To Be or Not To Be (Human With You)

      Итэр уже и забыл, каким приятным может быть горный воздух Ли Юэ. Здесь, наверху, вдали от криков шахтёров, металлического лязга и стона массивных кранов, он может забыть о грандиозном пути перед ним. В его волосах свистит ветер, чёткий и резкий: он несёт далёкую песню птиц, проникает сквозь пальцы и сердце Итэра, пока его грудь полностью не наполняется им. Им, небом, облаками и тоской, которая никогда не уходит. Но пока она есть, для всего остального нет места, и так... так спокойнее.         Его хватка за край скалы усиливается, а после расслабляется обратно, стоило ему услышать как из-за напряжения начали трещать его перчатки. Это можно назвать чем-то вроде давней утренней рутины, которой он не уделял внимания в последнее время, и она... не так успокаивающа, как была раньше.         За его спиной раздаётся звук колокольчиков — звук, который никогда не удастся полноценно воспроизвести музыкой смертных, однако он всё равно звучит немного похоже на струнные инструменты, которые так горячо любимы в Ли Юэ. Как только звук исчезает, он сменяется стаккато раздражённых шагов. Похоже, его гость, наконец, присоединился к нему.         — Спасибо большое, что рассказал, как выйти оттуда, — саркастично огрызается Странник. — Мне пришлось искать эту глупую птицу-дворецкого, только чтобы выяснить, как свалить.         Итэр вполсилы пожимает плечами, но на его губах играет крошечная улыбка; он устал, но, к своему удивлению, не то чтобы не рад этой встрече.       — Так и задумывалось. И не груби Пухляшу.         — Пухляшу, — выплёвывает тот, как будто само имя каким-то образом оскорбляет его достоинство. — Если ты хотел немного побыть один, то мог бы просто так и сказать, а не молча бросать меня там, — Итэр поворачивается к нему лицом, и вид у его спутника до того терпеливо отчитывающий, что ему приходится отвернуться обратно, чувствуя себя получившим нагоняй. Было бы неплохо, если бы Странник хотя бы раз перестал удивлять своей заботливостью.         — Запомню на будущее, — он смотрит на чашу Разлома перед ними, до самого входа в подземные шахты в центре. Эта бездонная яма таит в себе обещание истории и тайн, хоть и кажется, будто она буквально кишит злобой и тьмой. Она, как и большая часть Тейвата, прячет истории глубоко под небесным сводом, истории, за которыми он не может не охотиться как из любопытства, так и из чувства долга. За его спиной возвышаются холмы, которые приводят к Заоблачному пределу, аскетичные и изящные, несмотря на смену веков. Слева от него — древесная дымка тропических лесов Сумеру, раскинувшихся подобно ковру буйной зелени. Где-то далеко за ними на фоне золотой колыбели пустыни возвышаются великие пирамиды, а ещё дальше раскинулись бескрайние океаны. Всё это — места, где ему суждено побывать. Места, которые он должен исправить.         Он пришёл сюда, чтобы забыться на пару минут, но разве это возможно, когда сам мир у него под ногами — жестокое напоминание обо всём, что ему ещё предстоит сделать?         На его плечо ложится рука, прохладная, как утренняя роса, и это успокаивает больше, чем должно. Когда Итэр делает вдох, кукла позади повторяет за ним. На мгновение кажется, что ветер с этих одиноких вершин пронизывает их обоих одним непрерывным потоком. Но затем Итэр встаёт, отходит в сторону, и связь разрывается.         — Нам пора идти, — со вздохом признаёт он, потягиваясь и приподнимаясь на цыпочки, прежде чем опуститься обратно на пятки с приятным стуком сапог по камню. — Через границу мы быстро вернёмся в Сумеру, если будем перепрыгивать с вершины на вершину и большую часть пути парить, — это было бы ещё быстрее, если бы Странник хоть немного владел своим Глазом Бога и мог бы подталкивать их вперёд, но это всего лишь принятие желаемого за действительное. Итэр был избалован мастерством Казухи управлять ветрами ещё тогда, когда они вместе резвились по всей Иназуме. Нет, им придётся сделать это по старинке, и он уже мысленно отводит большую часть оставшегося дня на то, чтобы пробираться через гребень западной гряды гор.         Или, по крайней мере, так он думал, пока Странник не ухмыльнулся и не вздёрнул подбородок с такой самодовольной уверенностью, что Итэр еле сдерживает желание ударить его, просто чтобы стереть это невыносимое выражение с чужого лица.         — Мы не будем возвращаться в Сумеру, — объявляет он, всё ещё ухмыляясь. Итэр пристально смотрит на него, но выражение лица куклы не меняется. Если уж на то пошло, самодовольный блеск в синих глазах становится только ярче. Желание ударить его усиливается. Но в настоящее время оно значительно перевешивается полным недоумением, поэтому пока что он откладывает его.         — Умопомрачительное заявление, — говорит Итэр через мгновение, слегка прищурившись. — Снизойдёшь объяснить, почему ты считаешь, что сбегать от Архонта — хорошая идея?         Господи, эта ухмылка каким-то образом становится ещё шире. На данный момент Итэр не уверен, нужно ли ему вообще бить его. Напрягшиеся механизмы на его лице наверняка самоуничтожатся сами по себе, если их заставят сохранять такую форму в течение какого-то долгого времени.         Естественно, единственный способ, которым Странник мог бы стать ещё более раздражающим, — это заговорить, что он и делает.       — Ну, да, такой непросвещённый человек, как ты, может предположить такое, и действительно, кто может тебя винить? — Итэр хмурится. Физическое насилие определённо возвращается на повестку дня. — В конце концов, тебя же не было рядом, когда сама Дендро Архонт явилась мне как аватар леса, даруя своё благословение на наше путешествие, куда бы нас ни занёс ветер, — ухмылка остаётся на месте, но взгляд его становится острее. — Нет, ты был слишком занят, бросаясь в бой без меча, — когда Итэр с любопытством опускает взгляд, он замечает блеск сломанной рукояти, всё ещё привязанной к поясу Странника, прямо рядом с его сумкой. Он забыл попросить его обратно, пока был в Чайнике, где намеревался сделать кронштейн, чтобы повесить его на стену в своей комнате. Видимо, за время его забвения оно нашло себе другой дом.         Чёрт. Он даже не может этого отрицать, потому что именно так и было. Ещё бы его спутник по путешествию был хоть чуточку менее талантлив в том, чтобы выводить других из себя до крайности.         Но, что более важно —       — Нахида говорила с тобой? — нетерпеливо спрашивает он. Он знал, что она осознавала их затруднительное положение; её сила, защищающая Странника в опасные моменты, являлось прекрасным доказательством. Но могла ли она знать в полной мере о том, что едва не вырвалось в Ли Юэ? Даже он не до конца понимает, чем вызвано это Увядание, и уж слишком много раз он прочувствовал его течение по своим венам, чтобы закрыть на это глаза.         — Да, я только что так и сказал, не отвлекайся, пожалуйста, м-м? — вздыхает Странник, как будто эти слова даже не стоят тех усилий, которые требуются, чтобы их произнести. Итэр толкает его в руку, сдерживая желание врезать ему за эту чушь.         — Она говорила что-нибудь об Увядании? Что-нибудь, как оно распространяется, или есть ли какие-либо другие риски? — если он обрёк Ли Юэ на какую-то ужасную участь, он никогда себе этого не простит. Что ж, и ещё ему, вероятно, прилетит по голове метеоритом размером с Нефритовый дворец, что было бы, мягко говоря, немного неудобно.         К его большому удовольствию, его расспросы, похоже, полностью разрушили планы Странника по грандиозной речи. Несмотря на все его усилия сохранить вид превосходства, он просто выглядит несколько подавленным, его улыбка начинает сыпаться.       — Что— Нет, она ничего об этом не говорила. Она дала нам своё благословение покинуть Сумеру и путешествовать, куда мы захотим. Ты что, вообще не слушал? — его самодовольство наконец уступило место разочарованию: ухмылка исчезла, сменившись привычным хмурым выражением. Его реакция только подтверждает теорию Итэра: всё это потому, что сам Итэр не так взволнован этой новостью, как Странник. Только он не ожидал, что это будет так забавно — не реагировать так, как этого явно жаждет кукла. Поэтому, несмотря на то, как сильно ему отчаянно хочется знать, почему, во имя семи кругов ада, Нахида сказала такое, он просто закатывает глаза. Он может потерпеть, особенно если это означает немного повеселиться.       — Да-да, я слышал эту часть. Но было ли там что-нибудь важное? — Итэр напрягается, еле сдерживая собственную ухмылку, когда кукла раздражённо вскидывает руки.         — Ты такой... — он обрывает себя, его глаза расширяются, и он направляет на него испепеляющий взгляд. Упс. — Стоит тебе начать говорить, как в тебе просыпается скверная черта характера, — прежде чем Итэр успевает согласиться, опровергнуть или иным образом попытаться разозлить его ещё больше, тот снова ухмыляется. — Отлично. Ты бы мне не нравился, не будь ты хотя бы немного распущен.         Ну вот, это просто лишило всего удовольствия шутить над ним. Итэр снова закатывает глаза, на этот раз более искренне.       — Сделаю вид, что не слышал этого, — бубнит он, заслужив забавляющийся смешок. — У меня всё ещё нет никаких доказательств, что Нахида действительно сказала тебе это. Как ты и сказал, меня там не было.         Итэр не совсем уверен, стал бы Странник пытаться врать об этом, чтобы выбраться из Сумеру. Честно говоря, он сомневается, что тот поступил бы так с Нахидой. Несмотря на все свои закидоны, он, кажется, действительно волнуется о маленьком боге. Каким-то странным и непостижим образом, это даже очаровательно.         Оскорблённый взгляд, который он получает, лишь больше закрепляет это мнение.         Итэр смотрит на горизонт, на мгновение взвешивая свои варианты. Ему бы очень хотелось ему верить. Это не только освободило бы его на какое-то время от обязательств перед Сумеру, но так же... Как бы это ни было странно, ему просто не нравится мысль о том, что Странник может врать ему прямо в лицо. После того, как много тот сказал о честности, как сумел пробиться так далеко за пределы комфорта Итэра... Только чтобы заполучить его внимание? Это было бы величайшим предательством в мире. Но какая-то его часть не может отделаться от ощущения, что принимать всё за чистую монету — значит просто напрашиваться на неприятности. Если он не будет осмотрителен, то понесёт ответственность за любой ущерб, причинённый Странником. В конце концов, технически он всё ещё присматривает за кем-то, в лучшем случае, с сомнительной моралью. Об этом легко забыть, учитывая, каким ужасно серьёзным тот может быть.         — А у тебя, случайно, не сохранилось каких-нибудь доказательств этого разговора? — нерешительно спрашивает Итэр. Он вознаграждается одним из самых невпечатлённых взглядов, которые ему доводилось видеть до сих пор.         — Ты спрашиваешь, получил ли я бумажку с разрешением от Дендро Архонта? — протягивает Странник, положив одну руку на бедро в позе, которая просто кричит о дерзости. Итэр не рискует присматриваться слишком внимательно, чтобы вдруг не заметить, скрывается ли за сарказмом какая-то уязвлённая гордость. — Потому что нет, такой у меня не имеется. Так жаль.         Ожидаемый ответ, но всё равно не очень результативно.         Блин, зараза. Может, пойти на риск и просто поверить ему на слово? Или потащить их обоих обратно в Сумеру, чтобы перепроверить? У последнего есть свои проблемы. Если он вернётся и окажется, что Странник соврал... что ж. Он почти хочет сказать, что предпочёл бы не знать, но это тот вид сознательного незнания, который он не может себе позволить. Но если он вернётся и выяснится, что тот говорит правду, Странник не только никогда не позволит ему забыть это, но и Нахида, без сомнения, одарит его Взглядом а-ля: "Мои знания безграничны, а ещё я осуждаю тебя за твой плохой выбор. Я Бог, и ты должен прислушаться ко мне, бэ-э".         Ладно, он слегка преувеличивает. Она была бы совершенно добра и с пониманием отнеслась бы к его опасениям. Но ему всё равно не нравится этот взгляд, хоть и безмолвный. Тот гораздо более убедительный, когда исходит от кого-то в теле ребёнка.         По причинам, которые полностью находятся вне его понимания, он чувствует себя немного не в своей тарелке, даже если просто предлагает следующее, но...       — Я мог бы телепортироваться туда и проверить сам? — размышляет он, но едва успевает закончить предложение, как чужая рука сжимает его запястье, как кандалы. Он подпрыгивает от неожиданности, но эта железная хватка не позволяет ему отстраниться далеко.         — Твоя тупость что, не знает границ? — возмущается Странник, и Итэр поджимает губы, подавляя ребяческое желание оскорбить его в ответ. Сейчас не время для мелочных ссор. — В последний раз, когда я выпустил тебя из виду, ты сбежал, чтобы сцепиться в драке с существом, сделанным из живой, почти неубиваемой гнили. Без меча, на минуточку. На случай, если ты забыл, у тебя его всё ещё нет, идиот. Сколько раз я должен тебе напоминать? — выражение его глаз, хоть и определённо склонное к насмешке, всё же больше похоже на защиту, чем на что-то другое. Это не злость из-за недоверия. Не уязвлённость из-за предположения Итэра о том, что он может врать. Просто... беспокойство. Раздражение, да, но больше от мысли о повторении ситуации, подобной вчерашней, чем из-за самого Итэра. И это простое осознание достаточно унизительно, чтобы заставить его чувствовать себя еще хуже из-за сомнений в правдивости чужих слов.         — Оу, — он знает, что звучит по-дурацки с таким "многословным" ответом, но это всё, что у него есть. Ну... хоть и досадно, но подмечено верно. Он действительно забыл, что его меч был непригоден. До сих пор непригоден. Тьфу. Так раздражает, когда он прав.         — Вот тебе и "оу", — насмешливо вторит тот, но всё же ослабляет железную хватку на запястье Итэра, хоть и кажется, что то было сделано с явной неохотой. — Если бы ты не убежал, то присутствовал бы при этом разговоре. Тебе не пришлось бы вести этот бой без меча. А мне не пришлось бы смотреть, как ты нежничаешь с якшей.         — Мы не... — не начинай. Спорить об этом не стоит того. Не надо. Пусть думает, что угодно! Он в любом случае так и сделает. — Проехали. Мне всё ещё нужен меч, и нам всё ещё нужно решить, куда мы направимся дальше. И возвращение в Сумеру всё ещё остаётся одним из вариантов.         Он старается подавить в себе желание просто поверить ему. Итэр должен помнить, что, несмотря на их подающую надежды дружбу, Скарамуш когда-то был способен на жестокие, ужасные поступки. А, может, и до сих пор способен. В таком случае уловки, чтобы добиться своего, стали бы наименьшей из его забот. Он бросает на куклу упрямый взгляд, пытаясь дать понять, что не сдвинется с места. Чёрт возьми, он должен быть суровым. Но Странник просто кажется... недовольным этим заявлением. Или, скорее, разочарованным, хотя вопрос о том, направлено ли это разочарование на Итэра или на себя самого, остаётся открытым. Ему становится не по себе из-за чувства вины, когда он вспоминает, как тот выглядел днём ранее — таким умопомрачительно злым на себя за то, что был обузой. За то, что был недостаточно быстр, недостаточно хорош. Это та эмоция, причиной которой Итэр никогда не хотел бы быть.       Боги, он снова отвлекается. Может, Странник и его спутник в путешествии, но он совершил ужасные преступления. Тот добр к нему из-за личной заинтересованности, а Итэр, в свою очередь, не человек. Его представление о ценности человеческой жизни полностью искажено. Он не может позволить себе забыть об этом, просто не может. По какой-то причине помнить об этом со Скарамушем намного сложнее, чем это было с Чайлдом.         Странник ожидает, пока Итэр приведёт свои мысли в порядок, как будто ждёт какого-то скрытого сигнала о том, что к нему вернулось всё его внимание. Тогда, и только тогда, он отвечает.         — Ты правда думаешь, что я рискну оттолкнуть от себя бога единственного места, которое я действительно мог бы назвать домом? — огрызается Странник. Один уголок его рта опущен вниз в выражении, которое выглядело бы как насмешка, если бы он не казался таким искренне задетым. — Я бы хотел... необъяснимо, даже для меня самого, но я хотел бы иметь возможность вернуться в Сумеру, как только наше путешествие закончится. Я бы не стал врать насчёт слов Буер.       Ого.         Есть небольшая разница в том, как он говорит, когда опирается на свой опыт из первой жизни, и когда опирается на опыт второй. В обоих есть разная глубина, постоянное противоречие в том, кем он предстаёт перед внешним миром. Даже Итэр не всегда может с уверенностью сказать, кто из них кто, несмотря на собственную гордость в виде способности разбираться в людях. Всё, что он может сказать наверняка, это то, что они разные и совершенно уникальны. Но в определённые моменты, когда он становится самим собой — ни Скарамушем, ни Странником, а нечто немного отдалённым от обоих... это самое близкое, что у него есть к человеку, и Итэр не может не принять слова этого человека за правду.         Если бы только он дал себе имя, чтобы было легче разделить их всех в своей голове, вместо того чтобы ждать, пока Итэр сделает это за него.         — Ладно, — выдыхает он и наблюдает, как пристальный взгляд Странника возвращается к нему.         — Ладно? — повторяет тот.         — Ладно, — подтверждает Итэр, его улыбка немного страдальческая, немного извиняющаяся. — Я верю тебе. Нам не обязательно возвращаться в Сумеру, — он, вероятно, заскочит ненадолго, просто чтобы узнать, как дела у Паймон, но это может подождать. На данный момент... на данный момент варианты поразительно многообразны.         Гавань Ли Юэ — самый близкий и удобный вариант, Иназума исключена по понятным причинам, и... что ж, он уже может догадаться о чувствах Странника к Мондштадту. И только эта уверенность побуждает его произнести свои следующие слова.         — Итак, куда? — возможно, разрешать составлять план их путешествия недавно (дай бог) исправившемуся маньяку-убийце не самая разумная мысль, но... что ж, если его подозрения верны, он уже знает, куда они направляются, и сам в любом случае предложил бы то же самое.         Но затем, наблюдая, как светлеет выражение лица его спутника, Итэра пронзает чувство схожее с тем, когда наблюдаешь за цветком, поворачивающим свои лепестки к солнцу. Вероятно, он не должен испытывать такого удовольствия при виде этого, какое испытывает. Есть что-то странно приятное в осознании того, что именно он заставил суровую маленькую куклу улыбнуться в неподдельном восторге — эмоция, которую так редко можно увидеть на этих чертах, и всё же такая яркая, когда она появляется. Это совершенно отличное чувство от того, когда он намеренно его раздражает. Это чистое, полное невинности и детского удивления чувство, и оно слишком тёплое и хрупкое, чтобы поселиться внутри грудной клетки Итэра без его разрешения.         — В Мондштадт, — тут же отвечает он, и, ну, никто не удивлён. — Учиться использовать мой Глаз Бога. Ты будешь учить меня.       Так же быстро, как удар молнии, и всё же почему-то слишком поздно, его собственные слова, сказанные прошлой ночью, возвращаются к Итэру с поразительной ясностью. "Сначала овладей своим Глазом Бога. Тогда, может быть, я тебя выслушаю".         Ну он и паразит. Он спланировал это ещё до того, как пересёк границу. Он знал это с тех пор, как поговорил с Нахидой! Итэр, значит, думал, что может дёргать за ниточки, тактично сохранять контроль, не показывая этого явно, и он всё равно умудрился сыграть прямо в гамбит Странника.       — Добираться придётся долго, — предупреждает Итэр, пусть он уже и уверен, что это будет частично проигнорировано. Его протесты звучат слабо даже для него самого. — Как минимум несколько недель, какой путь бы мы ни выбрали. А потом неизвестно, сколько ещё времени потребуется в Мондштадте, чтобы овладеть твоим Глазом Бога. Я не могу гарантировать, что буду очень хорошим учителем, особенно когда мы понятия не имеем, как будет развиваться твой стиль.         Конечно, Итэр, вероятно, его лучший вариант, за исключением самого Анемо Архонта. Кому ещё приходилось осваивать четыре разных элемента? И у кого ещё была возможность или желание изучать Глаза Бога и их обладателей так, как у него? Некоторые из них просты — Пиро и Электро, даже в некоторой степени Крио: они, как правило, довольно прямолинейны, отдавая предпочтение силе, а не искусности. Другие элементы, однако... они имеют тенденцию быть более сложными. И Итэр никогда не видел двух обладателей Анемо Глаза Бога, которые использовали бы свою силу совершенно одинаково. Они слишком глубоко переплетены со всеми другими элементами, которые встречаются им на пути, их сила увеличивается и подкрепляется всем, к чему они прикасаются. Так легко недооценить, и всё же часто Анемо обладает наибольшим потенциалом из всех.         Не то чтобы он расскажет что-либо из этого Страннику. Его эго и без того пронзает небеса.       — Мне всё равно, — легкомысленно отвечает тот, лишь подтверждая решение Итэра не делиться этим лакомым кусочком информации. — Ты сказал, что поможешь мне с моим Глазом Бога, и ты должен быть в Мондштадте, чтобы использовать Анемо. Так что туда мы и направляемся, — он вызывающе скрещивает руки на груди. — Если только у тебя нет мест получше?         В пустынях Сумеру, пробираясь через километры песка и бесконечные извилистые пещеры только для того, чтобы обнаружить ещё более удручающую историю всех способов, которые народы этого мира находили для самоуничтожения? Нет, спасибо. Итэр воспользуется любым предлогом, чтобы быть где угодно, только не там. Он знает, что предстоящий путь неизбежен, но никто не говорил, что он должен идти по нему прямо сейчас.         — Нет, — признаёт он со вздохом. — В конце концов, даже если наши планы и изменились, то я всё равно должен присматривать за тобой. Я просто надеюсь, что лесные стражи не будут перегружены выполнением наших задач. Особенно Увяданием, — до тех пор, пока не всплывут другие массовые зоны, подобные вчерашней, всё должно быть в порядке. Но он всё равно будет волноваться. Когда дело доходит до этого, Тигнари так же плох в этом, как и он, подвергая себя опасности, если это означает защиту своих людей.         Но Странник только пожимает плечами, по-прежнему находясь в блаженном безразличии.       — Похоже, они превратили нейтрализацию Увядания в науку, по крайней мере, когда не задействованы технологии Каэнри'ах. И мы с тобой оба знаем, что Фатуи "истребить" невозможно. Это была изначально обречённая затея, — выражение его лица невозмутимое, но в нём есть доля юмора, когда он переводит взгляд на Итэра, а затем снова отводит его. — В тот момент, когда Буер предложила это, я понял, что это была уловка для прикрытия её истинной цели. Я был удивлён, что ты не понял.         Он не может удержаться и закатывает глаза, хоть и действительно чувствует лёгкий укол. Подсознательно он понимал, что это была немного странная просьба. Ни одной из стран никогда не удавалось убрать Фатуи со своих границ. Он задавался вопросом, так, на досуге и без особых раздумий, каким образом Нахида ожидала, что он справится с этим. Но... он доверял ей. Верил, что задание, которое она дала, было таким же простым, как казалось на первый взгляд.         Глупое, конечно, предположение, но всё равно неприятненько. Аль-Хайтам был бы очень разочарован в нём, что он не заметил такой очевидный ложный след.         — Я иногда забываю, как сильно Архонты любят эти свои загадки, — ворчит Итэр, но гордость заставляет его воздержаться от дальнейших признаний. Он не собирается поддаваться этому открыто, каким бы очевидным это ни было.         Что это действительно говорит ему, так это то, что она всегда хотела, чтобы они вдвоём отправились путешествовать вместе за пределы её границ. Она доверяет ему присматривать за Странником, но не говорит ему прямо о своих намерениях? Зачем держать это в секрете от него, но скрывать так плохо, что даже Странник заподозрил это с самого начала? Итэр потирает висок, уже чувствуя, как ментальный долг всех его забот истощает его терпение. Это не те вопросы, которые он должен задавать себе сначала после смерти, а затем без сна. Хотя, по иронии судьбы, последнее влияет на него больше, чем первое.       Странник, со своей стороны, похоже, исчерпал всё терпение, которым он запасся для этого разговора. Раздаётся шумный, раздражённый вздох, затем шаги, а затем Итэр вскрикивает и спотыкается, когда кто-то резко дёргает его за косу, увлекая к склону, который приведёт их вниз к более проторенным тропинкам Разлома.       — Нам предстоит ещё многое преодолеть, если мы хотим добраться до Мондштадта, да? — настойчиво спрашивает он на ходу, и он всё ещё держит Итэра за косу, и тому очень, очень не нравится, когда его дёргают.         — Я никуда не пойду, пока ты не отпустишь меня! — огрызается Итэр, упираясь пятками, пока не следует ещё один резкий рывок, от которого он с воплем теряет равновесие. Однако после этого давление, наконец, ослабевает, и Странник, кажется, совершенно не собирается оборачиваться, чтобы увидеть испепеляющий взгляд, которым Итэр пытается поджечь его. Он мог выдернуть клок волос! Ему чертовски повезло, что резинка, которой он завязывает косу, крепкая, иначе пришлось бы чертовски дорого заплатить.       — Тогда двигайся быстрее, — Странник равнодушно взмахивает рукой, и почему-то со спины это ещё более раздражающее зрелище. — Ты же путешественник, разве ты не должен быть хорош в, ну, знаешь, путешествиях?       Есть так, так много ответов, которые он мог бы обрушить на него за это. Но он довольствуется тем, что прыгает с разбега и раскрывает свой планер, пролетая мимо Странника, когда тот направляется вниз по склону. Это немного похоже на тот их первый настоящий разговор, когда Итэр избежал его, спрыгнув с балкона, зная, что у другого не будет другого выбора, кроме как идти пешком, привязанный к земле, тогда как он улетит за пределы его досягаемости.         На этот раз позади него раздаётся безошибочно узнаваемый звук развевающейся на ветру плотной ткани, и через мгновение они бок о бок летят вниз по долине, к тропе, ведущей из Разлома. Это, почти, в чём-то, может быть, даже немного приятно. Почти как полёт рядом с...         Нет. Но это приятно.