станем увиливать от уплаты.       Монтарон едва слышно присвистнул.       – Что касается тела, которое вы принесли, – подвел черту светлейший, – мы присудили захоронить его. Безумный жрец Безумного Бога и так уже слишком дорого нам всем обошелся.              Тысчонка звонкой монетой и вдобавок великолепный боевой молот! Молот с тела Бассилуса снял Монти, сказав, что трофеи принадлежат победителям. Что упало, то пропало.       Сорвав хороший куш деньгами, молот решили не продавать. Линх попросил его себе. Ильматари не прикасаются к мечу, поэтому в Кэндлкипе парень начинал обучение военному делу со своим собственным кузнечным молотом.       Изукрашенный шрамами ветеран, наставник городской стражи Джондалар был недоволен его выбором. Почесывая рубец над бровью, он ворчал:       – Ох уж мне это жреческое охмурялово! По-твоему, рассечь супостата мечом – убийство, а если ты расплющил ему башку молотом, то остался чистеньким?       Скаля клыки в примирительной улыбке, Линх отвечал:       – Нет, Джондалар. Это всего лишь символ. Ну представь! Ты не боец, даже меча у тебя нет. А на тебя кидается вражина. Ну, ты подбираешь палку потяжелее – вот она, дубинка, или бежишь в кузницу, берешь свой молот. Я не должен забывать, что оружие у меня – это как бы... случайная вещь! А не как у вас, воинов, – «продолжение руки» и что ты там еще говорил про «одно целое со своим мечом».       Джондалар, несмотря на заскорузлую внешность, никогда не был косным человеком. Ему стало даже интересно, что может получиться из Линха с молотом.       На своем веку старый ветеран перевидал многое: редкое оружие, разные школы единоборств, бойцов с незаурядными способностями. Джондалар вспоминал подходящие приемы, переосмысливал типичные упражнения и день за днем лепил из своего ученика, так сказать, штучное изделие.       Поэтому сейчас Линх был рад заполучить молот, по совершенно объективным причинам больше не нужный Бассилусу.       За скромное пожертвование архивариус-латандерит распознал глифы, покрывавшие широкий боек. Оказалось, что молот зачарован: по врагу он наносит удар вдвое большей тяжести, чем весит в руке владельца.              Вдобавок Линху купили пару чистых сорочек и новую куртку.       – Тебе пошло бы на пользу почаще мыться, особенно после обнимашек с мертвецами, – посоветовала Имоен.       Против данной статьи расхода Монти с Кзаром не возражали. Оба в буквальном смысле носами чуяли, что Имоен права.       Тем же вечером Монти, державший общак, заявил, что все они могут заказывать в «Жонглере», что захотят и сколько захотят.       Перед попойкой все четверо приняли баню. Покупая Линху сорочки, Имоен прикидывала на глазок: «Тебе пойдет отложной воротник с большими отворотами. Понимаешь, так подбородок и шея кажутся более узкими, тебе как раз хорошо».       Отсутствием вкуса Имоен никогда не страдала. Свежая льняная сорочка с отложным воротником и рассыпавшиеся по плечами густые черные волосы впрямь придавали Линху грубое, но все-таки обаяние.       Волосы Линх распускал только после мытья, чтобы они просохли. Обычно он заплетал их в одну толстую косу. На самом деле сперва парень собирался брить голову наголо: Джондалар говорил, не надо оставлять для врага космы, за которые тот может ухватиться в бою. Но на беду, волосы у Линха вновь отрастали с необычайной быстротой. И тогда-то он додумался до косы.       Как-то чисто для потехи он, привязав к косе, протащил за собой целый воз, груженный бревнами. А если в тренировочной схватке соперник хватал его за косу, Линху было достаточно как следует помотать головой, чтобы швырнуть его на землю.       В «Жонглере» Кзар напился в мгновение ока. Вся компания была еще трезва, а татуированный маг уже что-то бормотал о драконах, похожих на кроликов, и громко смеялся зловещим смехом.       С презрением поглядывая на него, Монтарон, несмотря на свой маленький рост, поглощал бухло в утопическом объеме, становясь лишь мрачнее и молчаливее.       Нечего и думать, что, прислуживая на постоялом дворе, Имоен еще в довольно раннем возрасте не попробовала вина – чисто из любопытства. Но под влиянием Винтропа у нее сложилось особое отношение к горячительным напиткам: Имоен умела прикидываться пьяной, разбавляя водой или незаметно выливая свою выпивку; и когда посетители трактира предлагали ей чокнуться с ними, девушка не отказывалась (пусть заплатят за лишнюю кружку!), но находила способ перехитрить «зеленого змия».       Однако нынче на душе у Имоен лежал камень величиной с мегалит. Вонзив клинок в сердце Бассилуса, она в тот миг чувствовала лишь облегчение, что помешала злобному старикану наслать порчу на Линха. «И прекрасно! – сказала себе Имоен. – Смешно мучиться совестью и сажать незабудки на могиле врага, если собираешься драться за место под солнцем». Но к концу дня Имоен раскисла. Ей задним числом вспоминалось, что тыкать в живого человека мечом было просто ужасно! Теперь это ощущение все время преследовало ее.       Лишь осушив три кружки пива, Имоен сумела отвлечься. Мыслями она перенеслась в беззаботные деньки, когда ростом она была меньше швабры.       – Линх, – позвала девушка заплетающимся языком. – А ты еще не забыл, как я подбрасывала тебе лягушек и пауков, придумывала стишки-дразнилки, морочила голову, будто в навозной куче на ферме Дреппина зарыт клад или что по библиотеке ползает невидимый вирм?       – Угу, – утвердительно кивнул ее друг, дожевывая жирный кусок ветчины с ломтем хлеба.       – Прости меня за это, – жалобно протянула Имоен.       Линх удивленно пожал широкими плечами, непонимающе уставившись на нее.       – Ты чего, Имми?.. Да ладно, весело же было!       Глава 3              Из Берегоста в сторону Нашкеля двигались все торговые караваны, направлявшиеся в Амн. К одному из таких караванов примкнули и четверо бродячих наемников.       По дороге Линх и Кзар поспорили. Кзар утверждал, что Нашкель – амнийский город, а Линх читал в книге по географии, что это вольный город, расположенный в Заоблачных Вершинах за пределами границ Амна.       Решили спросить купцов. Однако и у караванщиков мнения разделились. Лишь после долгих препирательств был вынесен вердикт: Нашкель все-таки вольный город, но настолько проамнийский, что тут и толковать не о чем.       На привале судачили в основном о политике. Кому выгоден саботаж на рудниках Нашкеля, если не Амну? Нехватка железа снижает боеспособность армии, нас разоружают, чтобы завоевать! А бандитские шайки, заполонившие торговые пути, несомненно, управляются из Аскатлы – столицы Амна. И верх лицемерия, что недавно Амн прислал нашим великим герцогам ноту с претензией на недостаточную охрану купеческих дорог.        «Война?» – встревоженно подумал Линх. Он не знал, чего теперь ждать от жизни, но точно знал, что ему не по душе. Он не хотел бы быть стражником либо солдатом. Вообще Линх не желал попасть туда, где нужно шагать строем, говорить не «угу», а «есть!», «будет сделано!», и где нельзя спрашивать «зачем?», «почему?», а надо выполнять приказ. Когда Линх думал об этом, ему заранее становилось тоскливо. Но если начнется война, наверное, ему придется идти в солдаты. Ведь он местный парень, значит, должен защищать родную землю.       Эту идею Линх всегда понимал очень смутно. Какая разница, кто будет править Побережьем Меча – герцоги из Врат Бальдура, Совет Шести из Аскатлы? Что если просто никто бы не стал защищать родную землю?       Конечно, будь в Амне рабовладение, будь гонения на другие расы, дело иное. Но амнийцы – соседи, и всем известно, что у них все точно так же, как на Побережье, не хуже, не лучше. Гораздо справедливее было бы, если бы сошлись в бою не две армии, а правители сами где-нибудь на арене подрались за власть. Или, там, перебросились в подкидного дурака, кто кого.       Караван прибыл в Нашкель на следующий день. Город Ветра, он же Холодный Город, в месяце миртуле вовсе не был таким уж холодным, а напротив, утопал в зелени. В центре Нашкеля располагалась церковь Хельма, Бога Служения и Долга, чьим символом была латная перчатка с изображенным на ней недремлющим оком.               Раньше Линх никогда не встречал человека, который бы ростом и богатырским размахом плеч ничуть не уступал ему самому. Это заставило парня даже замедлить шаг, чтобы как следует его рассмотреть.       Великан стоял прямо посреди улицы, ведущей мимо храма. Голова его была выбрита и покрыта загадочной боевой раскраской, лоб пробороздила еще свежая рассеченная рана. Одет незнакомец был в разорванную во многих местах кольчугу и заляпанный дорожной грязью плащ с меховым воротником.       К изумлению Линха, человек держал перед своим лицом ладони, сложенные лодочкой, и говорил, обращаясь к чему-то прячущемуся внутри:       – Нет, эти прохожие тоже убегут от Минска. Здешние жители боятся Минска, хотя он и пытался вдолбить им в башки, что не страшен для добрых людей. Что? Думаешь, вон тот не струсит? Что ж, мы подойдем к нему, раз ты так уверен.       И незнакомец зашагал навстречу вытаращившему на него глаза Линху, окликая на ходу:       – Эгей, путешественник! Готов ли ты выслушать попавшего в беду?       – Угу, – ошарашенно проронил Линх.       – Ты был прав, Бу, наконец-то я слышу в ответ разумную речь! – воскликнул человек, обращаясь к своим сложенным ладоням.       Линх заметил, что у него ужасный акцент. На самом деле, занимаясь кузнечными работами в трактире Винтропа, Линх повидал приезжих из разных мест и мог отличать произношение амнийцев от произношения калишитов и так далее. Но он был абсолютно убежден, что еще никогда не слышал такого необычного акцента, как у этого разукрашенного атлета.       – А что случилось? – встряла Имоен, у которой даже нос вытянулся от любопытства.       – Минск сопровождал Динахейр в ее паломничество, и они заночевали у моря... – повесил бритую голову незнакомец.       – Кто таков этот Минск? – удивился Линх.       – Минск перед тобой! – ударил себя в грудь его странный собеседник. – И Минск не сумел защитить Динахейр, когда на них напали псоглавцы!       – Псоглавцы – это гноллы? – догадался парень.       – Да, они налетели целой стаей и ударили Минска по голове, – сообщил человек, показав на свою пересекавшую лоб рану. – Минск лишился чувств, а когда пришел в себя, Динахейр не было рядом! Ее утащились в крепость.       – Что за крепость? – поинтересовалась Имоен.       – Минск – следопыт, он пошел по следам и видел крепость, – объяснил Минск. – Но в одиночку он не может разнести ее вдребезги! И тогда Минск отправился в Нашкель за помощью, но люди разбегаются, когда он с ними говорит.       Кзар и Монти до сих пор занимали выжидательную позицию. Но теперь им показалось, что беседа зашла слишком далеко.       – Мне не нравится душок благотворительности! – поморщился Монти. – Сперва я хочу убедиться, что тут пахнет золотишком.       – Минск – могучий воин, он заплатит своей службой, – твердо ответил чужеземец.       – Фу, крыса! – вдруг взвизгнул Кзар, отшатнувшись. – У него крыса! Не прикасайся ко мне, она заразная!       Из сложенных вместе ладоней Минска и вправду высунулась, пошевелив усиками, мордочка грызуна.              По мнению Линха, это была самая обычная сделка. Вроде бы их нынешнее ремесло как раз и подразумевало, что придется кого-нибудь сопровождать, охранять и даже спасать? Предложенную Минском плату Линх тоже находил справедливой. Нанять воина – ведь это чего-то стоит. Если сначала они помогут Минску освободить его приятельницу, а потом Минск даром поможет им выполнить какой-нибудь следующей заказ, то и квиты.       Поэтому Линх вообще не мог взять в толк, почему Монти и Кзар ни в какую не желают браться за это предприятие. Даже грызун Минска оказался вовсе не крысой, а вполне себе хомяком, Кзару грех жаловаться.       Хомяка звали Бу. Минск сообщил, что он следопыт, а Бу – его животное-спутник. Многие следопыты держат животных-спутников: собак, волков, случается, даже медведей.       – Минск достаточно большой и сильный, чтобы не нуждаться в животном, которое бы его защищало. Поэтому Минск завел хомяка, – пояснил тот.       О себе Минск сообщил, что родом из Рашемана, и до недавнего дня успешно выполнял обязанности телохранителя при своей соотечественнице, ведьме Динахейр. Огромная стая гноллов напала на них на морском побережье, Динахейр уволокли, а Минска обобрали и оставили лежать на земле, сочтя уже мертвым.       Придя в себя, следопыт кинулся в погоню и обнаружил скальный замок, заселенный гноллами. Минск был готов в одиночку броситься на штурм, чтобы вызволить свою ведьму, но Бу отговорил его от напрасной гибели и посоветовал отправиться в ближайший город за подмогой. Однако жители Нашкеля разбегались от Минска раньше, чем он успевал с ними заговорить, а стража не собиралась отправляться никуда дальше пригорода.       – Почему нам не поискать эту ведьму? – предложил спутникам Линх.       – Почему? Почему?! – Кзар закатил глаза. – Потому что твой рашеми советуется с хомяком, идиот!       – И еще потому, – своим скрипучим голоском добавил Монти, – что два слабоумных в одной шайке – уже перебор. Он еще тупее тебя, ясно?       Несколько мгновений Имоен колебалась, кого ей начать уговаривать: Линха, что не стоит идти в сражение плечом к плечу с говорящим хомяком, либо Кзара и Монти, что Минск им еще пригодится?       Но сердце у девушки все-таки было доброе. Может, она и не стала бы бескорыстно рисковать жизнью ради неведомой паломницы из Рашемана, однако сделать то же самое с прицелом на возможную выгоду вполне была готова. А если они успешно проберутся в гноллью твердыню, наверняка, добудут какие-нибудь трофеи.       Имоен поддержала Линха, приняв сторону рашеманского следопыта, и неожиданно быстро перетянула к себе Монти.       – Заметано! – проворчал полурослик. – Будем снимать с деревьев котят, раз мы такие добрячки.              Компания решила переночевать в гостинице и с утра выдвигаться на поиски. Поужинали рано, чтобы успеть как следует выспаться.       А на рассвете оказалось, что ночью Кзар и Монти ушли, прихватив с собой все деньги.       Быть может, Монтарон еще вчера задумал смотаться тайком, чтобы не делиться золотом латандеритов. Наверное, они с Кзаром пришли к выводу, что новые компаньоны не сгодятся для будущих темных делишек, которыми полурослик и татуированный маг скорее всего промышляли чаще, чем снимали с деревьев котят. Теперь Линх с Имоен были покинуты без гроша в кармане в обществе странного рашеми.       – Какая низость! Подлый пинок под зад доверию, – возмутился Минск.       Все трое приуныли. Линх блеснул своей книжной эрудицией, сказав, что, кажется, понимает, в какое они направляются место. Речь шла о заброшенном замке к югу от Кэндлкипа. Ныне замок представлял собой руины, в которых устраивали себе гнездо то разбойники, то хобгоблины, то гноллы, по очереди вышибая друг друга.       А что они могут против стаи гноллов? Имоен вообще нечего и думать лезть в такую неравную драку. Минск и Линх – много ли они навоюют вдвоем!       Линх размышлял: что если попытаться договориться с гноллами? «Я ильматари, исцелю вас от блох, клещей и ран, а вы мне за это отдадите пленницу!» Но то, что было известно Линху о гноллах, мало его обнадеживало. Их бог Горэллик внушил гноллам культ силы и в прямом смысле – пожирания слабых. Иногда гноллы пытались обзавестись рабами, но обычно долго не выдерживали и просто съедали их. Линх догадывался, что, если бы эти полузвери и заключили договор с целителем, то точно так же прямо в процессе лечения не утерпели и слопали бы его.       Минск называл гноллов псоглавцами, но в библиотеке Линх читал, что это широко распространенная ошибка. В действительности у них были головы гиен. Однако гиены водятся не везде, поэтому там, где их нет, людям проще сравнивать гноллов с уродливыми псами.       – Минск должен идти! – объявил следопыт из Рашемана. – Минск понимает, что на чужой земле у Динахейр нет ни родичей, ни друзей, и он лишь зря потратит время, продолжая искать помощь.       – Подожди, – остановил его Линх. – Имми, а ты не думала, что можешь вернуться к Винтропу? Если продать зачарованный молот, тебе хватит на дорогу.       Имоен на сей раз не рассердилась, как тягостным утром после гибели Гориона, а насмешливо улыбнулась:       – Тетушка Имми никуда не собирается. Теперь я главарь нашей шайки, усек? И я считаю, отправиться на поиски Динахейр – не самое глупое, что мы можем придумать в сложившихся обстоятельствах.              Взвесив все как следует, Имоен соображала: оставшись с пустыми карманами, им с Линхом все равно пришлось бы наниматься в качестве солдат удачи. Конечно, Линх не против помыть в трактире полы, но это не годится, и вот почему. Коль скоро они с Имоен вдруг начнут заниматься честным трудом, мести улицы, прислуживать в трактире или что-то наподобие, то засядут на одном месте. И тогда тому ужасному убийце, от которого они чудом спаслись, достаточно будет поспрашивать жителей, чтобы добраться до Линха.       Получалось, что пойти с Минском было не только благородно, но и не так уж глупо. Про себя Имоен рассуждала: они подкрадутся к руинам, и будет видно. Она, наверняка, сумеет отговорить своих спутников от бессмысленного самопожертвования. Зато вдруг подвернется какой-нибудь удобный случай: например, гноллы всем кланом уйдут из замка на большую охоту или на грабеж, оставив в руинах лишь горстку самых паршивых и ни на что не годных?       В общем, при удачном раскладе никто не отменял ни сокровища, ни спасение ведьмы, ни признательность следопыта.       «Как говорил Кзар: посмотрим, насколько они будут нам благодарны за наш бескорыстный порыв», – вспомнила Имоен и рассмеялась себе под нос.              Следопыт из Рашемана ничуть не растерялся, очутившись на лесных тропах с двумя безнадежными горожанами.       Минск учил Линха с Имоен шагать след в след, загодя находил укрытие от дождя, на привале сооружал дымовухи от комаров и шалаши, промышлял пищу. Следопыт добывал пропитание, не тратя на это лишнего времени, прямо по пути. Иногда он ставил силки или донки с вечера и забирал добычу утром, иногда находил ранние грибы – сморчки на опушках; мгновенно натянув лук, подстреливал зазевавшегося зайца.       Охранял по ночам в основном тоже Минск. Он спал первым всего пару часов, даже не залезая в шалаш, и потом уже сидел у костра до восхода. На попытки своих подопечных сменить его Минск несогласно качал головой:       – Линх и Имоен не могут делать то же самое, что делают Минск и Бу!       Похоже, он был прав. В лесных дебрях все было по-другому: по-другому надо было ступать, двигаться, другой был вкус у еды и отдыха. Не только Имоен, но и Линх после дневного перехода валился с ног.       Лишь на пятые сутки они вышли к Медвежьей реке, на противоположном берегу которой высились развалины скального замка.       Через реку вел выщербленный каменный мост, построенный в ту же эпоху, что и сам замок. Судя по тому, как заросли подходы к мосту, он много лет уже не слышал ни скрипа телег, ни человеческих шагов. Разве что дикие звери и гноллы ступали иной раз на его шершавую замшелую твердь.       Расширенными ноздрями следопыт втянул в себя воздух:       – Минск чует запах дыма!       Линх недоверчиво поводил носом:       – А я нет.       – Жди ветра, – посоветовал следопыт.       Едва налетел порыв ветра, Линх с Имоен снова стали принюхиваться.       – Имоен тоже чует запах дыма, – подтвердила девушка.       Минск сделал им знак остановиться и в одиночку прокрался вперед, к кромке зарослей. Осторожно выглянув, он махнул спутникам, что они могут приблизиться. Ставя ногу след в след, как не раз уже делали, Имоен и Линх сумели подобраться к следопыту без шума.       На другом берегу возле большого поваленного дерева курился дымок, а у огня расположились очень похожие на орков, зеленокожие безобразные бугаи, одетые в шкуры. Однако это были не орки. Внешность выдавала в них огриллонов – аляповатое смешение огра и орка.       Огриллонов было двое.       – Готовьтесь! – прошептал следопыт. – Линху и Минску придется сбросить их в реку!       – Они просто греются у костра, – возразил Линх. – Нельзя же так сразу набрасываться!       – Может, они сами уйдут, если подождать? – понадеялась Имоен.       – У Динахейр меньше всех времени! – с горечью отрезал Минск.       Линх сжал плечо следопыта и шепнул:       – Я спрошу, что им надо.       – Бу говорит, что из-за своей доброты Линх в опасности, – сослался на своего хомяка Минск. – Раз Линху так нужно, пусть. Но если огриллоны накинутся на беззащитного Линха, Минск вобьет их обоих в землю по самую шею!              Ветреный облачный день был в разгаре. Быстрая река, текущая с гор, сердито журчала, много лет тщась подточить мостовые сваи. Продравшись сквозь кусты, Линх ступил на мост.       Огриллоны сначала не обратили на него внимания. Чуткость явно не входила в число их сильных сторон. Линх дошел уже до середины, когда огриллоны зашевелились и встали.       – Доброго денька, – окликнул их Линх.       – Я же тебе долбить, Лохмач! – низким басом прогудел один из огриллонов, облизнув выпирающие клыки. – Где мост, там и человеки.       – Ну, я сомневаюсь, что тут часто ходят человеки, – заметил Линх. – А вам зачем?       – Наша грабить, – без обиняков заявил другой огриллон, пятерней почесав спутанные космы. – Да, Задира, наша забирать золотко?       – Давай золотко, – поддержал клыкастый Задира.        Огриллоны-разбойники плечом к плечу преградили Линху дорогу.       – Да ну! – парень недоверчиво помотал головой. – Вы же совсем не похожи на грабителей. Вы просто какие-то... м-мм... бродяги.       – Наша грабить! – настаивал на своем Задира.       Минск и Имоен наблюдали эту сцену из кустов, напряженно вслушиваясь в разговор. Следопыт озадаченно сжимал в руках длинный лук:       – Что вытворяет Линх?       – Порой он бывает непредсказуем, – сдавленно хихикнула девушка, прижав ко рту ладонь.       А Линх на мосту с невероятно серьезным видом гнул свое:       – Если вы настоящие грабители, вы должны сперва спросить у меня: «Кошелек или жизнь?» Грабители всегда так делают. А то как я узнаю, что вы хотите меня ограбить?       Задира и Лохмач неуверенно переглянулись. Оба чувствовали, что тут какой-то подвох.       – Кошелек или жизнь? – на всякий случай решил попробовать Задира.       – Точно, – одобрил Линх. – И если я не отдам кошелек, то вы должны вызвать меня бороться на руках.       Задира снова облизнул клыки:       – Это еще зачем?       Линх пожал плечами:       – Понятное дело! Должен же грабитель сначала проверить, что жертва не окажется сильнее его. А то, если жертва сильнее, она и в рыло может вломить.       Задира первый оценил перспективу:       – Пойти бороться с наша на руках, жертва!       Сбросив с плеча прямо на мост вещевой мешок, – не особо тяжелый, хотя он по-прежнему нес пожитки и свои, и Имоен, – Линх вместе с огриллонами подошел к костру.       Локоть правой руки он поставил на ствол поваленного дерева, пробормотав про себя:       – Да укрепится моя рука, да наполнятся мышцы силой...       – Что твоя говорить? – удивился Задира.       – Я молюсь. Боюсь тебя, вот и решил помолиться, – усмехнулся Линх.       – Моя не бояться! Моя ломать! – высказал собственную философию Задира, занимая позицию напротив.       Борьба началась. Линх сердечно подбадривал клыкастого огриллона:       – Давай, жми! Попробуй двумя руками!       Задира оторвал локоть от поверхности древесного ствола, навалился всем туловищем, а потом взаправду пустил в ход и другую руку. Но Линх ни за что не позволял прижать свою ладонь к шероховатой коре.       – А теперь я, – наконец сказал он и тут же мощным рывком уложил обе руки Задиры.       Лохмач уже не захотел пытать счастья.       – Жертва сильнее! – растерянно проговорил он. – Мочь вломить в рыло!       У огриллонов вдруг проснулась несвойственная им обычно сообразительность. Они без проволочек собрали манатки и поспешили подобру-поздорову убраться подальше от столь сомнительной жертвы. Скоро огриллонов и след простыл.              В восторге от представления, Имоен постучала Линха кулаком в грудь.       – Ха-ха-ха, – звонко смеялась она. – Вот почему с тобой бывает так весело! А ты не мог бы сказать «шурум-бурум, паф!», и я бы стала сильной, как ты?       – «Шурум-бурум» – это говорят маги, Имоен, – возразил Линх. – Я не знаю таких заклинаний.       От моста вела тропа, сначала отлого, потом все круче поднимаясь вверх, петляя между беспорядочно громоздившихся серых скал и утесов. Среди них возвышались рукотворные постройки – осыпающиеся башни, обгрызенные ветром и дождями стены, зловещие черные бойницы. Вершина замка терялась в облаках.       Минск долго в угрюмом молчании смотрел в том направлении. Если бы только его ведьма знала, что он здесь! А вдруг она думает, что ее верный защитник лежит мертвый там, где его бросили гноллы? О горе, а вдруг он опоздал, и ее самой уже нет в живых?!       В разведку мог отправиться только сам рашеми. По словам следопыта, гноллы прекрасно чуяли, и разведчику нужно было не только прятаться от их глаз. Нужно было уметь учитывать направление ветра и стараться ступать туда, где отпечаток ноги быстрее исчезнет, а запах выветрится, не давая гнолльским нюхачам шанса взять след.       Вскоре Минск ушел, беззвучно нырнув в подлесок.              Если бы в руинах обосновались разбойники-люди, они бы непременно занялись обживанием замка. В каких-нибудь помещениях устроили лежанки, а то и сварганили кровати. Выбрали бы место для кухни, защищенное от дождя. Где-нибудь появились бы кладовая для продовольствия, склад для награбленного, общая трапезная. Даже для пленников в развалинах выделили бы подходящий каземат.       Тогда самой трудной задачей для Минска было бы выследить, где держат пленницу. Дальнейшее, по крайней мере, очевидно: выбрать время, когда большинство разбойников спит, и вырезать сторожей.       Но гноллы-разбойники вели себя по-иному. Они обживали только внутренний двор крепости. Мелкий дождь гиенолюди даже не замечали, от ливня прятались кто куда – под арки, каменные выступы, проросшие там и сям кусты, либо все-таки заходили в замок, однако совсем недалеко. Жрали они тоже во дворе, любое мясо, от свежей добычи до падали, не волнуясь о готовке.       Плац никогда не пустовал. Гноллам, похоже, было наплевать, день или ночь: они дрыхли, когда хотели, прямо там, где их охватывала дремота. Поэтому беспрерывно, когда кто-то, зевая, сворачивался в пыли, кто-то другой потягивался и просыпался.       Сторожей в обычном смысле гиенолюди не ставили, однако круглые сутки бодрствовало, по крайней мере, полстаи.       Отчаянно пытаясь найти лазейку, Минск обошел вокруг всего замка и влез по стене на полуразрушенную дозорную башню, прикидывая, получится ли спуститься на плац, если захватить веревку. Однако все затеи следопыта разбивались о последнюю препону: а дальше?       С башни он разглядел, где держат Динахейр. Там же, прямо посреди внутреннего двора, в колодце. Конечно, рассмотреть, кто там сидит, Минск не смог, но из укрытия наблюдал, как гноллы, сгрудились вокруг колодца и что-то галдели, перемежая свой гомон взлаиванием и гортанным хохотом.       Стало быть, тот, в колодце, был еще жив. Или, вернее, та! Минска интересовала именно та...              Все это следопыт выложил Линху с Имоен, нетерпеливо дожидавшимся его в замаскированном шалаше у реки.       – По открытому месту Минск не может подкрасться к колодцу, – с сокрушенным видом заключил он. – Минск может только драться и отвлекать псоглавцев, пока Линх заберет Динахейр и убежит вместе с ней.       – Тебя же разорвут! – нахмурился Линх.       – Минск должен защищать ведьму ценой своей жизни, – сказал подавленный следопыт.       Рассеянно пощипывая попавшую в руки травинку, Имоен с сомнением уточнила:       – А ты уверен, Минск, что гноллы обязательно будут смотреть только на тебя? Вдруг один случайно оглянется и крикнет: «Эй, братва, там какой-то тип ворует нашу пленницу!»       – Тогда они набросятся на Линха и Динахейр, – не стал отрицать рашеми.       – Бывают волшебные зелья, которые выпьешь – и опа! – станешь невидимой, – вздохнула Имоен. – Я выпила бы такое зелье, а второе принесла Динахейр... Но магические штуки стоят бешеные бабки! Нам никогда не хватило бы на них. Даже если бы Монти и Кзар остались, они ни за что не согласились бы отстегнуть столько монет.       Линх в раздумье потер ладонью лоб.       – Ну... вообще-то я один попробую дойти до колодца.       – Злобные гноллы не станут слушать небылицы Линха и не согласятся бороться с ним на руках, – запротестовал Минск.       – Я не это имел в виду, – Линх задумался еще сильнее. – Я имел в виду молитву об Убежище.              На рассвете от каменных плит замка веяло холодом и сыростью. Гноллы, лязгая зубами, ловили мух, зевали и почесывались. Некоторые только что вернулись с ночной охоты, все еще слизывая кровь с косматых морд, некоторые собирались уходить. Добычи вокруг хватало, поэтому гиенолюди не собирались, как мечтала Имоен, отправляться на большую облаву или крупный грабеж. Кто хотел жрать, тот и тащился в чащобу, один или с горсткой приятелей, а насытившиеся предпочитали валяться на старом щербатом плацу, выкусывая блох.       Здесь не было самок и молодняка – своего рода мужской клуб, холостяцкая компания.       Матерый гнолл с грязно-желтой пятнистой гривой прыжком поднялся с земли. Пустой желудок гнал его в мокрый от росы зябкий лес, и он был неописуемо зол. Бесило гнолла еще и то, что вожак не давал разорвать пленницу, сидевшую в колодце. Зачем рыскать в чащобе, когда мясо уже поймано?       Внезапно в поле зрения раздраженного гнолла попала идущая напрямик через двор человеческая фигура. Высокий широкоплечий чужак в толстой кожаной куртке спокойно шагал, топая сапогами и даже не пригибаясь. Легкая голубоватая дымка окружала его.       Матерый гнолл смотрел на него, как завороженный, и им овладевало странное ощущение. Почему-то ему чудилось, что так и должно быть. Идет себе и пусть идет. Может, он всегда в это время тут ходит?       Гиеноподобный снова ощутил голод и сразу забыл о загадочном человеке. Пора промыслить поесть, нечего таращить глаза на всякую хрень. И гнолл трусцой пробежал мимо таинственного гостя.       Точно так же вели себя и остальные его сородичи. Какой-то миг они приглядывались, потом полностью теряли интерес и продолжали свою обыденную возню.       Такова была сила молитвы об убежище. Воззвав об убежище, священник добивался того, что даже самые свирепые существа оставляли его в покое. Однако если бы он сам совершил какое бы то ни было враждебное действие, его незримое Убежище тотчас было бы разрушено.       Получилось, что выкатись даже камешек из-под сапога Линха и слегка задень разлегшегося на пути гнолла, как все до единого гноллы тут же сбросят навязанную им терпимость и растерзают незваного гостя в клочки.       Из-за этого Линх раньше не думал, что сумеет чем-то помочь Динахейр. Что бы он сделал, если ему даже ничего нельзя трогать? Но когда Минск разведал, что пленницу держат в колодце, в душе у Линха блеснула надежда.       Он шел через замковый двор, стараясь лишь нечаянно не задеть никого из гиенолюдей. Добравшись до колодца, Линх ловко спрыгнул вниз, тем самым скрывшись из поля зрения гиеноголовых.       В колодце сгущался сумрак, лишь слегка разбавленный падавшим сверху светом. В полутьме прямо напротив Линха слабо вырисовывался силуэт невысокой женщины, за руки привязанной к толстому шесту. Гноллы сделали это, чтобы удобнее было вытаскивать ее наверх, или сообразив, что маг не может творить заклинания без участия рук, Линх не знал. Женщина была жива – она в недоумении взглянула на Линха и тотчас же безучастно опустила глаза. Для нее он тоже находился в Убежище, как и для гноллов.       Все остальное Линх разглядел уже мельком. Скуластое смуглое лицо, в грязи и в крови. Множество тонких, черных, длинных косичек, ниспадавших по плечам. Одежда успела превратиться в лохмотья.       Линх ладонью зажал ведьме рот, отчетливо шепча на ухо: «Тсс, меня прислал Минск! Мы сбежим, только тихо. Поверь мне, Динахейр, иначе стрескают нас обоих».       После такого поступка Линх больше не находился в Убежище. Если пленница крикнет, гноллы подбегут к колодцу – и тогда абзац им обоим, как говаривали книгочеи в Кэндлкипе.       Ведьма утвердительно потрясла головой. Линх медленно отпустил ее и приложил палец к губам. Затем, достав из-за пояса нож, перерезал веревки.       У Динахейр мгновенно подломились колени, но Линх успел подхватить ее свободной рукой. На дне пересохшего колодца все было скользким, от затхлого вонючего воздуха першило в горле. Ведьма тяжело дышала сквозь зубы, должно быть, каждое движение причиняло ей сильную боль.              Любой звук гулко отдавался во чреве колодца. Надо было просто поспешить: чем больше медлишь, тем больше вероятность, что какому-нибудь гноллу вздумается выяснить причины чересчур оживленного копошения своей пленницы.       Линх положил тонкие бессильные ладони ведьмы себе на плечи, как бы показывая, что ей нужно за него держаться, а потом связал Динахейр запястья. Церемониться было некогда. Нужно было, чтобы ее руки случайно не разжались, когда Линх станет взбираться по шесту.       Продев голову между руками ведьмы, Линх выпрямился, теперь Динахейр повисла у него на спине, подобно вещевому мешку. Очень легкому, кстати. Парень собирался вынести ведьму на себе, вновь защитившись от гноллов молитвой об Убежище.       – Окружен недоброжелателями, не вижу спасения. Да буду я огражден от ненависти, да минует меня злой умысел, да обрету я Убежище. Да будет так! – воззвал он.       И потом полез по шесту вверх.       Выбравшись из колодца, Линх огляделся и с облегчением втянул в грудь глоток свежего воздуха. Гноллам и в голову не пришло поднять тревогу! Они мило проводили время, отлеживая бока, почесываясь и с утробным лаем задираясь друг с другом.       Слыша за плечами прерывистое дыхание ведьмы, Линх старался в последний момент не потерять удачи: не отдавить кому-нибудь хвост. Как его ни подмывало рвануть отсюда во всю мочь, он обуздывал себя и шагал аккуратно.       У основания лестницы, ведущей за стены замка, беглецов поджидал Минск. Спустившись по растрескавшимся от древности ступеням, Линх по собственной воле развеял свое Убежище, чтобы следопыт мог, наконец, воспринять его присутствие. С ближайшей сосны посыпались иголки, и Минск спрыгнул на землю.       – Что с Динахейр? – приглушенно воскликнул он. – Выживет ли ведьма?!       Линх полушепотом отвечал:       – Да, я подлечу ее, и мы доберемся до Нашкеля. Там церковь Хельма, Динахейр поставит на ноги любой опытный целитель.       Пока он говорил, Минск уже приподнял безвольное тело ведьмы, и Линх, нагнув голову, высвободился из кольца ее связанных в запястьях рук. Его не удивило, что Динахейр лишилась сознания: быть подвешенной за руки к своему спасителю, по сути, ничем не удобнее, чем к столбу.       – Пусть Линх отнесет Динахейр в шалаш, – с трудом сдерживая порыв бурной радости, произнес рашеми. – Минск останется, чтобы замести следы.       Глава 4              Имоен с тревогой смотрела, как Линх уложил перепачканную в нечистотах полумертвую женщину на лежанку из веток в их скрытом шалаше у реки и стал снимать с нее то, что недавно было, по-видимому, длинной цветной магической робой.       В Кэндлкипе Линх начинал с лечения кошек и своих собственных ожогов, полученных возле раскаленного горна. Потом прибавились порезы Имоен, в спешке крошившей салат на кухне, и прочие мелочи. Как-то Линх вылечил даже корову фермера Дреппина по кличке Несси, объевшуюся клевером. Местные стали обращаться к самозваному ильматари по разным несмертельным поводам, от насморка до геморроя. К Линху шли в основном те, кто иначе бы терпел, чем нести последний грош за исцеление в храм. Зато Линх набил руку, и ничто в человеческом естестве его больше не смущало и не отталкивало (впрочем, равно как в кошачьем или коровьем).       Имоен нагрела воды в котелке, и Линх стал обмывать и осматривать тело все еще лежавшей без чувств ведьмы. Ему надо было решить, какая помощь требуется Динахейр прежде всего.       Пленница просидела в пересохшем колодце десять дней. Едва ли гиенолюди готовили для нее пищу. Давали ли они ей хотя бы достаточно воды? Динахейр была прежде всего крайне истощена, оба плеча вывихнуты и запястья истерзаны веревками из-за подвешивания на столбе. Линх стал молиться, надеясь, что его силы хватит.       Минск вернулся как раз тогда, когда ведьма уже дремала в шалаше, переодетая в сменную рубаху Имоен и закутанная в плащ Линха. Линх тоже спал, растянувшись навзничь на земле возле догорающего костра.       Взбудораженный следопыт сунулся было в шалаш, желая своими глазами убедиться, что Динахейр целости и сохранности. Но Имоен оттолкнула его:       – Не лезь. Ты ее разбудишь. Линх сказал, ее нельзя трогать, если только нам не придется сейчас же удирать отсюда, будто у нас горят пятки.              Рашеми сбил гноллов со следа, но понимал, что это ненадолго. Гиенолюди пусть и не умны, но разумны. Они сообразят, что их пленница не сама по себе растворилась в воздухе. Обнаружив пустой колодец, они, понятное дело, нагнут морды к земле и примутся вынюхивать. Впрочем, вскоре их ждет сюрприз.       Минск показал своим товарищам наполовину пустой мешочек со смесью толченых пахучих трав. Посыпав следы этой смесью, можно было надолго отбить гноллу нюх: для существа, читающего следы преимущественно не глазами, а носом, это серьезная неприятность. Хитроумно запутав след, Минск сразу в нескольких местах оставил сюрпризы с едким порошком.       Имоен тотчас же понюхала мешочек и расчихалась так, что у нее слезы выступили на глазах. В ответ хомяк, сидевший в поясном кармане Минска, издал пронзительный писк, и рашеми сообщил:       – Бу говорит: мудро было добавить сюда молотого калимшанского перца.       Уловки следопыта позволяли беглецам выиграть время, чтобы убраться от заброшенного замка подальше. Было решено идти короткими, но частыми переходами, с тем чтобы давать отдых Динахейр, а Линх своими молитвами должен был поддерживать ее силы в пути.              Линх с Имоен с удивлением заметили, что Динахейр и Минск, оба из Рашемана, внешне разительно отличаются. Минск – белокожий, несмотря на загар, голубоглазый гигант. Ведьма ростом даже меньше Имоен, смуглая, с узкими карими глазами и черными как смоль многочисленными косичками.       Кроме того, Минск держался скорее как простой парень, а Динахейр – как особа с довольно-таки изысканными манерами. На всеобщем языке она тоже говорила с явным акцентом, но по-книжному, несколько вычурно. Едва придя в себя, ведьма уже сказала Линху даже не «благодарю», а еще затейливей – «благодарствую».       Однако она не захотела, чтобы Линх обращался к ней «сударыня»:       – Изволь называть меня по имени, мой добрый друг. Мое положение ничем не выше твоего, по крайней мере, на этой дороге.       Но в первые дни бегства им всем было не до оживленных разговоров у костра, поэтому каких-либо подробностей Линх с Имоен не узнали. Проснувшись с восходом, Линх молился, чтобы Динахейр скорее окрепла. Потом они продирались сквозь дебри до очередного сухого пригорка, светлой поляны или чистого ельника, почва которого была покрыта густым ковром осыпавшейся хвои. Там недолго переводили дух. Иногда Минск позволял всем покемарить, а сам возвращался на свежий след, чтобы запутать его и потратить «чихательный порошок», как прозвала эту едкую смесь Имоен.              Лишь в окрестностях Нашкеля четверо беглецов вздохнули с облегчением. Своры гиеноголовых по пятам отныне можно было больше не опасаться: гноллы старались держаться подальше от цивилизации.       Линху все-таки удалось вылечить Динахейр без помощи храма. С утра он вновь собирался помолиться за нее, но ведьма не согласилась:       – Премного благодарна, любезный друг. Я уже достаточно окрепла, чтобы обойтись без твоей заботы. Позволь дать тебе совет: не читай молитв об исцелении в начале дня, коль скоро на то нет особой нужды. До вечера всякое может случиться.       Вообще Линх сам это знал. Он не мог обращаться к Ильматеру бесконечно. Это очевидно: иначе что помешает и злым богам, вроде Сирика, без ограничений творить зло руками своих адептов? Ради равновесия во вселенной высшим силам приходилось ограничивать свое вмешательство. Для Линха это означало, что на каждый день у него есть лишь несколько молитв, которые будут исполнены.       – Я способна источать пламя из кончиков пальцев, но ношу с собой кремень и огниво, – поучала ведьма. – И ты, мой добрый лекарь, не трать благословение своего бога по пустякам.       Парень со вздохом кивнул. Хотя он все это и знал, в Кэндлкипе ему еще не доводилось никому отказывать в помощи лишь потому, что скоро может случиться что-то еще хуже.              Нынче четверка путников последний раз ночевала под открытым небом, прежде чем снова увидеть Нашкель. Завтрашним вечером перед ними уже маячила постель в дешевой гостинице, казавшаяся сейчас верхом роскоши.       Не отводя взгляда от звонко потрескивавшего костра, Динахейр наконец поведала, почему гиенолюди оставили ее в живых.       Оказалось, серогривый вождь гноллов замышлял ни много ни мало – принудить Динахейр использовать магическую силу, помогая стае в набегах и грабежах. Гноллы не владели магией, и у вожака давно созрело намерение обратить в рабство волшебника, чтобы заставить метать молнии в охрану торговых обозов.       Ведьма из Рашемана не дала на это своего согласия, и в наказание ее опустили в пересохший колодец. Вожак надеялся жестокостью сломить упрямство заклинательницы. Лишь это отсрочило для Динахейр неизбежный конец, чем и сумели воспользоваться ее спасители.              Когда искатели приключений вернулись в Нашкель, Имоен невольно подумала: как их нынешнее появление в городе непохоже на триумфальное шествие в Берегосте! Тогда победителей ждала награда, льстило внимание местных жителей. Сейчас они еле волочили ноги в сапогах, облепленных грязью, гадая, как разжиться десятком монет на гостиницу, а местные с опаской косились на подозрительную шайку оборванных бродяг.       Внезапно – в прямом смысле откуда ни возьмись – из переулка появился причудливого вида старец: с бородой почти до земли, волнистыми волосами до пояса, в широкополой шляпе и длинной развевающейся мантии цвета киновари.       – Пожалуйста, погодите минутку! – переводя дух, крикнул он. – Ох, не в мои бы годы так бегать...       – Чем мы можем служить вам, милостивый государь? – учтиво спросила Динахейр.       – Не взыщите со старика, – улыбнулся чудаковатый незнакомец, подходя ближе. – Ничего с собой не сделаю: если прохожий мне чем-нибудь симпатичен, не могу пройти мимо, чтобы не поболтать. Сдается мне, молодой человек, в пути тебе уже пришлось пострадать, но я глубоко убежден, что все обернется в лучшему, – загадочный старец, вне всякого сомнения, обращался к Линху. – Почему-то у меня есть предчувствие, что тебе стоит задержаться в городе: возможно, тебя ищут друзья, с которыми ты дважды уже разминулся.       – Какие друзья, почтенный? – изумленно спросил Линх. – Кто вы?       – К сожалению, я и так позволил себе слишком много, – спохватился старец и приподнял шляпу, взяв ее пальцами за поля. – Разрешите откланяться и спасибо за приятную беседу.       С тем он стремительно зашагал прочь – вот именно, не в его годы бы так бегать.       Все же Имоен оказалась проворнее. Она шмыгнула вслед за таинственным старцем и догнала его возле самого поворота в переулок. Девушка потянула незнакомца за мантию, и тот обернулся. Их разговора слышно не было, однако он оказался очень коротким. Наверное, незнакомец просто велел Имоен более строго, чтобы она не надоедала ему.       Но когда путешественники проходили мимо трактира, ломая головы, что продать или заложить, чтобы заплатить за постой, Имоен вдруг смело толкнула дверь:       – Эй, заходите! – и вынула из кармана горсть монет. – Тетушка Имми обо всем позаботилась.       Почесав в затылке, Линх укоризненно посмотрел на нее:       – Стащила у старика? Он же к нам по-хорошему!..       – Я?! – горячо вознегодовала Имоен. – Я только хотела спросить: правда ли, что он и есть «Э.», который написал письмо Гориону? А он дал мне десять серебряников и попросил никому не говорить.       – Но ты только что сказала! – развел руками Линх.       – Вот и нет. Я сказала, что спросила его, «Э.» он или не «Э.» Но я не говорила, что он «Э.», или Эльминстер, – парировала девушка.       Запутавшись, Линх потряс головой.       – Пошли, тугодум, – засмеялась Имоен. – Когда мы поедим и отдохнем, нам всем станет легче.              Динахейр бросала настороженные взгляды на прохожих. Ее рашеманская цветная мантия уже не подлежала починке. Заклинательнице пришлось облачиться в сменную одежду Имоен и поверх – в принадлежавший Минску огромный мохнатый плащ, в котором ведьма чувствовала себя, как кошка, которую поймали, набросив сверху одеяло. Это заставляло Динахейр подозревать, что кто-нибудь поблизости исподтишка смеется над ней.       В тесной полутемной гостинице под вывеской «За мостом» помятая компания заказала обед.       – Как я соскучилась по настоящей еде! – в предвкушении потирая руки, воскликнула Имоен.       – Разве Минск добывал ненастоящую еду? – изумился следопыт.       – Я имела в виду цивилизованную еду, а не дикую, прямо из природы, – объяснила девушка.       За столом засиделись долго и разговаривали обо всем. Линх наконец поинтересовался у Динахейр и Минска, почему они оба рашеми, но внешне так разительно непохожи. Имоен добавила, что хотела бы знать, правда ли в Рашемане по улицам ходят ледяные тролли, а человек может замерзнуть насмерть даже в середине лета?       Минск громко расхохотался, ему, видно, нравились эти байки о его родине. Динахейр ответила:       – Рашеман так далеко к востоку, что меня не удивляет неведение жителей запада. Климат у нас суров, но если бы круглый год стояли морозы, то не цвели бы цветы, не созревали плоды, и ни домашнему скоту, ни лесному зверью не хватало бы пищи. Рашеми недаром поклоняются Бхалле – Великой Матери-Земле, и Кхеллиаре – богине лесов и всех ее обитателей. Ведь на самом деле наша страна бесконечно богата их дарами.       – И ледяные тролли у нас по улицам не ходят, – отвлекшись от своей миски, добавил Минск. – Их ловят и показывают на ярмарках, это да!       – Все верно, – кивнула Динахейр. – И кроме того, рашеми – вовсе не один народ, как думают в здешних краях. Наша страна настолько обширна, что включает в себя много непохожих друг на друга земель и племен. Нетрудно догадаться, что я и Минск принадлежим к разным народам. Его племя наиболее многочисленно, хотя и не такое древнее, как мое. Родичи Минска – лесные люди, а мои родичи живут в долинах и равнинах, расположенных между горами. С другими государствами от лица Рашемана ведет дела наш князь, но он избирается и правит от лица Совета Отлор – самых старых ведьм. И все же каждый народ у нас более или менее сам по себе: Рашеман слишком велик, чтобы гонцы вовремя доставляли указы во все пределы рашеманских границ.       – Как же вы очутились на Побережье Мечей? – удивился Линх.       – Минск говорил про какое-то паломничество, – задумчиво вспомнила Имоен.       Динахейр кивнула:       – Да, в Рашемане есть такая традиция.       – Мир посмотреть и себя показать, – вставил Минск.       Ведьма улыбнулась:       – Причем для меня главное посмотреть мир. Я хатран – ученая ведьма – и для меня это образовательное путешествие. Что касается Минска, для него важнее показать себя. Дальнее опасное странствие и охрана хатран станет для него пропуском в Ледяной Дом – рашеманское братство берсерков.       – Минск должен совершать подвиги, – буднично подтвердил следопыт, куском хлеба выбирая из миски остатки похлебки.       – Ясно, – сказала Имоен. – А можно я еще кое-что спрошу?       – Сделай милость, – согласилась Динахейр.       – А почему все маги носят мантии? Я вот не пойму! У мага не получится читать заклинания, если он наденет штаны?       С неожиданно серьезным видом Динахейр произнесла:       – Подобный вопрос рано или поздно задают девочки своим наставницам-ведьмам. Рашеманские заклинательницы отвечают на него так. Мистра – Мать Волшебства – научила людей магическому плетению слов. Она носила мантию, и в память о ней все, кто практикует магию, стали одеваться так же. Это не закон, но обычай. Поэтому и мастера, изготовляющие одеяния для волшебников, предпочитают шить для магов зачарованные мантии, а не зачарованные штаны.              После обострения отношений между Вратами Бальдура и Амном торговый поток через Нашкель заметно спал. Кроме того, главным источником процветания местных жителей всегда были железные рудники. С тех пор как на руду напала какая-то неведомая порча и добыча железа резко пошла на убыль, город переживал упадок.       В трактире было до уныния безлюдно. Лишь еще одна женщина на другом конце длинного стола не спеша ела свой ужин, да недавно вошедшая парочка о чем-то тихо толковала с трактирщиком.       При свете чадящей сальной свечи было видно, что на женщине неплотно запахнутый дорожный плащ: возможно, она не оставалась на ночь, а собиралась уезжать. Линх заметил, что женщина исподтишка рассматривает его. «Внешне ты груб и дик», прямо сказал ему однажды Горион. Для Линха было не впервой, что некоторые люди таращатся на него, как на зверя. Но после очередного взгляда женщина встала со своего места и подсела на скамью рядом.       – Линх, приемный сын Гориона? – слегка наклонившись к нему, вполголоса спросила она. – Ведь мои глаза мне не лгут?       Имоен и Динахейр с Минском удивленно примолкли, вслушиваясь.       – Они не лгут, сударыня, – сказал Линх. – Разве вы знаете меня?       – Больше – твоего отца, – уточнила женщина. – Прости мне это «ты», последний раз я была в Кэндлкипе много лет назад и видела тебя еще ребенком. Ты очень вырос, Линх, но у тебя... э-ээ... приметная внешность, так что я почти не сомневалась. Как здоровье уважаемого Гориона?       – Он умер, – просто ответил Линх.       – Какое несчастье, – покачала головой незнакомка. – Меня зовут Нейра. Думаю, что ты меня не помнишь, ты был еще мал.       Линх не нашелся, что ответить на это, потому что и вправду не помнил ее. Как обычно в подобных случаях, он промолчал с туповатым выражением лица.       Нейра быстро добавила:       – Перст судьбы, что мы встретились, Линх. У меня для тебя письмо. Вернее, оно не совсем для тебя, но тебя касается напрямую, и тебе нужно на него взглянуть. Когда оно попало в мои руки, как будто что-то толкнуло меня его сохранить.       – Угу… – буркнул изумленный Линх.       – Зайдем ко мне в комнату, – пригласила Нейра. – Я отдам тебе письмо. Потом ты сможешь делать с ним, что захочешь, но я считаю, что сначала ты сам должен его прочесть.       Поднявшись из-за стола, Линх сказал:       – Я сейчас вернусь, – и направился вслед на Нейрой.              В затрапезной комнатушке на голой лавке лежала лишь дорожная сумка. Похоже, Нейра и впрямь на ночь глядя собралась к отъезду. Затворив за собой дверь, она поставила туда же на лавку захваченную с собой свечу, порылась в сумке и подала Линху свернутый в трубку лист.       Развернув свиток, Линх даже слегка отшатнулся от изумления: перед ним был его собственный портрет. Правда, всего лишь штрихованный набросок, но этого было достаточно. К тому же внизу было подписано: «Линх из Кэндлкипа, около 20 лет, приемный сын мага Гориона. Приметы: рост высокий, волосы черные, глаза серые, заметная примесь орочьей крови».        «Любой наемник, убивший Линха из Кэндлкипа…»        «Будет выплачено 1000 золотых монет за голову Линха из Кэндлкипа…»       – Во Вратах Бальдура все стены обклеены такими объявлениями, – сообщила Нейра. – Разумеется, стража срывает их, но в городе предостаточно места, куда не суют свой нос стражники.       – Кому это нужно? – в замешательстве спросил Линх.       – Заказчик не раскрывает себя, – заметила Нейра. – Те, кто промышляет охотой за головами, в таких случаях, кажется, общаются с посредниками. Ну… так я слышала, по крайней мере, – пожала плечами она. – Я просто хотела предупредить, чтобы ты был начеку. Трудно сберечь свою жизнь, когда любой человек рядом может оказаться убийцей.       – Спасибо, – кивнул Линх. – Я буду готов, сударыня.       – Теперь на прощание прими мое благословение, – продолжала Нейра. – Это все, что я еще могу сделать для тебя.       Линх с признательностью нагнул перед Нейрой голову. Воздев над ним руки, она забормотала, но Линх не узнал слов обычных молитв. Внезапно его пронзил холод, и в груди разлилась невыносимая боль. Ощутив, что тело хотя и болит, сделалось как бы совсем чужим, Линх рухнул на пол. Он ясно осознавал, что умирает. Воздух неожиданно стал колючим, словно песок, и застревал в легких…              Ему показалось странным, что он еще жив. Но Линх чувствовал, что его легкие работают, словно кузнечные мехи, и тело сотрясается от озноба. Он все отчетливее воспринимал действительность и слышал, как чужой голос с каким-то шаманским завыванием повторяет над ним имена бога Сильвануса, древнего Отца Деревьев:       – Воззри на меня, о Древовидный, ниспошли исцеление, о Дубовый Лист!       Другой голос, вне всякого сомнения, принадлежал Имоен:       – Линх, пожалуйста, Линх!..       В глубине души появилась надежда, что теперь уж вряд ли ему наступят кранты. Линху чудилось, его подняли из глубокой, темной ямы, и он смог различать голоса, даже видеть сквозь опущенные веки свет.       Он открыл глаза. Испуганная Имоен держала над ним свечу. Незнакомая женщина с густыми, разметавшимися, цвета сосновой коры волосами завывала свои причитания к Сильванусу. Выглядела она, по правде сказать, довольно дикой. Встретившись с Линхом взглядом, она перестала воззывать и нахмурилась:       – Не шевелись. Эта змея прочла искаженное благословение и нанесла тебе смертельные раны.       – Угу… – выдавил Линх, не разжимая губ.       Со стороны двери прозвучал мужской голос с характерным калимшанским выговором.       – Д-дорогая, – произнес он, заикаясь, – я ее не д-догнал. С твоим подопечным все, надеюсь, в п-порядке, да?       Линх вдруг сообразил, что с ним, похоже, и впрямь все в порядке, поэтому как-то неловко отдыхать на полу. Вдобавок он по-прежнему дрожал от холода. Он сделал попытку подняться, но ладонь «дикой женщины» решительно надавила ему на грудь.       – Уложите его на лавку, – требовательно сказала она.       Минск с одной стороны и подоспевший калишит с другой помогли Линху встать на ноги и сделать пару шагов.              Растянувшись на лавке, закутанный в шерстяное одеяло, он сконфуженно размышлял о том, каких наделал хлопот.       Женщина, взывавшая к Сильванусу, выгнала всех из комнаты и тоже ушла, велев Линху спать. Но Имоен все равно вернулась минут через десять и подсела рядом на лавку.       – Я немножко побуду с тобой, – сказала она, все еще бледная от испуга. – По-моему, у меня со страху все кишки перепутались, у меня даже болит живот, – пожаловалась Имоен. – Джайхера – друидка, представляешь? А Халид – ее муж. Джахейра говорит, что, раз за тобой охотятся наемные убийцы, мы не должны никуда отпускать тебя одного. Ясно? Тебе нельзя разговаривать с незнакомцами и соглашаться пойти с ними, даже если они пообещают тебе конфетку, – Имоен хихикнула. – Не переживай, Линх, завтра ты будешь уже здоров. И ручаюсь, что скоро мы станем самыми знаменитыми наемниками на всем Побережье Мечей, накопим гору сокровищ и… знаешь, что мы тогда с тобой сделаем? – лукаво спросила девушка.       – Нет, – признался Линх.       Имоен увидела, что заставила его улыбнуться.       – Ты что, забыл? Откроем кошачий приют! – воскликнула она.       Линх снова улыбнулся и уснул. Имоен вздохнула. Она уже поняла, что они не вернутся домой, и их приключения будут полны горечи, только не хотела подавать вида.              Утром к Линху вернулись силы, и он был способен выслушать целую кучу свалившихся на него новостей.        Джахейра и ее муж оказались теми самыми людьми из «Дружеской руки», о которых упоминал Горион.       – Н-не удивляйся, но, по воле Гориона, мы были н-назначены тебе в опекуны, – сообщил Линху Халид.       – Мы не были его близкими друзьями, – добавила Джахейра. – Поэтому нам не довелось побывать в Кэндлкипе и познакомиться с тобой раньше. Опека над тобой нам поручена влиятельными союзниками твоего отца.       Плотно сжав губы, Линх в замешательстве почесал подбородок.       Халид успокоил:       – Не в-волнуйся. Мы с женой не собираемся водить тебя з-за ручку. Ты в-взрослый юноша, и мы это п-понимаем.       – Наш долг – оберегать тебя, – серьезно пояснила Джахейра. – Но мы не станем вмешиваться в твою жизнь более, чем советом.       Когда Горион и его приемный сын вовремя не появились в «Дружеской руке», Халид и Джахейра заподозрили самое худшее. Вскоре им удалось выследить одного из охотников за головами – некоего мага Тарнеша. В результате Тарнеш, по своеобразному друидскому выражению Джахейры, «накормил собой землю», а супружеская пара обнаружила в его пожитках объявление о награде за голову сына Гориона.       Вчера Халид и Джахейра узнали Линха по портрету, увидев сначала беседующим, а затем идущим в комнату вместе с незнакомкой в дорожном плаще. Стараясь не привлекать внимания, Джахейра подкралась к двери и прислушалась. Если за твоей головой идет охота, считала она, уединяться с кем бы то ни было – непростительное легкомыслие.       Она не ошиблась. Слух друидки вскоре уловил хорошо известные ей слова искаженного благословения, и они с Халидом немедля ворвались в комнату.              И Халид, и Джахейра – оба были полуэльфы. Родство с эльфийским народом обычно наделяло способностью видеть в темноте и чутким слухом. Возможно, последнее и сыграло свою роль в том, что Джахейра из-за двери уловила обрывки нечестивой молитвы.       Из внешних черт супруги унаследовали от эльфов острые уши. Кроме этого, Халид был похож на обычного калишита с оливковой кожей и карими миндалевидными глазами.       У Джахейры были зеленые глаза, волосы цвета сосновой коры, в которые кое-где были вплетены заговоренные зеленые нити, и ее острые уши казались скорее звериными, чем эльфийскими, настолько в ней чувствовалось что-то лесное. Она выросла в друидской общине в чащобах Тетира, страны, еще недавно омытой кровью самой затяжной в истории Фаэруна гражданской войны.       Что до Халида, то, родившись в Калимпорте, он, по его словам, всю жизнь служил, служил с первых же лет, с каких вообще могут взять юношу на службу: в городской страже, в армии, в охране купеческих караванов. «Но мое сердце не желало этого», – с затаенной печалью признался Халид, однако не захотел объяснить, что заставляло его вечно идти наперекор своему сердцу.       Расположившись в трактире «У моста», Халид переоделся просто по-городскому, абсолютно ничем не выделяясь. Зато темно-зеленая куртка и штаны Джахейры были усеяны заплатами. В тетирской общине друиды приучались беречь одежду, чтобы поменьше брать у природы на свои нужды шерсти, кожи и льна. Поэтому они до последнего чинили свои привычные, уже обносившиеся вещи. А кроме того, заплаты служили своего рода камуфляжем.       – Мне не нужны опекуны, – сумрачно сказал супругам Линх. – Меня ищет какой-то черный демон… Он убил отца. Я думаю, он явился из самых глубин Абисса, и обыкновенные люди беззащитны перед ним. Поэтому я не хочу, чтобы у меня были спутники, которые останутся рядом надолго.       Супруги встревоженно переглянулись.       – Демоны не могут действовать по собственной воле на нашем плане бытия. Так или иначе, его призвал какой-либо смертный, уязвимый, как и все мы, – произнесла Джахейра.       – В с-сущности, – заикаясь, добавил Халид, – такое ужасное зло не ограничится угрозой только тебе одному. Его жертвой может стать к-каждый. Поэтому ты никого не с-спасаешь, отказываясь от п-помощи.              Горион так и не успел раскрыть пасынку тайну, которую двадцать лет хранил в стенах Кэндлкипа. Зачем кому-то назначать награду за голову безвестного парня, выросшего в тишине библиотеки?       Когда попадаешь в передрягу за передрягой, перестаешь видеть дальше собственного носа. Лишь теперь Линх сумел взглянуть на эти вопросы иначе. Халид был прав. С чего Линх взял, что его смерть была чьей-то основной целью?       Горион научил его играть в шахматы, и Линх помнил, что многие партии начинались очень похоже. Прямо в центр доски идет пешка, и некоторое время события строятся на том, что противник грозится ее побить, а ты защищаешь. В действительности все это делается не ради пешки, а ради развития фигур, как часть гораздо более важного плана. Пешка слетит с доски, как только отыграет свое.       Парень из библиотеки, ильматари, выучивший пару-тройку молитв, лишь пешка. Каким образом выбор пал на него? Видно, это-то и не успел объяснить Горион.       Так что от Линха не зависело, сколько народу окажется втянутым в эту историю. И бежать тоже было бесполезно: оставалось лишь развернуться и вломить.       Глава 5              Имоен радовалась. Шестеро – это уже шайка, отряд, маленькое войско!       За избавление Динахейр из плена Минск обещал расплатиться собственной службой. Это значило, что в следующий раз он даром предоставит свой клинок в распоряжение Линха, после чего сможет уйти. Но рашеманская ведьма твердо сказала:       – Ты не торгуясь помог попавшим в беду чужеземцам, ты рисковал собой, подобно другу, а не наемнику, Линх. Мы с Минском точно так же не покинем тебя в трудный час и не станем торговаться о цене.        Итого, соображала Имоен, эти двое рашеми, да еще двое – так вовремя подоспевшие друидка и ее муж. Теперь где бы взять щедрого заказчика? А то можно самим отправиться на какие-нибудь раскопки! От Винтропа Имоен слыхала, что есть такие – «черные копатели» – которые роются в заброшках и обиталищах нечисти. Ведь большинство искателей наживы боится совать туда нос, и там много чего еще не разграблено.       – У меня есть для нас работа, – сообщила Джахейра. – Послушайте, мэр Нашкеля Беррун Гасткилл – мой старый знакомый. Когда мы с Халидом прибыли в Нашкель, я повидалась с Берруном…       У Имоен округлились глаза:       – Ого! Мэр?..       – Он не всю жизнь мэр, – терпеливо объяснила Джихейра. – В молодости Беррун был бродячим следопытом, по прозвищу Гроза Вурдалаков, и частенько наведывался в нашу друидскую общину. Теперь ему нужно, чтобы мы кое-что сделали для него.              В кресле мэра Беррун Гасткилл потолстел и, главное, побледнел. Он помнил себя всегда обветренным, медно-коричневым от загара, удивлявшимся белизне кожи горожан. Но теперь мэр привык к своему облику и к тому, что стал просто пожилым мужчиной, удрученным многочисленными заботами.       Разработка железной руды в Нашкеле держалась на волоске. Мэр убедил Эмерсона, владельца рудников, во что бы то ни стало сохранить рабочие места: для шахтерского города это был вопрос выживания. Основная масса поднятой на поверхность руды была покрыта странными, на ощупь слизистыми, ржавыми пятнами, словно понемногу разъедавшими кусок породы. Но иногда попадалась не тронутая «болезнью» жила. За время кризиса железо на Побережье бешено взлетело в цене, и каждая подобная находка поддерживала рудник на плаву, как и периодические вливания из городского бюджета.       Очистить руду от «железной чумы», как ее окрестили шахтеры, не удавалось никакой магией. Нашкельская молодежь подавалась на заработки в другие места, и оживленный город на глазах превращался в захолустье.       На этом, однако, несчастья не завершились, а приобрели какой-то неопределенный, но зловещий душок.       В городе пошли слухи о побеге нескольких шахтеров, сильно задолжавших компании. В этом не было ничего подозрительного, если бы не то, что все беглецы бросили в Нашкеле свои семьи.       Кроме того, недавно Эмерсон приостанавливал работы, и в шахты спускалась охрана. Предлог тоже был вполне обычный: кобольды.       Кобольды, карлики с крысиными хвостами, испокон веков населяли горные выработки. Их привлекало туда огромное количество различных укрытий и возможность подбирать за шахтерами остатки пищи. Несмотря на шкодливый и вороватый нрав, кобольды не считались большой угрозой: как правило, они сами боялись людей и пакостили исподтишка, стараясь что-нибудь утащить или испортить.       Если кобольдам удавалось расплодиться, они мочились в подземные воды, делая их непригодными для питья, подтачивали перекрытия, вызывали обвалы. Бывалые рудокопы пугали молодых байками, что бездельникам, прикорнувшим где-нибудь в безлюдной сбойке, кобольды отгрызают пальцы. Поговаривали, хвостатые карлики и до смерти могли заесть ослабевшего от дрянной кормежки и каторжного труда шахтера.       Таким образом, если кобольдов разводилось через край, рудничная охрана и вооруженные рабочие-добровольцы, по приказу начальства, устраивали на них облавы.       И все же Берруну Гасткиллу не давало покоя ощущение, что Эмерсон что-то скрывает. Краем уха он улавливал какие-то мрачные кривотолки. Но именно мэр являлся тем самым лицом, от которого прятали концы.       Появление в городе Джахейры из друидской общины Тетира пришлось как нельзя более кстати. Беррун знал, что друиды по-особому понимают свое предназначение: их цель – поддержание справедливого равновесия между людьми и природой. В случае природных катаклизмов дуриды охотно помогали людям, а когда от аппетитов цивилизации страдала природа, со всей яростью вставали на ее защиту. «Железная чума» и скопление под землей кобольдов должны были послужить для Джахейры веской причиной на сей раз принять сторону горожан.              Нашкельцев ничуть не смутила горстка искателей приключений, остановившаяся в дешевом трактире. Последнее время разных авантюристов стало как блох: кризис разорял народ, и все, кто похрабрее, кидались ловить удачу на дорогах.       Эта шайка выспрашивала о местных новостях, что, впрочем, было неудивительно: отщепенцы, жившие за счет клинка и заклинания, вечно вынюхивали, кому могут понадобиться их услуги и не завалялся ли в окрестностях старинный клад. Шестерка наемников торчала в трактире, шлялась по улицам и заглядывала в лавки.       У Джахейры и Халида хватило средств, чтобы недели на две оплатить комнаты для своих спутников, и они решили сосредоточиться на просьбе мэра, не гоняясь за другой добычей.       Имоен с Динахейр отправились к портному, чтобы купить для рашеманской ведьмы мантию. Среди готовой одежды мантия нашлась лишь одна – коричневая, со скромным серебряным узором. Сделав примерку, портной начерно подшил и подколол ее со всех сторон, обещав подогнать по фигуре.       – Эта мантия непохожа на мою старую, – выходя из лавки, огорченно вздохнула ведьма.       – А что, твоя была какой-то особенной? – спросила Имоен.       – Совсем нет... – Динахейр задумчиво помолчала. – Все волшебницы в моей стране носят такие. Их шьют из хлопка, а иногда из шелка или бархата, расшитого золотом. У нас не любят темные цвета: считается, что они навлекают беду. Поэтому мантии наших заклинательниц покрыты вышивкой, пестрые и яркие. Здесь нигде не купишь такую же.       Вскоре выяснилась необыкновенная вещь: жители шахтерского города избегали говорить о шахтах. Местные чесали языками о предстоящей войне с Амном, о дороговизне, о распущенности молодежи и о погоде. Но стоило коснуться рудников, как шахтеры теряли словоохотливость, а немногие горожане, не связанные с работой на Эмерсона, похоже, сами ничего не знали и делились лишь домыслами.       В глубине шахт гнездится какое-то зло. Начали пропадать люди…       Но ведь охрана совсем недавно спускалась вниз, и что же, ничего не нашла?       Лишь кучку кобольдов…       Неужели таинственное зло не оставило никаких следов пропавших шахтеров: ни тел, ни клочка одежды, ни пятен крови? Вдруг исчезнувшие рабочие действительно бежали из города из-за своих долгов?       Боги ведают, как оно там: глядишь, что и осталось – кровь или какие-нибудь клочки. Шахтеры об этом помалкивают...       Все звучало очень туманно, еще и потому что слухи не поддавались никакой проверке. Правдой могло оказаться что угодно, как и не быть вовсе никакой страшной правды. Нашкельские рудники приходили в запустение. Вскоре им суждено превратиться в заброшенные подземелья, источник суеверий и ночных кошмаров для города. Нынешние байки о затаившемся под землей зле и пропавших людях лишь предвосхищали будущие страхи.       – Я сам пойду работать на рудники, – предложил Линх.       Халид поморщился:       – С-слишком опасно. Ты будешь безоружен, в к-кромешной тьме. Это очень плохой расклад для т-тебя, если придется драться.       – Минск тоже пойдет в шахту и приглядит за Линхом, – вызвался рашеми. – Из какой бы щели ни выползло зло, Минск сапогом вобьет его обратно!              В тот же вечер Динахейр с тревожной складкой между бровей попросила Линха поговорить с ней наедине. Они вышли на задний двор трактира, где лежала только сытая объедками собака, маявшаяся от безделья. Черные глаза ведьмы поблескивали, как угольки.       – Признайся: Минск никогда не казался тебе… несколько странным? – осторожно осведомилась Динахейр.       Линх слегка повел широким плечом:       – Мне все люди кажутся странными.       Динахейр невольно улыбнулась:       – Вот как? А я?       С неуклюжей прямотой Линх рубанул:       – Да кто же страннее магов!       Смуглолицая ведьма пристально посмотрела на него, уже без улыбки.       – Прежде чем ты отправишься с Минском в эти жуткие копи, тебе следует кое-что услышать. Знай, мой добрый друг, что Минск был третьим сыном в знатной семье. Его родовое поместье стояло в темной пуще, где я сама никогда не бывала. Лишь Минск рассказывал, что среди чащобы там сгрудились избы с соломенными крышами, в окружении заросших осокой озер и болот. По обычаю, младший из детей обязан присматривать за усадьбой и заботиться о родителях. Поэтому Минск продолжал жить дома, хотя его братья покинули родную глушь.       На свое вечное несчастье, Рашеман граничит с рабовладельческой империей Тэй, – продолжала рассказ Динахейр. – И когда в очередной раз тэйцы преступили наши границы, на их пути оказалось маленькое поместье, обнесенное деревянным частоколом. Минск послал гонца за помощью в столицу – в Иммилмар. Но Рашеман слишком велик, и гонцы редко успевают в срок, а еще чаще гибнут в дороге. И все же захватчиков ждал крепкий орешек. Минск со своими крестьянами валили деревья, сооружая непроходимые засеки, устраивали засады и продержались месяц, пока не были, наконец, побеждены…       – Что?! – вырвалось в Линха. – Я думал, ты скажешь: и тэйцы бежали!       – Тэйцы бежали, – подтвердила Динахейр. – Они ужаснулись, видя, что какой-то, по их мерке, деревенщина так дорого продал им победу. Когда из Иммилмара пришла на подмогу дружина, в поместье уже понемногу налаживалась мирная жизнь. Выжившие вернулись из чащоб, даже Минск понемногу выздоравливал, лежа в одной уцелевшей избушке: его собственная усадьба сгорела дотла. Воевода из столицы был намерен оказать ему почести. Только тогда стало ясно, что Минск… – ведьма запнулась. – Он не спал много ночей и получил тяжелые раны. Когда он вышел из избы с окровавленной повязкой на голове, беспечно улыбаясь… Скоро стало очевидно, что его рассудок неизлечимо поврежден. С тех пор Минск словно ребенок.       Линх молча кивнул. Теперь он начинал понимать.       Со стороны Минск выглядел впечатляюще. Рашеми не только был превосходно сложен, но и его лицо вполне можно было назвать красивым: правильные, смелые черты, широкий насмешливый рот, прямые ровные брови. Однако за этим мужественным обликом скрывалась детская душа, звучавшая в его наивных речах и являвшая себя в простоватых гримасах и жестах.       – Почему Минска отпустили в паломничество? – удивился Линх. – Разве ему не лучше было бы дома?       – Я рассказала не все, – проронила Динахейр. – Главное, что ты должен запомнить: у Минска случаются неукротимые приступы слепого бешенства. Он перестает сознавать, что делает, и крушит все подряд. Минск опасен, в неистовстве он убьет любого, даже если в ясном уме отдал бы за этого человека жизнь. Как ты, наверное, догадываешься, любезный друг, по этой причине Минска не очень-то стремились удержать дома… Почему я согласилась странствовать с ним? Я была не осведомлена. Тебе трудно вообразить паутину рашеманской бюрократии, но сама я даже не удивляюсь, что ко мне умудрились приставить… безумного телохранителя.       – Часто его накрывает? – озабоченно полюбопытствовал Линх.       – К счастью, у Минска доброе сердце, он легко прощает задир. Я убедилась, что с ним можно путешествовать, не боясь, что он накинется с кулаками за неосторожное слово, или убьет глупого выскочку. Но когда его… как ты выразился? – накрывает, не попадайся ему под руку.       – Ты хочешь, чтобы я не брал его с собой в шахты, Динахейр? – прямо спросил Линх.       Ведьма вздохнула:       – За тебя я тоже беспокоюсь. Эта молва про зло, обитающее под землей… Тебе не стоит спускаться туда одному. Но я не вижу, кто из нас, кроме Минска, мог бы пойти с тобой.              Контора Эмерсона располагалась в бревенчатом доме возле самых шахт. Линх рассказал управляющему, что родом отсюда же, с Побережья, по ремеслу кузнец. Прогорел из-за кризиса и, отправившись на подработки, встретил приятеля – рашеми, которого ограбили на дороге. До Нашкеля они добрались вместе с шайкой наемников, но бродяжничать им не по душе, лучше уж в шахты.       Управляющий смерил взглядом обоих здоровенных молодцов и без канители велел приступать нынче в ночную смену.       Линха и Минска зачислили в проходчики. На самом деле только когда их спустили в шахту, они узнали, что это значит. Оказалось – прокладывать в недрах ходы, все эти штольни и штреки. Горный мастер сразу повел новичков в забой.       Они шли по извилистым выработкам, вдоль которых были развешены лампы. Под ногами была различима дорога, сделанная из деревянных плах – по ней откатчики возили руду.       Когда уткнулись в тупик, означало, что пришли, и мастер объяснил, что делать.       – Пока начинайте проходку, как отгрузите, крепильщики подойдут, – напоследок приказал он.       Кувалды и кайла дожидались прямо тут, оставленные прежней сменой.       Так и пошло. Работенка в рудниках впрямь была на износ. В шахтах постоянно держалась одна и та же умеренная прохлада, но от взмахов кирок бросало в жар. По примеру других рудокопов, Линх с Минском разделись до пояса.       Еще в клети, в которой шахтеров спускают под землю, Минск в своей обычной дружелюбной манере объявил, ни к кому не обращаясь:       – Обманешь меня раз – стыдись, обманешь дважды – страшись!       В итоге, когда в забое один из рабочих для смеха начал было заливать свежеиспеченным проходчикам какую-то лабуду, мастер велел ему заткнуться и не разыгрывать новичков. Уж больно внушительно перекатывались у обоих под кожей мускулы.       Но о пропажах людей шахтеры судачили без всяких шуток. По их словам, Эмерсон запретил болтать об этом в городе.       – Он талдычит, что это все суеверия. Если будем трепаться, рудник закроется, – объяснил один из крепильщиков на перекусе. – И мы останемся без места, да и из Нашкеля поразъедется народ. Только неделя как пропал парнишка-ламповщик…        Однако ни тогда, ни в последующие дни Линху не удалось выведать что-нибудь толком. В темных переплетениях подземных ходов человек действительно мог кануть с концами.       Они с Минском несколько раз видели кобольдов. Карлики с рожками, в красных куртёнках, ростом с трех-четырехлетнего ребенка любопытно выглядывали из мрака и тут же прятались назад, взмахнув крысиным хвостом. Мастер сказал, чтобы Линх и его товарищ подвешивали свой узелок со снедью на верхнюю балку перекрытия. Иначе кобольды обязательно сопрут, а так не достанут.              Спустя неделю Линх и Минск вышли в дневную смену. Как обычно, Джахейра завернула им с собой снедь: по горсти какого-то изюма и хлеб. В первый раз Линх был удивлен таким пайком, хлеб-то ладно, а вместо ягод бы добрый кусок сала.       – Что это? – кисло спросил он.       Джахейра ответила:       – Нечего морщиться. Это волшебные ягоды Сильвануса. Ешьте, как только почувствуете, что теряете силы.       Позже, отведав ягод в забое, Линх с Минском по достоинству оценили друидские чудеса: дары Сильвануса не только утоляли голод, но действительно оказались так полезны, что после них прямо на глазах затягивались царапины и переставали болеть усталые мышцы.       Накануне проходчики наткнулись на пласт твердой породы, который не удавалось пройти вручную. Мастер велел им прорубить гнезда для взрывчатки и обещал прислать опытного взрывника.        Старый взрывник притащил со склада бутылки, запечатанные магическим глифом. Внутри находилась какая-то зачарованная реактивная эссенция.       – Уронишь бутылек, и хана, со стенок будут соскребать, – с гордостью сообщил взрывник.       После того как он заложил взрывчатку и бабахнуло, Линху и Минску предстояло убирать отвалившуюся породу. И эта канитель закончилась как раз нынче. Дальше опять предстояла проходка вручную.       От души махнув кайлом, Линх едва не упал. Камни так и посыпались со стены, пропуская кирку в пустоту.       – Смотри-ка! – воскликнул Минск. – Значит, дальше нам не надо копать, раз там уже есть дыра?       Линх, сколько хватало руки, сунул лампу в брешь, но ничего не разглядел. Тогда, подняв лампу над головой, он осторожно пролез в проем и осмотрелся. Тусклый свет смутно выхватывал неровный нависающий потолок, усеянные острыми выступами темно-серые стены. Похоже, это была уже не шахта, а настоящая естественная пещера, не знавшая обработки инструментами.       Минск тоже пролез в дыру и встал рядом, теперь темноту рассеяли уже две лампы.       – Бу думает, что там-то и таится зло! – серьезно сказал следопыт, держа своего хомяка на раскрытой ладони.       Зверек с необыкновенной быстротой шевелил усами и носом, сжавшись в комочек и выражая сильное беспокойство.       Согнувшись под низким сводом, Линх двинулся дальше, придерживаясь за стену. Внезапно пещера сильно расширилась, парень свободно выпрямился во весь свой немалый рост. Ладонь коснулась чего-то липкого. Линх с удивлением пощупал и поднес лампу.       – Какие-то пыльные белые лохмотья! – в недоумении сказал он Минску.       И тут под пальцами очутилось нечто твердое, что очень легко отделилось и осталось у Линха. Он поднес находку к глазам и сразу же непроизвольно отбросил: высушенная до капли голова кобольда с разинутым до предела ртом отлетела во мрак.       – Уф!.. Дохлый кобольд! – выдохнул Линх.       Неожиданно вся пещера наполнилась то ли постукиванием, то ли пощелкиванием. Сначала Линху почудилось, что вокруг замелькали тени, но свет лампы выхватил одну из них: коричневого паука, быстро бежавшего по стене. «Белые лохмотья» были чехлами из паутины – их своеобразными гнездами.       Линх хрипло вскрикнул. Паук был размером с крупного пса. Казалось, задвигалась сама пещера, так много откуда-то выползло восьминогих.       Позади зарычал Минск. Обернувшись, Линх увидел, что рашеми не выпуская лампы, изо всех сил вырывается из облепившей его паутины. Пауки с непостижимой быстротой опутывали его. Минск с тошнотворным «хрясь» проломил кайлом панцирь ближайшего, но сородичи даже не заметили этого.       Повсюду во мраке мелькали горящие точки – расположенные в два ряда по четыре паучьи глаза.       Линх кинулся на помощь рашеми, но едва не упал: ноги его были спутаны, и к рукам уже цеплялись клейкие нити. Он тоже очутился в плену.       Напрягая мышцы, Линх отчаянно пытался разорвать паутину, все плотнее облеплявшую его. Рядом что-то орал Минск, похоже, на своем родном языке, Линх не мог разобрать слова.       Смерть дохнула в лицо. Но каким бы от нее ни веяло ужасом, еще сильнее было чувство горькой досады: погибнуть вот так, даже не успев ничего сделать, замахнуться, попытаться спасти товарища!       Наверное, Минск ощутил нечто подобное, потому что издал такой вопль, что задрожали своды. Линху хотя и было не до того, он не мог не оглянуться.       Рашеми разорвал путы. Он выронил наконец лампу, так что Линх единственный теперь исполнял роль фонарного столба – ничего другого ему не оставалось. Поняв, что свободен, Минск снова заревел в восторге бешенства. Хрясь – рогом кайла он снова пробил панцирь восьминогой бестии так глубоко, что рог застрял. Не растерявшись, рашеми вскинул кайло вместе с пауком и шваркнул о стену.       Разбрасывая хищных созданий, он с хрустом топтал сбитых с ног пауков, в исступлении обрывая новые паутинные лассо, которыми те пытались сковать гиганта. Его голос и выражение лица утратили все человеческое, и Линх вспомнил, что говорила Динахейр о приступах слепого буйства у ее телохранителя.       Опутанного Линха пауки оставили в покое, их привлекла борющаяся жертва. Сейчас он мог бы помолиться Ильматеру о своем освобождении. Но Линх думал лишь об осажденном пауками Минске и начал читать подряд все благословляющие молитвы, какие знал:       – Да будет верна твоя рука, даруется тебе твердость духа, осияет надежда! Да превозможешь ты яд, да устоишь в неравном бою! Да умножится твое рвение… ох, кажется, я зря это сказал…       Линх осекся, заметив громадного паука на потолке прямо над головой Минска.       – О Ильматер, ниспошли мне что-нибудь! – воззвал Линх, хотя что это, строго говоря, была за молитва? Просто вопль отчаяния.       Но в своей воздетой руке он ощутил тяжесть: в ней появился окутанный пламенем булыжник, не обжигавший его ладонь. Со всей мочи Линх швырнул его в паука, почему-то ничуть не сомневаясь в своей меткости. С шипением поджаренный восьминогий хищник свалился под ноги рашеми, а булыжник исчез, едва коснувшись цели.       Сплясав на хитиновых останках последней твари, Минск не утратил куража. Он неукротимо огляделся, как сорвавшийся с привязи бык. Теперь Линх снова оказался в смертельной опасности. До сих пор ему некогда было самому выпутываться из паутины, потому что он держал лампу и молился. А Минск не собирался утихомириваться, пока видит хоть кого-то еще живого.       Линх погасил лампу и затаил дыхание.       Без единой искры света в пещере стало черней, чем в чернильнице. До Линха доносилось лишь тяжелое дыхание рашеми и угрожающее бормотание на родном языке. Потом воцарилась короткая тишина, и вдруг Минск отчаянно взревел снова:       – Нет, Бу! Нет!.. Скажи, что мы с тобой не убили Линха!              Поначалу Имоен маялась от безделья. В комнате «У моста» Джахейра целыми днями разбирала свои дорожные сумки, набитые сушеными травами, корешками, мазями и микстурами. Она считала, что опрометчиво полагаться на одни только воззывания к богам: а если целитель сам свалился со стрелой в груди? Халид помогал жене: терпеливо смешивал что-то, растирал в ступке.       Динахейр тоже сидела, забившись в угол и уткнувшись носом в новую записную книжку. Ее книгу заклинаний разорвали гноллы. Теперь ведьма пыталась восстановить по памяти формулы на магическом языке.       Имоен решила поупражняться и три раза подбросила Халиду в карман, а потом снова стащила монетку. На четвертый Халид поймал ее за руку. Девушка поспешила объяснить, что это ее собственная монета, и надо же на ком-нибудь тренироваться!       – Мне к-кажется, чему-то не т-тому ты учишься, – вздохнул калишит.       – Тому-тому! – заспорила Имоен. – Необязательно же красть у хороших людей. Представь, Халид, нас упекут за решетку, но по дороге я сопру у стражника ключ, и мы сбежим.       Халид скептически изогнул бровь:       – С чего бы нас посадят в т-тюрьму, если мы не будем к-красть?       – Плохие стражники! – воскликнула Имоен. – Которые крышуют бандюганов, берут взятки и сажают честных людей.       Сощурив свои по-южному красивые, задумчивые глаза, Халид усмехнулся:       – Будет уместнее, мне кажется, если я научу тебя паре б-боевых п-приемов. Жизнь наемника – вечная в-война, пусть даже наше сердце не желает этого.       – Трактирщик Винтроп в Кэндлкипе показал мне несколько обманных ударов, – похвасталась Имоен. – Пошли!       Но упражнения с мечом на заднем дворе лишний раз дали Имоен почувствовать, насколько ей еще не хватает ни умения, ни силы. Куда ближе юной хулиганке были наставления Винтропа: «Брось ему соль в глаза, и ножом по горлу! Глаза, горло, пах – вот куда меть».       Вместе с тем Имоен признавалась себе, что это не совсем подходящий стиль для будущей знаменитой авантюристки и уважаемой совладелицы кошачьего приюта. Нет, кроме шуток. Это годится, когда ты можешь напасть исподтишка, а в открытом бою Имоен пока еще хорошо владела только одним приемом – «беги и прячься».                     Это заставило ее сунуть нос в угол, где с пером и бумагой притаилась ведьма из Рашемана. Ведь Имоен в детстве училась магии! Горион выгнал ее вовсе не из-за недостатка способностей: просто она ужасно себя вела. Трудно ожидать благонравия от ребенка, росшего без матери при постоялом дворе. Меньше чем через год Горион вернул девчонку Винтропу, сердито заявив: «Я с ней не справляюсь!»       Теперь Имоен жалела, что издевалась над бедолагой Линхом, вместо того чтобы вникать в магический синтаксис и грамматику. Здорово было бы уметь прожигать врагам штаны и называться Имоен Повелительница Огня.       – Динахейр, а ты не могла бы позаниматься со мной магией? – вкрадчиво спросила она. – Если я вызубрю одно-два заклинания, я же смогу швыряться ими прямо сейчас?       Ведьма медленно подняла взгляд от исписанной мелким волнистым почерком страницы своей записной книжки.       – Вначале девочки всегда просят об этом своих наставниц-хатран. Милая Имоен, опасно читать заклятия, пока в совершенстве не выучишь магическое плетение слов.       – Да, но… – приуныла Имоен. – Пока я толком выучу язык волшебства, пройдет та-а-акая куча времени! А заклинание могло бы пригодиться уже завтра.       – В твоих словах есть доля истины, – помолчав, согласилась Динахейр. – Мы не в том положении, чтобы позволять себе чисто книжное знание! Что ж, если ты пообещаешь быть осторожной, я постараюсь обучать тебя так, чтобы учение быстрее приносило плоды.              В спешке толком не смыв с лиц каменную пыль, Линх с Минском ввалились в трактир. Горячие новости: Эмерсон снова закрывает шахты из-за нашествия гигантских пауков!       – Мы разорили их гнездо, но, может, там есть еще. Мы же не облазили все, – рассказал Линх.       – Вот почему п-пропадали люди… – нахмурился Халид.       – Это земляные пауки, – размышляла Джахейра. – Они не плетут ловчих сетей заранее, а кружат около добычи, опутывая ее паутиной. Ночные охотники. Неудивительно, что в шахтах они прижились. Если брать в расчет кобольдов, пищи им хватало. Почему пауки принялись за шахтеров? Возможно, их численность разрослась, и они осмелели. Я сейчас же иду к Берруну Гасткиллу!       Даже не подумав сменить будничную одежду, без всяких прикрас, друидка отправилась в мэрию.       Линх и Минск собирались пару часов поспать: сегодняшний день для них и так был богат событиями.       Растянувшись на голой лавке в дешевой комнатушке, наскоро завернувшись в плащ, Линх погрузился в странное сновидение.       Ему привиделось, что глубокой ночью он очутился под стенами Кэндлкипа. Крепость была погружена во мрак, лишь горел маленький огонек в жилой башне. Линху чудилось, что это светится окошко в его собственной келье, как бывало, когда он затемно переписывал библиотечные каталоги. Уютный, домашний огонек, внушавший доверие.       Вдруг на глазах каменные стены со стуком сомкнулись, запечатав светящееся окно. Линх почувствовал себя так, словно ему велели убираться. Еще миг он постоял, ощущая огромную досаду и несправедливость, потом развернулся к Кэндлкипу спиной.       Перед ним стояла тень Гориона. Даже во сне отец был мертв, однако его бледный прозрачный дух не напугал Линха. Он был по-прежнему добр. От крепости вел широкий торговый тракт, но Линху вспомнилось, как отец говорил: по тракту мы не пойдем, а пойдем через лес. Впрямь, призрак Гориона стоял у кромки леса, и возле него начиналась узкая, полузаросшая стежка. «Ладно, прорвемся как-нибудь», – подумал Линх и шагнул на тропу. Коротко оглянувшись через плечо, он увидел, что отец не идет за ним, но смотрит вслед с одобрительной улыбкой.       Вскоре Джахейра вернулась в трактир с запиской от Гасткилла к Эмерсону с просьбой оказать полное содействие шестерке наемников.       Только что разбуженный Линх слушал ее рассеянно, все еще под впечатлением от своего сна. Добрая улыбка Гориона до сих пор казалась ему обнадёживающей, но само видение вызывало смутную тревогу и грусть.       Для вылазки под землю маленькому отряду были нужны шахтерские лампы: пользоваться факелами, само собой, в шахтах не стоило из-за угрозы взрыва рудничного газа. Просить у Эмерсона проводника было незачем, Линх с Минском сами могли отвести товарищей в забой, где открылся ведущий в пещеру провал. Дальше шестерке авантюристов предстояло положиться на удачу.       Спустя некоторое время наемники очутились в конторе, где вместе с управляющим увидели и хозяина рудников Эмерсона. Сухощавый, высокий, усатый, первый богач Нашкеля безостановочно брюзжал:       – Эта шарашка стоит у меня поперек горла, я давно работаю себе в убыток! А теперь треклятые шахтеры еще и требуют от меня надбавки за пауков. Охрана, бесы ее дери, тоже просит здоровенной надбавки! Я и так из милости всем плачу!       Но услышав, что мэр Гасткилл прислал нанятых им лично людей, Эмерсон взял деловой тон.       – Лампы? Конечно, господа. Сколько вы там собираетесь пробыть? Просто, извините меня, если вы пропадете с концами, я категорически закрываю это убыточное предприятие, и никакой Гасткилл меня больше не остановит.       Глава 6              Шестеро искателей приключений осветили завешенную лохмотьями паутины пещеру. Трупы пауков с выпущенными кишками, недавно пришибленных могучей дланью Минска, повсюду устилали пол. По стенам и потолку, словно мухи, висели выпитые досуха тельца кобольдов.       – Ужас! – сказала Имоен и содрогнулась от гулкого эха. – Просто ужас! – настойчиво повторила она.       – Я не вижу человеческих останков, – озабоченно сказала Джахейра, медленно обходя пещеру. – Разве их не было здесь?       – Не знаю, – пожал широкими плечами Линх. – Минск разбил свою лампу, а моя случайно погасла. Мы выбирались в темноте вдоль стены.       – Нужно найти тела погибших, чтобы семьи могли похоронить их, – произнесла Динахейр.       – Как друида, меня не беспокоит участь мертвой плоти: она накормит собой землю, – проронила Джахейра, мрачнея на глазах. – Но если не эти пауки похищали шахтеров, значит, нам до сих пор неизвестно, кто это делал.       – Угу, – буркнул Линх.       Остальные промолчали. Тревога Джахейры передалась всем. Имоен нерешительно сказала:       – У меня вопрос. Это просто вопрос, я ничего такого не имею в виду… Мы собираемся по-настоящему рисковать своей жизнью или как?       – Что значит «по-настоящему»? – строго спросила Джахейра.       – Ну, «до последней капли крови», «ни шагу назад», вот это самое? – уточнила Имоен. – Мы ни за что не отступим, если впереди действительно большой лабиринт, и будем драться до последнего человека? Я только спрашиваю, чтобы знать, как себя вести, если будет стрёмно.       – Нет, – покачала головой друидка. – Разумеется, как любые животные, мы должны стремиться к самосохранению. Мы будем проявлять осторожность и избегать смертельного риска.       – Отлично! Ладно! – приободрилась Имоен. – Тогда пошли!               Из пещеры вел тесный коридор, позволявший идти только цепочкой. Линху сразу же пришлось пригибаться. Еще во время работы в забое выяснилось, что они с Минском не страдали боязнью закрытых пространств. Но теснота имела другой недостаток: в случае нападения не развернуться.       Халид взял свой солдатский меч, но не надел доспехи, которые мешали бы ему передвигаться в узких ходах. Джахейра несла длинный посох. Раз посох полезен в непролазной чащобе и на болотах, то почему бы, думала друидка, он не послужил и в пещере? С его помощью можно вытащить товарища из ямы, дотянуться куда-нибудь вверх или вниз, длинная палка вообще много на что сгодиться. Особенно там, где они не валяются под ногами, как в лесу, и ты не сможешь подобрать любую, когда вздумается.        Минск вообще пошел с кайлом. Рашеми обладал поразительной способностью драться чем угодно, лишь бы этим реально было дробить, колоть или рубить. Ведьма Динахейр, само собой, полагалась на магическое искусство.       Линх привесил к поясу свой боевой молот. Что до Имоен, ее главным оружием были короткий клинок и смекалка. Вернее, в первую очередь смекалка, а потом уж клинок.       Кобольды не заставили себя ждать. Впереди послышались легкие шорохи, а потом в ушах зазвенело от пронзительного:       – Уип-уип-яп! – клича злобных уродцев.       И тут же все стихло. Кобольды сгинули, точно сквозь землю провалились.       – Они хотят напасть? – спросила Динахейр.       Ведьма уже собиралась попросить друзей отступить назад, чтобы она могла, никого не задев, применить огненную магию. Но Джахейра успокоила:       – Кобольды не нападают, пока их меньше дюжины на одного.       Коридор вывел в просторный зал. Своды его были столь высоки, что не только Линх мог свободно выпрямиться, но даже свет ламп не достигал самого верха. Точно так же свет не пробивал тьму по сторонам.       – Ух ты! Минск слышит проточную воду! – прошептал следопыт. – Под землей есть реки, Бу, ты знал?       До сих пор еще рашеми не доводилось путешествовать под землей, и его все сильнее восхищало это загадочное царство. На границе света с потолка свешивались какие-то громадные сосульки, из пола торчали острые уступы, самым причудливым образом изъеденные временем. Под ногами ковром лежала многолетняя пыль.       Вдруг гнетущую тишину пещеры разорвал хриплый, срывающийся крик:       – Помогите!..       Он прозвучал лишь раз и больше не повторился.       Холодок пробежал по жилам у всей шестерки, так странно казалось услышать в недрах земли чужой голос. Но еще более жутко было наступившее вслед за короткой мольбой молчание.       Линх огляделся в кромешном мраке:       – Где ты? Отзовись!       Отзывом ему стало визгливое, торжествующее «грр, гррр, уип-уип-яп!» кобольдов.              Опередив всех, Линх бросился на шум, едва не выронив лампу. На самом деле ему был не так уж нужен фонарь, благодаря своей орочьей крови парень видел в темноте. Равно как видели в темноте полуэльфы Халид и Джахейра. Но, во-первых, свет был необходим остальным их спутникам, а, во-вторых, с фонарями все равно было видно лучше.       Линх едва не упал, споткнувшись о кобольда. Пигмеи с крысиными хвостами, наряженные в красные и оранжевые лохмотья, так и кишели вокруг, вопя как оглашенные.       Ростом они приходились Линху ниже пояса, и он не принимал их всерьез, несмотря на то что видел в ручонках кобольдов маленькие мечики и луки. Зато Линх разглядел их жертву. Прижавшись спиной к стене и заслоняясь руками, незнакомец едва стоял на ногах. С виду его можно было принять за подростка.       Пинками расшвыряв красных карликов, Линх пробился к нему. Наконечник прилетевшей стрелы расцарапал лоб над левой бровью. Вслед за Линхом в толпу кобольдов ворвались Минск и Халид.       Дождь стрел посыпался на окруженную троицу со всех сторон. Линху пришлось закрыться и нагнуть голову, чтобы ему ненароком не вышибли глаз. Кобольды не могли пускать стрелы с достаточной силой, чтобы глубоко пробить кожаную куртку и нанести опасные раны, но взять измором, десятками неглубоких уколов, вполне.       Тут зазвучала распевная речь Динахейр. С какой-то замогильной сосредоточенностью ведьма произносила тайные слова волшебства.       С роду Линх не видывал такой паники, что поднялась в пещере. От визга кобольдов заложило уши. Словно крысы, они суматошно метались туда-сюда, побросав свои лилипутские луки и мечики.       Динахейр наслала на кобольдов Ужас, одно из заклинаний школы некромантии.       Немногие подземные карлики, не поддавшиеся мистическому страху, испугались самостоятельно, видя, что дело труба. Пользуясь своими ничтожными размерами, кобольды поспешили трусливо слинять в труднодоступную часть лабиринта по известным лишь им узким ходам.              Спасенный незнакомец сполз по стене на пол. Подошедший Халид поднес свет ближе к нему.       Ростом и сложением незнакомец был похож на худощавого подростка, одетого в какой-то серый балахон, хотя в сумерках все цвета кажутся серыми или черными.       – Эй, дружище, ты как? – наклонившись, спросил его Линх.       И оторопел, когда тот медленно поднял голову, слабым движением откинув с лица спутанную прядь. Перед Линхом был эладрин – представитель наиболее таинственной ветви эльфов.       Подобных ему Линх видел лишь в книгах с рисунками, у незнакомца была верная примета: глаза без зрачков и белков, равномерно синие. Даже при слабом свете Халидовой лампы Линх был уверен, что точно синие.       Одежда эльфа была изорвана, лицо и руки покрыты ссадинами и кровоподтеками. Для кобольдов было любимой потехой замучить свою жертву до изнеможения, кусая, царапая, толкая и заставляя бежать.       Незнакомец тоже с ошарашенным видом вытаращил глаза и даже слегка отшатнулся. Линха подобное начало знакомства давно не удивляло: куда денешься, если твоя мамаша – полуорк, а неизвестный папаша, может, и сам был тот еще страшила.       Остальные сгрудились рядом, светя лампами.       Имоен пришла на помощь: положив руку на плечо Линху, она успокоила незнакомца:       – Не волнуйся, мы точно лучше кобольдов. На самом деле мы те, кто поможет тебе выбраться отсюда.       – Угу, – подтвердил Линх. – Ты ранен, эладрин?       – Я не… не отказался бы от лечения… если есть такая возможность, – прерывисто проговорил эльф.       – Угу, – кивнул Линх.       – Полоснули по боку. Все остальное терпимо, – обессиленно сказал незнакомец.       Еще в Кэндлкипе Линх стал использовать одну маленькую хитрость. Если больной дергался и боялся, что лекарь до него дотронется, Линх задавал какие-нибудь вопросы, чтобы его отвлечь.       – Кто ты? Как тебя занесло под землю?       – Меня зовут Ксан, – произнес незнакомец. – Я лунный эльф из Эверески и Серый Плащ, если это кому-нибудь что-нибудь говорит.       Джахейра с Халидом утвердительно покачали головами.       – Старейшины Холмов направили меня на Побережье Мечей для расследования причин железного кризиса.       Линх тем временем распахнул извоженный в грязи плащ Ксана, приглядевшись к неглубокой необработанной ране вдоль ребер, к которой намертво прилипла пропитавшаяся кровью ткань рубахи.       Эльф умолк, с опаской следя за руками Линха.       – Правда? – тут же задал новый вопрос Линх. – Какая забота лунным эльфам до беспорядков на Побережье?       – Холмы Эверески содержат мало руды, металлы ввозятся к нам в обмен на предметы искусства и вино, – стал объяснять Ксан.       Джахейра внимательно наблюдала, как Линх возложил руки на рану: до сих пор друидка еще не видела, что из него за целитель. Ее крайне удивило, что он не воззывает. Имоен тоже ничего не могла понять: насколько она помнила, Линх всегда молился вслух!       Эльф глубоко вздохнул:       – Что за облегчение больше не чувствовать эту рану… Я бы сказал: какое счастье, что вы ненароком оказались в этом забытом месте, но крайне сомневаюсь, что быть здесь – счастье.        – Мы ищем пропавших шахтеров, – ответил Линх.       – Или их т-тела, – поправил Халид.       – Вы найдете разве что кости, – с горечью сказал Ксан.       – Откуда ты знаешь? – пожала плечами Имоен.       Эльф, мрачно покривившись, сказал:       – Их съели. Я сам был бы уже подан к столу, если бы не… в общем, этот гнусный маньяк хотел сначала доесть трупы, чтобы мясо не испортилось.       – Нужно пойти туда и накормить людоеда досыта доброй сталью! – высказался Минск.       Динахейр придерживалась того же мнения.       – Соблаговоли разъяснить нам, любезный друг, что за чудовище повинно в столь мерзком преступлении? – обратилась к эльфу она.       – Меня к нему притащили вооруженные кобольды, – поведал Ксан. – Между тем кобольды вооружаются только тогда…       – Когда у них есть король! – воскликнула Джахейра.       Изредка случалось, что у кобольдов объявлялся собственный властелин – король кобольдов, обладавший от рождения каким-нибудь диковинным уродством. Его уродство остальные считали меткой избранности, знаком более сильной и жестокой натуры, и они склонялись перед сородичем-выродком. Под предводительством своего омерзительного короля кобольды несметной ордой начинали готовиться к нашествию на поверхность.       – Не знаю, как он убедил красных карликов повиноваться, ведь сам он не кобольд, – уточнил Ксан. – Это человек или полукровка огромного роста, сутулый, коренастый, с седыми длинными космами. Я плохо его рассмотрел, только со спины… наблюдал, простите за подробности, как он разрубал труп, прежде чем бросить мясо в котел.       – Бр-рр! – поежилась Имоен. – Как же тебе удалось ускользнуть?       Ксан ответил:       – Видишь ли, я чародей. Я подчинил разум одного из кобольдов своей воле, и он меня развязал. Тогда я спрятался прямо в пещере. Кобольды обнаружили, что меня нет, и даже не искали внутри: сразу помчались в погоню. Я потихоньку прокрался за ними, надеясь, что кобольды по глупости приведут меня к выходу из подземелий. Сначала для меня будто бы забрезжила надежда. Они столпились возле массивного валуна, повернули какой-то выступ, и валун отодвинулся. Разумеется, я запомнил выступ, который надо повернуть, дал им уйти и снова открыл проход… Однако моего запаса удачи не хватило надолго. Я вновь попался, и кобольды самым унизительным образом гоняли меня по лабиринту, словно мышь.       Линх хотел помолиться, чтобы исцелить многочисленные кровоподтеки и ссадины Ксана и укрепить его силы, но Ксан запротестовал:       – Все это терпимо. Не хочу накаркать, но коль скоро вы собираетесь идти дальше, все ваши молитвы вам еще понадобятся.       – Сперва мы выведем тебя на поверхность, – возразил Линх.       – Нет-нет! – Ксан даже замахал рукой. – Если король кобольдов узнает о моем успешном побеге, он поймет: я расскажу о нем всему Нашкелю. Тогда он либо улизнет, либо натравит на город целую армию красных карликов.       Джахейра достала из сумки пригоршню волшебных ягод и вместе с ломтем хлеба подала эльфу:       – Тогда съешь это и готовься показывать дорогу. Ты уверен, что найдешь зачарованный валун?              Лунный эльф видел в темноте лучше всех, так что шел впереди без лампы.       Кобольды шныряли где-то на границе обзора, но то ли, получив острастку, решили не соваться, то ли стягивали силы. Узкая, быстрая подземная река гулко шумела под каменными сводами. В спертом воздухе пахло пылью и сыростью. И кобольдами.       По дороге выяснилось, что Ксан еще и простыл в подземельях, несколько раз он останавливался откашляться и перевести дух. В общем, рассчитывать на его магию не приходилось. Волшебник, у которого посреди заклинания перехватывает горло, много не наколдует.       Река тугой струей вбегала в черный тоннель. Близ него громоздились камни разной величины, результат какого-то давнего обвала. Ксан подошел к огромному, почти в его рост, валуну и смущенно произнес:       – Где-то здесь. Нужно нащупать секретную пружину.       Он пробежался руками по каменным выступам. Неприятный звук трения резанул слух, и валун отъехал в сторону, открывая темный колодец.       Внизу шумела все та же река, через которую вел природный каменный мост. Прямо за ним зиял вход в берлогу кобольдского короля.       Кучка часовых-недомерков с пронзительным «уип-уип-яп!» нырнула в пещеру: их было слишком мало, чтобы остановить пришельцев.       – Пусть Линх нас благословит, – звонко сказала Имоен, похлопав своего приятеля по плечу, вернее, по спине докуда достала. – Давай же, я хочу им навалять!       – Да не ведаете вы страха, да не дрогнет ваша рука!.. – начал со всем усердием провозглашать парень.              Едва маленький отряд очутился в подземной берлоге, в ноздри шибануло мертвечиной. На стенах горели факелы.       По описанию Ксана, пещера кобольдов состояла из трех камер: одна служила обиталищем людоеда, в двух других хранились человеческие останки и дежурили низкорослые стражи своего короля. Оттуда они как раз и высыпали.       Но о самом короле Ксан ничего не мог сообщить, и это было тревожно: на что он способен? Пока под ногами путаются лезущие из всех щелей кобольды, не разродился бы их властелин смертельным колдовством!       Поэтому Линх с Минском с неистовым шумом и топотом влетели в муравьиную кучу пигмеев. Минск замахал киркой и громогласно взревел:       – Эгей! Кто напросится – тот и получит! – отвлекая внимание кобольдов. – Вперед, клинком и пинком!       А Линх, не задерживаясь, прорвался прямо, так сказать, на аудиенцию к королю.       К своему удивлению, парень действительно очутился в обставленном не без роскоши покое. Мягкий ковер, кровать, кресло, массивный стол черного дерева… Обстановка была несопоставима с обликом хозяина: кряжистого старика с плешью и длинными сальными космами вокруг нее. Он повернулся к Линху: землистая, зеленоватая кожа, торчащие изо рта нижние клыки – это был полуорк.       – Ты пришел убить Мулахея! – злобно прохрипел он.       Линх еще успел разглядеть в глубине комнаты алтарь Сирика – серебряный череп, осиянный фиолетовыми лучами.       В руке у Мулахея была окованная железом дубина. Парень схватился за свой боевой молот.       – Да разобьет тебя паралич!.. – принялся насылать порчу Мулахей.       Ударом ноги Линх пнул в него стол, помешав закончить.       – Да захлебнешься ты собственной злобой!.. – стал проклинать Линх.       Мулахей швырнул в него креслом, парень нагнулся, оно разбилось о стену за спиной, но проклятье тоже не было завершено.       Тогда неприятели с неукротимой силой кинулись друг на друга. Окованная дубина и молот столкнулись с оглушительным лязгом. Раз за разом они наносили удары, и это звучало, будто несколько молотобойцев били по наковальне.       Тем временем Минск, Халид, Джахейра и Динахейр сдерживали кобольдов, которые не на шутку вступились за своего короля и нескончаемым потоком прибывали сквозь узкие лазы в стенах. В тесноте Динахейр не решалась использовать сокрушительные огненные заклинания. Она вновь наслала на кобольдов ужас, устроив в пещере неописуемую сумятицу.       Ксан слишком ослабел, чтобы колдовать, но его нельзя было оставить одного у входа в пещеру, где точно так же могли появиться кобольды. Имоен обещала придумать что-нибудь. В пещере, схватив Ксана за край серого плаща, девушка затащила его за выступ стены и притаилась неподалеку. Они с Имоен старались не привлекать внимания, однако девушка держала меч наготове. Появись какой-нибудь кобольд так близко, что мог их заметить, Имоен намеревалась ринуться, как молния, и насадить его на острие своего клинка.              Мышцы у Линха оказались крепче, обессилевший Мулахей пал на колени. Запыхавшись, он отрывисто простонал:       – Хватит!.. Пощады!..       Линх опустил молот. Мулахей еще что-то бормотал себе под нос, не поднимаясь с колен. Неожиданно Линх ощутил вцепившиеся в свое плечо костлявые пальцы. Гневно вырвавшись и оглянувшись назад, он похолодел. Из соседнего помещения на него медленно волочились скелеты. Мясо с костей было срезано для людоедских трапез, черепа расколоты, чтобы извлечь мозг, у некоторых не хватало конечностей или ребер.       Похищенные рудокопы погибли жуткой смертью, а теперь Мулахей, обманув Линха, заставлял бедняг служить себе даже за гробом. Охваченный состраданием, Линх воскликнул:       – Я освобождаю вас от нечестивой службы, покойтесь с миром! Да будет так!       Оскверненные останки рухнули, на глазах рассыпаясь на части, словно для того чтобы больше никто не мог заставить их встать.       Мулахей уже поднимался с колен, когда, забыв о мгновение назад владевшей им жалости, Линх молча опустил молот на его голову.              Победа была одержана, когда Линх выволок кобольдам на обозрение тело их бывшего короля. Нельзя сказать, что кобольды узнали его в лицо: у Мулахея больше не было того, что можно было бы назвать лицом. И все же кобольды его узнали.       Без короля злобные карлики сложат оружие, перестанут собираться большими стаями, и весь вред от них снова сведется к краже шахтерской пайки. Совсем зачистить рудники от кобольдов, конечно же, невозможно, подземелья - их царство.       Заглянув в комнату Мулахея, Имоен всплеснула руками:       – Ух ты! А у него было уютно… Только, похоже, тут порезвился бешеный бык.       Затоптанный ковер устилали обломки мебели и человеческие кости. Но маленькому отряду во что бы то ни стало необходимо было отдохнуть. Само путешествие по пещерам было гнетущим, Джахейра объяснила: «Потому что мы покинули свою естественную среду обитания». В недрах жителей поверхности угнетает не только мрак, здесь по-другому звучат звуки, давит закрытое пространство. Сражение под землей вымотало всех.       Сдернув с кровати цветное покрывало, Линх собрал в него останки несчастных мертвецов. Имоен приметила громоздкий кованый сундук и оживленно потерла ладони:       – Вот и добыча! Обожаю сундуки, потому что никогда заранее не знаешь, что в них, – добавила она.       – Если это чужие с-сундуки, – укоризненно произнес Халид.       – Уверяю, даже в своем собственном иногда находишь то, чего не ожидаешь, – ухмыльнулась Имоен в ответ. – Однажды я нашла крысу.       Огромный навесной замок не смутил девушку: она вытащила из кармана связку отмычек и, закусив губу, присела перед сундуком. Наверняка, где-то у Мулахея хранился ключ, но охота была искать! Вскоре Имоен с трудом откинула увесистую крышку и недоуменно хмыкнула. Сундук был полон склянок с ядовито-зеленой жидкостью. Впрочем, девушка не была разочарована. Поверх флаконов лежал изумительный меч в ножнах, инкрустированных серебром и лазуритом. Его витая рукоять выглядела еще драгоценнее.       – Вот и мой клинок, – ровно сказал Ксан, не проявив никакой радости.       Все поглядели на него.       – Полагаю, по праву победителей вы имеете основания претендовать на этот трофей, – спокойно добавил эладрин. – Целиком разделяю ваше мнение. Но, видите ли, Лунный Клинок, обладающий душой, сам выбирает владельца. Держать его могу лишь я, любому другому рукоять обожжет ладонь. По той же причине вы не сумеете его продать.       – Мы не п-претендуем на чужое имущество, – обиделся Халид.       – Смотря на чье, – уточнила Имоен, продолжая рыться в сундуке. – Кошель, тяжеленный! – радостно присвистнула она. – В нем куча бабла! Уу-у, тут еще и шкатулка… Небось набитая драгоценными камнями? Ништяк!       Но в шкатулке оказались лишь бумаги. Имоен развернула первый попавшийся лист и с выражением прочла:       – «Слуга Мулахей! Что за блажь на тебя нашла: убивать рабочих? Осел! Этим ты выдашь свое присутствие, и скоро кто-нибудь явится, чтобы тебя остановить. Ты провалишь дело, дубина! Завязывай, иначе придется тебя убрать. Наш новый связной – Транциг, пиши ему в трактир Фельдепоста в Берегост».       Внизу стояла подпись: Тазок.       В комнате повисла тишина. Каждый молча пытался переварить новость. Так значит, Мулахей – не просто жрец Бога Безумия, выдававший себя за короля кобольдов, чтобы царить под землей, без помех поедая человечью плоть! За Мулахеем кто-то стоял и требовал от него какого-то «дела»…       Однако читать всю переписку прямо сейчас ни у кого уже не было сил. Джахейра поделила между спутниками волшебные ягоды и хлеб, чтобы поддержать их перед нелегким путем назад. Наконец, прихватив с собой золото и шкатулку с таинственной перепиской, удачливые наемники отправились туда, где, по справедливости, их должны были ожидать горячая пища, чистые постели и честно заслуженная награда.       Глава 7              Под открытым небом искатели приключений очутились только поздним утром, по уши в грязи и в крови.       – Ни одна прачка не согласится отстирывать наши шмотки, – рассуждала Имоен. – Надо просто купить все новое.       В трактире «У моста» они потребовали у хозяина лучшие комнаты, горячей воды и что-нибудь перекусить. Впрочем, лучшие комнаты от худших отличались только ценой. Обедневший Нашкель не мог предоставить гостям каких-либо удобств, о чем искатели приключений прекрасно знали. Сказать «трактирщик, отопри нам лучшие комнаты!» можно было, только лишь потому что после рейда по подземельям слишком хотелось хотя бы это сказать, если уж нельзя получить.       Во сне Линху снились нашкельские рудники. Но он не протискивался, согнувшись, по тесной шахте, а легко проходил сквозь стены и даже сквозь пол, спускаясь все ниже. Вдруг Линх спохватился, что зашел слишком далеко, это уже не рудники, а сам Абисс – Бездна, точь-в-точь как на картинке в книге. Линх очутился на равнине, усеянной бездонными черными пропастями. У самых ног его с гулким звуком бежала ядовитая река Стикс, подернутая зеленоватыми испарениями.       Содрогнувшись от ужаса, Линх хотел отступить назад, но с облегчением обнаружил, что ошибся. Это была обычная подземная река, протекавшая мимо логова «короля кобольдов».       Не Линх вошел в пещеру, а пещера надвинулась на него сама, и он очутился внутри. По жилам продрал мороз: перед ним стоял Мулахей с кровавым месивом вместо головы.       В руке Линха сам собой возник светящийся кинжал. Внутренний голос подсказывал, что пронзив этим кинжалом дух Мулахея, можно уничтожить его навсегда. Побежденный злодей покорно ждал, не ведая, что такое пощада.       У Линха возникло смутное чувство, что это какое-то зловещее жертвоприношение. «Ну нет!» – он резко отбросил кинжал прочь. Тогда острое жало, описав в воздухе дугу, вернулось, вонзившись в грудь ему самому…        – Линх, да проснись же! – услыхал он над собой голос Имоен.       Девушка обеими руками трясла его за плечо.       С трудом возвращаясь к действительности, Линх уставился перед собой все еще мутным взглядом. В ушах отдавался собственный глухой крик.       – Это просто сон, ты видел кошмар! Просыпайся уже наконец! – настаивала Имоен.       – Не просто сон, – хрипло ответил Линх. – Теперь я могу исцелять.       – Очнись, ты с детства мог!       – Я хочу сказать: не молитвой, а сам, – медленно проговорил Линх. – Мне нужно просто дотронуться рукой. И это гораздо сильнее, чем молитва!       Из-за задернутых штор в комнате стоял полумрак. Растрепанная рыжая Имоен пристроилась на краю его кровати, закутавшись в свое одеяло.       – Я тебя разбудил? – спросил Линх.       – Ясное дело! Или, по-твоему, я не смыкая глаз сидела у твоего изголовья? – съязвила она. – Вот как ты, значит, вылечил Ксана в пещере? То-то я удивилась, что ты не молился…       – Угу, – кивнул Линх.       – Интересно, как его эльфийское имя? – рассеянно продолжала Имоен. – Наверняка, звучит как скороговорка. Какой-нибудь Ксаксиксоксениус, а Ксаном он называет себя просто для людей… Но ведь ты же его вылечил раньше, чем тебе приснился сон!       – Это был другой сон… – Линх потряс головой, запутавшись. – Я имею в виду, мне уже снился один, после которого я почувствовал какую-то новую силу. Тот сон был тоже жутковатый, но этот гораздо страшнее. Не могу понять, почему способность исцелять я почерпнул из кошмаров, а, Имми? Разве не странно?       Девушка озабоченно наморщила лоб:       – Да, странно. Получается, сначала тебе во сне было жутковато, и ты стал способен исцелять, а потом стало очень страшно, но твоя способность сделалась сильнее? Помолчи, я соображаю! Знаешь, Линх, нам придется проследить за этим… Представь, если твои кошмары будут становиться все ужаснее и ужаснее, ты в конце концов можешь рехнуться. Толку-то тогда от способностей!              Чувствуя, что больше все равно не уснет, Линх попросил у трактирщика чернил и бумаги и переписал для себя письма из шкатулки Мулахея. У него уже были аккуратно подшиты вместе два объявления о награде, назначенной за его голову. Первое Линху дала Нейра, прежде чем попыталась навести смертельную порчу. Второе Джахейра и Халид обнаружили в вещах мага Тарнеша – того самого, что «накормил собой землю».       Выросший при библиотеке, Линх с детства привык, что люди вокруг постоянно читают и пишут. Он сам переписывал каталоги и книжные формуляры, и завел привычку записывать что-то, чтобы не забыть. Поэтому сейчас он не поленился своим каллиграфическим почерком сделать копии всех бумаг и тщательно подшить стопкой.       Бумаги из шкатулки не оставляли сомнений, что, целый год под землей темный жрец Мулахей царствовал над кобольдами, повелевая им отравлять залежи железной руды разъедающим минеральным ядом. Флаконы с зеленоватой жидкостью, найденные в сундуке жреца, как раз и представляли собой запас ядовитого вещества.       Когда Линх закончил свое занятие, вся компания уже собралась за столом в трапезной. За обедом Ксан досказал историю о том, как он очутился в подземных глубинах.       – Я уже упоминал, что Старейшины Холмов направили меня для расследования кризиса на Побережье Мечей. Мои старания в основном были впустую, но зацепку я все же нашел. Вообразите, что три года назад кто-то начал повсюду скупать железную руду и железо. Сделки заключались через посредников и подставных лиц, которые не знали, с кем имели дело.       – Или не пожелали говорить? – насторожилась Джахейра.       – С вашего позволения, я чародей, – скромно возразил Ксан.       – Искусство наведения чар и управления разумом, – пояснила ведьма Динахейр. – Полагаю, Ксану не понадобилось их согласие.       Эльф кивнул.       – Тогда я предположил, что на рудниках Нашкеля мог иметь место саботаж. Таинственный игрок рассчитывал подорвать конкурентов и нажиться на дефиците железа. Я навел довольно любопытные справки. К югу от Нашкеля, – сообщил Ксан, – расположены древние гробницы, как считается, эпохи Иллефарна. Цивилизация Иллефарна процветала на Побережье Мечей тысячи лет назад, и они совершали захоронения в обработанных вручную естественных пещерах. Я допустил, что из гробниц существует вход в шахты…       – Да! Я о чем-то таком и думала, – воскликнула Джахейра, – как только узнала, что в шахтах завелись пауки. Пауки – это не земляные черви. Даже если они давно приспособились жить в пещерах, они должны были прийти с поверхности.       – Пока я рыскал по гробницам, – сумрачно подвел итог Ксан, - меня выследили кобольды. Остальное вам известно.       На мгновение повисла тишина. Светло-желтый хомяк Минска, при попустительстве всей компании, нахально выкатился на середину стола и обеими лапками пихал себе за щеки морковку.       – Мы неплохо нагрели руки в логове Мулахея, а еще мэр нам должен вознаграждение, – подсчитала Имоен. – Я с самого начала только об этом и мечтаю: раздобыть деньжат и смыться. За Линхом гоняются наемные убийцы, во Вратах Бальдура везде расклеены его портреты! Давайте уберемся в Тетир или в Калимшан. По крайней мере, мы с Линхом хотим убраться, да? – она толкнула его под ребра.       Бу успел справиться с морковкой, перестал жевать и уставился на Имоен с такой серьезной мордочкой, что девушка подтвердила:       – Вот именно, господин хомяк!       – О Селадрин! – вырвалось у Ксана слово на родном языке, означавшее всех эльфийских богов. – Портреты во Вратах Бальдура?..       Линх проворчал:       – Угу. У меня уже есть пара штук.       Слегка качнув каскадом своих тонких черных косичек, Динахейр сказала:       – Мы с Минском остались, чтобы защищать Линха. Куда бы он ни решил идти, мы последуем за ним.       – Я думал, мы собираемся в Берегост, – удивился Линх. – Помните то письмо про Транцига в Берегосте?       – А ты помнишь про черного демона?.. – Имоен сделала большие испуганные глаза. – Даже господин Э. советовал: бегите! Ну, точнее, он сказал: «по движущейся цели труднее попасть», но это же означает «бегите!»       Линх сдвинул брови и потер нахмуренный лоб.        – Лучше, чтобы мы пошли в Берегост и узнали, кто такой Транциг, – сказал он. – Из-за железного кризиса может начаться война с Амном.       Джахейра задумчиво окинула его взглядом успокаивающе зеленых глаз.       -Тебе известно: мы с Халидом были избраны тебе в опекуны по поручению твоего отца. Мы должны оберегать тебя.       – В разумных п-пределах, – поторопился уточнить Халид.       Джахейра подтвердила:       – Да, мы обещали не вести себя, как две надоедливые няньки. Возможно, разумно бежать из мест, где на тебя идет облава. И все же ты прав: если бы нам удалось сначала узнать, кому служит Транциг, мы могли бы дать великим герцогам нить для распутывания всего заговора.              Посетителей в трактире почти не было, и, пользуясь этим, Динахейр с Имоен остались в трапезной, занявшись чтением по слогам магических формул. Минск, разложив на столе какие-то деревяшки, варганил удобную переносную клетку для хомяка.       Халид с Джахейрой отправились к мэру, чтобы отчитаться о кознях в нашкельских шахтах и передать шкатулку с доказательствами.       После обеда Ксан один ушел в комнату, и Линх направился за ним.       Что такое Серые Плащи Эверески, Линх представлял смутно. Эльфийские разведчики-маги, наблюдатели за событиями в человеческих землях. Впрочем, люди вообще мало знали о секретном городе эладринов на двенадцати холмах.       Заглянув в гостевую комнату, где поселился Ксан, Линх застал его сидящим в старом плетеном кресле. Скрестив на груди руки, Ксан поднял на него мрачный взгляд. Или Линху показалось, что мрачный: может, он просто не понимал выражения залитых синевой глаз лунного эльфа, без зрачков и белков.       Линх сказал:       – Я пришел закончить лечение.       – Спасибо, не трать сил напрасно, я здоров, – возразил Ксан. – В смысле, лучше не станет.       – Однажды уже я помог! – напомнил Линх.       – О, я не хотел усомниться в тебе, – ответил Ксан. – Просто не стоит со мной возиться. Видишь ли, я давно благополучно угробил свое здоровье. В Серых Плащах я столько лет, сколько люди просто не живут. Как целитель, ты, наверное, представляешь, что можно с собой сделать примерно за век ночевок у костра в дождь и снег, сквозняков в тавернах и всех ужасов так называемой «местной пищи»?       – Угу, – буркнул Линх и упрямо повторил. – Но все же я прочитаю свои молитвы.       Ксан больше не спорил, позволив ему закончить начатое в пещерах. С довольной ухмылкой Линх убедился, что рана, которую он недавно лечил, прекрасно затянулась. Но лежа связанным на каменном полу в пещере, Ксан закономерно простыл, и нужно было воззвать об избавлении его от болезни.       Завершив молитвы, Линх устало опустился на скамью.       – Извини за личный вопрос, – осторожно осведомился Ксан. – Но кому ты перешел дорогу, что на тебя устроили целую облаву с объявлениями на стенах и наградой?       Линх пожал плечами:       – Не знаю. Даже самому не верится, что можно такого не знать. Но до сих пор я не вылезал из Кэндклипа, из уединенной крепости-библиотеки, и ни разу ни с кем не задирался.       – Боюсь, тогда твоя подруга права: ты обречен, если не уйдешь подальше. Впрочем, – меланхолично добавил Ксан, – тот, кто ведет жизнь наемника, ни в каких краях не проживет долго.       – Как только опасность минует, я найду себе пристанище. Вообще-то я кузнец. И писцом, наверное, могу быть, – добавил Линх, подумав.       Ксан вопросительно приподнял брови:       – Что ж, очень оптимистично для человека, чья голова стоит… Кстати, сколько она стоит?       – Мм-м… – замялся Линх. – Забыл. Да я особо и не запоминал, – честно признался он. – Не мне же платить.               Из-за опасностей на дорогах путники, желавшие попасть в Берегост, целыми днями с вещами стояли на выезде из Нашкеля. Они дожидались, когда пойдет охраняемый купеческий караван или какие-нибудь вооруженные люди. Само собой, ранним утром увидев пеструю компанию бродячих наемников, ожидавшие поспешили присоединиться к ним.       – Эй, да это те самые, что перебили огромных пауков в шахтах! – перешептывались попутчики. – Глянь-ка, у парня – орочьи клыки! А вон ведьма – черномазая и косички, точно змеи, откуда только забрела в наши края? Тот верзила с бритой головой, с кем это он все разговаривает, с крысой что ли? Рыженькая-то какая милашка, и не боится пауков, поди ты!       Накануне Джахейра попросила мэра ни словом не упоминать о Мулахее. Только о том, что на рудниках поселились земляные пауки. Если бы до Транцига успела дойти молва о наемниках, лазивших в шахты, он должен был подумать, что они так и не добрались до логова «кобольдского короля».       В тот же день поздним вечером, когда уже смерклось, путники вышли к первым домишкам в пригороде Берегоста. Наводка из письма указывала на гостиницу Фельдепоста, приличное заведение со всеми удобствами.       – Приключения, которые приводят в хорошие гостиницы, мне гораздо больше по душе, чем приключения, которые приводят в подземные тоннели, – сделала вывод Имоен.       Благоустроенный гостиничный дворик с фонтаном ярко освещали фонари. В прохладном ночном воздухе пахло цветами с клумб. За занавесками в окнах дружелюбно горели огни. От одной этой картины бездомной компании захотелось махнуть на все рукой и с дороги завалиться спать на чистых простынях.              Пока остальные столпились у входа в гостиницу, Ксан направился к стойке портье.       – Слушай меня внимательно, – негромко и внятно заговорил он. – Я твой ближайший друг. Ты чувствуешь спокойствие и доверие. Ты чувствуешь желание помочь.       Судя по тому, что бедняга портье смотрел на него, как кролик на удава, он был надежно зачарован. Уже через минуту портье выложил на стойку запасные ключи от комнаты Транцига.       Чтобы не привлекать лишнего внимания, по застланной ковром лестнице поднялись только Линх и Ксан.       В гостинице было тихо, постояльцы уже спали. Линх повернул ключ в замке и, распахнув дверь, шагнул в комнату.       Испуганного человечка в домашнем халате как ветром сдуло в самый дальний от двери угол. Похоже, он мгновенно сообразил, что незнакомцы вламываются к нему без стука не для того, чтобы на ночь спеть колыбельную. Но безобидным человечек выглядел только на первый взгляд. Не тратя время, он выставил руки в сакральном жесте и принялся произносить заклинание. Одновременно у себя за спиной Линх услышал отчетливый голос колдующего Ксана.       Приемный сын волшебника, Линх с детства усвоил, насколько опасна магия. Он представил, как они сейчас спалят гостиницу! Растерявшись, вместо того чтобы броситься к Транцигу и заткнуть ему рот с помощью крепкой затрещины, Линх взмолился:       – О Ильматер! Пусть наступит молчание, да сомкнутся уста, да онемеют языки! Да будет так!       Он опередил обоих магов. Хотя те еще шевелили губами, пытаясь закончить свои формулы, в комнате не раздавалось ни звука. Впрочем, сам себя Линх только что тоже лишил дара речи.       Приблизившись к Транцигу, он положил руку ему на плечо и слегка подтолкнул в сторону кресла. Пленник послушно сел, а Линх обескураженно оглянулся на Ксана. С допросом явно назревали некоторые затруднения.       Ксан иронически посмотрел на Линха. Даже на испуганном лице Транцига мелькнуло что-то язвительное.              Остальные уже начали всерьез волноваться, что случилось с Ксаном и Линхом, почему их так долго нет?       – А может, Транциг рассказывает им о себе с самого детства, как он дошел до жизни такой? – проворчала Имоен и вызвалась сходить проверить.       Поднявшись наверх и осторожно просунув голову в дверь, девушка обнаружила странную картину. Транциг сидел в кресле, Линх стоял рядом, положив тяжелую ладонь ему на плечо, а Ксан чуть дальше с таким лицом, будто муху проглотил. И все молчали.       Имоен вытаращила глаза. Заметив ее, Линх состроил непонятную гримасу и изо всех сил замахал рукой, чтобы она закрыла дверь. Недоуменно пожав плечами, Имоен исчезла.       Ловко, как тень, скользнув вниз по лестнице, девушка поспешила отчитаться перед своими спутниками: «Не поверите, они там все играют в молчанку!»       – Кхм, кхм! – наконец, пробуя голос, откашлялся Ксан.       Линх с облегчением вздохнул: уф, отпустило…       У Транцига было время обдумать свое положение, поэтому он сразу перешел к сути:       – Пожалуйста, не убивайте меня! Что вам угодно? Я сделаю все!              Перевалило уже за полночь, когда Ксан с Линхом спустились к своим друзьям, и все вместе отправились ужинать в «Веселый жонглер». В этом шумном дешевом трактире народ кутил до утра, поэтому точно можно было рассчитывать, что даже сейчас на кухне кипят котлы, и тебе подадут горячего.       Уже в «Жонглере» Ксан рассказал, что удалось вытряхнуть из Транцига.       В комнате Транцига в «Фельдепосте» иногда раздавался шорох, в камине начинала сыпаться сажа, и маленькое чумазое существо с длинным крысиным хвостом высовывалось из топки. Это был кобольд с очередным посланием от Мулахея. Ночные создания, юркие и хитрые, кобольды прекрасно подходили на должность тайных письмоносцев.       Раз в месяц Транциг передавал полученные сведения некоему Райкену, встречаясь с ним в Ларсвуде. Условным знаком служил фонарь в бойнице заброшенной башни, расположенной на лесной поляне. Все остальное лично Транцига не касалось: кто доставлял Мулахею пищу, яд и прочие необходимые вещи, он не знал.       Ментально прощупав сознание пленника, Ксан убедился, что тот не лжет. После этого они с Линхом ушли.       – Ну ладно, с этим все ясно, – не выдержала Имоен. – Но только, пожалуйста, скажите на милость, что вы делали, когда оба стояли, словно воды в рот набрав?       Ксан лишь красноречиво повел бровью в сторону Линха.       – Транциг и Ксан начали читать заклинания, я помолился, чтобы все замолчали, – объяснил Линх, смущенно пожимая плечами. – Мы лишились дара речи на некоторые время.       – Ах, вот оно что! – ответила Имоен и, хихикнув, добавила. – Кстати, представь себе, Линх, я тоже знаю эту молитву.       Торжественно воздев руки и, насколько могла, подражая низкому голосу Линха, она произнесла:       – Кошка сдохла, хвост облез, кто скажет слово – тот ее и съест! Да будет так!       Глава 8              Имоен с детства мечтала отправиться в далекое путешествие. Шагать вперед по дороге, зарабатывая себе на хлеб и кров приключениями. Бывают же на свете не слишком рисковые, даже веселые приключения? От чересчур трудных контрактов можно просто отказываться. На то вообще-то они и вольные наемники, чтобы самим решать, какой заказ брать, а какой нет.       И вдруг на тебе, завертелась эта карусель с железным кризисом! Трактирщик Винтроп много рассказывал приемной девчонке про купленную стражу, купленных чиновников, купленное правосудие. Имоен размышляла: «Зуб даю: у того, кто подстроил железный кризис, куплено все и вся. И если Линх будет под него копать, кончит в тюрьме!»       Утром, после ночевки в «Веселом Жонглере», Имоен улучила минутку, чтобы поговорить на эту тему с Линхом.       – Надо сматываться, старик! Поверь, так для всех будет лучше.       До боли сдвинув брови, парень изо всех сил размышлял. Ему одинаково хотелось сделать две вещи. Бежать с Побережья Мечей, чтобы больше не навлекать опасность на тех, кто с ним рядом. И остаться, чтобы дать сдачи за все, что уже накипело на душе.       Почему-то остальные ждали, что он решит. Линх начинал понимать: он невольно стал связующим звеном для своего маленького отряда. Рашеманская ведьма и ее могучий телохранитель дали слово защищать его, пока за ним охотятся наемные убийцы. Халид с Джахейрой были назначены Линху в опекуны согласно завещанию его отца. (Имоен подкалывала: «Разве ты не должен называть их дядей и тетей?»).       К счастью, у Линха появилась отсрочка на размышление. Куда бы они в конце концов ни направились – выуживать в Ларсвуде неведомого Райкена или просто в бега – сперва нужно было привести в порядок свое дорожное хозяйство. Недостача ощущалась во всем, чего ни хватись: от запаса сухарей в дорогу до чистого белья.       Однако нынче в карманах у шестерых искателей приключений уверенно звенела монета, а закупиться по полной можно было совсем неподалеку – на круглогодичной ярмарке близ Нашкеля. Туда они для начала и выдвинулись.              Маленькая компания покинул Берегост без каких бы то ни было сюрпризов…       Впрочем, прямо на пороге трактира к ним засеменила крошечная женщина-гном. Пожилая носатая гномиха с седыми, собранными в тугой узел волосами, в старомодном платье, всплеснула руками и затараторила скрипучим голоском:       – Ох, неужто это те самые неустрашимые наемники, что спасли Нашкель от нашествия пауков? Мне только что рассказала о вас соседка. Просто чудо, что вы заглянули в наши края. Меня зовут Ландрин, и ко мне в дом, представьте себе, забрались огромные пауки! Ради всего святого, не возьметесь ли вы за умеренную плату избавить меня от них?       Джахейра подозрительно сощурилась, вслушиваясь во взволнованную речь колоритной старушки.       – Огромные пауки в доме?       – Небось каждый с целую сливу! – заверила Ландрин. – Да я на собственную кухню нос показать боюсь, так и не стряпавши сегодня.       – Д-дорогая, – обратился к Джахейре Халид. – Не все готовы так близко соприкасаться с п-природой, как ты. По крайней мере, не с п-пауками. Не могла бы ты какими-нибудь д-друидскими методами уговорить их покинуть дом этой почтенной хозяйки?       Выслушав просьбу мужа, Джахейра со вздохом кивнула:       – Хорошо, я уберу пауков, – и перевела взгляд на Ландрин. – Мне понадобится веник.       Этому незначительному происшествию суждено было превратиться в одну из городских легенд Берегоста. Старая гномиха Ландрин до конца своих дней любила вспоминать, как в ее доме завелись ужасные гигантские пауки, и ей даже пришлось нанимать целый отряд наемников, чтобы отвоевать свою кухню.       В Берегосте остался чародей Ксан. Желал он того или нет, лунный эльф по-прежнему был связан миссией, возложенной на него Эвереской: собирать сведения о политической ситуации, вызванной железным кризисом на Побережье Мечей.              Пестрый ярмарочный городок раскинулся к востоку от Нашкеля. Парадокс, но процветанию ярмарки способствовала нужда. В кризисный год немало семей докатились до распродажи своего имущества. Ярмарка с утра до ночи кишела народом, здесь перемешались горожане и сельчане, торговцы, барды, шулера и карманники, нищие и зеваки. Многие приезжали не на один день, поэтому вокруг ярмарочной площади образовался целый разношерстный поселок: там горели костры, готовили пищу, спали – кто в собственных телегах, кто в палатках, кто прямо на земле.       И если глаз посетителей ярмарки поражала пестрота красок, то в ноздри била пестрота запахов: неповторимое ощущение, когда слева несется аромат жаренного на вертеле мяса, а справа – коровьего навоза, который привезли продавать на удобрения.       На невысоких деревянных подмостках и прямо в толпе среди зрителей выступали актеры. Линх остановился, чтобы поглазеть, и тут же к нему прицепился фигляр в шутовском наряде. Фигляр принялся корчить тупые, свирепые гримасы, передразнивая выражение лица Линха.       Этот урок Линх выучил с детства: что, увидев его впервые, люди чаще всего ведут себя враждебно. Так было еще в Кэндлкипе. Когда Линх мальчишкой появлялся поблизости от ферм, фермеры, бывало, спускали собак на «орочьего ублюдка». Линх с криком убегал и карабкаться на дерево. Для него это не прошло совсем бесследно: Линх до сих пор боялся собак, по крайней мере, встретив чужую собаку не на привязи, осторожно обходил ее по дуге.       Но кэндлкипские фермеры, наверное, уже не помнили ничего такого. Если бы их спросили о Линхе, они бы поклялись, что здесь его все любят и не пропустят мимо калитки без гостинца: обязательно дадут груш, яблок, вишен, еще теплого пирога. И так оно тоже было, только позже. Позже Линху нравилось проводить на фермах много времени, помогая в каких-нибудь сельских работах.       Сейчас Линх удивился бы, если бы на людной ярмарке не нашлось никого, кто вздумал бы его подразнить, поэтому просто не обратил никакого внимания на назойливые выходки шута.       Имоен посоветовала разделиться, чтобы быстрее сделать покупки. Пусть Минск ищет себе меч, Джахейра обойдет травников и зельеваров, а сама Имоен возьмется за закупку всякого дорожного барахла. У Винтропа она уже не раз самостоятельно закупала запасы для трактира.              Приемная дочь трактирщика собиралась хорошенько присмотреться к ценам, к тому же ей было интересно сновать по торговым рядам.       В толпе дурачили простаков напёрсточники, надрывали глотки торговцы и зазывалы:       – Кому свежие овощи, свежие овощи?!       – Ткани, нитки, пряжа!       – Только сегодня проездом из Калимпорта! Великий иллюзионист Квейл – чудеса, которых не смогут повторить маги!       Наконец Имоен уломала на скидку бакалейщика, пообещав взять в его лавке сразу и соль, и чай, и крупу, и сухари, и мыло.       Покупки Линх сложил в свой дорожный мешок.       – Посетите палатку Зеки! – внезапно завопил кто-то прямо над ухом. – Невиданное зрелище за одну монету – как есть настоящая каменная баба!       – Каменная баба? – подняла брови Имоен.       – Это такие огромные идолы в Бескрайних Степях, их высекают кочевники из туйганской орды, – порывшись в своих библиотечных знаниях, сообщил Линх.       Потратить всего три медных монетки, чтобы посмотреть, что это за штука – Имоен не могла преодолеть такой соблазн. Третья монетка была уплачена за Халида. Джахейра отправила своего мужа с ними на всякий случай.       Конопатый владелец диковинки Зека гостеприимно раздвинул полог. Посреди палатки в свете двух масляных ламп стояло изваяние женщины в человеческий рост.       На ней была толстая рубаха навыпуск и широкие штаны, заправленные в сапоги с отворотами. Растрепанные густые волосы разметались по плечам, перехваченные ремешком вокруг лба.       Руки статуи были сжаты в кулаки, голова слегка наклонена. С одной стороны пояса у женщины висели трубка и кисет, а с другой стороны – фляжка.       – Это правда туйганский идол? – усомнилась Имоен.       – Не-а, – ответил Линх. – Обычная скульптура.       Зека, вошедший следом за своими гостями, обиженно возразил:       – Как же, скульптура-мультура! Самая настоящая баба, зуб даю. Ее маг превратил в статую.       Линх быстро обернулся к нему:       – Заколдованный человек? Ты нарочно так говоришь, чтобы завлечь публику?       – У нас без обмана! – возмутился Зека. – Сам проверь! У меня есть магический свиток для снятия окаменения: дашь пятьсот золотых – можешь ее расколдовать.       Имоен язвительно фыркнула:       – Пятьсот! Да в любой магической лавке такой свиток не дороже, чем полтораста.       – Плевать, – парировал Зека. – Это моя статуя. Если хочешь ее… э-ээ… раскаменить, то выкупи у меня, ясно?       Вдруг Линх сказал таким голосом, какого раньше Имоен никогда у него не слышала:       – Ты рабовладелец.       – Она уже такая и продавалась, – оправдался Зека. – Для меня эта баба – просто статуя.       – Ты купил женщину и за деньги показываешь ее на ярмарке! – не слушая, продолжал Линх. – Тебя спасает лишь то, что ты не смог бы дать мне сдачи. Только поэтому у тебя еще целы все зубы, не сломан нос и не сворочена челюсть.       Еще в Кэндлкипе Линх слышал, что в мире встречается всякое зло, но сейчас его до глубины души поразила обыденность, с которой оно творилось: прямо на ярмарке, на глазах у людей, за грошовую плату!       У Зеки задрожали поджилки, но за свое имущество он все еще готов был бороться.       – Орочье отребье! Я сейчас стражу позову!       В ответ Линх лишь хмыкнул, не разжимая губ. Но теперь Зека совершенно отчетливо ощутил, что запахло горелым.       – Быстрее зови стражу! – крикнула ему Имоен и тут же поправилась. – Нет, сперва отдай мне свиток. А теперь живо беги! Потому что ты уже достукался, тебе точно пора смываться.        Ловко обшарив Зеку и вытащив у него свернутый в трубку пергамент, Имоен подтолкнула его к выходу. Владелец статуи метеором вылетел из палатки.              Свитки вроде того, что держала в руках Имоен, широко использовались во всем Фаэруне с целью сгладить разницу между магами и обычными людьми. Эти особые свитки были написаны на всеобщем языке, сила заключалась непосредственно в пергаменте и чернилах, поэтому, когда она высвобождалась, свиток рассыпался в прах. Зато самый обыкновенный человек имел удовольствие за собственные деньги произнести то или иное заклинание.       – Что если этот н-негодяй действительно приведет с-стражу? – обеспокоенно спросил Халид.       – Не такой он дурак, – махнула рукой Имоен. – Если сюда придет стража, она увидит уже не статую, а живую женщину. Между прочим, работорговля правда запрещена!       И, развернув свиток, Имоен с важным видом прочла:       – Та-ак… «Если этот камень раньше был плотью, да обернется он плотью вновь!»        Раздался сухой трескучий звук, словно изваяние начало разрушаться, его даже окутала пыль. Ожившая статуя, закашлявшись, схватилась за кисет, дрожащими руками набила трубку, прикурила от огонька лампы и глубоко затянулись. Палатка мгновенно пропахла крепчайшим табаком.              «Каменную бабу» в действительности звали Бранвен из Норхейма – сурового северного полуострова. Еще в детстве Бранвен ощутила призвание стать священницей.       Женщины в Норхейме не допускались к священству, это считалось занятием для мужчин. Зато в отношении морского дела у местных не было никаких предубеждений, и совсем юной девушкой Бранвен ушла в плавание матросом. Сбежав в очередном порту, она вступила в одну из западных церквей Темпуса, Бога Войны, где и была возведена в священнический сан.       С тех пор Бранвен носила цвета Темпуса – коричневую одежду с пурпурным поясом – и не один год прослужила корабельным священником. Сейчас она направлялась во Врата Бальдура, чтобы в тамошнем порту снова наняться на судно.       По дороге Бранвен присоединилась к шайке солдат удачи, но повернула против них, когда те вздумали ограбить торговца. На беду, в шайке оказался маг, который обратил Бранвен в камень.       Ей не терпелось узнать, где она очутилась. Линх предложил выйти из палатки, чтобы Бранвен сама могла увидеть веселую суматоху ярмарки.              Однако рассказать толком про ярмарку Линх не успел, потому что, стоило ему выйти наружу, как его самым бесцеремонным образом оборвали:       – Там, наверху! Ты же Линх, верно, из Кэндлкипа? И не надо пудрить мне мозги, что я обознался: как будто тут есть еще кто-нибудь, с кем тебя можно спутать!       Линх пошарил взглядом в толпе и обнаружил шагавшего к нему дварфа. Как и положено его народу, дварф был приземист и смотрел на Линха, задрав голову: «Там, наверху!»       – Только не говори, что ты охотник за головами! – с подозрением предупредила дварфа Имоен.       – Хо-хо-хо, сразу быка за рога? – раскатисто засмеялся тот. – Ну, я слыхал, что на парня объявлена охота. И, сдается мне, он день и ночь ломает голову, кому перешел дорожку!       – А ты знаешь, кому? – Линх почувствовал, как у него сильно забилось сердце. – Скажешь мне?       Дварф усмехнулся в бороду:       – Почему бы и не сказать? Правда, я знаю не все, но достаточно, чтобы ты кое-что понял.        У Линха нетерпеливо вырвалось:       – Мм?!       – Отойдем в сторонку, мальчик, – ответил на это дварф. – Тут толчея.       Имоен всплеснула руками:       – Не верь ему, Линх! Он заманит тебя в безлюдное место в засаду. Почему нельзя поговорить здесь?       – Почему я не хочу разбалтывать секреты на базарной площади? – сам себя спросил дварф и насмешливо добавил. – Может, так и есть. Может, там засада. Но я вас на веревке не тащу. Забудьте, если, по-вашему, оно того не стоит.       – Подожди! – остановил его Линх и обернулся к Халиду и Имоен. – Я должен выяснить, кто мне угрожает.       Недавно Линх размышлял, что похож на пешку в начале шахматной партии: она со всех сторон под боем и со всех сторон под защитой, но сама по себе ничем не ценна, а лишь временно служит для развития других фигур. Сначала Линх не любил шахматы. В детстве он огорчался, что конь ходит буквой «Г», слон только наискосок, а пешка – лишь вперед на одну клетку (кроме самого первого хода). Почему им нельзя ходить, как хотят? Однако Горион считал эту игру полезной, и Линх постарался научиться. В шахматах оказалась и хорошая для него сторона: слабый там мог побить сильного, например, пешка ферзя, Линху это нравилось.       Сейчас Линху пришло на ум, что он не на доске, и вправе возвращаться назад, сворачивать туда и сюда, не вынужден слепо служить черному либо белому королю. Он мог бы что-нибудь изменить, если бы разобрался, что происходит.       – Хорошо, но один ты никуда не п-пойдешь, – решительно произнес Халид.        – Это уж как вам угодно, – заметил дварф. – Айда за мной!              Местечко он выбрал действительно укромное. От ярмарки его отделяла тенистая роща. Под ее зеленой сенью, конечно, не преминули разместиться телеги, костры и палатки, но с той, с ярмарочной стороны. Сюда лишь долетал запах дыма и готовившейся еды, а в траве трещали кузнечики, заглушая базарную шумиху.       – Меня зовут Морвин, – останавливаясь, прогудел дварф. – И Морвин не какое-нибудь там брехло, так что слушай.       – Кто он? – нетерпеливо бросил Линх.       – Имени его я не знаю. Я имел дела только с Тазоком – здоровенный полуогр – но он сказал, что «хозяин» спит и видит, как бы грохнуть Линха. Тебя надо достать из-под земли, не упустить, не дать уйти, понимаешь? В общем, Тазок велел гнаться за тобой до самых Истерзанных Земель, если, конечно, тебя туда понесет. Поэтому он и нанял нас. Я к тому, что мы – лучшая шайка охотников за головами в этой части Побережья. Давайте, ребята, выходите, пора работать! – махнул рукой дварф.       С трех концов поляны показались три вооруженные фигуры. Морвин представил их:       – Вот этот неразговорчивый тип – Молкар, мастер клинка. Я – Морвин, он – Молкар, прошу не путать.       – Заткнись, – процедил Молкар сквозь зубы.       – Следующий – Дракар, молится аду и ест на завтрак младенцев, – продолжал Морвин. – И, наконец, Халакан, чернокнижник и мизантроп. Что ж, Линх, я все тебе рассказал, и ставки таковы: если ты с этим сумеешь уйти живым, ты выиграл.       – Завязывай, – повторил угрюмый Молкар.       Настал самый подходящий момент кинуться друг на друга. Но тут под чьей-то ногой громко хрустнула ветка, и своей раскачивающейся моряцкой походкой на поляну вышла Бранвен.       – Эй, на палубе! – прокуренным хриплым голосом окликнула она. – Не люблю лезть в чужие дела, но когда четверо дерутся против троих, это гневит Темпуса. Со мной нас будет четыре на четыре.       – Откуда взялась эта стерва? – высокомерно спросил «пожиратель младенцев» Дракар.       – Тебя не касается, крыса трюмная, – сплюнув себе под ноги, ответила грубиянка Бранвен. – Сейчас я тебя так прокляну, что даже твой призрак еще тысячу лет будет сраться в штаны.              Опытный Халид бросился на Халакана, заставляя волшебника накладывать защиты на себя самого. Своей магией Халакан отводил удары соперника, оставаясь невредимым, но и не успевал пустить в ход боевые заклинания.       «Мастер клинка» Молкар поступил точно так же, напав на Линха и заставив его выхватить молот, вместо того чтобы читать молитвы.       Бранвен сцепилась с Дракаром, и между ними завязался типичный поединок двух жрецов, осыпавших друг друга проклятьями.       Мгновение дварф Морвин колебался, кому помочь: кинуться выручать своего мага или поспешить разобраться с Линхом, потому что как-никак вся эта вечеринка ради него. Но Имоен словно из-под земли выросла перед дварфом:       – Привет! Хочешь, чтобы девчонка тебя отпинала? Да-да, конечно же, я тебя не уважаю. Настолько, что могу плюнуть тебе в бороду! Интересно, что ты будешь с этим делать?       – Что-ооо? – взревел Морвин, на глазах багровея.       Если бы кому-нибудь вздумалось представить расы Фаэруна в виде собак, то дварфы, несомненно, были бы бойцовыми псами: приземистыми, плотными, почти без шеи, с литыми мускулами. Морвин бросился за дерзкой девчонкой, в точности как собака бросается за белкой. Но длинные ноги Имоен несли ее гораздо быстрее, чем крепкие коротенькие ноги дварфа, вдобавок одетого в кольчугу.       Имоен старалась не слишком отрываться: Морвин не должен был терять надежды вот-вот ее проучить. Впрочем, тот твердо решил взять девчушку измором, упорно гоняя вокруг поляны.       И все-таки Морвину удалось обмануть ее бдительность. Имоен слишком поздно заметила, что он оттеснил ее стене густого кустарника. Чтобы не уткнуться в кусты, девушке понадобилось бы теперь проскользнуть мимо взбешенного дварфа. Но Морвин не собирался оставлять ей лазейку.       – Что, думала, не догоню, длинноногая? – злорадно пропыхтел он, разворачивая в воздухе тяжелый топор.              Имоен обмерла. Ее учеба с Динахейр не успела продвинуться так далеко, чтобы она могла пустить в ход хоть самую маломальскую магию. А махать кинжальчиком перед разъяренным дворфом – это явно была гиблая идея…       Морвин уже готовился прихлопнуть нахальную девочку, как муху, когда она крикнула:       – Ах ты так? Ну тогда на!.. – и выхватив из кармана мешочек, вытряхнула его прямо в разгоряченное лицо дварфа.       Морвин зажмурился, но было поздно, жжение в глазах на некоторое время ослепило его, он тер их кулаками и без остановки чихал.       Имоен стрелой пронеслась мимо, мысленно поздравляя себя, что выпросила у Минска пачку «чихательного порошка», который следопыт использовал, чтобы отбить нюх гноллам. «Бу прав, мудро было добавить сюда молотого калимшанского перца!»                            Очутившись на безопасном расстоянии, Имоен окинула взглядом поле – точнее, поляну – сражения, и увидела картину, на которую согласна была бы смотреть еще и еще. Молот Бассилуса, зачарованный на вдвое более мощный удар, вдобавок направляемый тяжелой рукой Линха, выбил меч у угрюмого Молкара, да так, что клинок, повертевшись в воздухе, отлетел прямо в рощу.       – Скажи своим подельникам, чтобы сдавались! – с угрозой потребовал Линх.       Молкар огляделся. Он увидел, что Дракара нигде нет, и что отказывать какое-либо сопротивление способны лишь Халакан и Морвин, успевший протереть глаза и отплеваться.       Проглотив унижение, Молкар процедил сквозь зубы:       – Ваша взяла… Морвин, брось топор. Баста, Халакан!       Четверка головорезов осознала, что их дело швах.       – Отлично! Ваша посудина дала течь. Шлюпки на воду и гребите отсюда, – подытожила Бранвен, снова любовно набивая свою короткую черную трубку.       – Что с Дракаром? – сумрачно спросил ее Молкар.       – Его внезапно хватил удар, – хмыкнула жрица Темпуса и указала подбородком в ту сторону, где в траве растянулся сраженный ее крепким проклятьем противник.              Наполнив сумку всевозможными лекарственными средствами, Джахейра испытала чувство глубокого удовлетворения.        Их с Халидом миссия состояла в том, чтобы защищать сына Гориона. С самого начала Джахейра не питала иллюзии, что им предстоит всего лишь присматривать за книжным юношей, воспитанном при библиотеке. Ее предупредили, что впереди борьба не на жизнь, а на смерть.       Заранее предполагалось также, что Линх будет обо всем осведомлен, поскольку Горион сам расскажет ему правду.       Когда Горион погиб, Джахейра с Халидом были уже на Побережье Мечей, без связи со своими «влиятельными друзьями». Они не могли спросить, следует ли им вместо Гориона раскрыть Линху глаза или лучше оставить его в неведении?       Джахейра предлагала сделать это на свой риск, поскольку осведомленность Линха входила в изначальный план. Однако ее осторожный и всегда внимательный к деталям супруг возразил:       – Нам точно неизвестно, ч-что именно Горион с-собирался ему сказать. Вдобавок, с-согласись, громадная разница – получить т-такую ужасную весть от отца, вместе с его п-поддержкой, или от чужих л-людей.       По мнению Халида, трудно было угадать, как отразится на поведении Линха раскрытие истины. Он в ином свете увидит себя и всю свою жизнь. Возможно, почувствует сомнения: действительно ли Горион заботился о нем либо просто намеревался использовать? Возможно, это приведет к протесту и бунту, что вполне понятно для человека, проклятого безо всякой вины. Или сломит его дух, лишив самой жажды жизни.       По меньшей мере, Горион знал характер своего воспитанника: как с ним говорить – в лоб или издалека, утешать или орать в лицо «соберись, возьми себя в руки!»       По этим соображениям Халид посоветовал жене немного выждать.              Сделав покупки, Джахейра немного прогулялась по ярмарке и наткнулась на двоих рашеми. Оказалось, что Минск обзавелся помятым и потертым, но все еще прочным дорожным доспехом и двуручным мечом. Его выбор удивил Джахейру: уж очень неподходящее это было снаряжение для следопыта, привыкшего красться по лесным тропам. Но Минск напомнил, что отправился в паломничество, чтобы в Рашемане заслужить право вступить в братство берсерков. Рашеми был не только хорошим охотником, но и грозным воином, – действительно завидным приобретением для любого отряда бродячих наемников.       Втроем они направились в закусочную, служившую условленным местом встречи.              В просторных шатрах, раскинутых по всей ярмарочной площади, желающие могли найти выпивку и снедь. Здесь же резались в карты, и сюда же подтягивались барды, ожидая заказа на песню.       Бранвен собиралась проставиться. Забавно, но превративший ее в каменную статую маг тем самым помешал своей шайке обчистить ее карманы: ведь и одежда, и табак, и золото Бранвен тоже превратились в камень. Само собой, как только она ожила, все ее вещи оказались расколдованы.       – Эй, дружище, – сказала Бранвен владельцу харчевни. – Сегодня ты угощаешь моих приятелей. Принеси им то, что они хотят, а мне плесни-ка чего покрепче!       За столом Имоен рассказала, как они спасли священницу Темпуса и как отколошматили шайку охотников за головами. Маленький отряд был озабочен новым нападением и странным признанием Морвина: что заказчик готов преследовать Линха хоть до самых Истерзанных Земель. Но день близился к концу, и все жаждали отдыха. Так что, несмотря на тревогу, пирушка начинала набирать обороты.       Бранвен поведала, что сбережения ей больше не нужны. Недавно ей стало ясно ее истинное призвание в служении Темпусу.       – Слыхали, экспедиция Корделла открыла Новый Свет? Неведомый континент Мацтику, полный тайн и загадочных рас! – от одних слов об этом у Бранвен захватило дух. – Я отправляюсь туда миссионером, проповедовать слово Темпуса среди дикарей.       Линх нахмурился. Он не мог взять в толк, зачем аборигенам Мацтики может понадобиться слово Бога Войны? Но у Бранвен был готов ответ на этот вопрос.       – Амн для колонизации Мацтики выслал свой Золотой Легион. Голые дикари дерутся против закованных в латы конкистадоров! Потому я и хочу основать церковь Темпуса на Мацтике, чтобы научить туземцев использовать современное оружие и военную тактику.       – Вот как! – изумился Линх. – Я всегда думал, Темпус за тех, кто сильнее.       – Духом, дружище, духом! – воскликнула Бранвен. – Если ты в льняной накидке, со щитом, плетенным из веток, идешь против стальной брони, если с сотней бьешься против тысячи, если ты ранен и изможден, а враг сыт и здоров, Темпус благословляет тебя.       – Гхм… – смутился Линх.        В глубине души он недолюбливал некоторых богов, даже считавшихся милостивыми и благими. Так, Хельм – Страж Порядка, Неусыпный блюститель закона – в его представлении был «солдафоном». Современные законы запрещают рабовладение, вот Хельм и освобождает рабов, а было бы рабство дозволено – он бы усердно ловил беглецов и подавлял восстания. Кстати, поговаривали, что священники Золотого Легиона – хельмиты.       Торм – Бог Чести и Долга – в общем Линху нравился: тем, что требовал от своих рыцарей заступаться за всех попавших в беду. Но рыцарями Торма могли становиться лишь расово чистые люди знатного рода. Это не очень задевало самого Линха, человека нечистой расы и незнатного: он ведь и так не хотел становиться рыцарем. Однако доктрина Торма казалась ему недалекой и противоречивой: как можно говорить о заступничестве за всех, но самому предпочитать избранных?       Были у Линха сомнения и насчет Темпуса. Разве не нелепо творить себе кумира из войны? Но он был тронут словами Бранвен.       Заметив его замешательство, Бренвен рассмеялась:       – Ты же ильматари, да? Как по мне, у тебя крепкие кулаки. Ничего, добро должно быть с кулаками. На душе светлее, когда свирепому мяснику бьет морду тихий книгочей-ильматари, а не наоборот.       Бранвен легко нашла общий язык со всей компанией: может быть, она научилась этому в плаваниях, где команде на корабле месяцами приходится друг друга терпеть. Так или иначе, с ее участием вскоре завязался веселый и шумный застольный разговор.       Впрочем, шумно было повсюду. В конце ярмарочного дня люд набился в шатры-забегаловки, чтобы поставить друг другу магарыч, обмыть встречу со знакомым, опрокинуть на посошок. Вокруг стоял гомон, не в лад звучали обрывки песен, доносилась грубая брань. Потом кто-то еще и заплатил барду, который перекрыл этот гвалт энергичными ударами по струнам и сильным голосом.       Лакомившаяся твердым засахаренным печеньем Имоен быстро догрызла последний кусочек и тоже предложила спеть. Ей всю жизнь нравились суматоха и гам, когда каждый делает, что взбредет в голову, и никто на это не обращает внимания. Тогда Бранвен предложила выучить старинную песню Норхейма. В ней говорилось примерно следующее: «Девяносто девять мертвецов стерегут сундук сокровищ. Ты глотаешь из фляги и убиваешь одного. Йо-хо-хо, девяносто восемь мертвецов стерегут сундук сокровищ…» Причем, прогорланив «ты глотаешь из фляги», надо было действительно отхлебнуть из кружки.       Минск выпустил на стол своего хомяка и насыпал перед ним горсть семечек. Бу тут же схватил одну передними лапками и, тряся усиками, принялся быстро лущить.       – Мимими! – умилилась Имоен, которой уже надоело петь про мертвецов. – Можно мне тоже завести себе хомячка? Или лучше белую мышь? Интересно, тут на ярмарке есть белые мышки?       Тем временем на площадке перед шатром заиграла танцевальная музыка, и Имоен махнула рукой:       – Ладно, сидите, а я пошла танцевать.              Широкий полог шатра был распахнут, и со своего места за столом Линх мог видеть, как Имоен выскочила на площадку, и тут же словно из-под земли рядом нарисовался статный молодой человек.       У Линха открылся рот. Он никогда еще не смотрел на Имоен, как на взрослую девушку, а только как на старую подружку, подкладывавшую ему лягушек в карман. Какое отношение имел к ней молодой человек, было для Линха неразрешимой загадкой. Но те уже через миг отплясывали друг с другом, вполне довольные собой.       Назад девушка вернулась раскрасневшаяся и уставшая, и с жадностью поднесла ко рту свою кружку с потеплевшим пивом.       Тут Минск стал вызывать Линха побороться на руках. Остальным понравилась эта идея, на самом деле каждый из этой компании хоть раз да задавался вопросом, кто из двоих необыкновенных силачей сильнее?       Но оказалось, это животрепещущий вопрос и для всей ярмарочной публики. Едва окружающие заметили, что предстоит такое редкое зрелище, они набились в шатер, со всех сторон обступили стол и начали делать ставки.       Симпатии зрителей разделились. Великан с мужественным лицом и экзотической боевой раскраской на бритой голове против угрюмого парня с черной толстой косой и орочьми клыками. Казалось, что оба сейчас друг друга просто сломают.       Халид вызвался следить за соблюдением правил: чтобы в задоре рукоборцы не отрывали локти от стола, не помогали себе всем телом и так далее. Линх с Минском сцепили пальцы в замок, и битва началась.        Линху чудилось, повалить одной рукой дерево было бы легче, от напряжения он оскалил рот, обнажая клыки. Рашеми, весь побагровев, давил так, что вот-вот хрустнут кости. И все же никому не удавалось взять верх, а зрители вокруг вопили во все горло, болея за свою ставку.       Внезапно непоколебимая, как скала, рука Минска дрогнула. Линх на какие-то сотые доли оказался сильнее. Будь Минск моложе, будь на нем меньше шрамов, возможно, он и одолел бы. Однако сейчас его двадцатилетний, еще ни разу не битый соперник имел перевес.       Рашеманский богатырь отчаянно напряг мышцы, нипочем не желая сдаваться. Линх все понял… понял все очень хорошо... и ослабил хватку. Минск рывком прижал к столу его ладонь, шумно выдохнул и тут же расплылся в добродушной улыбке. Публика галдела, приветствуя победителя и ворча на Линха, который слил чьи-то ставки.       – Линх почти ровня Минску! – великодушно заступился за него рашеми. – Еще чуть-чуть, и он бы пересилил.       Имоен подумала, что день у них сегодня прошел, как по учебнику искателя приключений (вздумай кто-нибудь сочинить такой учебник). Они спасли жертву злого мага, обращенную в камень, потом подрались, потом пировали, горланили песни и состязались на толпу зрителей. Но начинало смеркаться, этот день подошел к концу.       Впрочем, ночлег бродячей компании тоже выглядел живописно. Они нашли свободное место у ручья и разбили бивуак. Стоянка из прочных, купленных еще сегодня палаток получилась уютной и смотрелась надежно даже на случай непогоды. Разделив между собой ночные дежурства, маленький отряд наконец погрузился в сон.       Глава 9              Головорезы, напавшие на Линха на ярмарке, сказали, что их подослал Тазок. Это же самое имя не раз упоминалось в бумагах из тайной шкатулки Мулахея.       Утром искатели приключений покинули ярмарку, но их путь теперь без колебаний лежал на север. Отныне это был единственный шанс для Линха покончить с охотой за своей головой. Еще не было поздно просигналить фонарем из заброшенной башни в Ларсвудском лесу, Райкен покажется там лишь в конце месяца.       Сначала путь лежал по наезженной дороге, ведущей на Врата Бальдура. Ночью зарядил дождь, и она порядком раскисла. Сапоги путешественников отяжелели от налипшей грязи. Над дорогой сгущался туман, так что толком нельзя было разобрать, что вырисовывается впереди. Оно напоминало маленькие дома или большие живые существа.       Приблизившись, путники наконец разглядели, что это крытая повозка, а дошлепав по грязи вплотную, увидели даже, что ее стенки расписаны изображениями кувыркавшихся мартышек, слона, игравшего на трубе, и повторяющимся словом «Цирк». А самое главное, настоящий, темно-серый, мокрый от дождя слон стоял рядом, беспечно мотая хоботом. Только на трубе он не играл.       Кибитка скособочилась и накренилась, ее задние колеса засели в глубокой, заполненной водой колдобине. Перепачканные в слякоти циркачи столпились вокруг, похоже, уже сделав несколько тщетных попыток выбраться.       Больше всех разорялся бородатый гном в очках и цилиндре, бранясь напропалую. Но бранился он не как-нибудь там, обычными грубыми словами, а витиевато поносил виновницу торжества:       – Дурацкая кибитка, вечно она лезет, куда не просят! Интеллекта как у колоды! Нет бы объехать, что ты – пересчитает каждую колдобину, в каждой луже искупается. Ни стыда, ни совести, не кибитка, а свинья!       Линх вытаращил на него глаза, и сердитому гному это не понравилось.       – Эй ты, чего уши развесил! – крикнул он. – Хочешь, чтобы я превратил тебя в жабу?       – Нет, – твердо ответил Линх.       По колено в жидкой слякоти он протопал к застрявшей кибитке, присел, схватился покрепче за заднюю ось. Потом Линх примерился, проверяя, не скользят ли у него ноги и крепко ли он взялся. И наконец рванул, выкатив кибитку из лужи, словно обыкновенную тачку.       Слон взирал на это одобрительно.       Гном просиял.       – Ах, сразу видно интеллигентного юношу! Благодарю! Меня зовут Квейл, антрепренер и иллюзионист.       Линх замялся. «Антрепренер» и «иллюзионист» – такие заковыристые слова он никогда в жизни не смог бы выговорить.       – Хозяин цирка и фокусник, – снисходительно подсказал Квейл. – Наш знаменитый передвижной цирк направляется на гастроли во Врата Бальдура.       Следующую часть пути Линх и его друзья проделали с труппой. Недавно циркачи выступали на ярмарке, представляя собственную иллюзионную программу Квейла, а также уникальный смертельный номер «Взрывающийся огр» супругов Газиб. Огромная мадам Газиб на самом деле была чистокровной огрессой, которой ассистировал муж – самый обычный человек. Еще в труппу входили клоун Бинки и слон Чалт, названный так в честь его родины – джунглей Чалта.       На очередной развилке их дороги разошлись. Для отряда Линха пришла пора проститься и с Бранвен. В порту Врат Бальдура Бранвен ждал готовый к отплытию корабль, который отвез бы ее, грубиянку, миссионерку и мечтательницу, на неизведанный континент Мацтику.              Ларсвуд – дремучий смешанный лес – встал стеной на пути путешественников. Здесь переплетался ветвями плотный кустарник, увитый паутиной, под ногами чавкала топь, а сухие и открытые места заросли густой высокой травой, опутанной плетями вьюнка, плюща и ежевики. Во всех тенистых местах тучами вились комары, а на солнце бесчинствовали мухи – жигалки, слепни, оводы и их родственники.       Минск сказал, что к заброшенной башне должна вести тропа. Ведь как-нибудь да нужно было Транцигу пробираться туда каждый месяц, а он даже не следопыт!       Но это мало чем помогло маленькому отряду. Не пойдешь же по любой, первой попавшейся, тропе?       – Сделаем привал, – распорядилась Джахейра. – Я сама отыщу башню.       – Спросишь у какого-нибудь оленя или медведя, как пройти? – удивилась Имоен.       Сдержанно улыбнувшись, друидка кивнула:       – Кто-нибудь из лесных жителей, наверняка, знает.       Когда был разбита стоянка, Джахейра забралась в палатку, чтобы оставить ненужные ей в ее вылазке вещи. Из палатки она появилась уже в облике большой серой волчицы.       Друидка не подумала о том, чтобы заранее предупредить своих спутников. При виде роскошного животного с белыми клыками и золотистой радужкой глаз все – кроме Халида – остолбенели.       – Будь осторожна, д-дорогая. П-пожалуйста, не задерживайся, х-хорошо? – напутствовал он жену.       Волчица рысью пронеслась мимо, по пути толкнув Халида лбом.       – Ничего себе! – наконец обрела дар речи Имоен и прибавила себе под нос. – Насчет Джахейры: придется запомнить на будущее, что лучше не будить в ней зверя…       Вздохнув, Халид передернул плечами:       – Никак не могу п-привыкнуть. До сих пор к-каждый раз боюсь: вдруг однажды она п-просто убежит в чащу?       – Думаю, Джахейра скоро вернется, – ответил, подходя ближе, Линх. – Едва ли эта заброшенная башня так уж далеко.              Так оно и оказалась, волчица примчалась довольно скоро. Бока ее тяжело вздымались, явно она спешила. Выпрыгнув из кустов, Джахейра первым делом вновь деловито нырнула в палатку и выбралась наружу уже в своем человеческом облике.       – Я видела башню, – озабоченно сказала она. – И расспросила лесное зверье. Прошлой ночью в бойнице горел фонарь. Кто-то опередил нас!       Кто это, Джахейра не знала. «Для животных мы все на одно лицо», – пояснила она. Друидка соприкоснулась сознанием с памятью птиц и зверей, но поняла лишь, что в башню проник чужой, никогда раньше не появлявшийся в Ларсвуде.       Было очевидно, что, если чужак успеет встретиться с Райкеном, Линху и его товарищам уже нечего будет ловить. Оставался единственный выход: поспешить в башню.       Заполучив проводника в лице Джахейры, маленький отряд умудрился добраться до башни поздним вечером. Это можно было считать везением. В редком подлеске и на полянах Ларсвуда водилось множество гибберлингов, или «луговых обезьян», ночных существ с бледным телом и густой растрепанной черной гривой, опиравшихся на длинные передние конечности при ходьбе. С первыми же сумерками в лесу начали раздаваться их пронзительные крики и бессмысленное бормотание. Любому осторожному путешественнику к этому времени следовало бы укрыться за надежными стенами или развести яркий костер, отпугивавший тварей.       В башне внезапно засветился фонарь. Чья-то неразличимая во мраке рука выставила его в окно бойницы.       Старая, но еще прочная башня, невесть зачем построенная в глухом лесу и невесть почему покинутая, стояла, словно зажженная свеча. Наружная дверь давно уже сгнила и развалилась, но верхний ярус, куда вела крутая винтовая лестница, оказался заперт. Сделав ставку на грубую силу, Халид, Минск и Линх ворвались в тесную круглую комнату, хлипкий засов ни на мгновение их не задержал.       Троица сгрудилась спина к спине, но в комнате никого не было. Низкий деревянный топчан, пузатый пустой шкафчик с небрежно распахнутой створкой, стол и табурет. Это значило, что незнакомец успел что-то придумать, опередив нападавших… Трое напряженно огляделись.       – Прошу, успокойтесь, – прозвучало прямо из ниоткуда. – Линх, это я, Ксан.       – Где ты? – узнав знакомый голос, удивился Линх.       – Прямо перед тобой. Я невидим.              В голосе Ксана с самого начала слышались недовольные нотки. Но эладрин окончательно вышел из себя, когда Линх заявил:       – Мы думали, что это можешь быть ты, но не знали наверняка.       – Конечно, это я! – раздраженно подтвердил Ксан. – Естественно, я занимаюсь расследованием дефицита железа. И пытаюсь соблюдать секретность. А вы топочете тут, разносите здание и срываете мои планы.       Впрочем, Ксану пришлось смириться с вторжением и принимать незваных гостей. Джахейра, Имоен и Динахейр тоже поднялись на верхний ярус башни.       Ксан по-прежнему оставался невидимкой. Услыхав, как кто-то ломится в башню, он наложил на себя сильное заклинание, и о его присутствии теперь можно было догадаться лишь по звуку голоса, шороху плаща и другим косвенным признакам.        – Теперь мы обречены на провал, – меланхолично подвел итог Ксан. – По-вашему, Райкен не заметит, что тут околачивается целая толпа?       – Дверь цела, только засов отлетел. Надо затворить ее и сидеть тихо, – предложил Минск.       – Он может явиться и завтра, и послезавтра. Столько времени вы тихо не усидите, это точно, – съязвил чародей.       – Да ладно! – улыбнулась Имоен. – Придумаем что-нибудь.              Линх еще мальчишкой понял, что по части придумывания ему ломать голову необязательно. На это существовала Имоен. Уж если ей придет в голову идея, то это будет такая идея, что одними порванными штанами не отделаешься, как бы шею не сломать. Она утверждала, что хитроумная идея по-научному называется «катастрофа». «Я придумала для нас потрясающую катастрофу!» Но потом Имоен призналась, что перепутала, на самом деле надо говорить «авантюра».       Линх всегда четко сознавал, какая ему самому отводится роль. Даже гениальному изобретателю нужен кто-то, кто сможет дотащить до пруда доски, чтобы построить плот. Или на ком можно испытать коварную петлю-ловушку. Линх нисколько не сомневался, что Имоен и сейчас готова тряхнуть стариной…       Райкен явился лишь на следующий вечер. Впрочем, на лбу у него не было написано «Райкен». Обнаружив, что попал в засаду, он состроил глупую рожу и завопил, что он всего лишь местный охотник, который иногда ночует в заброшенной башне. Это даже могло оказаться правдой. Из оружия у парня были только лук и кинжал, а смотрел он честными глазами, твердя: «Че? Ничего не знаю, никого не видел!»       – А вот этого ты когда-нибудь видел? – Имоен показала рукой куда-то в угол.       Райкен зыркнул в том направлении и словно язык проглотил. В углу сидел хмурый Линх в разорванной на груди рубашке, со связанными за спиной руками. Имоен сунула под нос Райкену объявление о награде:       – Узнаешь? Мы ищем того, кто нам заплатит.       Теперь Райкен перестал валять дурака.       – Вон чего! Сразу бы говорили…       Он не раз видел такие листовки. Все наемники Тазока были осведомлены о награде за голову этого парня, и Райкен отлично понимал, что поимка Линха обрадует начальство гораздо больше, чем любые ожидавшиеся новости.              Целый день Райкен вел их сквозь дебри чуть заметными стежками лишь по одному ему известным приметам. Линх со стянутыми за спиной руками успел проклясть все на свете: без рук ни отогнать комаров, ни отвести бьющую в лицо ветку, ни, споткнувшись, схватиться за древесный ствол. Но он понимал, что ничего не поделаешь. Как-никак он жертва предательства!       Еще до появления Райкена Имоен поучала Линха:       – У тебя по глазам видно, что ты не сердишься. Поэтому не гляди ни на кого, а лучше смотри вниз. Выбери одну точку и сверли ее взглядом. И молчи. Пусть твое молчание будет исполнено презрения и горечи!       – Как это? – удивился Линх.       Имоен отмахнулась:       – Ой, ладно, просто молчи, и так сойдет.       Так что теперь Линх безропотно ковылял со связанными руками, глядя вниз и словно воды в рот набрав.       Долгое утомительное путешествие наконец завершилось на укромной поляне, где Райкен велел ждать. Сам он собирался пойти и доложить Тазоку о незваных гостях.              Тазок был всем обязан своему хозяину. С желтоватой кожей, приплюснутым носом, выступающей челюстью, золотой серьгой в ухе и черными засаленными волосами, полуогр всю жизнь был обыкновенным рыцарем наживы. Убивая за деньги, в то же время он твердо знал, что однажды умрет, нарвавшись на более сильного соперника. Но пришел хозяин. Хозяин заметил Тазока, выдвинул его, доверил ему власть над множеством своих людей.       Тазок не отличался сентиментальностью. Собачья преданность была ему не присуща: закоснелому солдату удачи слово «преданность» попросту было неведомо. Однако Тазок ясно понимал, что никто уже не предложит ему лучших условий.       Вот почему Тазоку ударила в голову кровь, едва Райкен заикнулся, что Линх схвачен. Прекрасная весть! Непонятно, зачем хозяину сдался какой-то Линх, да вообще-то и наплевать. Главное, хозяин получит, наконец, голову этого парня и будет доволен.       В сопровождении кучки телохранителей Тазок широким шагом вышел на окраину лагеря. Пришельцы дожидалась его там.       С заломленными за спину руками, опутанный веревками, Линх теперь точно был похож на пленника, которого захватили насильно. Лицо исцарапано, в волосах запутались мелкие сучки и листья, одежда в беспорядке…       Насупившись, полуогр обвел взглядом остальных. До него уже доходили слухи из Нашкеля, хотя Тазок все еще не имел достоверных сведений, что там произошло.       – Чтоб меня сварили живьем, уж не та ли вы шайка, что ползала в нашкельских шахтах! – прорычал он.       – Полегче, – спокойно ответила Джахейера. – Мэр Нашкеля нанял нас, чтобы мы уничтожили гнездо гигантских пауков. С чего бы нам было отказываться от его денег?       – Мы и от твоих денег не откажемся, – ухмыльнулась Имоен, помахав в воздухе объявлением о награде.       – Едва мы почуяли, куда дует ветер, решили поискать дельце повыгоднее, – подтвердила Джахейра. – Мы привели Линха: как по-твоему, твой господин даст за него живого больше, чем за мертвого?       Сам Линх при этом, опустив голову, молча сверлил взглядом одну точку.              При виде обитателей разбойничьего лагеря нетрудно было догадаться, что связывает их только наемничье жалование.       Кроме людей, здесь были хобгоблины – крепко сбитые воины-кочевники с красной кожей и черными волосами. Их стоянка из прочных, надолго поставленных шатров располагалась под высоким холмом. В холме зиял вход в пещеру, вонь из которой красноречиво свидетельствовала о присутствии гноллов. Несколько отдыхавших гноллов, почесываясь, разлеглись прямо на земле у входа. Все наводило на мысль, что Тазок черпал новые силы, не гнушаясь никакими источниками. В свою очередь, это объясняло толпы бандитов на торговых трактах.       Спутники Линха расположились у большого общего костра посреди лагеря.       Тазок знал, что, согласно законам солдат удачи, он обязан выдать «нашкельским проходимцам» обещанное вознаграждение. Но они заартачилась, потребовав за живого Линха вдвое больше. Впрочем, полуогр и сам допускал, что хозяина может заинтересовать эта сделка. Тем более Тазок как раз собирался ехать к своему главарю за очередными распоряжениями. Что ж, пусть эти наглецы потерпят пару суток. Когда Тазок вернется, он уже будет знать, надо ли вздернуть Линха на ближайшем суку или все-таки притащить к хозяину живьем? И как обойтись с нахальной «нашкельской шайкой», выдать им награду чистоганом, переманить на свою сторону или, может, лезвием по горлу?       На прощанье Тазок указал толстым пальцем на Линха:       – Стерегите его хорошенько, без него вы сами не стоите ни гроша!       – У покупателя-то свой расчет, а у продавца свой, – с широкой ухмылкой ответил Минск.              Сгущались сумерки, бандиты выставили ночную стражу и начали расползаться по своим шатрам.       Линх и его друзья прикинулись, будто тоже устраиваются на ночлег у огня, Минск остался на посту сторожить «пленника», остальные прилегли.       Разбойничье стойбище угомонилось и затихло. Вместо гогота и болтовни бандитов теперь раздавалась перекличка проснувшихся гибберлингов в глубине чащи, странные голоса ночных птиц и оглушительный стрекот цикад прямо под ногами.               Обычную вечернюю партию в покер составили два вождя хобгоблинских кланов Краш и Хакт, вожак гноллов Бритик, предводитель шайки людей Таугос Хосанн и маг Венкт.       Тазок уехал с докладом к таинственному вышестоящему начальству. Никто из картежников не имел ни малейшего представления, на кого работают. По смутным слухам, ниточка тянулась из Амна.       Об этом и зашел разговор за игорным столом. Мусоля карты, бандиты гадали, долго ли еще должен длиться железный кризис? А может, уже в этом же месяце амнийские легионеры войдут в Нашкель? В любом случае скоро будет война, а там простор для грабежа и мародерства!       За обсуждением этих приятных перспектив никто не заметил, как приподнялся полог шатра, и кто-то звонким голосом потребовал:       – Никому не шевелиться! У меня взрывчатка!       В каждой руке Имоен сжимала по бутылке, запечатанной магическим глифом. Шахтерское взрывное зелье появилось у нее невзначай сразу после посещения конторы Эмерсона. Не все спутники одобряли такой способ приобретения вещей, но еще больше не одобряли, что, никого не предупредив, Имоен таскала в сумке взрывоопасные склянки. На самом деле девушка даже согласилась, что была неправа: «Ладно, давайте выбросим!» И, хихикнув, добавила: «В каких-нибудь бандитов». Похоже, теперь пришла пора так и поступить.        Шестеро незваных гостей вломились в шатер, бесцеремонно прервав карточную партию.       – Сдавайся, иначе Минск даст тебе пинка, а Динахейр спустит с цепи свою магию! – рявкнул рашеми.       Не давая бандитам опомниться, их обыскали и привязали к стульям, каждого к тому, где сидел.       – Какой хрен ваша от нас хотеть? – вытаращил глаза хобгоблин Хакт.       Линх, которому больше не надо было молча смотреть в одну точку, ответил:       – Хотим знать, кому вы служите. Кто самый главный?       – Как будто мы его хоть раз видели! – пробурчал Таугос Хосанн. – Так что вы зря приперлись. Хе-х, «кому служите»! Деньгам служим, а кто платит – нам все равно.       – Где Т-тазок? – спросил Халид.       – Поехать к самая большая начальник, – сообщил хобгоблин Краш и вздохнул. – Это Тазок виновата, что ваша сюда пустили. Теперь вы вредить!       Имоен заткнула за пояс бутылки со взрывчаткой:       – Я у вас тут немножечко пороюсь, ладно?       «Должно же быть хоть что-то! – размышляла она. – Если Тазок писал Мулахею, значит, мог списываться с кем-то еще».       Раньше Имоен любила слушать истории Винтропа о секретных пружинах, замках с невероятными комбинациями, находчиво выбранных тайниках. В шатре из жердей и шкур, конечно, тоже было, где развернуться. Например, зашить письма в шкуру. Засунуть их в полую внутри жердь. Устроить схрон прямо под опорным столбом. Но тогда что здесь делает этот бронзовый ларец с навесным замком?       – Линх, тащи его с собой, – приглядевшись, озабоченно сказала Имоен. – На раз-два такой не вскроешь!       Линх деловито сгреб ларец под мышку.       – Мы уходим? – спросила Джахейра.       Ритуальным жестом воздев руки, она пропела сокровенное слово друидского призыва, и тотчас с иного плана бытия явились три черных огромных пса. Поддерживая особую связь с природой, друиды обладали способностью призывать к себе на помощь животных, как находившихся поблизости, так и с других планов.       – Сторожи! – приказала Джахейра псам, и они чинно расселись на полу, уставившись на привязанных к стульям пленников.       Гнолл Бритик издал злобное горловое рычание.       – Сидите тихо, и они вас не тронут, – предупредила Джахейра. – На рассвете собаки сами вернутся на родной план бытия.       Глава 10              Ксан не участвовал в этом приключении. Задачей Серого Плаща было изучение политической обстановки на Побережье Мечей, а не прямое противостояние бандитам (в котором разведчик, кстати, мог и погибнуть: очень благородно, но Эвереска останется без известий из человеческих земель).       В общем, Ксану пришлось сторожить пожитки. До отказа набитые на ярмарке вещмешки грели души искателей приключений, но помешали бы драться или уходить от погони.       Стоянка из трех палаток была запрятана в укромном месте под защитой густых темных елей. Ксан неподвижно уставился на закопченный котелок, подвешенный над огнем: вода совсем не спешила закипать. Имоен при свете костра погрузилась в спиливание навесного замка с ларца из шатра Тазока.       В трактире у Винтропа не было игрушек для ребенка, поэтому трактирщик был доволен, если Имоен сама находила себе развлечение. Он позволял девчонке сколько угодно копаться в ящиках своего стола и играть с отмычками, щипцами и фомкой. Лишь бы только маленькая озорница во время наплыва посетителей не прибегала в трапезную и не дергала приемного отца за передник, канюча: «Мне де-е-елать не-е-ечего!» Винтроп показал Имоен, как пользоваться инструментами, и с тех пор занять ее было легко. Любопытная девчонка возилась с разными пружинками, веревками, с десятком подаренных ей Винтропом старых замков, проволокой и прочим хламом.       Нынче Имоен пошла по пути наименьшего сопротивления: не мудрствуя лукаво спилила замок и, откинув крышку, запустила руки в ларец.       – Ого… – присвистнула она. – Тут куча всего… Кольца, браслеты и брошки. Это что, Тазокова заначка? Линх, иди сюда! Почему бы тебе не носить браслет? А оказывается, это выгодно – грабить награбленное!       – Побрякушки потом, Имми, - нетерпеливо ответил Линх. – Лучше дай почитать эти свитки.       – Эй! Ты известная персона, пора задуматься о собственном стиле, – нарочно поддразнила его Имоен. – Прикинь, если в списке твоих особых примет напишут: «Не умеет одеваться»? Ну ладно, – согласилась она. – Держи, читатель!              Писал некий Рейлтар. Он сообщал, что назначает командующим над всеми наемниками какого-то Саревока, осведомлялся о поставках провизии в Клоаквуд, одобрял распространение слухов, что искусственный дефицит железа спланирован в Амне.       – Про тебя не пишут, – разочарованно протянула Имоен.       – Не такая уж я, видно, известная персона, – заметил Линх. – Могу одеваться, как хочу.       – Ладно, отмазался, – хмыкнула Имоен.       – Что за место – Клоаквуд? – осведомилась Динахейр: ведьма из Рашемана впервые слышала это название.       – Огромные дикие дебри, – покачала головой Джахейра. – Насколько я понимаю, там есть друидская община. Им должно быть известно о чужаках в Клоаквуде.       – Друиды согласятся помочь? – спросил Линх.       Джахейра помолчала в раздумье.       – Нельзя сказать наперед, – наконец проговорила она. – Друиды избегают вмешиваться в дела людей, пока не страдает природа. Все зависит от философии общины. Некоторые друиды, – пояснила она, – пройдут мимо тонущего человека, не протянув руки, поскольку таков вечный круговорот: гибель рождает пищу, пища дает жизнь.       – А ты бы протянула руку? – поинтересовалась Имоен.       – Да, – кивнула Джахейра. – Для меня это один из способов приспособления, обеспечивающих выживание нашего вида.              После ужина Линх прилежно засел с пером и бумагой. Раньше Имоен недоумевала, зачем он ведет дневник? Может, хочет оставить себе на память, этак лет через десять взять пивка и погрузиться в нацарапанные при неровном свете походного костра строки?       Но Линх сказал, что записывает все про железный кризис. Со своим дневником он мечтал выступить против бандитов, прилюдно разоблачить их и оправдать Амн.        Пока Линх корпел над дневником, остальные собрались спать. Только Ксан, кутаясь в плащ, расположился у огня, неподвижно устремив взор в пространство. Лунный эльф никогда не спал глубоко, как спят люди, а предавался грезам, даже не закрывая глаз. Линх замечал, что так, с открытыми глазами, иногда еще спят кошки: тихо сидят, уставившись в пустоту, в какой-то прострации.       Быстро темнело, лишь внезапно выстреливала искрами в небо особенно смолистая ветка в костре. В ночной тьме деревья становились словно бы выше. От пляски огня рябило в глазах, и Линх, перестав писать, убрал перо в футляр.       – Меня гложет любопытство: сознаешь ли ты, с кем связался? – внезапно прозвучал голос Ксана, в котором Линху послышался мрачный сарказм.       – Ну, их много… – подумав, ответил Линх. – И у них много денег.       – Ты готов к смерти?       Линх слегка растерялся:       – А что, надо? Смерть – это же не цирк, чтобы заранее покупать билет.       Ксан вздохнул:       – Возможно, я лезу не в свое дело. Ты молод и, вероятно, мысли о скорой гибели не укладываются у тебя в голове. Однако мне казалось, люди всегда в последние минуты сожалеют, что не успели что-либо сказать, что-либо увидеть, что-либо испытать. Я лишь хотел напомнить тебе, что не стоит затягивать с этим.       Линх поправил дрова в огне: взрывами смолистых веток их разметало по сторонам.        – А ты, Ксан, успел все, что хотел? – полюбопытствовал он.       Лунный эльф пожал плечами:       – Сколько тебе лет?       – Двадцать.       – Можно было не спрашивать, – пробормотал Ксан. – Ваша человеческая жизнь никогда не длиннее двузначных цифр.       – А у тебя что, трёхзначная? – удивился Линх.       – Разумеется, я эладрин, – мягко ответил Ксан. – И в последнюю минуту своей трёхзначной жизни, наверняка, буду жалеть не о том, что слишком мало успел, а о том, что сказал, повидал и испытал много лишнего.              Дежурство Линха прошло спокойно. Разбудив Халида вместо себя, он разлегся прямо у костра, решив не забираться в духоту тесной палатки. Летняя ночь была лишь чуть прохладной, огонь согревал, и спать на земле было не так уж плохо. Разумеется, смотря с чем сравнивать, но Линху никто и не предлагал кровать с пуховой периной.       Запах земли и дыма был приятен, под плащом тепло, парень уснул незаметно для себя, как в детстве.       …Он шел по разбойничьему стану, но без своих спутников и не связанный. Как будто он имел право здесь быть. Как будто он вообще имел право быть, где захочет. Линх ощутил, что его подхватывает ветер, но полет был лишь продолжением чувства свободы. Разом сбросив весь груз забот, он взлетел навстречу утреннему солнцу.       Внезапно невидимые руки земли схватили его, рванув вниз, в недра, пока Линх не очутился на самом дне бездны среди высоких каменных сводов. Они источали свет, и ошеломленный, задыхающийся Линх увидел возвышавшуюся над ним исполинскую статую.       Фигура изваяния была исполнена мощи, грубое лицо выражало ничем не смягченную свирепость. Что-то знакомое почудилось Линху в облике истукана, и у него кровь застыла в жилах: «Это же я!» Теперь Линх видел, что статуя в мельчайших подробностях передает все его черты, словно ее прямо сейчас вылепили с натуры.       Мертвенный голос зазвучал прямо в голове Линха.       – Тебе нечем городиться, Великий Хищник, – сказал он, – ведь твоя жизнь дана тебе взаймы. Дана, когда в том была необходимость, и будет взята назад, когда придет время.       По статуе побежали трещины, и самого Линха эхом пронзила боль.       – Тебя создали, – не унимался зловещий голос. – Если понадобится, тебя можно и сломать.       В жестокой агонии собственное тело Линха стало распадаться на части, пока он не погрузился в кромешную тьму.       Не сразу он начал осознавать, что на самом деле вообще-то цел. Чей-то голос – не тот, что раньше, а другой – твердо внушал:       – А сейчас ты проснешься…       Линх действительно проснулся, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Над головой розовело рассветное небо, тянуло дымом от тлеющих углей и утренней сыростью из леса. Над ним склонился Ксан со сдвинутыми бровями и повелительным тоном внушал:       – Итак, ты просыпаешься!..              Оказалось, что на под утро Линх своими громкими стонами поднял на ноги всех спутников, но по-настоящему всех охватила тревога, когда его не смогли разбудить. Это выглядело так, будто Линх внезапно заболел и метался в бреду, не приходя в сознание. Ксан, обладавший искусством проникновения в чужой разум, рискнул вмешаться и прервать наваждение. Когда Линх отдышался и отхлебнул из фляги, эладрин поделился с ним тревожными новостями.       – Я столкнулся с темной областью твоего рассудка, – сказал он Линху, мрачнея на глазах. – Это нечто, в чем ты сам не желаешь признаться себе, что предпочел забыть… и что проявляется в снах, когда твое сопротивление слабеет.       Морщась, Линх потер лоб:       – А ты не можешь прочитать мои мысли… эти, темные?       – Нет. Это опасно для твоего рассудка, – проронил Ксан. – Они не для посторонних. Как видишь, даже не для тебя: ужас, который ты испытываешь, не позволяет тебе понять смысл твоего видения.        Разбитый, не выспавшийся, Линх все же постарался взять себя в руки. Он сказал, что пойдет за хворостом для костра, чтобы Джахейра могла приготовить завтрак. Джахейра настаивала, что на завтрак все обязаны есть кашу и пить фруктовый взвар, по ее поручению Имоен накупила на ярмарке крупы и сушеных яблок.       Продираясь напрямик сквозь сплетение ветвей, Линх углубился в лес недалеко от бивуака.       Насмешки загадочного голоса не шли у него из головы. С чего бы ему вообще такое привиделось – он сам в виде свирепого идола, «Великий Хищник»?! Линха пугала нестерпимая боль, что он испытал, когда вместе со статуей рассыпался в прах. Что значит «тебя создали, но можно и сломать»? Его создали, в смысле, истукана. А он же, Линх, живой, настоящий!       Только промокнув от утренней росы, Линх спохватился: ах да, хворост! Найдя сломанный ветром высохший стволик молодой сосны, он доломал его и взвалил на плечо.       Стоя у костра и скрестив на груди руки, Имоен взволнованно глядела в ту сторону, где скрылся в зарослях ее друг: «Куда он свалил так надолго?» Не выдержав, девушка тоже скользнула под отяжелевшие от росы ветви, стараясь не задеть их и не попасть под холодный душ. Выглянув из-за раскидистой ели, Имоен увидела, что Линх сначала просто молча стоял, опустив руки, потом передернул плечами и стал поднимать с влажной земли мертвое шершавое деревцо. Вынырнув из кустов, Имоен подошла к Линху и сочувственно похлопала его ладонью по груди:       – Ну, как ты там?       Невольно улыбнувшись, Линх опустил взгляд на свою грудную клетку:       – Там все в порядке.        – Держись, старик, – подбодрила его Имоен и добавила заговорщицким шепотом. – У тебя появились еще какие-нибудь необычные способности?       Немного помолчав, Линх кивнул головой.       – Мне кажется, я могу излечивать любой яд. Да, знаю, есть молитвы против действия ядов, но теперь мне не нужно молиться, я сам могу сделать это.       Часть 2              Глава 1       Горион без устали заботился о том, чтобы вырастить Линха готовым к невзгодам. Раз у парня не оказалось способностей к магии, не без сожаления рассуждал он, пусть хотя бы качает мышцы.       Еще мальчишкой Линх начал тренироваться со стражниками. Потом, решив стать ильматари, он выбрал себе духовные практики, связанные с терпением всяческих невзгод: с тяжелым грязным трудом, за который никто не хотел браться, с закалкой себя самого – вроде обливания ледяной водой из колодца после работы в жаркой кузнице. Ведь великой добродетелью Ильматера, Терпящего Боль, была бесконечная стойкость.       – Ты и так здоровенный, куда тебе еще? – постучав костяшками пальцев по его груди, удивлялась Имоен. – Тебе, наоборот, надо вышивать крестиком.       – Почему? – недогадливо спрашивал Линх.       – Чтобы развиваться всесторонне! – хихикала Имоен.       Однажды в библиотеке Линх нашел большую старую книгу с гравюрами «Война и артефакты». Там было много всякого, но особенно Линха заинтересовал раздел о лечащих средствах.       На здешнем плане бытия (называемом еще первичным планом) существовали эликсиры и свитки, способные исцелять раны. Можно было даже оживить недавно убитых.       Линх думал: это здорово! Значит, если тебя тяжело ранят, не придется валяться месяц, есть жидкую кашку, а можно будет промыть рану волшебным раствором и тут же – если, конечно, хватит храбрости снова огрести – еще раз схватиться с врагом. Линх считал, что это очень справедливое устройство мира. На таких условиях более сильный духом действительно имеет шансы в конце концов победить. По крайней мере, Линх себя знал: со своим упрямством он дожал бы любого врага, раза с десятого хотя бы.       – А если твой враг тоже будет так делать? – сомневалась Имоен.       Линх серьезно отвечал:       – Все решает, кто дольше вытерпит. Ясное дело, я.              Клоаквуд был необъятной лесистой местностью, где, как блохи в собачьей шерсти, прятались крошечные деревеньки без названий и кормилось большое изобилие невиданных монстров и животных. Судя по письмам Рейлтара, здесь засела шайка наемников, известная как Черные Когти. Тазок был обязан обеспечивать Когтей продовольствием, а это намекало, что шайка что-то охраняет. С чего бы иначе наемникам торчать на одном месте и ждать, пока им подвезут харчи?       Поэтому план оставался прежним: Джахейра хотела отыскать здешних друидов, которым точно должно быть что-то известно о чужаках в лесу.       В числе маленькой бесприютной компании, плутавшей по Клоаквуду, уже не было Ксана.       Лунный эльф вернулся к расследованию, начатому им во Вратах Бальдура. Уже давно он пытался выйти на таинственную фигуру, накануне кризиса занимавшуюся скупкой железа через подставных лиц. Сейчас всплыли новые имена, и Ксан оживился:       – Я знаю во Вратах человека по имени Рейлтар. Рейлтар Анчев, член совета директоров крупной торговой компании. Его сына зовут Саревок, и он также занимается коммерцией. Не уверен, вправе ли я надеяться, что это не случайное совпадение, но… точно не безнадежнее, чем искать «то, не знаю, что» в Клоаквуде.       – Мы не можем соваться во Врата Б-бальдура, – напомнил Халид. – Линха т-там убьют.       Но Ксан вновь намеревался продолжать расследование в одиночку. Способности Серого Плаща – чародея годились больше всего для разведчика и собирателя сведений. Эладрин мог контролировать чужой разум, что позволяло ему развязывать языки. Но драться Ксан толком не умел.       Линх однажды спрашивал, зачем ему меч? Чародей ответил, что таков обычай: одушевленный Лунный Меч выбрал Ксана своим хозяином, и Ксан носит это оружие в основном как символ служения Эвереске.       – Но ты не владеешь мечом? – изумился Линх.       Ксан усмехнулся краешком губ:       – Нет. Да и тяжел он для меня. Обычно, друг мой, у волшебника нет времени возиться с оружием. В бою я просто держу Лунный Клинок в руках, но моя сила всегда лишь в слове.       Друзья проводили Ксана до торгового тракта, где, дождавшись попутного обоза, Серый Плащ отправился во Врата выполнять свою миссию.              Остальным спешить было некуда. Какие маневры, если не знаешь, что ждет впереди! Маленький отряд продвигался, экономя силы. Для ночлега путники тщательно выбирали сухие, укрытые от ветра места, стоянку разбивали пораньше. У Динахейр даже нашлось время продолжить свои магические уроки с Имоен, а Минск смастерил ей простенький ивовый лук. В жаркие полдни путешественники купались в холодных, бездонных лесных озерах, на солнечных полянах уже можно было насобирать земляники. Хмуро глядела только Джахейра.       По ее словам, друиды обычно оставляли тайные знаки, чтобы собратья из дальних лесов могли найти местную священную рощу, принести весть или попросить помощи. Но ни один из секретных знаков до сих пор не попался на глаза Джахейре. Она сама особым образом переплетала ветви и выкладывала камешки на земле, надеясь, что зоркие и опытные глаза увидят ее послание.       Джахейра недоумевала: как может не быть друидской рощи в таких громадных зеленых угодьях, как Клоаквуд?       Вскоре маленький отряд выбрался на тесную петляющую тропку. Это был повод выйти к людям, пополнить припасы и переночевать под крышей. Только Джахейра, одна из всех, могла годами жить в дебрях, не переступая порога человеческого жилья.       – А ты правда знатная дама? – недоверчиво допытывалась Имоен.       Джахейра была родом из тетирской аристократии. Во время гражданской войны ее семья была вырезана под корень, служанка спасла только девочку, младенца, положив ее в корыто, в котором стирают белье, и пустив по течению реки. Так Джахейра попала к друидам.       – Да, Имоен, судя по записке, которую нашли вместе со мной в корыте, мои родители были знатью, – подтвердила она. – Слышала ли ты когда-нибудь, что если медведя, выросшего в клетке, отпустить в чащу, он погибнет? И наоборот, взрослого дикого медведя уже невозможно приручить. Видишь, насколько важнее то, кто тебя воспитал, чем то, кто ты от рождения? Я выросла в лесу, и уже не захочу и не смогу стать дамой.              Когда выбрались на узкую, вихляющую, но, наверняка, ведущую в деревню тропинку, Имоен обрадовалась:       – Ну наконец! Я, конечно, люблю природу, когда она не кусается, не ползает по мне, не хлюпает в сапогах, но ведь она все время делает что-то из этого!       Оказалось, впрочем, что радовалась Имоен рано. Выдался день, которому суждено было стать черным днем для бесприютных искателей приключений.       А начиналось все так славно! Они шли по залитой солнцем, дышащей полынью и пылью тропинке. Лето было в самом разгаре, и природа старалась доказать, что умеет не только кусаться или хлюпать в сапогах, но и овевать лица свежим ветром, и приносить чудесные запахи трав и цветов. Даже хомяк Минска, обычно днем дрыхший в кармане, сидел на могучем плече хозяина, недоуменно потирая мордочку лапами.       Но еще до полудня они наткнулись на бродячий клан хобгоблинов. Коренастые воины с кирпичным оттенком кожи и черными волосами, забранными в пучки, кочевали, как саранча, в поисках добычи. Хобгоблины испокон веков жили набегами. Не в их правилах было задумываться о будущем, а их племенной бог Маглубиет сделал их воинами, считавшими милосердие и сострадание слабостью, а личную свободу — чепухой. На хобгоблинах были потертые косматые куртки, морды их были исполосованы старыми шрамами, у многих перебиты носы.       Грубый голос в подлеске гаркнул:       – Бегом бить! Рубить всех за золото и железо!       Шестерка путешественников была бы обречена, если бы не магия. Минск с Халидом на пару, плечом к плечу задержали нападавших. Линх отстал на миг, чтобы благословить их, и сразу же кинулся на подмогу. Из протянутых рук Динахейр забила струя огня, остановив бегущих к ней врагов.       В это время отзвучали последние распевные завывания неистовой молитвы Джахейры, и над местом ожесточенной схватки разразилась сухая гроза: с ясного безоблачного неба в кочевых разбойников посыпались молнии.       Хобгоблины бежали в лес, укрывшись за деревьями. Сначала Линх надеялся, что они убрались. Но хобгоблины потерпели ущерб и жаждали его окупить. У путников были набитые под завязку вещмешки и оружие, столь ценное в дни железного кризиса.       Они брали измором. Ночью, не давая Линху и его спутникам сомкнуть глаз, бродили вокруг стоянки. Прячась за деревьями, обстреливали из луков: хобгоблины издревле умели изготавливать смертоносный яд, обмакивая в него наконечники своих стрел.       Шестеро преследуемых путников обессилели.       – По п-правде, мы все уже несколько раз убиты, – горько вздохнул Халид.       Все понимали, что он имел в виду. «По правде» – это без сразу двух целителей в отряде и без недавно закупленных на ярмарке эликсиров. Если бы каждый из шестерых не вставал на ноги уже через пять минут, после того как получал рану, разбойничье племя давно раздавило бы маленький отряд.       Линх не первый раз лечил Имоен. В Кэндлкипе его подружку часто тянуло на опыты, заканчивавшиеся ссадинами и синяками. «Это был эксперимент!» – оправдывалась девчонка.       «Эксперимент, - объясняла Линху Имоен, – это когда можно делать то, что обычно делать нельзя. Например, нельзя взбалтывать негашеную известь с водой в закупоренной бутылке, но ради эксперимента можно». Линху тоже доставалось из-за ее любознательности, обычно дети делили все синяки, ссадины и ожоги пополам. Когда подростком Линх научился взывать к Ильматеру, то сначала испытал свой дар на себе, потом на кошках, а потом на Имоен.       Поэтому, едва стрела впилась ей прямо в бок, девушка зажмурилась и поспешно подумала: «Линх меня сейчас вылечит!» Она зажала рукой рану, древко стрелы торчало у Имоен между пальцев. Ноги ее подвели, подогнулись, девушка упала, жжение и боль, точно от укуса сотни ос, разлились по всему телу.       – Линх! – простонала она.       Уже тускнеющим зрением Имоен увидела знакомую родную морду Линха, но он не молился, как обычно. Имоен почувствовала, как от его прикосновения у нее под кожей побежали теплые мурашки, и боль сразу же прошла, прошли слабость и испуг. Линх молча показал стрелу с окровавленным наконечником.       – Это умение из твоего сна? – шепотом спросила Имоен.       Линх кивнул.       – Береги себя, Имми. Два раза подряд я этого не повторю, – предупредил он осипшим от напряжения голосом.       Подошла Джахейра, утомленная и озабоченная как никогда:       – Все в порядке?       Отбросив стрелу, Линх обернулся к ней:       – Ты еще можешь лечить?       – Нет. И целебные зелья у нас тоже закончились. Нужно добраться до деревни, туда хобгоблины за нами не сунутся, – рассудила друидка.       Если в глуши Клоаквуда выживала какая-нибудь деревушка, можно было не сомневаться: ее жители способны за себя постоять. Им не приходилось рассчитывать ни на стражу, ни даже на наемников, которые и забредают-то раз в десять лет. Значит, местные сами, как повар с картошкой, расправлялись с шайками разбойников.       – Все в порядке? – повторила Джахейра. – Линх, ты спрашивал о лечении?       Линх замялся:       – Я только хотел узнать…       – Линх! – сурово повторила Джахейра.       – Меня слегка зацепили, – нехотя признался он. – Рана пустяк, но стрела отравлена. Ничего, этой дозы яда не хватит, чтобы меня убить.       Впрямь, столь сильный яд, чтобы доза на острие стрелы оказалась смертельной для человека крепкого телосложения, встречается редко. У настоящего великана, как Линх, оставался шанс просто перебороть токсин.       Но парень ясно видел, что дело дрянь. Если бы, ослабев, он не смог идти сам, на его спутников свалилось бы беспомощное тело, тащить которое проблема даже вчетвером. Вдобавок у Линха был самый увесистый вещмешок. Выход оставался только один: держаться на ногах во что бы то ни стало и стараться как можно дольше не ронять рюкзак.       Динахейр сказала, что в той части Рашемана, где расположена ее родина, – в степях между горами, – обитает множество ядовитых змей: гадюки и кобры, эфы и гюрзы. Там любой ребенок знает, что делать, если человека ужалила змея. Рашеманская ведьма, углубив надрезом, промыла рану Линха его собственной кровью и наложила поверх жгут, чтобы остановить распространение яда по всему телу. От потери крови парень обессилел еще больше, но был согласен, что ничего лучше сейчас не придумаешь.       Глава 2              Заливистый крик петуха разорвал предрассветную тишину. Такой знакомый деревенский звук! Каждое утро он доносился с ферм Кэндлкипа и будил Линха, в своей келье спавшего круглый год с открытым окном. Он прислушивался к звонкому «кукареку» с ощущением радости и мира.       Открыв глаза, Линх увидел щелястую стену сарая, насквозь простреленную острыми солнечными лучами. Он лежал на хрустящем сене, укрытый полушубком, от которого крепко пахло овечьей шерстью. Покосившись на свою руку, Линх пошевелил плечом: нет ни жгута, ни повязки, и ничего не болит, значит, Джахейра все-таки его вылечила…       – Эй, ты там уже не спишь? – окончательно вернул Линха в реальность голос Имоен. – С тобой все хорошо?       Линх обернулся. Имоен сидела рядом, зарывшись ногами в сено, и зашивала свою рубашку.        – Со мной да, – ответил Линх. – А с остальными?       – Порядок, – улыбнулась Имоен. – Но вчера была настоящая жуть. Прикинь, когда из-за раны тебя начало мотать, Халид взял твой вещмешок… Вообще, – задумчиво добавила она, – Халид гораздо сильнее, чем выглядит. А потом нам пригодилась та гремучка, которую я надыбала в конторе Эмерсона. Мы ее бросили в хобгоблинов – бабах, бабах! И я крикнула: «Привет, у нас и без всякой магии полно таких штуковин! Надо – скажите, мы еще подкинем!»       Линх широко ухмыльнулся. Блефовать Имоен всегда была горазда.       – Дальше мы еще чуть-чуть прошли… Джахейра, такая: «Линх, только держись, не теряй сознание, если ты упадешь, мы не сможем тебя нести». А ты, такой: «Ничего, я дойду». И сразу же рухнул прямо на дорогу! Тогда Джайхера сказала, чтобы мы тебя не тормошили, потому что это бесполезно. Мы выбросили из рюкзаков лишнее барахло, сделали носилки из плащей и жердей.       Погрустнев, Имоен умолкла. Вчера она еще не знала, что завтра все уладится. С дрожью в сердце она смотрела на побледневшее, облитое струями пота лицо Линха, лежавшего на носилках, и спрашивала себя: вот как так?! Линх оказался не по зубам охотникам за головами, неужели он должен пасть от руки случайных грабителей-дикарей? Хобгоблинам даже невдомек, что за него обещана награда! Ну почему именно на Линхе кончились лекарства?! Разве не мог заваляться на самом дне дорожной сумки малюсенький пузырек?.. А вдруг Линх не переборет яд?       Очнувшись от этих мыслей, девушка энергично встряхнула рыжей головой:       – Все же нам повезло. Скоро мы выбрались из леса на луг, а там коровы. Пастух нас заметил, затрубил в рог, и – только вообрази! – сбежалась просто-напросто вся деревня: и женщины, и мужчины, и подростки – все с топорами, косами, вилами, кочергами. Но когда они увидели, что мы не налетчики, то нам помогли.       – Джахейра сказала, – заключила Имоен, – чтобы поднять тебя на ноги, ей самой нужно сначала поспать хотя бы пару часов… «Бояться нечего, его организм справился, и как только я отдохну, я займусь им». А иначе бы ты долго еще провалялся.       Линх всей грудью вздохнул. Странно было чувствовать себя здоровым и полностью восстановленным, когда в памяти прочно засели непривычные и пугающие ощущения. Например, как тропа под ногами начинает раздваиваться, а потом расплывается совсем. Или как голова кружится настолько сильно, что ты перестаешь понимать, где верх, где низ, поэтому теряешь равновесие…       Лукаво посмотрев на него, Имоен сделала последний стежок на рубашке и завязала на нитке узелок.        – Знаешь, что? Вот бы вы, целители, умели лечить раны так, чтобы заодно уж и прорехи на одежде затягивались!              Линх выбрался с сеновала, чтобы послушать местные новости и разыскать друзей, которые тоже разбрелись по деревне. Может, кто-нибудь из тутошних старожилов знал о друидах в Клоаквуде, которых тщетно разыскивала Джахейра? А может, деревенские даже приметили в окрестностях тайный бандитский притон?       Но оказалось, что крестьяне, хотя и всегда готовы были встать с дрекольем на защиту родимых изб, сами никуда дальше обжитых мест не ходили.       Недавно, впрочем, все же был случай… Один парень, Челак, нашел у себя на чердаке зачарованный меч. Его дряхлая бабка, целыми днями дремавшая на лежанке, вдруг ни с того ни с сего проснулась и рассказала, как еще девочкой пошла по грибы и набрела на израненного странствующего рыцаря. Умирающий незнакомец просил лишь о том, чтобы бабка Челака сохранила его меч, а не бросила ржаветь тут, под дождями и снегом, потому что этот меч обладает волшебной силой.       Короче, с тех пор чудесный клинок пылился на чердаке в бабкиной избе, покуда неделю назад Челак не раскопал его и не отправился в холмы, куда местные, по обычаю, не показывали и носа…       – Мы тоже пойдем в холмы и поищем парня, – предложил Линх.       Невозможно было не предложить, после того как деревня дала убежище его маленькому отряду.       Линх не знал, почему Челак двинул в холмы в одиночку. Хотел кому-то что-то доказать? Произвести впечатление на девушку? Или просто у других не было волшебного меча, а у него был. По крайней мере, Линх надеялся, что они не найдут бездыханного тела Чалака. Мог же он всего-навсего сбежать из деревни, решив, что волшебный меч изменит его судьбу!       Напастью с холмов были огромные пауки, которые, размножившись, повадились приползать в деревню красть скот. Местные предпочитали давать им отпор в своих собственных дворах, с помощью свирепых косматых сторожевых псов. Маленький бродячий отряд уже не раз сталкивался с пауками, поэтому нынешний поход не добавил бы даже новую строчку в Линхов дневник, если бы не неожиданное приключение.       Пауки, по словам Джахейры, от природы предпочитали самую шумную добычу. Гудящий, машущий лапками жук был им всегда интереснее, чем замершая мушка. А Минск бросался в битву так рьяно, что пауки забывали об остальных и всем скопом наседали на него.       В паучьих холмах рашеманский богатырь взревел:       – Подержите кто-нибудь моего хомяка!       Сунув Бу в ладони Имоен, Минск ринулся в гущу щелкающих хелицерами членистоногих.       Паучье окружило его, и их липкие лассо вырвали у силача из рук двуручник. Опутанный паутиной рашеми огляделся, ища хоть какое-нибудь новое оружие, как вдруг чудом увидел прямо перед собой вонзенный в склон холма другой двуручный меч. Минск не заставил себя ждать! Вырвав из земли тяжелый, мощный клинок, он тут же принялся крошить пауков в окрошку!       К несчастью, это чудо – что Минску так кстати подвернулся под руку новый меч – могло означать лишь одно…       Тело бедняги Челака и впрямь оказались поблизости – разлагающийся труп недельной давности, растерзанный пауками. Линх без содрогания завернул останки в собственный плащ, тем самым заставив наблюдавших за этим спутников позеленеть и отвернуться.        На деревенских похоронах самозваный ильматари собственноручно уложил покойника в гроб прямо в своем плаще, чтобы избавить местных от тягостного зрелища, и прочитал молитву за упокой.              Рашеманская ведьма сумела разобрать глифы на клинке волшебного меча и ахнула от изумления:       – Поверите ли, друзья мои! Клинок наречен собственным именем, он зовется Паучьей Погибелью.       По словам Динахейр, зачарованный меч наделял владельца Неудержимостью: кто брал Паучью Погибель в руки, тому не страшны были ни сети, ни цепи, его нельзя было ни поймать в захват, ни парализовать заклинанием. Поэтому неудивительно, что едва Минск сжал рукоять, как облепившая его до самого пояса паутина спутанными колтунами упала ему под ноги.       Зачарованные вещи в Фаэруне имели ключевое значение для равновесия в отношениях магов и немагов. В сущности, человек без магических способностей не был полностью выключен из мира волшебства. Оно сосредоточивалось в различных предметах, свитках и эликсирах: вроде многозарядных волшебных палочек, позволявших даже неколдуну метать огонь и молнии.       Магическое оружие, подобное Погибели Пауков, было мечтой любого солдата фортуны.       – По-моему, – прищурившись, напомнила Имоен, – крестьяне сказали, что никогда не ходят в холмы. Значит, если бы не мы, меч бы там так и валялся, и вовсю ржавел. Поэ-э-этому… – протянула она, бросив многозначительный взгляд на Линха.       – Поэтому, может, они уступят его нам недорого? – прикинул тот.       – Вообще-то я не на это намекала, – фыркнула Имоен.       Но деревенские сами были рады избавиться от меча. Толстая суровая баба-старостиха рассудила, что не хочет хранить в деревне такую штуку, которая время от времени будет заставлять молодежь ее красть и лезть на рожон.       – Ты, парень, все равно уже бездомный, – с грубоватой прямотой сказала она Линху. – Вот и забирай.       В итоге Минск получил чудесный клинок.              Очередную ночь путники встретили уже в лесу под открытым небом. Над костром булькал кипяток для чая. Минск усердно обстругивал ножом палочки, объяснив, что это сторожки для донок. Имоен бубнила заклинание, которое рашеманская ведьма задала ей учить. Смуглая Динахейр, глядя в огонь, тихо напевала на родном языке экзотическую песню. Линх походным топориком доканывал большую узловатую корягу на дрова. Джахейра всматривалась, вслушивалась в крики птиц и ловила носом ветер, чтобы определить, какая завтра будет погода…       Халид снял с огня котелок, засыпал заварки и накрыл крышкой. Как калишит, он лучше всех своих спутников разбирался в чае.       Пока заварка настаивалась, Халид с внезапной печалью сказал:       – В Калимшане есть п-поверье: «проклятье не ложится на проклятье». В с-смысле, если ты один раз уже проклят, второе п-проклятье тебе не страшно. С-считается, что в какой-нибудь опасной передряге больше шансов выжить у сироты, отверженного, презираемого, а н-не б-благополучного и успешного человека. Иногда я с-спрашиваю себя: не п-потому ли среди солдат удачи почти у всех несчастное прошлое? Более счастливые п-погибли в первых же боях?       Уставшая от зубрежки Имоен оживилась:       – Тогда у нас, похоже, есть шансы. Смотри, Халид! У нас целых трое сирот, я, Линх и Джахейра. Динахейр и Минск – чужеземцы, которых ограбили вдалеке от дома. А ты? – с любопытством продолжала девчушка. – Ты же не портишь нам всю картину?       – Я сын б-богатого купца из К-калимпорта, – волнуясь, ответил Халид. – Думаешь, я стал з-з-заикаться после того как один на один схлестнулся с в-восставшим из могилы личем? Нет, это с детства, з-заиканием я обязан родному отцу… Я ушел в армию, как т-только п-позволил возраст, хотя мое сердце не желало этого. С тех пор я служил, где п-придется, лишь бы не возвращаться д-домой.       – Имоен, такими вещами не шутят, – строго предупредила Джахейра.       – Что ты, я только имела в виду… – начала оправдываться девушка, поднимая взгляд к небу.        Как вдруг осеклась и, вытаращив глаза, вскрикнула:       – Ой, корова летит!        Это было ужасно неуместно, но с неба, вопреки всякой логике, действительно раздалось душераздирающее:       – Муууу!       Тут уже все вскочили на ноги и задрали головы. Над вершинами сосен летела корова, которую несла в когтях длинная темно-зеленая тварь с перепончатыми крыльями. В то же мгновение тварь выронила корову из лап прямо над поляной, где устроила привал шестерка странников. Бедное животное, словно ядро из катапульты, устремилось вниз. Но змееподобное чудовище ринулось за коровой, подхватило на лету и помчалось дальше.       – Молодая виверна, – проронила вслед друидка. – Еще неопытная: сграбастала добычу, которая ей не по силам.       – Ну и крокодила! – вырвалось у потрясенной Имоен.       Это нелепое происшествие послужило своего рода разрядкой. Путешественники снова расселись у костра, и Халид молча разлил настоявшийся крепкий чай по кружкам.       Только Имоен тихонько пробормотала про себя, не стараясь, чтобы ее кто-нибудь услышал:       – Да уж… Кажись, после сегодняшнего мне уже никто не сможет рассказать ничего, что я бы сама не знала о жизни искателей приключений.       Глава 3              Утром шестерка путешественников прибралась на поляне, где провела ночь, и готовилась уже выдвигаться. Напоследок Джахейра развязала свой мешок для камней. Друидка была меткой пращницей. В силу своих убеждений, она признавала только такое оружие, которое легко раздобыть в лесу. Посох, праща, что может быть естественнее? Подходящие камни для пращи просто валяются на земле, и точно так же они годятся для оставления тайных знаков друидской общине.       Присев на корточки, Джахейра принялась выкладывать свой символический круг камней прямо на месте потушенного кострища. Место привала, если не маскировать его нарочно, всегда долго сохраняет следы присутствия людей. Само огнище много дней будет, словно родимое пятно, чернеть на поляне.       Вдруг кусты демонстративно затрещали, словно кто-то насмешливо хотел дать понять, что больше не прячется.       Молодая женщина, вышедшая на поляну, показалась Линху еще более дикой, чем когда-то Джахейра.       На ней был плащ древесного цвета с пятнами черного и зеленого – защитной окраски. Из-под плаща виднелась длиннополая кожаная рубаха. На поясе висел охотничий рог, а на груди – амулет из мохнатой звериной лапы с загнутыми когтями.       Лицо и руки женщины, а может быть, и все тело под одеждой, было раскрашено киноварью.       – Что тут у нас? – слегка растягивая слова, проговорила она. – Снова эти дурацкие знаки? Мне уже надоело подчищать за вами следы!       Несмотря на свой варварский облик, женщина казалась настроенной вполне миролюбиво.       – Кто тебя просил? – возмутилась Имоен. – Может, мы хотим, чтобы друиды нас нашли!       Джахейра напряженно процедила:       – Не эти друиды…       Линх тоже знал, что означает амулет из когтистой лапы на шее у незнакомки – священный жреческий символ жестокого, хищного бога.       -Это слуги Малара, – сказал он.        Малар, черное кошкоподобное чудовище с покрытой красными пятнами шерстью, был божеством охоты, погони и терзания добычи. Он именовался также Преследователем и Господом Хищников, а молитва ему звалась Кровавой Песней. Повсеместно он направлял своих верующих на беспощадную борьбу с цивилизацией.       – Мы не слуги, мы стая Малара, – голос незнакомки по-прежнему звучал мягко, чуть нараспев. – Ваши головы уже давно превратились бы в охотничьи трофеи, если бы не я.       – С чего бы тебе нам помогать? – недоверчиво спросила Джахейра.       – Все просто, – слегка повела плечом незнакомая друидка. – Я подслушала ваши разговоры. Вы явились, чтобы уничтожить цивилизованную плесень, что завелась в нашем лесу. Я покажу дорогу.       – Благодарим за любезность, – сухо сказала Динахейр. – Надеюсь, это точно те, кто нам нужен?       – Не сомневайтесь. Остальные здешние жители лишь крестьяне. Ну, или моя стая, – отвечала темная друидка. – Я бы еще раньше вышла к вам, но помешали хобгоблины. Кстати, меня зовут Фалдорн, а то вас всех я уже знаю, а вы меня нет.       – Не верится в твое бескорыстие, – покачала головой Джахейра.       – А я и не бескорыстна, – сощурилась Фалдорн. – Городская зараза засела в заброшенном поселке дварфов, а это значит…       – Под землей, – машинально продолжил Линх.       – Да, под землей. Мы, ясен пень, перегрызем им горло. Но ползать по дварфским норам не слишком хорошо для лесных людей, как мои сестры и братья. Мы даже не знаем, с чем там столкнемся. Поэтому я готова дать вам пройти через лес, чтобы вы первые вцепились горожанам в глотки… Однако наш вожак Амаранд никогда не стал бы меня слушать, – нахмурилась Фалдорн. – Он чересчур упивается неистовством охоты и презирает опасность. Амаранд не желает признавать, что даже самые свирепые хищники не стыдятся заботы о своей шкуре: выбирают добычу послабее, изматывают долгой погоней, набрасываются из засады. Разве мы не должны подражать зверям? Но вождь не внимает доводам. Он ни за что не пропустил был вас живыми. Так что, – заключила Фалдорн, – ради блага своей стаи я сама проведу вас через лес втайне от Амаранда.              Теперь проводницей маленького отряда в Клоаквуде стала с ног до головы размалеванная охотничьей раскраской Фалдорн. Рядом с малариткой трусил угрюмый ручной волк по кличке Злобный.       Но сама Фалдорн не проявляла никакой злобности, а, пожалуй, наоборот, удивляла добродушной, слегка ленивой мягкостью.       За ночевками у костра она рассказала, что родом из варварского племени Черного Ворона: еще в детстве родители посвятили ее Малару, и с тех пор она шла по пути хищницы. Больше всего Фалдорн напоминала мурлычущую рысь.       Джахейра и то казалось более жесткой. Она принадлежала к общине Сильвануса, исконного врага Малара. Господь Хищников ненавидел Отца Деревьев за его стремление примирить природу и цивилизацию.       – Ты слепа! – возмущалась Джахейра. – Друиды должны поддерживать равновесие между цивилизацией и природой. Цивилизованные люди прекрасно научились уничтожать хищников, попробовавших человеческой крови. Если друиды начнут бороться с цивилизацией, в чащу явятся воины из ближайших городов. Малариты лишь навлекут беду на Клоаквуд. Вспомни: выживает не сильнейший, а наиболее приспособленный. Нам надлежит приспособиться к цивилизации.       – Узнаю речи трусливых поклонников Сильвануса, – растягивая слова, неохотно огрызалась Фалдорн. – Горожане словно зараза: где они поселяются, там все обречено на вымирание. Стоит расплодиться человечьему семени, как все живое вокруг постигает мор, точно человек – сама чума.       Наконец-то они добрались до маленького болотистого ручейка, заросшего лозой и осокой.       – Исток реки Чионтар, – сообщила Фалдорн. – Направляйтесь по течению и будьте настороже.        Больше не добавив ни слова, не сделав даже прощального жеста, темная друидка скрылась за завесой густых ветвей, и тенью за ней метнулся ее свирепый волк.       Горстка искателей приключений молча проводила глазами свою недолгую попутчицу.              На разведку отправился Минск. Остальные присели на траву отдохнуть в ожидании следопыта.       Всех тревожила мысль о предстоявшем спуске в затерянное дварфское поселение. Справятся ли они вшестером? Впрочем, Черных Когтей тоже не могло быть слишком много. Всё упиралось в продовольствие: легко ли доставлять его в дебри, где телегам не проехать, а носильщикам, кстати, тоже по пути нужно что-то есть? Едва ли наемников под землей было больше, чем пара дюжин, что, конечно, с лихвой для храброй шестерки, но еще не так, чтобы отступить.       Наконец слабо зашелестела осока и показался Минск со своим верным хомяком на плече. Следопыт уже не прятался, но, несмотря на богатырскую стать, двигался так легко, что его не сразу заметили.       Рассказав, что видел, Минск повел товарищей за собой и из укромного места показал землянку с бревенчатой крышей. У входа маячила пара часовых.       Снять эту парочку нужно было без шума. Чем дольше Линх и его спутники смогли бы не выдавать свое присутствие, тем больше у них было шансов использовать преимущество внезапности в самый выгодный момент.       Джахейра шепнула:       – Ничего, я их отвлеку.       Закрыв глаза и погрузившись в себя, друидка начала воззывать. Она самозабвенно что-то бормотала, но, чудилось, ничего не происходит. Часовые по-прежнему торчали возле землянки, глазея по сторонам. Внезапно один из них почесался. Затем почесался второй.       – Меня кто-то укусил!       – Ай! Погань!       Через мгновение оба бедолаги уже танцевали на месте, хлопая себя ладонями по одежде и на чем свет стоит костеря насекомых. Измученный зудом, первый сорвал в себя штаны и начал ожесточенно хлестать ими по земле. Другой сбросил куртку и, стягивая через голову рубаху, взвыл:       – Муравьи, паскуды! Тут их полно!        Наконец часовые сломя голову кинулись к речке, чтобы ополоснуться.              Прямо из сырой землянки глубоко вниз вела уже кое-где покрытая ржавчиной железная лестница. Пока часовые плескались в реке и полоскали свою одежду, Линх и его друзья без помех спустились. («Минск пристукнет этих бандитов на обратном пути», – проворчал рашеманский богатырь, пролезая в люк последним).       Небольшое прохладное помещение было тускло освещено факелами. Из него во чрево земли вел сумрачный ход.       Незваные гости двинулась вперед, другого выбора не оставалось. Впервые в жизни они очутились в дварфском поселении. Оказалось, это вовсе не город под землей, как часто воображают жители поверхности, а просто громадный подземный дом. Здесь не было улиц, площадей и зданий, а были коридоры, залы и комнаты. Наверное, где-то тут располагались столовые, спальни, мастерские, чуланы…       Едва наткнувшись на запертые помещения, Имоен решила взломать одно из них.       – Не з-задерживайся! – одернул ее Халид. – Н-некогда отвлекаться на т-твою любознательность.       Не переставая копаться в замочной скважине, Имоен пробормотала:       – Нам нужно укрытие. А лучшее укрытие… – она зажала в зубах кусок проволоки, но продолжала говорить, – лучшее укрытие – в комнате… которую… враг собственноручно закрыл на замок! (Собственно, это прозвучало как «луффее укфыфие – в комнафе…», но в целом все поняли).       Старания Имоен увенчались натужным щелчком, и вся шестерка просочилась во взломанную дверь, затворив ее за собой.       Внутри громоздилась гора пыльных ящиков. Это был склад.       – Вот и отлично, – пробуя пальцем толстый слой пыли, сказала Имоен. – Сюда давно никто не заглядывал! Сидите тихо, я пойду осмотрюсь.       – Погоди! – сразу напрягся Линх. – Не надо идти одной.       – Я знаю, что делаю, – заверила его неугомонная подруга. – Подглядывать из-за угла и прятаться в шкафах – да я занимаюсь этим с тех пор, как вылезла из пеленок!       Кивнув на прощанье, Имоен приоткрыла дверную створу и растаяла во мраке коридора.       «Все чисто», – успокаивала она себя, вслушиваясь в каждый звук. Имоен вовсе не была настолько уверена в себе, как показывала. Но Линх! Иногда он принимает все так близко к сердцу… В действительности Имоен перед ним держалась раз в десять храбрее и беспечнее, чем была на самом деле.       Нет, жизнь не готовила Имоен к такому, хотя в свое время она излазила весь Кэндлкип. Она ничего не воровала. Вообще-то Имоен признавала только благородное воровство, как спереть ключи у «плохих стражников», чтобы выпустить невинно осужденных. Но если ты живешь в крепости – в древней крепости-монастыре – сколько же там укромных закоулков, куда запрещено совать нос маленькой любознательной девочке. И Имоен знала их все!        Но тогда ей грозило нарваться лишь на занудную нотацию от строгих монахов и библиотекарей. Сейчас, попадись она только, не спасли бы никакие отговорки. Нет, нотацией не отделаться, все по-взрослому.              Когда две высокие фигуры внезапно вышли из смежного ответвления, Имоен поняла, что деваться некуда. Все сложилось неудачно. Справа и слева от нее была глухая стена – никакой ниши, закоулка, арки – ничего, что могло бы ее спасти. Под курткой у Имоен был надежно спрятан кинжал, но только на самый крайний случай!       Тогда девушка сама громко крикнула:       – Ау! Здесь есть кто-нибудь? – и кинулась навстречу двум остолбеневшим от неожиданности фигурам. – Люди-и!       Они схватились за оружие:       – Стой, девка! Ты откуда взялась?       – Из деревни, – затараторила Имоен. – Я заблудилась в лесу, бродила, бродила, и тут землянка, я думала, в ней кто-то живет, но никого не было, и я спустилась по лестнице… Тут та-ак темно!..       Она не надеялась разжалобить бандитов. Ясное дело, они бессердечные. Даже если бы Имоен на самом деле была простой деревенской девчонкой, Черные Когти не упустили бы случая потешиться над ней в свое удовольствие. Но в чем Имоен ни капли не сомневалась, так это в том, что сначала им позарез нужно будет разобраться, куда испарились часовые снаружи!       – Как никого не было?!       – Ты что, никого не встретила? – предсказуемо напряглись оба.       – Встреть я хоть кого-нибудь, я бы спросила у него дорогу, – захныкала Имоен.       Внезапно до слуха девушки донеслось какое-то постукивание. Под кожей у нее побежали мурашки: ну кого еще несет?       Через мгновение из того же ответвления коридора, из которого недавно появились бандиты, вышел еще один человек. Он хромал и опирался на палку.       У молодого человека были спутанные черные волосы, изможденное бледное лицо, грязные, изорванные штаны и рубаха. В общем, с первого взгляда было ясно, что он не из банды, а скорее узник этого места.       – Я слышал крики, – произнес он. – Что здесь произошло?       – Проваливай, Рилл! Не твоего ума дело!       Имоен показалось, бандиты сейчас ему всыплют. Но Рилл молча стоял и не уходил, и его почему-то не трогали.       Вместо этого один из бандитов, крепко выругавшись, повернулся к своему напарнику:       – Ладно, я проверю, что с дозорными, а ты передай Живодеру: похоже, у нас проблемы. И девчонку эту тащи.       – Я сам ее отведу, – вызвался Рилл.       Вместо ответа бандит огрызнулся:       – Прикуси язык, пока цел!       Как и было решено, первый бандит бегом бросился в сторону лестницы, а второй грубо погнал Имоен по коридору перед собой. Вслед за ними заковылял Рилл, опираясь на свою самодельную трость.       Но девушке вовсе не улыбалось, чтобы ее куда-то там отвели. Она начала канючить, путаясь под ногами у конвойного:       – Пожалуйста, отпустите меня… Я не сделала ничего плохого! Я всего лишь хочу домой!       Выведенный из себя, бандит замахнулся, чтобы отвесить ей леща. Но девчонка, неожиданно увернувшись, заехала обидчику коленом в пах. Тот с каким-то сдавленным писком скрючился и получил новый пинок – в нос.       – Что стоишь, помогай! – зашипела Имоен на Рилла.       Молодой человек, хоть и выглядел до смешного удивленным, послушно занес свою палку и приложил бандита по затылку.              В складском помещении сгущался мрак, хоть глаз выколи. От затхлого воздуха щекотало в горле. Но Линх терпеливо ждал, поминутно представляя себе, как Имоен медленно крадется в темноте. Медленно… Медленно, вот поэтому и так долго.       Выдохнул Линх лишь тогда, когда дверь наконец приоткрылась, и в помещение протиснулась она сама, по макушку переполненная боевым задором.       Рассказав обо всем, что с ней произошло, Имоен заговорщицким шепотом позвала:       – Теперь идите за мной!       Джахейра засомневалась:       – Ты доверяешь этому Риллу?       – Угум-с, – кивнула Имоен. – Честно, я разбираюсь людях!       Когда у девушки появилась возможность поговорить с Риллом с глазу на глаз, она расспросила, как охраняется бандитский склад. У Имоен не было времени просто поболтать с молодым человеком, спросить, кто он и почему Черные Когти клацают на него зубами, а куснуть не смеют? «Какая разница! – подумала она. – Может, он повар, который печет их главарю его любимые печеньки».       – Рилл обещал отвлечь охрану, – сообщила друзьям Имоен. – Надо поторапливаться.        Вшестером они снова выбралась в темноту коридоров. Имоен волновалась: как Рилл собирается поднять шум? Но с виду было похоже, что он на этом подземном складе уже давно, небось, знает, куда нажать.       Внезапно вдалеке, в лабиринтах глубинного города, зазвучали искаженные эхом шум, топот и крики. Имоен многозначительно оглянулась на своих спутников: ага!       Маленький отряд продолжал поспешно продвигаться по тоннелям-улицам дварфского подземного дома. Но шум суматохи впереди стал затихать. Вскоре из темноты рокотал только чей-то хриплый рев.       Это было уже за поворотом. Еще шаг – и своими глазами стало можно увидеть, что происходит.              Линх и его спутники очутились в просторном зале с арочным входом. Наверное, во времена дварфов помещение служило чем-то вроде городской площади: здесь мирно гуляли местные жители, продавалась еда с лотков. Теперь этот зал превратился в место расправы.       Горстка складских рабочих была уже обезоружена и прижата к стене. Черные Когти с обнаженными мечами в руках перешучивались и ухмылялись: похоже, бунт рабов нисколько их не напугал, даже послужил неожиданным развлечением в этой дыре. Истощенные и обессиленные люди, вдруг без причины набросившиеся на своих надзирателей, не могли быть угрозой.       Среди бандитов возвышался безобразный коричневый огр с покрытой красными бородавками мордой. Он был невероятно мускулист и пузат, лишь набедренная повязка из шкуры прикрывала волосатое тело чудовища. Его плешивая голова была гладкой, словно яйцо, а огромный рот полон оранжевых крепких зубов.       Могучее тело огра далеко распространяла запах, схожий с запахом скисшего молока.       Напротив разъяренного здоровяка стоял худощавый Рилл, держась рукой за стену. Сломанная пополам палка валялась у его ног. Вообще, защита, дарованная ему, как предположила Имоен, «печеньками» или чем-нибудь в этом роде, похоже, закончилась. Лицо Рилла было уже разбито в кровь.       – Теперь больше не терпеть тебя! – ревел огр. – Теперь сказать: Рилл убегать со склад и расшибить себе голова, когда падать с лестница!       Рилл смотрел на гиганта-надзирателя не столько со страхом, сколько с пристальным вниманием, точно в это время рассчитывал что-то в уме. Вид у него был виноватый, словно он все больше подозревал, что в его вычисления закралась ошибка.       Внезапно Рилл облегченно вздохнул и даже слегка улыбнулся разбитыми губами. Взбешенный огр занес над ним толстую, как бревно, ручищу. В чем-то надзиратель был прав: после удара его кулака Рилл впрямь выглядел бы так, будто свалился с высоты и насмерть проломил себе череп.       Но огр не успел ударить, его запястье перехватил Линх.       От волнения Имоен словно обожгло кипятком изнутри: ух как быстро Линх кинулся вперед! Девушка, кажется, догадывалась, кого тут зовут Живодер…       По правде сказать, каким бы здоровяком Линх ни был по человеческим меркам, огру он едва доставал до подмышки. Однако парень одним рывком развернул к себе надсмотрщика.       От изумления и бандиты, и согнанные ими в кучку рабы застыли на месте. Это был тот исключительный случай, когда всем стало понятно без переговоров: бой между Линхом и Живодером решит всё. Спутники Линха тоже стояли, не спуская глаз с двоих новоявленных гладиаторов.       Может, Линх и не смог бы сбить с ног огра, но так мощно поправил ему челюсть, что великан, шатаясь, неуклюже отступил на несколько шагов. Тут же Линх с разбегу ударил его плечом в живот и всем своим весом впечатал в стену. Творилось что-то невероятное: Линх, не давая огру опомниться, самозабвенно выбивал из него дух. Все затаили дыхание, раздавались только сдавленные стоны избиваемого, тяжелое сопение Линха и тошнотворные звуки тупых ударов.       Держась за стену, Рилл успел отойти и встать к прочим рабам. Те не сводили глаз с жестокой сцены, но на их лицах читалось лишь злорадное одобрение. Слишком часто невольники подземного склада сами в своих мечтах пересчитывали ребра изувера – старшего надзирателя…       Наконец руки Линха перестали молотить, и огромная туша огра сползла по стене на пол. В каменном зале до сих пор висело молчание, все уставились на забрызганного кровью победителя.              Надсмотрщики не заставили себя упрашивать и побросали оружие, отнюдь не стремясь разделить участь Живодера.       Имоен не удержалась от смеха, когда аккурат в это время прибежал тот балбес, которого она недавно отправила проверять часовых. Наверное, ему было, о чем с ними пощебетать: вряд ли часовые хотели, чтобы он докладывал Живодеру, что они ушли с поста купаться. Но это дурень все равно успел вовремя, чтобы его надежно заперли вместе с остальными, использовав один из ключей со связки, висевшей на поясе у огра. (Чего дварфы вдоволь понастроили в своем бывшем поселке, так это прочных, крепко запиравшихся помещений!).       По словам Рилла, на верхнем ярусе склада обитало лишь с дюжину бандитов да столько же рабов. Доставка продовольствия по глухим лесным тропам – слишком непростая задача, чтобы прокормить большую охрану.       Настоящая охрана располагалась на нижнем ярусе и не нуждалась в пище.       Там, внизу, засел маг Давейорн. Вместе с поставками продовольствия иногда приходили какие-то запечатанные посылки для магической лаборатории. Рабам запрещалось спускаться на второй ярус, за исключением кухарки, которая относила волшебнику поднос с едой. Кухарка признавалась, что помирает со страху, очутившись во владениях мага, поскольку в коридорах все время слышит какой-то леденящий кровь странный лязг.              Пользуясь минутой затишья, любознательная Имоен осведомилась у Рилла, имеет ли он какое-нибудь отношение к выпеканию печенья?       Изумленный молодой человек высоко поднял брови:       -Если честно, ни разу в жизни не пробовал печь.       -Что ж, не обо всем можно догадаться… - слегка разочарованно пожала плечами Имоен. - А что ты тут вообще делаешь?       - Обслуживаю шлюзовой механизм, лифтовое оборудование, кое-что по мелочи… Я инженер, – ответил Рилл.       – Я думал, шлюзы бывают только на реке, – недоуменно заметил Линх.       – Здесь есть подземная река, – ответил Рилл.       – Зачем кому-то понадобился ш-шлюз в п-подземном комплексе? – вмешался в разговор Халид.       – Не знаю, – пожал плечами Рилл. – Единственное, что могу предположить: склад планировали затопить, когда он перестанет быть нужным. Или если бы о нем узнали законные власти. Извините, больше ничего не приходит на ум.       Имоен сощурилась:       – А, может, мы сами его затопим? Ты же сумеешь открыть шлюз, Рилл?       Но молодой инженер беспомощно развел руками:       – Для этого нужен специальный ключ. Давейорн не доверил бы его мне ни под каким предлогом.       Глава 4              Выйдя из клети лифта, кухарка с подносом в одной руке и фонарем в другой остановилась. За пятном света от фонаря больше не видно было ни зги. Но коридор вел по прямой, сворачивать в боковые ходы кухарке строго запрещалось. Маленькая замухрышка в чепчике и истрепанном переднике засеменила по коридору…       По правде сказать, Имоен никогда не нравилось ввязываться в открытый бой. В бою, того и гляди, убьют кого-нибудь! Поэтому глупо было не воспользоваться удобным случаем – не проникнуть вниз, поменявшись одеждой с кухаркой. Вот и посмотрим, что там за секреты, на нижнем ярусе.       В детстве Имоен с Линхом любили рассказывать друг другу страшные истории, забравшись на чердак в трактире дядюшки Винтропа. Чего только не копилось там в пыли: вещи, забытые постояльцами, захромавшие стулья, дырявые матрасы и даже хлам, завалявшийся со времен прежнего, до Винтропа, владельца!       Сейчас Имоен чувствовала себя внутри страшной истории. Она одна на самом нижнем этаже катакомб, где обитает зло… «Да, было бы весело рассказывать от этом, забившись в дом из матрасов», – подумала девушка, зябко поежившись.       И все же ей удалось без происшествий добраться до покоев мага.       Теперь главное было вести себя, как обычно. Ну, как обычно вела себя настоящая кухарка!       Затаив дыхание, Имоен обнаружила, что тяжелая, обитая ржавым железом дверь приоткрыта. При виде темного дверного проема между лопаток пробежал холодок, словно из темноты внезапно потянуло сквозняком.       Но кухарка предупреждала: маг ненавидит, когда его беспокоят. Она ни в коем случае не должна путаться у Давейорна под ногами. Поэтому уже давно заведен порядок, что кухарка тихо заходит в столовую и накрывает на стол. Потом она стучится в кабинет Давейорна: кушать подано. Маг садится есть, а кухарка тем временем прибирается в кабинете. Откушав, Давейорн возвращается в кабинет, и тогда кухарка по-прежнему тихо может навести порядок в столовой.       Имоен заранее выспросила об этом. Теперь все шло своим чередом, она поставила поднос, зажгла свечи. Жутко интересно было взглянуть на мага. Дрожащей от волнения рукой девушка постучалась к нему.       Ух, тут-то она поняла бедную кухарку, помиравшую со страху каждый раз, когда ей приходилось прислуживать волшебнику! Внешность у Давейорна была зловещей, словно у старого ворона: высокий, худой, сгорбленный, закутанный в черную мантию с надвинутым на лицо капюшоном. Из-под капюшона торчала серая борода клином, точно клюв, и свисали длинные пряди волос.       Не удостоив взглядом кухарку, маг прошествовал за стол.       С облегченным вздохом Имоен нырнула в кабинет. В его конце находился крошечный чуланчик, где стояла кадка с водой, ведро, веник, швабра.        «Повезло, что раньше я прислуживала в трактире», – мелькнуло у Имоен в голове. Как ни крути, уборку делать придется. Дурацкий каламбур, но, если в комнате не будет чисто, маг сразу догадается: тут что-то нечисто.       Имоен принялась за работу, хотя ей поминутно чудилась зловещая фигура в черной мантии прямо за спиной. Сколько Давейорн уже сидит на нижем ярусе, словно какая-нибудь сколопендра под камнем? И даже есть ему приходится только кашу, солонину и сухари, ведь никто не повезет на подземный склад клубнику со сливками…       Наверное, Давейорн из тех волшебников, которым на все наплевать, лишь бы ему дали лабораторию, книги, ингредиенты и не путались под ногами. А что для этого надо стеречь рабов, он, наверное, не считал слишком важным: для таких всё, что не магия, – просто мелкие дрязги!               Усердная уборка больше всего напоминает обыск. Можно пошарить по книжным полкам, набитым книгами до самого потолка. Можно поднять ковер, заглянуть под кровать. Всюду ведь необходимо протереть, подмести и помыть! Кстати, смахнуть пыль с длинного сундука у изголовья кровати…       Одно было точно: Рилл описывал тяжелый ключ-рычаг, Давейорн просто не мог таскать его на поясе или в кармане.       Имоен достала отмычки и принялась ковыряться в мудреном замке. Если бы внезапно вошел Давейорн, она бы спрятала отмычки в тряпку. С каким облегчением девушка почувствовала, что наконец хорошо зацепила зубчики механизма и отодвинула их, чтобы вышли ригеля!       Ключ от шлюза и вправду был здесь, замысловатый, увесистый, как и описывал Рилл. Имоен поспешно сунула его в ведро с грязной водой, накрыв торчавший наружу конец половой тряпкой.       Девушка как раз успела закончить наводить порядок, когда в кабинет вернулся Давейорн, неприятно шурша своей черной мантией.       Не тратя времени даром, Имоен выскочила в столовую. Маг закрылся в кабинете, и Имоен схалтурила: поднос с грязной посудой отправился под кухонный шкаф, туда же она решительно замела мусор.       Теперь пора было смываться. Схватив фонарь и ведро с закутанным в мокрую тряпку рычагом, Имоен со всех ног кинулась к лифту. Она была уже на полпути, когда совсем поблизости, в темноте одного из боковых ходов, гулко раздались лязгающие шаги.       Сердце у девушки едва не выпрыгнуло из груди, но вместе с тем ее так и подмывало взглянуть на этих магических созданий. Хотя бы разведать, как выглядит враг!       Имоен осторожно сунула нос в боковое ответвление. Ее глаза расширились от изумления и ужаса. В нескольких шагах от нее по параллельному коридору, скрежеща, двигались силуэты в тяжелых доспехах. В руке у каждого был меч, состоявший сплошь из огня, а вокруг лат клубился дым. Как раз благодаря свету от огненных мечей девушка и могла рассмотреть их так ясно.       Отшатнувшись, Имоен боялась даже дышать, пока они не прошли…              Когда Имоен в подъёмной клети втащили обратно на верхний уровень, она с облегчением поставила ведро на пол и стянула с рычага тряпку:       – Рилл, как тебе это?       Инженер взволнованно подтвердил:       – Да, это ключ от шлюза!       Нельзя было терять ни минуты. Складские рабы в спешке забаррикадировали выход с нижнего яруса целой горой пыльных громоздких ящиков. Теперь Рилл мог пустить воду и затопить подземной комплекс. Всем остальным он велел немедленно подниматься на поверхность, вместе с инженером должен был пойти только Линх – чтобы с помощью лебедки открыть ворота шлюза. Это требовало большой силы, но Линх в одиночку мог заменить нескольких рабочих.       Вместо сломанной Живодером палки Рилл уже нашел какую-то деревяшку, на которую мог опираться при ходьбе. Инженер показывал Линху дорогу, шагая чуть впереди. Звонкий стук неуклюжей трости Рилла, подхваченный эхом в коридоре, звучал странно тревожно.       Рашеманская ведьма по описанию смогла понять, что за фигуры с огненными мечами Имоен разглядела в берлоге Давейорна. По ее словам, это были низшие демоны, которых маг призвал с иных планов бытия. Они именовались Ужасами Битвы и представляли собой горящие сущности, облаченные в доспехи.       Эти создания не ценят жизнь – ни свою, ни чужую, и будут сражаться с бессмысленной жестокостью. Утопить слуг Давейорна в водах подземной реки оставалось единственным выходом.       Шлюз был установлен в тупике, в самой глубине верхнего яруса. Линх с Риллом поднялись на помост к мощной лебедке. Инженеру пришлось немного повозиться, прилаживая к ней сложный рычаг. Наконец он подозвал Линха:       – Поднимай ворота, – и добавил с невольным удивлением. – Как ты справишься?       Вместо ответа Линх взялся за ворот. Привести лебедку в движение и впрямь было нелегко, но вскоре Линх услышал, как, скрежеща, сдвигается створ шлюза и начинает шумно вырываться напор воды.       – Еще чуть-чуть, еще!.. – подбадривал Рилл. – Осталось немного!       От напряжения у Линха темнело в глазах. Наконец инженер с торжеством воскликнул:       – Отлично! Готово! – но его заглушил по-настоящему мощный грохот водяного потока.       Поняв, что можно отпустить ворот, Линх с облегчением вздохнул. Он никак не мог отдышаться.       – Пойдем, – поторопил Рилл.       – Уф, – прохрипел Линх.       Вслед за Риллом он спустился с помоста, ведущего мимо бешено рвущейся из плена подземной реки. Линх думал: «Остальные должны быть в безопасности. Наверное, уже выбрались на поверхность…» Под его сапогами плескалась мутная жижа.       – Не замочив ног, не уйдем: вода будет быстро подниматься, – прокомментировал Рилл. – Но у нас достаточно времени.       Внезапно вспотевшее, разгоряченное лицо Линха побелело, и пот стал холодным.       – Рилл! Стой, мы забыли выпустить надсмотрщиков!       Почему-то Линх ни разу не вспомнил про пленников с той самой минуты, как их заперли. Теперь ему стало не по себе при мысли, что за жестокая участь им уготована. Эти бедолаги, закрытые в темной камере, наверняка, уже различают, как журчит подтекающая под дверь вода…       – Ключи Живодера у тебя, Рилл? – спросил Линх. – Дай мне связку, я отопру.       Но молодой инженер взволнованно помотал головой:       – Подожди… Учти, чем выше вода будет подниматься, тем больше ты будешь… э-ээ… терять скорость из-за увеличения сопротивления воды. Понимаешь? Ты не сможешь двигаться быстро. Честное слово, Линх, я не замышлял утопить этих негодяев! И все же поверь мне: это не те люди, которые заслуживают, чтобы ты жертвовал ради них собой.       – Они сдались, – упрямо сказал Линх. – Значит, надеялись, что мы хоть кого-нибудь пощадим, а не убьем всех. Ничего, Рилл, давай ключи. Я успею.       Как бы через силу, молодой человек протянул связку:       – Будь осторожен.       Шлепая по воде сапогами и поднимая брызги, Линх кинулся в глубину коридора.              Вода прибывала небыстро. Большую часть пути Линх пробежал, перейти на шаг пришлось лишь тогда, когда он почти достиг цели. Сапоги теперь загребали воду через край, и переставлять ноги стало труднее.       Он уже слышал, как пленники бьются в дверь и надрываются, умоляя выпустить их.       Издалека доносились еще более зловещие звуки: грохот с нижнего яруса. Рилл утверждал, что баррикада из тяжелых ящиков – простое, но очень надежное препятствие, которое задержит Давейорна и его слуг. Но надолго ли?       Линх повернул ключ в замочной скважине:       – Спасайтесь! Шлюз открыт, выбирайтесь на поверхность!       Не заставив себя дважды просить, пленники кинулись к выходу. Желая убедиться, что выбрались все, Линх заглянул в темноту камеры. Теперь можно было уходить отсюда самому.       Внезапно сокрушительный удар отбросил Линха к стене. До искр из глаз вписавшись лбом в стену, он рухнул в воду. Парень не понимал, что произошло, однако, глотнув холодной воды, сообразил, что надо вставать, если не хочет совсем захлебнуться. Но едва он уперся ладонями в шершавый пол и стал подниматься, какая-то тяжесть вдавила его обратно.       Линх пытался вывернуться, как мог, но чьи-то цепкие пальцы впились в его плечи, не давая поднять головы. Вдруг его отпустили. Задыхаясь и отплевываясь, Линх встал на четвереньки.       – Ты сдохнуть здесь! Живодер сдохнуть – и ты сдохнуть! – подхваченный эхом, прокатился над головой утробный рык огра.       Живодер, жестоко избитый после первой стычки, не сомневался: ему все равно конец. Но если он чего и желал напоследок, то поквитаться с парнем, недавно выбившим ему клык. За свою жизнь Живодер вышиб зубы многим, но с ним самим подобное вытворить еще никто не осмеливался.       Не успев вскочить на ноги, Линх получил такой пинок под ребра, что почувствовал, как они хрустнули. Пока он барахтался в воде, старший надзиратель впечатал ему в спину каблук, снова не давая подняться, и прорычал:       – Живодер никуда не спешить. Убивать долго, сколько хотеть!              Встав на колени перед темным отверстием, Имоен вытягивала шею, чтобы заглянуть как можно дальше, но ей были видны лишь железные скобы лестницы и поднимающаяся, колышущаяся толща мутной воды.       – Линх! – звала она.       Никто не откликался. К ее ужасу, уже поздно было бежать ему на помощь.       Так получилось… Рилл предупредил, что Линх, взяв ключи, отправился отпирать надсмотрщиков. Потом появились эти дурацкие надсмотрщики, которым никто особенно не рад, и сказали, разумеется, что Линх их отпер. Он вот-вот должен быть здесь!       А вода стояла уже так высоко, что на его поиски не осталось времени.       Джахейра и Халид беспомощно переглянулись: недолгим же оказалось их опекунство! Угрюмо нахмурился Минск, держа в ладони своего хомяка. Пушистому зверьку передалась тревога хозяина, Бу вертелся в его руке, точно его кусали блохи. Динахейр присела возле Имоен, не сводя со своей ученицы полных сочувствия глаз: ведьма часто слышала ее рассказы о том, как они с Линхом вместе росли в Кэндлкипе, и понимала – для Имоен это то же самое, что потерять брата.       Чудилось, надежда была уже утрачена, когда из подземного коридора донесся громкий всплеск, и показался Линх. Остаток пути ему пришлось проделать по грудь в воде или вплавь. Парень так выдохся, что не мог даже крикнуть в ответ: каждая крупица сил была на счету.       Споткнувшись, Линх под тяжестью мокрой одежды окунулся в грязную воду с головой. Еще миг, и Халид бы прыгнул за ним – калишит, родом из приморского города, был отличным пловцом. Но тут Линх схватился за лестничную перекладину, подтянулся и полез выше.       Едва его общими усилиями вытащили из колодца, Линх распростерся на земляном полу. Он никак не мог отдышаться, сплевывая воду и кровь. Несколько раз парень пытался сказать, что с ним все в порядке, но не мог даже вымолвить слова.       Глава 5              Участь пленных бандитов было решена. Рилл предложил дать им на всех один нож, и пусть немедленно уходят. Ночевать вместе с ними никому не хотелось. Казалось, бандиты совсем присмирели после того, как Линх выпустил их из уже начавшей заполняться водой камеры. Но боги ведают, на что они еще способны! Пусть просто убираются.       Трудно сказать, было это пощадой или наказанием. Но, по крайней мере, надсмотрщикам оставили жизнь.       Остальные забылись тревожным сном прямо на земле возле наспех зажженных костров на берегу реки Чионтар.       Устроившись и закрыв глаза, Линх долго не мог уснуть, все никак не получалось расслабиться… Надо был видеть гримасу, которую состроил Живодер, когда его избитый до полусмерти противник выпрямился и расправил плечи! Линх вылечил сам себя с помощью исцеляющей силы, что приобрел в своих загадочных кошмарных снах.       Что Живодер чувствовал, когда враг с сокрушенными в кашу ребрами, со стекающей на подбородок кровью вдруг перестал шататься и со свежими силами кинулся в новую драку?! Этот бугай привык делать котлеты из тех, кто макушкой не доставал ему до плеча. Пусть поборется с парнем, у которого нашелся кой-какой трюк в ответ!..              Но понемногу Линха одолел сон. Сначала сквозь дремоту он чуял запах дыма и жесткость прохладной земли, слышал звон комаров, шелест осоки на речном берегу и голоса ночных птиц. Но потом Линха затянуло в черное небытие, сменившееся безумным видением.       …Все было в крови. Он видел кровь, но не на своих разбитых всмятку костяшках пальцев. Кровь бурным потоком струилась по земле, затапливая поля и леса, завихряясь водоворотами вокруг скал.       При виде кровавого потопа, неудержимо захлестнувшего мир, Линха охватил сверхъестественный ужас. Сам он стоял на палубе корабля, на котором не было ни штурвала, ни мачт, ни матросов. Пенящиеся волны крови перехлестывали через него, доски жутко скрипели, и корабль несло в неизвестность.       Внезапно Линху почудилось, что у кровавого течения есть собственная воля. А в следующий миг осознал, что это его воля: ему дано подчинить себе бурный поток!       Со своим знаменитым упрямством Линх усилием мысли обуздал неистовое течение. Но внезапно из недр кровавого моря гневно понялась к небу гигантская багряная рука, сжатая в кулак. Могучим ударом она положила конец плаванию Линха, и он захлебнулся в крови…              Весь в холодном поту, парень очнулся. Он сразу понял, что произошло: у него опять был кошмар, очередной странный кошмар, из тех, что преследовали его.       Он лежал навзничь, ошеломленно таращась в черное звездное небо. Сейчас Линху отчаянно нужна была помощь.       С детства он не привык переживать все сам. Линх не был одиноким ребенком: с тех пор как они подружились с Имоен, они всегда поддерживали друг друга. Оба знали, к кому пойти, чтобы поплакаться о своих бедах и услышать: «Даже не сомневайся! Они все еще пожалеют! Сегодня просто не твой день, зато в следующий раз!..»       Теперь Линху до боли хотелось, чтобы Имоен проснулась, похлопала его по плечу, беспечно пошутила, как она это умеет. Однако Имоен спала, и он не решался ее будить.       Нынче все заслужили отдых. Тем более где-то в глубине души Линх по-прежнему оставался верным помощником Линхом Сногсшибательным (хотя он понимал, что Имоен нарочно для смеха придумала ему такое непроизносимое прозвище), и его дружеский долг заключался в том, чтобы оберегать покой Имоен Проворной.       С подавленным вздохом он повернулся лицом вниз, прижавшись щекой к шероховатой каменистой почве. Почему каждый новый его кошмар становится отвратительнее и страшнее предыдущего? «Так и правда рехнуться недолго», – тоскливо подумал Линх. И почему каждый новый кошмар делает его сильнее?..       Он чувствовал, что ему больше не нужно молиться, чтобы обрести сверхчеловеческую силу. Отныне Линху достаточно было пожелать, и он обладал бы мощью, позволявшей голыми руками биться хоть с великаном.              Во всех этих событиях оставалась одна неясность. Для чего предназначался подземный склад в таком неподходящем месте, как лесная глушь? Что здесь хранят или, вернее будет сказать, прячут?       Мысль об этом мелькнула у Линха еще внизу, когда он таскал тяжелые ящики, чтобы помочь рабам забаррикадировать выход с нижнего яруса. Конечно! Секретный склад в чащобе Клоаквуда во времена железного кризиса должен был использоваться для хранения железа, как же еще.       Что Рилл и подтвердил. По его словам, раньше катакомбы были поселком дворфского клана Оронтьяр, погибшего из-за наводнения. Немногие выжившие дворфы навсегда покинули свое пристанище. А спустя несколько лет Рилл был нанят Железным Троном – гильдией торговцев оружием – чтобы откачать воду, соорудить шлюз и тому подобное.       Сначала все выглядело обычно: подвезли наемных рабочих, катакомбы осушили. Но едва работы полностью переместились под землю, людям запретили выходить на поверхность. Труд стал на износ, порядки каторжными, непокорных избивали до смерти…       Строительство велось чрезвычайно поспешно, и когда оно было закончено, Клоаквуд снова надолго погрузился в тишину, нарушаемую лишь голосами птиц и зверей, шелестом листьев да шорохом еловых лап. Только под землей в каменных норах обитали загнанные туда невольники.       Как инженер, Рилл был на особом счету: кроме него, никто не разбирался в шлюзовом механизме, лифте или подъемнике для спуска грузов в подземный комплекс. Это спасало его от кулаков бандитов. И это же придало смелости, когда Рилл стал замышлять побег.       Хотя открытый бунт был им не по силам, Рилл сумел втянуть в заговор остальных рабочих, убедив, что нужно действовать сообща.       Если рабы будут готовы при первом удобном случае, вооружившись хоть досками от собственных нар, напасть на тюремщиков, или забаррикадироваться в помещении, или сделать еще что-нибудь, что будет необходимо, они смогут дождаться своего часа.       Именно благодаря этому Рилл, встретив Имоен, не остолбенел от неожиданности, а вел себя так, будто давно ее ждал и заранее подготовился, что сказать…              Выслушав Рилла, Линх наморщил лоб, роясь в своей библиотечной памяти. Железный Трон был одним из крупнейших торговых союзов в Фаэруне. Его представители занимались продажей оружия, и, по слухам, не гнушались незаконными поставками военного снаряжения оркам и гоблинам. Их головная контора располагалась в Сюзейле – величайшем портовом городе Кормира – однако представительства были разбросаны повсюду.       Так вот где был корень зла! Если бы сейчас, при дефиците железа, развязалась война с Амном, то, очевидно, это было бы на руку Железному Трону: торговцы оружием могли бы сбывать мечи и кольчуги на вес золота.       Но Линх собирался сорвать их планы: у него набралось достаточно доказательств, чтобы предотвратить войну. Мало того, теперь законные власти смогут просто осушить склад, забрать железо и покончить с дефицитом.       Пора было выбираться на проезжую дорогу.       Путешествие по дебрям Клоаквуда заняло несколько тяжелых дней. Бывшие рабы, почти два года томившиеся в каменных норах, продвигались неуверенным шагом, спотыкаясь о корни, цепляясь за сучья и валясь с ног на привалах. Но напоследок улыбнулась удача: путники наткнулись на табор народа ром, расположившийся на ночлег.       Ром – удивительный бродячий народ со своей особенной магией. Их кибитки странствуют по всем дорогам Фаэруна – черноволосое и черноглазое племя в пестрых одеждах, пропахших дымом костров. По слухам, ром поклоняются звездам, а промышляют гаданием и знахарством, в некоторых вещах достигая вершин, недоступных ученым волшебникам, а в некоторых опускаясь до обычного шарлатанства.       В таборе измученным путникам оказали радушный прием. Горячая еда, место у огня… Линху уже чудилось, что все самое трудное позади, и вместе с ром они наконец-то выберутся из Клоаквуда.       От утешительных мыслей Линха отвлекла седая старуха с морщинистым обветренным лицом. Усевшись на постеленном на земле пестром коврике, она уставилась на него внимательным острым взглядом глубоко запавших глаз.       – Эй, сударь молодой, богатый, хочешь послушать старую Аркушуль? Всю правду тебе скажу, на удачу, на любовь погадаю! – хриплым голосом, нараспев заговорила она, протягивая сморщенную руку. – Денежку положи, ничего не утаю!       Воспитанный в среде ученых монахов и библиотекарей, Линх волей-неволей питал скепсис по отношению ко всяческой уличной магии, но послушно полез в кошель. Нельзя было отказать ром в нескольких монетках, когда они только что радушно поделились с чужаками всем, чем могли.       Цепко схватив тяжелую ладонь Линха, гадалка поднесла ее к самым глазам.       – Ай, беда бросила тебя на дорогу… – заговорила она. – Вижу силу. Большая у тебя сила, родной, свернешь горы. Враги идут за тобой по пятам, но им тебя не взять! В будущем тебя ждет много тревог…       Но внезапно лицо Аркушуль странно исказились, словно что-то ее обожгло, и, оттолкнув от себя руку Линха, она зачастила скороговоркой:       – Будет у тебя дом – полная чаша, будет жена-красавица, будут детишки здоровые!..       Озадаченный Линх лишь переспросил:       – М-мм? Что ты видишь?       – Я тебе все сказала, – со страхом отвечала гадалка. – Что тебе нужно от меня? Вот, возьми их назад, свои проклятые деньги!              А потом и вовсе всё пошло наперекосяк. Гадалка что-то нашептала своим соплеменникам, и через пару минут весь табор схватился за ножи. На лезвиях играли блики костров, а ром наперебой кричали, чтобы Линх убирался прочь.       Со стороны казалось, что эти люди вынуждены защищать родные кибитки от вторжения свирепого врага. Линх поднял руки, показывая, что даже не притрагивается к оружию, но ром не желали ничего знать. Доказывая свою справедливость, они твердили, что никого не хотят прогонять, и остальные смогут мирно идти дальше с табором: «Пусть только он уйдет!»       Выбора не было, Линху и его друзьям пришлось на ночь глядя покинуть табор. Что же касается Рилла и его людей – оказалось, что племя ром направляется во Врата Бальдура. Один из бывших рабов был родом из Врат и утверждал, что там есть приют Ильматера, где им на время смогут дать кров. Поэтому они воспользовались возможностью и дальше продолжать путь с табором.              При свете последних лучей заходящего солнца неразлучная шестерка углубилась в лес. Им пришлось искать новое место для ночлега, пробираясь по хрустящему бурелому.       Линх совсем притих. Хмуро отмахиваясь от абсолютно потерявших совесть тощих комаров, он думал: «Что со мной не так?!»       На ходу Имоен слегка потянула Линха за рукав:       – Эй, старина…       – Что, Имми? – вздохнул тот.       Сдвинув брови и слегка закусив губу, девушка внимательно посмотрела на друга:       – Нам надо быть осторожными. Держать ухо востро.       – Почему? – удивился Линх. – Ты же не думаешь, что ром на нас нападут. По-моему, они только рады держаться от меня подальше, – с горечью добавил он.       Имоен развела руками:       – Слушай, Линх… Мало ли что себе напридумали ром! У них свои обычаи. Вдруг это просто какие-то ромские суеверия? Но… – Имоен слегка встряхнула непокорными рыжими прядями. – Кажись, я сообразила, что еще это может быть. Сказать?       Парень лишь недоверчиво повел плечом.       – Я думаю, старуха увидела… этого твоего демона в черных латах, – понизив голос, проговорила Имоен. – Я надеялась, что этот монстр от тебя отстал! Но раз гадалка так ужасно перепугалась, вдруг она нагадала, что он поблизости и даже может явиться за тобой прямо в их табор? Поэтому ром и захотели, чтобы ты ушел поскорей. Если мы остановимся на ночлег, нам лучше бы спать вполглаза, – оглянувшись в густом лесном сумраке, девушка поежилась.       Расслышав, что говорит Имоен, Джахейра огляделась по сторонам.       – Я узнаю эту местность, – сказала она. – Прибыв на Побережье Мечей, мы с мужем должны были встретиться с Горионом в гостинице «Дружеская рука». Сейчас мы недалеко от нее. Если вы готовы идти ночью, то обещаю, что еще задолго до рассвета мы будем на месте.       Это была хорошая новость. Даже не беря в расчет тревожную догадку Имоен про личного демона Линха, шестерке приключенцев гораздо больше улыбалось как-нибудь дотянуть до уютного безопасного убежища, чем коротать часы до рассвета в сыром, звенящем комарами лесу.       Глава 6              Постоялый двор «Дружеская рука» – в действительности целый каменный форт с подъемным мостом – уже двадцать лет как был объявлен нейтральным убежищем на Побережье Мечей.       На торговом тракте, носившем название Прибрежного Пути, полном разбойников, банд орков, хобгоблинов и багбиров, гостиница стала мирным пристанищем для множества усталых путников. В «Дружеской руке» никому не дозволено было хвататься за оружие, и гость любой расы, веры и даже с любым прошлым мог чувствовать себя здесь в безопасности.       Проснуться в одной из комнат такой гостиницы было настоящим наслаждением, особенно для скитальцев, привыкших спать в обнимку с оружием. Совсем другие ощущения, когда можешь обнять подушку! А что за блаженство – с утра заказать горячей воды, чтобы вымыться с ног до головы в здоровенной дубовой кади, и потом выпить кружку холодного, только что из погреба, пива. В общем, Линх и его соратники так и поступили.       Маленькая компания искателей приключений не торопилась покончить с обедом. Уже были съедены мясная похлебка, огромная яичница с ветчиной и гора печенья с чаем, а они все не спешили расходиться из-за широкого, чисто выскобленного стола.       Внезапно Имоен привстала, опираясь на плечо Линха, и пристально вгляделась в броско одетого молодого человека, только что вошедшего в трапезную. На нем была разноцветная куртка, за плечом лютня, черные волосы волнистыми прядями падали на плечи. Линху тоже этот парень показался знакомым. Ах да, на ярмарке в Нашкеле этот тип танцевал с Имоен! Линх растерянно приоткрыл рот, когда его подруга детства, заулыбавшись, помахала рукой:       – Ой, какие люди!       Молодой человек охотно ответил белозубой улыбкой и подошел к столу:       – Имоен, вот это встреча! Я счастлив видеть тебя живой и здоровой, учитывая… ну… твои приключения! Кстати, ты загорела.       – Это Гаррик, – сообщила Имоен. – Он бард. А это Линх.       – Какая честь! – воскликнул молодой бард. – Тот самый Линх, что вместе со своими друзьями изгнал всю нечисть из нашкельских шахт! Жители Нашкеля почитают тебя, как героя. Я как раз сложил балладу о твоих подвигах. Клянусь, она пользовалась огромным успехом!       – Ух ты! – взволнованно перебила Имоен. – Ты первый бард, Гаррик, который начал нас воспевать. Наконец-то, давно пора! Хочешь, я расскажу тебе еще кучу приключений: например, как мы с Линхом убили зомбячьего пахана Бассилуса? Мы еще кое-чем занимались, но пока это тайна. Готовятся сногсшибательные разоблачения! А ты споешь нам свою балладу?       – Конечно, спою, раз ты просишь! – Гаррик отвесил галантный поклон и взял в руки лютню. – «Баллада о подземельях Нашкеля», – провозгласил он.       Посетители притихли, Гаррик не стал скромничать и вышел на середину, собираясь выступать для всей гостиницы.       Голос у барда оказался что надо, луженая глотка, и пел он, по правде говоря, замечательно. Невольно посетители перестали стучать ложками, ножами и вилками.       Имоен особенно понравилось, что Гаррик посвятил каждому из спутников Линха по отдельному куплету. Бард отдельно спел даже про Бу, что пришлось очень по душе Минску. Посадив зверька на стол, следопыт воскликнул:       – Слышишь, Бу? Скоро хомяки прославятся, как верные спутники следопытов. До сих пор следопыты выбирали собак, волков или даже медведей, но теперь многие заведут себе хомяков!       Под конец баллады настала очередь Линха. Мягкий сердцем ильматари, Линх с железным кулаком. Не уступит этот парень, Если встретится с врагом. Пусть за голову героя Золота сулят мешок, Сам себе могилу роет, Кто скрестит с ним свой клинок! – пропел Гаррик.       Раскланявшись под аплодисменты, с раскрасневшимся от приятных ожиданий лицом Гаррик подлетел к Имоен. Однако тут беднягу встретил ледяной душ.       Девушка зашипела на него, словно кошка, которую погладили против шерсти:       – Ты что, не соображаешь?! С ума сошел, такое петь?       Сбитый с толку Гаррик разинул рот, недоумевая, чем мог обидеть ее. Но Имоен не унималась:       – Значит, ты везде шляешься и кричишь, что за голову Линха дают мешок золота? Вдруг какой-нибудь наемный убийца еще не слыхал! Ну, ничего, сейчас Гаррик всем расскажет, кого прирезать!       Имоен прогнала незадачливого красавчика-барда безо всякого сожаления. Однако Линха это натолкнуло на самые неожиданные, тревожные мысли. Он был не слепой и видел, что Имоен, конечно, не ребенок, оба они уже не дети. Неужели однажды она может влюбиться?       Насчет себя Линх был спокоен. Нет, не с такой рожей, как у него, по крайней мере. Имоен – другое дело, но почему ему кажется странным, если бы вдруг ей кто-то стал нравиться?       Линх не ревновал. Слишком уж глупо воображать, что они с Имоен так на всю жизнь и останутся вдвоем, как в Кэндлкипе. Никого к себе не привяжешь, бессмысленно даже злиться.       Но почему-то Линху казалось, что, когда Имоен впервые по-взрослому полюбит какого-нибудь парня, то будет перерезана последняя ниточка, связывавшая их с детством.       – Ау, есть кто дома? – тронув его за плечо, окликнула Имоен.       Словно разбуженный, Линх повел взглядом и вдруг увидел, что остальные его спутники уже вышли из-за стола. Лишь Имоен с доброжелательным любопытствам уставилась на него.       – Слушай, какие мужчины тебе нравятся? – топорно изобразив непринужденность, произнес Линх.       Но Имоен не удивилась и махнула рукой:       – Никакие. Старик, нам надо спасти Побережье Мечей, а потом я хочу путешествовать! Прикинь, куча мужчин, едва в них влюбишься, ждут, чтобы ты все бросила и плясала вокруг них. «Эй, разве это любовь, если ты хочешь спасти Побережье Мечей и путешествовать, а не заботиться, хорошо ли я поел, и не нужно ли постелить чистую постель, чтобы я отдохнул?» Ха! Раз так, я лучше сначала постарею и найду себе милого старичка, вроде господина Э., но губить свою молодость – нет уж!       – А откуда ты знаешь, что мужчины так думают? – в недоумении спросил Линх.       Имоен рассмеялась:       – Дружище, послушай тетушку Имми! Это ты рос в келье. А я, если ты случайно забыл, росла при трактире. Поверь, Линх, я знаю еще целый миллион вещей, которые для тебя сюрприз.              Дальнейший путь шестерки приключенцев лежал на север, во Врата Бальдура.       Когда-то Халид сказал Ксану: «Мы не можем туда идти, Линха там убьют!» Во Вратах повсюду были развешены объявления о награде за его голову, и значит, кому угодно могло вздуматься поправить свои финансовые дела, вогнав ему в спину нож в темной подворотне.       Однако след неумолимо вел туда: во Вратах Бальдура располагалось главное представительство Железного Трона на Побережье Мечей.       Местоположение Врат было исключительно выгодным – ровно на полпути между Глубоководьем и Амном, еще двумя великими торговыми мегаполисами. И кроме того, оно было сказочно живописным.       Солнечным вечером путешественники очутились на пронзительно зеленой равнине. Впереди сквозь просветы в бурой скальной гряде виднелось спокойное море, на голубой глади чернели пятна рыбацких лодок. В той же стороне сгрудились хибары с желтыми соломенными крышами. Одна из них, как нарочно для колорита, примостилась на отшибе у подножия скал.        Это был пригород Врат Бальдура.       Завтра путешественники будут уже там, а сегодня они рассчитывали заночевать на морском берегу и искупаться. Все же перед тем как войти в большой процветающий город стоило как следует отмыться.       Просить ночлега в деревне шестерка путников не собиралась. Однако у жителей должны быть колодцы, а значит, у них удастся пополнить свой запас пресной воды. Ближе всего по дороге стояла как раз хижина на отшибе, старая и ветхая, окруженная запущенным садом. Правда, при взгляде на нее возникали некоторые сомнения, не заброшена ли она. Но в любом случае, если даже лачужка покинута, во дворе вполне мог найтись колодец со студеной чистой водой.       Сквозь нагретую вечерним солнцем траву, разбрызгивая вспугнутых кузнечиков, путешественники не торопясь продвигались вперед, как вдруг сонную тишину разорвал злой, почти кошачий визг. Он доносился из самой лачужки, а вслед раздались пронзительные крики:       – Вошли вон, псы!.. Отпусти, прокляну! Убери от меня свои поганые лапы, гад!       В следующую секунду Линх бегом кинулся к хижине. Это был голос ребенка, и не оставалось сомнений, что ребенку грозила беда. Спутники бросились за ним, но он успел опередить их. Линх примерялся было вышибить ногой дверь, но в последнее мгновение заметил, что она закрыта неплотно. Поэтому уже на пороге парень спохватился: может, не стоит так сразу крушить чужой дом? Он просто распахнул дверь рукой и перешагнул через порог.       – Вон пошли! Отпусти!..       – Никто тебя не услышит, маленькая шлюшка, – сквозь зубы процедил кто-то ровно в тот миг, когда Линх отворял дверь.       Поэтому, сделав шаг внутрь, Линх хрипло выдохнул:       – Услышит…       Наступила тишина. Линх вытаращил глаза, словно бы для того чтобы убедиться, не обманывают ли они его. У него перехватило дух: трое мужчин держали извивавшуюся девочку-подростка, у одного из троих были уже спущены штаны, на ней задрано изорванное синее платье, а желтые соломенные волосы дико растрепаны.       Трое местных – наверное, рыбаков из деревни – тоже оторопели.       Хотя Имоен часто дразнила Линха тугодумом, иногда он соображал очень быстро. Загородив своими широкими плечами вход, он предупредил своих спутников:       – Не входите!       Ему не хотелось, чтобы на девочку сейчас смотрели чужие люди. Она, как змея, вывернулась из рук рыбаков и отскочила в угол лачужки. По подбородку с разбитых губ текла кровь, из глаз брызгами летели слезы ярости и отчаяния.       Линх молча оскалил клыки, свирепо, как никогда.       – Убей их! – прошипела девочка, подняв на Линха полные ненависти глаза. – Они убили мою мать, убей их!       – Ее мать была ведьмой! – перебил один из рыбаков. – Она каждый день требовала с нас дань Амберли, а когда мы отказались платить, потопила наши лодки.       При имени Амберли, Королевы Глубин, Линх вздрогнул. Это была морская Богиня Ярости. Ее писания гласили: «Море – дикое место, и тем, кто осмеливается отчалить от берега, следует заплатить. Все должны бояться Амберли, поскольку ветер и волны могут достать всюду, если возмущены. Заставьте народ бояться ветра и волн, пока жрица Амберли не защитит их».       – Это ребенок, – упрямо проговорил Линх.       – Убей их! – прошипела девочка, не вытирая своих злых слез.       – Ведьмино семя! Она тоже научилась от своей мамки, нам от нее теперь житья не будет, – ответил рыбак.       Но его приятель, похоже, решил сбавить градус напряженности и доверительно подмигнул Линху:       – Девка в самом соку, свеженькая. Эй, мы всего-то думали попользоваться каждый по разочку, парень!.. Слушай, да она сама этого хочет!       Третий, вдруг ощутив что-то неладное, предложил:       – Хочешь, бери эту маленькую потаскушку себе?       – Убей их! – мстительно повторила девочка.       Внезапно Линх проронил:       – Да будет так.              Спутники Линха топтались у порога. Джахейра осторожно заглянула в окно и, нахмурившись, сделала знак остальным, призывая послушаться Линха и оставаться на месте.       Очень скоро скрипучая дверь хижины отворилась, и девочка лет двенадцати со спутанными соломенными волосами, в разорванном мятом платье выскочила наружу. На ее щеках подсыхали дорожки слез, а злые зеленые глаза сверкали, как у испуганного и разъяренного котенка.       В лачужке послышался грохот, словно что-то ударилось в стену, опрокинулась, затрещала какая-то рухлядь, и раздались потрясенные вопли: «Ты что, парень?.. Очумел?! За что?.. Что ты за зверь, ты убийца!..» Но все это очень быстро закончилось.       Снова протяжно заскрипела дверь, и из лачужки, нагнув голову, чтобы не ушибиться о притолоку, выбрался Линх. Он стискивал в левой ладони кулак своей правой руки, хмурился и не говорил ни слова.       – Дружище, Бу не понимает, что случилось, растолкуй нам! – воскликнул встревоженный Минск.       Линх посмотрел на него, точно не слышал. Ведьма Динахейр незаметно потянула своего могучего телохранителя за рукав. Джахейра и Халид медленно переглянулись, словно безмолвно переговариваясь о чем-то.       Но взъерошенная девочка, бросив взгляд на свою жалкую лачужку, встрепенулась.       – Сожги дом! – не унималась она.       Чуть помедлив, Линх с озабоченным видом спросил:       – А где ты тогда будешь жить?        – Жрицы заберут меня в храм Амберли, – ответила девочка. – Я должна встретиться с ними у городских ворот. Сожги эту несчастную халупу!       Линх повернулся лицом к ветхой лачуге и воздел руки.       – Да низойдет небесный огонь! – начал воззывать он. – Да испепелит это жилище, и это место очистится...       Пока Линх читал свою молитву, Имоен лихорадочно думала: «Что с ним такое? Кажется, я теперь понимаю не больше, чем хомяк!»       Сухонькая, словно пучок сена, лачужка вспыхнула как трут. Однако из нее, кроме треска пламени, не донеслось ни звука. Те трое действительно были мертвы…              Закат переливался всеми оттенками красного, отражаясь в море. На небе не виднелось ни облачка, а водная гладь застыла, как зеркало. Вечер был настолько спокоен, насколько вообще может быть спокоен вечер вне домашнего крова.       Путешественники расположились на ночлег под нависшей козырьком скалой. Природная крыша надежно защищала убежище от палящих лучей закатного солнца, чистый пол состоял из галечника. Тения – так звали девочку – показала чужакам свой потайной уголок.       Она не сводила с Линха восторженного взгляда зеленых глаз, горевших мстительным торжеством. Это могло казаться странным, а в ребенке даже пугающим, но девочка, с малых лет воспитанная в духе амберлантов, имела твердое сердце.       Над выложенным камнями очагом закипел котелок, и стоянка наполнилась уютным запахом горячей снеди. Казалось, все встало на свои места, но ко вкусу горчащего на губах дыма примешивался еще какой-то странный привкус – растерянности?..       Ни у кого не вызывало сомнений: местные рыбаки пошли на страшное дело. Они врали, что оставили бы Тению в живых. Не могла эта троица не понимать, что девчонка сразу же кинется в храм и все расскажет мстительным жрицам Королевы Глубин!       Но маленькую компанию приключенцев поразила жуткая решимость, с какой Линх совершил свой суд. Все были неразговорчивы в этот вечер, хотя он и выдался таким приветливым с виду.       Только Минск, склонившись над прикорнувшим в его сложенных лодочкой ладонях Бу, что-то ворчал про себя, но остальные привыкли, что рашеми часто разговаривает со своим хомяком.       Внезапно, вскинув бритую голову, покрытую боевой раскраской, Минск поднял на Линха наивные голубые глаза:       – Вот как, Линх тоже иногда приходит в ярость! Теперь Минск понимает. Минск тоже бывает в буйной ярости, когда случаются плохие вещи…       Но Линх с непривычной в нем горячностью, с жестами, воскликнул в ответ:       – Почему все думают, что ильматари положено только лечить и прощать?! По-вашему, Плачущий не способен гневаться? Пусть гнев Ильматера нелегко возбудить, но он ужасен перед лицом жестокости. Сломанный Бог беспощадно наказывает тех, кто может повредить детям. В писаниях гнев Ильматера называют «гневом, рожденным из сострадания». Я не должен быть милосердным ко всем без разбора! Что же вы все смотрите на меня, будто не узнаете?!       Глава 7              Любой путешественник мог попасть во Врата Бальдура лишь двумя способами: либо высадившись в порту, либо пройдя через заставу, известную как Перекресток Вирма.       На старинном каменном мосту через реку Чионтар стражники досматривали ввозимые в город грузы и взимали пошлину с проезжающих.       У моста вечно толкалась очередь, скучая, ворча и обмениваясь сплетнями. Чего тут бывало не расскажут! Как громадная виверна прямо на глазах пастуха украла корову из деревенского стада. Как возобновилась добыча руды в Нашкельских шахтах, и окрестные жители вновь потянулись туда на заработки. Как зловещая гадалка из племени ром пророчила что-то о кровавой тьме, надвигающейся на Побережье.       Торговка, примостившись на краю своей телеги, вздохнула:       – А вот бродячий певец давеча пел, какая-то появилась шайка… или уж не знаю, как их и назвать… Вроде бы они обещались сделать так, чтобы наши напасти кончились. И где запропастились, куда сгинули?       – Барды часто сочиняют из головы, – объяснил ей небритый мужчина неопределенного рода занятий. – Может, их и не существовало никогда.       Тем временем показалась горстка вновь прибывших: шестеро вооруженных путников и светловолосая девочка-подросток в оборванном синем платье. Они тоже расположились перед входом на мост в самом хвосте очереди.              Солнце уже стояло в зените, когда маленький отряд искателей приключений добрался до Перекрестка Вирма. Тут же Тения с нетерпением принялась вертеть головой, высматривая кого-то в толпе. И впрямь, у входа на мост ее дожидались две жрицы в синих рясах с капюшонами – церемониальных нарядах амберлантов.       Передав девочку будущим опекуньям, Линих и его спутники проторчали возле заставы еще часа два, дожидаясь, пока их впустят.       Наконец настал их черед взойти на мост, и пожилой седоусый стражник потребовал:       – Назовите цель своего прибытия.       Его помощник-писарь в это время обмакнул в чернильницу потрепанное гусиное перо, приготовившись записывать.       – Мы прибыли, чтобы сообщить важные сведения о железном кризисе, – ответил Линх. – Проводите нас к начальнику стражи!       Сердце его сильно билось. Что если стражник не захочет пускать кучку бродяг к начальству? Можно с боем прорваться через весь Клоаквуд, можно найти способ затопить подземный склад с могучим магом на нижнем ярусе, но как обойдешь бюрократа…       Однако усатый стражник смерил парня пристальным взглядом:       – Линх из Кэндлкипа? – и приказал писцу. – Не пиши!       Удивленный Линх подтвердил это лишь решительным кивком головы.       – Сударь, извольте следовать за мной, – отчеканил стражник.        Линх оглянулся на спутников.       – Мы б-будем в «Застенчивой Русалке», – кивнул ему Халид.       Странное название гостиницы «Застенчивая Русалка» они слышали от Ксана. На прощанье Серый Плащ сообщил своим попутчикам, где его искать, если он все еще будет находиться в городе.              Каждое утро густонаселенный и процветающий город распахивал ворота перед толпами разномастных приезжих. И каждый прибывший, впервые ступая на мостовую Врат Бальдура, ощущал восхищение и робость перед многолюдьем, высотой стен, запутанностью улиц и несметным числом храмов, гостиниц, магазинов и официальных зданий.       Но больше всех захватывало дух у Имоен. Чуть не с рождения ее тянуло путешествовать, но не в саванны и джунгли Чалта, не в снежные степи Рашемана, а туда, где полно народу, голова идет кругом от новостей, и чуть зазеваешься – попадешь в переделку! После Кэндлкипа бесшабашная девчонка рада была и сквознякам Нашкеля, и уютной тишине Берегоста, но только беспорядочная толчея Врат Бальдура могла привести ее в восторг.        Город был выстроен сплошь из камня. Узкие стрельчатые окна домов снабжены ставнями, чтобы не впускать в комнаты холодный ветер и надоедливый галдеж морских птиц. Весь год, за исключением короткого лета, во Вратах было пасмурно и влажно от дождя, мокрого снега или тумана. Из-за повседневной сырости жители даже не сушили на балконах постиранную одежду, продавцы не использовали открытые витрины, а на казенных учреждениях редко развевались флаги. И сейчас, пускай день и выдался солнечным, город выглядел слишком бедным на яркие краски. Единственным украшением улиц был ползучий виноград, свисавший из ящиков под окнами. Но все равно Имоен с жадностью схватывала мельчайшие впечатления.              Жители нищей северо-восточной части города всегда обходили стороной длинное низкое обветшалое здание со сложным лабиринтом пристроек и флигелей. Это и была гостиница «Застенчивая русалка» – надежная крыша для всякой сомнительной публики, матросов, наемников и бандитов, мошенников и бродяг.       Едва толстая дубовая дверь «Русалки» со скрипом растворялась, к новичку поворачивалось множество обветренных красных шей, покрытые шрамами рожи расплывались в жутком оскале, а цепкие, хоть и хмельные глаза обшаривали вошедшего с головы до пят.       Но пятеро путников, переступившие порог, не дрогнули.       Странствуя на Запад с самого Неприступного Востока, Динахейр и Минск повидали притоны и пострашнее. И не только повидали, а, бывало, что маленькая смуглая ведьма вместе со своим могучим телохранителем преподавали свирепым завсегдатаям хорошо запоминающийся урок приличных манер.       Что касается Джахейры и ее мужа Халида, то и они ни капли не побоялись бы войти в эту неприветливую гостиницу даже вдвоем, не то что впятером.       Рядом с ними чувствуя себя храбро, Имоен с увлечением рассматривала живописную коллекцию бродяг и морских волков, развалившихся за столами с огромными кружками в руках и трубками в зубах. Ее озорное воображение тут же дополнило каждого из них, превратив одну ногу в деревянный протез, а на плечо посадив попугая.       Управлял «Русалкой» некий Борк. Был он лысый, бородатый и толстый, точно ходячая бочка. Глаз у этого Борка был наметанный и сразу определил, что видит не случайных гостей, а будущих постояльцев.       – А, добро пожаловать, – улыбаясь с видом этакого рубахи-парня, пророкотал он. – В «Русалке» вам могут воткнуть перо в бок или увести кошелек, но в остальном тут очень приличное заведение, и клопов нет.       Имоен ухмыльнулась, оценив шутку.       – Любезный трактирщик, – со своей обычной витиеватостью проговорила Динахейр. – Знай же, что под твой кров привело нас желание повстречать друга, именующего себя Ксаном. Он поставил нас в известность, что остановится в этой славной гостинице, и мы преисполнены надежд найти его здесь.        Борк даже не моргнул. За свою жизнь он слыхал столько акцентов и различных манер выражаться, что его ничем нельзя было удивить.       – Ксан, Ксан… – пробормотал он, уклончиво пожимая плечами. – Нет, не знаю… Но если вы закажете выпивку и посидите немного, возможно, он сам вас найдет.              Борк предложил гостям по кружке морского эля и местное блюдо – хлеб с подливкой, то есть хрустящие булки, политые густым мясным соусом. Все это оказалось очень недурно, чтобы перекусить в ожидании развития событий.       Ксана, кстати, долго ждать не пришлось. В своей серой дорожной мантии с неизменно привешенным к поясу Лунным Клинком эладрин сильно выделялся среди местных забулдыг болезненным телосложением и мрачным видом.       Вся компания обменялась приветствиями, но темно-синие, без зрачков, глаза Ксана были по-прежнему подернуты печалью.       – Рад, что вам удалось добраться до Врат Бальдура, – сказал эладрин, с особым сочувствием поглядев на Имоен. – И скорблю о вашей потере.       Озадаченная девушка уставилась на него:       – Ксан, о какой потере?       – Вас осталось пятеро. Не удивлен. Я предупреждал, что враг слишком силен, богат и влиятелен. Как он погиб? – спросил Ксан.       – Кто?! – всплеснула руками Имоен.       – Тот юноша, целитель-ильматари… – начал эладрин.       Имоен перебила:       – Линх!.. Ужас, Ксан, ты во всем видишь худшее!       – Линх цел и н-невредим, – успокоил Халид.       – Больше того, – вкрадчиво понизив голос, добавила Джахейра. – Чутье не подвело нас в Клоаквуде. Теперь мы знаем, кем были посеяны семена всех несчастий на Побережье Мечей.              Прямо в этот момент Линх, сжимая в руках свой потрепанный дорожный дневник, стоял перед самим маршалом Скаром.       Живя на Побережье Мечей, имени Скара невозможно было не знать. Это был матерый блюститель закона, уже много лет занимавший должность маршала Пылающего Кулака – личной гвардии герцога Эльтана. По воле герцога, Кулак служил всему городу, выполняя наиболее опасные обязанности городской стражи.       Линха доставили в резиденцию Пылающего Кулака – мощный каменный форт в западной части города. Скар квартировал здесь же.       Когда молодого человека ввели в кабинет, маршал сильно выпрямился в своем высоком деревянном кресле возле камина и отрывисто приказал охране:       – Благодарю! Можете идти!       По-солдатски коротко стриженный, чисто выбритый, с открытым загорелым лицом, Скар вызывал к себе доверие.       – Мне давно хотелось посмотреть собственными глазами на Линха из Кэндлкипа, – он окинул оценивающим взглядом высокую, широкоплечую фигуру вошедшего. – Еще с весны город завален объявлениями о награде за вашу голову, сударь, – маршал Скар помахал в воздухе листом бумаги со штрихованным портретом.       – Это Железный Трон, – произнес Линх. – Я знаю.       – И я знаю, – пошел начистоту Скар. – Но мне не хватает улик. А Трон – влиятельный торговый альянс, так просто его не свалишь. Сядьте.       Не расслабляясь, Линх уселся в простое прочное кресло, такое же, как у маршала.       – Некий Рилл пробился к одному из моих офицеров и сообщил о подземном складе в Клоаквуде, где его с товарищами держали в рабстве, – продолжал маршал. – По словам Рилла, это вы со своим отрядом спасли невольников. Также он утверждал, что вы со дня на день появитесь во Вратах Бальдура, поэтому я отдал приказ кордону на Перекрестке Вирма, чтобы вас немедленно привели ко мне.       – На затопленном складе остался огромный запас руды и железа! – нетерпеливо воскликнул Линх. – Вы послали туда людей?       Маршал слегка улыбнулся. Он был способен понять своего молодого собеседника. Парень с горсткой наемников совершил почти чудо: он в шаге от того, чтобы покончить с кризисом на Побережье Мечей. Конечно, сейчас у него все кипит, он боится наткнуться на бюрократию и пренебрежение.       Но Линх волновался зря. Маршалу Пылающего Кулака было не менее важно, чтобы угроза миру на Побережье была предотвращена.       – Успокойтесь, сударь, – дружелюбно повторил Скар. – Клянусь, я не упущу ни унции этого железа. Скоро кузницы в наших краях заработают так, что небу станет жарко!       Тогда Линх и протянул маршалу свой дневник:        – У меня есть улики против Железного Трона.       Взяв потертую тетрадь, маршал Скар быстро сдвинул брови и начал листать исписанные каллиграфическим почерком, но подпорченные искрами от костров и дорожной грязью страницы. Линх молча ждал.       – Послушайте, – закончив листать дневник, сощурился Скар. – Не буду скрывать: я поражен вашими достижениями. Столько храбрости, самоотверженности и удачи редко встретишь в наши тяжелые дни! – и, помолчав, внезапно добавил. – Мне нужна ваша помощь. Не удивляйтесь... Это одна из причин, по которой я постарался перехватить вас еще на Перекрестке Вирма. Мы уже выяснили, что у нас с вами один враг. К сожалению, законными способами подкопаться под Железный Трон у меня не вышло. Я попал в положение, когда вынужден просить помощи! И хочу нанять вас лично, как наемника, сударь. После всего, что мне довелось о вас узнать, я, пожалуй, рискну доверить вам свою репутацию…              Тем временем в «Русалке» Имоен воспитывала Ксана:       – Ладно, Ксан, тебя просто слишком ранит, что у людей, по меркам эладринов, чересчур короткая жизнь. Если бы ты слышал себя со стороны! «Вы умрете, ты умрешь, он умрет, все умрут!» Тебе только кажется, что мы хотим об этом поговорить. Нас самом деле люди вообще стараются не думать о смерти. Ну, конечно, если этот человек – не гробовщик.       Однако, несмотря на свою оптимистичную речь, Имоен уже давно сидела как на иголках. Толстая дверь таверны то открывалась, то закрывалась, но всякий раз это был не Линх. Девушка встревоженно наматывала на палец прядь своих рыжих волос, гадая: «Что случилось? Вдруг он заблудился? Он же совсем не знает города!»       Не усидев больше за столом, Имоен встала и подошла ближе к двери. Тут как раз громоздкая створа вновь заскрипела, и на пороге выросла знакомая статная фигура.       Линх шагнул через порог, озираясь, но обзор ему заслонил мощный темнокожий огр с плоской рожей и костяным ожерельем поверх вонючего кожаного нагрудника.       – Гм… – промычал он. – Я – Ларц! Ты – Линх. Не отпираться! Ларц охотник за головами, он будет получать гору золота за твоя голова!       На секунду Линх опешил, разглядывая огра, потом миролюбиво ухмыльнулся:       – Гору золота? Я тоже не отказался бы получить гору золота. Но Ларц обознался. Я вовсе не Линх.       Огр упрямо топнул ногой:       – Ларц видеть рисунок, и вот Ларц смотреть на тебя. Ты как на тот рисунок!       – Посуди сам, – возразил Линх. – По-твоему, гору золота дают за любого размазню? Если объявления про этого парня расклеены на каждом шагу, а его никто еще не прикончил, значит, он не какой-нибудь слабачок, верно?       Ларц наморщил желтый, как дыня, лоб:       – Нет, не слабачок!       – Поверь, настоящий Линх – кровожадный выродок, стал бы он тут перед тобой распинаться? – подхватил парень. – Он сразу бы кинулся в драку! А я с тобой спокойно разговариваю, хоть ты мне и угрожал, разве я похож на Линха?       Узкие глазки огра озарил проблеск мысли:       – Линх не размазня. Линх не болтать языком, а всегда хотеть драться! Ты не похож на Линх…        Слышавшая все до последнего слова Имоен сунула палец в рот и больно его прикусила, но все равно даже пискнула от восторга. Как она соскучилась по топорным, наивным хитростям Линха, на которые повелся бы разве дубина огр!       Линх посторонился, давая дорогу разочарованному охотнику за головами. Протиснувшись мимо него, огр вышел из таверны, все еще ворча про себя:       – Ларц обознаться. Ларц убивать, а ему бы не заплатить. Даже спасибо не сказать…       Раскрасневшись от сдерживаемого смеха, Имоен подскочила к Линху и стукнула его кулаком в грудь:       – Ой, не могу, ты даешь, старина! Ну, идем скорей, тебя все заждались.       Она никогда толком не старалась соразмерять силу своих дружеских тычков, ведь с такой грудной клеткой, как у Линха, это было то же самое, что колотить в стену. В ответ он только приветливо скалил зубы.              Когда вся компания воссоединилась, Ксан предложил перейти в его комнату, чтобы можно было поговорить, не опасаясь лишних ушей.       Комнаты в «Русалке» были мрачные, с низкими потолками, обставленные разномастной мебелью, видавшей лучшие дни. Но главной достопримечательностью были тяжелые двойные засовы на дверях изнутри. Эта необходимость была вызвана тем, что в таверне давно вошли в обычай яростные разборки между посетителями. Иной раз потасовка достигала такого накала, что начинался форменный погром, и драчуны вламывались даже в номера. Поэтому вскоре комнаты в «Русалке» были укреплены, превратившись в настоящие бастионы, и завсегдатаи, в чьи планы не входило побоище, всегда могли запереться у себя.       Ксан заказал у Борка обед и велел принести в комнату еще несколько стульев.       Наконец можно было поговорить без обиняков. Не теряя времени, Линх поделился хорошей новостью: еще немного, и руководство Железного Трона можно будет арестовать. Маршал Скар медлит, лишь потому что понимает: судебный процесс будет сложным, каждая улика на счету, и каждая будет оспариваться адвокатами до абсурда. Нужны еще доказательства, чтобы ударить наверняка.       – Слушай, Ксан, – встрепенулся Линх. – Ты же тоже расследуешь кризис. Ну и как, нашел что-нибудь, что может помочь?       Серый Плащ пожал плечами:       – В сущности, моя миссия выполнена, я могу вернуться в Эвереску.       Маленькая компания радостно оживилась, но Ксан задумчиво пояснил:       – Что ж… Они все замешаны: Рейлтар Анчев – глава совета директоров Железного Трона, члены совета – Брунос Костак, Талдорн Тенхевич. Сын Рейлтара Саревок отвечает в основном за охрану и связи с бандитами. Мулахей, Тазок – это все его марионетки. Как мы и предполагали, они создали искусственный дефицит железа и намерены разжечь войну с Амном, чтобы сбывать оружие и доспехи по безумной цене. Однако… – Ксан вздохнул. – Доказательств в вашем, в человеческом смысле у меня нет. Я эладрин и Серый Плащ. Для Старейшин Холмов Эверески достаточно моего слова, в крайнем случае, они могут прочитать мои мысли. Мне не приходится таскать с собой в мешке улики в виде каких-либо бумаг и… всяких штук.       – Отец говорил: «Некоторые думают, будто на золоте не видны пятна крови», – нахмурился Линх. – Чума на тех, кто хочет нажиться на войне! Но мы еще найдем и бумаги, и всякие штуки. Маршал Скар указал, где можно их поискать.              Своим друзьям парень сообщил:       – Мы должны выяснить, что случилось с главой торгового дома «Семь Солнц» господином Джассо.       – Что же могло с ним приключиться? – осведомилась Динахейр.       – Он у себя в конторе, – ответил Линх. – Ну… то бишь Джассо уже месяц никуда не выходит из конторы. Маршал Скар – его старый друг – заглянул в особняк Джассо, слуги сказали, что хозяин даже не ночует дома.       – А он ж-женат? – спросил Халид. – Может быть, п-поссорился с женой?       – Нет, не женат, – ответил Линх. – Я еще не сказал главное. Торговый дом терпит громадные убытки, потому что Джассо заключил несколько крупно невыгодных сделок. Похоже, «Семь Солнц» обанкротится.       – Ух ты! – вырвалось у Имоен. – Это какая-то коварная интрига. Может быть, Джассо шантажируют? Может, его держат в конторе насильно и заставляют подписывать проигрышные контракты? Кому это выгодно?       – Скар думает: Железному Трону. «Семь Солнц» – его главный конкурент.       Джахейра строго сдвинула брови:       – Для чего же маршалу Пылающего Кулака понадобились наемники? Разве что-то мешает ему прийти к господину Джассо в сопровождении своих воинов и вызволить его?       – В этом и вся штука, маршал Скар так и поступил, – прояснил положение дел Линх. – Но Джассо выставил его за двери со скандалом. Понимаете? Будто бы у него все в порядке, и чтобы Скар не совал нос, куда не просят. Тут что-то не так…              За окнами уже смеркалось. Линху и его спутникам пора было расстаться с Ксаном и самим обосноваться на ночлег.       Остановились они в грошовых комнатах в «Застенчивой Русалке».       Первой юркнула в кровать Имоен. Ее сразу разочаровали колючее одеяло и сырые простыни, но когда постель начала согреваться, она решила, что это пустяки.        Что ж, на следующий день у Имоен намечалась масса хлопот. Она-то знала, кому придется залезть в контору Джассо. Но сперва надо было как следует выспаться.              Взошла круглая луна, осветив грязную улочку перед «Застенчивой Русалкой». Халид и Джахейра вышли из таверны, сказав своим спутникам, что хотят прогуляться перед сном. Никто не обратил на это внимания: муж и жена должны иногда побыть вдвоем, семья имеет право на секреты.       В «Русалке» сутками не стихал гомон, и чтобы уединиться в тишине, Халид с Джахейрой решили побродить по улицам.       Взяв жену под руку, Халид наклонился к ней, чтобы можно было говорить вполголоса.       – Жаль, что раньше я не п-послушался тебя, д-дорогая… Помнишь, на ярмарке ты с-сказала, что ему нужно немедленно открыть п-правду? Ты решила мудро, а я т-тебя отговорил…       Джахейра удивленно вскинула брови:       – Но Халид, я хотела тебе сказать, что твой совет был мудрее! Я рада, что ты не позволил мне сломить его дух.       Муж и жена посмотрели друг на друга так озадаченно, будто случайно стукнулись лбами. Наконец Халид попытался начать снова:       – Он зашел с-слишком далеко. Тем с-сильнее будет его разочарование, когда он узнает, п-понимаешь? Больше всего я боюсь, что он узнает с-случайно. Та жуткая старуха-ром, – передернул плечами Халид, – не будь она настолько напугана, вполне могла ему с-сказать! Мы д-должны сами открыть п-правду, пока не поздно, Джахейра.       Выслушав мужа, друидка покачала головой:       – Помнишь, Халид, как мы впервые повстречали его? Только что из безопасного гнездышка, мальчик, воспитанный на книгах и советах доброго старика. Погляди, кем он стал! Надеждой всего Побережья Мечей! И если мы сейчас развяжем языки, то сломаем ему крылья.       – Нет, д-дорогая, – волнуясь, перебил Халид. – Истекает последнее в-время, когда мы еще м-можем открыть ему п-правду, как друзья, д-даже опекуны, хотя, к-конечно, мы никогда не н-навязывались в дяди и тети. Иначе однажды он узнает все сам, от ч-чужих, по закону п-подлости – в ту минуту, когда м-меньше всего будет готов. Если уж использовать твое с-сравнение, то ему неизбежно с-сломают крылья и без нас, только в с-самый неподходящий момент, где-нибудь над обрывом.       Прервав этот странный разговор, который был бы непонятен ни одному случайному слушателю, супруги-полуэльфы некоторое время шли рядом молча, погруженные в свои мысли. Неприветливый бедный квартал был окутан мраком: городские власти не тратились на его освещение. От каменных зданий веяло сыростью.       – Что ж, – наконец проронила Джахейра. – Во Вратах Бальдура непременно должен быть кто-нибудь из наших Мастеров. Нас с тобой, дорогой, не посвящали в подробности, с Линхом собирался поговорить сам Горион. Лучше, если сейчас Линх встретился с кем-то из старших, знающих больше нас. А мы постараемся поддержать его, как положено хорошим тетушке и дядюшке, – обреченно вздохнула она.              С самого утра Имоен оживленно сообщила, что собирается пойти взглянуть на «Семь солнц».       – Воры всегда сначала наблюдают за домом снаружи, прежде чем залезть, – заявила Имоен. – А залезть – это самое умное, что только можно сейчас придумать!       Халид покачал головой:       – Откуда ты з-знаешь? Ведь ты раньше никогда не з-забиралась в чужие дома.       Девушка задорно улыбнулась:       – А вот и забиралась! В Кэндлкипе, – и примирительно добавила. – Мне просто хотелось пару разочков попробовать, как это получится. Ой, Халид, да я понимаю, что хозяевам это не понравилось бы. Но я ничего у них не взяла, наоборот, даже оставила на столе печеньки. Ведь я дочь трактирщика, печенья у меня всегда было завались!       Позавтракав, Имоен отправилась на разведку, пошляться вокруг конторы Джассо.       Линх тоже собрался уходить. Он хотел навестить Рилла в приюте Ильматера.       К нему присоединился Халид: уже давно друзья условились, что Линх не станет никуда отлучаться один, тем более что награда за его голову росла как на дрожжах.       Вдвоем с Халидом они направились в город, по пути спрашивая дорогу у встречных. Вскоре некая любезная женщина посоветовала, если им нужна ночлежка, пересечь рыночную площадь, дойти до храма Хельма и свернуть направо. Это была удачная подсказка: шумный рынок трудно было не заметить, а за пестрым морем лотков и лавок еще издали возвышалась каменная церковь хельмитов с окнами-бойницами. Наконец Линх и Халид оказались у зарешеченных ворот, над которыми торжественно блистал святой символ Бога-Стража: латная перчатка.       Повернув на соседнюю улочку, Линх начал нетерпеливо озираться. Неужели горожанка что-то напутала? Здесь не было ничего похожего на еще один храм.       Внезапно в конце улицы парень наткнулся на дощатый сарай. Над его покосившейся дверью висела покрытая пылью дощечка с нарисованным потрескавшейся краской символом Ильматера. Линх в замешательстве остановился.       – Если хочешь, иди, – предложил Халид. – Я буду н-неподалеку.       Хотя он большую часть своей жизни провел в казармах, однако всегда отличался утонченной деликатностью. Сейчас Халид чувствовал, что для Линха наступил особенный момент. Наверняка он захочет поговорить со священником и помолиться наедине.       – Спасибо, – неловко улыбнулся Линх. – Я недолго.       – У тебя с-столько времени, сколько пожелает т-твое сердце, – успокоил калишит.               С учащенным дыханием Линх переступил порог. Пол барака был застлан свежей соломой, кроватей не было, но несколько ящиков заменяли стол и табуреты вокруг него. Отовсюду так и сквозило нехваткой самого необходимого.       Сейчас в бараке находился только один человек. К удивлению Линха, это был вовсе не жрец Ильматера в серой робе, а худощавый черноволосый парень в простой потрепанной одежде, который, сидя на ящике, пришивал заплату на одеяло.       Услышав, как скрипнула дверь, он поднял голову и, радостно улыбнувшись, вскочил на ноги:       – Линх! Я почему-то ждал, что ты зайдешь.       Вставая, он привычно схватился рукой за самодельную трость, и только тогда Линх узнал его. Он запомнил Рилла сразу после освобождения из катакомб, одетым в такое рванье, что просвечивало голое тело, с нечёсаными грязными космами и бледным лицом, отвыкшим от дневного света. Теперь его кожа была обожжена красным загаром, а в остальном Рилл казался самым обыкновенным обывателем.       – Я только вчера вошел в городские ворота, – тоже обрадованный, сказал Линх. – Ром помогли вам добраться?       – Да, – кивнул Рилл. – Они странствуют своими тайными тропами, так что мы добрались очень быстро. Я от души благодарен ром… Но их почему-то заклинило на тебе! Сколько я ни пытался втолковать им, что ты хороший парень, они при одном твоем имени хватались за ножи. Суеверный народ, – виновато добавил Рилл. – Во Вратах Бальдура я сразу обратился к властям, сказал, что мы беглые рабы и хотим донести на рабовладельцев. На счастье, с рабством тут впрямь борются жестко. Я оглянуться не успел, как очутился в резиденции Пылающего Кулака.       У Линха было еще много вопросов. От Рилла он узнал, что приют Ильматера был давно закрыт, но герцог Эльтан выдал беглецам разрешение вновь начать пользоваться ночлежкой.       – Труднее всего найти заработок, – признался Рилл. – Кое-кто из ребят устроился чистить канализацию, но мне это не по силам, – он с усмешкой покосился на свою трость. – Думаю заглянуть в Зал Чудес Гонда (Линх буркнул «угу»: немало проведя за богословскими книгами, он знал Гонда – Бога-Изобретателя, покровителя механиков и инженеров). Может быть, меня возьмут смотрителем в кунсткамеру, – продолжал Рилл. – Я слышал, там есть поразительные экспонаты, вроде системы блоков и передач для подъема тяжелых грузов, которую приводит в движение паровой двигатель… – он начал было увлеченно чертить в воздухе тростью, но тут же уронил руку и замолчал.       – Так правда, здесь не было жреца? – Линх нахмурился.       – Дверь была заколочена.       Опустив взгляд, Линх неуклюже вытащил из кармана кошелек:       – Я пришел сделать пожертвование, но раз жреца нет, придется принять тебе. Немного, и все же…       Не возражая, Рилл взял мешочек с монетами.       – Вот уж никогда не поверил бы, что мне придется управлять ночлежкой, – тоже скрывая смущение, проронил он. – Но, похоже, к этому идет…       Линх глубоко вздохнул:       – Теперь мне пора.       – Подожди, – остановил его Рилл. – У меня тоже для тебя кое-что есть.       Сначала Линх даже не понял, что ему вложили в ладонь – просто какую-то штучку. Он поднес ее к глазам и потерял дар речи: это было вырезанное из кости изображение двух рук, связанных красным шнурком. Святой символ Сломанного Бога, означавший неволю и страдание.       – Когда мы тут прибирались, он валялся в углу, – сказал Рилл. – Я сразу вспомнил про тебя...       Но Линх все еще не сводил глаз с медальона Ильматера. Внезапно он все понял: грянул железный кризис, у дверей приюта теснилось все больше народу, который негде было разместить, нечем накормить, а богатые ничем не помогали. И однажды жрец в серой робе не выдержал, в отчаянии сорвал с шеи святой символ, швырнул в угол и ушел.       – Линх, может быть, ты останешься? – с надеждой произнес Рилл. – Ведь ты ильматари.       Линх по-прежнему не отрывал глаз от костяного медальона. Стать жрецом Ильматера в приюте? Разве не этого он всегда хотел! Он успел привыкнуть к опасностям и скитаниям с тех пор, как покинул дом. Но в пути ему не хватало чего-то существенного. Линх чувствовал, что это не его: посадить черенок и уйти, не зная, будут ли его поливать, вырастет ли дерево. В пути нельзя было по-другому. Ты не местный. Ты заступился за кого-нибудь, перед кем-нибудь не прогнулся и ушел, а местным потом расхлебывай?       Еще в детстве Имоен мечтала о приключениях, но Линх воображал себя управляющим приютом, где найдется кров всех, кто его лишен.        – Послушай, Рилл… Знаешь… – глухо проговорил он. – Гадалка Аркушуль вовсе не была чокнутой старухой. Может, у меня недостаточно острый ум, чтобы разгадать эту загадку, но память хорошая. Она не первая, кто говорит, что со мной что-то не так. Я как дерево в чистом поле, под которым нельзя спрятаться, потому что оно притягивает молнию. Мне нельзя оставаться на одном месте, желаю я или нет, я должен идти!              Вылазка к зданию «Семи Солнц» окончательно убедила Имоен, что забраться туда – единственный стоящий план.       Ведь самым странным во всей этой истории было то, что Джассо не выходит на улицу. Что-то его привязывает именно к зданию. Вот это она и собиралась проверить.       Вернувшись в «Русалку», Имоен поделилась с друзьями своими мыслями. Линх предсказуемо напрягся.       – Имми, – взмолился он. – А можно мне с тобой? Помнишь, как я незаметно прошел мимо целой своры гноллов?       Девушка успокоила его:       – Не бойся, ты будешь на стреме. Вы все должны ждать меня в сквере напротив «Семи Солнц». Если засыплюсь, подам вам знак.       – Какой? – спросил Линх.       Имоен пожала плечами:       – Не знаю. Не хочу шуметь в деловом квартале, иначе набежит стража. Конечно, с такой крышей, как маршал Скар, мы не проведем за решеткой больше суток, но некрасиво его подставлять. Короче, я постараюсь вести себя потише. И все же если в «Семи Солнцах» поднимется тарарам, значит, к бесам тишину, вышибайте двери!       Глубоко задумавшись, Динахейр наконец произнесла:       – Полагаю, Имоен уже достаточно глубоко познала язык магии, чтобы прочитать заклинание Невидимости.       – Ух ты! – вырвалось у рыжей плутовки. – Что же ты раньше молчала?       Ведьма вздохнула:       – Взвешивала, что более рискованно: позволить тебе наложить заклинание или отпустить в этот дом на удачу? Не скрою, мне казалось опасным и то, и то. И все же, милая Имоен, твои способности к магии внушают надежду, что ты не вызовешь по ошибке демона и не превратишь себя в горчичное желе…              Имоен сама не заметила, как стала делать успехи в учебе. Схватывать приходилось на лету, на лесных привалах, в придорожных трактирах. Но девушка быстро освежила в памяти все, что успела узнать от Гориона. В те времена, в наивном детстве, она училась, только чтобы лишний раз посмеяться над тупостью Линха, с третьего раза не умевшего понять то, что Имоен было ясно с полуслова наставника. Неудивительно, что потом все это благополучно вылетело у девчонки из головы.       Теперь, хотя заниматься приходилось без книг, обширной эрудиции Динахейр хватало, чтобы дать ученице твердые основы. С помощью ее лекций Имоен изучала труды великих волшебников: Аганназара, Аби-Дальцима, Кельбена Арунуна, а кстати, и милейшего господина Э.       С Невидимостью девушка познакомилась впервые в Ларсвудском лесу, в заброшенной башне, где прятался Ксан.       Однако Динахейр предупредила юную подругу, что Ксан – совсем другое дело, у него мощные заклятья, которые Имоен пока и не снились. Неудивительно, что Ксан оставался невидимым, даже когда прямо сказал: «Я здесь!» В отличие от него Имоен предстояло помнить, что ее заклинание развеется, как только она выдаст свое присутствие – загремит отмычками, хлопнет дверью, тем более произнесет хоть слово. Но все равно девушка была очень довольна. Прежде всего невидимость неизмеримо облегчала ей задачу пробраться внутрь здания. Все, что требовалось – проскользнуть в дверь, когда кто-нибудь будет входить или выходить.              Торговый дом «Семь Солнц» располагался в западной части города, в самом центре респектабельного делового квартала. Парадный подъезд здания выходил на небольшой сквер с фонтаном и подстриженными кустами. Серый кирпичный особняк выглядел довольно высоким, несмотря на то что имел всего два этажа.       Как и ожидала Имоен, проникнуть внутрь, будучи невидимкой, не составило для нее труда. Просочившись в дверь, она попала в роскошный холл с шестигранными мраморными колоннами, в конце которого начиналась лестница, покрытая ковровой дорожкой. На втором этаже располагались конторские помещения.       Вечерело. Работники торгового дома расходились, гасили свечи и лампы, в коридорах повисла гнетущая тишина.       Когда Имоен была еще ребенком, она, как многие дети, боялась темноты. В трактире Винтропа всегда хватало странных звуков, издаваемых старой мебелью и деревянными половицами. А сам Винтроп был допоздна занят в трапезной с постояльцами, и ему некогда было бегать в комнату к испуганной крохе, чтобы успокаивать ее. При этом приемный отец не разрешал Имоен спать с зажженной свечой, остерегаясь пожара.       Дрожа от страха под одеялом, девочка одновременно ломала голову: как же она станет единственной в мире разбойницей, боящейся темноты? Если уж тебя так и тянет на путь плаща и кинжала, считай, всю жизнь предстоит дружить с тьмой и тенью! И как тут быть?        Конечно, спустя всего пару-тройку лет Имоен уже гуляла на улице допоздна и облазила весь Кэндлкип, где ее не просят. Но все же она до сих пор ничего не могла поделать с мурашками и холодком под кожей, когда ее окружал сумрак.       Теперь в «Семи Солнцах» ее мурашки стали размером с добрую кошку. Хотя Имоен была невидимкой, у нее коленки дрожали в этих затихших на ночь стенах.       Что она искала? Оставалось только импровизировать. Кабинет главы торгового дома оказался на втором этаже, его нетрудно было найти по помпезной полированной табличке на двери. Но кто сказал, что Джассо по-прежнему восседает в своем директорском кресле?       Имоен осторожно заглянула в приемную, почему-то не запертую на ночь. Посреди комнаты неподвижно стоял молодой человек в сером сюртуке, должно быть, секретарь. Казалось, он глубоко задумался, безжизненно свесив руки, а то и вообще спал стоя. Имоен все же решилась проскользнуть мимо него в кабинет, но стоило ей двинуться, как секретарь вдруг повернул голову и издал полушипение-полусвист:       -Тс-с-с-с-с-с-с…       Имоен застыла, а из кабинета показался долговязый господин в черном дорогом костюме – сам Джассо? - ковылявший, будто его скрутил радикулит. Его лицо было скорчено в странной гримасе, с растянутых губ сорвалось:       -Тс-с-с-с-с-с…       Вдруг оба съежились, став очень тонкими. Они изменились вместе со своей одеждой. Животы совсем провалились, тощие тела приняли очертания, которые Имоен никак не могла бы описать иначе, как словом «рваные». Существа сохраняли человеческий облик с «рваными», обтянутыми серой кожей телами, безволосыми головами-луковицами и огромными бледно-желтыми глазами. Длинные мускулистые руки повисли до колен, носы провалились, уши заострились…       Еще поразительнее было то, что две голые твари, еще недавно бывшие мужчинами, теперь не имели вообще никаких половых признаков, ни мужских, ни женских.       Имоен начала бесшумно пятиться. Все, пора мотать отсюда!       Но ее выдало неудержимое, неровное дыхание и колотящееся сердце. «Джассо» бросился вперед на сухих прыгучих ногах, и, едва успев увернуться, Имоен поняла, что ее невидимость развеялась. Оставалось только бегство.       Стрелой Имоен пролетела коридор, на лестнице сиганула через перила сразу на нижний пролет и кинулась в холл, к выходу.       Неожиданно из темноты холла раздалось:       – Тс-с-с-с-с…       А сзади шипели «Джассо» и его «секретарь»:       – Тс-с-с-с… С-стой! Мяс-с-со!..       Должно быть, в холле сидела охрана, однако и охрана «Семи Солнц» оказалась этими жуткими существами. Краем глаза Имоен заметила, что сверху спускается еще несколько не покинувших на ночь здания и преобразившихся конторских служащих.              В отчаянии Имоен помчалась к окну. «Джассо» с «секретарём», предугадав этот маневр, преградили ей путь.       Схватив со столика в холле горшок с цветком, Имоен что было сил запустила его в окно. Стекло зазвенело, рассыпавшись вдребезги. Петляя между мраморных колонн, Имоен понеслась в другой конец здания. Зал с колоннами был достаточно просторным, чтобы ловкая девушка могла хоть ненадолго оторваться от своих жутких преследователей.       В самой глубине души Имоен не могла поверить, что все еще не умерла от страха. В углу зала находилась узкая темная лесенка на цокольный этаж, в подсобные помещения. Почти скатившись по ступенькам, Имоен уткнулась в массивную дверь, запертую навесным замком. Это было либо спасение, либо ловушка, все зависело от одного: сумеет ли Имоен взломать замок раньше, чем ее настигнут серокожие монстры.       К счастью, массивный навесной замок был крепким, но не сложным. Умелые пальцы девушки с силой повернули отмычку, щелчок – и дужка выскользнула из гнезда. Снять замок, открыть створу, заскочить внутрь, захлопнуть… «Неужели мне так повезет, что я успею?» – лихорадочно стучало в висках.       – Ну же… – простонала Имоен, шаря рукой в поисках засова.       Обычно, когда снаружи дверь запирают на висячий замок, внутри она закрывается на крючок или задвижку. «Если в «Семи Солнцах» как-то по-другому, то я пропала!»       Рука нащупала тяжелый засов, Имоен налегла на него и сдвинула с места. Бабах! В дверь что-то врезалось с внешней стороны. Поздно, добротная дверь выдержала…       «Вывернулась! Чудом вывернулась!» – прошептала Имоен, всхлипнув от облегчения.       И тут до ее слуха донеслись шорох и хриплый вздох. Глаза девушки в панике округлились… С чего она вообще взяла, что этих существ нет в подвале? А что если в подвале их даже еще больше, чем на верхних этажах?       Неожиданно усталый голос из мрака проговорил:       – Кто там?       – Я… просто воровка, – с трудом выдавила из себя Имоен.       – Ну, не то чтобы я приветствовал воров в «Семи Солнцах», – с горьким смешком отозвался голос. – Но теперь уже не важно… Эти малоприятные серые личности разумны, милейшая воровка. Поверь, им известно, что такое дверь. Они вскроют ее, как сделали бы любые мыслящие создания. А я ничем не могу тебе помочь. Они отняли все, что у меня было, и жизнь на очереди.       Имоен уже пришла в себя, обнаружив, что ее собеседник явно не из серых. Она даже нашла в себе силы его поддержать:       – Как бы не так! У меня на стреме целая банда. Я уже подала им знак, они вот-вот ворвутся сюда.       Голос во тьме задрожал:       – Вот уж никогда не думал, что обрадуюсь вооруженному ограблению… Думаешь, они справятся, эти твои налетчики?       – Да не вопрос! – вновь обрела свою обычную бесшабашность Имоен.              «Банда» пряталась в сквере напротив здания торгового дома, не спуская глаз с освещенных фонарями каменных стен. Нахмурившись, Линх буравил эти стены взглядом, словно сумей он посильней напрячь зрение, мог бы разглядеть что-то внутри.       Разбитое окно в ночной тишине зазвенело на всю округу. Быстро переглянувшись, пятеро товарищей по оружию бросились к зданию. С разгона Линх врезался плечом в дверь подъезда, но она выстояла.       Тогда он пожелал, чтобы его сила увеличилась: после кошмарного сна о потоках крови Линху уже не нужно было молиться об этом, он обретал сверхчеловеческую мощь, как только хотел. Однако дверь вдруг медленно растворилась сама…       Маленький отряд ворвался в холл, готовясь к стычке.       Но их встретила лишь кучка скромных конторщиков. Сгрудившись, они стояли в лучах уличных фонарей, светивших из окон. Было что-то до жути нелепое в их спокойствии среди ночи перед лицом вооруженных «налетчиков». Настолько нелепое, что Линх и его спутники тоже остановились.       – Где Имоен? – наконец опомнился Линх.       Клерки молча расступились, и он увидел Имоен, такую же странную и тихую. Выглядела она так, словно ничего не случилось: волосы не были растрепаны, на лице ни капли испуга, точно не она только что разбила окно, призывая друзей на выручку!       Пристально глядя на оторопевшего Линха, Имоен вдруг старательно, во весь рот улыбнулась.       – Что вы с ней сотворили? – вырвалось у Линха. – Имми, что с тобой?!       Все с той же улыбкой странная Имоен приблизилась к нему.       – Ты пришел за мной. Пойдем отс-сюда, – ее голос прозвучал с едва слышным неестественным присвистом.       Линх оглянулся на выход: ему и впрямь захотелось поскорее увести Имоен подальше. Но он был целителем, и это вернуло ему самообладание. С Имоен что-то случилось именно здесь, в здании. Он должен был попытаться выяснить, что причинило ей вред, чтобы понять, как помочь.       – Сейчас мы уйдем, – обещал Линх. – Потерпи, Имми, подожди совсем немного.       Он взял девушку за руку, но она вцепилась в его ладонь ногтями, оцарапав до крови. Стиснув зубы, Линх осторожно высвободился: еще в детстве он точно так же отцеплял от себя кошку, которая, разыгравшись, забывала втягивать в лапы свои «крючки».       – Ну что ты? – мягко упрекнул он. – Все будет хорошо.       И тяжелым взглядом обвел молчаливых клерков:       – Так что же у вас тут не так? Скажите, не бойтесь… Я не уйду, пока не разберусь!       В ответ кто-то из служащих сделал приглашающий жест и двинулся к лестнице наверх. Линх направился за ним. Оторвавшись от своей кучки, за ними скользнуло еще двое.       Джахейра, Халид, Динахейр и Минск лишь проводили их глазами. Линх бросил вызов всей этой чертовщине. Если бы он не пошел один, наверняка, все бы так и осталось без изменений. Бесшумные фигуры в серых конторских сюртуках по-прежнему толпились бы в холле.       Но все не осталось так. Как только Линх исчез на втором этаже, на миг повисла мертвая тишина, а потом раздался грохот. Все взгляды устремились в сторону лестницы. На ступенях послышались шаги, и вдруг по лестнице кубарем скатилось и растянулось навзничь нагое серое тело. Тощее, жилистое, без намека на половые признаки, оно лежало с дико вывернутой шеей... Вслед за ним показался угрюмый, с располосованным поперек лицом Линх.       В ту же секунду «странная Имоен» превратилась в точно такое же серое существо. Смиренные клерки тоже с шипением приняли облик серых…              Прижавшись ухом к двери, Имоен затаила дыхание. Просто издевательство – ничего не слышно! Нет, прекрасно, конечно, когда подсобка так надежно запирается, что в ней можно выдержать осаду. Но уже никакого терпения не хватало сидеть впотьмах, гадая, как там дела у твоей банды. Ведь наверняка они устроили здоровенный тарарам.       Имоен чувствовала, что ей начинает надоедать эта история, и хочется поскорее узнать, что в конце. А до конца оставалось совсем чуть-чуть. Она нашла Джассо!       Что ее собеседник из темноты и есть владелец «Семи Солнц», Имоен заподозрила сразу. «Не приветствую воров», «все потерял», серые держат его в клетке… Прутья клетки девушка нащупала, когда осмелилась подойти на голос, стараясь не споткнуться о какие-то ящики.       Откуда взялись серые существа, Джассо понятия не имел. Ему до сих пор с трудом верилось, что собственный секретарь и охрана могли оказаться перевертышами и затащить его в подсобку.       – Выпытывали у меня, как правильно притворяться мной, – презрительно хмыкнув, пояснил он, – поэтому не прикончили сразу.       – Сейчас я тебя выпущу, – ободрила Имоен.       Во мраке самое трудное было наощупь попасть отмычкой в замок, это у девушки не сразу получилось. Но вскоре клетка была отперта, и Имоен церемонно заявила:       – Прошу вас, господин Джассо!       К несчастью, она не могла выпустить его дальше клетки, пока Линх не вломится в подсобку, да и сама не могла выйти тоже. Поэтому им с Джассо пришлось с дрожью прислушиваться, ясно сознавая, что они все еще в смертельной ловушке.       Внезапно массивная дверь заходила ходуном, так сильно в нее колотили.       – Линх! – вскрикнула Имоен.       Из-за сотрясавшейся от ударов двери приглушенно донесся незабываемо родной голос:       – Это я, Имми, открой!       Джассо нервно схватил Имоен за локоть:       – Постой! Ты уверена… что это твои друзья? Вдруг это серые в их личинах?       Девушка вскинула брови:       – Брось, Джассо! Ты же сам говорил: серых засов не остановит. А кстати, Линх тоже сломает дверь, если мы не захотим открывать.        С этими словами Имоен смело потянула тугую задвижку.       Линх стоял во весь дверной проем, головой доставая до самой притолоки, с залитой кровью рожей и оскаленными клыками. По мнению Имоен, он выглядел неподражаемо.       – Линх, а ты знаешь, что у тебя лицо оцарапано? – озабоченно спросила она.       – Угу, – кивнул тот.       Имоен просияла. Кто еще мог так странно ухнуть в ответ? Сколько раз сама Имоен пыталась повторить это «угу» - и хрюкала, и рычала, и мычала, но ничего не получалось. И она точно знала, что никакому перевертышу, хоть он лопни, не издать такой странный звук.              В руках у Динахейр был канделябр с тремя зажженными свечами. При его свете Имоен кивнула на долговязую грустную фигуру позади себя:       – Это господин Джассо, владелец «Семи Солнц».       С облегчением, не лишенном нотки самоиронии, коммерсант отвесил поклон:       – Большая честь для меня, господа грабители.       – Джассо молодец, – одобрительно заметила Имоен. – Он целый месяц просидел в клетке, а все еще хорохорится.       – А п-почему грабители? – с подозрением осведомился Халид.       – Юная барышня так сказала, – ответил Джассо.       – Ч-честно, Имоен, не п-понимаю я твоей воровской романтики, – укоризненно покачал головой калишит.       – Ну Халид! – воскликнула девушка. – Нельзя же было сразу разболтать, что нас прислал маршал Скар! Это дело политическое, понимаешь ли.       – Скар? – вырвалось у Джассо. – Скар?!       – Угум-с, – подтвердила Имоен. – Мы сейчас пойдем в Пылающий Кулак, и ты покажешь дорогу. Сами мы неместные.       У Джассо задрожала нижняя челюсть на небритом обросшем лице, самообладание изменило ему.       – Я боялся… – сбивчиво проговорил он, – боялся, что Скар не заметил подмены… и пьет сейчас в «Трех бочонках» с тварью, надевшей мою личину. Пока я тщетно жду помощи…       Это было так внезапно, что повисла смущенная пауза. Джассо тоже виновато замолк.       – Позвольте, сударь, я помолюсь за вас, – предложил Линх. – Я служу Плачущему.       Он простер руку и произнес:       – Да прибавится этому человеку сил, и низойдет покой в его душу, да обретет он поддержку, пока не доберется до безопасного места. Да будет так!       – Спасибо… – пробормотал Джассо и глубоко вздохнул. – Так лучше…       Один за другим они поднялись по лестнице в холл. На улице еще горели фонари, но предутренняя густая мгла уже начала рассеиваться, и в парадном холле «Семи Солнц» тоже стало гораздо светлее. По крайней мере, можно было не споткнуться о тощие человекоподобные трупы на полу. Их длинные жилистые конечности, казавшиеся до омерзения неправильными, были то нелепо подогнуты, то дико вытянуты.       Здесь недавно произошла схватка. Но Линх и его друзья недаром столько путешествовали вместе, их было невозможно застать врасплох.       Джахейра ни на миг не теряла бдительности. Едва серые создания бросились вперед, как по приказу друидки им преградила путь стена проросших прямо сквозь пол вьющихся шипастых растений. Правда, Линх, только что спустившийся со второго этажа, остался на той же стороне колючей ограды, что и длиннорукая нечисть. «Имоен-подменыш» и ее сородичи скопом кинулись на него.       – Динахейр! – крикнул парень.       В ответ с ладоней смуглолицей рашеманской ведьмы слетел огненный шар. Сгусток пламени ударился в пол прямо у ног Линха, и его обдало смертельно горячим вихрем. Но когда пламя улеглось, парень по-прежнему стоял на месте, целый и невредимый. Повсюду вокруг него валялись остатки догорающей мебели и дымящиеся тела серых перевертышей. К счастью, в просторном мраморном зале Динахейр могла не бояться устроить пожар, что и позволило ей дать волю своей магии.       Еще в Кэндлкипе, работая в кузнице возле раскаленного горна, Линх научился молитве против огня. Поэтому однажды на привале они с Динахейр и придумали эту связку: что в бою он вызовет огонь на себя, заранее прочитав свою молитву. Когда серые заманили Линха на второй этаж, но не сумели убить, то, спускаясь по лестнице вниз, он как раз успел произнести ее.       Выхватив из ножен двуручник, Минск прошел через созданную Джахейрой живую изгородь. Вьющиеся плети растений сами расступились перед ним, недаром меч Паучья Погибель был зачарован заклятьем Неудержимости.       Однако Минск зря беспокоился, на Линха уже некому было нападать.       Халиду так и не довелось вступить в бой - все это время он простоял наизготовку, на всякий случай заслоняя свою жену.                                                 – Да что это за пугала?! – наморщила нос Имоен, изучая странные скрюченные фигуры на полу. – Фу… Откуда они вообще? Мы же не в туземном храме в джунглях Мацтики, а, на минуточку, в деловом центре цивилизованного города!        – Это шаллар, – проронил Линх.       – Что, ты их знаешь? – изумилась Имоен.       – Я читал в книге: это двойники, а сами себя называют шаллар, – подтвердил Линх. – Они паразиты, Имми: умеют принимать чужой облик и обычно так все время и живут украденной жизнью.       – И они водятся в наших краях?! – возмутилась Имоен.       – Минск – следопыт, но раньше нигде не встречал и следа таких зловредных страшилищ, – проворчал рашеми.       – Я слышала о них, но тоже не видела, – добавила Джахейра. – По слухам, шалар осторожны, обычно они прячутся в подземных пещерах и не заходят в большие города дальше окраин.              Продолжая обсуждать это непредсказуемое вторжение, усталая и слегка потрепанная компания направилась в резиденцию Пылающего Кулака. Идти было совсем недалеко: суровая башня из темно-серого камня располагалась почти по соседству, у подъемных ворот несли службу часовые.       Ложился маршал в постель нынче ночью или нет, со стороны было не угадать. Может, и нет, мало ли какие заботы за полночь могли продержать Скара на ногах? По крайней мере, на нем было все маршальское обмундирование с эмблемой горящего кулака на груди, седеющие волосы приглажены, в острых серых глазах ни капли сна.       Наемников привели к нему сейчас же, едва о них доложили. При виде Джассо маршал на какой-то миг изменил своей солдатской сдержанности и обнял вновь обретенного – грязного, оборванного, осунувшегося – друга.       Препоручив Джассо заботам своего денщика, Скар пожелал сейчас же услышать подробный доклад о заварушке в «Семи Солнцах».       – Наверно, Железный Трон привез откуда-то целый клан шаллар, – поделился своими догадками Линх. – Но мы не нашли никаких улик против него.       – Это досадно, – нахмурился маршал Скар. – Вчера вопрос войны с Амном был вынесен на рассмотрение Совета великих герцогов. Полагаю, решение в пользу военных действий не будет принято, однако еще месяц назад никто даже не думал, что подобный вопрос вообще может встать.       – Но Амн ни при чем! – не на шутку встревожился Линх.       – И я докажу это, – обещал Скар. – Теперь у меня есть официальный повод начать проверки в Железном Троне. Если двойники захватили «Семь Солнц», кто знает, чью еще личину в этом городе они успели нацепить? Веский предлог для обысков у Костака, Тенхевича и семейки Анчевов. Им не удастся на сей раз захлопнуть двери перед носом инспекции из Пылающего Кулака. Уж я добьюсь от герцога Эльтана самых широких полномочий!       Глава 8              В последний раз Линх и его спутники серьезно закупились еще на ярмарке в Нашкеле. Теперь маршал Скар щедро заплатил им за спасение владельца «Семи Солнц», и они просто не имели права обойти стороной бальдуранский рынок.       Как и в Нашкеле, на рынке маленькая компания искателей приключений разделилась. Опытная лекарка, Джахейра брала на себя приобретение исцеляющих зелий: уж ей-то никто не всучил бы подделку! Динахейр и Минск отправились посмотреть всяческого рода магию и оружие. А Имоен собиралась купить кое-что по хозяйству, прежде всего из одежды, которая в походе изнашивалась прямо на глазах. Хотя Джахейра и поучала, что все старые вещи нужно беречь, чтобы поменьше брать у природы на изготовление новых, но ведь нельзя же и щеголять с головы до ног в заплатах!       Влажным туманным утром на улицы Врат Бальдура возвращалась жизнь. Хлопали двери, сливались в бойкий гам голоса, бодро шаркали по мостовой подошвы. Встретив знакомых, прохожие здоровались и перебрасывались мнениями по поводу скисшего молока, грядущей войны, цен на железо, погоды и морской торговли.       Многие из жителей спешили на рынок – неугомонное сердце Врат Бальдура. Огромная площадь была сплошь заставлена прилавками, палатками, мешками с мусором, коновязями и телегами, мимо которых в тесноте сновали покупатели и носильщики, таскавшие тюки, корзины и ящики.       Обычно рынок ломился от шелков, духов и пряностей из самых дальних пределов Сияющего Юга, чая, медов и мехов Неприступного Востока, изделий искусных ремесленников Аскатлы и Глубоководья. Однако в этом году по вине бандитов, заполонивших все торговые пути, рынок Врат подпитывала лишь морская торговля, поэтому коренные жители жаловались: «Нынче ничего не купишь!»       Но у Имоен, охотно нырнувшей в шумную толпу на затопленной яркими красками базарной площади, разбежались глаза: тут было за что поторговаться!       Линх отправился с ней за компанию, а Джахейра, как обычно, послала с ними для охраны Халида.       Имоен оживленно сновала от лотка к лотку, сравнивая цены. За ней по пятам шагал Линх, своим ростом, как каланча, выделяясь в толпе.       Внезапно женщина, шедшая ему навстречу, вскрикнула и испуганно попятилась, точно перед ней возник сам воплощенный ужас. Хоть Линх и привык, что его иногда пугаются, но это было уж чересчур. Остановившись, он повернулся к прилавку и начал демонстративно разглядывать выставленное барахло. Пусть незнакомка убедится, что она его даже ни капли не интересует.       Тут Линх почувствовал, как кто-то робко трогает его за локоть. Он оглянулся. Это была та самая женщина в длинном черном платье под цвет волос, бледная, с расширенными глазами, наполненными мистическим страхом.       – Ты!.. Я узнала твое лицо! – сдавленно прошептала она.       Не давая Линху ответить, незнакомка взахлеб продолжала:       – Я видела тебя во сне прошлой ночью. Ты был богом из железа! Ты возвышался над миром и казался огромным, могучим… надежным оплотом среди бушующей бури… и… и… и ты вдруг сломался! Ты упал на колени, и твоя железная плоть стала распадаться на куски. Таким жалким, таким хрупким ты стал… Это был кошмар, неописуемый кошмар! Я проснулась с плачем, когда мой муж тряс меня, чтобы разбудить… И вот я вижу тебя наяву, – с дрожью в голосе проговорила странная незнакомка. – Кем бы ты ни был, откуда бы ты ни пришел, остерегайся: сама судьба восстает против тебя!       Линх стоял как громом пораженный. Женщина уже скрылась в густой толпе, а он все никак не мог прийти в себя. До жути похожий сон он сам видел однажды на привале, когда ночевал у костра под открытым небом. Там Линх тоже был статуей – Великим Хищником – и так же рассыпался на части в невыносимых страданиях…       Имоен и Халид встревоженно молчали. Было ясно одно: женщина верила в свой сон и пыталась предупредить Линха.       – Ну все, мне надоело! – Имоен разгневанно уперла руки в бока. – Идем!       Ничего не желая слушать, она потащила Линха к платяной лавке.       – Эй, у вас есть большой плащ?       Продавец аж подпрыгнул, так завопила на него эта рыжая девчонка. Между тем Имоен подтолкнула к прилавку Линха. Продавец почесал в затылке:       – Настолько большой? Э-ээ… Кажись, где-то был.       Он принялся рыться в мешке с неходовым товаром, который даже не стоило вывешивать. Наконец торговец извлек громадный сверток, оказавшийся грубым коричневым плащом с глубоким капюшоном.       Имен тут же заставила Линха примерить обновку и расплатилась с продавцом. Плащ оказался широким и длинным, почти до самой земли.       Сердито тряхнув рыжей головой, Имоен сказала вполголоса:       – Я знаю, что плащ – глупость. Надвинуть на нос капюшон – то же самое, что повесить табличку: «Все сюда! Я таинственный человек в капюшоне! Если в вас есть хоть капелька любопытства, проследите, что я буду делать, а повезет – хоть краем глаза загляните под капюшон». Но хуже уже не будет…              Линх с Имоен и Халидом еще немного пошатались по рынку, девушка даже успела набрать кое-чего по дешевке: пару катушек ниток, мыла, семечек для Бу, в общем, того-сего.       Но оказалось, что сегодняшний день еще не исчерпал свой запас неожиданных происшествий. И несмотря на опущенный капюшон, очередное из них снова выбрало Линха!       На сей раз происшествие имело вид мальчишки-подростка, храбро заступившего ему дорогу:       – Постойте, сударь! Вы ведь наемник? Я Варси, послушник Тиморы, я ищу наемника за хорошую плату.       На шее мальчишки болталась на шнурке монетка. На ее медной поверхности в обрамлении клеверов-четырехлистников было отчеканено лукавое женское лицо с задорной улыбкой. Это был символ богини Тиморы – Госпожи Фортуны.       Адепты Улыбающейся Госпожи везде прославляли риск, смелость и дерзкую погоню за удачей.       – Весь год копил карманные деньги, чтобы нанять самых крутых наемников Побережья? – съязвила Имоен.       В детстве она сама была озорницей, однако (или может быть, не «однако», а «как раз поэтому») не особенно доверяла малолетним озорникам.       Мальчишка покосился на Имоен:       – Заплатит жрец Тремейн Белдар… – и вдруг звонко, со слезами в голосе, видя, что никто не принимает его всерьез, взмолился. – Хотя бы послушайте!       – Угу, – в знак согласия буркнул из-под капюшона Линх.        Лицо пацана стало очень напряженным:       – Амберланты утопили Кассона. Еще совсем мало времени прошло, его еще можно воскресить, если провести ритуал! Но жрецы Морской Королевы не хотят отдавать тело. Честное слово, Тремейн ничего не пожалеет для вас, если вы спасете Кассона: это его родной сын!       – Я так п-понимаю, ты просишь за д-друга? – вмешался Халид. – Это хорошо. Но т-такие дела должны решать между собой в-взрослые. Твоя идея с наймом наемников попросту б-безалаберна. Головорезы, врывающиеся в храм Амберли?! Ты, м-малый, хватил через край.       Парнишка насупился:       – Взрослым запретил наш настоятель Шанталас. Говорит: Кассону не повезло, значит, такова воля Тиморы. Монетку не бросают дважды: он рискнул и погиб – ему так выпало.       Линх покачал головой под своим капюшоном. Он знал, что у тиморитов принята полная свобода в толкованиях религиозных догм. В каждом храме существовали свои интерпретации писания, обычно зависящие от мнения настоятеля. И раз здешний настоятель считает, что спасать потерпевшего неудачу значит противоречить Тиморе, то…       – Вот что, Варси, – нахмурился Линх. – Я попытаюсь вытащить Кассона, пока не совсем поздно. Но ты должен мне рассказать все честно. С чего амберланты вдруг погубили твоего друга? Жрецы Королевы Глубин собирают дань с тех, кто выходит в море, и им плевать на нас, сухопутных жителей.       Варси опустил голову и потупил взгляд.       – Мы с Кассоном пробрались в храм Морской Королевы, чтобы подложить ей на алтарь дохлую тухлую рыбёху…              Сбросив с головы капюшон, Линх потер ладонью лоб, точно у него заболела голова. Вообще-то да, заболела. Все было еще хуже, чем можно было предположить, глядя на вздрагивающие плечи Варси.       Вчера в доках двое подростков-послушников Тиморы увидели незнакомую девчонку в синей рясе амберлантов. Согласно правилам своего храма, сами Варси и Кассон не носили никаких особых одежд, зато носили на шее монетки, символизирующие волю судьбы.       – Она первая начала обзываться! Сказала, что боги не играют в орлянку. Мы ответили, что Госпожа Удачи гораздо сильнее этой мокрой рыбы Амберли!.. – сквозь слезы выпалил Варси.       – И вы решили отомстить? – вздохнул Линх.       – Доказать, – поправил его мальчишка.       Сверстница-амберлантка оказалась настолько колючей и ядовитой девчонкой, что Кассон с Варси вынуждены были отступить, кипя от негодования. Теперь они собирались на деле доказать, что тот, кому свыше дарована Удача, всегда сможет посмеяться над буйной яростью Амберли.       – Мы думали, будет весело напакостить амберлантам, – объяснил Варси, – но когда ночью мы забрались в святилище, вдруг отовсюду хлынула вода. Мы с Кассоном начали убегать. Я выбрался оттуда, а он – нет.       Линх снова потер ладонью лоб. Святилище Амберли было нарочно приспособлено для проведения таинства Потопления. Адепты собираются у алтаря, и святилище до потолка заполняется бурными потоками морской воды из специально подведенных труб, а затем воду спускают. Но адепты Королевы Глубин обладали навыками для выживания во время опасного таинства: они прекрасно умели плавать, нырять и надолго задерживать дыхание. А двух мальчишек-тиморитов хотели безжалостно утопить, как котят. Фантастическое везение, что хоть Варси выбрался. А вот у Кассона монетка упала другой стороной.       Сейчас Линха уже не удивляло суровое решение настоятеля храма Тиморы, запретившего своим жрецам предпринимать что бы то ни было против амберлантов. Пусть ночная вылазка Варси и Кассона была, по сути, дурацкой шалостью двух подростков, но, совершенная в сакральном месте, посвященном божеству, превращалась в серьезное преступление. Закон в этом случае был целиком на стороне служителей Абмерли.        – Линх, – тронула его за локоть Имоен. – Ты же разбираешься в жреческих правилах. Сможешь помочь?       Ее сердце дрогнуло. Да ведь они с Линхом, когда были детьми, не сломали себе шеи только потому, что в Кэндлкипе просто было негде. Там не было храмов опасных богов: лишь затянутый тиной прудик возле часовни Денеира, мирные фермы, огромная тихая библиотека… Правда, где-то таилась неведомая подземная гробница пророка Алаундо, основателя Кэндлкипа, но, наверное, она была запечатана сильной охранной магией, потому что вход туда Имоен так и не нашла.       – Попробую, Имми, – отозвался Линх. – Может быть, еще не все средства исчерпаны…              В самой глубине доков располагалось длинное серое здание, напоминавшее лодочный сарай с выдававшейся в море каменной пристанью.       – Здесь, – просипел Варси, с трудом сдерживая слезы.       – Лучше я пойду один, – решил Линх. – Да поможет мне Плачущий Бог смягчить сердца служителей яростной Морской Королевы!       Внутри его остановила привратница:       – Что привело тебя к Владычице Глубин, гость?       – Мне нужно увидеть Верховную жрицу, – сказал Линх.       Привратница высокомерно вскинула подбородок:       – Назови причину, почему Верховная должна принять тебя?       Парень ответил:       – Мое имя Линх. Может быть, она раньше слышала от кого-нибудь это имя.       Привратница пошла доложить, предварительно пожав плечами, как бы говоря: так себе причина… Тем более удивленной она выглядела, когда вернулась и пригласила:       – Верховная жрица ждет вас, сударь, следуйте за мной.       Линх прошел по деревянному помосту, ведущему над водным резервуаром, и очутился в комнате с алтарем и высоким троном. На алтаре лежали свежие подношения – горсти монет на подносе, цветы и сладости. Последнее не совсем вязалось с образом свирепой богини, но факт оставался фактом: своенравная Амберли принимала от своих прихожан – рыбаков, моряков и пиратов – сладости и цветы.       Деревянный трон был богато украшен ракушками, жемчугом, янтарем и аквамарином.       На нем сидела светловолосая девочка в синей рясе, отороченной белым мехом, цвета морской пены. При виде Линха ее зеленые глаза весело заблестели:       – А, это ты! Я как раз ждала, что ты придешь потребовать у Амберли награду за свое деяние.       – Тения?! – Линх не поверил своим глазам.       – Верховная жрица, – поправила девочка и с важностью объяснила. – Да, я избранное дитя. Амберли пожелала, чтобы я несла верующим ее волю. Но если ты хочешь звать меня просто Тенией, я согласна, – дружелюбно добавила она. – Ну, что ты желаешь получить от Королевы Глубин?       Линх ответил:       – Я рад, что у тебя снова есть свой дом, Тения. И я правда явился с просьбой.       – Клянусь, – задорно, словно бросая вызов, сказала Тения, – если это в моих силах, ты получишь любое сокровище. Я не люблю смиренных, Линх. Раз ты заслужил, ты должен требовать!       Она поставила локоть на поручень трона и подперла кулаком щеку, ожидая ответа.       – Я прошу тело несчастного, что влез в храм Королевы Вод нынче ночью, – не стал тянуть Линх.       – Фу! – громко фыркнула Тения. – Ты отказываешься от сокровища, потому что дал себя разжалобить? Дерзкий мальчишка явился сюда не с пирожными, знаешь ли.       Линх вздохнул:       – Знаю. С тухлой рыбой. Тения, он так жестоко поплатился, что о тухлой рыбе, наверное, уже можно забыть…       Девочка выпрямилась в струнку на своем троне:       – А ты-то почему так хлопочешь?       – Это ребенок, – глухо проронил Линх. – Как и ты, Тения. Дети не должны убивать детей.       Зеленые глаза Тении, до сих пор так и метавшие злые искры, вдруг затуманились, точно она невольно вспомнила о чем-то.       – Как хочешь, – наконец тихо проговорила она. – Тебе вернут утопленника, его не поздно еще воскресить. Но только не думай, Линх, что ты взял меня на жалость! Просто я заранее обещала дать тебе, что попросишь, и не моя вина, что ты такой глупый.              Утром шестерка искателей приключений договорилась, что, осмотрев рынок, соберется в «Русалке». К обеденному часу они встретились за столом, причем Халид, Линх и Имоен появились с большим опозданием, заставив остальных поволноваться.        За едой компания обменялась новостями. Линх рассказал о распре между амберлантами и последователями Тиморы.       – Мы отнесли тело мальчика в храм. Ритуал воскрешенья должен подействовать, – заключил Линх. – Варси знает, где нас искать, я вскоре надеюсь на добрые вести.       Потом Имоен поведала про странную испуганную женщину, кричавшую на рынке о разбитом «железном боге».       – А нельзя показать Линха каким-нибудь целителям? – озабоченно спросила она. – Неужели мы так и будем сидеть сложа руки, пока у него крыша окончательно не рухнет?       – Но на сей раз не я видел сон, а та женщина, – напомнил Линх.       – Это не отменяет того, что у тебя давно крыша течет, – повторила Имоен. – Раньше, пока мы таскались по лесам, я ничего не говорила, но во Вратах Бальдура мы точно сможем найти какого-нибудь мозгоправа.       Джахейра незаметно толкнула мужа ногой под столом.       – Ты права. Мы с Халидом прежде уже бывали во Вратах Бальдура, и у нас сохранились кое-какие связи. На днях мы разыщем нужного человека.       Слегка сдвинув брови, Линх кивнул:       – Согласен. Я дорого дал бы за то, чтоб хотя бы знать, что со мной.              А вечером в «Русалку» заглянул жрец Тремейн Белдар. Он принес добрые вести: ритуал воскрешения все-таки вернул к жизни его сына Кассона.       Сам жрец, похоже, еще не отошел от потрясения, перескакивая с одного на другое, то сбивчиво благодарил, то принимался ругать мальчишек, то, наоборот, горячо заступался: «Кто не совершал глупостей в их годы!»       – А чтобы хорошенько прочувствовать, какой опасности избежали, и во искупление собственной вины, Варси и Кассон три дня будут молиться за вас и три недели чистить светильники в храме! – пообещал взволнованный жрец Тиморы.       Под конец Тремейн благословил Линха и вручил ему кошелек.       Хотя Варси раньше упоминал о плате, Линх не ожидал вознаграждения: он не сделал ничего, что стоило бы денег, просто невзначай оказался знаком с Тенией. Но наемникам всегда нужно золото, и отказываться он тоже не стал.              Наутро незнакомый бродяга принес Линху весточку от маршала Скара. Скар хорошо знал свой город: послать в «Русалку» вестового в форме Пылающего Кулака означало бы оказать дурную услугу Линху. В таверне Борка никому не понравилось бы, что парень водится с законниками.       Впрочем, бродяга наверняка был одним из переодетых людей маршала, поскольку никто из завсегдатаев «Застенчивой Русалки» его раньше здесь не встречал.       Не теряя ни минуты, Линх поспешил в юго-западный район. С ним отправились все пятеро его друзей, верные принятому решению по возможности не оставлять его одного.        Маршал Скар был напряжен, как человек, давно не отдыхавший и вынужденный волевым усилием придавать себе бодрость. Стоя посреди кабинета в своей солдатской манере, подтянувшись и расправив плечи, он начал, как всегда, без предисловий:       – Вам что-нибудь известно об этом? – и протянул Линху еще совсем новый, необтрепанный свиток.       Взяв его из рук маршала, парень молча вгляделся в твердые, с нажимом написанные строки.       – Вслух! – ткнув его локтем в бок, шепнула Имоен.       Линх негромко прочел:               «Отец!       Знаю, ты давно был недоволен, что вместо дела я трачу время на охоту за Линхом из Кэндлкипа, моим личным врагом. Ты даже винишь меня в том, что это я вынудил ублюдка огрызаться, из-за чего он нанес Железному Трону несколько чувствительных ударов. Что ж, ты был прав, я совершил ошибку. Однако, отец, рад тебе сообщить, что я уже исправил ее. Наконец-то мне удалось добраться до Линха, и я прикончил его собственными руками. Уверяю, ему долго пришлось молить о смерти: как тебе известно, в искусстве пыток со мной не потягается ни один палач. Так или иначе, мы избавились от этой занозы, и отныне клянусь тебе посвятить все свои силы достижению наших целей.       Саревок».              – Вам это что-нибудь говорит? – поторопил маршал Скар.       Линх угрюмо проронил:       – Нет. Я не сделал ничего, чтобы дать Саревоку повод считать меня своим личным врагом. Это так же верно, как то, что я жив и не был под пытками.       – Но может быть, Саревок мстит за кого-то другого? – предположил Скар.       – Ну уж нет! – встряла в разговор Имоен. – Я свидетельница: Линх с детства мухи не обидел. Правда, теперь-то ему пришлось повоевать, но если бы Саревок первый не начал подсылать к нам своих головорезов, то Линх бы так и сидел в Кэндлкипе, читал книжки и подковывал лошадей!       – Очевидно, – вздохнул маршал Пылающего Кулака. – Между тем странно, что Саревок пишет ложное донесение собственному отцу.       Шестерка искателей приключений переглянулась. Все это действительно было очень странно. По крайней мере, выглядело так, будто у Саревока с отцом возникли разногласия из-за охоты на Линха, и Саревок решил уладить эту проблему ложью… А что он будет делать, когда обман вскроется, ведь Линх никуда не делся?!       Тем временем маршал продолжал делиться не менее странными новостями. Вчера он нагрянул с проверкой в Железный Трон, однако в конторе царила суматоха. Никого из совета директоров не было на месте, охрана и клерки не получили никаких инструкций. В первый миг у Скара даже мелькнула мысль: уж не сбежали ли Рейлтар и его подельники, осознав, что их планы и в Нашкеле, и в Клоаквуде, и даже в «Семи Солнцах» пошли прахом?       Но в личном кабинете Рейлтара, в столе, было обнаружено записка. Из нее следовало, что все руководители Железного Трона уехали на важные деловые переговоры. Для них эта встреча, похоже, представляла собой последний шанс вернуть в свои руки контроль над ситуацией на Побережье Мечей. Однако из записки не было ясно, с кем встречаются заговорщики. Подписана она была Саревоком, сообщавшим отцу, что прибудет позже, поскольку между нанятыми им бандитскими шайками началась резня, и его присутствие необходимо в Ларсвуде. В том же ящике стола лежало и фальшивое письмо о расправе над Линхом.       – Мы не знаем, с кем они встречаются, – заключил Скар, – но знаем, где. В Кэндлкипе.       Линх обмер, хотя на самом деле в этом не было ничего удивительного. Насколько он знал, крепость-библиотека иногда служила площадкой для переговоров разным важным шишкам. Согласно законам Кэндлкипа, кровопролитие в храме Знаний считалось непростительным святотатством, в библиотеке даже не разрешалось носить оружие. Когда-то и сам Линх думал, что нет на свете места безопаснее… Неудивительно, что Рейлтар Анчев нашел стены Кэндлкипа достаточно надежными.       Но парня потрясла мысль, что порочный злодей, задумавший развязать войну ради собственного обогащения, будет расхаживать по залам старинной библиотеки, сидеть за столом в большой монастырской трапезной, ночевать в одной из строгих и тесных келий… На это имел право Горион, а не люди, замешанные в его убийстве!       – Я вернусь в Кэндлкип, – сурово сказал Линх. – Там многие меня знают! Я всем расскажу, что Рейлтар – последняя тварь, я сорву его переговоры!       Маршал Скар прервал его:       – Это исключено. Вы спугнете его, а мне необходимо выяснить, с кем он собрался увидеться.       – Секундочку, маршал! – воскликнула Имоен. – Дайте я скажу, ладно?       В другой раз Скар посчитал бы излишним прислушиваться к ней: слишком мало солидности было в звонком голосе, рыжей копне волос и веселых глазах Имоен. Но недавно он кое-что слышал о необычайных талантах «юной барышни» от своего друга Джассо, поэтому молча кивнул...       Часть 3              Глава 1              Путь Льва – так называлась старинная мощеная дорога, ведущая в крепость Кэндлкип. В детстве Линх, абсолютно все принимавший за чистую монету, верил не только в то, что на дне Моря Мечей лежат груды затонувших ржавых мечей. Точно так же он верил, что по Пути Льва все время ходит туда-сюда настоящий лев.       Еще мальчишкой Линх научился ездить верхом. Горион знал, что однажды ему предстоит покинуть Кэндлкип, и позаботился привить парню полезные навыки для путешествий. Поэтому сейчас Линх вполне уверено правил своим конем.       Имоен, наоборот, не доводилось раньше садиться в седло. Однако девушка была настолько ловкой, что пока они ехали от Врат Бальдура по главному Прибрежному Пути, вполне освоилась на лошади.       Полгода назад Линх и Имоен впервые очутились на этой дороге вдвоем. Где-то тут они ночевали в овраге, заблудившись в лесу после роковой гибели Гориона. Где-то тут они повстречали Кзара и Монтарона – пару чудаковатых мошенников, давших им самые первые уроки выживания.       И вот теперь они снова были вместе на той же дороге. В прошлом – двое одиноких растерянных детей… В настоящем они могли постоять за себя.        – В Кэндлкипе ты должен просто мозолить глаза Рейлтару Анчеву, – объяснила Имоен Линху. – Как только он тебя увидит, со страху сразу подпрыгнет до потолка. А пока он будет следить за тобой, я потихоньку разнюхаю, что за переговоры он тут ведет.       Линх лишь кивнул: как обычно, парень готов был исполнить отведенную ему роль в подружкиной авантюре. Невольно прислушиваясь к ритмичному топоту копыт по булыжной мостовой, он задумчиво спросил о другом:       – Имми, скажи, а как давно мы, по-твоему, покинули дом?       Девушка без запинки ответила:       – Сто тыщ мильонов лет назад.       С удивлением посмотрев на нее, Линх произнес:       – Надо же! А я думал, это только мне так кажется…              Служить стражником в Кэндлкипе было легко, но скучно. Даже стоя в карауле у ворот, можно было за смену так и не увидеть ни единой живой души. Поэтому, разглядев вдалеке на дороге двух всадников, часовые обрадовались: хоть какое-то занятие! Даже если этих двоих нельзя будет впустить, все равно сначала можно расспросить: кто такие, откуда, и как там дела – в большом неспокойном мире за стенами библиотеки?       Всадники подскакали к воротам и осадили коней. Тот из них, что был маленького роста, спрыгнул с седла и выкрикнул женским голосом, протягивая руки к высоким каменным стенам:       – Привет, старая развалина! А вот и я, Имоен!       Второй всадник, косая сажень в плечах, остался в седле, с улыбкой скаля клыки.       – Да это Линх! – посмотрев на него, воскликнул стражник Халл. – Чтоб мне бросить пить, если это не Линх и не та рыжая девчонка из трактира!       – Здорово, Халл! – тоже узнал его парень, слезая со своей лошади.       Однажды он всерьез выручил стражника, исцелив ему жесточайшее похмелье прямо накануне устроенного капитаном Фаллером смотра.       – Что стоите? Открывайте ворота! – в нетерпении поторопила Имоен.       Но стражники замялись. Снова бросив взгляд на Линха, Халл неохотно сказал:       – Девчонку Винтропа можем пропустить. А ты, Линх, прости: хранитель свитков Ульраунт, еще когда ты ушел, лично распорядился… Как бы ты тут больше не живешь.       Имоен всплеснула руками:       – Но Линх же здешний! Если Ульраунту жалко для него кельи, он может жить у нас в трактире.       – Против Ульраунта не попрешь, – пожал плечами Халл. – Он всем заправляет.       Линх молча полез в дорожную сумку. Он предчувствовал, что так и случится. Еще в первом из своих кошмарных снов он видел, как в ночи сами собой сомкнулась стены крепости, запечатав окно его кельи и уничтожив маленькое пятнышко света, последнее, что связывало Линха с домом. Что-то подсказывало ему, что это правда, в Кэндлкипе его не ждут.       Порывшись в сумке, Линх вытащил богато разукрашенный фолиант:       – Я хочу пройти по закону. Вы не имеете права меня не пропустить. Пользоваться библиотекой может каждый, кто сделал пожертвование, такова воля самого Огмы Переплетчика.       Книгу передал ему лично герцог Эльтан, чтобы Линху было чем заплатить за вход.       Наверное, больше ни в какой крепости мира невозможно было увидеть, как начальник караула вышел из сторожевой будки, с видом заправского библиографа взял фолиант, сверился с имевшимся у него под рукой каталогом, прикинул качество переплета и бумаги, после чего кивнул:       – Годится.       Стражники Кэндлкипа и впрямь были обучены достаточно хорошо, чтобы в большинстве случаев распознать ценное издание. В помощь начальнику караула всегда выдавался каталог трудов, интересующих библиотеку.       Наконец Линх и Имоен прошли через поднятые ворота крепости, ведя за собой под уздцы лошадей. Направились они прямо к трактиру.               Самом удивительным в Кэндлкипе было то, что за время отсутствия Линха тут ничего не изменилось. Парень озирался по сторонам, все яснее сознавая, что на самом деле в крепости ничто не двигалось с места годами. Менялся только сам Линх, поэтому ему казалось, что вокруг происходят какие-то изменения: например, он становился выше ростом, и мраморная часовня Денеира делалась меньше, а затянутый ряской прудик возле нее все более очевидно превращался просто в глубокую лужу. Посреди прудика торчал морщинистый валун, который когда-то служил им с Имоен необитаемым островом: они сидели вдвоем на нагретом солнцем камне, окунув босые ноги в воду, и воображали, будто потерпели кораблекрушение.       Эти воспоминания заставили Линха как-то особенно остро ощутить, что Гориона больше нет, а значит, на самом деле изменилось абсолютно все…       – Эй, ну что ты еле плетешься? – подтолкнула его в бок Имоен.       Линх встрепенулся и прибавил шагу. Он понимал, почему ей не терпится. Впереди уже был виден трактир Винтропа.       С утра в трактире почти не было посетителей. Пара писцов, уже доедавших свою яичницу, да пара стражников в увольнении, заказавших по кружке пива. Толстяк Винтроп за стойкой, мурлыкая песенку, натирал тряпкой медный поднос.       Привязав лошадей у коновязи, Линх с Имоен вошли в трапезную: Имоен влетела стрелой, Линх замялся у порога.       Услышав скрип входной двери, Винтроп лениво обернулся, и тут же поднос с грохотом выпал из его рук.       – Привет, дядюшка! – пискнула Имоен.       Выпрямившись за стойкой, трактирщик упер руки в свои круглые бока:       – Ага, явилась! Бессердечная девчонка! Сбежала из дома, неблагодарная! Бросила одинокого старика, который ее кормил, поил и баловал! – с каждым новым возгласом Винтроп звучал все более патетически.       У Линха душа ушла в пятки. Он не ожидал, что Винтроп так разбушуется.       Но Имоен не струсила и, поглядев на трактирщика исподлобья, завопила в ответ:       – Ты что, дядюшка Винтроп! Вовсе я не сбежала. Я, как всегда, пошла погулять с Линхом, но время летело так быстро, что мы опять опоздали к ужину.       Растроганный трактирщик вышел из-за стойки и расставил руки:       – К скольким ужинам ты опоздала, мошенница?       И Имоен кинулась к нему в объятия. Выпирающий живот Винтропа едва позволил ей дотянуться, чтобы поцеловать его в румяную щеку. Трактирщик, пыхтя, поставил приемную дочь на пол.       – Вижу, ты тоже здесь, малыш, – сердечно обратился он к Линху. – Послушай, в моем трактире тебя всегда накормят горячей мясной похлебкой с перцем. Правда, как раз сегодня она так хорошо удалась, что я подумываю брать по пятьсот золотых за порцию. Но тебе, ладно уж, налью полную миску бесплатно! Заходи, мой дорогой мальчик.       Имоен сразу почувствовала себя дома. Она сама сбегала на кухню и набрала полный поднос еды, чтобы им с Линхом было чем как следует подкрепиться с дороги.       Едва парень присел за стол, его узнал и окликнул один из писцов:       – Линх? Вот чудеса-то! Я и не думал, что ты вернешься. Ну как там, за стенами крепости, а?       Линх задумался.       – Мир велик, – наконец сказал он. – Но что сначала было мне непривычно: там редко увидишь книги. За пределами Кэндлкипа вообще мало читают и пишут. По крайней мере, не так много, как здесь у нас.       – Да, люди со всего света приезжают сюда, чтобы почитать книги, - с гордостью подтвердил писец. – Правда, прямо сейчас у нас гостят только торговцы из Врат Бальдура, и, по-моему, они приехали не для просвещения.       – Ой, ладно вам! – отмахнулась Имоен. – А для чего же еще сюда приезжать?       Но несмотря на небрежный жест, навострила уши.       – Похоже, дожидаются кого-то. Их поселили в гостевых кельях в монастыре, хотя, по мне, гнать таких надо! Хотят, небось, перекупить из-под носа у библиотеки какой-нибудь ценный свиток, – с неприязнью сказал писец.              Поболтав о новостях и покончив с угощением, Линх с Имоен высказали желание отдохнуть, и Имоен попросила, чтобы Винтроп отпер им жилые комнаты на втором этаже.       Трактирщик сунул голову в кухню, велев поваренку заменить его за стойкой, а сам, гремя связкой ключей, направился по лестнице наверх.       – Пожалуйста, ваши двери будут напротив, – начал было толстяк, но приемная дочь схватила его за рукав и втащила в комнату.       – Дядюшка, – таинственным шепотом сообщила она. – Мы ввязались в потрясающую авантюру! Кроме шуток!..       Битых два часа ушло у Имоен на то, чтобы в красках расписать Винтропу, как Линх со своим необыкновенным отрядом искателей приключений («двое рашеми, друидка из Тетира и солдат из Калимшана, нарочно не придумаешь!») вцепился в горло Железному Трону.       Старый Винтроп пыхтел и надувал круглые красные щеки.       – Так вы вернулись не потому что нагулялись досыта, а потому что устроили на Побережье Мечей кипиш?       – Дядя Винтроп, – вмешался Линх. – Рейлтар Анчев приехал на какие-то переговоры. Он потерял все: на рынок стало поступать железо из Нашкеля, и вот-вот великие герцоги осушат склад в Клоаквуде. Спасти его может лишь одно – если война с Амном начнется немедленно. Тогда кузнецы с Побережья, даже если получат железо, не успеют снарядить армию, и герцогам придется закупать доспехи и оружие у Трона, а для этого они введут непомерный военный налог. Значит, Рэйлтар и его приспешники встречаются с кем-то, кто может развязать войну прямо сейчас. И если им не помешать, кровь и нищета захлестнут все наши земли.       – И что же вы двое с этим сделаете? – с озадаченным видом поинтересовался трактирщик.       Имоен энергично встряхнула давно не стриженными рыжими лохмами:       – Смотри, дядюшка, что мне дал герцог Эльтан, – она вытащила из потайного кармана куртки запечатанный сургучной печатью конверт. – Письмо к нашему капитану стражи Фаллеру. Когда мы с Линхом выведаем, с кем встречается Рейлтар, мы покажем Фаллеру письмо, и он прикажет арестовать всех заговорщиков. Мы выросли в Кэндлкипе. Я еще сто лет назад назубок знала каждый уголок старого монастыря, – добавила девушка. – Так что завтра же я пороюсь в вещичках Рейлтара и все разнюхаю.       Винтроп со вздохом почесал затылок:       – Только будь осторожна, девчушка. Хотя в библиотеке и запрещено оружие, эти негодники уж наверняка заныкали ножи.       – Спрячь письмо, дядя, – попросила Имоен. – И если что-нибудь пойдет не так… ну, всякое бывает… тогда пустишь его на растопку.       Уставший с дороги, в этот вечер Линх быстро уснул.       В трактире у Винтропа он ночевал впервые в жизни. Хотя в детстве Имоен часто хотела, чтобы он остался, и можно было бы до утра рассказывать друг другу страшилки, но Горион не разрешал. Приемный отец требовал, чтобы Линх приходил спать в монастырь.       Может быть, Горион уже тогда стал бояться покушения на его жизнь?..       В любом случае, сейчас у Линха больше не было крыши над головой, кроме как в гостинице.       Приснилось ему, что он совсем маленький, толстый и косолапый, как медвежонок. Он семенит за Горионом, цепляясь за его руку. Отец уже тогда был седым, но все же гораздо более моложавым, чем Линх обычно его помнил.       – Поиграй здесь немного, малыш, – велит Горион, показывая рукой на искрящийся под солнцем фонтан, окруженный посыпанной золотистым песком дорожкой. – Мне нужно побеседовать с одним дяденькой, я скоро вернусь.       Горион в длинной черной мантии быстро поднимается на порог и скрывается за дверями библиотеки.       Неуклюже вскарабкавшись на бортик фонтана, Линх встает на колени и смотрит в воду. Она голубоватая, прозрачная, на дне лежат оторвавшиеся от веток листочки. Бросив в воду камешек, он смеется: от камешка разбегаются круги!       Солнце прячется за облако, и одновременно Линх замечает, что в фонтане отражается жирный кладбищенский ворон, присевший на ветку дерева прямо над его головой. От страха мальчик не может поднять на него глаза, но продолжает наблюдать через отражение в воде. У ворона острый клюв и когтистые лапы. Вдруг Линх в ужасе различает, что это не птичьи лапы, а голые костяные пальцы скелета, уже начавшие тянуться к нему.       К счастью, тут дверь башни отворяется, и вспугнутый ворон взлетает. На улицу выбегает разгневанный хранитель свитков Ульраунт.       – Вы можете остаться, но попомни мои слова, Горион: этот ребенок тебя погубит! – запальчиво восклицает он.       Вслед за ним выходит отец – безмолвный, бледный, иссохший… он уже мертв.       Линх быстро отворачивается и снова начинает смотреть в воду, чтобы не видеть этой ужасной картины. Внезапно вода превращается в кровь, фонтан начинает бить высокой струей, и брызги крови обдают мальчика с ног до головы, пока он сжимается в комочек, закрываясь ладонями. Линх кричит, как никогда в жизни, и сквозь собственный крик ему слышится чей-то зловещий каркающий смех…              Имоен в длинной ночной сорочке и наскоро наброшенной на плечи куртке скороговоркой твердила ему:       – Все, все, кошмар закончился! Извини, что пришлось облить тебя водой – никак не получалось разбудить.       Линх судорожно дышал. В руке у Имоен был пустой кувшин, а у него мокрые волосы и подушка.       – Я услышала тебя даже из другой комнаты, так ты орал, –объяснила девушка, садясь на постель рядом. – Ну давай, –вздохнула она, – рассказывай, что тебе снилось.       Пока Линх с паузами, сдавленным голосом пересказывал ей свой сон, Имоен, зябко кутаясь в куртку, сидела на краю кровати.       – Невезуха, что ты не успел сходить к мозгоправу, помнишь, знакомому Джахейры и Халида. Как только вернемся во Врата, пусть отведут тебя к нему. Терпи, осталось немного!       – Ничего, я потерплю, – почти беззвучно пошевелил губами Линх. – Тебе надо успеть отдохнуть до завтра, Имми. Иди к себе. Мои кошмары не повторяются дважды за одну ночь, можешь больше за меня не волноваться.       Когда девушка вышла, он до боли закусил губу. Почему каждый кошмар заставляет его испытывать такие страдания? Ему видятся мрачные, тревожащие вещи. Но если вдуматься, фонтан крови, ворон с костяными лапами – это совсем не то, что должно испугать до полусмерти взрослого парня. Да, жутковато, но разве настолько, чтобы привести к настоящей агонии ужаса? Линха беспокоила мысль, что его страх непомерен, он нечто гораздо большее, чем вызвавший его сон.               Так и на заснув, Линх едва дождался рассвета, когда можно было встать и занять себя чем-нибудь. Как в прежние времена, он помог Винтропу наколоть дров для кухни и, вспотев, пошел умываться к колодцу.       Как раз в это время проснулась Имоен и вышла во двор.       – Доброе утро, Линх, – зевнув, сказала она. – Так и думала, что это ты стучишь топором. Спал хоть немного?       – Угу, – соврал тот. – А ты?       – Я выспалась, – успокоила Имоен. – Знаешь, в детстве я всегда боялась, когда по ночам эта деревянная развалюха начинала скрипеть, а сегодня мне почудилось, что старый трактир поет колыбельную.       После завтрака Линх с Имоен собирались в библиотеку. Сначала нужно было выяснить обстановку. Обычно в таких закрытых обителях, как Кэндлкип, жители постоянно обсуждают между собой приезжих. Значит, считала Имоен, будет проще простого узнать, где именно поселили Рейлтара и чем он занимается. Скорее всего, когда знакомые монахи остановятся поболтать с Линхом, они сами, даже без просьбы выложат ему все новости.       Не доходя до казарм, Имоен и Линх оказались возле посыпанной песком площадки, где под руководством старого ветерана Джондаллара проходили боевую подготовку стражники. Занятия уже начались. С мечом и щитом бойцы атаковали учебные чучела.       – Доброе утро, мастер Джондаллар! – окликнул Линх.       Джондаллар повернул к Линху свое суровое, изрезанное шрамами лицо и отрывисто поприветствовал:       – Доброе!.. Приехал вчера? Слыхал. Как там на воле?       – Неспокойно, – признался Линх.       – Так может, выйдешь на песок и покажешь, как выживают в неспокойные времена? – кивком головы пригласил Джондаллар. – Я помню, каким я тебя сделал, теперь хочу посмотреть, каким ты сделал себя сам.       Но Линх не двинулся с места.       – Ты же знаешь, я не беру в руки меч, – он обвел взглядом стойку с учебным оружием. – А у тебя тут нет молота.       И тут же парень ощутил укол совести. Сколько Джондаллар возился с ним в свое время, терпел то, что считал его закидонами – вот это вот нежелание пользоваться добрым мечом! С виду типичный солдафон с седыми усами, расписанным рубцами лицом, он был гораздо более восприимчив и даже, пожалуй, более чуток, чем можно было ожидать.       – Я могу выйти просто со щитом, – предложил Линх.       Ступив на песчаную площадку, он взял со стойки щит и примерился.       Джондаллар пожал плечами, обводя глазами стражников и останавливая взгляд на тех, кто порослее.       – Ну, ладно. Кто с ним в пару?       Вызвался крепкий мужчина, еще не знакомый Линху, из взятых на службу недавно. Кэндкип мог позволить себе сразу нанимать хорошо подготовленных воинов, а не растить зеленых юнцов, так что коренастый стражник, хоть и был пониже Линха, выглядел опытным рубакой.       Ожидая, когда начнется движуха, Имоен уселась на окружавшем площадку деревянном заборе.       Не особо напрягаясь, Линх приготовился отражать предсказуемые тренировочные атаки. И внезапно еле спасся из-под рассчитано опасного, хитрого удара! Парень не ожидал этого. Он был в тканой рубашке, стражник – в чешуйчатом нагруднике и шлеме, какая могла быть речь о настоящем поединке? Тупой учебный меч не нанес бы особого вреда по доспехам, но по незащищенному телу мог сломать кость.        «Он это серьезно?» – изумился Линх.       Имоен не очень-то разбиралась в поединках, но и у нее закралось подозрение: «Так точно должно быть? Уж больно этот тип размахался!»       Линх едва успевал уклоняться и закрываться щитом. Похоже, как раз то беспомощное положение, в которое он себя поставил, и вводило стражника в ожесточение. Есть люди, которые увидев, что соперник плохо снаряжен или просто не готовился к бою, тоже не станут наседать. И наоборот, есть такие, у кого от этого особенно сильно чешутся руки.       Джондаллар уже хотел было крикнуть: «Эй там, а ну уймитесь! Я не приказывал вышибить друг другу мозги!», однако сдержался. В душе он верил в Линха. Парень повзрослел, побывал за стенами Кэндлкипа, справится сам.       Однако стражник явно намеревался закончить бой так, чтобы к его противнику пришлось вызывать целителя из храма Огмы.       Поняв это, Линх нагнул голову и угрожающе фыркнул: «Уф!»        Это не удержало стражника от очередного опасного замаха, но Линх, подставив щит, громко воззвал:       -Да станет моя рука железной, да будет так!        Когда парень еще только начинал следовать учению Ильматера, он научился молиться о защите от огня, так что в кузнице мог брать руками раскаленные заготовки, но кроме того он пробовал ковать металл голым кулаком вместо молота.       В следующий миг, когда меч снова взлетел над его головой, Линх не стал заслоняться щитом, а схватился свободной рукой прямо за клинок, вырвал его из руки стражника, бросил на песок и наступил сверху ногой.        Над площадкой повисла тишина. Насупившись, Линх стоял ногой на мече. Стражник с отвисшей челюстью, тяжело дыша, испуганно попятился назад.        Имоен на заборе расхохоталась, думая: «Ха, а он и не знал, что Линх так с самого начала мог!»              Получив от Джондаллара порцию ворчливого одобрения и назначив приятелям из кэндлкпиского гарнизона встречу вечером в трактире, Линх отправился приводить себя в порядок. Нельзя же было, в самом деле, явиться в храм Огмы в пропотевшей насквозь рубашке и в песке с головы до ног!       Уже стоял полдень, когда они с Имоен наконец очутились в монастырском дворе. Он утопал в цветах, среди пестрых клумб серебряными струями били в небо фонтаны, а прямо под открытым небом четверо певчих, сменяясь, с утра до вечера исполняли возвышенные речитативы. Ступая по выстланной мелким гравием дорожке, Линх с Имоен подошли к высокому порогу из семи ступеней. За черными арочными воротами под сводами мраморного зала возвышалась огромная статуя Алаундо Мудрого.       Великий пророк Алаундо был отцом-основателем Кэндлкипа. А кроме того, возможно, единственным во всем Фаэруне пророком, ни одно из предсказаний которого не оказалось ложным. И это несмотря на то что Алаундо всегда говорил о будущем хотя и поэтичным языком, но довольно ясно, без напускного тумана. Поэтому даже недоброжелатели не могли объяснить его прозорливость случайными совпадениями.       Бронзовый пророк с книгой в руках, в длинной рясе до самой земли, с устремленным в грядущее взором был с малых лет знаком и Имоен, и Линху. Сколько раз рыжая девочка пряталась за куполом его незыблемой рясы! И сколько раз тут торчал черноволосый мальчик, задрав голову и разинув рот!       – Ладно, – отгоняя воспоминания, встряхнулась Имоен. – Ты иди поболтай с монахами, а я осмотрюсь.       И Линх отправился бродить по библиотеке. Чтецы и писцы, служители Бога-Переплетчика, были погружены в свои дела, один сидел за столом носом в книгу, другой скрипел пером, третий рылся на стеллажах. Но если кто-нибудь из них оборачивался, услышав шаги, тотчас же восклицал:       – О, неужели это ты, Линх! Как долго тебя не было? Что у тебя за шрам на лице?       Рваный шрам Линх вынес из «Семи Солнц», от когтей шаллар, он так и не сгладился.       –Ты еще не разучился писать, дитя? – шутили писцы.       – Ну, я немного упражнялся в путешествии. Кажется, мой почерк еще можно разобрать, – отшучивался парень.       – А разве за пределами Кэндлкипа существуют бумага и чернила?       – Чуток есть, если только я не использовал последние.       Один из монахов передал Линху, что его хочет видеть Тесторил.       Первый чтец Тесторил был глубоким старцем, он уже несколько лет как совсем перестал выходить на улицу. Все в Кэндлкипе знали: если бы не годы, высшую должность хранителя свитков занимал бы Тесторил, а не Ульраунт.       Линх и сам собирался его навестить. В детстве он долгое время не догадывался, что Тесторил – важная персона. В простоте душевной он называл его «стареньким дедушкой с посохом» и не щадил мальчишеских ног, бегая по его поручениям, боясь, что о «дедушке», может быть, больше некому позаботиться. Он чуть не провалился со стыда сквозь землю, когда Горион развеял это недоразумение. Но добрый Тесторил в тот же день утешил Линха, сказав, что в его заблуждении нет ничего глупого. Каждый готов выполнить поручение первого чтеца, но совсем не каждый будет заботиться просто о старичке, которому трудно ходить.       Теперь Линх поспешил заглянуть в келью Тесторила. Старец был, конечно, там – сидел в кресле у камина, протянув к огню ноги в домашних тапочках. Они у него вечно мерзли, еще тогда, когда Линх не умел сам застегивать пуговицы на штанах.       – О, неужели это Линх! – улыбнулся Тесторил. – Как долго тебя не было? Если меня не подводит зрение, что за шрам у тебя на лице?       Он был белый как лунь, с исхудавшими плечами под мантией.       – Это я, – проронил Линх и добавил, как в детстве. – Я пришел. Может быть, вам что-нибудь нужно?       – Ну, на сей раз тебе никуда не придется бежать, – покачал головой Тесторил. – Лучше присядь и послушай… У меня кое-что есть для тебя от твоего отца.       – Мне не хватает его, – признался Линх.       – Так уж заведено, – развел руками Тесторил. – Каждый старик однажды уходит, а каждый молодой однажды остается покинутым. Но Горион попросил меня сохранить для тебя это письмо, на случай, если ты все же вернешься в Кэндлкип.       Не вставая с кресла, Тесторил потянулся и достал из стоявшей на письменном столе шкатулки запечатанный свиток.       – Однако я надеюсь, из уважения к Гориону ты прочтешь его письмо позже, в уединенном месте, где у тебя будет время поразмыслить, – предостерег Тесторил. – Кстати, в его келье все еще никого не поселили. Вот тебе ключ, мальчик мой, – он снова потянулся к шкатулке.       Линх взял маленький медный ключик, точно такой, какой мальчишкой носил на веревочке на шее, чтобы не потерять.       – Известие о его гибели принес нам Эльминстер, – пояснил Тесторил. – По его словам, он видел, что ты странствуешь сам по себе, без Гориона, и все понял.       Линх подтвердил:       – Я встретил Эльминстера.       – Что ж, – в заключение произнес Тесторил. – Я сказал тебе все, что собирался, мой мальчик. Иди по своим делам.              Справившись с нахлынувшим волнением, Линх поднялся на второй этаж. Здесь начинались книжные стеллажи: куда ни глянь, полки, полки, полки с бесконечными рядами книжных корешков.       Библиотечные волшебники разработали множество оберегов для уничтожения плесени, пыли и книжной моли, а также для предотвращения пожаров. Для освещения в залах использовались свечи, но на книги и свитки была наложена магическая защита от огня.       Внезапно в глаза Линху бросился незнакомец, стоявший возле стеллажа с раскрытым фолиантом в руках. Он был очень высок и крепко сложен. Одет незнакомец был дорого, но просто: в белую шелковую или, может, атласную рубашку, штаны из черного бархата и сапоги из тисненой кожи.       Наклонив лицо над книгой, незнакомец медленно шевелил губами, но веки его были опущены: с каким-то сумрачным вдохновением он беззвучно читал наизусть.       Чтобы не оказаться в роли подглядывающего, Линх делано кашлянул. Очнувшись, незнакомец быстро сунул книгу обратно на полку, окинул Линха острым испытующим взглядом и вдруг, развернувшись, резко исчез за стеллажами.       Парень остановился, недоуменно поглядев ему вслед, затем машинально обвел глазами книжные ряды и почти сразу заметил неровно торчавший корешок толстого фолианта. Незнакомец поставил тяжелый том слишком поспешно, поэтому недостаточно аккуратно. Линх вытащил его и кивнул: Алаундо «Пророчества». Он тоже это читал.       И тут Линх сделал жест, знакомый любому книгочею: позволил книге самой раскрыться на первой попавшейся странице. Если ее только что читали, есть шанс, что книга снова откроется на том же самом месте, где она была перегнута.               «В Смутные Времена, когда боги бродили по земле во плоти…»       Линх хорошо помнил, что дальше. Свирепый Баал – Бог Убийства – сам был побежден и убит. Однако он смог заранее предвидеть свой конец. Чтобы не быть уничтоженным полностью, он зачал детей от собственных покорных жриц и пленниц, и в каждого ребенка, будь то мальчик или девочка, человек, эльф или орк, вложил часть своей темной души.       Алаундо предсказывал: «Порождения Баала будут добры или злы, но хаос наполнит их всех. Когда дети Зверя вырастут, они принесут в мир войну, и мир захлебнется в крови».       Далее утверждалось: «Потомки Бога Убийства обречены идти к наследию отца через кровь и страдания. Такова воля Баала. Истинно вижу я, что дети Зверя уничтожат друг друга в кровавой резне. Лишь один из них останется жив, и Баал возродится в нем».       В раздумье нахмурив брови, Линх вернул книгу на стеллаж. Почему незнакомца так интересует это?       А почему нет, ведь это одно из пророчеств о судьбах мира…       Другое дело, почему тот словно бы не хотел, чтобы его застали с этой книгой в руках?              Имоен догнала Линха на лестнице. Оказывается, она уже разведала, где собрались заговорщики.       – Сейчас они осматривают зал для переговоров. Это на третьем этаже! Идем, – девушка потащила Линха наверх.       До сих пор им еще не приходилось видеть в лицо Рейлтара и его сообщников. Но Линх с Имоен знали глав Железного Трона по описанию, полученному от маршала Скара.       Линх вошел в зал, решительно распахнув дверь.       Троица заговорщиков что-то обсуждала, присев рядом за огромным полированным овальным столом. Но они были настороже, и едва дернулась дверь, умолкли. Линха встретили недовольные лица, как будто руководители Железного Трона приготовились строго отчитать того, кто их некстати побеспокоил.       – Боги милостивые!.. – тут же в панике вскочил на ноги самый молодой, в щегольском наряде Талдорн Тенхевич. – Не может быть!       Брунос Костак, грузный полуорк, потряс массивной головой в тщетной попытке развеять наваждение.       Однако больше всех был поражен Рейлтар Анчев.       – Ты жив?.. Кто тебе позволил сюда прийти? – выдавил он, побледнев. – Ты не посмеешь пролить кровь в храме Огмы!       Поочередно смерив всех троих тяжелым взглядом, Линх произнес:       – И не собираюсь. Я даже не сильно желаю того, чтобы судьи во Вратах Бальдура отправил вас на эшафот.       – Тогда что тебе нужно? – дрожащим голосом спросил Талдорн.       – Мне достаточно, – прямо ответил Линх, – чтобы ваша деловая репутация была подорвана. Чтобы деньги, которые вы вложили в железный кризис, пропали зря. Чтобы вы не нажились на войне, как рассчитывали, потому что войны не будет.       Вспыльчивый Брунос стукнул по столу:       – Ты глупец, что говоришь это! Что ж, в Кэндлкипе ты будешь в безопасности, но как только выйдешь отсюда, бежать тебе будет некуда.       – Если б вы могли, вы бы давно со мной покончили. Значит, не можете, – с презрением возразил Линх.       Прильнув к замочной скважине, Имоен подслушивала. Отлично, они совсем выбиты из колеи! Конечно, она надеялась, что, если повезет, заговорщики со страху выболтают что-нибудь о своих планах…       Но нет значит нет. Главное, считала Имоен, теперь Рейлтар с подельниками не спустят с Линха глаз. А тем временем она сама сможет шпионить за ними, сколько душе угодно.       Глава 2               Ключ туго повернулся в замке, которым давно не пользовались, и Линх осторожно заглянул в пустую келью отца. Воздух здесь застоялся, повсюду лежала пыль. Кресло-качалка стояло слегка косо, и парень вдруг задался вопросом, могло ли быть так, что в келье никто еще не прибирался, и кресло сдвинул сам Горион, вставая с него последний раз в жизни…       – Ты все еще так сильно грустишь? – приглядевшись к нему, с сочувствием сказала Имоен.       – Понимаешь… Раньше, когда мне было нужно, я всегда находил отца здесь, в этой келье, – ответил Линх.       Собравшись с духом, он повернул кресло к письменному столу и сел. На столе стояла высохшая до дна чернильница с пыльным пером.       Имоен заглянула в шкаф.       – Ой, Линх, тут ряса! Как думаешь, можно я возьму? Если я собираюсь следить за Рейлтаром в библиотеке, мне нужно одеться, как монахи.       – Угу, – рассеянно кивнул тот.       Руки ему жег запечатанный свиток, письмо от отца, переданное Тесторилом. Сломав сургуч, он решительно развернул лист.       «Дорогой мой Линх!       Если ты читаешь это письмо, значит, меня постигла безвременная кончина. Хочется попросить тебя не горевать, но мне льстит мысль, что ты все равно будешь…»       Линх слегка улыбнулся. Как это было знакомо! Нотка самоиронии, вечно звучавшая в голосе отца…       Подойдя сзади, Имоен заглянула ему через плечо. Это не смущало Линха. Он продолжал:       «В этом письме мне нужно рассказать некоторые вещи, о которых, быть может, я уже тебе говорил. Но возможно, и не успел, если погибель настигла меня раньше.       Поверь, дорогое мое дитя, я всегда думал о тебе, как о родном сыне. Но, как ты знаешь, по крови я твоим отцом не был.       Я был Арфистом – это тайный орден, основанный при содействии самого Эльминстера и посвятивший себя борьбе со злом. Мы не всегда используем законные методы – в том случае, например, когда закон поддерживает тиранов и угнетателей. Поэтому, как правило, мы соблюдаем тайну и не болтаем о себе на каждом шагу.       Однажды с отрядом Арфистов я очутился в заброшенном храме Баала. Там на руинах совершался обряд жертвоприношения, и мы ужаснулись, увидев, как жрица мертвого бога, женщина с жестокой и грубой внешностью полуорка, занесла нож, чтобы зарезать младенца на алтаре.       То была твоя мать, Линх. Она хотела принести тебя в жертву твоему настоящему отцу.       Мы дали бой баалопоклонникам и спасли ребенка».       Линх в смятении оторвал взгляд от свитка. Ему чудилось, он разучился понимать письмена, конечно же, он ошибся, тут сказано что-то иное!       В отчаянии вновь опустив глаза к строкам, написанным мелким и немного неразборчивым, но очень привычным почерком, Линх прочел:       «Да, ты особенное дитя. В тебе течет кровь Бога Убийства. Прими мой совет: внимательно перечитай «Пророчества» Алаундо, там ты найдешь предсказание своей судьбы.       Больше всего на свете сейчас я хотел бы быть рядом с тобой, но увы…       С последним приветом, любящий тебя       Горион».       – Ох… – прошептала над ухом Имоен.       Сам Линх не мог издать ни звука. Он был порождением Зверя. Вернее, если быть точным, он был зародышем, омерзительной личинкой, из которой должен однажды возродится Баал. Так сказано в пророчестве…       Таких личинок много, они пожрут друг друга, набираясь сил, а из последней…       «Потомки мертвого Бога Убийства обречены идти к наследию отца через кровь и страдания. Истинно вижу я, что дети Зверя уничтожат друг друга в кровавой резне…»       Линх молча сжал голову руками.       «Халид и Джахейра, «влиятельные друзья отца». Ясно, Арфисты…» – начинало доходить до него.       «Вот почему ром выгнали меня ночью из табора. Гадалка просто разглядела, кто я такой».       «Мои кошмары… кровавые реки, Великий Хищник, статуя из железа… Это Баал овладевал моим сознанием, пока я спал».       «Я думал, что когда я чувствую ярость, то это «гнев, вызванный состраданием», как у Ильматера. А на самом деле это была ярость Убийцы».       – Порождения Баала будут добры или злы, но хаос наполнит их всех, – повторил Линх слова Алаундо, не замечая, что шевелит губами, произнося их вслух.       Когда Линх неуклюже поднялся со своего места, он выглядел так, словно взвалил себе на плечи груз в сотню пудов.       Имоен тихонько вслед за ним выскользнула из кельи. Она тоже была потрясена и никак не могла сообразить, что делать. Линх – сын Баала! Ну здрасти теперь!       Одно только Имоен понимала, хоть и удивлялась этому: она его все равно не боялась. Случился настоящий кошмар. Однако Линх по-прежнему не пугал ее, кто бы он ни был.       Вдруг на лестнице раздался топот кованых сапог. Не успела Имоен опомниться (Линх – тот будто даже не слышал), как навстречу с гулким грохотом, будившем эхо, выкатились закованные в доспехи стражники.       – Они здесь, капитан! – крикнул кто-то.       Вперед вышел сам капитан Фаллер. Полноватый, усатый, пожилой начальник стражи привык, что в Кэндлкипе никогда ничего серьезного не случалось. Стражники обычно вели себя снисходительно, никого не хватая, а ограничиваясь угрозой: «Эй, не шуметь, а то загремишь в каталажку!» Самым ужасным преступлением за последние двадцать лет стало нападение убийцы на Линха этой весной, но когда Линх ушел из крепости, вновь потекли мирные деньки. Поэтому сейчас добродушный капитан выглядел не столько суровым, сколько удрученным и озадаченным.       – Стойте и не пытайтесь сопротивляться! – предупредил он. – Вы обвиняетесь в убийстве Бруноса Костака, Талдорна Тенхевича и Рейлтара Анчева.       Линх уставился на капитана Фаллера абсолютно непонимающим взглядом.       – Вас видели на месте преступления, – заявил капитан. – Советую сдаться добровольно. Такое кощунство, как кровопролитие в священных стенах библиотеки, никому не сойдет с рук.       Стража тотчас же окружила Линха с Имоен.       – Как это нас видели? – всплеснула руками девушка. – Кто это нас видел?       Но их начали обыскивать, и один из стражников протянул своему капитану найденное у Линха письмо. Фаллер поднес его к глазам и вдруг побагровел, будто его вот-вот хватит удар:       – Вот оно что, это не шутки, ребята. Не мешкайте! В кандалы!       Покосившись на свиток в руках капитана, Линх сам подставил запястья под браслеты. Разумеется, Имоен тоже пришлось подчиниться, но уж последнее слово она точно решила оставить за собой.       – Вы все тупоголовые! У нас даже оружия нет, – кипятилась она. – Если мы кого-то убили, почему на нашей одежде – ни капельки крови? Идите ищите настоящих убийц, остолопы!       Однако браслеты цепей были безжалостно замкнуты на замки, а арестанты без лишних разговоров отведены в монастырскую тюрьму.              Тюрьма располагались в монастырском подвале. Имоен с Линхом заперли в тесной камере с низким каменным потолком, в промозглой сырой клетке с двумя прогнившими деревянными скамьями. Что поделать, камерой давно не пользовались, мокрицы и прочие неприхотливые насекомые давно поверили, что это жилье только для них.       Арестантам бросили пару суконных одеял. Сквозь решетку стража могла подавать им пищу или просто надзирать за их поведением, для этого рядом как раз был укреплен факел.       Оказалось, что ждать суда узникам предстоит долго. В охрану был назначен тот самый Халл, которого Линх когда-то вылечил от похмелья. Он-то и поделился новостями: поскольку жертвы преступления – граждане Врат Бальдура, из Кэндлкипа сначала отправят гонца к великим герцогам, желают ли они, чтобы им выдали убийц? Если да, Линха с Имоен будут судить во Вратах.       Вообще стражники, с детства знавшие заключенных, поначалу относились к ним сочувственно. Но вскоре отношение охраны изменилось. Хранитель Свитков Ульраунт приказал капитану Фаллеру сообщить всем своим людям, что они охраняют исчадье Баала, и послабления здесь неуместны. Теперь стражники были перепуганы и больше не подходили к решетке поболтать.       Однако Имоен не падала духом. Она была уверена, что герцог Эльтан потребует их выдачи, пришлет в Кэндлкип для конвоя отряд Пылающего Кулака, а на суде во Вратах Бальдура они с Линхом блестяще защитятся.       – Нас видели, ага, щас! – возмущалась она. – Маршал Скар подтвердит, что в заговоре замешаны эти серые… как их? Которые были в «Семи Солнцах»…       – Шаллар? – подсказал Линх.       – Вот именно! Раз замешаны шаллар, как свидетели могут доказать, что видели именно нас, а не двойников? Любой честный суд должен это признать.       Имоен хватило сил даже поддержать Линха. Когда их привели в застенок, и он сел на скамью, как в келье отца, уронив голову на руки, она обняла его и попыталась утешить:       – Ну и что! Наплевать!.. Пусть ты сын Баала, и тебе снятся кошмарные сны, после которых у тебя появляются особые способности… – проговорила она. – Ясное дело, раз ты наполовину бог, то можешь делать какие-то штуки… Но ты хоть посмотри, что ты сделал! Ты брал силу Убийцы и с помощью нее исцелял. Это же с ума сойти, Линх! Ты вывернул кровожадную силу Баала наизнанку и лечил с ее помощью раны, да он из-за тебя в гробу вьюном вертится.       Линх молча раздумывал над ее словами, и в душе у него шевелилась слабая надежда: а вдруг это впрямь что-нибудь значит? Алаундо Мудрый до сих пор ни разу не ошибся в своих пророчествах. Но в жилах Линха текла кровь мертвого бога, чтобы заставлять его идти по трупам, а он научился спасать жизни… Неужели в этом нет никакого смысла?                     Считать дни без солнечного света не получалось. Имоен с Линхом так и не узнали, насколько быстрые в Кэнлкипе гонцы: как много времени заняла для них поездка во Врата Бальдура и обратно?       В очередной раз Халл передал заключенным через решетку по куску хлеба, просунул кувшин с водой и пробурчал в усы:       – Да, негусто… По правде сказать, я бы из своего пайка с вами поделился, да Ульраунт развел строгости. Приказал, чтоб никаких поблажек. «Святотатство, мол. Осквернил священные стены. В младенчестве еще надо было утопить… Дурная кровь», – охранник покосился на Линха.       Халл почему-то мялся, не уходил, хотя до этого вроде бы начал избегать заключенных, как все.       – Ульраунт всегда меня не любил, – не удивился Линх.        – Нынче прибыл конвой из Пылающего Кулака. Завтра на рассвете вас отправят, – промямлил охранник.       – Наконец-то! – оживилась Имоен. – Жду не дождусь, когда будет суд.       Снова помявшись, Халл проворчал куда-то в сторону:       – А вас, говорят, уже судили. Заочно. Да чтоб мне бросить пить, дело-то ясное, свидетели есть! Так что поедете не на суд, а сразу на виселицу…              Тюремная камера стала совсем тесной, словно съежилась. Линх даже сидя боялся выпрямиться, у него было ощущение, будто потолок из неровных круглых булыжников уж очень низко навис над головой.       Имоен вертелась, как на иголках, едва сдерживая злые слезы. Рехнуться можно, до чего нечестно: их с Линхом просто сбросили со счетов. Маршал Скар их предал, наверняка лишь потому что ему показалось неудобным для своей репутации связываться с сыном Баала! Вот же трус!       Вокруг пахло охранной магией. Динахейр предупреждала, что со временем Имоен научится ощущать магию вокруг себя и понимать ее характер. Вытащив из-за уха заколку-невидимку, девушка принялась ожесточенно копаться в замке кандалов. Хоть ее обыскивали при аресте, но тонкую шпильку, спрятанную в густых волосах, искать что иголку в стогу сена…       Линх с сочувствием посмотрел на Имоен и, подсев поближе, набросил ей на плечи одеяло:       – Не откроешь, внутри библиотеки все магически опечатано. Никто не вынесет отсюда ни одну книгу, не взломает ни один замок, ты даже бумажного голубя из окна не пустишь, я пытался, когда тут жил…       – Знаю, но я хотя бы что-то делаю, – угрюмо всхлипнув, сказала Имоен.       – Снять печати можно только Сияющим посохом, как у Ульраунта или Тесторила, – добавил Линх. – Отсюда нам не убежать.       Имоен хотела рассердиться и оттолкнуть его, чтобы сорвать досаду, но почувствовала тепло и передумала отстраняться.       – Когда нас повезут по Пути Льва, – продолжал говорить Линх, – за стенами отмычкой снова можно будет пользоваться. На привале ты по-тихому отомкнешь свои цепи, а я свои просто разорву. Беги в лес, я задержу конвойных… Хорошо, что в конвое будет Пылающий Кулак, легче драться, когда ни с кем из них незнаком.       – Ты хочешь поступить, как Горион? – насторожилась Имоен.       – Понимаешь… – объяснил Линх. – Я часто думал об этом. Мне кажется, не Горион поступил так первый, и не я буду последний. Потому что… – он помолчал. – Наверное, потому что это работает. Просто доверься мне, Имми. В любом случае я разорву оковы и устрою свалку. Если ты не сбежишь, все будет напрасно.       Девушка не ответила.       – Тебе надо выспаться, – посоветовал Линх.       Она слегка дернула плечом:       – Какая теперь разница. А ты почему не ложишься?       – Да ну, – проворчал Линх. – Скамейка короткая, я помещаюсь, только если подогну ноги.       Имоен вздохнула:       – А у тебя тут правда тепло, – и придвинулась ближе.       – Добро пожаловать, – Линх повозился, садясь так, чтобы ей было удобнее об него греться.       С ногами забравшись под одеяло, Имоен прислонилась к нему:       – Знаешь что, Линх? Ты большой и теплый, как дом, – она тоже повозилась, пристраиваясь, и, наконец, нашла удобное положение. – Как дом с камином… Я посплю тут у тебя?       – Угу, – кивнул Линх.       Он чувствовал, что одеяло с него сползло, и между широких плеч, прислоненных к каменной стене, пробежал озноб, однако старался больше не шевелиться: ему хотелось, чтобы Имоен было тепло, как в доме с камином.              Настенный факел неровно светил сквозь решетку. Если прислушаться, можно было расслышать, как в караульном помещении выше что-то бубнит скучающая охрана: небось режутся в карты?       А потом вдруг на ступенях раздался взволнованный голос стражника:       – Осторожней, господин первый чтец, ступеньки крутые, возьмитесь за меня!       Затем последовали шаркающие шаги, цоканье посоха по камням, и в полумраке подземелья возникла фигура в широкой рясе с капюшоном.       Отпустив стражника, первый чтец Тесторил в домашних тапочках, с мерцающим впотьмах посохом в руке приблизился вплотную к решетке.       – Линх! – тихо позвал он. – Ты спишь?       – Это вы? – шепотом изумился парень.       – Дитя мое, слушай меня как можно внимательнее и не перебивай, – произнес Тесторил. – У нас маловато времени. Итак, тебя и твою подругу приговорили к смерти. Вам нужно бежать. Разбуди девушку, я освобожу вас и открою подземный ход.       С бешено забившимся сердцем Линх спросил:       – А как же вы?..       Тесторил рассмеялся почти беззвучным дребезжащим смешком:       – Только чтобы тебя успокоить – не сомневайся, дряхлого Тесторила не посмеют бросить за решетку. Мое мнение имеет вес, даже если я прямо скажу, что отпустил тебя самовольно, потому что не верил в твою вину. Я входил в число друзей твоего отца, Линх, вместе с самим Эльминстером, и мое влияние простирается дальше, чем у первого чтеца Кэндлкипа.       – Но… почему вы рискуете за меня? – торопливо спросил Линх. – Почему… разве не странно, что такие люди, как Горион, Эльминстер, вы… Я отродье Зверя!       – Ох, мой мальчик, – вздохнул Тесторил. – Я бы охотно сказал тебе, что хватит болтать, необходимо спешить. Однако я понимаю, что ты слишком нуждаешься в ответе. И я отвечу тебе, но это уж в последний раз, заруби себе на носу. Полагаю, если бы ты внимательно читал пророчество Алаундо, ты помнил бы следующие слова: «Когда чада Зверя вырастут, они принесут хаос на Побережье Мечей. Один из детей возвысится над остальными, и его воля предопределит судьбу Побережья на грядущие столетия». Как тебе известно, Алаундо Мудрый ни разу не ошибался. Так вот, Линх, я знал тебя с малых лет, и раз уж нашу участь должен решать потомок Баала, пускай это будешь ты.       С этими словами старец коснулся сияющим посохом решетки камеры.              Спросонья протирая глаза, Имоен никак не могла сообразить, наяву ли все это – темница открыта, оковы упали с рук, а в глубине подземелья, откуда особенно сильно сквозило охранной магией, стали видны уводившие вниз ступени.       Тесторил не только выпустил узников, он принес им дорожную сумку с кое-какими припасами, плащи и молот Линха. Само собой, дотащить тяжеленный молот старцу помог один из стражников. Но стражники, наверняка, даже не задавались вопросом, что сейчас происходит в темнице: кто бы посмел подозревать в чем-либо первого чтеца!       Когда Линх и Имоен спустились в катакомбы, Тесторил притронулся светящимся посохом-ключом к верней ступени потайной лестницы, и на ее месте вновь выросла глухая стена. Затем старик запер и пустую камеру – просто так, из любви к порядку.              Они вдвоем спускались все ниже. Ступени были крутыми, а путь освещали лишь редкие светильники с волшебным огнем, подвешенные к потолку.       – Мы спускаемся в склеп Алаундо? – замирающим голосом спросила Имоен.       Линх подтвердил:       – Угу.       – Я слыхала, что он где-то под монастырем… А как мы оттуда выберемся?       – В таких крепостях, как Кэндлкип, всегда делают подземные ходы наружу на случай осады. Один из них как раз ведет из гробницы пророка, – обнадежил Линх и внезапно добавил. – Вот сейчас и увидим твоего невидимого вирма.       Имоен вспыхнула:       – Что, решил меня разыграть? Я его выдумала, чтобы дурачить тебя в детстве.        Лестница закончилась, и беглецы оказались в так же слабо освещенном магическими лампадами пустом каменном коридоре.       – А я думал, ты знала! – совершенно искренне удивился Линх. – Гробницу Алаундо стережет призрак-вирм, об этом, кстати, упоминается у Воло Гиддарна в его трактате о Побережье Мечей. Ты могла читать.       Встревоженно нахмурившись, Имоен призналась:       – Если эта книга толстая, вряд ли я ее читала… – и замедлила шаг. – Линх, а это нормально, что мы идем прямо в пасть к вирму? Уверен, что он не злой?       – Это не «он», а «она», – уточнил Линх. – Ее зовут Миирим.       – Она еще и голодная небось… – не успокаивалась Имоен.       – Не может быть, чтобы Тесторил послал нас на верную гибель! – убежденно возразил Линх. – Может, Миирим для нас неопасна. Главное, ничего не трогай, даже «просто посмотреть», чтобы драконица не приняла нас за расхитителей гробниц.       Они шли, не теряя друг друга из виду, держась как можно теснее друг к другу, путь в неизведанной темноте катакомб страшил обоих. Но вирма, по крайней мере, нигде не было.       Наконец коридор привел Линха с Имоен в мрачную и прекрасную усыпальницу. В этой огромной куполообразной комнате все стены были покрыты искусной резьбой, подернутой пылью (хотя за священной гробницей явно ухаживали, но, очевидно, лишь по праздникам). Благородные барельефы изображали закладку первого камня монастыря, труды переписчиков и переплетчиков, вещающего Алаундо. Мелкие надписи под ними подсказывали, что означает изображение.       Одна из стен была посвящена пророчествам. Неожиданно Линх увидел толпу стилизованных обнаженных людей, сражавшихся друг с другом в жестокой схватке, топтавших и пронзавших мечами один одного. Внизу виднелась выбитая в камне подсказка: «Когда дети Зверя вырастут, они принесут в мир войну, и мир захлебнется в крови». У Линха перехватило горло, и Имоен, услышав его сдавленное дыхание, схватила его за руку:       – Линх, только не скисай! Держись, старина, это же просто картинка.       – Угу, – прорычал Линх, встряхнувшись и отводя взгляд от ужасного барельефа.       Центр помещения занимал саркофаг, резьба на крышке которого изображала усопшего пророка с мирно сложенными на груди руками.       – О Алаундо! – в отчаянии произнес Линх. – Зачем ты открыл всем это предсказание? Что было бы, если бы потомки Зверя не знали, что им суждено убивать друг друга? А что если бы они не знали даже того, что их породил Баал?       У Имоен невольно слезы навернулись на глаза. Бедный Линх!.. Но вдруг ледяной шорох по камню заставил ее содрогнуться. Девушка в панике обернулась. Звенящая чешуя струилась по холодной стене.       – Линх! – вскричала Имоен.       Напротив на потолке, держась когтями за тесаный камень, висел полупрозрачный серебристый контур дракона-призрака.        – Здравствуйте, посетители, – раздался хрустальный женский голос. – Ах, какой милый парадокс! Теперь мне будет, о чем размышлять в ближайшие годы. Очень изящно! Напоминает сюжет одной пьесы. О младенце было предсказано, что всю жизнь он будет сеять вокруг себя смерть и раздор.        – Имея форму человека,        На свет чудовище родилось, – выспренно процитировала Миирим, со звонким шорохом скользнув в противоположный конец гробницы.       – Тогда ребенка с ранних лет заперли в башне, лишив свободы и солнечного света. Но потом несчастному удалось вырваться. Разумеется, он был обозлен на весь мир и в отместку начал сеять вокруг себя смерть и раздор, – серебряный вирм опять метнулся в другой конец. – И вот вопрос: кто же сделал его зверем? Его природа? Или люди, что испугались предсказания и бросили его в тюрьму еще ребенком? Парадокс! – зашелестела смехом драконица.       Соскользнув с потолка, она вырисовалась из сумрака прямо напротив Линха:       – Читал? Обсудим?       – Читал, – прохрипел Линх. – Но плохо помню…       Имоен двумя руками взяла его за руку, ладонь Линха была холодной, как лед. «Глупая библиотечная ящерица! – с негодованием думала девушка. – Из-за того что ей скучно и не с кем поговорить о книжках, она ему сейчас сорвет крышу!» Но вслух Имоен решилась только спросить:       – А можно мы уже пойдем? У нас важное дело.       – Мне почудилось, что я чувствую в одном из вас зло, – сообщила Миирим, вновь перемещаясь по гробнице своим стремительным полупрозрачным телом. – Но я ошиблась. Когда сторожишь склеп так давно, как я, развивается паранойя.       И вцепившись в камень несокрушимыми когтями, драконица-призрак опять повисла на потолке:       – Так вам нужен выход отсюда?       – Еще как, сударыня! – нетерпеливо воскликнула Имоен.       – А-ах… ну, приятно было побеседовать, – вздохнула Миирим. – Что ж, выход вон там, – она махнула лапой, указывая направление.       – А там не заперто? – уточнила Имоен.       – Нужна же какая-то вентиляция, – охотно пояснила драконица. – Я, впрочем, не дышу, но у меня тут имеется небольшая личная библиотека, а вентиляция необходима для сохранности книг.       – Понятно. Спасибо. До свидания, – ответила Имоен и потащила за собой Линха, спеша, чтобы вирм-призрак не нашла новую тему для разговора.       Оставшись возле саркофага Алаундо, драконица привычно прислушалась к своим подземным владениям. Юноша и девушка, нарушившие ее покой, уже скрылись в сгустившемся в глубине коридора мраке…       Внезапно драконица-страж взвилась с места. Она опять ощутила в одном из них присутствие зла – зла древнего, могущественного. Миирим стрелой понеслась в погоню, струясь чешуйчатым телом то по стенам, то по полу и потолку.       И почти тотчас в недоумении остановилась. Чувство присутствия чего-то злого растаяло бесследно. Ей снова всего лишь почудилось… Видно, от слишком долгого пребывания под землей у Миирим и впрямь разыгралась паранойя.       Глава 3              Только что закончился осенний затяжной дождь. Лес пропитался влагой, в нем до сих пор раздавался дробный шум капель, падающих с ветвей. Солнце пряталось за рваными тучами. Со стороны моря порывами дул пронизывающий ветер.       Всю ночь Линх с Имоен ощупью шли по лесу в темноте. То и дело они упирались в бурелом, колючий кустарник, глубокий овраг или поляну, опутанную цепкими вьющимися растениями. Однако оба боялись погони и из последних сил старались хоть немного отдалиться от Кэндлкипа.       Утром, несмотря на хлынувший ливень, они продолжали продираться сквозь чащу, пока не выбрались на торговый путь. Теперь беглецы решили идти по дороге, надеясь, что в случае чего успеют вовремя залечь в кустах у обочины.       Из-за дождя дорога размокла, липкая слякоть чавкала под ногами, в воздухе сгущалась промозглая влажная взвесь. Внезапно Линх и Имоен остановились как вкопанные, не веря своим глазам.       Впереди, скособочившись, стояла пестро разрисованная кибитка, а рядом, весело мотая хоботом, высился мокрый серый слон.       Задние колеса кибитки засели в глубокой, заполненной водой колдобине. Возле нее гневно жестикулировал старый гном. Высокий черный цилиндр, огромный нос, очки и острая борода с проседью – иллюзионист Квейл собственной персоной!       Все еще не помня себя от удивления, Линх с Имоен приблизились.       Потом, под одобрительным взглядом слона, Линх молча дошлепал по лужам до застрявшей кибитки, примерился, встал поустойчивее, напряг мышцы… И внезапно одним рывком выкатил цирковую кибитку из ямы.        – Ах, какая судьбоносная встреча! – в знак приветствия приподняв над головой цилиндр, радостно вскричал Квейл. – Мне кажется, я узнаю этого приятного молодого человека. Только раньше он будто бы выглядел немного почище.              Квейл хорошо запомнил Линха еще на дороге возле Нашкельской ярмарки. В то время парень впрямь выглядел почище, и с ним было пятеро вооруженных друзей, имевших вид вполне процветающей шайки наемников. Но теперь ветер явно переменился. Из всех спутников с Линхом осталась лишь его рыжеволосая подружка, оба едва держались на ногах, а на мокрые плащи налип целый слой паутины, прошлогодней хвои и осенней листвы.       – Сам собой напрашивается вывод, – важно поправив очки на носу, произнес Квейл. – У вас большие неприятности, молодежь!       Имоен сохраняла бдительность, то и дело поглядывая на дорогу в направлении Кэндлкипа. И надо же было, чтобы прямо сейчас там вдали показалось темное облако. Как не вовремя! Нырнуть в кусты и залечь – это не имело смысла на глазах у бродячих артистов. Будь у девушки время, она бы, конечно, что-нибудь сочинила, чтобы убедить Квейла не выдавать их с Линхом, но уже было поздно. Темное пятно вдали рассыпалось и превратилось в отряд всадников.       Линх тоже это заметил, проследив за испуганным взглядом Имоен.       – Прошу тебя, Квейл, спрячь нас! – попросил он. – Они скажут, что мы убийцы, но это неправда, мы ничего не сделали!              Когда-то в юности длинноносый гном Квейл собирался посвятить себя служению Баравару Хитрому. Баравар, гномий Бог Иллюзий, обладал неугомонным нравом. Он никогда не мог удержаться от шутки, озорной проделки или веселой шалости. Того же Баравар требовал и от своей паствы: находчивости, предприимчивости и непоседливости.       Позднее Квейл променял церковь на цирк, но вряд ли Баравара-Хитреца могла покоробить такая замена. «Волшебный цирк на колесах иллюзиониста Квейла» разъезжал по всему Побережью Мечей, изумляя публику «чудесами, которых не сумеют повторить маги». Никому и в голову не приходило, что на самом деле это чудеса ловкости рук, обмана зрения, ящиков с двойным дном, замаскированных зеркал, механики и химии.       Зато сам Квейл ничему на свете привык не удивляться.       – И что, вы это серьезно? – он скрестил руки на груди, окинув взглядом испуганных Имоен и Линха. – Так лезьте в кибитку!        Они не заставили себя ждать и быстро забрались в цирковой фургон, забитый всяческим реквизитом.       У Имоен кошки скребли на душе. Если бы она была на месте хозяина бродячего цирка не хотела связываться с двумя убийцами, она бы тоже прикинулась, что согласна помочь. А потом, когда подъедет стража, просто указала бы на кибитку. Почему бы Квейлу не поступить точно так же?       Дрожа как осиновый лист, девушка прильнула к щели в пологе. Вскоре послышался топот копыт, и она увидела всадников в доспехах Пылающего Кулака. Вероятно, упустив беглецов, они мчались с донесением во Врата Бальдура.       За своим плечом девушка слышала угрюмое сопение Линха. Наверняка, он гадал, предстоит ему сегодня драться или нет.       Осадив коня, командир отряда отрывисто бросил:       – Эй, циркачи! Вы не видали тут двоих – парня и девушку?       – Здравствуйте, господа военные, – с достоинством поклонился Квейл. – Позвольте заметить, я очень рад побеседовать с вами. Чалт, прошу комплимент! – гном сделал выразительный знак слону. – Алле!       В ответ огромный, серый, мокрый от дождя слон присел на задние ноги, а передние согнул перед грудью, словно собачка, выполняющая команду «служи».       Отряд Пламенного Кулака опешил. Даже командир не знал, что сказать.       Наконец слон снова опустился на свои четыре столбообразные ноги с самым солидным видом.       – Отвечайте: вы не встречали здесь парня и девушку? – опомнившись, командир постарался взять как можно более строгий тон. – Мы их ищем.       – Если вы спросите меня, то я отвечу: нет, – сообщил Квейл. –Посмотрите на эту дорогу, ваше превосходительство, это форменное болото, тут разве что кикимору встретишь! Может, ты кого-нибудь видел, Чалт?       Слон изо всех сил отрицательно замотал головой.       Всадники не могли оторвать от слона глаз, с трудом сдерживая улыбки.       – Эй ты, гном! – отчеканил командир, стараясь не поддаться могучему обаянию Чалта. – Те двое – опасные преступники, их приговорили к повешению во Вратах Балдура. Девчонка рыжая, у парня явно примесь орочьей крови. Если вы увидите их, ваш долг – сообщить представителям власти.       – Ну разумеется, а как же иначе? – развел руками Квейл. – Чтобы я – и не чтил закона? Ха, не смешите меня! Не правда ли, Чалт?       Слон усердно закивал, размахивая хоботом.       – Имейте в виду, ваше сиятельство, кто угодно может сказать вам неправду, но слон никогда не будет врать! – торжественно заверил Квейл. – Что касается слонов, они абсолютно честны!              Когда стражники Пылающего Кулака скрылись вдали, а Линх с Имоен выбрались из кибитки, старый гном глубокомысленно поправил на носу очки.       – Итак, молодежь! Прямо сейчас, в этот ненастный день, на этой грязной дороге вы внятно и доходчиво объясните мне, во что я только что влип.       Клоун Бинки, корпулентная огресса мадам Газиб и ее долговязый муж с непритворным интересом тоже уставились на беглецов.       Линх опустил взгляд. Что он мог им сказать? Увидев это, Имоен живо вышла вперед.       – Послушай, Квейл, – произнесла девушка. – Ты ведь умеешь творить чудеса, которых не способны разгадать маги. Разве ты не сможешь придумать, как нам с Линхом попасть во Врата Бальдура?       Гном многозначительно закатил глаза:       – Не исключено, что да. Но сперва я хочу услышать хотя бы одну причину, почему я должен.       Имоен вздохнула и без своего обычного плутовства, чистосердечно выдала:       – Знаешь что, дядя Квейл? У нас тут куча всего: и политический заговор, и предсказание пророка, и божественное вмешательство… Если даже я тебе расскажу, у меня все равно нет ни капельки доказательств. Хочешь – верь, хочешь – нет, но мы с Линхом ни в чем не виноваты, точка! Ты же старый хитрый гном, Квейл, ты же разбираешься в людях? Ну тогда разберись в нас, ну пожалуйста, разберись!              Кибитка и слон вновь двинулись по размокшей дороге, но теперь уже в строну Врат Бальдура. «Волшебный цирк на колесах» выступал там в начале лета, и Квейл намеревался вернуться только весной, когда публика успеет соскучится по «Взрывающемуся огру», шуткам клоуна Бинки и иллюзионным чудесам. Но теперь его планы изменились.       Поначалу умудренный опытом гном сильно сомневался, стоит ли беглецам вообще совать нос во Врата, где для них как раз построена виселица!       Но Линх упрямо покачал головой:       – Нам нужно туда. Мы должны попытаться удержать великих герцогов от войны с Амном.       – Не спрашивай. Как я и говорила: политический заговор, древнее предсказание… – со вздохом напомнила Имоен.       Но пока Линх с Имоен сидели под замкОм в Кэндлкипе, ожидая приговора суда, во Вратах Бальдура произошли зловещие перемены.       – Вы не поверите! У нас почти совсем закончились великие герцоги, – посетовал Квейл.       – Как это? – в недоумении переспросил Линх.       – Герцог Сильвершилд убит. Слуги нашли бездыханное тело прямо в спальне. Теперь спросите меня, а как здоровье герцога Эльтана? И я вам отвечу: он при смерти! Наверняка, его отравили, так внезапно он слег. Остались только герцог Белт и герцогиня Джаннат, – гном широко развел руками.       Еще недавно Имоен кипела от негодования, что Скар и Эльтан пальцем не шевельнули, чтобы вытащить их с Линхом из тюрьмы. Теперь, начиная все понимать, она зябко поежилась:       – А с маршалом Скаром все в порядке?       Старый гном взглянул на нее из-под очков:       – Какой порядок в наше время, дорогуша? Маршала зарезали на улице, как обычного бродягу!       – Да что там творится? – не выдержал Линх, с силой сжимая кулаки. – Он же не был беззащитен!       Имоен горько вздохнула и проронила:       – Значит, перед кем-то все же был…              Цирковая кибитка пересчитывала версту за верстой, больше не рискуя намертво засесть в колдобине. Ведь рядом шагал Линх, готовый лезть за ней в любую грязь и вытаскивать столько, сколько понадобится.       На привалах он помогал огромной мадам Газиб рубить сучья для костра, а Имоен вместе с клоуном Бинки мыли слона, чьи столбообразные ноги и бока к концу дня всегда были заляпаны слякотью.       Пару раз труппа давала представления в попутных деревушках. Нацепив клоунский нос, Имоен охотно помогала своему новому приятелю Бинки зазывать публику, а до неузнаваемости загримированный Линх ломал подковы и проделывал другие подобные трюки циркового силача.       Дороги Побережья Мечей теперь стали гораздо безопаснее, и до Перекрестка Вирма бродячий цирк добрался без особого риска.       Здесь постоянно дежурил кордон стражи. Перекресток Вирма нельзя было проскочить даже под заклинанием невидимости: у стражников уж наверняка имелись на этот случай какие-нибудь штуки, зачарованные на Истинное Зрение, догадывалась Имоен.                     Квейл воздел руки к небу:       – Пха! Заклинание невидимости? Не смешите мой цилиндр. Поверьте, хорошие мои, я знаю, что любое волшебство можно развеять. Но есть трюки, которые даже магов ставят в тупик. Хотите знать, что я имею в виду?       Линх и Имоен хотели.       – Фокусы, – ухмыльнулся гном. – Ни одно заклинание для развеивания магии не разоблачит обычный фокус. Наша цивилизация чересчур полагается на волшебство, нас не удивишь самыми заковыристыми чудесами, но запросто одурачишь механической игрушкой или ловкостью рук.                                   Подготовившись к досмотру стражи, Квейл подозвал беглецов и указал им на свою пестро размалеванную кибитку:       – Прячьтесь!       Артисты уже вытащили наружу весь разнообразный цирковой скарб, и она была совершенно пуста.       – Да ладно, Квейл, – недоверчиво покачала давно не стриженной рыжей гривой Имоен. – Неужели ты думаешь, что стражники не осмотрят фургон?       – Перед вами не просто фургон, – самодовольно проговорил Квейл. – Он собран по моим личным чертежам для уникального иллюзионного номера «Исчезновение слона». Слон заходит внутрь, а потом он – ап! – на глазах у изумленной публики исчезает…       – Целый слон?! – не поверила Имоен. – А как?       Но гном наотрез отказался раскрывать секрет своего коронного фокуса.       – Все, чего я хочу, это чтобы вы тихо сидели на одном месте, – подчеркнул он. – Помните: тишина, что бы ни случилось!       Когда Квейл запер дверь, в домике на колесах воцарился мрак. Беглецам ничего не оставалось, как прикусить языки и набраться терпения. Что творилось снаружи, оставалось лишь гадать. Правда, стенки кибитки были не слишком толстые, и кое-что все-таки можно было расслышать.       Внезапно чья-то тяжелая рука толкнула дверь:       – Что у вас там? Открывайте.       – Алле! – раздался торжественный возглас Квейла, и дверь кибитки широко распахнулась.       Стиснув зубы, Линх подумал: все, попались!.. Правда, Квейл сказал, что этот фургон используется для фокуса с исчезновением целого слона, но ведь Линх с Имоен никуда не исчезли. Они по-прежнему сидели рядом, прислонившись к задней стенке фургона. Их сейчас схватят!       Однако едва дверь распахнулась настежь, раздался громкий хлопок, а затем растерянный голос стражника вперемежку с руганью:       – Что взорвалось? Кхе, кхе… Откуда столько дыма?       – Это спецэффект! – возмутился Квейл. – К вашему сведению, мой фургон – уникальное иллюзионное оборудование. Он и должен так работать.       Линх и Имоен не видели никакого дыма, но чуяли его запах. Хотя фургон был открыт – дверь нараспашку – но каким-то непостижимым образом беглецы продолжали сидеть в темноте. А голос Квейла снаружи уверенно вещал:       – Как видите, господа стражники, в кибитке пусто!       У Имоен так и чесалась рука потянуться и пощупать, что заслоняет их от посторонних глаз. Может быть, совсем просто – декорация, изображающая заднюю стенку кибитки? А из-за того что в фургоне дымно, стражник не замечает, что перед ним всего лишь рисунок, а думает, будто на самом деле заглядывает в абсолютно пустой фургон?       Так или иначе, девушка понимала, что это какое-то мошенничество – чудо то ли механики, то ли оптики, или в чем там еще хорошо разбираются гномы!       Наконец дверь снова закрылась. «Волшебный цирк на колесах» благополучно прошел досмотр стражи и теперь имел право проехать в городские ворота.       Уже на рыночной площади беглецы тепло простились с Квейлом и его труппой. Имоен напоследок даже, подойдя к Чалту, обняла его за правую переднюю ногу:       – Прощай, слонишка!       И Чалт ободряюще похлопал ее хоботом по спине.       Рыжая девчонка засмеялась и шутливо крикнула Линху:       – Эй, слушай! Если ты все-таки построишь кошачий приют, давай возьмем туда хоть одного слона!       Глава 4              Великий город был охвачен тревогой. Со стороны было и не понять, что изменилось в обычном течении жизни, может быть, просто люди на улицах стали чаще испуганно озираться. Но что-то такое витало воздухе, шуршало в поспешных шагах прохожих, звенело в многозначительном молчании каменных домов, так что у Линха с Имоен стало муторно на душе.       Впрочем, у этих двоих были свои личные причины для беспокойства. Нырнув в переулок, беглецы сразу увидели плакат «Разыскиваются!». Линх и Имоен не стали останавливаться – глупо торчать возле плаката, на котором тебя же и объявили в розыск. Но черно-белые портреты были настолько крупные, что Имоен на ходу пригляделась и фыркнула:       – Смотри, Линх, ты совсем не похож! Раньше тебя рисовали лучше.       Парень безнадежно покачал головой. Грубое лицо на рисунке выражало ничем не смягченную свирепость, но Линх однажды уже видел себя таким: когда он приснился себе в кошмарном сне в облике железного идола – Великого Хищника.       – А я неплохо вышла, – довольно сощурилась девушка. – В следующий раз сорву себе на память.       Наконец Линх обнаружил на мостовой решетку канализации. Туда лежал сейчас их с Имоен путь – в вонючие стоки под городом.              Линх спустился вниз первым, за ним по ржавой железной лестнице ловко соскользнула Имоен и принялась вытирать краем плаща запачканные ладони.       В извилистом темном коридоре, источая миазмы, плескалась мутная река нечистот. Стены и лестница были покрыты подозрительной слизью, наросшей из-за вечной сырости и густой вони.       Ближайшей целью двоих беглецов было разыскать своих друзей.       Перед отъездом Имоен и Линха в Кэндлкип они условились, что шестерка вновь соберется вместе в «Застенчивой Русалке». Но сейчас девушка боялась, что у Джахейры с Халидом, Динахейр и Минска больше не было причин ждать.       – Откуда они знали, что после побега из Кэндлкипа мы вообще вернемся во Врата Бальдура?       Но Линх думал иначе. Халид и Джахейра – Арфисты, они никуда не уйдут.       – Я недавно кое-что понял, Имми. Ты не спрашивала себя, зачем Арфисты вырастили дитя Баала? Даже если Горион просто пожалел маленького ребенка, то почему другие Арфисты были не против и даже на случай смерти отца назначили мне опекунов?       Внимательно посмотрев на него, Имоен неуверенно ответила:       – Из-за пророчества Алаундо?..       – Угу, - на свой лад буркнул Линх. – Это был их замысел. Вырастить сына Зверя добрым, таким, чтобы, когда придет его время решать судьбу Побережья Мечей, он был милосерден.       – Ты злишься на это? – вдруг тихо спросила девушка.       Линх лишь устало повел плечом:       – Да я не против…       Главное, парень был полностью уверен, что Халид и Джахейра не только не сбегут из Врат Бальдура, но и до конца останутся на его стороне, выполняя задание Арфистов.       Что до Динахейр и Минска, на них Линх особенно не рассчитывал. Он был бы от души рад помощи искусной ведьмы и могучего чудака-следопыта с его хомяком, но сомневался, что вправе их о чем-то просить…              Канализация – она же Большая Клоака – представляла собой выложенные булыжником темные коридоры, куда через стоки стекала вода. Собственно, это была не просто вода, а все, что жители Врат Бальдура выплескивали из своих домов на улицу, иначе говоря, и вода тоже. От вони слезились глаза, закладывало нос.       Линх все же был гораздо менее брезглив, чем Имоен, а ее чуть не вырвало, когда она случайно наступила на полуразложившуюся раздутую, мягкую дохлую крысу.       Готовясь лезть в городские стоки, беглецы заранее запаслись самодельными факелами. Линх освещал путь, но из-за висевших в воздухе миазмов факел плохо горел и чадил.       Однако углубившись в подземный коридор, Линх с Имоен довольно скоро разглядели впереди какое-то пятно света.       Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться в липкой грязи, они добрались до крошечного освещенного пятачка. Мужчина средних лет, поставив на пол фонарь, ковырялся ломом в отверстии стока.       Надвинув на голову глубокий капюшон своего огромного плаща, Линх появился из узкой арки коридора. Увидев его, чистильщик так вздрогнул от страха, что даже выронил лом.       – Я обычный бродяга, – миролюбиво сказал Линх, чтобы его успокоить. – Просто ищу ночлежку. Говорят, где-то в городе есть приют Ильматера.       Чистильщик, все еще глядя на него с опаской, ответил:       – Мне и самому там сейчас приходится ночевать. Слыхал, скоро будет война? Цены так взлетели, что я зарабатываю только на еду.       Бедолага говорил сипло и в нос, должно быть, из-за вечной сырости и вони в стоках.       Линх не стал больше темнить.       – Значит, ты знаешь Рилла? – напрямик спросил он. – Я заплачу тебе десять медяков, если ты отнесешь ему вот это, – и парень протянул к чистильщику ладонь.       Он держал маленький костяной медальон с изображением двух связанных окровавленной веревкой рук, – святой символ Плачущего Бога.       – Скажи Риллу, – продолжал Линх, – что человек, который дал тебе эту вещь, ждет его в канализации.              У Имоен и Линха было немного денег (они кое-что заработали, выступая с бродячим цирком), поэтому беглецы могли позволить себе предложить несколько медяков чистильщику за услугу. Теперь им оставалось лишь надеяться, что Рилл решится прийти на встречу.       – Он обязательно придет, – серьезно пообещала Имоен. – Честно, я в этом кое-что смыслю…       Имоен не ошиблась, Рилл явился в канализацию так быстро, как только смог. Он провел своей самодельной тростью по решетке, привлекая внимание. Самому Риллу не хватило бы сил сдвинуть чугунную решетку с места, но Линх поднялся по лестнице и сделал это сам.       Рилл передал ему трость и стал неуклюже спускаться по скользким, ржавым скобам – почти точно таким же, как на складе в Клоаквуде.       Едва встав обеими ногами на булыжный пол вонючего коридора, Рилл взволнованно заговорил:       – Вы здесь?! Вас же днем с огнем ищут! На площади против храма Хельма соорудили виселицу. Все стены оклеены плакатами, глашатаи кричат, что вы амнийские шпионы, а ты, Линх, хуже того, ты сын Бога Убийства. Какой вздор! Все вокруг посходили с ума…       Линх оторопел.       – Ты что, им не веришь? – спросил он каким-то внезапно севшим голосом.       – Разумеется! – убежденно ответил Рилл. – Как это мерзко, что тобой запугивают людей.       У Линха был такой вид, точно он получил удар под дых. Он не представлял, что на это сказать. Но Имоен поспешила вмешаться:       – Знаешь, Рилл, ты можешь нам помочь. Нам с Линхом нельзя в открытую шататься по городу. Поэтому надо, чтобы ты сходил в «Застенчивую Русалку».       Девушка подробно растолковала Риллу, чего от него хотят.       Халид и Джахейра, наверняка, оставили что-нибудь для Линха в «Русалке». Рилл должен был побывать в гостинице и расспросить управляющего.       – Только будь осторожнее, – добавила Имоен. – «Русалка», считай, бандитский притон, там полно всяких темных личностей.       – В приют Ильматера тоже приходят разные люди, я нахожу с ними общий язык, – успокоил Рилл.       Линх вдруг оживился:       – А как дела в приюте?       Сначала Рилла удивил этот вопрос, потом он улыбнулся и охотно ответил:       – Не так уж плохо. Заканчиваем ремонт. Ты же видел этот сарай. Если его не отремонтировать к зиме, там нельзя будет жить. Помнишь, когда ты пришел сделать пожертвование, я сказал: «Никогда не думал, что мне придется управлять ночлежкой». На работу в Зал Чудес меня так и не взяли, но это к лучшему. Все же я инженер, так что руковожу всеми строительными работами в приюте. Жаль, ты не можешь пойти со мной посмотреть! Чуть не забыл… – спохватился молодой человек и поспешно достал из кармана символ Ильматера. – Держи.       Линх протянул руку, потом неуверенно остановил ее в воздухе. Рилл в недоумении посмотрел на него.       Вздохнув, Линх молча взял назад священный символ.       Наконец Рилл поднялся из канализации наверх, и Линх следом забрался по лестнице, чтобы подать ему трость и поставить на место решетку.              Когда-то Линх захотел служить Ильматеру, потому что стеснялся своего мягкосердечия. Это была наивная отговорка слишком широкоплечего и угрюмого с виду подростка с чересчур сострадательной душой: ильматари имеет право на жалость ко всем живым существам, и вот ни капельки это не смешно!       В Кэндлкипе было достаточно книг о духовных практиках разных церквей. С помощью Гориона парень постигал доктрину Ильматера и учился воззывать к Сломанному Богу.       В то время Линх не сомневался, что Ильматер – это одна из тех вещей в жизни, которую у него никто не отнимет. Например, как имя, как свое «я».       А теперь что у него осталось от всего этого? Его имя – дитя Баала. Его «я» оказалось сосудом, против воли наполненным Тьмой. Остался ли у него хотя бы Ильматер?       Беглецы уже отчаялись ждать, в стоках шныряли крысы, капала где-то вода. Следить за течением времени было невозможно: вокруг не происходило никаких изменений. Чтобы сэкономить факел, они сидели без огня. Имоен с Линхом просто устроились на полу, подстелив плащи. Заняться тут тоже было нечем, а впереди маячила перспектива ночевки в вонючей городской клоаке. Но неизвестность мучила хуже всего.       Вдруг Имоен начала насвистывать, беспечно насвистывать смешные песенки. Линх так и не научился свистеть, наверное, из-за неправильного прикуса, слишком крупных клыков, доставшихся от мамаши-полуорка. Сейчас ему чудилось, что веселые звуки в мрачных катакомбах звучат странно зловеще, но Имоен не сдавалась и настырно повторяла свои озорные мотивчики. Это все сильнее раздражало Линха, и он хотел сказать подруге, чтобы она перестала. Но он знал Имоен: она из тех, кто всегда будет шуметь и смеяться, лишь бы не показать, что на самом деле ей страшно и грустно. Поэтому Линх стиснул зубы и промолчал, не мешая ей свистеть.              Тем временем из мрачного лабиринта Большой Клоаки вынырнул свет фонаря, а за ним проступили очертания чьего-то могучего силуэта. Имоен заметила его первой и в панике изо всех сил толкнула Линха, чтобы он посмотрел. Оба вскочили на ноги. Но могучий незнакомец вдруг окликнул знакомым голосом, в котором неразделимо смешивались грозные и добродушные нотки:       – Эгей! А ну назовите себя!       – Это же я, Имоен! – девушка встала поближе к свету.       – Минск! – с облегчением воскликнул Линх. – Неужели ты?!       Богатырь-рашеми протянул ему навстречу ладонь с маленьким пушистым живым комочком.       – Если ты видишь Бу, ты видишь и Минска!       Присев на задние лапки, хомячок взволнованно подергал носом, тараща блестящие в темноте бусинки-глаза.       – Привет, помпончик! – засмеялась Имоен. – А где остальные?       – Минск отведет вас в тайное место, – загадочно сообщил следопыт.       – Куда? – спросил Линх.       – Первое правило тайного места – никогда не говорить о тайном месте, – сурово проронил Минск.       Линх с Имоен зашагали вслед за рашеми, который двигался в тоннелях канализации, точно у себя дома, освещая путь поднятым над головой фонарем. Еще немного путешествия по сумрачным, удушливым, грязным стокам…       И вот наконец Минск, приблизив свой фонарь вплотную к стене, показал беглецам едва заметную дверь. Цветом она сливалась со стеной, покрытая таким же слоем грязи, и ее присутствие выдавали лишь едва различимые контуры.       Глава 5               Дверь открылась после условного стука. За ней оказалась полутемная прихожая, где несла дежурство кучка вооруженных до зубов вышибал.       С виду это место напоминало дорогую гостиницу. Кроме прихожей, оно было хорошо освещено, и Линх встревоженно посмотрел на свои сапоги, оставлявшие жирные следы грязи на ковре. Вокруг, однако, стояла зловещая тишина, вызывая недоумение: чудилось, здесь вообще никто не жил.       Минск проводил беглецов в просторный гостиничный номер без окон. И едва Линх с Имоен переступили порог, как в мерцании свечей увидели остальных своих спутников: Динахейр, Халида и Джахейру.       – Я же г-говорил! – чуть неуверенным голосом, но с искренней радостью воскликнул Халид. – Они сумеют п-пробраться в город и д-догадаются, как нас найти!              Стол был накрыт, чтобы накормить гостей с дороги. Линх с Имоен по-прежнему удивлялись роскошной обстановке в номере и довольно изысканному угощению. Все шестеро чувствовали, что настал час истины.       Линх спросил:       – Где мы?       – В Логове, – сухо ответила Джахейра. – В гнезде преступности и порока, которые только способен породить цивилизованный город.       – Это п-подземные номера п-прямо под «Застенчивой Русалкой», – подхватил за своей женой Халид. – В-все жильцы инкогнито, звуконепроницаемые с-стены, сюда ведут концы самих чудовищных п-преступлений. Цены, конечно, кусаются: Борк, управляющий, п-предоставляет только самые д-дорогие услуги. Волей-неволей п-приходится наслаждаться жизнью.       – Когда глашатаи объявили, что вас с Имоен повесят напротив храма Хельма, – поведала Джахейра, – мы собирались напасть на конвой по дороге на эшафот. Я уже договорилась со всеми бродячими собаками на рынке, чтобы они устроили суматоху и отвлекли стражу. Минск с Халидом должны были освободить вас. Динахейр обещала задержать погоню, преградив ей путь огненной стеной. Мы исследовали канализацию, чтобы бежать под землю.       – Ксан Серый Плащ оказал нам любезность и помог снять комнаты здесь, – вступила в разговор ведьма Динахейр. – Когда он вел личное расследование во Вратах, ему доводилось проникать даже в Логово, благодаря, разумеется, своим выдающимся успехам в магии воздействия на разум.       – Ксан разве не уехал? – удивился Линх. – Он вроде собирался отплыть в Эвереску.       – Он остался наблюдать за политической ситуацией на Побережье Мечей, – объяснила Динахейр. – Если начнется война, поставки железа в Эвереску вряд ли скоро возобновятся.       – Все кругом толкуют о войне! – громко вмешался Минск. – Минску скучно сидеть в норе, он ходит в стоки и там иногда стоит под решетками, которые ведут наверх. Оттуда часто слыхать разговоры.               За столом повисло молчание, потому что о войне на миг задумались все присутствующие.       Последние события не обнадеживали. В убийстве маршала Скара и герцога Сильвершилда местные жители видели руку Амна. Войска Врат Бальдура были разоружены железным кризисом, и в городе царила паника.       – И тут во Вратах п-появляется Саревок Анчев и объявляет, что готов пожертвовать все наследство, полученное после смерти отца, на подготовку армии! – сообщил Халид.       – Вот это поворот! – ахнула Имоен. – А какая ему тогда выгода?! Мы же думали, он будет продавать доспехи втридорога!       – У него д-другие амбиции. Наверняка с-скоро Саревок получит титул в-великого герцога, – сообщил ошеломляющую новость Халид. – Он с-собирается занять место покойного С-сильвершилда.       – Получается, это взятка? – воскликнул Линх. – Он жертвует имущество, а ему дают титул?!       – «В-взятка»? – усмехнулся Халид. – Анчевы – знатный б-богатый род. Накануне железного к-кризиса они скупили кучу д-доспехов и оружия. Город на п-пороге войны не может отказаться от такой с-сделки.       – В глазах многих Саревок станет спасителем Врат Бальдура, если единолично снарядит армию, – поддержала мужа Джахейра. – Он ведет себя, как человек, знающий, что делать. Оробевшие чуют в нем вожака.              Маленький отряд снова собрался вшестером. И теперь – вшестером против всех. Что бы Линх со своими спутниками ни решили, им предстояло действовать вне закона. Все мирные пути были отрезаны.       Линх с Имоен тоже поделились с друзьями своими невзгодами – рассказом об аресте и побеге из Кэндлкипа.       – Саревока нужно остановить, – все крепче сдвигая брови, проронил Линх. – Но я… больше не жду правосудия. Все уже знают, что я сын Баала, это написано на каждом столбе. А вы запятнали себя, путешествуя со мной.       – К-кроме того, мы с женой амнийцы, – горько усмехнулся Халид. – Хотя я к-калишит, а Джехайра из Тетира, мы уже много лет г-граждане Амна. Если это раскроется, мы в-все будем шайкой амнийских ш-шпионов.       Имоен вдруг рассмеялась:       – И вдобавок вы Арфисты. Я уже знаю. Линх говорил, что Арфисты готовы бороться против несправедливости, даже если для этого приходится нарушать закон, поэтому вас многие считают… ну… сомнительной компанией.       – В Кэндлкипе я нашел письмо своего приемного отца, – объяснил Линх. – Там это написано. Мне все известно: кто я такой и зачем меня вырастили.       И заметив, как встревоженно переглянулись Дахейра и Халид, парень добавил:       – Не волнуйтесь, я согласен.       Смуглолицая Динахейр следила за ним сочувственным взглядом своих черных пронзительных глаз.       – Тебе предстоит вести нас всех, Линх, – наконец проговорила она. – Я ученая хатран, и мне хорошо знакомо пророчество Алаундо. Коль скоро оно связано с тобой, первостепенное значение имеет то, что сделал бы именно ты. В твоих руках нить судьбы.       Линх вздрогнул, так неожиданно для него прозвучали эти слова.       – Динахейр, неужели вы с Минском хотите, чтобы я вел вас? Если вы все еще думаете, что должны мне, вы ошибаетесь. Вы не давали обещаний отродью Зверя.       Ведьма покачала головой, заставив колыхаться водопад экзотических тонких косичек.       – О друг мой, я понимаю тебя, кровь Великого Хищника – ужасное наследие. Но она же питает тебя силой, превышающей силу обычной магии и молитв. Ты способен придавать своему телу великанскую мощь, мгновенно исцелять раны, обезвреживать яды. Несомненно, твои возможности будут расти…       – Я обрел эти силы, только когда начал убивать, – резко ответил Линх. – Первый раз я убил какого-то парня еще в Кэндлкипе: он сам набросился на меня с мечом, и я проломил ему череп. А вскоре мне приснился кошмар, после которого я впервые научился лечить, не воззывая к Ильматеру. Так и пошло: я убивал, мне снились кошмары, и я обретал силы.       – Проливая кровь, ты пробуждаешь кровь Баала, кровь тянется к крови, – серьезно подтвердила Динахейр. – Вижу, тебе больно сознавать это. Но тебе не суждено прожить мирную жизнь, о Линх. Алаундо предрек: «Дети Зверя уничтожат друг друга в кровавой резне». Даже если ты не захочешь участвовать, другие потомки Баала найдут тебя, и тебе придется защищаться. Однако… есть нечто, о чем ты забыл. Прошу, подумай об этом! До того, как ты узнал, что ты отпрыск Зверя, разве ты им не был? Ты был им с самого рождения. Ты уже был сыном Баала, когда мы с Минском решили разделить твои дорожные невзгоды. С кем я сейчас говорю, добрый мой друг? Ты это или не ты?       – Это я! Поверь, это все еще я! – после недолгого молчания воскликнул Линх.       – Вот почему мы не покинем тебя, – заключила ведьма.              Отдохнув, Линх решил снова спуститься в стоки, чтобы, стоя под канализационной решеткой, самому послушать, что происходит в городе. Минск обещал показать ему такие места, откуда слышны крики городских глашатаев.       На душе у парня было тревожно. По пути во Врата Бальдура он надеялся, что Халид с Джахейрой от имени Арфистов будут его направлять. Но оказалось, все не так просто: вести должен он. И все же, что оставалось? Напасть на Саревока на улице? Вызвать на поединок? Раз пророк Алаундо предсказал, что дети Баала должны уничтожить друг друга, возможно, Саревок и принял бы вызов… В конце концов, Динахейр права – потомкам Зверя дает силу пролитая кровь. Кровь друг друга, наверняка, в первую очередь, иначе в чем смысл предсказания?       Минск уверенно вел товарища подземными тропами, на ходу рассказывая, какие приметы им попадутся впереди – разбитый бочонок или рваные сапоги. С явным одобрением следопыт заметил, что, оказывается, приметы в канализации так же надежны, как лесу. Если бы эти сапоги валялись в чащобе, они никуда бы не делись, но и в стоках они который день не двигаются с места. Им можно доверять.       Конечно, Имоен собственной персоной тоже отправилась подслушивать. Еще бы! Всегда держи ухо востро!       Наверху, над стоковыми решетками, шаркали шаги, звучали – то приближаясь, то удаляясь – голоса. И если, набравшись терпения, подождать внизу, можно было выхватить из уличного шума обрывки последних новостей.       Горожане взволнованно обсуждали растущие цены на крупу, соль и мыло. Поговаривали, что Нашкель, известный своими проамнийскими настроениями, обратился в Аскатлу с просьбой ввести на свою территорию войска для защиты от угрозы со стороны Врат Бальдура. Амнийцы, конечно, воспользуются этим и выдвинут армию к границам Облачных Пиков. Мирные люди в панике, да и как не паниковать, если на носу война, повсюду шныряют шпионы и убийцы, и, по слухам, возрождается смертоносный культ Баала?              Вдруг в тусклом свете, сочившемся сквозь прутья решетки, Линх заметил, что тут, внизу, их не трое, а четверо. Прямо возле него стояла невысокая тонкая тень, словно бы заблудившееся в стоках привидение. На ней была легкая куртка, перехваченная в талии широким поясом, свободные штаны, капюшон и маска, закрывавшая нижнюю часть лица – все темно-серое, сливавшееся с тьмой.       Парень вздрогнул от неожиданности.        «Привидение» почтительно склонилось:       -Прости, уважаемый господин, что я не подошла к тебе открыто. Но ведь ты сам сейчас живешь, прячась в темных углах.       Линх снова оторопел: это был необычайной чистоты женский голос. Каждое слово из серебра или из хрусталя.       – Ты кто? – опомнившись, возмущенно крикнула Имоен.       – Я Тамоко, охотница за головами, которую послали выследить господина Линха, – сказала девушка.       Она выговаривала слова с заметным, странным акцентом, звонким и нежным.       – Это очень плохая затея, – предостерег Линх, не скрывая своего огорчения.       – Но я пришла молить тебя о милосердии, – продолжала девушка с необыкновенным серебряным голосом. – Я много знаю о тебе, ильматари. Ты способен сострадать.       Линх был взволнован ее словами до дрожи. Что она такое говорит?!       – А больше ты обо мне ничего не слышала? На каждом плакате написано… – начал он.       – Я все знаю, – подтвердила девушка. – Но верю, твое сердце способно испытывать жалость.       – Я сделаю все, что смогу, – тихо проронил Линх.       В это время Имоен как раз подошла к нему, чтобы получше разглядеть незнакомку. И тут же Линх ощутил, как она хорошенько ткнула его кулаком в бок, негодуя, что он сразу повелся.       – Пощади Саревока, – произнесла темная тень.       У Линха вырвался возглас изумления.       – Может, это он пусть меня пощадит? Саревок все время пытался уничтожить меня, я только отбивал удары.       – Он всех стремится уничтожить, не только тебя, – с болью ответила Тамоко. – Я хочу, чтобы ты одержал верх над Саревоком. Разрушь его замыслы, лиши надежды, что он сумеет добиться своих целей. Но молю, сохрани ему жизнь! Я помогу ему жить, как простому человеку… а не как богу, которым он себя возомнил.       – Богу?.. – переспросил Линх, охваченный каким-то неясным подозрением.       – Он твой брат, – прозвенело во тьме, и у Линха мороз пробежал по спине. – Монстры часто ближе к нам, чем нам хочется, верно? Путь, которым Саревок стремится пройти, разделяешь и ты, но он шел по нему с самого детства. Он узнал правду о себе слишком рано, и с тех пор черпал силы лишь в своей ненависти. Саревок не видит для себя другого спасения, только стать божеством.       – Саревок – тоже сын Баала!.. – полушепотом выдохнул Линх.       – Мудрый Алаундо еще за несколько веков предсказал: наследники Зверя посеют хаос, но один из них возвысится… Саревок этого отчаянно жаждет. Ты в своих снах тоже слышал обещания могущества? Война, которую разжигает Саревок, – это жертвоприношение Баалу. Он ждет, что кровавая бойня разбудит в нем Великого Хищника. Возможно, он и прав… Но я не хочу отдавать его тьме!       – А служишь ему, как наемная убийца, – с горечью упрекнул Линх.       – Неправда! – воскликнула девушка. – Хотя мне пришлось покинуть мою родину – Кара-Тур – и стать охотницей за головами на Побережье Мечей, я не служила Саревоку. Я убивала преступников, пусть и по заказу таких же преступников, как они, но у меня был свой кодекс чести. Раньше Саревок никогда не заставлял меня его нарушать. Теперь он потребовал, чтобы я покончила с тобой. Он упрекнул меня: «Ты не любишь меня по-настоящему, если твоя честь тебе дороже, чем мое будущее!» И все же я люблю его сильнее, чем он думает, – чистосердечно продолжала она. – Саревок считает себя избранным. Но я хочу спасти человека в Звере, которым он готовится стать.       Линх медленно покачал головой.       – Поверь, я не знаю, как остановить Саревока, чтобы он остался в живых.       – Я отдам его в твои руки, – с безоглядной решимостью ответила Тамоко, протягивая Линху что-то, завернутое в красную ткань. – Против этой улики Саревок будет бессилен.       – Что мне с ней делать? – Линх с сомнением взвесил в ладони тяжелый и плотный сверток. – Если это и правда неопровержимая улика, то Саревока ждет смертная казнь.       – Он сможет бежать, я позабочусь об этом, – прозвенел голос Тамоко. – Обрати его в бегство, но не убивай. Саревок теперь в твоей власти. Прояви милосердие, ильматари!              Что в свертке, Линх не имел ни малейшего представления до тех пор, пока не вернулся в Логово и не развернул дорогой тонкий лоскут красной шелковой ткани.       Там оказалась лишь невзрачная потрепанная книжка…       Линху подумалось: Саревок жил в семье коммерсанта, он с детства видел, как люди вокруг него все время что-то записывают. В этом они с Линхом были похожи. Оба выросли среди книг, только Саревок – бухгалтерских.       Может быть, поэтому Саревок тоже привык доверять перу и бумаге? А может, вести «бухгалтерию» такой сложной интриги, как втягивание в войну всего Побережья Мечей, попросту невозможно было в уме?       В памяти Линха снова всплыло пророчество Алаундо. «Один из детей Баала возвысится над остальными, и его воля предопределит судьбу Побережья на грядущие столетия». Парень уже успел поверить, что в пророчестве говорится о нем. Сын Бога Убийства, который предопределит будущее Побережья – это же он, Линх, разве нет?       Так вот что на самом деле! Саревок тоже отродье Баала, и поэтому предсказание исполнится в любом случае, кто бы из них двоих ни победил… Алаундо никогда не ошибался!       Друзья позволили Линху прочесть дневник первому, разве что Имоен иногда подходила и заглядывала через плечо, но он с детства привык к этой ее манере.       Строка за строкой, Саревок подробно описывал подготовку железного кризиса, устройство тайного склада в Клоаквуде, подмены некоторых своих конкурентов и политических противников серыми двойниками-шаллар. Саревок рассказывал, как повел двойную игру, использовал и в конце концов убил собственного отчима Рейлтара Анчева и его сообщников в Кэндлкипе.       Впрочем, Линх догадался немного раньше, кто был тот странный незнакомец с томиком Алаундо, встретившийся ему в библиотеке…       Вперемежку с деловыми заметками страницы заполняли жадные размышления Саревока о своей «божественной крови» и пересказ мучительных ночных кошмаров.       В этом жутком и откровенном дневнике было достаточно сведений для разоблачения его владельца, достаточно нитей, позволявших доказать прямую связь Саревока с волнениями на Побережье Мечей!       Но мысли Линха все чаще сбивались, и он начинал думать о Тамоко.       Наверное, девушка в тенях следила за ним какое-то время… А он при встрече не разглядел даже ее лица, только узкие темно-карие глаза в прорези маски. И слышал голос, в котором каждый звук – серебро и хрусталь.       Она изучала Линха, пыталась понять, какой он. И своим голосом проникла в самое его сердце, сказав: «Ты способен сострадать».       Из дневника Саревока делалось ясно, что из тяжелых ночных кошмаров он вынес тайные силы, достойные сына Баала. Имоен назвала его «демоном в черных латах», и Линх тоже было поверил, что это сущность из преисподней. А оказалось, это был его брат…       Брат. Слово, которое, согласно пророчеству Алаундо, для Линха значило только «враг». «Брат» - означает «дерись».       И Тамоко решила, что при всем этом Линх согласится сохранить Саревоку жизнь, поможет ей спасти его?!        Дальше в дневнике все чаще упоминалось имя самого Линха. Похоже, Саревок не отличался хладнокровием, он сыпал бранью, а его изобретательность в пытках, хоть и не воплощенных в дело, взбесила Линха.       «И теперь я должен буду пощадить тебя?» - мысленно спрашивал он.       Как Тамоко умудрилась полюбить такое чудовище?!       Он ничего о ней не знал. Она была просто серебряным голосом, облаченным в черное.       Она встала между ним и Саревоком, поэтому Линх не мог нанести удар.       Отсутствующим взглядом глядя на свет свечей в канделябре, он совсем перестал переворачивать страницы.       Имоен с нетерпеливым вздохом подошла и потрясла его за плечо:       – Слушай, старик! Дочитывай, а если не хочешь, то дай почитать другим. Всем интересно!       Сколько Ксан себя помнил, его жизнь протекала вдали от Эверески, в разведке и исследовании человеческих земель.       Таковы были обязанности Серого Плаща: закрытая эльфийская крепость Эвереска не могла продержаться без связей с внешним миром, без поставок сырья, особенно металлов. Поэтому Ксан и сейчас продолжал жить в «Застенчивой Русалке», в холодной комнате, запиравшейся на огромный засов, покидая ее лишь для того, чтобы проверить городские новости.       В свободное время он читал. Ах да, он выходил еще, конечно, чтобы заглянуть в букинистические лавки. Но когда твой возраст исчисляется трехзначной цифрой, и свободное время ты обычно проводишь за книгами, найти себе свежее чтение становится все труднее…       В дверь постучали, и Ксан со вздохом отложил книгу. Не вставая, послал заклинание, отодвинувшее засов.       На пороге выросла могучая фигура, закутанная в длинный балахон, но вошедший тут же сбросил с головы капюшон и открыл лицо.       – О Селадрин! – встревоженно прошептал Ксан. – Входи скорее!       Когда Линх вошел в комнату, повисло неловкое молчание.       Линх не был полностью уверен, что Ксан хотел бы его видеть. В то же время эльф напряженно перебирал в уме, как поздороваться, чтобы это не прозвучало слишком пессимистично.       – Ну… по крайней мере, ты жив… – наконец проронил Ксан. – Я и не ожидал.       – Может быть, я нежеланный гость? – прямо спросил Линх.       – Не принимай мое скверное настроение на свой счет, – передернул плечами лунный эльф. – Поверь, я просто не знаю, что уместно сейчас сказать. Разве «я рад тебя видеть» не прозвучало бы, как издевка? Чему мне радоваться? Тому, что ты на краю пропасти?! Прошу, располагайся, – Ксан кивнул на свободное кресло. – Я могу чем-нибудь помочь?       Линх заметил, как Ксан нервно постукивает пальцами по переплету лежавшей на столе книги. Такие пальцы обычно были у ученых Кэндлкипа – книгочейские, чуткие. А вне Кэндлкипа – почти ни у кого. Парень ощущал безотчетное доверие к эладрину.       – Я просто хотел повидаться, – признался он. – Поговорить… Знаешь, Ксан, со мной недавно случилась необыкновенная история. Я встретил девушку, – Линх запнулся, поймав его полный внимания взгляд. – Она… эта девушка принесла мне кое-какую вещь, чтобы спасти…       Изумленный Ксан вскинул брови:       – Что за девушка пыталась тебя спасти?       – Не меня, а его. Саревока, – со вздохом поправил Линх.       – Его?! – вырвалось у Ксана так сочувственно, что парень испугался: не прочел ли потихоньку чародей его мысли.       – Но Саревока вовсе не нужно спасать, – заметил Ксан. – Его дела идут прекрасно, не в пример некоторым.       Линх нахмурился:       – Угу… Мы с Минском стояли под канализационной решеткой и слышали: на послезавтра назначена его… ину… агу… инуагурация… – тут парень потряс головой: он знал, как пишется это слово, но выговорить все равно бы не сумел.       – Инаугурация, – машинально подсказал Ксан.       – Я должен одержать победу над Саревоком, но оставить ему жизнь. Завтра все решится, – обещал Линх. – По крайней мере, скоро ты сможешь сообщит в Эвереску, мир или война на Побережье Мечей.       И Линх, и все его спутники понимали: либо они сорвут инаугурацию нового герцога, либо Саревок получит свое – титул и возможность, снарядив армию, воплотить в жизнь слова Алаундо: «Дети Зверя принесут в мир войну, и мир захлебнется в крови».       Церемония будет проходить в герцогском дворце, но затем новый герцог, согласно обычаю, должен показаться народу на площади. Конечно, приблизиться к праздничному помосту, на который поднимутся великие герцоги и Саревок, стража позволит лишь самой чистой публике, а всяческой оборванной голытьбе придётся толпиться в задних рядах.       Линх хотел добраться до помоста. Имоен лишь пожала плечами:       – Да кто тебя пустит?! Твою морду весь город уже знает, как родную, – напомнила она. – У тебя слишком приметная внешность, Линх, ты здоровенный, и люди вокруг всегда на тебя смотрят. Тебя тут же схватят.       Но тут Имоен вспомнилось объявление о розыске, на котором были их с Линхом портреты. Самой себе девушка на портрете понравилась. Зато с ее приятелем художник явно переборщил… И вроде придраться не к чему, там, что нос получился не той формы или подбородок не такой ширины. Все на месте, просто Линх на рисунке похож на свирепое чудовище.       Имоен даже готова была признать, что да, может, он на первый взгляд и кажется чуть-чуть грубым, но всему же есть предел, он не монстр!       Однако девушка внезапно сообразила, что как раз сейчас это им с Линхом на руку.       – Понимаешь, – окидывая его изучающим взглядом с головы до ног, сообщила она. – Тебе нужно прилично одеться. И знаешь, что? Мы сделаем из тебя писаного красавчика.       – Издеваешься? – насторожился парень.       – Серьезно! Ты должен стать совсем другим, чем они о тебе там вообразили, – объяснила Имоен. – Если тебя рисуют кровожадным выродком, то мы из тебя сделаем прекрасного принца. А кстати, старик, я тебе уже давно советовала заняться своей внешностью!              Теперь Имоен придирчиво разбирала мешки и коробки, которые по ее заказу принес посыльный от Борка. Когда-то дядюшка Винтроп рассказывал, что трактирщики в крупных городах часто занимаются скупкой краденого, ввозом контрабанды и прочим недооцененным честными гражданами бизнесом. Поэтому у Борка можно было наверняка заказать всякую всячину. Имоен расправляла панталоны, камзолы, плащи, на глазок примеряя к ним украшения и шляпы.       – Вот это, кажется, ничего, да? – прикидывала она.       Линх наблюдал за подругой детства с некоторой опаской. По ее голосу было слышно, что она намерена позабавиться.       Имоен лишь беспокоило, что она очень смутно представляла себе, как одевается знать. Единственная знатная дама, с которой она водила знакомство, по иронии судьбы оказалась друидкой. По мнению Джахейры, одежда на что-то годилась, только когда в ней было удобно ходить по чащобам и топям.       Халид с некоторой печалью в голосе напомнил, что он с юных лет служил – стражником в Калимпорте, пехотинцем в калимшанской армии, охранником караванов – поэтому, хоть его сердце и не желало этого, в жизни из него получился только солдат, абсолютно не смыслящий в изяществе.       Правда, рашеманская ведьма предложила Имоен свою помощь. Но у Динахейр оказались совершенно экзотические представления о моде. Ей нравилось все яркое и пестрое, цветное шитье и золотые украшения.       Даже Минск высказался. По его мнению, Линха могли спасти красные сапоги. Или красный кафтан.       Хихикая, Имоен соглашалась:       – Точно, Линх, как будто ты приехал из Рашемана! Добудем тебе красные сапоги, красный кафтан и шапку с меховой оторочкой, а?       Это звучало точь-в-точь как тогда, когда в детстве она замышляла для них с Линхом очередную «потрясающую катастрофу».       В конце концов Имоен решила положиться на свой вкус. Шут с ней, с аристократической модой. Надо просто подобрать что-то, что подходит к его волосам и глазам, и что будет выгодно смотреться на его широкоплечей фигуре.              Линх не протестовал. Он готов был и нарядиться, и позволить отстричь свою косу – толстую, в руку толщиной, с вплетенными в нее кожаными лентами, полезную тем, что в схватке, по словам мастера Йондаллара, она вполне могла сдержать рубящий удар по шее.       И вот после долгих мучений и примерок Линх наконец обнаружил перед собой в зеркале довольно молодого с виду парня (он всегда считал, что выглядит старше), с короткой стрижкой, в длиннополой бархатной куртке нараспашку, в плотно облегавшем торс до талии камзоле, из-под которого виднелась белоснежная сорочка. На нем были штаны с широким ремнем и высокие сапоги.       Имоен оказалась права: от неожиданности Линх сам себя едва узнал. А если его увидят те, кто раньше видел только в объявлении о розыске, то подумают, что Линх похож на того головореза разве что ростом да парой-тройкой черт, указывающих на родство с орочьим племенем.       Линх все еще разглядывал себя с несколько обескураженным выражением, когда Имоен пихнула его в бок:       – Эй, ваше благородное сиятельство, подвинься! – и тоже встала перед зеркалом.       Девушка была в новой магической мантии, покрытой роскошной вышивкой, а свои броские рыжие волосы спрятала под черный атур – высокую остроконечную шляпу.       Линх вытаращил глаза.       – Имоен Колдуническая! – ухмыльнулась девушка, довольная произведенным впечатлением.       – Ты что же, пойдешь со мной? – забеспокоился Линх.       Имоен сощурилась:       – А ты как думал? Слушай, я просто буду рядом на всякий случай, – добавила она рассудительно. – Халид, Джахейра, Динахейр и Минск затеряются в толпе. А я за тобой присмотрю.       Глава 6              Ночью Линх снова видел кошмар. В этом сне он был чудовищем, ужасным и ненавистным, недостойным пощады. За ним по пятам гналась толпа с камнями и факелами.       Во сне Линх понимал, что не сможет ничего им объяснить. Он слышал голос, происхождение которого больше не было для него загадкой – голос Баала, мертвого бога. Великий Хищник говорил о его природе, предназначении, о зле, заключенном у него в костях. Баал говорил, что ему, Линху, никогда не уйти от толпы, люди будут преследовать его из-за самой его сущности, из-за того, кто он есть от рождения. Ему не спастись. Но в его сердце – убийство и смерть, если он примет их, то обретет свою истинную силу. Тогда преследователи ему больше не страшны. Если он собирается выжить, ему нельзя отрицать в себе Зверя!       В конце улицы оказался грязный тупик. Парень был зажат между высокой кирпичной стеной и заревом факелов. Голос внутри разразился торжествующим ревом в уверенности, что Линху теперь доказано все наглядно, он не посмеет ослушаться.       Огни факелов приближались. Может быть, и впрямь… Ведь даже ильматари имеет право защищаться…       «И сколько же народу я должен убить ради себя? – мысленно ответил Линх на главный довод своей страшной божественной сущности. – А если меня будет преследовать весь мир, то что же, я должен буду убить весь мир?»       Безоружный, он повернулся к толпе и зажмурился, ожидая града камней.       Ожидание тянулось мучительно долго, Линх снова открыл глаза. Толпа не двигалась с места. Внезапно в первом ряду Линх различил знакомые лица. Вот седой как лунь Тесторил в мягких домашних тапочках. Корабельная священница Бранвен со своей короткой моряцкой трубкой в зубах. Тения в синем церемониальном плаще. Варси и Кассон плечом к плечу, с одинаковыми «монетками удачи» на шее. Рилл, опиравшийся на грубую самодельную трость. И невысокая тонкая тень, словно блуждающий призрак… Тамоко.       Многие из тех, кого он раньше встречал на своем пути, были здесь. Они стояли между ним и толпой. Линх понял, что пока это так, в него не полетит ни один камень.       Тогда голос внутри него изрек последнее предупреждение. Теперь Баал говорил о другом своем сыне – о том, кто послушался, когда Линх не подчинился, кто принял то, что Линх отверг, и кто не боится проливать кровь. «Он сокрушит тебя!» – обещал голос.       Линх знал, о ком идет речь.       Саревок…              Утром, вспомнив свой сон, парень удивленно подумал, что это не был такой же ночной кошмар, как раньше, когда он просыпался среди ночи с криком, в холодном поту. И в то же время это не было обычное сновидение, а именно «то самое», одно из тех, после которых Линх обретал новые способности. Сейчас он чувствовал, что его сила целителя неизмеримо возросла.       Странно. Ведь он отверг сущность Зверя, а силу получил все равно…       Неужели Имоен была права: он вывернул наизнанку могущество мертвого бога, доставшееся ему от рождения, а Баал просто ничего не может с этим поделать?              К полудню Линху пора было собираться на дворцовую площадь. Наступил день инаугурации Саревока.       Линх в своем богатом наряде и Имоен в черном атуре и вышитой мантии должны были идти к дворцу вместе. Вооруженным до зубов Джахейре, Халиду, Минску и Динахейр предстояло добираться туда же темными канализационными тропами.       С самого утра Линх боролся с чувством тревоги. Ему все меньше верилось, что в толпе его могут не узнать. Сколько раз ему сегодня доведется пройти мимо плаката с собственным портретом! Неужели никто из прохожих не догадается, что видит перед собой того же самого человека, только с подстриженными волосами и хорошо одетого? Но Имоен по-прежнему хватало уверенности за них обоих!       Поблизости от «Застенчивой Русалки» Имоен и Линха неожиданно перехватил Ксан.       При виде нарядной парочки лунный эльф изумленно вскинул брови:       – О Селадрин! Не верю своим глазам, неужели новая одежда способна так изменить внешность?       Имоен с гордостью объяснила:       – Не сама одежда. Если ты купишь новый серый плащ, ничего не изменится. А ты купи розовый. Надень розовый плащ, сделай счастливое лицо, и все, ты больше не Ксан!       – Да уж… – передернул плечами эльф.       Окинув Линха ободряющим взглядом, Имоен приставила указательный палец к его груди:       – Видишь, дружище, это работает!       – И все-таки я бы внес незначительное дополнение, – заметил Ксан. – Всего лишь скромное заклинание школы чародейства. Считайте, небольшой аксессуар.       – Как оно действует? – спросил Линх.       – Как бы тебе объяснить… – Ксан задумался. – Видишь ли, всегда есть две стороны медали. Взять тот же старый потрепанный плащ: одному он покажется жалким и нищенским, другому – чем-то романтическим, пропахшим дымом дорожных костров и свободы. Заклинание Величия на время заставляет людей видеть только одну, лучшую сторону.       Когда эладрин наложил на Линха свою магию, Имоен даже присвистнула. Парень преобразился на глазах. Теперь его лицо никому не показалось бы грубым – лишь необыкновенно мужественным. Только что чудилось, роскошный наряд сидит на нем не совсем ловко, но вдруг в осанке Линха появилось столько достоинства и силы!       – Я же сказала, старик, мы сделаем из тебя принца, – восхищенно пошептала Имоен.       – Что ж, желаю удачи. Теперь идите, – вздохнул Ксан. – И имейте в виду, если вас потащат на виселицу, то смотреть на казнь я не приду.       – Ничего, Ксан, – утешил его Линх.       – Мы и сами-то не придем! – задорно пообещала Имоен.              Во дворец съезжались сливки общества. У ворот останавливались кареты. Важные персоны в парадных доспехах, в куртках с позументами или в пышных платьях шествовали ко входу, где их почтительно встречала стража.       Народ помельче стекался на площадь. Там уже был возведен подиум, застланный красным ковром, на нем возвышалось четыре герцогских трона. Сейчас они пустовали. Герцог Белт и герцогиня Джаннат еще не появились, кресло тяжело больного Эльтана так и останется пустым, а кресло покойного Сильвершилда после инаугурации займет Саревок.       Привилегированное пространство перед подиумом было оцеплено стражей, отгонявшей любопытных оборванцев. Линх стал протискиваться сквозь толпу в первый ряд. Горожане уступали дорогу, проявляя к нему какое-то безотчетное уважение. Сами себе они объясняли это тем, что якобы узнают этого молодого человека, пусть и не могут вспомнить, чем в точности он знаменит. Но несомненно, им чем-то запомнился высокий, мужественный юноша, так стремившийся приблизиться к подиуму. Победитель ли он каких-либо турниров или атлетических игр? Такому силачу это был бы под стать! И ни у кого из жителей Врат Бальдура даже случайно не мелькнули в голове объявления о розыске опасных преступников…        На самом деле это действовало заклинание Ксана, Линх понимал и старался не думать о том, как поступили бы с ним, если бы наваждение внезапно развеялось.       Он поискал взглядом Имоен, но она уже где-то растворилась.       Вдруг толпа ожила: на подиуме возник распорядитель церемоний и объявил о выходе великих герцогов. Белт и Джаннат в тонких золотых коронах показались публике, их встретили поклонами и возгласами «Слава Совету Четырех!». Затем распорядитель назвал имя Саревока Анчева.       Саревок ступил на помост – так попирают ногами тушу убитого дракона. На голове короткий ежик пепельно-черных волос, лицо с резкими чертами и мощным подбородком. Изукрашенная галунами и позументами одежда на нем была настолько точно подогнана по фигуре, что невозможно было не заметить его поистине нечеловеческой мощи.       Он не пытался показать, будто взволнован оказанной ему честью и счастлив послужить городу. Он не был взволнован и не был счастлив. Но точно так же суровое лицо Саревока не выражало пренебрежения или высокомерия. Ему было все равно. В глубине души он вознесся уже слишком высоко, чтобы испытывать или хотя бы изображать чувства перед своими орудиями.       — Теперь, когда наши гости в сборе, — произнес великий герцог Белт, — мы можем начать церемонию, которую все так долго ждали.       — Вам известно, — вторила ему герцогиня Джаннат, — что сегодня особенный день для Врат Бальдура. Пора восполнить утрату, постигшую Совет Четырех. Не хочу приуменьшать скорбь, которую мы испытываем из-за гибели Энтара Сильвершилда, но сейчас для нее не время. Мы здесь, чтобы приветствовать Саревока Анчева, благодаря выдающимся заслугам перед городом призванному ныне разделить с нами бремя власти.       Линх слышал, как за его спиной кто-то шепнул: «Сильвершилда убили лазутчики Амна. Это очевидно: амнийцы жаждут войны». Слово «война» искрой пробежало по всей толпе. «Железный кризис», «шпионы», «убийства», «Амн», «война»…       Ропот стоявших внизу без труда перекрыл низкий и звучный голос Саревока:       – Я польщен, что имею возможность сегодня находиться здесь. Я принимаю высокий титул в полном сознании сопутствующих обязанностей. Слухи о том, что Амн готовится к войне, совершенно правдивы. Попытки амнийцев лишить нас важнейшего военного ресурса – железа – ослабили нас, но заверяю, это не фатально. Мой отец, возглавлявший западное отделение Железного Трона, после своей трагической гибели оставил мне в наследство щедрый запас военного снаряжения. И до последнего меча я передаю его армии.       Жители города встретили заявление Саревока одобрительными возгласами. Стоя у самого подиума, Линх хмурился, стиснув зубы. Взгляд его брата по клейму уже несколько раз проносился над его головой, но похоже, толпа была для свежеиспеченного великого герцога совершенно безликой.       – К несчастью, наш главнокомандующий герцог Эльтан прикован к постели, – продолжал Саревок. – Решено, что в этот тяжкий час я приму должность военачальника и маршала Пылающего Кулака. У нас нет времени на колебания. Нашкель открыл дорогу на Побережье Мечей для амнийских легионов. Но вместо того чтобы ждать, когда война придет к нам, мы сами принесем ее в Амн! Мы возьмем Нашкель и, форсировав горный перевал, через Облачные Пики двинемся на Аскатлу…              – Хватит крови, Саревок! – оборвал его Линх, выступив из толпы.       Отшвырнув пытавшихся преградить ему путь стражников, он поднялся на покрытый красным бархатом подиум.       Это вмешательство было встречено изумленным гулом. Герцог Белт разгневанно бросил:       – Кто ты такой?       – Я Линх, потомок Баала, заочно приговоренный к повешению во Вратах Бальдура.       Гул на площади нарастал, толпа испуганно отпрянула от помоста.       – Так отправьте его на виселицу! В цепи, скорее! – крикнул герцог Белт.       Герцогская стража схватила Линха за руки с обеих сторон, но парень уперся и не позволил сдвинуть себя с места.       – Может, хоть кто-нибудь спросит, – борясь, хрипло отвечал он, – хоть кто-нибудь спросит, зачем я здесь?.. Если я знаю… что меня ждет казнь?..       Вместе с последними словами он придал своему телу сверхъестественную мощь и повел плечами, сбрасывая с помоста стражников.       Глядя на это, герцогиня Джаннат настойчиво обратилась к герцогу Белту:       – Если сын Баала желает что-то сказать, почему бы не дать ему слово? Разве и впрямь не странно, когда монстр приходит просто поговорить? Быть может, нам стоит узнать, что им руководит.       Линх ждал, не двигаясь с места, и герцог Белт, кивнув герцогине, несколько неуверенным жестом остановил охрану.       – Ты не уйдешь отсюда живым, – сквозь зубы прошипел Саревок.       – А я поклялся, что оставлю тебе шанс уйти отсюда живым, – повернулся к нему Линх.       – Вы что, правда собираетесь выслушивать этого ублюдка? – топнул ногой Саревок, и в его голосе впервые послышалась эмоция – неприкрытая ненависть.       – Я такой же ублюдок, как и ты, – ухмыльнулся Линх. – Мы братья. Что, не любишь родственников?       Имоен замерла в толпе, ловя каждый звук. Линх… он иногда бывает непредсказуем. Неужели он думает, что может так говорить с Саревоком?       – Беги! – сказал ему Линх. – Поверь мне, беги. Для тебя еще есть пощада. Ты великий герцог, никто еще ничего не понял, тебя не посмеют задержать… Я не сразу скажу им, кто ты такой. Ты такой, как я. Но пока они еще не знают, ты сможешь спастись!       Покрытая народом площадь волновалась, чувствуя, как с каждым мгновением нагнетается какая-то буря.       – Почему его не арестуют? – гневно обратился Саревок к герцогу и герцогине.       – Смотри! – ответил ему Линх, показывая полученный от Тамоко дневник. – Здесь имя твоего настоящего отца, написанное твоей собственной рукой. Ведь ты лишь приёмный сын Рейлтара Анчева, как и я был приемным сыном Гориона.       – Хочешь запугать меня амнийской фальшивкой? – сквозь зубы процедил Саревок. – Не выйдет. Твои хозяева в Аскатле состряпают что угодно…       У Линха внезапно мелькнула мысль, что Тамоко сейчас где-то в толпе, и он поискал ее глазами.       – Отныне я один из верховных правителей Врат Бальдура! –продолжал Саревок. – Как великий герцог, я приказываю: убейте его на месте.              Больше нельзя было терять ни мгновения.       – Вот доказательство! – выкрикнул Линх.       Он собрал всю свою решимость — быстрый шаг вперед, замах… На виду у кипевшей от возбуждения площади придворный из свиты великих герцогов рухнул на помост, сраженный неожиданным ударом его тяжелого кулака.       Гул негодования и ужаса пролетел над толпой, стража снова полезла на помост, к ней, обнажив мечи, присоединились рыцари-хельмиты из храма. Загремели приказы: «Защищайте герцогов!», «Остановите монстра!».       Линх медленно скрестил руки на груди. И вдруг все стихло.       Рухнувшее на подиум тело придворного внезапно изменило облик. На покрытых красным ковром досках, скорчившись, лежало бледное безволосое существо. Сквозь туго натянутую кожу рваными очертаниями проступал скелет, неестественно длинные конечности все еще слабо дергались.       – Это шаллар, серый двойник, – угрюмо сказал Линх. – Из дневника я узнал, кого из знати Саревок подменил шаллар, чтобы пробить себе путь на трон. Амнийская подделка? Как бы не так!       – Будь же ты проклят, Линх! – дрожа от бессильной злобы, прорычал Саревок. – По-твоему, я не заметил, что эта дрянь Тамоко меня обокрала? Но я не ожидал, что тебе хватит дерзости явиться на инаугурацию. Что ж, предательница уже поплатилась жизнью, а за тобой я скоро приду!       В бешенстве он выпалил это одним духом. Тем временем в руках Саревока появился свиток, из тех особых зачарованных свитков, прочесть заклинание с которых может даже не маг.       – Владелец ключа повелевает тебе, дверь, откройся!        Свиток рассыпался в прах, а взамен в воздухе проступил серебристый проем, ведущий в кромешный мрак – Дверь Измерений.       Никто и опомниться не успел, как Саревок кинулся в магический проход. Никто, кроме Линха.       – Я сам иду за тобой, Саревок! – он бросился вслед за своим братом по проклятью и ворвался в пронзившую пространство волшебную дверь за мгновение до того, как она развеялась на ветру.              Не обменявшись ни словом, не сводя взглядов с помоста Халид с Джахейрой, Минск и Динахейр издалека следили за волнующей сменой событий. Друзья расположились на самом краю дворцовой площади. От Линха их отделяла толпа народу и куча стражи, и им ничего не оставалось, кроме того что смотреть.       Когда Линх скрылся в проеме Двери Измерений, Джахейра вскричала:       – Стой, нет! – и беспомощно развела руками. – Куда он полез прямо в логово зверя?       В это время при всеобщем изумлении и панике стража на помосте рубила в капусту стаю шаллар. Увидев, что Саревок их бросил, двойники напоследок приняли истинный облик и, шипя, отмахивались когтями.       – Что нам теперь д-делать? – растерялся Халид.       – Это неправильно! – наморщил лоб Минск. – Линх не должен был так исчезать!       – Увы, – покачала головой Динахейр. – Дверь между измерениями уже закрылась, а я была слишком далеко, чтобы разглядеть плетение этого заклинания.       Площадь ходила ходуном, на сегодня народу хватило сильных впечатлений: придворные, превращающиеся в серых монстров, великий герцог Саревок, сбежавший через пять минут после коронации, и заваривший всю эту кашу Линх – имя, которым во Вратах Бальдура уже пугали непослушных детей.       Единственные четверо, кому было все понятно, удрученно переглядывались.       – Эй! Это я, Имоен! – вдруг раздался прямо из воздуха взволнованный шепот.       Едва девушка заговорила, с нее слетело заклинание невидимости. Не теряя ни минуты, она кинулась к своей наставнице – рашеманской ведьме:       – Динахейр, смотри, что у меня!..       Имоен раскрыла сжатый кулак. В середине ее ладони сверкала крошечная серебряная искра.              Едва на праздничном подиуме поднялась суматоха, Имоен наложила на себя Невидимость и тоже влезла туда.       Но что она собиралась сделать? Какой толк был от невидимой девчонки с кинжалом и парочкой слабых заклинаний, если бы Линху понадобилась помощь?       На это Имоен сказала бы: «Главное, чтобы рядом с тобой хоть кто-то был. Не важно, насколько он большой и сильный». Что она могла? Ну вот же, пожалуйста: когда Линх скрылся в Двери Измерений, Имоен, в отчаянии кинувшись за ним, вдруг ощутила нечто особенное. В воздухе рядом с ней еще дрожала призрачная эманация развеявшегося волшебства.       С тех пор как девушка стала ученицей рашеманской ведьмы, она все яснее умела чувствовать такие вещи.       Эманация – что-то вроде эха, которое остается после применения магии. Однако эхо невозможно поймать, а маг способен выделить эманацию и сохранить для исследования.       Протянув руку и изо всех сил сосредоточившись на своих ощущениях, Имоен в самом деле вдруг нащупала нечто осязаемое, горячее, слегка вибрирующее, точно паутинка на ветру, и сжала пальцы.              – Это в-возможно? – с надеждой спросил Халид.       – Пусть Динахейр поскорее откроет нам путь, – горячо поддержал Минск. – Минску и Бу надоело прятаться. Пусть зло само прячется! – и немного подумав, грозно добавил. – Но только так, чтобы Минск и Бу смогли его найти и задать хорошую трепку!       Динахейр обратила к задыхавшейся от волнения Имоен свое смуглое строгое лицо:       – Милая Имоен! Сама Мистра должно быть, поцеловала тебя в колыбели. Я знала, что у тебя острый ум, но теперь вижу – у тебя подлинный дар!       Рашеманская ведьма протянула руку, и эманация Двери Измерений сама скользнула к ней в пальцы.       Не сходя с места Динахейр с помощью своей магической силы восстановила волшебный портал из его крошечной серебряной частицы. Не мешкая, все пятеро прошли сквозь призрачную дверь, оставив прохожих, успевших это увидеть, стоять с открытыми ртами.              Глава 7               Дверь Измерений выбросила Линха во мрак. Сжав кулаки, он быстро огляделся по сторонам. Парень немного видел в темноте, кромешный мрак был для него скорее густыми сумерками. Но Саревок пропал. Возможно, звук его шагов смягчила земля, и он успел оказаться за чертой видимости для своего преследователя.       Линху чудилось, внутри него что-то разбилось. «Предательница поплатилась жизнью…» Неужели Тамоко уже больше никогда невозможно будет найти на этом свете?..       Стояла гнетущая тишь. Линх уже много раз ночевал под открытым небом и знал, что обычно по ночам не бывает мертвой тишины, но сколько ни вслушивался, не слышал ли малейшего шороха.       Вдруг где-то вдалеке раздался металлический лязг. Он прозвучал неожиданно и жутко, но Линх только снова сжал кулаки.       Сейчас он не ощущал в себе ничего, кроме жажды найти Саревока. Пусть сбывается предсказание: потомки Баала смертельной хваткой вцепятся друг другу в глотку.              Сегодня пятеро спутников Линха были готовы к любому повороту дел. Возможно, им предстояло бегство от погони по темному лабиринту Большой Клоаки, поэтому неудивительно, что в дорожных мешках у них нашлись даже факелы.       Выйдя из портала, пятерка поспешила зажечь их и приготовить к бою оружие. Они не знали, насколько Линх разминулся с Саревоком и насколько они сами разминулись с Линхом. Что если уже сейчас он на волосок от гибели и нуждается в помощи? От одной этой мысли Имоен пробрал озноб, и она отчаянно дернула Минска за край плаща:       – Найди его! Ну ты же следопыт, смотри, есть тут какие-нибудь следы? – она нагнула факел к земле. – Скорее!       Рашеманский богатырь в раздумье наморщил лоб.       – Бу думает, что Линх все еще недалеко, потому что прошло мало времени, – сообщил он, бережно держа в огромной горсти своего верного хомяка. – Поэтому Минск знает, как сделать скорее.       С этими словами рашеми набрал воздуха в грудь и издал потрясающий рев:       – Эгей, Линх! Где ты?!       Зов подхватило неожиданно гулкое эхо, словно Минск вопил в бочку. Но оно не успело еще затихнуть, как совсем близко раздался ответный клич:       – Я здесь!       И из мрака появилась, приближаясь, хорошо знакомая всем пятерым высокая фигура.       Имоен с облегчением вздохнула. Обычно она была за тишину, но на крайний случай сойдет и так.       Линх не мог прийти в себя от изумления.       – Вы?.. Вы все?! Как вы попали сюда? – воскликнул он хрипло.       – Во-о-о ты удивился! – протянула Имоен, освещая факелом его лицо.       Линх фыркнул и отвернулся от слепящего света.       – Где мы? – спросил он.       – Никто не з-знает, – ответил Халид.       – Это не канализация, – заметила Имоен. – Воняет, но по-другому.       Джахейра принюхалась:       – Не пахнет ни травой, ни листвой. Воздух затхлый. Словно мы в подземной пещере.       – Но это же недалеко от Врат Бальдура? – прикинула Имоен. – Великие маги с такой бородой, как у господина Э., открывают порталы, куда им вздумается. А все остальные могут только поблизости.       – Я слышал, – Линх указал рукой, – звук, словно лязг ворот.       Маленький отряд настороженно двинулся вперед. Под ногами была разбитая каменная дорога, покрытая толстым слоем земли или, может, веками слежавшейся черной пыли. Имоен сошла с мостовой и попыталась разглядеть что-нибудь по бокам, но вокруг был только темный воздух. Удаляться от дороги девушка не решилась.       Было странно идти, не имея ни малейшего представления об окружающем пространстве. У Халида, Джахейры и Линха глаза светились во мраке, как они светятся у кошек или сов. Динахейр, Минск и Имоен – люди, не обладавшие ночным зрением – держали в руках факелы.       – Вспомнил, – глухо сказал Линх. – Я читал, что Врата Бальдура были основаны на руинах другого, очень древнего города. Он принадлежал цивилизации… цивилизации… – парень запнулся.       – Иллефарна, – подсказала Динахейр.       – Угу, – кивнул Линх.       Ему стало грустно при мысли, что он начинает забывать книги. Когда-то парень хотел стать образованным. В Кэндлкипе он частенько просиживал допоздна за чтением, даже когда книга попадалась трудная, полная длинных слов, которые он не умел выговаривать вслух. Если Линх и не все понимал, он не расстраивался, потому что время от времени ему попадались понятные кусочки, и это тоже было интересно.       А теперь он неожиданно осознал, что за полгода не перелистнул ни одной страницы. Значит, он будет понемногу забывать свои знания и в конце концов станет совсем дубиной. Какой еще Иллефарн…       Внезапно Линх остановился: он что-то разглядел. Очертания покосившейся прямоугольной фигуры, торчавшей над землей. Могильная плита! Шестерка незваных гостей очутилась на кладбище в окружении могил, а над ними высились стены старого храма. Над железными воротами скалил зубы зловещий символ: человеческий череп в волнистом обрамлении, означающем брызги крови.       Это был священный символ Баала.       Недавно, стоя в канализации, Линх через решетку слышал пересуды горожан наверху. Будто бы во Вратах Бальдура возрождается культ Владыки Убийства. Баалопоклонники уже ждут восстания из мертвых своего свирепого господина и готовят ему кровавые жертвы.       Так значит, молва не лгала, и тот, кто восстановил культ Зверя, едва ли носил другое имя, чем «Саревок».              – Он знает, что я здесь, – проговорил Линх без малейшего колебания.       Парень так думал не только потому, что крикнул вслед Саревоку: «Я иду за тобой!» Его брат по клейму, наверняка, сам знал, что Линх попытается прорваться вслед за ним в магическую дверь. Должно быть, то и заставило Саревока сразу бежать подальше от портала, не мешкать, чтобы избежать боя на месте, а вынудить Линха явиться в храм.       Перед глазами Линха мелькнули видения из сна, приснившегося нынче ночью. В них звучал голос Баала. Бог Убийства угрожал, что наделил послушного сына могучей силой, чтобы тот одолел своего непокорного брата.       «Саревок сокрушит тебя!»       Пятеро спутников Линха сгрудились напротив железных ворот. Зажмурившись, Имоен беззвучно шевелила губами – повторяла недавно выученные заклинания. «Просто делай то, что мы делали на уроках, и у тебя все получится», – твердым наставническим голосом напомнила своей ученице Динахейр.       Неустрашимый Минск уже вытащил из ножен Паучью Погибель. Бу сидел у него на плече – не волк, не медведь, а пушистый желтый хомячок, но тем не менее верный спутник следопыта.       Халид и Джахейра спокойно ждали. Они знали, что этот час пробьет, еще когда Горион вписал их имена в завещание, назначив опекунами для своего воспитанника.       – Я хочу, чтобы вы дали мне сразиться с Саревоком один на один, – внезапно произнес Линх.       – Мы не на рыцарском т-турнире, – с укором произнес Халид. – Ручаюсь, я в-воспользуюсь любым удобным с-случаем, чтобы пустить в ход свой меч и избавить нас всех от этой п-проблемы.       – Подожди! – Линх возвысил голос. – Наверняка, у Саревока тоже есть какие-то тайные силы, раз они есть у меня. Я научился лечить. Но Саревок уж точно не целитель! Может быть, тех сил, что я взял от мертвого бога, хватит, чтобы сдержать его мощь. «Дети Зверя уничтожат друг друга в кровавой резне». Так написано, пусть так и будет. Это мой поединок.              Массивные ворота заржавели. Когда Линх с Минском, схватившись за холодные дверные кольца, потянули на себя громоздкие створы, те разошлись со скрипом и лязгом. Саревок действительно принял решение сражаться в храме, раз даже не пытался запереться изнутри.       За воротами простирался гулкий сумрачный зал, освещенный факелами в железных держателях. Пол был из красных плит, весь центр занимала гигантская мозаика с тем же символом Баала, что и над входом: оскаленный череп в обрамлении кровавых брызг.       В конце зала на возвышении располагался алтарь – железный стол для человеческих жертвоприношений. Прямо за ним пылала жаровня для уничтожения останков.       Кровь и железо. Линх знал, что это были материальные элементы Бога Убийства.       Перед алтарем высилась черная фигура. У Имоен до предела расширились глаза: перед ней стоял ее кошмар – «демон в черных доспехах», вышедший, как она думала, из самых недр зловонного Абисса.       Линх тоже узнал эту фигуру. Изучая теологию в Кэндлкипе, он видел, как изображаются аватары разных богов. На голове Саревока был шлем-маска в виде рогатого буйволиного черепа, а броня беспорядочно усеяна шипами. Своим доспехом Саревок воссоздал аватар Баала! В ненастный и скорбный день, когда погиб Горион, Линх был слишком ошеломлен и растерян, раз не понял этого.       – Да ты уже возомнил себя богом! – выкрикнул он.       – Я полубог, остальное приложится, – искаженным из-за надетого шлема голосом пророкотал Саревок.       По правую сторону алтаря стоял великан с желтоватой кожей, приплюснутым носом и выступающей челюстью, одетый в мохнатый плащ из шкур. Обеими руками полуогр Тазок держал огромную дубину, положив ее себе на плечо. В его скудном уме шевелилась лишь одна мысль: как он сейчас отомстит «нашкельским наемникам» за то, что однажды они сделали из него дурака. За Тазоком ощетинилась кучка разношёрстных бандитов – краснолицых черноволосых хобгоблинов и гиеноголовых гноллов.       Слева от алтаря в боевом порядке расположились воины в латах Пылающего Кулака.       В дневнике Саревока упоминалось, что одному из них – лейтенанту Анджело Дозену – было обещано звание маршала Кулаков при условии, если сам Саревок получит герцогский титул. Теперь предателям не было пути назад, и они готовились биться до конца.       У самой раскаленной жаровни темнел одинокий силуэт в магической робе с капюшоном. В свете огня можно было различить у него на груди символ Баала, какой подобает носить жрецу.        – Ну что, Линх? – внезапно снова заговорил Саревок. – Ты мой соперник во всех смыслах? Насколько мне известно, вы хорошо спелись с Тамоко!       – Неправда! – с горечью перебил Линх. – Спасти тебя – вот все, что она хотела.       – Признаюсь, – с ненавистью заговорил Саревок, – весьма унизительно, когда твоя любовница считает тебя нуждающимся в пощаде. Я думал, моя женщина должна верить в меня, как в бога. Однако Тамоко поставила тебя выше меня. Вот чего я никогда бы не смог ей простить! Поэтому я принес ее в жертву Владыке Убийства на этом алтаре. Клянусь, Линх, на этом же самом алтаре и ты умрешь сегодня!       Линх опустил голову, но тут же выпрямился и нахмурился.       – Я не собираюсь драться со всеми детьми Баала за то, чтобы остаться «царем горы». Смерть лишь освободит меня из этой ловушки. Другое дело ты, Саревок. В твоих мыслях ты уже сидишь на троне Зверя. Каково будет, если я выбью его из-под тебя? Ты, а не я, боишься смерти!              Сквозь прорези закрытого шлема глаза старшего сына Баала полыхнули неестественным светом. Линх не ожидал, что его слова настолько попадут в цель, но теперь полностью осознал: да, Саревок отчаянно боится поражения.       В один миг мрачное святилище Баала превратилось в настоящее поле сражения. Короткий приказ, указание рукой – и Саревок послал в бой всех своих прислужников.       Но Тазока с его разномастной шайкой сразу перехватил Минск.       – Эгей, наконец-то! Не речь, а меч! – вскричал рашеми, входя в раж.       Он не мог взять в толк, зачем Линх с Саревоком сначала разговаривают, если все равно не поладят?       Лейтенанту Анжело преградил путь Халид. Халид не мог намного превосходить в боевом мастерстве Пылающих Кулаков – лучших наемников Врат Бальдура. В то же время худощавый калишит не обладал и богатырской силой Минска. Но зато, как и Кулаки, вооруженный мечом и щитом, Халид понимал, что им трудно отличать его от своих в колеблющемся свете настенных фонарей. Опыт подсказывал ему, как использовать это внезапное преимущество, Халид перемещался, запутывая противников еще больше. Боясь ранить друг друга, они наступали нерешительно.       Джахейра часто билась бок-о-бок с мужем, но никогда не лезла в схватку сразу. Халид знал, что она придет позже, а пока он должен заслонить ее, чтобы друидка успела воззвать к Сильванусу.       Ведьма Динахейр ввязалась в дуэль с чужим магом. Оба водили в воздухе руками, рисуя волшебные глифы, и между ними протянулась непрерывная дорожка из молний и огня, однако все заклинания разбивались об искусно поставленные защиты.       Из лекций своей наставницы Имоен знала, что в любой битве нет ничего важнее, чем избавиться от вражеских волшебников. Иначе они такого могут натворить! Страшно вообразить, что вся эта куча пламени, льда и молний обрушится на голову воинам, незнакомым с тайнами Мистры!       На всякий случай Имоен тенями, избегая света настенных факелов, начала подбираться поближе к чужому магу.              Грохоча латными сапогами по каменному полу, Саревок бросился к Линху. На сей раз их желания полностью совпадали. Линх угрюмо ждал поединка.       Лишь одна сомнительная деталь: парень так и стоял в длиннополой бархатной куртке, в камзоле и белоснежной сорочке перед закованной в вороненую сталь машиной для убийства.       – Ничем не защищен я перед врагом, – воззвал Линх, – но не уклонюсь от битвы! Да будет дарована мне броня, чтобы устоял я под ударами. Да будет так!       Был день, когда он усомнился, вправе ли обращаться к Ильматеру. Но потом парень понял простую вещь. Если есть люди, которые не отвернулись от него, как от чудовища, то тем более не отвернется и Плачущий. Не мог же сам Бог Сострадания иметь в своем сердце меньше сострадания, чем они! И Линх снова поверил, что в действительности все это время Ильматер взирал на него с участием.       Он не ошибся. Едва отзвучали последние слова молитвы, его тело облек светлый, полупрозрачный, но прочный, словно стальной, доспех.       Невероятно, но Минск в два счета успел разделаться со всей шайкой Тазока. Рашеми сам был ранен несколько раз, но ни одна из этих ран не остановила его. Теперь из бандитов на ногах оставался только здоровяк полуогр, размахивавший суковатой дубиной размером с небольшое деревцо.       Со своей стороны Халид по-прежнему сдерживал весь отряд Анжело. Его щит и доспехи были покрыты узором из дубовой коры – знаком благословения Сильвануса, посланного Джахейрой. Халид слышал, как его жена, стоя сзади, снова взывает: «Внемли мне, о Отец Лесов, взгляни на меня, Древовидный!..»       Очутившись за спиной чужого мага, Имоен в отчаянии закусила губу. Девушка уже знала довольно много заклинаний, но большая часть их была просто учебными, почти безопасными. К примеру, прежде чем вызывать огненный шар, нужно было научиться сначала вызывать цветной шар – большой мыльный пузырь, который в крайнем случае, лопнув, мог вызывать жжение в глазах. Однако вражеского мага не брали даже молнии Динахейр, что ему какой-то мыльный пузырь!       Тогда Имоен с мечом в руке подкралась к чужому магу и ткнула его остриём между лопаток. Но острие отскочило от невидимой преграды, не коснувшись ткани его робы! Маг даже не запнулся, читая заклинание, и не посмотрел на Имоен. А может, и впрямь не заметил? Совсем ничего не почувствовал?              – Да ты издеваешься?!.. – Имоен отпрыгнула.       Этого мага ничем не пробьешь! Разве что сам нечаянно споткнется и сломает себе шею.       И тут в рыжей голове Имоен, как обычно в трудную минуту, мелькнула светлая мысль. Вскинув руки в сакральном жесте и проговорив короткую формулу, она сотворила большую грязную лужу. Это было подготовительное заклинание для начинающего волшебника, прежде чем творить опасную магию, превращавшую землю под ногами врага в болото или ревущее пламя.       – Эй, не споткнись! – изо всех сил завопила Имоен. – Вот это я и называю «подложить свинью»!       От неожиданности чужой маг оступился, жирная слякоть чавкнула, нога поехала, и он растянулся в луже.       Шею маг не сломал, но, барахтаясь в грязи, не успел отразить очередное заклинание Динахейр. Рашеманская ведьма мгновенно развеяла его защиту и следом послала огненную стрелу. Поднявшись на ноги, несчастный маг еще попытался начертить в воздухе спасительный глиф, но стрела уже прожгла дыру в боку его робы. Маг снова упал, и над этой страшной дырой некоторое время продолжал виться дымок.              Динахейр с тревогой оглянулась на Минска. Ее неустрашимый и непобедимый телохранитель рубился с Тазоком. Со стороны могло показаться, что Минск вымотан и изранен, а полуогр наседает. Однако ведьма никогда не позволила бы себе усомниться, что ее могучий берсерк одержит верх. И то, что Динахейр все-таки метнула в Тазока заклинание, было не более чем скромным дружеским приветом. Почему бы нет, почему бы ей и не превратить этого вонючего полуогра в камень? И если вслед за тем двуручник Минска с маху снес статуе Тазока башку, то почему бы нет?       Прикрывая Джахейру, Халид задержал отступников Пылающего Кулака ровно настолько, насколько было необходимо. Только теперь друидка сама вступила в сражение.       От ужаса Анжело Дозен покрылся холодным потом, глядя, как прямо перед ним поднимается на дыбы бурая медведица. Шерсть у нее на загривке встала дыбом, отчего ее огромная голова казалась еще больше, в пасти белели оскаленные клыки. С быстротой, почти неуловимой для человеческого глаза, медведица вновь опутались на четыре лапы, сжалась перед скачком, превратившись в громадный шар, и с рыком кинулась вперед. Последнее, что услышал Анжело, когда разъяренная медведица подмяла его под себя – хруст собственных позвонков.              Линх знал, что броня, хотя и послана ему свыше, не сделает его неуязвимым.       Еще начав изучать богословие в Кэндлкипе, парень задумался, почему помощь богов смертным всегда недостаточна? Ты можешь лишь помолиться, чтобы стать сильнее, но не можешь сразу помолиться о том, чтобы победить.       Оказалось, ответ лежал на поверхности: если доброе божество даст тебе несокрушимый доспех, разве не может злое божество дать твоему врагу всесокрушающий клинок. Меньшее, чем это обернется – войной между богами.       В руках Саревока был могучий двуручный меч, в будущем вошедший в легенды как Меч Хаоса. Линх встретил врага со своим боевым молотом.       Саревок был воином до мозга костей. Он двигался, как воин, в каждом напряжении его мышц был смертоносный смысл.       С детства Линх проходил обучение со стражниками в Кэндлкипе и привык думать, что может за себя постоять. Но, похоже, не в этот раз. Все, на что Линха сейчас хватало, – в последний момент уклоняться или отбивать удары, по крайней мере, те, что прикончили бы его. Парень в отчаянии чувствовал, что уже в начале боя дает себя избивать. Не успевал, не замечал вовремя или даже вовсе не понимал, что сделал противник.       Это был только вопрос времени. Саревок замахнулся, из глазных прорезей его шлема-маски полыхнул странный свет, и острие его меча пробило Линху грудную клетку. Тот рухнул навзничь сразу. Саревок медленно перевел дух. Он впрямь боялся поражения, и вдруг это оказалось так просто! Лежа на каменном полу, Линх еще зажал ладонью свою рану на груди, но Саревок лишь ухмыльнулся. Он не первый раз убивал этим ударом, полученным в дар от самого Баала. Парень мертв, просто здоров как бык, и агония займет некоторое время.       Однако Саревок все еще собирался выполнить свою угрозу –выпотрошить ненавистного брата на железом алтаре Баала. Загнав Меч Хаоса обратно в ножны, он потащил под мышки тело поверженного врага. Вдруг Линх со стоном вырвался и оттолкнул противника с такой силой, что тот едва не упал, отброшенный на несколько шагов.       С удивлением Саревок видел, что Линх снова стоит на ногах, в одной руке сжимая свой молот, который так и не выронил до сих пор, а другой вытирая кровь, текущую по подбородку.       В мгновение ока Саревок снова выхватил клинок. Он был раздражен и слегка обескуражен, но уверен в себе. Линх ему не ровня, даже с оружием в руках он похож всего лишь на работника, делающего тяжелую работу. Если на то пошло, Саревок был готов уложить его снова!       Все повторилось по кругу. Сначала Линх лихорадочно защищался, пытаясь выгадать случай, чтобы хоть раз заехать Саревоку от всей души. Вместо этого враг искусным ударом неожиданно выбил у парня из руки молот.       Отбежав, Линх сорвал со стены факел в тяжелом железном держателе, развернулся лицом к врагу и угрюмо выдохнул: «Уф!»       С факелом, впрочем, он тоже продержался недолго, Саревок пригвоздил его к той же самой стене, и Линх медленно сполз по ней на пол.       В ушах шумело, он не чувствовал своего тела – ничего, кроме боли. Это можно было прекратить, всего лишь не вставать, не использовать снова ту целительную силу, что он добыл из своей сущности Баала, вывернув ее наизнанку. Мгновение – и беспамятство, боли больше не будет никогда.       Но его ладонь нащупала на груди маленькую костяную безделушку… священный символ Ильматера – Сломанного Бога, Терпящего Боль!       Подойдя ближе, чтобы добить поверженного врага, Саревок неожиданно был подбит ударом в колено. Впервые за бой он рухнул наземь. Пока Саревок поднимался в своих тяжелых доспехах, Линх тоже успел встать на ноги, сплевывая с губ кровь, и снял со стены новый факел.       Пока есть факелы на стене, пока есть дыхание в груди, пока он способен подняться – он будет сражаться, этого Саревоку не изменить.       И вновь по кругу…       Страх поражения вновь охватил Саревока. Ему чудилось, это дурной сон, повторяющийся опять и опять, все время одно и то же. Изнеможенные мышцы наливались свинцом, удары становились медленными и неточными. Избранный сын Баала Саревок побеждал брата-отступника раз за разом, но бой не заканчивался.       – Я еще на ногах! – захлебываясь кровью, прохрипел Линх. – Ты не можешь меня убить!              С новоявленными баалопоклонниками было уже покончено. Спутники Линха сгрудились вместе, притихнув и почти не дыша – у них на глазах вершилась развязка.        Теперь и Саревок получал удары. Он слабел. Воинское искусство больше не решало, мышцы не слушались. Наступая, Линх случайно нашел свой боевой молот и подобрал его. От замахов его шатало, чудилось, он бьет вслепую, наугад.       В последний раз глаза Саревока вспыхнули в прорезях шлема, и его меч вновь достиг цели. Но и молот Линха наконец достиг цели – удар за удар!       В памяти Имоен мелькнуло, как однажды в Кэндлкипе ее друг сказал, что знает способ победить кого угодно. «Какой же это способ? – насмешливо спросила рыжеволосая девчонка. – Не бывает такого способа!»       «Чтобы победить, – серьезно ответил Линх, – надо вытерпеть хотя бы чуть-чуть дольше, чем он».        Сталь загремела о каменный пол – Саревок в своих черных шипастых латах рухнул, наполнив зал эхом.       Линх сделал так, как и говорил – вытерпел на секунду дольше. Еще мгновение он стоял, опустив руки, потом покачнулся и упал навзничь.              Первой бросилась к нему Имоен. «Ерунда, не может быть! – мысленно крикнула она сама себе. – Со стариной Линхом все будет в порядке!»       Присев на колени возле распростертого лицом вверх тела, она испуганно посмотрела. Призрачная броня развеялась, ее друг был одет только в изрубленные лохмотья.       Линх лежал весь в крови – гораздо больше в своей собственной, чем своего врага. Имоен хотелось потрясти его за плечи, но она не решалась – ему же будет больно, наверное.       Она лишь сдавленно прошептала:       – Линх, ну ты что?..        У него было странное лицо – без выражения, губы плотно сжаты, закрыты глаза, как будто ему все равно…       Еще в детстве Имоен, рыжая задира и озорница, решила для себя, что лить слезы глупо. В горький час она всегда старалась смеяться и насвистывать песенки. Но Имоен знала еще кое-что: иногда бывает, что плакать можно, даже наоборот – значит с тобой что-то не так, если ты не плачешь.       Поэтому она заплакала навзрыд, не сдерживаясь и не стыдясь слез.       А что если Линх сам бы хотел умереть, чтобы больше не бояться превратиться в чудовище? Думая об этом, Имоен теряла веру в лучшее и начинала ощущать, что ей тоже как-то уже перестает нравиться жить на свете.       Рядом Джахейра взывала к Сильванусу, и каждое слово ее громкой, неистовой молитвы повторяло гулкое эхо.       Имоен всё плакала, прижавшись лбом к плечу рашеманской ведьмы, пока сквозь стену отчаяния к ней не пробился смущенный голос Халида:       – Успокойся. Не надо т-так убиваться. Поверь, моя жена п-поставит его на ноги.              Да, Имоен поторопилась. Последним, кто умер сегодня в храме Баала, суждено было стать Саревоку.       Жизнь Линха была в надежных руках – Джахейры и Отца Деревьев. Правда, под конец друидка едва не рухнула от изнеможения: еще никогда ей не приходилось проводить столько исцеляющих обрядов, да еще сразу после того как сама только что сбросила медвежий облик, дарованный ей Сильванусом. Помощь требовалась не только Линху. Это был тот самый день, на который Джахейра берегла сумку с самодельными травами и мазями – когда не хватает ни молитв, ни лечебных зелий, наименее опасные раны можно хотя бы перевязать.       Окровавленный храм Баала не выглядел уютным убежищем, но без отдыха ослабевшей шестерке было далеко не уйти. Убитых баалопоклонников пришлось просто оттащить в сторону и свалить в кучу. Но когда Минск с Халидом подошли, чтобы поднять тело Саревока, они обнаружили, что его доспех пуст. С написанным на лице абсолютным недоумением рашеманский богатырь повертел в руках шлем, откуда просыпалась лишь горстка черного праха.       Сущность Баала, покидая тело Саревока, разрушила его дотла. От человека, которым он был, больше ничего не осталось.       Имоен снова охватила тревога. Неужели все дети Баала умирают так? Сердце у нее было не на месте, и Имоен на всякий случай отправилась снова взглянуть на Линха.       Он спал там, где его оставили друзья, подсунув под голову дорожный мешок и укрыв плащом. До сих пор Линх ни разу не открыл глаза, и Имоен, улыбнувшись, подумала: «Он, наверно, даже еще не знает, что жив».              Эпилог              Непричастность Амна к железному кризису и разжиганию войны вскоре была доказана. Этому решительно способствовал личный дневник Саревока – Линх не забыл швырнуть его на помост, прежде чем шагнуть в дверь между измерениями. Благодаря этой улике, следствие, проведенное великими герцогами, полностью разоблачило хитросплетение интриг, опутавшее Побережье, и Врата Бальдура наладили дипломатические отношения с Аскатлой.       Безусловно, следствие установило и то, что Линх с Имоен были невиновны в совершенных в Кэндлкипе убийствах.       Однако Линх по-прежнему оставался сыном Баала и не был уверен, что его не вздернут просто на всякий случай. Поэтому он собирался убраться куда подальше от Моря Мечей, но Имоен все еще могла бы вернуться в Кэндлкип.       Имоен высмеяла Линха за то, что он подумал, будто она согласится на это.       – Ну уж нет! Угадай, куда мы собираемся?       Линх пожал плечами:       – Откуда я знаю?       Имоен ткнула его кулаком в бок:       – Вот именно! Имей в виду, старик, из-за тебя нам пришлось спасать Побережье, и я не ныла из-за этого. Теперь моя очередь решать, куда мы пойдем.       – Угу, – не возражал он.       – Мы можем пойти в Рашеман, – рассуждала Имоен. – А можем двинуть в Амн! Джахейра с Халидом обещали, что Арфисты дадут нам убежище. Неплохо иметь друзей со связями, а? Или просто пойдем, куда захотим. Бывают же на свете не очень опасные и даже веселые приключения? Необязательно каждый раз скрежетать зубами и обливаться кровью. Мы – вольные наемники, и будем сами выбирать, какой контракт брать, а какой нет. Что-нибудь вроде «помочь маленькой девочке отыскать потерявшегося котенка», – хихикнула Имоен. – Я знаю, Линх, тебе же самому такое больше нравится, точно? А кстати, и благодарности будет намного больше! Главное не сидеть на месте. Если мы нынче здесь, а завтра там, твоим малоприятным родственникам надоест за нами гоняться.       Какой выбор они в конце концов сделали, сказания умалчивают. Вообще имя Линха из Кэндлкипа на некоторое время исчезло как из народной молвы, так и из записей хронистов.       Впрочем, это время было недолгим, и по истечении его Линх вновь был втянут в круговорот великих событий. Той же участи не удалось избежать и Имоен. Веселая рыжая авантюристка тоже оказалась причастна к судьбам мира гораздо больше, чем предполагала.       Но об этом рассказывают другие истории, а эта заканчивается на том, как Линх одолел Саревока в храме Баала, выжил благодаря своим друзьям и вновь отправился в странствия.