"Когда спускаешься вниз до конца, дорога может вести только вверх"
Маргарет Митчелл, «Унесенные ветром»
— Меньше экспрессии, Ноа, ты должен быть естественен. Ты живой, ты настоящий. Голос Мэтта отскакивал от стен в павильоне, рассыпаясь эхом над устало опущенными головами людей из каста. Ноа поджал губы и вскинул едва заметный взгляд на Милли, с молчаливой благодарностью понимая - она этот взгляд перехватила. Браун ухмыльнулась, отсалютировав ярко-красным стаканчиком кофе, который источал непревзойденно манящий аромат - латте с пеканом и кленовым сиропом. Латте-Рождество. — Еще одну секунду, Мэтт. Ноа повернул голову в сторону копны черных волос Финна: его коленка дрожала, и сам он бесцельно шарил ладонью по вельветовым брюкам, и не по одному охрипшему голосу ясно было, что Финн встревожен. Это была сцена исповеди и раскаяния Майка - самая что ни на есть долгожданная сцена для любого зрителя, а потому отточенность диалога требовалась Дафферами колоссальная. Честно признаться, Ноа это показалось ненужным предисловием. К чему это, если за робкими словами последует буря? И все, к чему ты готовил себя и человека, окажется пустым звуком. Правда никогда не бывает целиком и полностью ожидаема. Чаще она: отвергнутая, оспоренная. Горькая. Но нужно быть проще в своих словах. Нет ничего на свете более естественного, чем самоирония. Да и более разрушительного - тоже. Он вновь заточил себя в цепочку одинаковых мыслей и лишь краем уха вслушивался в то, как Финн мнет лист сценария, а Росс объясняет ему как надо; как Милли смеется себе в руку, склонившись к Сэди. Странное наваждение зашевелилось в груди, и Ноа едва не запустил пятерню в волосы, уложенные гримером. Быть может, ему следует обсудить это с Милли пока не поздно. Пока мысли не облачились в то самое ненужное предисловие.***
— Ты, должно быть, шутишь, Ноа. Если бы его спросили, то Ноа не смог бы ответить как он оказался в женском туалете дорогого заведения вместе с Хлоей. Неведомая сила кандалами втянула его в эту дверь, а вслед за ним - его самый надежный человек во всем мире. Юноша сидел на холодном кафеле, вжавшись лопатками в настенную плитку. Сквозь тонкую рубашку пробирал искусственный холод до мозга костей, Ноа массировал пальцами отекшую шею, а кожу щек стягивало давно забытое явление - скупая мужская. Но сколько мужества она требовала от многолетней игры в незнание самого себя и своего тела. Вздох, сделанный Ноа сейчас, дался ему труднее слов: — С юмором у меня не настолько плохо, чтобы я говорил тебе об этом в самой капиталистической стране мира на полу ресторана в Сан-Франциско, — Ноа шмыгнул носом, стараясь не поднимать взгляд на сестру, и обернул тонкой лентой вокруг запястья снятый галстук. — Ты уверен, что хочешь сделать это именно таким образом? — Предлагаешь выйти на Бродвей с флагом в руке? — взгляд Ноа упал на руку сестры, изящно сжимающую тонкими пальцами клатч. Он почти мог слышать, как она закатила глаза. Хлоя пожала плечами, глубже наклоняясь к раковине в попытках убрать осыпавшуюся тушь под глазами. Но этот небрежный с виду жест был лишь попыткой скрыть истинный страх за брата. Девушка поджала губы и на мгновение прикрыла глаза прежде чем повернуть голову к Ноа, сидящему на полу у раковин: — Должно быть что-то, что тебя подтолкнуло, — Хлоя пожала плечами, и Ноа услышал, как складки ее платья зашелестели. Она присела рядом с ним, поправила локон, упавший на глаза, пригладила ткань на коленках, слегка поежившись от ледяного пола под ними. И Ноа, все это время глядящий на нее настороженным косым взглядом больших глаз, сморгнул влагу, когда она наконец разглядела всю сеть красных капилляров, на фоне которых зеленая радужка казалась неправильно красивой ее взгляду. — Ноа… — шепот Хлои прозвучал тихо и ласково, когда она положила теплую ладонь на чужую щеку. И юноша спрятал взгляд в своих руках, скрипя сердце, потому что быть сильнее чем твои страхи — искусство, в которое ему только предстоит углубиться. — Я всегда поддержу тебя. Я буду рядом. Сейчас для тебя это важнее, чем он. И Ноа часто-часто закивал, мелко-мелко, словно поверив в то, что она обронила последним своим предложением, и отстранился от теплой руки.