-62° по Цельсию

      Ночь окутала Нокфелл незаметно, затянув квартиру в свои удушающие объятия. Все давным-давно спали или, по крайней мере, делали вид, боясь в мраке ночи лицом к лицу столкнуться со своими страхами. Остаться наедине с неизведанным и непонятным — главный страх человека. А неизведанным и непонятным сейчас был пронизан каждый уголок земного шара; ночь своим приходом всё только усугубляла.       Тусклый фонарик ларриного телефона, выкрученный на минимум, дабы снизить расход заряда, слабо освещал кухню, давая возможность видеть хотя бы более детальные очертания предметов вокруг. На пустом столе, словно величественная башня, возвышалась разогретая до приемлемой температуры пластиковая бутылка с раствором медицинского спирта внутри. За столом сидели трое, по очереди делая глоток из бутылки (только Меган предварительно наливала свою долю в стакан, не желая лишний раз подвергать остальных риску подхватить от неё пневмонию), не задумываясь над тем, что стоило бы позаботиться о закуске, потому что, если продолжать в том же духе, возникала высокая вероятность заработать ожог ротовой полости. Хотя если посмотреть с другой стороны, то возможный ожог был меньшим из зол.       Сал отсутствующе разглядывал торчащие из-под рукавов свитера кончики шрамов, сводя с них взгляд только тогда, когда очередь подходила к нему. Ларри о чём-то беседовал с Меган, которая, между прочим, несмотря на своё состояние, вела себя в несколько раз бодрее мужчин, но Сал даже не думал вслушиваться в их диалог, улавливая лишь редкие фразы. Например, то, как Ларри безуспешно пытался доказать Холмс, что ей ни в коем случае нельзя пить, на что та отвечала упёртое и удивительно обречённое «да плевать мне, как будто бы отказ от алкоголя — панацея, я и так одной ногой в могиле». Ларри не спорил. Смирился. Как и Сал, как и Меган, как и Тодд, как и Лиза. Как миллионы других, осознающих, что они одной ногой в могиле. Осознают-то миллионы, а принимают сей факт всего-то сотни, если не десятки человек. Меган была среди этого меньшинства, потому скорая смерть её не просто не пугала — в принципе не занимала её гниющее под напором алкоголя и наркотиков когда-то ясное сознание.       Изначально Сал планировал выпить в гордом одиночестве, но Ларри наотрез отказался идти спать один. Меган же возникла чуть позже, словно призрак, бледная и бесшумная, и, почувствовав характерный запах, исходящий от бутылки, напросились выпить вместе с ними.       — Да уж… — Ларри тихо отвечал Меган. — Но мне всё равно непонятна одна вещь. Зачем все страдают в пустоту? Если и так ясно, чем всё закончится.       Меган безразлично пожала плечами:       — Таковы люди. Им есть за что цепляться.       — А тебе, значит, не за что?       — Именно. — Меган сделала небольшой глоток из кружки, как будто хлебнув обыкновенной воды. — Люди думают, что смогут жить вечно, если в их жизни есть смысл. Но это не так.       — Никто так не думает, ты преувеличиваешь.       Меган рассмеялась. Вскоре смех вылился в кашель, потому пришлось переждать некоторое время, чтобы она стабилизировала своё дыхание и продолжила разговор:       — Все так думают, но не понимают этого. И ты тоже, тоже за что-то цепляешься, просто не так заметно, как остальные.       — Чушь. — Ларри широко улыбнулся. Слова Меган были насквозь пропитаны тем, что принято называть подростковым максимализмом, оттого и вызвали в нём улыбку.       — Сам ты чушь. Как будто бы твой мир не разрушится, если Лиза умрёт. — было сказано с таким безразличием и неуважением к человеческой жизни, будто смерть — не завершающий этап жизни, а дверь, открывающая множество дорог в будущее.       Улыбка резко сползла с ларриного лица, обрамлённого холодным светом фонарика.       — Сплюнь. — требовательно произнёс он.       — Прости, если задела. — в голосе Меган послышались раздражающие весёлые нотки. Алкоголь определённо делал её циничной сукой, забывающей о чувствах окружающих. — Но ты только что сам доказал мои слова.       — Пф-ф, да пошла ты. — с нескрываемым пренебрежением бросил Ларри. На него же алкоголь влиял иначе, делая до невозможности раздражительным.       Меган снова рассмеялась, снова закашляла.       — Вот и пойду. — с вызовом ответила на провокацию, проскользившую в ларриных словах. — Думала, хоть с тобой нормально поговорю, а ты такой же, как и все. Тешишь себя сказками о лучшей жизни, которой ты несомненно достоин, просто потому что у тебя есть люди, ради которых стоит жить. Да ты сдохнешь! Все вы передохните, как собаки, потому что ведёте себя, будто трусы ссаные, прячущиеся от реальности любыми способами, главное, чтоб не замечать, насколько этот блядский мир безнадёжен! — она не кричала, но кричал огонь, на секунду промелькнувший в её взгляде. Кричал о том, что в ней больше нет сил, многолетнее терпение подошло к концу.       — Заткнись. — сквозь зубы прошипел Ларри.       Меган бросила на него пронзительный взгляд, презрительно цокнула и ушла восвояси, оставив на столе кружку с кровавыми крапинками на бортике, в полумраке напоминающими яркую помаду.       «Психичка.» — мысленно выругался Ларри, проводив её долгим взором, полным непонимания и, вполне возможно, отвращения. Ну и пускай идёт, куда вздумается, ему-то что.       Сал всё это время не слушал их. Или, вернее будет сказать, не слышал. Он то и делал, что безостановочно пил и раздирал пальцы в кровь. Двое всё говорили и говорили, и говорили, и говорили, а Сал из всех их речей слышал только «страдать», «умрёт», «сдохнешь». Голова гудела, горло горело, запястья зудели, ногти всё сильнее впивались в покрытые многочисленными ранками пальцы. Он ни о чём не думал, голова была пуста, но это не мешало рисовать образы смерти перед глазами. Он слышал последние слова Меган, пропустил их через себя, словно губка. Сал и без того был на пределе. Вот-вот — и изо рта бы вырвалась самая грубая и жестокая вещь, которую он когда-либо говорил. Но в последний момент всё вернулось в норму. Из прострации его вырвал не повышенный тон Меган, не ларрино раздражённое требование заткнуться и даже не показательный уход девушки с кухни, а острая боль, кольнувшая мизинец, и в пару мгновений покрывшая всю верхнюю фалангу жидкой почти бесцветной кровью.       Сал медленно выдохнул. Голова перестала болеть. Даже дышать стало легче.       — Твою мать! — на этот раз Сал чётко различил голос Ларри, прозвучавший прямо над ухом.       Не дожидаясь, когда Сал сделает хоть что-нибудь, Ларри сам подскочил со стула, высунул из какой-то тумбочки пару салфеток и, вернувшись к Салу, аккуратно стёр уже выступившую кровь одной салфеткой, а другой бережно обмотал раненый палец. Сал не сопротивлялся, только молча наблюдал за тем, как кровь перемещалась с его кожи на белоснежную поверхность салфетки.       — Болит?       — Нет. — холодно ответил Сал и потянулся к бутылке.       Честно говоря, пил он редко, а если и пил, то максимум пару банок пива за раз. На большее его не хватало. И тут стоило отдать должное Тодду, который воспитал в Сале чуть ли не неприязнь к алкоголю. Сал сам не понимал, откуда в нём возникла такая острая необходимость залить всё своё нутро высоко спиртосодержащим напитком. При каждом глотке он морщился так, будто съедал кислый лимон, обсыпанный дюжиной столовых ложек соли, целиком. Даже на первый взгляд хрупкая Меган максимум губы поджимала, когда пила, а он корчился, как старшеклассник, впервые попробовавший абсент.       — Ну всё, хватит. — Ларри отодвинул спирт на противоположный край стола, отрезая доступ Сала к нему.       Сал проследил за траекторией перемещения бутылки. Ну и ладно. Хватит так хватит.       — Пошли лучше спать. — Ларри смягчил тон голоса. Опустил ладонь на спину Сала и ненавязчиво погладил его вдоль позвоночника.       — Я не усну.       Всего на мгновение, пока Ларри придумывал, что ответить, стало поразительно тихо. Но тишина развеялась в момент: Сал резко встал, шумно отодвинув стул, и подошёл к окну. Улица была поглощена абсолютной темнотой. В домах напротив не горел свет, лишь в паре окон так же, как и у них, поблёскивали фонарики, ночники и светильники на батарейках. Однажды на практическом занятии по колористике Салу довелось собственными глазами узреть картонку, окрашенную в цвет, названный абсолютно чёрным. И сейчас ему казалось, что если бы не яркая луна в вышине, освещающая здания и деревья, дороги и бродящих животных, то вид из окна ничем не отличался бы от той самой картонки. И это было бы поистине ужасающее зрелище.       — О чём вы с Меган говорили? — Сал отвернулся от окна и посмотрел на Ларри, нервно комкающего в левой руке салфетку, мокрую от крови.       — Ты не слышал? — удивился Джонсон. Они ведь шумели в нескольких сантиметрах от него!       — Только отчасти. Поэтому ничего не понял.       — Ну и не надо тебе это понимать. Девчонка возомнила себе, что лучше всех знает, как правильно жить. А сама только и умеет, что бухлом да дурью баловаться.       — Ларри, — твёрдо произнёс Сал, что Ларри аж позабыл всё, что планировал сказать. — Она своё отмучилась, пускай сейчас делает и говорит, что хочет.       Ларри медленно моргнул. Неприятно было это признавать, но Сал говорил правду. Дни Меган всё равно сочтены, так зачем ей стараться, зачем строить из себя правильную и прилежную, зачем щадить чувства других, если её уже никто не пощадит?       — Так о чём вы всё-таки говорили?       Ларри воздержался от навязчивого желания сделать ещё один глоток фактического яда, который они добровольно вливали в себя.       — Она сказала, что мы все в конце концов умрём. Я с ней согласился, решив, что под смертью она понимает биологическое завершение жизнедеятельности, но она имела в виду, что скоро наступит конец человечества.       — Конец света — это одна из теорий вечной зимы. — Сал пожал плечами. Он слышал десятки доводов, почему эта теория имеет место быть, и не сказать, что отрицал её уместность.       — Не будет никакого конца света. Люди ссутся кипятком по этим теориям ещё с девяностых!       — И что?       — И ничего! В этом и соль. Сотни лет люди твердят о том, что вот-вот мы будем стёрты с лица Земли, но, как видишь, мы до сих пор здесь. Человечество пережило тысячи войн, болезни, голод, разруху, революции, извержения вулканов, землетрясения, изобретение роботов и ещё кучу всякого дерьма. Понимаешь? И эту херь мы тоже переживём.       — Как скажешь. — Сал вновь вперил взгляд на окно. Посмотрел туда, где раньше стоял небоскрёб, по ночам сияющий в лунном свете. Сердце защемило, мизинец опять кольнуло острой болью. — Поэтому ты так ко всему относишься?       — Как? — полушёпотом переспросил Ларри. Весь энтузиазм покинул его, как только он в отражении окна уловил едва заметную боль на лице Сала.       — Спокойно. Как будто бы в твоей жизни ничего плохого не происходит. Ты лишился дома — ты улыбаешься. Твоя мама получила серьёзную травму — ничего страшного, заживёт. Куча трупов повсюду — со мной такое никогда не произойдёт, потому что я умею стрелять. И снова улыбаешься. Ты ссоришься с человеком, зная, что она в любой момент может умереть. Рисуешь, пьёшь, флиртуешь со мной — живёшь так, как будто бы ничего не происходит. Как будто бы завтра случится оттепель.       Ларри внимательно слушал, боясь спугнуть Сала, решившегося по своей воле высказаться о наболевшем. В то время, как он говорил, Ларри успел придумать множество ответов, но как только Сал закончил, все слова испарились. Ларри не знал, что и сказать. Он протёр лицо ладонью и подошёл вслед за Салом к окну. Сал вздрогнул, когда тот оказался за его спиной, но с места не сдвинулся.       — Сал, — совсем уж тихо заговорил Ларри. — Даже если весь мир будет разваливаться на куски, я буду смотреть на это как на должное. Лучше так, чем…       — Как я. — закончил за него Сал. — Да, ты прав.       — Всё будет хорошо. — заверил Ларри.       — Хотелось бы верить.       Не зная, каким ещё образом поддержать Сала, Ларри по-хозяйски притянул его к себе, сгребая в охапку и умещая свой острый подбородок на голубой макушке. Сал вовсе не был против: тепло и лёгкая тяжесть чужого тела были довольно приятными сопутствующими объятий. К тому же, находясь в хватке сильных рук, неосознанно чувствуешь себя в безопасности. Даже если обладатель этих самых сильных рук при первой встрече разбил тебе нос. С безопасностью такое никак не вяжется, но за последние недели Сал убедился в том, что этот человек больше никогда и ни за что не навредит ему.       Сал позволил оставить невесомый поцелуй на своих волосах и уже готов был стерпеть щекочущее ухо горячее дыхание, но в этот момент на кухню кто-то вошёл. Пришлось ударить Ларри в область солнечного сплетения локтём. Не сильно. Так, чтобы тот всего лишь отодвинулся от него. Джонсон удивлённо прижал ладонь к низу груди, красноречиво «крякнув» от внезапно врезавшегося в него локтя, но вслух возмущаться не стал.       Как оказалось, вошедшей на кухню была Лиза. Женщина бегло осмотрела нелепые выражения лиц обоих мужчин и ободряюще улыбнулась. Чему она улыбается, Сал не особо понимал, но лучше уж так, нежели она начала бы задавать вопросы. Не хотелось, чтобы кто-то ещё — тем более мама Ларри — узнал об их отношениях, складывающихся необычайно странным образом.       — Мам, ты чего не спишь? — обескпокоился Ларри.       — Не спится. Сама не знаю почему. — исходя из подслушенного накануне разговора в спальне Тодда, Сал догадывался, отчего ей не спится, но виду не подал. — Думала воды попить, а тут вы… — её взгляд устремился на стол, на котором покоилась почти что пустая пластиковая бутылка. — Господи, ну вы даёте! Столько выпили, уму непостижимо!       — Мам, не начинай. — недовольно протянул Ларри.       — Что значит «не начинай»? Хватит с вас на сегодня, идите спать. — Лиза пусть и старалась выглядеть строгой, но у неё получалось из рук вон плохо. Вместо напускной строгости в её словах читалась лишь необъятная забота.       Сал потянул Ларри за низ кофты:       — Лиза права, пойдём.

***

      Как и ожидалось, Сал отвратительно плохо спал. Часа два, не меньше, лежал с закрытыми глазами, пока в сознании всплывали образы знакомых и друзей, родственников и незнакомцев, различные сюжеты с ними и просто какие-то мысли, которые, возможно, однажды посещали кого-то из них. После Сал не выдержал, выполз из-под одеяла, умылся, бесцельно побродил по квартире, послушал безвкусицу по радио, сидя на полу плечом к плечу с Меган, которая не могла уснуть из-за колющей боли в правом боку. На вопрос, почему она не выпьет обезболивающее, та ответила, что эти таблетки нельзя мешать с алкоголем, а выпила она непростительно много.       Меган слушала музыку, укутавшись в бледно-розовый плед и прикрыв глаза, как будто бы действительно наслаждалась играющими по радио мелодиям. Иногда плавно покачивалась из стороны в сторону в такт музыке, а иногда опускала голову на плечо мужчины и тихо-тихо подпевала себе под нос. В такие моменты Сал забывал дышать, потому что в нос ударял не только стойкий запах спирта и лекарств, но и запах крови, напоминающий чистую медь. Тодд сказал, что всё с ней будет в порядке, достаточно напичкать лекарствами и заставить подольше спать. Но поверил ли ему хоть кто-то? Даже не близко. Все, не сговариваясь, решили сделать вид, что слова Тодда — истина, но каждый отдавал себе отчёт в том, что Меган осталось не больше недели. Казалось, разве что один Тодд убеждён в том, что с Лизой на пару они способны что-то изменить. Что ж, Сал впервые не доверился его словам, сказанным с небывалой уверенностью.       Меган относилась ко своей скорой смерти так беззаботно, что и остальные не придавали этому особого значения. Будем честны, по ней с самого начала было видно — она не застанет конца вечной зимы. Да и зная, какую боль она переносила ежедневно, можно было подумать, что смерть в этом случае наконец-то освободит бедную Меган из адских мук.       Долго сидеть у радио Сал не стал, как минимум потому что Меган вскоре оставила его одного, заперевшись в ванной комнате. Вернулся обратно в кровать, но ничего не изменилось: сон никак не шёл.       Спать хотелось ужасно, но только он прикрывал веки, как кто-то из фантазийных образов или одновременно несколько голосов начинали шептать на ухо полнейшую ересь абсолютно разного характера. То он вспоминал слова Ларри в бане: «Сал, перебарщиваешь. Ты пьян, пожалеешь же потом.» Пожалел ли он об этом хоть на мгновение? Трудно сказать наверняка, но сейчас, в самом деле, даже и не думал сожалеть о том, что произошло между ними. То воспоминания о душном банном воздухе сменялись на грохот, вызванный десятками разбитых окон небоскрёба. То перед глазами вырисовывалась чёткая картинка, как Ларри держал предсмертную записку Мэйпл и ярче всех строк из текста выделялось два предложения: «Передайте Соде, что я люблю её больше всего на этом свете. Она моё драгоценное чудо, которому я желаю всего наилучшего.»       Сал распахнул глаза. Это просто невыносимо!       Мизинец снова кровоточил. Сал невозмутимо слизал выступившую кровь и сжал ладонь в кулак. До телефона было слишком далеко тянуться, поэтому он знать не знал, сколько сейчас времени. Оставалось догадываться по цвету неба, что до рассвета оставалось каких-то пару часов.       К счастью, Ларри тоже не спал. Делал вид, что видит седьмой сон, крепко зажмурив глаза, но его выдавало сбивчивое, неравномерное дыхание. В какой-то степени тот факт, что Ларри также мучился с бессонницей, успокаивал Сала. Он не торопился обозначать, что ещё час, а то и два назад понял, что у Ларри тоже не выходило уснуть, просто молча пристроился рядышком и, уткнувшись лицом в его ключицу, постарался подумать о чём-то хорошем. Вспомнил свадьбу Коэнов и то, как выпивший и счастливый Пых читал нотации Тодду с Нилом о том, что им обязательно стоило связать себя узами брака, как только Тодд закончит с учёбой, на что тот лишь закатывал глаза, а Нил глупо улыбался, и всё это под безудержный хохот Сала. Но после Пых принялся обрабатывать мозги и ему, и тут-то веселье мигом его покинуло… Вспомнил, как Тодд после тяжелой смены, сидя на кухне и поедая тосты с ветчиной, пока Сал сидел напротив и вносил последние правки в рабочий проект, впервые рассказал ему о Ниле как о новом симпатичном пациенте. Вспомнил о том, как Ларри назвал его красивым. В этот момент Ларри, как чувствовал, сомкнул руки за спиной Сала, притянув его ближе к себе. Стало так тепло и уютно, что Сал наконец-то уснул, позабыв обо всех тревогах, безжалостно терзающих его душу.

***

      Долго посидеть с Салом наедине, без этого безмозглого Джонсона, Меган не удалось. Спустя некоторое время к горлу подполз комок крови, и девушке в срочном порядке пришлось ретироваться в ванную. Один плевок — и на белой поверхности раковины расплылся бордовый сгусток. Благо в темноте он выглядел как любое другое пятно, так и не скажешь, что перед ней — кровь. Меган с остервенением включила мощный поток тёплой воды, наскоро смыла кровь с раковины и липкую полоску, стекающую по подбородку. Но даже умыв лицо целиком, она ощущала, что вся её кожа покрыта тонким слоем крови. Словно в трансе, она принялась обтирать шею мокрыми ладонями, с мылом стирать иллюзорную кровь с рук по самые локти, несколько раз прополоскала рот, продолжая чувствовать кислый привкус крови, отверженной организмом.       Ни одна из махинаций не помогала, Меган продолжало казаться, что её кожа склизкая от крови, а рот всё больше ею заполнялся. Не выдержав, она на негнущихся ногах сделала шаг назад и безвольной куклой рухнула на пол, натягивая на дрожащие плечи мокрый от воды плед. Старалась глубоко дышать, надеясь на то, что это хоть как-то спасёт ситуацию. Но, увы, успехом эта надежда не увенчалась. Впрочем, тут же появилась надежда иного характера: Меган вспомнила, что в кармане её штанов оставалась парочка самокруток. На душе в мгновение стало спокойнее. Ловким движением наощупь вытянула сигарету из кармана, а зажигалку — из лифчика, где она покоилась долгое время.       Блеснул столбик оранжевого огонька, поджигая кончик самокрутки. Меган с наслаждением сделала первую затяжку, выпустив из зажатых губ струю сладко пахнущего дыма. Вскоре вся ванная заполнилась ароматом марихуаны, а все заботы и страхи, словно их и не было вовсе, покинули голову Меган, позволяя занять своё место долгожданной нирване. Меган кашлем раздирала горло после каждой затяжки, но будто не замечала этого. Не замечала, как закололо правое лёгкое, а дышать стало совсем невыносимо. Главное, что в голове было пусто.       Она умрёт завтра. Послезавтра максимум. Она в этом не сомневалась. Тодд, конечно же, всё убеждал и убеждал, что при должном желании выкарабкаться и следовании его наказам её организм вернётся в норму после Нового года, но было ли в ней это желание? Пожалуй, нет. Да и к чему ей жить? Она потеряла всякую мотивацию к жизни лет пять назад, когда выпустилась из школы. Именно тогда её глаза открылись и она поняла — ей никогда не выбраться из-под материнского гнёта, ей навсегда суждено остаться личным роботом миссис Холмс, отражением всех её идеалов. Истинная Меган, мать вашу, Холмс умерла на школьном выпускном пять лет назад. Все эти годы существовала только лишь её физическая оболочка, которой незачем любить, дорожить, грустить или злиться. Ей незачем жить. Она столько раз пыталась быть полезной, но всё безуспешно, ибо сначала все её труды оставались в тени Холмс-старшей, а после в бедной Меган не осталось сил, чтобы сотворить что-то новое, что-то имеющее смысл в глобальном масштабе.       «Плевать!» — кричало что-то изнутри. — «Плевать — и чёрт с вами всеми!»       Меган потянулась ко второй самокрутке. Вновь закурила и подумала, что всё-таки чувствует страх. Страх перед смертью? Это естественно и ничего удивительного в этом не было. Ей было больно, страшно, одиноко. Но сейчас всё неважно, честное слово! Между губами зажата сигарета с отменной травой — чем вам не лекарство от всех болезней!       Меган выдохнула столб дыма к потолку. Своей смертью она снимет ответственность со всех, кто так печётся о её жизни. Они, конечно же, сперва расстроятся, но на следующий же день забудут о том, что Меган когда-либо в принципе существовала. И замечательно! Пусть они продолжат жить своей обычной жизнью, в которой нет места больной наркоманке. Да-да, без неё всем станет легче. Правда, ненадолго, скоро все всё равно умрут. Ха-ха-ха. Честное-пречестное!       Меган звонко рассмеялась, потушив сигарету о бортик ванной и кинув бычок в мусорное ведро. Было бы славно дожить до того момента, когда люди поймут, что бороться за жизнь бессмысленно. Меган была бы просто счастлива увидеть, как Ларри берёт свои слова обратно. Но этому, к сожалению, не бывать, и это единственное, что огорчало её.       Она поднялась, опять ополоснула лицо и вернулась в гостиную слушать тошнотворные французские песенки по радио. Горло было словно расцарапано в мясо, было невыносимо просто-напросто дышать, но ей удавалось относиться к этому с поразительным безразличием. Больше всего Меган ошарашило то, что Сал уже спал, но не просто спал, а с Ларри в обнимку. На это она лишь возмущённо цокнула, мысленно отметив, что у Сала ужасный вкус на парней.

***

      Стало непривычно холодно. Как бы долго Сал не намеревался держать веки смежными, надеясь обратно провалиться в пучину сладостного сна, заново уснуть никак не получалось. Открыв глаза, он кое-как протянул руки, чтобы протереть лицо, тем самым сняв с себя непрошенную сонливость. Ларри под боком не оказалось. Простынь на его половине оказалась смятой, подушка — перевёрнутой вверх ногами. Сал приподнялся на локтях, вымученно прижав пальцы к вискам: голова раскалывалась по швам. Виной тому чрезвычайно короткий сон и явный перебор алкоголя в организме.       В гостиной до сих пор вовсю царствовал полумрак. Рассвет только-только занялся у самой кромки горизонта. Так тихо и… умиротворённо. Лучшая часть дня, по мнению Сала, ведь ещё весь город спал, вокруг царило полнейшее спокойствие. В такие моменты Сал чувствовал себя по-настоящему живым. По радио шумел прогноз погоды, распознать чёткие слова в котором из-за помех становилось невероятно проблематично:       — …солнечные дни…следуют…температуры.       Рядом с радио, вернее под тумбочкой, на котором оно стояло, сидела Меган, опустив голову на колени. Судя по расслабленно опущенным плечам и безмятежному выражению лица, спала. Плед накрывал её спереди так, будто кто-то только что заботливо укрыл её, опасаясь, что та отморозит себе все конечности, заснув на полу.       — Эй, ты чего проснулся? — послышалось со стороны коридора. Ларри выглядел вполне обыкновенно, но под карими глазами залегли отчётливые тёмные круги, выдававшие отсутствие нормального сна с головой.       Сал долго думал над тем, стоило отвечать правдиво или разумнее было приврать. Настолько долго, что ответ прозвучал лишь тогда, когда Ларри вернулся на диван, сев на самый край и оперевшись на подушку.       — Я замёрз, пока тебя не было.       — Оу, — многозначительно протянул Ларри, не думая прятать самодовольную ухмылку. — Я боялся лишний раз пошевелиться, ты так плотно прижался ко мне. Думал, что разбужу тебя, ты и так с трудом заснул. — Сал густо покраснел, поэтому, не желая, чтобы Ларри это заметил, улёгся обратно, как можно сильнее накрывшись одеялом. Пускай думает, что ему всего-навсего холодно, а не стыдно за резкий прилив ночной тактильности. — Но в туалет захотелось нестерпимо. Ох, зуб даю, до Нового года больше ни глотка не сделаю.       Сал беззлобно усмехнулся:       — Уверен?       — Ну-у… нет, но я обязательно постараюсь.       — Я проконтролирую.       — О, я буду только рад!       Сал сам не понял, в какой момент начал улыбаться, позабыв о сильнейшей головной боли, издевательски бьющей по вискам.       — Спи дальше. — Ларри придвинулся чуть вперёд. — Я рядом буду, больше не замёрзнешь.       — Пф-ф. — постарался изобразить артистичное безразличие, наплевав на то, что на самом-то деле обрадовался ларриному возвращению, что было несложно заметить по его лицу. — Сколько времени?       — Пол седьмого. Ты всего-то полтора часа проспал.       — А ты?       Ларри задумчиво почесал мочку уха:       — Я вообще не спал.       — Почему?       — Не хочется совсем, чувствую себя достаточно бодрым. — лгал. Салу не требовалось каких-то весомых доказательств, чтобы понять, что тот лжёт, он просто чувствовал это. Ну и ладно. Как будто бы сам Сал всегда-всегда только правду ему и говорит.       — А она что? — кивнул в сторону спящей в крайне неудобной позе Меган. — Может, стоит её разбудить? Всё тело потом ломить будет.       — Пускай спит. — неожиданно серьёзно заговорил Ларри. — Она ещё дольше тебя засыпала: всё запястья чесала, а потом плакать начала.       — Ты разговаривал с ней? — тише прежнего спросил Сал.       — Она меня теперь недолюбливает, не стал лезть. Вот только пару минут назад заметил, что она уснула, и укрыл хоть нормально. Глупая, совсем легко же одевается.       — У меня сложилось впечатление, что ты на неё сильно обиделся. Откуда такое внимание к ней? — ехидно поинтересовался Сал.       — Ревнуешь? — умело ушёл от ответа, превратив всё в глупую шутку.       — Один один, Джонсон. — скривился, с сожалением поняв, что пошутить в ларрином стиле не удалось.       — Я что, изверг какой-то, чтобы смотреть, как больной человек мучается? — всё-таки честно признался он. — И ни капельки я не обиделся. На что? На всякий пьяный бред, что ли? Разозлился сначала, но пока лежал без дела, переосмыслил твои слова. Она действительно пережила совершенно иную жизнь, нежели мы с тобой, поэтому её представление о мире не совпадает с нашим. Это не делает её плохим человеком. — последовала пауза, предназначеная на обдумывание всего сказанного. — Между прочим говоря, в туалете пахло травкой. При всём желании я бы мог списать это на запах женского дезодоранта, но за столько лет работы в органах я научился отличать марихуану от прочих сладких запахов.       — Понятно… Мне кажется, нет толка в том, чтобы заставлять её бросать курить. Во-первых, она не бросит. Во-вторых, ей это не поможет.       — Ты прав. — и тут же беспечным голосом обратился к Салу: — Ну всё, спи уже!       Сал, несмотря на всё услышанное, послушно прикрыл глаза и всё-таки уснул без явных проблем. Рядом с Ларри засыпалось гораздо проще. Особенно Салу понравилось, как его грубые пальцы мягко перебирали голубые пряди, пока он засыпал.       Во второй раз за утро Сал проснулся почти в девять утра от приглушённого женского вскрика. Глаза распахнулись сами по себе, тело приняло сидячее положение как по команде. От прежней безмятежной утренней обстановки в гостиной ничего не осталось. Посреди комнаты застыла Лиза, прижав ладони к лицу. Ларри сидел на корточках перед Меган, поддерживая волнистые волосы в воздухе и мерно поглаживая её по спине. На полу красовалась противного оттенка лужа: Меган рвало кровью и желчью да так сильно, что по бледным щекам от неудержимой боли катились крупные слёзы.