The Seven Passengers

                    Нахождение в темноте и одиночестве и правда может сказать о человеке многое. Мозг цепляется за каждую навязчивую мысль, что приходит в голову. Многие стремятся избегать этого чувства уязвимости при помощи сна или обычного игнорирования своих мыслей.       Но лично мне нравится сидеть вот так допоздна. Тишина позволяет мне задержаться в своих мыслях, где возможно всё. Я абстрагируюсь от реальности и думаю о любой случайной ситуации, например, что было бы, если бы я умел летать или читать мысли других людей.       Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, и это правда. Я придумывал истории в голове, а потом отыгрывал этот сценарий перед зеркалом в ванной. Это помогло мне научиться плакать с ничего, что очень пригодилось — я пользовался этим с целью личной выгоды.       Моря и океаны — это совсем другое. Тут тихо, но одновременно громко. Мысли всё ещё в моей голове, хоть и не такие отчётливые.       Я тереблю конец какой-то потёртой верёвки и вдруг слышу приближающиеся шаги. Сразу же сажусь на корточки, надеясь, что этот кто-то скоро уйдёт. Я не в настроении разговаривать. Колени подтянуты к подбородку, а голова опущена вниз. Так и сижу в этой позе, прислушиваясь и ожидая. Кажется, шагов больше не слышно.       Через секунд тридцать я смотрю вверх, а рядом со мной стоит какой-то парень. В лунном свете я отчётливо узнаю его. Это тот самый человек, которого я спас вчера. Чон Чонгук. Он хорошо выглядит в костюме с галстуком — очень подходит его фигуре.       Когда я рассказал Чимину о том, что произошло прошлой ночью, он испугался за меня. Сначала я не понимал почему, но затем он объяснил, кто такой Чон Чонгук. Я не был знаком с его фамилией и той богатой семьей, и мне показалось странным, что садовник, появившийся из ниоткуда, выглядит таким грустным, хотя у него есть буквально всё.       Я поднимаюсь тихо и подхожу к парню, словно это не я пытался спрятаться минутой ранее.       — Привет, — говорю я настолько непринуждённо, насколько это возможно. Лунный свет идеально ложится на его тёмные волосы, заставляя те сиять, словно он богатый парнишка, хотя всё так и есть.       Что-то во взгляде Чонгука меняется, когда он здоровается со мной в ответ. Приятные изменения.       — Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Я думал, что ты захочешь поддержать своего друга.       — Чимина? О, нет, не хочу снова ставить его в неловкое положение, — чувствую, как мои щёки горят, даже несмотря на то, что холодный ветер треплет волосы. — Чувствую себя виноватым в той ситуации.       Чонгук кивает, бросая на меня сочувственный взгляд, а затем снова смотрит на воду. Проходит минута, а никто из нас так ничего и не говорит — это меня удивляет. Мне непривычно молчать, особенно в присутствии незнакомцев. Однако с Чонгуком эта тишина кажется правильной.       — Не ожидал встретить тебя здесь так поздно, — говорю я властным тоном, хотя единственное, над чем я имею власть — это пыль в моём доме. — Имею в виду, я думал, что ты будешь ужинать с капитаном.       — Да, я ужинал       — Оу.       Неловко.       Ну, конечно, он ужинал с капитаном! Чем ещё заняться богатым людям здесь? Вероятно, у Чонгука есть дела поважнее, чем разговаривать со мной.       — Мне стало скучно, когда мистер Ким Намчон начал болтать о денежном состоянии капитана Смита. Если бы не Намджун, я бы сбежал оттуда быстрее. К счастью, никто и глазом не моргнул, когда я, извинившись, покинул их.       Странно. Я думал, что из-за статуса каждый шаг Чонгука отслеживается. Ещё странно то, что он называет своего отца мистером Ким Намчоном. Это очень формально, что заставляет забыть об их родстве.       — Значит, тебе нравится рисовать, м?       Чонгук начинает очень громко смеяться.       — Есть огромная разница между любовью к рисованию и таланту к этому, — он опирается на перила, скрещивая ноги. — Что думаешь? Мои рисунки хороши для пиара, не более.       — Неправда, — протестую. Я отчётливо помню его выражение лица, когда только поднялся на борт лайнера. Он осматривал меня с ног до головы, не отрывая взгляда. Чонгук лишь на секунду взглянул в свой скетчбук, но затем снова посмотрел на меня. — Я вижу, как ты рисуешь. Выглядишь сосредоточенным и напряжённым, и это отражается в твоих рисунках.       — Но ты никогда не видел моих работ, — Чонгук приподнимает бровь.       — Верно, — признаюсь. — Но мне бы хотелось взглянуть, — я надеюсь, что он сдержит обещание показать мне тот рисунок. А ещё вчера Чонгук сказал, что ему нужна модель — я с удовольствием попозирую.       Чонгук, обдумав мою просьбу, кивает и меняет тему:       — Итак, чем ты и твой друг Чимин собираетесь заняться в Нью-Йорке?       Он называет Чимина другом так нерешительно, будто не уверен, кем Чимин мне приходится. Становится любопытно. Неужели он думает, что мы больше, чем друзья?       — Чимин хочет начать карьеру певца, а я поехал вместе с ним. Сейчас популярно немое кино, и я бы хотел попробовать себя в этом… эй, не смотри на меня так!       — Прости! — Чонгук смеётся. — Я просто ожидал от тебя чего-то другого. Не говорю, что актёрство — это плохой выбор, но явно что-то очень ненадёжное.       — Откуда тебе знать? — спрашиваю я и скрещиваю руки на груди. — Вдруг я стану знаменитым? А ты будешь тем счастливчиком, которому удалось познакомиться со мной до того, как моё имя будет звучать повсюду.       — Какая удача, — Чонгук закатывает глаза и смотрит на небо. Я тоже перевожу взгляд и вижу мерцающие звёзды в темноте. — Тебе бы хотелось убежать от всего? — неожиданно спрашивает он.       Да. Жаль, что я не могу отвлечься от всего, что происходит в моей жизни; поездка в Нью-Йорк — это не только веселье и цель найти работу. Мы убегаем от прошлой жизни. Хоть это и не моя была идея, но всё кажется вполне достижимым. Я знаю, что Чимин не справится один, хоть он и улыбается и говорит, что всё в порядке.       — Да, — и замолкаю. Чонгук ждёт, пока я продолжу. Вздыхаю. — Иногда мне не хочется быть там, где я есть. Мир меняется каждый день, и, хоть это и к лучшему, эти изменения пугают. Друзья теряются с возрастом, и мне кажется, что я — единственный, кто остаётся прежним, — я поделился не всем, но всё, что я сказал — правда.       Чонгук поджимает губы. Это что, родинка у него под губой? Мило.       — Что ж, — вздыхает он. — Даже если жизнь пугает, она всё равно продолжается, — мягко говорит Чонгук, ловя мой пристальный взгляд. Он смотрит на меня в ответ, а затем говорит: — Мне пора возвращаться к ужину.       Я ничего не говорю, когда он проходит мимо меня. Мне страшно думать о том, что всё это было в моей голове, словно какой-то сон. И только когда Чонгук машет мне на прощание, я машу ему в ответ — это вызывает улыбку на его лице.       Чёрт. Он симпатичный.