Воля к смерти, или Мерзкая сказка

      Она вновь поджидает его у дверей квартиры, усевшись около окна. Прикрыв глаза и подпевая шёпотом звучащей в наушниках мелодии.       Это очаровало бы Ричарда раньше. Это очаровывает его и сейчас, но нежность ощущается тисками, впившимися в кожу. Нежность — камень, привязанный к шее и влюблённый в морское дно.       Ричард стискивает зубы и ключи. Он старается на Софи не смотреть. Он с трудом отводит взгляд от солнечного лучика, запутавшегося в растрёпанных прядях. От белого пятнышка, что выглядывает из–под ворота, у открытой ключицы. Он заставляет себя позабыть о том, какой расслабленной кажется Софи — и какой свободной. Она никогда не стеснялась сидеть вот так, позабыв обо всём свете и храня в себе целый мир.       Очевидно, мелодия в наушниках заканчивается. Иначе как Софи расслышала шаги Ричарда и звон ключей?       — Привет, — мнётся она нерешительно.       Ричард не смотрит за неё, тут же закрывая дверь. Не смотрит, но знает, что сейчас Софи забавно морщит нос. Это могло бы купить его сердце быстрее, чем все сокровища мира. И от этого знания слишком тяжко.       Ричард относит портфель с бумагами; Софи, словно кошка, пробирается на кухню. Она всегда так делает.       — Хэй, — подаёт голос Софи, когда Ричард возвращается, и внезапно солнечный свет, преломляясь, становится отражением кривого про́клятого зеркала. — Мы не поздоровались?       Потому что всё её очарование оборачивается мерзостью.       Комок нежности и ласки в груди, подобно старым осенним листьям, перегнивает в раздражение, обиду и боль. Скрипит тупой ржавой иглою. Поэтому Ричард, закрывая глаза и произнося: «Добрый вечер, Софи. Кстати, есть новость: мы расстаёмся» почти наслаждается этим. И ему почти не жаль.       Софи моргает поочерёдно разными парами своих ангельских глаз. Ричард даже может это увидеть, если вглядится. Но вглядываться он не собирается.       — Расстаться, — почти весело произносит Софи. — Нам. Ого.       — Ты всегда была умной девочкой, — безмятежно отзывается Ричард, развязывая галстук перед зеркалом, и Софи давит смешок. — Сложила два и два, молодец.       — Мне оставить тебя сегодня? Я могу прийти завтра. Понимаю, мы ещё не поговорили, но…       — На всю жизнь, Софи, — спокойно говорит Ричард, и Софи снова нервно хихикает.       Он ненавидит это. Не уверен, что именно, но ненавидит. — Я предупреждал тебя. Всё закончится, когда мы перейдём черту.       — Но мы не переходили никакую черту, мы даже не…       — Перестань, — раздражение кипит внутри взбесившимся ульем, только ужалить Софи не может больнее, чем жалит Ричарда. — Мне это надоело, Софи. Совершенно. Взгляни в лицо фактам. Ничего непоправимого не случилось. Лети, наслаждайся жизнью, найди себе кого–то другого — у тебя в распоряжении целая вселенная.       Ричард не имеет большого понятия о мелодрамах, но кое о каких клише знает. Поэтому совершенно не удивлён, когда Софи даёт ему пощёчину.       Он даже не сопротивляется и лишь прижимает ладонь к щеке, вспыхнувшей колючими искорками боли. Это лишь память человеческого тела. Лишь призрак боли.       — Ты… — оскорбление почти срывается с губ Софи, но она внезапно замолкает, ничего не говоря и лишь тяжело дыша.       Солнечные лучи забиваются в угол комнаты, как испугавшийся пылесоса кот. Прежде расплавленное светом небо стремительно заплывает тучами.       — И кто же я? — ухмыляется Ричард, всё так же не удостаивая Софи долгими взглядами. — Да, моя дорогая? Чудовище, монстр, бессердечная сволочь? Разве не ты со мною спорила? Разве не знала, на что шла?       Наверное, он мог бы упиваться ошеломлением на чужом лице. Софи Винчестер — самоуверенность, бесконечное веселье и храбрость — смотрит на него, беспомощная и испуганная. Королева павшего за мгновения королевства.       — Ричард, если что–то случилось… — она шагает ближе, но Ричард хмыкает:       — Личное пространство, мисс Винчестер. Не забывайте. Опять же, целая вселенная рядом, отойдите прочь от моего стола.       — Целая вселенная?! О да, ты прав, у меня гораздо больше этого мира! — её глаза — глаза самого могущественного в этом мире ребёнка, дитя архангела — сверкают. — Что, и правда считаешь, что можешь так легко отделаться от меня?       Ярость, обида, недоумение. Амбиции и неспособность слышать «нет».       — Да, ты могущественней меня, — скрипя зубами, нехотя признаёт Ричард. — Но этот мир не для такой твари, как я. Я слишком долго боролся с неизбежным. Я слишком устал. Тем более, в этом мире нет и не будет места нам.       — Что же, если ты и правда так считаешь… — Софи подскакивает и с силой вцепляется ему в руку. — Тогда мы отправимся в такой мир, где будет место и тебе, и нам.       Сопротивляться нефилимке, а тем более Софи Винчестер, бесполезное занятие. Ричард даже не успевает ничего возразить, когда его окутывает золотистый свет.