Mass Effect: The Sentinel V19.0

Миранда Лоусон, старший куратор проекта «Сентинел» - Дрю, - второй час стояния под дверью давал о себе знать, в итоге я просто села на пол, оперевшись о закрытую дверь спиной. – Давай нормально поговорим, как взрослые люди, я понимаю, что это протест, но ты третьи сутки на воде, это же просто членовредительство уже. - Я пытался вести адекватный диалог взрослых со взрослыми, я заполнял официальные формы, писал обращения – в том числе на твоё имя, между прочим! – и мало того, что меня игнорируют и продолжают пихать мне дыхательные практики и медитации, теперь ещё и волосы стричь, нет уж! – встал в позу младший из Шепардов. – Не выйду и дверь не открою, пока мне не дадут нормального учителя и не дадут гарантий, что моей головы бритва не коснётся, я молчал, когда меня из банки вытащили стриженного, как уродца, но нет, у вас уже есть лысая-башка-дай-пирожка, всё, погуляли и хватит. - Дрю, - я тяжко вздохнула. – Ты создал проблему не из-за биотики, а из-за волос. Это просто стрижка, а ты переигрываешь! Ты сам хотел боевую биотику, боевую биотику и нормального тренера я смогу тебе дать только после загрузки необходимых протоколов, а ты отрастил такую львиную гриву, что к порту просто не подобраться. - Просто стрижка, - там младший Шепард, за дверью, кажется, чуть ядом не подавился. – Ну так херанись под машинку, раз это просто стрижка и ничего особенного. - У меня нет порта в голове, без использования которого я с большой вероятностью мало того, что развалю весь тренировочный корт этой «боевой биотикой», так и себе руки оторву бонусом, - не выдержала я. – Твои условия противоречат друг другу, выбирай что-то одно – или нормальная биотика, хороший учитель и, соответственно, продолжение обучения, включающее и техническую специализацию, или твои волосы. Я не знаю, как ты, а как по мне, выбор очевиден. - Ты не имеешь права меня этим шантажировать! – рыкнул пацан и, судя по всему, с той стороны по двери ножкой пнул. Господи, ну почему с ним так сложно… хотя Уилсон предупреждал – переходный возраст нам тут всем даст прикурить. Но Робин же как-то себя в руках держит! Хотя, на самом деле, может она и, как обычно, просто в клубок свернулась и молчит, что больше на неё похоже. Надо будет к Гордону зайти, спросить, есть ли новости. – Если всё, на что ты готова – это шантаж, то можешь идти дальше своими делами заниматься, я с тобой разговаривать не собираюсь. - А ты не имеешь права задерживать программу тренировок, но тебе же ничего не мешает это делать, - уже намного спокойнее выдохнула я. Это просто гормоны, он на самом деле не такой заносчивый, и ты это знаешь, Миранда. Последние месяца три он вообще душка, они как с Робин подружились, вообще не узнать мальчишку. А тут и Даша что-то приуныла, и Эндрю как подменили – их будто хором перемкнуло. – Давай, может, выбреем снизу? Чисто чтобы добраться до порта, остальное в хвост соберёшь, потом распустишь, никто и не заметит твой бритый затылок. - Я подумаю, - фыркнул Дрю в ответ. - Давай ты выйдешь из комнаты и пойдёшь поешь, - продолжала предлагать я в надежде, что хоть что-то из следующего списка будет «да». – Пойдёшь, Робин проведаешь, она совсем что-то скисла. А потом мы сходим в тренажёрный и я покажу тебе, как пользоваться «броском»? - Уже больше похоже на то, с чем я готов согласиться, - ты посмотри на него, он ещё и торгуется… - Скажу, чтобы заказали твою любимую газировку, чтобы у тебя была банка в день, больше ничего не могу предложить, - хмыкнула я в ответ. – Да – да, нет – нет. - Хорошо, договорились, - судя по звуку, Дрю отомкнул дверь. – А чё твоя протеже скисла-то? Я думал, у неё в заду батарейки, и работают они по принципу вечного двигателя. - Я у тебя надеялась узнать, но, видимо, ты тоже не в курсе, - я вздохнула, поднимаясь на ноги – Дрю, выглянувший из своих «покоев», теперь выглядел уже обеспокоенно. – Ладно, давай по порядку – сначала поешь, а я пока зайду и спрошу у Брюса, может, там вообще лучше не приближаться. А то ты ж помнишь, «без биотики, но тоже бешеная». - Лады. Дай знать, чё скажет, - вздохнув и сделав недовольно-грустное лицо, Дрю направился куда-то в сторону столовой. Может, и к ужину успеет, раз такое дело, а мой путь лежал в кабинет Брюса. Которого я застала за изучением каких-то, судя по всему, пособий. - Добрейшего вечера, прошу прощения, что не встаю, - Гордон выглядел так, будто уже пару дней не спал. - Не страшно, - вздохнув, я устроилась на диванчике в его кабинете. – Я так понимаю, Вы тоже ещё не раскололи этот крепкий орешек? - Ну почему «не расколол», тут проблема достаточно очевидная, - Брюс вздохнул. – Тут, в принципе, у обоих одно и то же, просто Дрю, в отличии от Робин, не скован по рукам и ногам «долгом» и привык, если ему что-то не нравится, выражать это не просто вслух, а как можно громче. Он отвлёкся от того, что читал, и отвлёкся на календарь, что-то считая. - Робин здесь уже полгода, Эндрю на несколько недель, вроде как, на шесть, припоздал, а они, кроме этого комплекса, толком ничего и не видели, да и существование у них… ну не то чтобы сильно радостное, - он пожал плечами. – Я не хочу сказать, что Вы мало для них делаете, просто им нужна компания. Сверстники. Круг общения. Эмоции, впечатления, которые они в норме бы получали, если бы ходили в школу, переживали первые неловкие подростковые влюблённости, совершали свойственные подросткам глупости. А у них этого нет, вон, Дрю хоть как-то справляется, устраивая скандалы и устраивая встряски всему персоналу, а вот насчёт его сестры… Брюс цокнул языком и развёл руками. - Предложения? – коротко поинтересовалась я. – Просто всё, что Вы перечислили, без обид, я и так знаю. Просто хочу знать, что Вы предлагаете. - Чтобы не конфликтовало с тем, чем мы тут занимаемся, или по факту то, что действительно поможет? – коротко хмыкнул психолог. - Под первый критерий попадает вся та бесполезная муть, за которую меня уже взгрел Дрю, - невесело усмехнулась я. – Дыхательные практики, медитации, прогулки на «свежем воздухе», хотя последнее исключаем – здесь у нас его нет. А если без протокола, то я будто не знаю, что их надо просто перестать тут держать, как будто они куда-то сбегут… - Ну, насчёт Эндрю я бы не был уверен – этот предприимчивый молодой человек, стоит хотя бы просто ослабить ошейник, скорее всего, сбежит так далеко и так быстро, что сверхсветовым скоростям не снилось, - негромко хохотнул Брюс. – А вот Робин… ну, сами знаете, она и не скрывает, что идти ей и некуда, и незачем. У нас, кстати, до сих пор висяк с её просьбой относительно симуляции – Уилсон подходил к ней поговорить на эту тему, а она ответила «ещё рано». Он продолжает стабильно раз в месяц ей напоминать, а она так же стабильно отвечает, что нет, ещё не время. Она хочет, насколько мы понимаем, попрощаться, но ещё будто не готова отпустить… - Ничего весёлого, в общем, - вздохнула я, закрывая глаза и потирая переносицу в раздумьях. – Я замоталась последние пару недель, даже не разговаривала с ней толком. Робин вообще как, не рычит, не скалится? - Она не запирается в комнате и не устраивает голодовку, - пожал плечами Брюс. – Это всё, что могу сказать на данный момент. Она вообще ни на что не жалуется, это главная проблема. Если сможете из неё хоть что-то вытянуть – буду ждать от вас новостей, потому что я… ну… в прошлый раз, когда она приходила, мы просто час друг напротив друга посидели, она попросила её не трогать и сидела, рисовала. - Я на разведку тогда, - вздохнув, я поднялась на ноги. – Пожелайте мне удачи в бою, Брюс. - Она Вам пригодится, мисс Лоусон, - Гордон снова вернулся к штудированию литературы. Последние «пару недель» дел и впрямь было по горло – найди того, кто много не болтает и умеет действительно обучать биотиков, и кого ещё не завербовали ни в Альянс, ни в какую-то там планирующуюся академию, подготовь площадку для полноценного обучения ведению боевых действий, тут ещё эта идея Уилсона с болванками-бойцами, и эта Т’Сони… но хороших новостей у меня пока превалировало – учитель нашёлся, площадка нашлась и уже почти готова, производство болванок вот-вот будет запущено, а вот с последней было как-то не очень радужно. Ну да, есть такая азари, да, она археолог, но это не столь важно. Подобраться-то к ней не проблема, она и не прячется, но под каким предлогом с ней вообще разговор-то начинать? «Здравствуйте, у нас тут есть Жнец, который застал обожаемых Вами протеан, а в качестве приятного бонуса к нему у нас идёт депрессивный подросток, можете, пожалуйста, в обмен на Жнеца сделать как-нибудь так, чтобы этот подросток пулю себе на тренировке в голову не пустил»? - Робин? – замерев у двери, я слабо постучалась. Слабые «бренчания» по гитаре прекратились на секунду. - Заходи, - после этого, судя по всему, Шепард вернулась к гитаре. - Ты тут не слишком занята? – поинтересовалась я в первую очередь – Робин, например, всегда спрашивала, не помешает ли она и можно ли ей тут побыть. Она вообще слишком для многого спрашивала разрешение… но ей и самой нравилось, когда у неё спрашивают, поэтому мы это установили, как негласное правило. Обе стороны это устраивало. – Я хотела поговорить, если я тебя, конечно, не отвлеку. - Нет, не отвлечёшь, - она слабо качнула головой, продолжая монотонно перебирать струны. – Ты что-то конкретное хотела или так, пообщаться?.. - Хотела спросить, как дела, - развернув стул так, чтобы сидеть к ней лицом, я опустилась на сиденье и подалась вперёд, уперев локти в колени. – Тебя совсем не видно и не слышно, всё хорошо? - В целом да, просто… - она пожала плечами и с каким-то остервенением натянула струну, подержала её несколько секунд – и отпустила. И повисший звон быстро приглушила, сжав гриф пальцами. – Не знаю. Просто чёт приуныла. Должно отпустить скоро. Наверное. - А если не отпустит? – осторожно поинтересовалась я. - Ну, хуёво. Привыкну, уже начинаю, - она снова пожала плечами, хотя её поникший вид и в целом «снизившаяся продуктивность», судя по отзывам тренеров, указывали на обратное. – Не парься сильно. Если будет совсем жопа, я скажу. - «Совсем жопа» уже наступила, Птица-Говорун, - протянув руку, я погладила мелочь по голове. Та не сопротивлялась, но и бодаться, как ещё четыре-пять месяцев назад, не рвалась. – Я тебя в таком состоянии уже видела, из тебя пришлось тянуть клещами, и пока мы не поговорили, лучше тебе не стало. Что тебя тревожит? Я могу тебе как-то помочь? - Не знаю я, - подумав немного, Робин в итоге всё-таки убрала свою голову из-под моей ладони и вздохнула так тяжко, будто её вся эта жизнь страшно достала. – Всё по-старому, просто… тоска жуёт. Не знаю, чё она. Я не заказывала и ни о чём, кроме рутинной работы, я особо не думаю. Убрав руки и сцепив пальцы в замок, я призадумалась. - Может, сгоняем на Тес… - предложила было я, но мне даже договорить не дали. - Нет, - лицо Даши в секунду из растерянно-печального стало… не то злым, не то испуганным, не то всё сразу. Но тон сразу сменился на раздражённый. – И мне казалось, мы этот момент обговаривали. Я просила не использовать то, что я рассказываю, против меня. - У меня и в мыслях не было, - я пожала плечами. – Извини, если я тебя задела, я правда не хотела и даже не планировала. Я просто хочу, чтобы тебе стало лучше. Поздно. Нападение было уже совершенно – Робин стала защищаться. - А может, не надо вокруг меня носиться, и я сама разберусь? Я не сахарная и не растаю, - слабо огрызнулась Дашка. – Сказала же – я подойду, если мне нужна будет помощь. Если не подошла, значит, я справляюсь. - Даш, - я продолжала разговаривать так же негромко и вкрадчиво. – Тебе нужна помощь, ты две недели ходишь с таким видом, будто умирать уже завтра. Я не съем тебя, если ты покажешь мне слабость, тебе не нужно мне ничего доказывать. Я и так знаю, что ты взрослая, сильная, смелая и очень сознательная. Я поняла, я никуда не потащу тебя против твоей воли, я вообще ничего не буду делать, если ты не захочешь… - Ну так не трогай меня, - уже не так активно «куснула» в ответ Робин. – Я не хочу, чтобы меня трогали, чтобы у меня спрашивали, всё ли со мной хорошо, меня тошнит от этой жалости. Сморщив нос, она поджала губы. О, а вот и «мне не нужна помощь» наружу пошла – глаза у девчонки намокли и дыхание сбилось от подкатывающих слёз. - Не знаю я, что со мной не так, и Муфаса не знает, и я хрен знает, что с этим делать, просто не надо со мной таким тоном разговаривать, будто мне ноги оторвало или у меня рак в терминальной стадии, - всё-таки плотину прорвало. Крепко же её прижало, если она так быстро раскололась… Боюсь представить, что у неё внутри творится. Своего пубертата, к сожалению, или к счастью, я совсем не помню. Хотя скорее к сожалению – мне бы сейчас очень пригодилось. – Меня просто сплющило, а не поездом переехало, блять, чё вы начинаете-то все… - Нам не всё равно, - видимо, всё, что я могу сделать – это продолжать мягко пытаться убедить, что свернуться в клубок и растопырить иголки это не выход. – Посмотри на ситуацию с другой стороны, пожалуйста. Ты бы разве не беспокоилась, если бы я перестала с кем-либо разговаривать, зашилась в работе и ходила бы с таким видом, будто уже написала предсмертную записку?.. Робин вздохнула, всё-таки расслабив лицо и вытерев рукавом уголки глаз. Подумав немного, она протянула мне руку. - Ты позволишь мне вот эту… вот… ну, ту самую, которую ты не разрешаешь? Мне так будет комфортнее. Если тебя, конечно, до сих пор не пугает эта ересь до синих чертей. Сжав её пальцы в своих, я накрыла наши ладони своей второй рукой. - Я всё ещё боюсь до «синих чертей», но я знаю, ты мне не навредишь, и ты говоришь, что тебе было бы так комфортнее, так что я тебе доверяю. Твори свою… магию. - Спасибо, - это я успела услышать прежде, чем сначала пропали вообще все звуки, включая привычное гудение двигателей и прочей электроники на борту, а потом начали по одному «подключаться» другие. Шорох растительности, шум ветра, журчание воды и, кажется, даже пение птиц. Судя по всему, Робин очень осторожничала со своими «фокусами» - наступившая кромешная тьма рассеивалась так же постепенно, так что солнце меня не ослепило. Зато ещё в полутьме удалось понять, что выбрала она для «места переговоров» кусочек леса, точнее, просеку с не сильно широкой и довольно мелкой речушкой. Сидели мы теперь не в комнате, а под раскидистым дубом недалеко от воды, и, кажется, мы тут были… не одни. - Доброго вечера, мисс Лоусон, - я обернулась на звук – и невольно подпрыгнула, сохранив всё же хоть каплю самообладания и не вскрикнув, потому что, как выяснилось, рядом с нами был лев. – Ну, право, что Вы пугаетесь – мы с Вами уже знакомы и есть Вас я не планировал. Фыркнув, огромный чёрный хищный кот прошагал мимо нас, направляясь к воде и устраиваясь на каменистом берегу. - Ты осваиваешь чертоги разума быстрее, чем я думал, Симба, - он обернулся к Робин, добродушно ухнул и, опустив морду, принялся негромко лакать. Господи боже, а я-то думала, что уже всё повидала и меня ничем не удивить… - Равняюсь на маэстро, - вздохнула Робин, которая сидела, привалившись к поистине огромному дереву спиной. – Не пугайся его, Мири, Мальзара только кажется большим и страшным, а на деле он старый тролляка просто. Кстати, Муфаса, ты нас оставить ненадолго не хочешь? - Уже ухожу, - на удивление кротко ответил тот, тяжёлой и грузной поступью отправившись куда-то ниже по течению. - Он хотел тоже с тобой потом поговорить, так что я оставляю за собой право с тобой посекретничать, - объяснила мне происходящее мелочь, проводив его взглядом. – Да что ты сжалась вся? Ничего тут тебе не угрожает. Ни я, ни Мальзара не хотим тебе вреда. Иди сюда лучше. Похлопав по невесть откуда взявшемуся пледу рядом с собой, она протянула ноги поближе к так же невесть откуда взявшемуся костру. Смерив непонимающим взглядом по очереди уходящего большого кота, Робин и костёр, я всё же присела рядом с ней, ожидая объяснений. Хоть каких-нибудь. - Возможно, мне стоило сначала объяснить, - Робин слабо усмехнулась – и я обратила внимание, наконец, на её лицо. Оно было другое. Кожа стала бледнее, под глазами залегли синяки, щёки будто немного впали… Но взгляд, впрочем, как был тоскливым, так и остался. – Мы в «чертогах разума», по крайней мере, так с Мальзарой мы их называем. Это по сути офигенно крутая и довольно сложная галлюцинация, и, поскольку это контролируемая галлюцинация, тут много что работает не так, как в жизни. Здесь из ниоткуда, например, появились плед и костёр, потому что мне захотелось, а здоровущий дуб ещё не сгнил от того, что ему размыло корни и всё остальное. Смотри, тут всё настолько юзер-френдли, что огонь не жжётся. Быстрее, чем я успела открыть рот, мелочь без следа страха сунула руку в огонь и несколько раз сжала и разжала кулак, поворачивая руку в разные стороны, демонстрируя мне, что и ей не больно, и с кожей ничего не происходит. - Ещё, как говорит Мальзара, в таких галюнах и так «достаточно сложно» всё держать под контролем, чтобы ещё и какое-то особое выражение на свою морду натягивать, - невесело фыркнула она, убирая руку и снова откидываясь спиной на ствол дуба. – Плюс никто не увидит, как ты рыдаешь, как тварь, у себя в башке, поэтому, наверное, тут проще. - Интересные у вас развлечения… - протянула я негромко, наконец-то полноценно выдыхая и начиная осматриваться. Но осматривать было и нечего – этот уютный угол был плотно окружён лесом и кустами, видимо, тем самым очерчивая «границу» иллюзии. – А практика откуда? - В основном с Дрю, - пожала она плечами, усаживаясь-укладываясь поудобнее. – Он-то однозначно в курсе и никому не расскажет. - Вы с ним крепко сдружились, - подметила я. – Без подколок, серьёзно. - Нам с ним один плац топтать десять лет, - невесело фыркнула Дашка, закрывая глаза и просто… слушая. – Лучше так, чем друг другу горла грызть. Да и он сам… и впрямь не то чтобы плохой. Тараканы свои есть, конечно, мнительный чертила и недоверчивый, шо вешайся, но мы же все со своими загонами, правильно? Я на него посмотрела с той стороны, что это… ну, вроде как бы и я, но в немного других условиях. Он рассказывал про семью, как жил, где жил. Они переезжали постоянно из-за командировок его отца, поэтому он не шибко привязчивый был, а то помер бы с тоски, да и учился он в основном в интернатах. Так что и по семье его так сильно не ломает. Ну, точнее, как… ломает, но не так перманентно, как меня, например. Он тоже тот ещё любитель голову в песок воткнуть – пока удаётся себя обманывать тем, что он просто уехал в закрытый интернат учиться, потом когда-нибудь с родными обязательно увидится. Мы не шибко-то отличаемся, на самом деле, просто… ну, просто разные обстоятельства немного, наверное. - Вполне возможно, - я тоже позволила себе устроиться поудобнее – обстановка буквально шептала. Ветер ласково трепал по волосам, огонь уютно потрескивал и умеренно грел, не пытаясь выжечь глаза и лёгкие дымом… - С этой стороны я об этом не думала, если честно. - Только себя не ешь, ты не можешь за всем уследить, - напомнила Робин, шумно выдыхая. – Ему бы серьёзно на уши кукуховеду присесть, у него с этим проблем точно не будет. Выговорится – полегчает, беситься меньше станет. Может, ему просто выплакаться надо и уже принять эту срань. - А тебе? – я глянула ей в лицо – Даша в ответ на мой вопрос скривилась так, будто я только что ногой её пнула. - У меня с моими загонами уговор – я делаю вид, что я их не вижу, они делают вид, что не точат меня один хер, - вздохнула она. – У меня слишком… много всего в голове, и большую часть из этого я не хочу ни с кем делить. Я вам всем доверяю и все дела, просто… ну, оно вам надо разве? - Мне казалось, мы это уже проходили, - я тяжко вздохнула мелочи в унисон. – Неужели ты всё ещё воспринимаешь себя, как просто функцию «солдат» и ничего кроме? - С какой-то стороны это проще, - она пожала плечами. – Если очень-очень долго талдычить себе одно и то же, то начинаешь в это верить. Это грустно и безмерно тоскливо, но со временем, вроде как, притупляется. Мне же нужна постоянно холодная голова и расчётливость в бою, правильно? - А ты не боишься потерять свой человеческий облик? – я поджала под себя ноги, продолжая сверлить Робин взглядом. Та даже глаза открыла и посмотрела на меня вопросительно, мол, ты о чём? – Если смотреть с точки зрения холодного расчёта, то много вещей… работают несколько не так. Дрю, проявивший первые признаки проблемности и агрессии, должен был бы, с точки зрения прагматизма, отправиться в утилизатор, мы бы достали другого «А», более услужливого и сговорчивого, как ты. С точки зрения прагматизма, не нужно было давать тебе способность к псионике – это плохо изученная, нестабильная и чужеродная для нашего вида способность, и как бы ты её использовала, мы тоже не знали. Есть ещё куча примеров, когда «прагматично» буквально равно «жестоко». Я бы не хотела, чтобы ты стала такой. Холодной, жестокой и отчуждённой. - Я не смогу вечно быть твоим ласковым котиком, даже если очень захочу, Миранда, - покачала она головой. – А я… может, даже и хочу, только понимаю, что не выйдет. - Мне и не нужно, чтобы ты была «ласковым котиком», - улыбнулась я, потрепав её по ноге. – Мне нужно, чтобы ты осталась собой. Простой, как сатиновая рубаха, честной до такой степени, чтобы аж зубы иногда сводило, и умеющей сострадать. И это всё – признаки человека, а не солдата. Не надо тебе им быть. - А человеком быть очень и очень больно, - невесело хмыкнула Робин, отворачиваясь и снова начиная гипнотизировать взглядом костёр. – Мне надо попрощаться с семьёй, я хочу этого, это надо сделать, но меня одна мысль об этом наизнанку выворачивает, хоть вой и на стены бросайся… Как привязываться к людям, зная, что я умру дай бог если лет в тридцать? Я не заведу ни семьи, ни даже просто отношений. Это будет просто жестоко по отношению к тому, кого я люблю – я умру дважды, и дважды заставлять кого-то проходить через это адище… нет, спасибо. Даже если звёзды сойдутся, и я переживу войну со Жнецами – куда я пойду? Что я буду делать? Сейчас я тренируюсь, чтобы стать бойцом. Командиром. По сути, единственное, что я буду прям железобетонно уметь, и уметь хорошо – это стрелять в разумных и командовать отрядами. А я не хочу так. Но выбора, получается, просто не будет, так что даже если вдруг, то просто… не знаю… пулю в лоб себе пущу, что ли. С просьбой меня не восстанавливать. Я уже говорила – для убер-бойцов не бывает счастливого конца, они или умирают героями, или им помогают. Ну, есть ещё третий вариант – сами выпиливаются. - Какие-то… так себе перспективы, - призналась я, когда обрела дар речи. Как обычно – вроде кажется, какие у ребёнка проблемы могут быть, вон, крыша над головой есть, питание четыре раза в день, физическая активность и хобби, чего ещё надо? А у неё экзистенциальные вопросы вовсю зреют в голове. – Я могу тебя понять, если честно, но не могу согласиться. Ровно так же, как и полгода назад… - Я понимаю, - она тяжко вздохнула, подаваясь вперёд и ссутуливаясь, точно стараясь казаться меньше и незаметнее. – Я бы и рада забыть и забить, честно!.. Просто не могу. Не получается. Чем дальше, тем больше херовит. А если Мальзара ошибся? А если я не справлюсь? Я ведь… просто пиздюк-задрот. Всё, чего я в этой жизни хотела – это чтобы у мамы было всё хорошо, и она могла мной гордиться. А тут… вот это всё. Если я не потяну и просто проебу этот Цикл? И всё было зря? И как тогда спать по ночам, зная, что вся та жесть, которую мы творили, не имела смысла, потому что я один хер всё просрала? Знаешь, что самый последний круг ада по Данте? Предать доверившегося. Вы мне доверились, а если я вас подведу?.. Чем это лучше предательства? Я не знала, что ей ответить. Мне хотелось бы утешить, поддержать, но, признаться, я сама… начала сомневаться во всём этом. Неужели им так обязательно умирать? Неужели так обязательно ломать им обоим психику, превращая их из людей с характером в орудия с функционалом? И правда… а если не получится – тогда всё зря, и мы просто лишили детей родителей, дома и привычной жизни ради ничего? Какое-то время мы сидели молча, пока я осторожно приглаживала короткий «гребень» из волос на макушке Робин. - Мисс Лоусон, - позвал, очевидно, Мальзара (больше было некому), и я со вздохом поднялась на ноги. Теперь, видимо, мне с ним разговаривать. – Симба, побудь здесь. - Как скажешь, - слабо фыркнула Робин, скрестив руки на груди и несколько раз моргнув – кажется, впервые за последние несколько минут. - Так что Вы хотели? – осторожно поинтересовалась я, следом за львом спускаясь по каменистому берегу куда-то дальше по течению, туда, куда ходил он. Тот не торопился, поддерживая такой темп, что я могла идти рядом просто прогулочным шагом. - Можно на «ты», если удобно, - хищник повернул уши так, чтобы, видимо, прислушаться к «Симбе», как он её назвал. – Я был ко многому готов, но я ни разу не работал с такими… юными, как вундеркинды. Их переходный возраст выбивает из колеи даже меня, боюсь представить, каково Вам. Мальзара звучно фыркнул, и кисточка его хвоста нервно задрожала. - Что с мальчишкой делать, мне понятно, я знал и таких. Ему нужно быть важным, значимым, весомым, уверенным в себе. Ваш психолог сам хорошо справляется, насколько я знаю, даже его учителя знают, что его нужно хвалить и говорить, какой он молодец, чтобы он делал чуть больше, чем «необходимый минимум». - Это верно. Он даже за счёт этого стал не то чтобы прям хорошо, но неплохо работать. Учится почти так же усердно, как и его сестра, - кивнула я. – Видно, что старается. Не всегда, конечно, перенапрягаться и упахиваться – это точно не про него. - И «ситуацию» с ним вы смогли разрешить сами, - он кивнул головой, что всё ещё выглядело… очень не очень. Странно было видеть, как лев совершенно по-человечески реагирует на то, что с ним говорят, и сам общается с тобой. Пусть и не открывая рта. – А как решать эту «ситуацию», я не знаю. Мой предыдущий пилот была такой же, как она, и точно так же «долг» перевешивал её желание сбежать и жить своей жизнью. Но при этом чувство долга было сильнее, она была старше, а это… Он не то раздражённо, не то расстроенно рыкнул, и хвост его мотнулся из стороны в сторону. - Вы разузнали про ту азарийскую девочку? - Вы… ты и так предоставил о ней всё, что можно было найти, - слабо пожала я плечами. – И я всё ещё не знаю, как мне к ней подступиться. - Никак. У «Цербера» нет ничего, что можно было бы предложить ей взамен, - фыркнул Мальзара, спрыгивая с особенно большого уступа и терпеливо дожидаясь, пока спущусь следом я. – Всё, что мы можем сделать – это кинуть их обеих в воду и сказать «плыви». И искренне надеяться, что поплывут. Я непонимающе нахмурилась, но лев продолжил, видимо, предупреждая мои вопросы: - В дальнем грузовом отсеке должен быть защищённый кодовым замком ящик. Я дам ключи, внутри будут передатчики. Нужно просто установить несколько недалеко от её квартиры на Тессии, дальше я сам всё сделаю. Только не прямо сейчас, устроим шоковую терапию – пусть Уилсон на этой или следующей неделе всё-таки пустит её на день обратно в симуляцию. Здесь нужно, как с занозой: быстро вырвать, и пусть оно отболит. Дарья Сергиенко Ещё даже толком не поняв, что сна больше нет, я поняла, что не хочу открывать глаза. Прошло уже сколько?.. Полгода?.. По ощущениям я прожила в «Центре» целую вечность, и тем не менее ещё по звукам и самому ощущению я поняла, что дома. Под окнами негромко трещали сверчки и крякали лягушки, диван-кровать поскрипывала при нажатиях в строго определённых местах, а постельное бельё привычно пахло «Ленором». Не желая открывать глаз, я села и, скомкав одеяло, прижала его к глазам – их начало нещадно жечь от слёз. Это точка невозврата. Здесь любая нормальная игра предложит сделать сохранение, чтобы вернуться к изучению мира позже. Только, блять, это не было игрой – часть меня ужасно бы этого хотела, чтобы, когда просто заколебёт, вернуться к этому самому сохранению и жить так, будто Мальзары, «Цербера» и мира массы никогда не было в моей жизни как-то иначе, кроме как в тайтле от BioWare. Чтобы жизненные смутные планы продолжили быть жизненными планами и всё, что от меня по жизни бы требовалось – это учиться так, чтобы в универе быть на хорошем счету и потом найти неплохую работу, неважно, по специальности или нет. Чтобы самым сложным жизненным решением было не «а сколькими пожертвовать сегодня, чтобы спасти столько-то завтра», а где учиться, кем работать и всё остальное… Хотелось выть в голос. Первым нестерпимым желанием, которое я прям осознала, было прийти к маме и выплакаться ей, но его я подавила. Какое-то время продрожав в обнимку с одеялом в бесшумной истерике, в итоге я всё же поднялась на ноги, как можно тише шмыгая носом и утирая всё ещё льющиеся слёзы. Видно было примерно ничего – внутри меня точно кто-то кран выкрутил на полную, стоило мне, казалось, уговорить себя затихнуть и чуть придержать этот поток, всё начиналось снова. Всё же человеческого во мне было столько, что ногами не выбьешь, и сейчас оно возжелало горевать по вороху несбывшихся мечт и надежд. Миранда была права – меня выбрали за то, что я из себя представляю, как человек, как органическое, сентиментальное, и если мне просто вырубят то, что меня таковым делает, то нихуя не сработает. Вот и приходится «мышки плакали, кололись, но продолжали жевать кактус». Кое-как доковыляв до ванной, я умылась холодной водой и, припав к крану, сделала несколько таких глотков, что чуть не захлебнулась, зато в голове чуть прояснилось. Уперевшись руками в края раковины, я смотрела на теперь уже воспринимающееся чужеродным лицо, всё ещё тихо шмыгая носом и силясь выровнять дыхание. В воду глядишь, Шепард – и впрямь точка невозврата. Прими уже не своё лицо, не своё имя, и сожми зубы. Мама всегда говорила: «Не давши слово – держись, а давши – крепись». Я могла отказаться? Могла. За язык никто не тянул? Не тянул. Не хотела бы ввязываться – выбрала бы лёгкий путь, как шесть «Б»-прототипов. А теперь уже поздно стоп-кран дёргать, локомотив набрал скорость, остановок не будет. И если уж это мой последний день тут, то смысл разводить сырость? Чтобы запомнить его, как день траура? Нет уж. Силу в кулак, волю в кулак, сделай так, чтобы день запомнился, как лучший в жизни. Слёзы лить толку нет – всё равно ничего не изменится… Ещё побрызгав на лицо холодной водой, я вышла на кухню и кинула взгляд на часы. Пять. Скоро светать будет. Сна всё равно нет, так что… одевшись и сделав себе чашку чая, я выбралась в мамин зимний сад на балконе и, бросив на пол несколько подушек и плед, наблюдала за рассветом, грея пальцы об чашку – дома было тепло, особенно здесь, где заботливо содержатся максимально капризные растения, но меня всё продолжало морозить. Календарь напомнил – сегодня воскресенье. Чучело по имени папаша до вечера не явится, оно всегда учапывает бухать на все выходные, но мне тем лучше. Видеть это лицо хотелось меньше всего. Через пару часов мама проснётся… - Hey girl, open the walls, play with your dolls… we’ll be a perfect family, - замурлыкала я, совершенно непростительно уперевшись ногой в низкий подоконник, где стояли самые светолюбивые цветы, через какое-то время не выдержав и начав постукивать ступнёй ритм. - When you walk away, it’s when we really play, you don’t hear me when I say: “Mom, please wake up, dad’s with a slut and your son is smoking cannabis”… Мама, воистину женщина из стали, в законный выходной проснулась, как обычно, в районе восьми утра. И, ещё спускаясь, судя по голосу, улыбнулась: - Чувствую с кухни прекрасные запахи. Ты чего вскочила так рано?.. - Не спалось, - пожала я плечами, сервируя место «во главе стола», ставя кружку с кофе и тарелку с оладьями с шоколадной начинкой. Не все из них получились, но самые уродливые уже были уничтожены, никто ничего не докажет. - Да и вообще, имею право сделать приятное женщине, которая меня, на секундочку, родила. - И не поспоришь, - мама замерла, оперевшись на лестничные перила и окидывая взглядом накрытый стол. – Всё-таки добралась до орхидеи в саду? Она кивнула на вазу с несколькими крупными цветами орхидеи. - Пусть постоят, порадуют глаз, всё лучше, чем отцветут без толку… я не с одной ветки срезала, общая композиция по-прежнему ровно такая же, какая была, - хмыкнула я, наливая себе какао и садясь рядом. – Садись лучше, позавтракай, пока оладьи ещё горячие. - Что бы я без тебя делала, - прежде, чем сесть, мама подошла ко мне и, крепко обняв за плечи, чмокнула в макушку. Ком к горлу подкатил сам собой, но я шумно выдохнула и сделала несколько глотков горячего шоколадного напитка. На, мозг, тебе сладкое, выработай из него как-нибудь гормон радости. Нареветься ещё успеем. - Даже не знаю, - хмыкнула я, пожимая плечами. – Наверное, работала бы ещё больше, чем сейчас. Кто бы у тебя отбирал телефоны и ноутбуки, а? Я, получив свою похвалу за инициативность, вкусные оладьи и даже удавшийся принт «сердечка» на некоторых из них, замолчала. Мама в выходные, наговорившись за будни, и так не отличалась сильной многословностью, я не хотела нарушать тишину. Даже сидеть рядом было достаточно. - Ты что-то тихая, живжик мой, - заметила (не могла не заметить) мама, погладив меня по плечу. – Тебя кто укусил сегодня? - Просто… задумчивое и тихое настроение, - пожала я плечами, помешивая ложкой несквик в кружке. – Иногда лучше просто вместе молча посидеть, чем создавать фоновой шум. Ты и так от него устаёшь, пока всю неделю на телефоне. - От тебя я не устаю, - покачала она головой. - Я знаю, - я слабо улыбнулась. – Вообще… ты никуда не планировала сегодня? Я бы хотела вместе время провести. Как ты захочешь. Есть предложение на вечер – я сделаю пиццу с кукурузой и крабовыми палочками, и мы ляжем, посмотрим «Старых кляч», давно не пересматривали, а? - Неплохое предложение, мне нравится, - и всё-таки мамин тон стал каким-то… напряжённым, что ли. Она поняла, что что-то, блять, тут не так и не то. Могу её понять, стянуть с лица заупокойное выражение у меня так и не получилось. – Ты хочешь о чём-то поговорить? - Нет… я… - я замялась и вздохнула, нервно скривив уголок губ в усмешке, за которой скрывалась гримаса – на душе скреблась целая орава диких помойных кошек. – Вообще да. Хочу. Хочу сказать, что люблю тебя. Очень. И, кажется, не смогу всё-таки никогда понять, почему ты с отцом. Из-за меня, наверное, но не мне тебя осуждать… - Давай не будем, - отложив вилку, мама со вздохом скрестила руки на груди. – Даш, мы же обсуждали это уже… - Я знаю, - невесело фыркнула я. – Я не осуждаю. Выбор твой, не мой. Давай лучше о другом… на вечер планы у нас есть, а что насчёт дня? Ты говорила, надо было пересадить цветы? Давай я помогу. Ты только говори, что делать, а то ты знаешь, у меня хорошо только кактусы растут. - Ты же не любишь возиться с цветами? – сдвинув брови на переносице в задумчивости, она начала искать подвох. Верно видит – подвох есть, но не разгадает, какой. И не надо, даже я вспоминать об этом не хочу. – Даш, я не понимаю, что с тобой. Что случилось? Ты сама на себя не похожа. - Я просто хочу провести один день с тобой, целиком и полностью, - качнула я головой. – Мне всё равно, чем заняться. - Стойкий оловянный солдатик, - вздохнула она, отставляя кружку с кофе и складывая руки на столе. – Давай тогда просто пойдём, посидим в саду. Прогуляемся до озера, если хочешь. - Хороший план, - я кивнула, собирая грязную посуду и убирая её в раковину. – Я, в принципе, могу накинуть ветровку и идти. День так и прошёл – мы практически не разговаривали, но оно как-то… и не надо было, что ли? Мама не горела желанием тыкать палкой туда, куда попросили не тыкать, я не хотела нарушать тишину, которая была… вместо тысячи слов, наверное. Мы прошлись по подлеску до озера и какое-то время просидели там рядом в обнимку, после вернулись домой, я помогла всё-таки пересадить цветы из горшков, высадив их рядом с прудиком. Сидя рядышком на брусчатке, по локоть в земле, я слабо улыбалась, глядя на то, с какой любовью и нежностью мама поправляла ещё совсем мелкие растения, подливая воды и подсыпая грунта, где надо. - Я не сильно всё там похерила? – хмыкнула я. - Ой, я тебя умоляю, - отложив совочек, мама обернулась ко мне. – Ты что, не помнишь, как мы тех красавцев пересаживали от тёти Вики? Я обернулась, проследив за её кивком, на несколько кустов вокруг пруда. Да уж как не помнить, эти ребятки с белыми отметинами по периметру листа реально пережили некоторое дерьмо… - Ты про тот случай, когда вы «культурно отдыхали» у неё, накушались горяченькой, и ты решила, что ты хочешь эти кустики вот прямо сейчас? – я усмехнулась. – Помню. Вы их порубили лопатой пополам, вроде? - Пополам, - мама шумно фыркнула, мол, тю, ты за кого меня держишь вообще. – На четыре части! И из земли руками достали! - Как они не загнулись – до сих пор ума не приложу. Такие декоративные растения же капец какие капризные, а вы – лопатой… - чихнув в кулак, я утёрла нос тыльной стороной ладони. И всё-таки было у происходящего какое-то… точно странное послевкусие. Точно внутренний голос всё нашёптывал: «Это не твоё». Вот чем плохо держать голову в песке – иллюзия работает, пока не откроешь глаза, а потом уже всё. Песок попал, жжёт невыносимо, и яма уже не кажется такой тихой, тёплой, тёмной и безопасной. Разбуди меня ночью, спроси, как зовут – и я, скорее всего, растеряюсь. Я и сама уже не знаю, как меня зовут, но знаю, что фамилия «Сергиенко» больше не моя. Да и не была, наверное, никогда. Фамилию «отца» носить… нет, спасибо, воздержусь. Но и мамину брать – как ножом в ладонь, если не больнее. Вот и получаем, что звать меня Шепард, хочу я того или нет. Мы провели за «благородным физическим трудом» на воздухе почти весь день, но ни усталости, ни сонливости я не чувствовала. Обычно, когда чего-то ждёшь, время тянется бесконечно долго, а тут будто наоборот, кто-то поставил реальность на перемотку. Кажется, только моргнул – несколько часов, как с куста. Почти затихшая тоска подтащила ещё и тревогу, так что к вечеру не было ничего, кроме чувства полного душевного раздрая. На фоне этого и впрямь любые физические неудобства казались мизерными. - Пицца пусть пока остынет, - оставив противень на столе, я начала перебирать диски в поисках нужного. - А ты хочешь смотреть-то?.. – мамин вопрос вызвал у меня недоумение. Я обернулась и непонимающе нахмурилась. – Оставь. В другой раз. Принеси гитару лучше, сыграй что-нибудь? Или спой. - Точно? – я не знала, зачем это спрашиваю, но от взгляда в мамины глаза пробрало. Она будто… каким-то, неведомым мне образом, догадалась. – Мне не сложно, просто… - Точно, - она слабо кивнула и я, пожав плечами, отправилась наверх, чтобы достать из чехла подаренную «Ямаху» и тюнер. Начали мы с саундтрека к «Старым клячам». Я полностью осознаю, что это «фильм для старпёров», что сама картина наивная до такой степени, что никаких «Киногрехов» она бы не выдержала и счётчик пробил бы потолок ещё на первой трети, но что-то в ней было. Я не знаю, что – то ли из-за того, что этот фильм так нежно любила мама, то ли просто потому, что мы его часто пересматривали и я в какой-то момент такая «знаете, а мне прикольно», но факт оставался фактом. Потом пошла незыблемая классика – «Вахтёры», «Что такое осень», «Кукушка», «Туман»… мерный перебор струн и нестройный голос, исполняющий не самое грамотное и попадающее во все ноты пение, прервал грохот забора. Листовой металл может быть сколько угодно уродливым, но свою задачу он выполняет – когда кто-то идёт, об этом знаешь не только ты, но ещё и все окрестные соседи. Грохот разбудил бы даже мёртвого, не говоря уж о глухом. Прижав струны ладонью, я поднялась на ноги. - Пошли наверх, а? – предложила я, оборачиваясь к маме и глядя на неё так, чтобы она поняла – эту рожу я хочу видеть меньше всего. – Сорок с хером мужику, сам до гостевой дойдёт и отвалится спать. А? Возьмём старых кляч заодно. - Ну, пошли, - вздохнула мама, сама подходя и беря диск. – Иди, я догоню. - Нет, - я мотнула головой. – Ты поднимайся первой. Раздался второй вздох, тяжелее и глубже, обозначающий «ну когда ж ты уже перестанешь». Не перестану, очевидно, никогда. Нет, хотя одно условие есть… но это потом. Дождавшись, пока мама поднимется по лестнице, я пошла следом, поднявшись наверх ровно в тот момент, когда хлопнула входная дверь. Обернувшись к маме, я улыбнулась и кивнула ей, мол, иди, я щас, я устроилась на верхней ступеньке, достав из кармана телефон и не убирая гитару далеко. Пьяный и, вероятно, угашенный хмырь, впрочем, оправдал мои лучшие ожидания – погремел холодильником и тарелками, после чего даже подниматься не стал, вниз пошёл. Видимо, очень уж «бильярдная» его утомила. Щёлк. Дверь на первом этаже. Спать пошёл. Ну и чудненько, ну и ладненько. Оставив гитару в комнате, я зашла в родительскую спальню. Мама, лежащая под одеялом, уже включала проигрыватель. - Что ж ты всё… - приглашающе откидывая край одеяла, вздохнула мама, кладя пульт на мою сторону. – А если бы он решил поскандалить? - Получил бы ногой в грудину и пинками бы гнала до самого Артёма, - слабо огрызнулась я. – Кто тебя защитит, если не я? - Ну не твои это разборки, - она поджала губы и покачала головой. – Зашибёт и не заметит. Ты если о себе не думаешь – обо мне подумай, что со мной будет? - Зашибёт меня – сядет. Сядет – сокамерники на крюке от лампочки в камере и повесят, - пожала я плечами, заваливаясь на кровать и включая фильм. – Давай не будет об этом, ага? Не хватало ещё сцепиться из-за какой-то плешивой собаки. Щас бы он нам ещё выходные портил, ишь ты, блять… - Не заводись, - моё решение спустить на тормозах поддержали. – Он спать пошёл уже и до завтра ты его не увидишь. Только меня, по правде говоря, в сон уже… не обидишься, если я усну? - Да ну брось, - я пожала одним плечом. – Ты всегда под фильмы спишь, если бы я каждый раз обижалась, обижалка бы уже лопнула. - Как это «на каждом»? А как же этот, как его… «Эрагон» твой? Я весь посмотрела, – устраиваясь поудобнее, мама протянула руку до софы и взяла оттуда пару подушек, чтобы отдать их мне – я-то лёжа не могу смотреть, предпочитаю сидеть. Как раз чтобы не выключаться. Сейчас очень пригодится… я мимоходом зацепилась взглядом за часы на прикроватной тумбе. Одиннадцать. Время, время, куда же ты так торопишься? «У тебя столько времени, сколько нужно, Симба,» - протянул знакомый голос, который сейчас почему-то выбесил не на шутку. «Прочь из моей головы! По крайней мере, сейчас. Мы обсуждали – в личное ты не лезешь,» - огрызнулась я. «Это была информация, которую тебе нужно знать. Больше я тебя не беспокою,» - оправдался Мальзара и действительно покинул моё мозговое пространство. Хотя вряд ли он был именно «в голове» - он буквально всем здесь заправляет, он был скорее… наблюдателем со стороны? Наблюдая за актёрами и сменяющимися сценами, я и сама не заметила, как… не то выключилась, не то просто выпала из реальности. Не то чтобы я не помнила фильм наизусть и боялась его пропустить, да и Жнец меня утешил, что, мол, вот тебе столько времени, сколько надо, но засыпать почему-то боялась. Как будто Мальзара мог меня наебать – я за ним такого не наблюдала, но всё равно что-то внутри ворочалось от волнения. Подавшись вперёд и чуть сгорбившись, я какое-то наблюдала за титрами. Мама уснула, конечно же. Будить её не было ни малейшего желания, так что я просто выключила телевизор и вышла, максимально тихо закрыв за собой дверь и спустившись вниз, на «средний» этаж. Снова умылась холодной водой и замерла на кухне, прислонившись спиной к тумбе и размышляя. Он сказал «сколько надо». А сколько надо для чего? Чтобы попрощаться? Я к этому никогда не буду готова, хоть я тут ещё на десять лет останусь. Сорвать болячку надо сейчас. Только кое-что сделать… Медленно, боясь хоть чем-то брякнуть или лязгнуть, я открыла выдвижной шкафчик с посудой. Нет, не то. Хуйня идея. У этого кончик отломан, этот дедом сделан, судя по толщине лезвия, ещё во времена его буйной молодости, третий тупой. Такими только колбасу резать, и то с условностями. Уже затрясшейся рукой закрыв выдвижную полку обратно, я несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться. Ну, кто говорил, что просто будет? Никто, мне изначально сказали – поступай, как знаешь. Хотя… если как и надо было начинать этим заниматься, то только так. Чтобы найти отцовский батыр, много времени не потребовалось – от меня такие вещи никогда не прятали. Да и что прятать от ребёнка-то сознательного возраста, который мухи не обидит? Замерев на несколько секунд перед шкафом, я осторожно вытащила клинок из тиснённых ножен и осмотрела. Острый. Не игрушка. Ну да и я с ним не играться собиралась. Проскочив стадию «среднего мандража», у меня всё нутро в чуть ли не вибро-режим перешло. Трясло так, что руки и ноги не слушались. Хуйня затея, полная, понимаю. Подойдя к холодильнику, я открыла его и, достав из дверцы бутылку виски. Жэк Дэниэлс, не хухры-мухры… вытащив пробковую крышку, я сделала несколько крупных глотков – и едва не захлебнулась, потому что горло сжало практически буквально и ещё на втором глотке. Огненная жидкость даже немного носом пошла, из-за чего теперь даже дышать было больно. Соберись, тряпка. Не человека режем, а собаку. Да нет, собак нельзя так оскорблять, это и не животное, а просто биомусор. Тварь. А тварей надо вырезать под корень. Поэтому соберись, тряпка, и пей – так проще будет. Отдышавшись, я снова припала к горлышку, уже делая глотки поменьше. Не вино и не шампанское, конечно, но всё ж пить, наверное, это даже можно, если бы меня заботил сейчас вкус. Увлекаться не стала – когда в желудке потеплело, я поставила бутылку обратно и, закрыв холодильник, на какое-то время «подпёрла» его собой. Не проходивший весь день леденящий холод в руках и ступнях отступал, а дрожь постепенно унималась – не так быстро, как мне думалось, но всё же с достаточной скоростью. Выпрямившись и убедившись, что ноги держат, я перехватила нож поудобнее и, тихо ступая по паркетному полу, начала спускаться вниз, на середине лестницы включив свет. В самой спальне не хочу – ещё разбужу этого борова, грохот начнётся, ор… оно мне не надо. Он спал – как обычно, не раздевшись, завалившись на застеленный диван прямо как был. Свинья, а ведь если что, судили бы, как за человека. Прикрыв за собой дверь, я замерла. Остриё ножа покачивалось туда-сюда, пока я в задумчивости водила рукой со сжатым в ней ножом туда-сюда. Мандража уже не было, просто какая-то часть меня словно пыталась меня отговорить, хотя о чём тут было думать… Единственный вариант спокойно уйти и больше не задумываться об этом – это зарезать его. А дальше уж, как Мири говорила – мама женщина взрослая, сама разберётся. Я свой выбор сделала, теперь пусть она делает свой. И всё-таки что-то внутри, этой женщиной воспитанное, противилось самой идее, не то что действию. Всем нужен второй шанс, я ведь сама это сказала, за язык никто не тянул. Да и он же иногда… пытался быть пусть не хорошим, но хотя бы отцом?.. В грудь как будто кол вогнали на секунду – так стало больно. Пытался, а что в итоге? «Выродок», «выблядок», «чмошница». Здоровый синяк на лице и шишак на голове. Привычка съёживаться, когда рядом машут руками. Кошмары, которые до сих пор не дают спать. Ментура и дача показаний против него в одиннадцать лет – и ради, блять, чего? Ради того, чтобы он поплакал, а она простила. Мама, может, и была готова ему простить блядство, побои, пьянки, закидки всего, что дымит и горит – а я не была готова. Она была готова с этим мириться, уже хрен пойми, зачем – а я нет. Я этого не выбирала. Я не хотела, чтобы так было. Я хотела, блять, нормального отца, а не давиться завистью при взгляде на сверстников и сверстниц. Я не хочу кусать губы и отводить взгляд, когда Дрю рассказывает про своего отца, который ебашил, как вол, чтобы у его сына всё было. Я убью не собственного отца – я убью мразь, которая избивала мою мать и испортила мне жизнь. Перехватив нож поудобнее, я так же медленно, с носка на пятку, подошла к дивану и нависла над ним, вглядываясь в небритое, оплывшее от бесконечного бухича лицо. Впалые глаза с синяками, резкие черты лица, которые мне было отвратно видеть в зеркале каждый раз, когда я в него смотрела. Сжав рукоять батыра, я медленно занесла руку. В голове уже начинало шуметь – не то от виски, не то от злости, не то от волнения, а то и гляди, от всего сразу. Руки уже не дрожали, и смятение как-то отошло на второй план. Правда, если кто в моей системе ценностей и заслуживал смерти – то это он. В конце концов… я ведь не ради себя его убиваю. Всё это «а что он сделал мне» только подстёгивает, а так я просто хочу, чтобы он больше никогда не навредил той, что чуть не умерла, давая мне жизнь. Можно сколько угодно поносить меня, ломать меня психически и физически – я особо ничего из себя не представляю, а вот близких моих… - Проснись, сука, - глухо прорычала я, и не надеясь, что после такого количества выпитого оно вообще ещё что-то слышит, но отец проснулся. Посмотрел на нож, а потом на меня. Наши глаза встретились, и моё лицо аж скривило от злобы и желания выкрикнуть ему в лицо всё, что я о нём думаю. Но тело отреагировало быстрее, чем мозг – занесённая рука опустилась, вгоняя изогнутое лезвие ему в грудь, потом поднимаясь и опускаясь и снова… и снова… Мне на глаза будто упала кровавая пелена. Всё доброе, светлое, вечное, которому меня учили, словно выключили нажатием на тумблер – остались только злоба, обида, горечь и привкус металлического во рту. Шок и алкоголь сыграли своё, отец несколько секунд просто широко раскрытыми глазами наблюдал за тем, как ему в грудь раз за разом втыкают нож, и только после этого открыл рот, набирая в грудь побольше воздуха – видимо, чтобы заорать, но резкий, без особого замаха, но со всей доступной мне силой, удар в кадык лишил его голоса. - Нет, блять, подыхать ты будешь молча, - зашипела я сквозь сжатые зубы – до меня только дошло, что привкусом во рту была моя собственная кровь. Я так выпала из реальности, что не почувствовала, как прокусила себе язык. – И никто тебе не поможет. Меня слезами не разжалобишь. Он и не пытался. Только пару раз попробовал взбрыкнуть, руками махнул – а толку-то? Он в сопли был, да и дырок на нём было столько… Даже если я прекратила бы прямо сейчас, он бы всё равно кровью до смерти истёк, если не задохнулся, потому как уже свистел, как чайник, но мне нужны были, блять, гарантии. Шикнув себе под нос одно из любимейших ругательств: «выблядок», я прижала и без того перемазанное кровью лезвие к его горлу. Кровь брызнула аж в лицо и после такого «фонтана» сильно замедлила ток, продолжая выходить рывками – то сильнее, то слабее. Последний взмах рукой в опасной близости от моего лица – и вот она повисла плетью, упав на пол, а «отче», издав глухой булькающий звук, перестал дёргаться совсем. - Какой же ты, блять, жалкий, - пробурчала я, окидывая его взглядом – он уссался то ли пока спал, то ли пока я его била. Вот такой смерти он и заслужил – забитый собственным ножом, как телок, в луже собственной ссанины и кровищи. Поделом. Руки снова начали дрожать, пока я вытаскивала измазанный кровью нож и медленно пятилась к стенке. «Времени дам, сколько надо». Ну так дело сделано, что ж ты не тащишь меня обратно? Я провела по лицу рукой и глянула на пальцы, покрытые кровью. Боюсь представить, как я выгляжу с таким «боевым раскрасом»… Прижавшись к стене спиной, я медленно сползла вниз, опуская голову и упираясь взглядом в пол. Теперь не было ни смятения, ни злости, ничего. В голове будто наступила блаженная долгожданная тишина. Больше не имело смысла дёргаться, тревожиться, шикать и рычать. Тот, кого я боялась больше всех… теперь лежал тут с кучей дырок в груди и уж точно был теперь безобиднее некуда. Последний мой гештальт, как сказал бы Гордон, был закрыт. Взгляд снова зацепился за лезвие ножа. Ну что ж… если гора не идёт к Магомету, тогда Магомет сам пойдёт к горе. Вспоминая стычку с «Дрюшей» версии «пре-альфа», я долго раздумывать не стала. До сердца этим ножиком добираться будет долго и больно, вскрываться – долго и муторно. А тут как бы… раз и всё. Если уж и откисать, то желательно как-нибудь так. Ну, поболит, да, но будем надеяться, что виски (да и вообще любой алкоголь) работает хотя бы вполовину так же хорошо, как обезболивающее, как ему приписывают. Рывок был резким и быстрым. Внутреннюю сторону бедра обожгло болью – не так сильно, как когда меня отпустил болевой шок в драке, но далеко не так ошеломляюще, как в первые секунды. Опустив ногу и отложив батыр, я с такой же звенящей пустотой в голове, как коврик «под зебру» медленно багровеет и напитывается кровью. Ногу быстро свело холодом, в принципе снова начало… морозить. Пульсирующая боль практически не тревожила. И вот теперь меня начало клонить в сон, чему я не стала сопротивляться, склонив голову на грудь и слушая, как в ушах гулко отзывается стук собственного сердца.