Часть 15. Сокджин
4 июня 2023 г. в 19:17
Я устал от прогулки по Титанику. Всё выглядит точно так же, как и во время моей экскурсии для Намджуна. Леди Элеонора пускай и выглядит хрупкой, но разговаривает она много. Ну, мне хотя бы не нужно стараться поддерживать беседу. Мыслями я всё равно не здесь.
Прошлую ночь я провёл в приятной компании Намджуна. Он показался мне интереснее даже капитана Смита. Намджун рассказывал истории из детства, например, как он бегал по огромному полю до пика усталости; или откуда он знает пианиста Мин Юнги. А ещё он хлопал громче всех, когда Пак Чимин и Юнги закончили своё выступление.
Когда мы с леди Элеонорой поднимаемся наверх, я замечаю Чонгука у перил. На секунду прихожу в ярость: почему он отдыхает, а я вынужден развлекать спутницу? И только потом я вижу, над чем он смеётся. Вернее, с кем.
Рядом с Чонгуком стоит мужчина не моложе его; тёмные вьющиеся волосы спадают на глаза. Интересно, не сюда ли он постоянно сбегает? Леди Элеонора, кажется, ничего и никого не замечает.
Мы заканчиваем нашу прогулку тем, что я целую её руку, одариваю лучшей улыбкой и пустым обещанием встретиться вновь. И, как только она уходит, я выдыхаю. Да, леди Элеонора с характером. Но явно не та, ради которой хочется что-либо сделать. С ней скучно.
Я спешу к палубе, на которой Чонгук и тот мужчина всё ещё разговаривают. И выглядят они совсем беззаботными. Если бы я не знал Чонгука и не был его братом, то и не сказал бы, что он пассажир первого класса. Мужчина погружён в разговор, а его глаза — в Чонгука. Только дурак не заметит, что он откровенно пялится.
Когда я разворачиваюсь, чтобы оставить их в покое, то чуть не сталкиваюсь с кем-то, идущим в моём направлении.
— Извините, — быстро говорю я, прежде чем понимаю, кто передо мной. — О, доброе утро, Намджун.
Он широко улыбается в ответ и тоже желает мне доброго утра, приходя в себе. В сгибе его локтя книга «Утопия», в которой уже торчит несколько закладок.
— Лёгкое чтиво? — спрашиваю.
— Томас Мор, — Намджун протягивает мне книгу. — Он предложил идею выдвижения Европы в лучший мир без насилия и войн. Такое, наверное, только в книгах и может происходить, да?
Я мысленно делаю себе заметку прочитать эту книгу, как только приземлюсь в Нью-Йорке, и возвращаю её Намджуну. Случайно соприкасаюсь с ним кончиками пальцев и вздрагиваю. На секунду мне кажется, что он вот-вот наклонится ближе, но вдруг просто откашливается.
— Слушай, раз ты сказал, что я работаю в «New York Times», то, может быть, дашь мне интервью? — и усмехается. Мне едва удаётся скрыть свою застенчивость, когда Намджун продолжает: — Никаких личных вопросов, обещаю.
Я замечаю ямочки на щеках Намджуна, когда он улыбается. Соглашаюсь на интервью, поскольку знаю, что нужно делать — просто говорить то, что от тебя хотят услышать. Это просто.
Мы решаем провести интервью в библиотеке у витража, который видели во время экскурсии. Иронично. Намджун достаёт ручку и блокнот и записывает дату, время и моё имя красивым курсивом.
— Давай начнём. Поделись своим любимым воспоминанием из детства.
А я чего-то жду. Это то, что он правда хочет знать? Или это отвлекающий манёвр, чтобы подвести тему к бриллианту? Во время ужина я заметил, с каким интересом Намджун слушал о нём. Опасаясь, что разговор может прийти к этому, я даю себе время подумать над ответом.
В детстве у меня не было чего-то такого, через что мне приходилось проходить и чем можно поделиться сейчас. Я либо ходил за отцом хвостиком, либо сидел в комнате и смотрел в большое окно, наблюдая за летающими птицами. И даже художественных навыков у меня нет, что делает меня совсем бесполезным ребёнком. Но дедушка думал иначе.
— Как-то летом я с дедушкой плавал под парусом, — вспоминаю я. — Он любил путешествовать и часто брал меня с собой. Когда я впервые вышел в море, то нервничал так сильно, что у меня проявилась морская болезнь, из-за чего нам пришлось вернуться обратно на берег, — Намджун перестал записывать, полностью погружаясь в мой рассказ. — У меня в желудке всё скрутилось, но как только я коснулся ступнями воды, то тошнота сразу же прошла. Я целый день плескался в воде и собирал ракушки, — пожимаю плечами. — Знаю, это не так уж и интересно, но это и правда моё любимое воспоминание.
Намджун переводит взгляд на блокнот и продолжает записывать, прежде чем снова фокусирует взгляд на мне.
— И каково это - купаться в море?
— Ветрено, — отвечаю я. — Но было круто. Это как прикоснуться к ядру Земли. Море ведь образовалось до появления людей, верно? Это создала Вселенная, а не мы.
Ручка Намджуна выскальзывает из его руки. Интересно, заметил ли он это?
— Получается, ты очень близок со своим дедушкой.
— Был, — вытягиваю лицо вперёд. — Да, мы были близки.
— Прости, не хотел ранить тебя.
— Нет-нет, всё в порядке.
Иногда у меня вылетает из памяти то, что дедушка умер. Порой я смотрю на старые фотографии и не узнаю его — в мыслях всплывает вопрос «кто этот человек?». Я едва узнаю его лицо сейчас, все годы переплелись между собой, путая всё. Как он разговаривал и смеялся, я уже не помню. Он умер, когда мне было семь, и я тогда ничего не знал о смерти. Осталось лишь два воспоминания о дедушке: первое — то, что я рассказал Намджуну, второе — день, когда он умер.
Прежде чем закрыть глаза в последний раз, дедушка произнёс моё имя.
— Должно быть, дела пошли в гору, когда появился Чонгук? — спрашивает Намджун. Я ценю то, что он пытается поговорить о чём-то положительном. В ответ на его вопрос киваю.
— Не сразу. Он был ещё совсем ребёнком, но уже многое видел для своих лет. Чонгук никогда не болтал без надобности, и самое дорогое, о чём он просил, - это больше красок для рисования.
Отец возвёл Чонгука на пьедестал, чтобы все это заметили, а я молча стоял в сторонке. Усыновление этого парнишки было похоже на снисхождение от Бога. Но я держался от него на расстоянии.
Намджун понимающе мычит и выпрямляется. Я смотрю на его тёмные глаза медового цвета, в которых отражаются лучи утреннего солнца. Это заставляет меня забыться. И то, что у меня берут интервью, я вспоминаю, лишь когда Намджун крепче хватает ручку.
— Девушка, с которой ты был, - леди Элеонора? — замечаю, как кривится рот Намджуна.
— Да, она пригласила меня на прогулку по Титанику, — Намджун откидывается на спинку стула, и складывается ощущение, что он в нескольких метрах от меня. Быстро уточняю: — Отец хочет, чтобы мы обручились. Это из-за его желания передать художественные галереи в надёжные руки к моменту, когда он умрёт.
Намджун молчит, переводя взгляд на стол. Мне хочется, чтобы он сказал что-нибудь, но в то же время я не уверен, что смогу дать ему какой-либо ответ. Намджун натянуто улыбается.
— Леди Элеоноре повезло, что вы проводите с ней время, — крутит ручку между пальцами, и, чем дольше Намджун молчит, тем быстрее становятся его движения. И наконец он останавливается. — Полагаю, ты не уверен в ней. Извини, если слишком прямолинейно.
И что это значит? Намджун внимательно наблюдает за моей реакцией. Я сглатываю.
— Леди Элеонора… чудесна, — Боже, кого я обманываю?
— А кто ещё чудесен? — Намджун движет рукой ближе к моей, касаясь кончиками пальцев. Его прикосновения можно сравнить со вспышками молнии. — Мне кажется, что есть кто-то ещё.
Я убираю руку. Что он творит? Пытается соблазнить меня? Мы ведь оба мужчины. А отношения между людьми одного пола невозможны. Да и что бы подумал мой отец? Что его сына, оказывается, привлекают мужчины? Это меня опозорит и отдалит от семьи, а моё имя вместе с фотографией будет напечатано жирными буквами на главных страницах газет. Намджун поднимается и начинает собирать свои вещи.
— Я должен выяснить, не нужна ли моя помощь Юнги, — говорит он. Слабое оправдание. — У меня не было в планах обидеть тебя, Сокджин. Пожалуйста, прости, если я нарушил какие-то границы.
— Ты не нарушил, — я поднимаюсь тоже.
— Что ж, приятно знать, — Намджун вздыхает.
Подожди. Останься, пожалуйста.
Но, как и ожидалось, Намджун не умеет читать мысли. Он проходит мимо меня и почти покидает библиотеку, но у меня не получается придумать ничего получше, кроме как схватить его за запястье. Он замирает, а ручка падает на пол.
— Сокджин...
Сейчас у меня не получается думать. Я явно не в своём уме. Но я обнимаю Намджуна за плечи. Утыкаюсь подбородком куда-то между его шеей и плечом так, словно это место идеально мне подходит. Моё сердце поёт. Прошло так много времени с тех пор, как я кого-то обнимал.
Затем я чувствую, как он прижимается ко мне, как чужие мышцы на руках расслабляются. Намджун рукой касается моей, вырисовывая небольшие круги на коже. Мне становится слишком уютно. У отца бы случился сердечный приступ, если бы он прямо сейчас зашёл в библиотеку.
Я отпускаю Намджуна и разворачиваюсь на пятках; не останавливаюсь, когда Намджун зовёт меня по имени. Этого было достаточно. А сейчас я должен уйти. Но даже когда я оказываюсь в нескольких метрах от него, чужие прикосновения всё ещё ощущаются на моей коже.