-62° по Цельсию

      Совсем не контролируя силу сжатия рук на костлявых плечах, Ларри уткнулся лицом в шею Сала, продолжающего лежать к нему спиной. Впрочем, контролировать себя он и не думал. Повезло, что Сал противиться тоже не собирался, не придумав ни одного разумного пути к отступлению: сзади прижималось мускулистое тело, спереди возвышалась стена, а сползать вниз наподобие энергично извивающейся змеи было бы просто смешно. Увы, для излюбленного и проверенного жизнью метода посылания на хуй грубым толчком в бок не нашлось и крупицы сил. Оставалось героически вытерпеть тиски ларриных рук. Хотя… не то чтобы Сал был категорически против, сам же дал добро меньше минуты назад. И, что уж, надо признать: от Ларри веяло теплом, равномерно распределяющимся по телу Сала за счёт настолько крепких объятий. Горячее дыхание сквозь водолазку согревало спину ровно в том участке, куда Ларри упёрся носом. Отчего-то захотелось притянуть ноги к груди и свернуться калачиком, но вместо этого лишь неосознанно прижал прохладные пальцы к зажатым в замок ларриным ладоням. Это действие показалось таким необходимым, что мысли о его глупости не последовало даже через тридцать секунд, за которые вполне можно было одуматься.       Ларри замер, на короткое мгновение позабыв о том, как правильно дышать, всё тело пробрало лёгкими электрическими покалываниями. В скором времени вполне разумно стоило бы ожидать ругательства и недовольство по поводу излишней наглой приставучести, но Сал лежал молча, смиренно стерпев даже жёсткую щетину, не раз мазнувшую его по открытым участкам кожи. Осознание этого факта радовало только сильнее, ведь и в обычной ситуации Сал не позволил бы прикасаться к себе так настойчиво. А тут не просто позволял — даже сам дотронулся до ларриных ладоней, несильно сжав так, чтобы тот не мог взять и просто отпустить его. В голове до сих пор шумели отголоски холодом бьющих в самое сердце фраз, приказывающих то не трогать Сала, то не извиняться, а то вообще заткнуться к чёртовой матери. Ну как, как Ларри из всевозможного множества существующих слов выбрал именно такие, какие задели и наверняка оставили явственный след на гордости Сала наподобие кнута, нещадно хлещущего по голой коже! Разве Сал касался хоть кого-то так бережно, как сейчас сжал свои пальцы на его ладонях? По крайней мере, с Меган такого точно не было, а что было в личной жизни Сала до него, Ларри беспокоило чуть ли не в самую последнюю очередь.       — Ещё раз выкинешь что-то похожее, и спать вот так больше никогда не будем. — едва слышно пробурчал Сал.       — Прости. — извинение вылетело вольной птицей, в чём Ларри не успел отдать себе отчёта. Извиняться за любой упрёк со стороны Сала уже вошло в привычку, хотя в обычной жизни Ларри к такому приучен не был. Несомненно, глупый способ не упасть в глазах Сала ещё ниже, несмотря на то, что он давно успел пробить самое дно. Ну что за хренов подкаблучник!       — Заканчивай с этим.       Пропустив привычное возмущение мимо ушей, продолжил, не задумываясь и не рассуждая над тем, насколько уместно прозвучат его слова:       — У меня нет никакого права ревновать тебя к кому бы то ни было. Делай, что хочешь хоть с Меган, хоть не с Меган.       Сал молчал пару минут так точно, пока показательно небрежно не хмыкнул, убеждая Ларри в обратном:       — Наоборот. — и снова выдержал длительную паузу. — После всего, что было, ты имеешь право почти что на всё. Просто… не в таком дебильном виде.       На этом пояснение закончилось. Сал не торопился его дополнять, а Ларри не стремился уточнять, что тот подразумевал, беспокоясь, что лишними вопросами выведет Сала из столь редкого состояния покоя. Но просто услышать эти слова, вырванные из контекста, уже значило очень и очень многое!       Так вот. Что Ларри по-настоящему беспокоило, так это то, что в личной жизни Сала происходило прямо сейчас и какое место во всём этом занимал он сам. К данному моменту нельзя было дать какую-либо характеристику их отношениям — настолько странными они казались со стороны. Не то чтобы Ларри требовалось получить чёткое конструктивное пояснение тому, что их связывало. Ему просто хотелось услышать, что Салу он тоже важен, что тот не позволит ему уйти, когда придёт время покидать квартиру Моррисона, что Ларри играл не просто роль «безопасной зоны», а действительно был хоть сколько-нибудь симпатичен Салу, и всё то, что было между ними, не было вульгарной попыткой избегания реальности, а искренним проявлением саллиных чувств. К сожалению, Сал молчал, а Ларри не считал уместным говорить ни о своих, ни о его чувствах. На фоне смерти Коэнов, его близких друзей, и прочей суматохи, «ты мне нравишься, Сал» звучало бы как издёвка или жестокая насмешка. Сал ещё не пережил произошедшее, более того, он наверняка не торопился разбираться в том, что чувствует сам. Ларри оставалось лишь терпеливо ждать. Но, стоит отметить, что его ожидание нисколько не смущало. Пока Сал позволял вот так вот прижиматься к нему, держать за руку и даже сам при желании целовал (Ларри прекрасно понимал, что последний их поцелуй ни с каким желанием не связан, но настойчиво убеждал себя в обратном), Ларри всё устраивало, что-либо менять он вовсе не торопился. Ведь Сал рядом — это ли не главное, учитывая нестабильность нынешних дней?       От одежды Сала едва уловимо пахло чем-то травянистым, как будто бы терпким чаем или приглушённым ароматом свежескошенной травы. Ко всему прочему примешался ядерный запах ментолового геля для душа, к счастью, не такой явственный, чтобы выбить из Ларри желание стиснуть Сала с большей силой. Прощения он, что неудивительно, не получил, но и злиться Сал перестал. Это радовало похлеще новостей о возможном срубе деревьев, ибо всего за несколько часов Ларри успел испытать настолько ядрёный концентрат переживаний, что хватило бы на целый год, если не больше. Но сейчас Сал не злился, не выступая против того, чтобы Ларри переплёл пальцы одной из ладоней с его постепенно согревающимися пальцами.       Это соприкосновение и близость, отдавающая шумом клокочущей в висках крови, навевали достаточно яркие картинки-воспоминания того самого дня в бане. Та тема, а вместе с ней и те мысли, которые Ларри старательно избегал на протяжении двух дней, вспыхнули так неожиданно, что сцепленные в замок руки неосознанно расслабились, разъединившись. Ларри ужасно не хотелось думать о том, что было между ними. И не потому что ему было противно или он успел передумать и начать жалеть о том, что решился на это. Просто оставался странный осадок с горьковатым привкусом — ощущение, будто им, его телом и чувствами цинично воспользовались, не удосужившись даже спросить, а почему это произошло, а как он себя чувствует, а что он вообще думает, а… устраивают ли его такие отношения?       Нет-нет-нет. Ларри снова сцепил руки, напористо зарывая нос в жестковатых, но приятно пахнущих волосах. Он сам не говорил об этом, сам не спрашивал ничего из перечисленного (разве что поинтересовался, не пожалел ли об этом Сал). Почему же тогда требует от другого что-то сверх того, что может сделать сам? В конце концов, Салу простительно, а он просто ссаный трус, неспособный даже узнать, что к нему испытывает Сал! Было ли это всё минутной слабостью или что-то да значило? К чёрту. На что он вообще надеялся? Все обстоятельства, при которых они переспали, так и кричали о том, что Сал просто сбегал от давящей обстановки снаружи и внутри себя. Не всрались ему эти розовые сопли, ему бы только занять себя!       Ларри снова взял Сала за руку. Нет, он точно не виноват. Пускай делает, что хочет. Пускай хоть ещё десятки раз предлагает заняться сексом за просто так. Ларри против не будет. Ларри хотелось хотя бы так чувствовать себя ценным и… любимым, что ли. Но этот от силы час создавал лишь иллюзию собственной нужности, а в остальные двадцать три часа что оставалось делать? Терпеть душевные терзания и самолично уничтожать чувство человеческого достоинства — только и всего. Ларри спокойно, в какой-то степени несколько привычно мог бы скрыть истинную боль под смесью противоречивых качеств, присущих ему: под преувеличенной самоуверенностью, самовлюблённостью, цинизмом и, конечно же, несерьёзностью. Ему не привыкать, если говорить честно. Хотя о какой самовлюблённости может идти речь, когда он готов на всё ради Сала, не видящего в нём ничего достойного? Вот сказал бы тот уйти спать на кухню, Ларри без вопросов повиновался бы. Сказал бы свалить прямо сейчас в чём есть (то есть в флисовой кофте и спортивных штанах) и без оружия на улицу, и Ларри, трезво осознавая, что в момент станет отменным кормом для собак, свалил бы. А что тут поделаешь? Придурок во всей красе — вот он кто. Наглухо, блять, поехавший!       Ларри с трудом втянул ставший тягучим воздух и на выдохе, поняв, что в нём проснулось внезапное желание поговорить о чём угодно, только бы перестать выслушивать раздражающий внутренний монолог, тихо произнёс:       — Сал?       Но Сал промолчал, только лишь непринуждённо смял кромку одеяла, после чего послышалось слабое посапывание. Уснул. Ну и замечательно, ему и так редко удавалось нормально поспать, пускай вдоволь отдохнёт и насладится крепким сном.       Ларри, сонливо прикрывая глаза, чуть ослабил хватку, но от Сала не отстранился ни на миллиметр. Напоследок ещё парочку раз назвал себя влюблённым дураком и с тяжёлой душой наконец-то тоже уснул.

***

      Сал не помнил, когда в последний раз засыпал так быстро, несмотря на раздражающую щекотку в области шеи, вызванную соприкосновением кожи с каштановыми патлами. Более того, сон пришёл не только быстро, но и оказался удивительно умиротворённым. В первый раз Сал проснулся только в пять утра и не от какого-то там кошмара, а от того, что пальцы ног закоченели от холода. Повод тому — одеяло, которое по какой-то мистической причине наполовину скатилось с него, прикрывая один только торс. Хотя упади одеяло и с него, то Сал неслыханно поразился бы: руки спящего Ларри до сих пор умудрялись сжимать его, не давая одеялу никакого пути к отходу. Спросонья Сал разобрался лишь с тем, как укутаться поплотнее, в голове даже не проскользнуло мысли о том, что Ларри находится слишком близко и слишком долго. Перевернувшись с левого бока на правый, оказавшись прямо лицом к лицу с Джонсоном, вновь уснул.       Во второй раз Сал проснулся меньше чем через час. С затёкшими руками и слабой головной болью, в агрессивной манере намекающими на то, что сон пора бы прервать и войти в состояние бодрствования. С трудом разлепив веки, Сал не сразу осознал, что находился в несколько необычном положении. Настолько необычном, что чужое равномерное дыхание буквально опаляло его пересушенные губы. Медленно моргнул, переваривая этот факт, но вместо того, чтобы отодвинуться, перелечь, встать или сделать что-нибудь другое, что увеличило бы расстояние между их телами, он просто зевнул и прижался лбом к ларриному плечу. Эх, за пределами дивана было невероятно холодно, чтобы можно было как ни в чём не бывало выбраться из-под одеяла, поэтому Сал избрал наиболее привлекательную идею ещё несколько растянутых минут насладиться теплом в ларриных объятиях.       Погодите, в ларриных объятиях?       А хотя какая разница, если удобно, правда ведь? Да и к тому же им не привыкать спать под боком друг друга.       Окончательно Сал проснулся, когда его слуха коснулся неправдоподобно жизнерадостный шуршащий голос радиоведущего. К сожалению (или к радости? кто знает), ничего интересного по утренним новостям не прозвучало, и Сал, наконец переборов лень, прижимающую его к дивану, выбрался из-под Ларри на волю, лишь на секунду подумав, что проявил слишком уж снисходительное отношение к Джонсону: неприемлемо быстро простил его да и плюсом ко всему на эмоциях сказал лишнего. «Имеешь право почти что на всё»? Ну что за чепуха! Зачем давать эту ложную надежду, зачем лишний раз обнадёживать? Это по-настоящему сучье поведение, последствия которого могут оказаться совершенно не теми, какие Салу хотелось бы получить, абсолютная противоположность.       Прерывисто вдохнув-выдохнув, Сал на мгновение завис на углу дивана и взглянул на прикрытое тёмными прядями лицо Ларри. Тот, наплевав на вполне громкий шум вокруг себя, крепко спал, о чём свидетельствовало спокойное приглушённое дыхание и безмятежная расслабленность лица, лишённого морщин или тёмных кругов под глазами. Единственное доказательство тому, что он всё ещё оставался живым, заключалось в том, что ресницы чуть заметно подрагивали в такт тому, как Сал, перелезая через него, нечаянно путался в торчащих во все стороны волосах.       С каждым вопросом и подступающим осуждением, лавиной накатывающими в сознание, головная боль всё нарастала. С таким трудом он избавился от неё вчера вечером, чтобы сейчас она вернулась с нарастающей силой. Издевательство чистой воды. В наивной попытке избежать хотя бы усиления давящей боли Сал резко встал с дивана, случайно задев спящего по плечу локтём, и крупными шагами в предрассветных сумерках направился в сторону кухни, не забыв подхватить со спинки кресла олимпийку: с утра квартира была настолько промороженной, что приходилось напяливать на себя три, а то и более слоёв одежды. Как и всегда ужасно хотелось пить. Только холодная вода и могла притупить мучительно острую боль и тянущие после долгого нахождения в неудобной позе конечности, что было достаточно привычно для утра и раннего пробуждения в целом.       На кухне было теплее, душнее и светлее за счёт включённой газовой конфорки, на которой грелся чайник. Огонь ярко-синим свечением обрамлял площадь плиты и стоящих поблизости тумбочек. Из чайника тонкой струйкой тянулся полупрозрачный пар, сообщающий о скором вскипании воды. В такую рань Сал никак не ожидал встретить стоящую у окна Лизу, мерно покачивающую на руках закутанную в пелёнки Соду. Зардевшийся розовато-золотистым солнечным светом горизонт отдавал бледным блеском на смуглом лице женщины, задумчиво смотрящей куда-то вниз, под окна. Сал бесшумно подошёл чуть ближе, боясь испугать Лизу или, хуже того, испортить воцарившуюся флегматичную идиллию. За окном ничего интересного не оказалось: развивающиеся на ветру кроны деревьев, от того же ветра разрушающиеся сугробы и катающиеся по земле то шарфы, то ботинки, то обломки каких-то вывесок, то просто лоскуты ткани или обломанные ветки. На карниз опустился голубь, в котором Сал чётко заметил большие иссиня-чёрные зрачки и зеленоватую шею, и, толком не посидев там, тут же улетел обратно.       — Доброе утро. — не отнимая взгляда от пробуждающейся после морозной ночи улицы, поприветствовала его Лиза.       — Доброе. — Сал не стал смущать Лизу, рассматривая происходящее за окном вместе с ней. Вместо этого выключил засвистевший чайник, на автомате заварил себе кофе с большим количеством сахара, не задумываясь над тем, что не осилит и половины кружки, сделал несколько глотков освежающей воды из-под крана и заодно умылся, смывая последние крупицы сонливости. После всех этих махинаций головная боль отошла на второй план, пришло время логичного и интересующего его вопроса: — Почему не спишь?       И ведь действительно. За всё то время, что они жили под одной крышей, Лиза нисколько не создавала впечатление человека, который может без причины проснуться в шесть утра и начать бесцельно глядеть на то, как медленно светает. Безусловно, просыпалась она не так поздно, как Ларри с Тоддом, например, но и до Сала ей было далеко. А если уж случалось так, что она просыпалась ни свет ни заря, то исключительно из-за Соды, но сейчас та спала и, судя по её плотно захлопнутым векам и надутым губкам, просыпаться в ближайшее время не планировала.       — Не знаю. Я сегодня вообще уснуть не могу.       — Сода мешает? — разумно предположил Сал и моментально предложил путь решения этой лично надуманной проблемы: — Тогда пускай она спит в гостиной, я всё равно ложусь и встаю рано, так что мне ничего не стоит успокаивать её при надобности.       — Если бы. — Лиза ласково взглянула на девочку. — Как раз таки она, на удивление, начала спать крепко, — и с извиняющейся интонацией добавила: — Больше не вспоминает о… родителях так часто.       Сердце Сала при упоминании Коэнов болезненно сжалось всего на долю секунды. Вот бы ему такую же короткую память, как и у маленьких детей (или это зависело от хрупкой детской психики, стирающей абсолютно любое воспоминание травмирующего опыта из памяти?), чтобы без лишних усилий избавляться от плохих мыслей и жить дальше с лёгким сердцем и без угрызений совести на душе. Пока Салу по ночам снились кошмары, а днём настигало состояние вечной прострации, малютка Сода сладко спала и весело играла в кубики, выстраивая из них различные простецкие конструкции.       — Это всё нервы. — закончила Лиза и развернулась к собеседнику лицом. — Никак не могла успокоиться, всё накручиваю себя, что с Меган что-то произойдёт, пока я буду спать.       — Что с ней такого может произойти? — не придавая особого значения её беспокойству, бросил Сал, делая осторожный глоток горячего кофе. Сладко и невкусно. Зато напиток, раздражая рецепторы, бодрил похлеще стакана холодной воды, напротив, успокаивающего их.       — Многое, Сал, ты не представляешь, насколько многое с ней может произойти. Её организм недавно вышел из состояния шока, она только-только почувствовала боль в полной мере. К тому же ты ведь слышал, как она кашляет? — вперила в Сала полный искренней взволнованности взгляд, ожидая идентичной реакции и от него. Но не получив и толики понимания, продолжила: — Произойти может что угодно: заражение крови, резкое повышение температуры, воспаление гланд. А если она болеет чем-то серьёзным, то и «внезапная» смерть может оказаться вероятной. И я боюсь… знаешь, боюсь, что ничего с этим поделать не смогу, не смогу ей никак помочь, что все мои усилия окажутся тщетны. Я ведь даже не подозреваю, чем именно она болеет, спектр возможных заболеваний с её-то симптомами слишком велик.       Сал было хотел сказать, что она преувеличивает, с целью привести её в чувства, но вовремя вспомнил слова Тодда, схожие с тем, что сейчас излагала миссис Джонсон. Он тоже переживал, тоже не мог понять, что ему делать с Меган дальше. Салу ни разу не доводилось сомневаться в компетенции Моррисона, потому это его волнение значило многое, как будто бы говоря, что да, с Меган действительно не всё так просто, как кажется на первый взгляд человека, совершенно не посвящённого в медицину.       Собираясь с мыслями, Сал вздохнул так, что по поверхности кофе поплыли круги. Постарался поддержать самыми что ни на есть банальным, но от того не менее правдивым образом:       — Тебе нечего бояться, правда. Ты делаешь всё и даже больше для Меган. Для всех нас.       — Это не так. — устало произнесла женщина на выдохе, но неожиданно стёрла с себя всякое проявление печали и широко улыбнулась. Под глазами и в уголках губ собрались сеточки морщин, в полутьме показавшиеся намного глубже, чем были на самом деле. Этот возрастной изъян, если его можно было так охарактеризовать, не вызывал ни отвращения, ни неприязни — вообще никакой негативной эмоции. Он просто был, его наличие создавало впечатление добродушного характера Лизы, говорил о её опытности и прожженности. Морщины совсем не портили её. — Будешь завтракать?       Сал ненадолго задумался, сделав чересчур большой глоток, что мигом обжёг язык и обкусанные щёки, из-за которых уровень боли увеличился в несколько раз.       — Не буду. — поморщившись, отказался он. То, как Лиза аккуратно съехала с темы, его не устраивало. На ней держался весь домашний быт, Сода, а она вот так вот отзывалась о себе. Разве это правильно? — Лиза, я не знаю, как бы мы были без тебя. Ты взяла все обязанности по дому на себя, следишь за Содой, помогаешь с Меган и говоришь, что делаешь недостаточно? И всё это с больной рукой! Не преуменьшай свои достоинства.       Лиза нехотя кивнула, с позицией Сала не соглашаясь, но и не отрицая. Коротко отрезала:       — Я так не считаю. Ты видишь во мне только хорошее.       — Что ты имеешь в виду? — оставил попытки выпить хотя бы одну четверть кружки, вопросительно приподнимая бровь.       Прищурившись, Лиза с заботливой материнской полуулыбкой качнула головой, отказываясь отвечать на вопрос прямо. Вместо этого многозначно прошептала:       — Тебе не стоит выслушивать мои жалобы, не хочу сыпать соль на рану.       Не нужно было быть прирождённым знатоком людской психологии или неслыханным гением, чтобы догадаться, что в свои слова вкладывала Лиза. Она винила себя. За смерть Мэйпл, стоило полагать. Из-за чего же ещё? Больше не из-за чего. Ведь она могла предугадать, догадаться, вразумить и остановить, несомненно могла — додумал за неё Сал. Конечно же, он и не думал обвинять её в этом, просто тут и думать не надо, что с её стороны всё выглядело именно так. Он бы тоже винил себя. Он так и делает, что уж скрывать. Не трудно заметить, что каждый в этой квартире в чём-то да винил себя: в чьей-то смерти, в чьей-то травме, в пропаже чего-то, в одном лишь своём существовании, в своих непрошенных чувствах — список в принципе можно продолжать до бесконечности. И не то чтобы это удивляло, Сал давно осознал, что у человека есть своеобразная привычка брать на себя ответственность в том, в чём он вообще не повинен. Ведь если всковырнуть душу, к примеру, Тодда, то даже он окажется не убеждённым циником, а человеком с эмоциями и своими особенными болячками. И так абсолютно с каждым. Как оказалось, и Лиза за свои годы не научилась не винить себя в чём попало. Значит, с возрастом этот навык не нарабатывается…       Сал молчал, нервно перебирая пальцами по горячей стенке кружки. А что ему оставалось? Да, он целиком и полностью понимал, что скрывалось за блеклыми карими глазами, но это понимание не давало ему ровным счётом ничего. Он и себя-то не мог избавить от извечного чувства вины со школьного возраста, что уж говорить о человеке, которого он и наполовину не знал. Да и захочет ли Лиза выслушивать однотипные убеждения в том, что её вины в смерти Мэйпл нет от слова совсем? Уж точно не сейчас, сейчас ещё слишком рано говорить об этом. Наверное. Уверен Сал не был.       Судя по всему, Лиза посчитала разговор оконченным и развернулась обратно к окну. В этот момент первый пробившийся сквозь высотки луч солнца озарил бронзовым сиянием безэмоциональное лизино лицо, придав ему старческой благородности, но уже в следующее мгновение скрылся за крышей очередного небоскрёба — вдруг показавшиеся здоровье и живость исчезли, оставив за собой болезненно серый цвет кожи, мешки под глазами и всеобъемлющую грусть в всегда спокойных, лучащихся добротой глазах. Такой резкий контраст на несколько мучительных мгновений выбил Сала из здравого сознания, но вскоре в соседней комнате за дверью раздался надрывистый кашель, возвращая всё на свои места. Кашляла Меган.       Сода шевельнулась, зевнула. Лиза обеспокоенно побаюкала её из стороны в сторону, волнуясь, что та проснётся и зальётся крупными слезами. Но этого, к счастью, не произошло: Сода всего-то поудобнее прижалась к лизиной груди пухлой розоватой щёчкой.       — Чего ты её вообще на руках держишь? — в нелепой попытке разбавить нагнетающую обстановку поинтересовался Сал.       — Не знаю. — неопределённо пожала плечами. И больше никакого объяснения. Ну если ей — им — так комфортнее, то Сал влезать не будет. Как он, мужчина, способен понять присущие исключительно женщинам странности? Разве что переживёт всё то же самое, что пережила за свою жизнь Лиза, чтобы максимально приблизить понимание всех её действий.       Когда солнце поднялось так, что все верхние этажи купались в ярких рассветных лучах, кашель раздался повторно, за ним последовал скрип дверных петель, которые Нил обещался смазать в течение дня, и на кухню с тихим шорохом вошла Меган. Всё в тех же трипичных штанах и тонкой водолазке, она бессознательно ёжилась, прижимая плечи ближе к телу. Исходя из полопавшихся капилляров, обрамляющих светло-серую радужку, выступившей на обкусанных губах крови, холодной испарины, покрывающей абсолютно всё бледное лицо, и переменившими цвет с белого на красный бинтам, можно было сделать безапелляционный вывод о том, что спалось Меган из рук вон плохо. Но говорить об этом она, понятное дело, не стала, вместо этого без интонации произнесла насмехающийся оксюморон:       — Доброе утро.       Лиза ожидаемо пропустила приветствие мимо ушей, осмотрела Меган с ног до головы и, заметив, что та стояла на ледяном полу не в ботинках или на крайний случай в тапочках, а в обычных носках, чуть не подскочила на месте:       — Дорогая, лучше обуйся! Ты и так не выглядишь здоровой, не стоит добивать себя.       — Мне не холодно. — заверила её Меган, но прозвучало это максимально неубедительно из-за предательской дрожи в голосе.       Сал, с одной стороны, понимающе закатил глаза. Он был таким же человеком, но не до такой же степени, когда на кону стоит не просто твоё здоровье, но и жизнь в целом, а ты ведёшь себя как неприступный кусок бездушного гранита, которому что жарко, что холодно, что больно, что голодно — всё одинаково безразлично. К таким людям он относился с неподдельным сочувствием. Не выдержав смотреть на дрожащую от холода, но стойко стоящую с ровной спиной Меган, Сал встал и накинул на неё свою олимпийку.       — Не строй из себя всесильную. — шепнул прямо на ухо так, чтобы Лиза не услышала, и подбадривающе хлопнул девушку по плечу.       Интересно, а увидь Ларри эту картину, заревновал бы? Ведь его Сал заботливо не укутывает в свою одежду и не беспокоится совсем. Ну, второй пункт, конечно же, стоило взять под сомнения, ибо Ларри понятия не имел, как у Сала сжимается сердце, когда тот в очередной раз лезет на рожон. Знал бы Ларри, какие мысли касательно него периодически посещают Сала, больше ни в жизни бы ревновать не стал, в этом можно было не сомневаться.       Ошарашенно моргнув пару раз, Меган подорвалась поправить олимпийку, чтобы та не скатилась с плеч прямо на пол. Только сейчас, когда её ладони оказались в поле зрения, Лиза с Салом заметили, что бинты пропитались кровью насквозь. Казалось, выжми их — и кровь ручейком польётся вниз.       — Милая! — негромко воскликнула Лиза и, не особо задумываясь, передала Соду в руки столбом стоящего в стороне Сала. Тот, в свою очередь, не особо задумываясь, принял Соду, спящую так крепко, точно Ларри собственной персоной. — Тодд же сказал звать его при сильном кровотечении.       — Я только собиралась. — севшим голосом пролепетала Холмс. Чепуховое оправдание, ничего она не собиралась, а из комнаты вышла воды попить, судя по тому, насколько сильный кашель её пробрал.       — Чего ждала так долго? Знаешь же, что это чревато инфекцией, а заражение крови мы вылечить не сможем.       — Я не чувствовала, что раны открылись. — более убедительно соврала Меган, но обмануть Лизу у неё всё равно не вышло.       Ещё раз оценивающе взглянув на красные бинты и синеватые запястья, Лиза строго отрезала:       — Тогда идём к Тодду вдвоём.       Меган ничего не оставалось сделать, кроме как покорно согласиться и торопливо проследовать за Лизой по коридору.       Сал остался наедине с Содой и кружкой переслащённого кофе, мысли о котором вызывали молниеносные рвотные позывы. Солнце уже вовсю озаряло промёрзший за ночь Нокфелл.       Сал вернулся в гостиную. Решив, что оставлять Соду в пустой спальне нецелесообразно, уложил её в кресло и для большей уверенности накрыл своим одеялом. Больше делать было нечего и, не придумав ничего получше, Сал аккуратно забрался под ларрино одеяло, по возможности укутался и, по обыкновению, принялся играть в три-в-ряд. Ларри удачно развернулся к нему спиной, так что Сал мягко пристроился рядом. С целью согреться, как иначе!       Таким образом прошло около получаса. Сал играл в телефоне, пока через гостиную на кухню прошли Тодд, Меган и Лиза, пока первый включал ночник и старательно, не говоря ни слова, обрабатывал и перевязывал раны второй, уже покрывшиеся новым слоем запёкшейся корочки, пока Меган и Лиза возвращались обратно в спальню, и в реальность вернулся только тогда, когда Тодд вновь оказался в гостиной.       — Пиздец. — коротко обрисовал ситуацию Моррисон и сел на подоконник. Рыжие кудри показались золотистыми, привлекая всё внимание на себя и отводя его от глубоких синяков под глазами. К слову, взгляд и за сами глаза цеплялся, покрасневшие и безжизненные. — Даже спать больше не хочется.       — Поразительно. Скоро что, лягушки с неба падать начнут? — беззлобно съязвил Сал, откладывая телефон в сторону. Накручивать ни себя, ни Тодда лишний раз не хотелось. — Как Меган?       — Плохо. — красноречиво сжал пальцы на переносице, устало вздохнув. — С руками всё более-менее нормально, а вот кашляет она настораживающе. Сегодня ещё хуже — кашель с кровью и боль в боку.       Но не успел Сал высказать хоть что-нибудь по этому поводу, как радио взревело:       — Всем внимание, срочные новости!