Мой декан закончился как личность и начался как пидорас

— Четвёртый курс! Я просто отказываюсь верить в это! — Антон шумно заходит в гостиную и кидает рюкзак на диван. — А я отказываюсь верить, что ты мой сын. Тебя точно подменили, — Майя улыбается ему и выразительно приподнимает бровь, кивая на вещь, лежащую в неположенном месте. — Если ты как-то умудрился доучиться до… — Не просто доучиться, — он поднимает палец, затем подцепляет им свой рюкзак, чтобы схватить его и прижать к груди, — а остаться лучшим на курсе! — Я, правда, очень горжусь тобой, — тянется, чтобы потрепать его по волосам, и Антон послушно наклоняется, подставляясь её ласкам. Он и вправду очень сильно изменился. И очень вырос. Из проблемного и конфликтного подростка, который ничем не хотел интересоваться и заниматься, он стал мужчиной, очень серьёзно увлечённым медициной и своим делом. Да, ему двадцать два, но он ощущает себя полноценно взрослым мужчиной. В перерывах между учёбой успевает подрабатывать в кофейне около университета, иногда встречаться с друзьями и помогать маме. С отцом Антона Майя развелась, когда парню было четырнадцать. С папой он общается. Не очень часто, но, главное, с удовольствием. Антон, увлекающийся психологией, называет про себя этот развод «психологически здоровым». Взаимных обид у родителей вроде как нет, отец оставил в их распоряжении квартиру, выплачивал алименты до совершеннолетия сына и периодически помогает сейчас. Единственное, что беспокоит парня — это то, что мама слишком долго одна. — Пойду, отдохну перед первым учебным днём, мам. Запирается в своей комнате и падает на двуспальную кровать с ортопедическим матрасом, на который накопил со своей зарплаты бариста после того, как впечатлился лекцией от вертебролога в больнице. Он вообще чаще старается следить за своим здоровьем и вести достаточно правильный образ жизни, что абсолютно не котируется с его будущей, как он надеется, блестящей карьерой медика. Антон мечтает стать хирургом. Может быть, даже нейрохирургом. Мозг — это достаточно увлекательное приключение. Но пока что думать о чём-то серьёзном — рано, хотя самое время потихоньку начинать строить планы. Так что он старается изо всех сил и верит, что у него всё получится. Серёжка называет его заучкой и дразнит его и Димку за слишком активное усердие в учёбе. Сам же он придерживается таких принципов, как: «Не делай то, что за тебя могут сделать другие», а также: «Не торопись и сосредотачивайся только на том, что важно для тебя». Его друзьям такая философия не очень близка, но Матвиенко учится хорошо, так что претензий тут быть не должно. С Димкой он сдружился быстро. Невысокий, с коротко стриженными волосами и в очках — Антон сразу же обратил на него внимание. Не сделать этого было невозможно — Позов споткнулся о воздух и свалился на Шастуна буквально из ниоткуда, так что им пришлось хотя бы минимально коммуницировать, пока один рассыпался в извинениях, а второй помогал ему собрать разлетевшиеся тетради. Серёжа появился в их жизни также неожиданно — на него парни наткнулись именно в тот момент, когда он панически во все глаза рассматривал огромную доску с расписанием, пытаясь всё-таки найти свою группу. Небольшая надежда в его карих глазах — может быть, эти ребята будут чуть посмекалистее и подскажут. И мечты сбываются — они оказываются одногруппниками. Практически всегда серьёзный и увлечённый чем-то Дима Позов, беззаботный и верный себе Серёжа Матвиенко и… Антон Шастун. Это просто Шастун. Он всегда затрудняется как-то рассказывать о себе. Особенно на свиданиях. О да, свидания — его не самая сильная сторона в жизни. Но однажды, около двух лет назад, эта проблема исчезла. Потому что он влюбился. И как будто даже очень серьёзно. Иру Антон встретил на втором курсе. Отличница-студентка стоматологического факультета, та самая девочка из богатой семьи в окружении «элиты» университета. Стоматологов остальные ребята недолюбливали. Да и за что их любить? Держатся особняком, смотрят свысока, всегда настроены высокомерно — как-никак самый дорогой факультет. Наверное, тут есть, чем гордиться. Но Ира — другая. Шастун столкнулся с ней в коридоре, у той самой доски с расписанием, которая, видимо, вершит судьбы обучающихся. Да, второй курс. Вроде как уже пора привыкнуть, но эти бесконечные путешествия из одной аудитории в другую, из одного корпуса в другой — это всегда то ещё приключение. Даже если ты учишься здесь не первый год. — Помочь? Антон вообще не понимает, зачем он тогда завёл этот разговор. Просто девушка — такая милая, со светлыми прямыми волосами, большими выразительными карими глазами и пухлыми, чуть надутыми губками — она привлекла его внимание. И очень захотелось помочь. Серёжа назвал это любовью с первого взгляда, Дима — выбросом гормонов, но непреодолимое желание Шастуна заговорить с ней — это всё ещё загадка для них всех. — Вряд ли ты сможешь помочь мне, — она улыбается и с интересом щурит глаза, рассматривая парня перед ней. Зелёные глаза, тогда ещё коротко стриженные волосы и халат, ворот которого чуть сбился. — У тебя воротник съехал, — она поднимает руки и аккуратно поправляет белоснежную ткань. — Так-то лучше. — Антон. Лечебка. — Ира. Стомат, — пожимают друг другу руки, тоже непонятно зачем. Мимолётное смущение. Он думает о том, какие у неё обалденные глаза, а она — что, кажется, видела его в списке лучших студентов на курсе. Сейчас Антон смотрит в потолок. Всё так же неподвижно лежит на кровати, закинув руки за голову. Он часто прокручивает в своих мыслях моменты, связанные с Ирой. Ещё бы. Это его первые серьёзные отношения. Он так боялся сделать что-то не так, облажаться, как это обычно бывает. Он вообще не так часто лажает, но для него очень важно — делать всё идеально. Майя часто удивляется этому перфекционизму сына, хотя не стоит, он весь в неё. Но если мать — преподаватель и её педантичность ограничивается работой, в жизни у неё более лёгкий и спокойный характер, то Антон пытается быть совершенным во всём. И часто, надо отдать ему должное, успешно. Если честно, именно ради Иры он устроился на работу. Просить деньги у матери — не комильфо, хотя она и обеспечивает его, но уж сводить свою даму в приземлённый ресторан или подарить дешёвое колечко из вечно закрывающегося санлайта — это святая обязанность приличного парня. Поэтому сейчас жизнь Антона — это попытки совершенствования в учёбе и работе, а также ухаживания за своей пассией. Удивительно, но Иру оказалось не так сложно впечатлить. Она послушно соглашалась сначала на кофейни, с посредственным кофе и химозным десертом, потом на рестораны где-то на окраине, носила подаренные побрякушки и подвозила своего кавалера до университета, даже если у неё не было лекций и занятий. Шастун вообще затруднялся понять, чем конкретно он смог завоевать такую девушку, как Ира Кузнецова, но почему-то никак не решался уточнить. Или потому, что боялся узнать, что это всё из-за его добрых глаз, как шутила мама, или потому что не хотел видеть заминку в её ответе. Отец Иры не был в восторге от их отношений, поэтому Антон испытывал необычайный стресс каждый раз, когда Кузнецова скромно улыбалась ему и звала на очередной светский приём, где будут её родители. И даже однажды оплатила ему дорогущий костюм, потому что из своих школьных Шаст вырос, а покупать новый ему не позволила его девушка, опасаясь, что он доведёт её родных до инфаркта своим вкусом. Вообще-то, Антон обещал ей вернуть деньги, на что та лишь, беззлобно усмехаясь, кивнула. Но пока что он не мог найти в себе силы отдать две своих зарплаты просто так и с нетерпением ждал, когда однажды разбогатеет. Ну, либо его возлюбленная потеряет память, которая к ней, конечно же, вернётся, но с небольшими изменениями. И сейчас учебный год снова начинается. И всегда перед его началом Антон старательно размышляет, что ждёт их пару в будущем, которое уже не за горами. Ему осталось три года, Ире — два, а впереди ординатура. Сейчас их вместе как будто удерживает этот самый Первый Московский государственный медицинский университет имени Сеченова, а что будет потом? Летом они видятся редко: экзамены, практика, а потом Ира уезжает с родителями за границу, они общаются в аймессендж, созваниваясь по фейстайму и отправляя друг другу фотки. А что будет потом? Когда они будут стажироваться в совсем разных местах? Будет ли их связывать что-то ещё? Эти мысли преследуют его каждое начало сентября. Потом он растворяется в учёбе, в заново вспыхивающих отношениях, в работе, друзьях, зубрёжке и как будто это уже становится не таким важным. Антон садится на кровати, пальцами расчёсывает кудрявые волосы и выдыхает, смотря вперёд, на большое зеркало, стоящее напротив. Его комната достаточно скромная. Да ему много и не нужно. Большая удобная кровать, стоящая боком у окна, напротив зеркало и полка с фотографиями, увлажнителем и диффузором — их по всей квартире расставляет мама, это её слабость. Он в принципе не против. Пахнет приятно, и слава богу. Мягкий ворсистый синий ковёр, на другой стороне комнаты — компьютерный стол с компьютером, планшетом, ящиками и прочими принадлежностями для учёбы, раздвижная дверца в гардеробную и несколько полочек с прочей мелочёвкой. Ира всегда просит его летом отращивать волосы. Ей так нравится длинными ноготочками копошиться в его кудряшках, наматывать их на тонкие пальчики, нюхать его копну и всячески дурачиться. На учёбе с такими волосами проблематично. А именно — натянуть на голову медицинскую шапочку. У него она с цветным принтом — панды, жующие бамбук… Но на деле, имеется и вторая, запасная, официально белая. Не все преподаватели одобряют такую фамильярность со стороны студентов, которые пытаются хоть как-то самовыразиться: иногда даже вручную кастомя свои шапочки или покупая уже с принтами, а также цепляя на кроксы всевозможные джиббитсы. Единственная радость среди однотонных белых халатов и тёмных штанов. Поэтому Шастун обычно стрижёт волосы коротко. Но летом другое дело. Летом он может чаще быть самим с собой. Оверсайз одежда, украшения, кудрявые, чаще лохматые, светлые волосы и прочие побрякушки, которые ему так нравятся. В университете в таком виде его бы не пустили ни в одну аудиторию. Он это понимает и не против. Правила есть правила. Серёжка же, например, упрямо отращивает свой хвостик, который завязывает на затылке, а Дима, как он сам говорит, привык самовыражаться другими способами. Какими именно, он обычно не сообщает, но ребята подозревают, что он имеет в виду свои выдающиеся мыслительные способности. И сейчас Антон пытается представить, каким будет очередной год его учёбы в медицинском университете. Новые предметы, новые преподаватели, снова эта беготня по корпусам, щедро раскиданным по городу. Радует, что мама будет преподавать у них акушерство. Маму Шастуна обожают, кажется, все. В меру строгая, улыбчивая, стройная, активная — кандидат медицинских наук. Он иногда бывал на её лекциях, слушать всегда было увлекательно, интересно. Студенты, особенно студентки, любят её пары. В этот год у неё больше работы, так что видеться они будут значительно реже, хотя бы на парах вспомнит, как выглядит его мать. Он встаёт, чтобы пройтись по комнате и размяться. Спина от долгого медитативного лежания затекла. Нужно собрать рюкзак, проверить, всё ли положил. На учёбе он очень быстро сообразил, что никчёмные тетрадки стоит оставить там, где им и место — в оконченной им школе. Прикупил клавиатуру для айпада, чтобы было удобнее печатать на лекциях. А на тех занятиях, где преподы ещё не покинули доисторический период, он пользуется тетрадями на кольцах, сохраняя исписанные блоки в папки. Это удобно. Хочется хотя бы на один вечер перестать думать о предстоящей учёбе, но это кажется практически невозможным. Особенно для Антона. Поэтому он решает провести несколько часов перед сном в подготовке, штудировании расписания, не забыв про зарядку всех своих гаджетов. Завтра будет тяжёлый день.

* * *

— Не расписание, а проклятье какое-то, — Серёжа стоит у доски, склонив голову, разглядывая график. — Я глаза сломал, пока на телефоне пытался разглядеть. Здесь ещё по-божески выглядит. — Ничего, прорвёмся, — усмехается Антон. — Ты так каждый новый учебный год говоришь. А потом ничего, нормально уже. — Точно, — к ним сзади подходит Дима, задержавшийся в раздевалке. — Сегодня лекция по офтальмологии. А завтра, кстати, у твоей маман. — Да, точно! Будет интересно. — Надеюсь, она не будет обращать на меня внимания, — Шастун отрывается от созерцания расписания и кивает в сторону лестницы. — Пойдём, пора бы уже занять места. Их группа — лучшая на курсе. Самых одарённых студентов собрали в отдельную группу, преподаватели к ним достаточно лояльны, но это не мешает им загружать студентов информацией на лекциях по полной. И здесь не встретишь любителей поболтать и пофилонить. Серьёзные и ответственные ребята, которые настроены побеждать — это точно про них. Конечно, всех, кто не был настроен так решительно, уже отсеяло на предыдущих курсах. И если первые три года, по словам бывалых, учиться было интересно, мотивации и желания — вагон, то уже с четвёртого курса обычно начинались трудности. Мотивация потихоньку угасает, перед глазами мелькают бесконечные конспекты, учебные материалы, рисунки, а мозг пытается найти смысл продолжать. Так что Антон точно понимает — этот год будет сложным. Но точно интересным. У Иры лекции в другом корпусе, с ней они увидятся позже. Сейчас же, в обед, парни приехали в университет на учёбу. И надеются не опоздать в первый же день — скверное начало. — Вы слышали, что у нас лекции сам декан будет читать? — Матвиенко щурится, всматривается в дисплей телефона, всё ещё пытаясь приручить расписание. — По топографической анатомии и оперативной хирургии, — поддакивает Дима. — Я думал, вы в курсе. — Конечно, мы в курсе, — раздражённо откликается Серёжа. Он преодолевает последнюю ступеньку и останавливается в конце лестницы, терпеливо ожидая друзей. — Тут же написано. До сегодняшнего момента я попросту не задумывался об этом. Как вам, кстати, наш декан? — Обычный декан, — пожимает плечами Антон. Теперь они следуют по коридору в поисках нужной аудитории. — Каким ещё может быть декан. Моя мать с ним какие-то проекты ведёт, я не уточнял. — Говорят, он это самое, — Серёжа толкает Диму в бок, подмигивая ему. Тот только закатывает глаза, — из радужных ребят. — Почему именно меня ты решил избить, сообщая этот факт? — Не ты ли на прошлом курсе нам читал лекцию о том, что гомосексуальность — не болезнь? — Было дело, — соглашается с ним Шастун. В этом весь Дима. Любитель справедливости и эмпатии. Он всем сочувствует, всем сопереживает и совершенно не выносит некорректного отношения. К себе, к своим друзьям и к кому бы то ни было. И когда вышел очередной сериал от Нетфликса, наполненный европейской свободой и прочими сексуализированными, по мнению того же Серёжи, вещами. И если Матвиенко был негативно настроен против этой «педарастии», то Дима же терпеливо вещал друзьям про научные исследования о гомосексуализме. В итоге, все трое сошлись на мысли, что не им судить, но они в принципе могут обсудить. — Да почему сразу гей-то, — ворчит Позов, распахивая перед парнями дверь аудитории, которая только начинает заполняться студентами. — А кто ещё? — Антон с интересом слушает перепалку, но предпочитает помалкивать до поры до времени. — Всегда такой прилежный и причёсанный, аж бесит. — А почему это мужчины не могут за собой ухаживать? — Нет, могут, конечно, — Матвиенко задумчиво садится. Аудитория внушительных размеров. Они занимают четвёртый ряд. На первых рядах не очень удобно. А с этого видно лучше, да и проще перекинуться парой слов. Преподаватели здесь не школьников обучают, за дисциплиной никто настолько тщательно не следит, студенты всё сами понимают, но отвлекать от лекции тоже не хочется. — Ты, может, не видел его? Или не рассматривал. Одни его брюки в облипку чего стоят. Да и слухи не просто так ходят. — То, что ты обращаешь внимание на его ноги, наводит меня на неутешительные, для тебя же самого, мысли. — Ой, иди ты! Антон прыскает со смеху. Он дискуссии не особо любит, но то, как Дима ставит на место колкого Серёжу — на это точно стоит посмотреть хотя бы раз в жизни. Сам он никогда не обращал внимание на декана. Зачем это ему? Меньше всего его интересуют сплетни о декане. Сейчас же он включает планшет, открывает на нём папку с заметками. Для каждой дисциплины у него создана в айклауде отдельная папка с подпапками. Лекции, фотографии рисунков, справочные материалы и прочее, прочее, прочее. У него всё под контролем. И это успокаивает. Нужно настроиться непосредственно на учёбу, а эти сплетни от ребят… это может подождать. — К слову, самые ярые гомофобы, как ты, чаще всего и являются теми самыми латентными геями. Так что задумайся, — шепчет Позов. — Да я не гомофоб! Мне просто… просто не нравится. Зачем оно всё? — Может быть, вы просто заткнётесь? — миролюбиво наконец-то вмешивается Шастун. — Лекция скоро начнётся, а вы всё с геев на офтальмологию не настроитесь. Студентов становится больше. Кто-то негромко переговаривается, кто-то выбирает места, располагаясь удобнее, кто-то просто молча ожидает начала. Преподавательница давно уже стоит за кафедрой, настраивая презентацию, так что дело за малым — пережить пять оставшихся минут. И новый учебный год можно считать открытым. — А вот и твой любимчик, — снова включается Димка. Антон хочет огрызнуться на него, потому что тот мешает, но не успевает: его взгляд обращается туда же, куда и взгляды всех остальных. Высокий темноволосый мужчина. Очки в чёрной оправе, длинная рубашка с коротким воротником-стойкой, уложенная на бок иссиня-чёрная чёлка, обтягивающие джинсы с дыркой на колене. Шастун вместе с остальными дёргается с места, встаёт — небольшой жест почёта, декан всё-таки. Он грузно плюхается на своё место и не отводит пытливого взгляда от мужской фигуры. — Принёс вам журналы ваших групп, — слышится тихий бархатный голос. — Почта с утра совсем не работает. — Спасибо вам, Арсений Сергеевич. — Разве деканы так одеваются? — Антон прекращает своё пристальное наблюдение и разворачивается к ребятам, сидящим слева от него. — А я о чём, — хмыкает Матвиенко. Затем одними губами, беззвучно улыбаясь, произносит: «Пи-дор». — Какое-то у вас гомофобное настроение сегодня, — пожимает плечами Дима. — Это же Попов. Он всегда так одевается. Ничего криминального. Но, конечно, вызывающе, такое есть. — Молодой слишком для декана, сколько ему? — Антон снова бросает взор на Попова, искоса изучая его. Спокойное лицо без эмоций, обращённое к преподавательнице: они о чём-то общаются, не обращая внимания на студентов. Руки прячет за спину, чуть наклоняется к ней с высоты своего роста, а ещё у него такой нос с приплюснутым кончиком. Просто забавно. Антон вообще не привык судить людей по внешности и одежде, но не в этот раз. Декана он раньше видел, кажется, только на фотографиях на стендах. Просто какой-то рандомный мужчина. На фотке уж точно не было видно его коленки с дыркой в джинсах. — Не знаю, больше тридцати пяти точно, — скучающим тоном отвечает Матвиенко. Он уже удовлетворился своей дразнилкой и теперь потерял к декану всякий интерес. Димка тоже уже уткнулся в прошлогодний конспект, сверяя с тем, что находится в его памяти сейчас. — Простите, ребята, что украл немного времени вашего преподавателя, — Арсений Сергеевич вдруг резко разворачивается к аудитории и дружелюбно улыбается, чуть кивая. — Желаю вам хорошего учебного года, не подведите меня! «Было бы кого подводить», — ворчит себе под нос Антон. Он бы предпочёл слушать преподавательницу, но никак не этого смазливого мужчину, пусть и декана их факультета. Толку от него сейчас ноль. А он не любит тратить время впустую. — Если появятся какие-то вопросы, вы знаете, где найти мой кабинет. Удачи! — он складывает ладони у груди и снова кивает. Студенты переглядываются и хлопают ему. Кажется, эта реакция самая подходящая. Мол, спасибо, очень приятно и всё такое. Не будешь же такое кричать с последних рядов. «У меня только один вопрос: когда вы съебётесь отсюда», — продолжает бубнить Шастун. Он точно не собирается аплодировать. А чему? И тут декан вскидывает голову и пробегается пытливыми глазами по рядам студентов. В груди Антона холодеет, потому что взгляд Попова останавливается на нём. «Боже, я что, слишком громко это сказал?!» — думает в такт своему колотящемуся от страха сердцу. Попов не выглядит угрожающим, скорее, наоборот, но он всё-таки декан. Антон растерянно облизывает губы и боится шевельнуться, словно на него направлен лазер: малейшее движение, и он будет уничтожен точным выстрелом. Арсений ничего не говорит, просто задерживается на нём. Затем улыбается куда-то вперёд, всем; разворачивается и быстрым шагом выходит из аудитории, прикрывая за собой дверь. Его длинная рубашка даже чуть развевается, как мантия. И Антон почему-то думает о профессоре Снейпе из Гарри Поттера. В фильме Алан Рикман уходил ровно так же: быстро, сердито взмахивая подолом своей чёрной мантии. И обычно это не сулило ничего хорошего. Лекция начинается. Пальцы Шастуна механически бегают по клавиатуре, записывая основные моменты. У него хорошая память, она умеет очень компактно складировать в себе всю полученную информацию, а потом уже её хозяин распределяет знания в порядке убывания важности. А в медицинском ВУЗе хорошая память — залог успеха. Его козырь. Он поёживается от воспоминаний и пытается понять, действительно ли он огрызался себе под нос, практически бесшумно, или всё-таки позволил себе лишнее? Взгляд декана — спокойный и не выражающий собой ничего — от этого, конечно, не по себе. Встряхивает головой и хмурится, сосредоточиваясь на своём конспекте. Сегодня у него много дел: несколько часов подработки в кофейне, затем свидание с Ирой и долгожданный поход в парикмахерскую. Не то что бы он не любит свои длинные волосы. Просто без них значительно удобнее на учёбе. Лекция и вправду затягивает, так что все переживания насчёт своего провала перед Поповым он откладывает в самый дальний угол сознания.

* * *

— Привет! — Ира агрессивно машет ему. И Антону тяжело не признаться: в его душе что-то невероятно теплеет от этого восклика, от этой миниатюрной девушки, что, предварительно хлопнув дверью своего автомобиля, бежит к нему, распахнув руки в разные стороны. И когда он обнимает её, утыкается носом в светлые волосы, ощущает, как обвивают её ножки его талию, как она смеётся ему на ухо, то думает о том, что, может быть, его сомнения были просто трухой в сравнении с реальностью. Что после университета их будущее не закончится, что они будут видеться так же часто, что её отец не найдёт дочери жениха побогаче. И в такие моменты жить становится очень легко и так прекрасно, что сердце бьётся свободно и радостно. Ира отстраняется и хихикает, зарываясь пальцами в его кудри. Ей это невероятно нравится. И это главное. На ней короткое красное платье, массивные алые сандали на босую ногу с таким же ярким педикюром, помада в цвет платья — вся она как звезда. Её внешний вид словно кричит: «Посмотрите на меня! Обратите на меня внимание!» И на неё обращают внимание. Но сама она смотрит только в одни изумрудные глаза, не отрываясь от них ни на секунду. — Моя мама приглашает нас на ужин, — наконец-то отрывается от неё и бережно опускает. Она поправляет причёску и беззаботно улыбается: — Ну раз приглашает, нужно соглашаться, — Ира кокетливо подмигивает ему, цепляется своими пальцами за его пальцы и тянет за собой. — Поедем! Успеем до пробок! Майя её просто обожает. Конечно, Антон знает: в глубине души мать считает, что они — не самая подходящая друг для друга пара, а её опыт подсказывает, чем всё это может закончиться, но договорённость у неё с сыном железная — они не лезут в жизнь друг друга. Советы, мнение — пожалуйста. Не больше. Взрослые люди, они принимают решение самостоятельно. Поэтому Майя просто решила, что стоит принять ситуацию и наблюдать. Если эта история с хорошим концом — так тому и быть. Ира — хорошая девочка. А если нет, то это будет её сыну хорошим уроком. Периодически они проводят время все вместе. Чаще, чем с родителями Кузнецовой. По той простой причине, что девушке не нужно как-то по-особенному себя вести, чтобы впечатлить родительницу своего парня, и та не горит желанием рассоединить их союз. Ужин после учёбы — типичная ситуация. Оставшийся вечер Майя коротает в своей комнате за работой, абстрагируясь от всего того, что может происходить на другом конце квартиры. Но пока неловких инцидентов не случалось. — Как твой день? — прерывает молчание Антон, наблюдая, как Ира, задумчиво дуя губы, барабанит длинными ногтями по рулю. Если с началом учебного года Шастун состригает свои волосы, то все девушки медицинского, включая Кузнецову, меняют длину своего маникюра. С такими ногтями учиться достаточно проблематично, так что лето — действительно маленькая жизнь, как в той самой песне. И хочешь спасать людей — начинай жертвовать чем-то прямо сейчас. — Прекрасно, — она устало улыбается и свободной рукой скользит по бедру Антона, поглаживая. Они стоят на светофоре. — Уже успела заколебаться. А это только начало. Изучаем расписание, прикидываем, какие будем экзамены сдавать, знакомимся с новыми преподавателями. Всё как всегда. А ты как? Как мальчики? Под «мальчиками» она подразумевает Серёжу и Диму. Серёжа к Ире относится хорошо, Дима — философски. Каждый раз, видя кого-то из «элиты» стоматологов, недовольно морщит нос и пытается безуспешно вспомнить, сколько именно стоит их обучение. Это и вправду самый дорогой факультет в университете. Стомат простые смертные недолюбливают, и чаще всего есть за что. Кузнецова же в это понятие не очень вписывается, именно поэтому они с Антоном и сошлись. — Да как они могут быть. Обычно, — Шастун откидывается на сидение и вздыхает. — У нас пока лекции, потом занятия в больнице, ничего критичного. Кстати, — он поднимает взгляд, — ты знаешь вашего декана? — Декана? Может и знаю. Он появлялся пару раз на парах. Но чаще заседает в своём кабинете. — У нас декан будет читать лекции в этом году. У него и экзамен сдавать. Ребята говорят, нам не повезло. — А что говорит твоя мама? — А моя мама ничего не говорит, — он улыбается. — Мы не общались с ней на эту тему. — Знаешь, Антон, — машина трогается с места, а Ира убирает руку, опираясь обеими ладонями о руль, — не ты первый, не ты последний, — она заглядывает в телефон, прикреплённый к приборной панели, сверяясь с навигатором. — Наверняка он ещё у кого-то вёл, раз о нём кто-то что-то говорит. И если они говорят, значит, сдали. Ты же лучший на своём курсе, как ты вообще можешь не сдать? Это невозможно, не верю, — она тихонько смеётся и качает головой. И от её настроения ему становится легче. Ира — очень логичная, несмотря на общие показатели других девушек. От неё не дождёшься скандалов на пустом месте и разборок. Она не будет паниковать и переживать без причины. И сейчас, излучая уверенность и спокойствие, она заряжает его на хорошее. С виду Попов и вправду не кажется каким-то зверем. Вполне логично, что он мог заметить его — Антона тяжело не заметить, он самый высокий среди одногруппников, сидит не так далеко, ещё и сын преподавательницы, и лучший на курсе. Его знают и уважают многие, преподаватели его любят. И есть, наверное, десяток причин, по которым декан мог смотреть на него. Так что Кузнецова права: переживать ещё рано. — Спасибо, — он тянется через салон, чтобы чмокнуть её в щёку. Впереди приятный вечер в компании мамы и любимой девушки. Впереди новый учебный год. И много интересного.

* * *

Арсений стоит напротив окна, сложив руки на груди. Он хмурится, сосредоточенно смотрит вдаль: туда, где копошатся студенты, спешащие домой после лекций; туда, где мелькают автомобили. Учебный день окончен, даже для него, так что пора собираться домой. — Тук-тук, можно? Попов вздрагивает от неожиданности и оборачивается. Его сосредоточенное лицо в момент озаряет приятная улыбка. Он кивает гостю и отворачивается от окна. — Привет, Паш, конечно, проходи. — Снова затворничаешь? — Нет, — Арсений чешет затылок и присаживается на край стола. — Работы полно. Тебе ли не знать. — Мне-то очень хорошо знать, — в такт ему шутит Воля. Паша — ректор. Глава медицинского ВУЗа. Ему сорок пять, из этих сорока пяти — пять лет он является ректором. В этом году случилось то, что и должно было случиться, по мнению Попова и других преподавателей — его снова избрали. Ничего удивительного, Павла здесь обожают. Принципиальный, ответственный, коммуникабельный и обаятельный — он собрал всевозможные положительные качества для этой работы. — Поздравляю, кстати. С должностью, — протягивает руку для рукопожатия. — Она по праву принадлежит тебе. Я пока не готов и, думаю, не буду готов видеть кого-то ещё на твоём месте. — Не дождёшься, — подмигивает ему Воля и сердечно пожимает протянутую ладонь. — Скорее, тебя выгонят, чем я покину эти стены, — свободной рукой он обводит кабинет. — Кто меня выгонит? Если только ты. — Вот именно! А этого не произойдёт, так что работать нам ещё и работать. Как ты? Паша всегда такой. Он всегда заглянет в глаза, всегда расспросит, всегда будет докапываться до сути, выворачивая тебя наизнанку. Они работали вместе в хирургии, пока Волю не позвали в университет. Сначала преподавателем, но он быстро охладел к этой стезе. И потом его выбрали ректором. В этой должности он раскрылся и показал, на что способен. Хирургическая практика ещё не отпускала, его периодически звали на консультации по нейрохирургии, но в общем он решил посвятить себя университетской работе. Арсений пришёл позже. Паша, как стал ректором, позвал его к себе. Преподавательская деятельность Попова никогда не интересовала. Но вернуться обратно он точно больше не сможет. Опускает взгляд на свои руки, которыми облокачивается о столешницу. Пальцы чуть дрожат. Как и тогда, пять лет назад. Он никогда не забудет эту дрожь. Первую и последнюю в его жизни. И сейчас Арсений сжимает ладонью одной руки другую, чтобы унять этот тремор, который теперь посещает его каждый раз, когда воспоминания возвращаются. Мягкими, но очень болезненными волнами захлёстывая его сознание. Его пальцы такие тонкие и изящные — находка любого хирурга, как говорил заведующий больницы. Ловкие, умело сжимающие скальпель, накладывающие один шов за другим — эти пальцы умели абсолютно всё. И инструмент танцевал в его руках, совершая чудеса, исцеляя и даруя новый шанс тем, кто уже давно потерял надежду. И всё было. Всё было хорошо. — Я в порядке, — нервно касается воротника, одёргивает его. Он не любит этот вопрос. И Паша это знает. И никогда не задаёт его просто так. И каждый раз, спрашивая, он попадает в цель. Арсений этого никогда не признает, а Воля никогда не произнесёт вслух свои догадки. — Как тебе расписание? Не слишком сильно я тебя загрузил? Ещё этот проект с заведующей кафедрой акушерства и гинекологии, — стремится перевести тему, потому что видит его волнение. — Нормально, — Попов касается взглядом лежащих перед ним бумаг. Бюрократическая волокита — самая нелюбимая часть его работы. Но в последние годы он нашёл в этом какое-то своё успокоение. Никаких забот и тревог, просто машинально заполняешь эти бесконечные отчёты и не думаешь больше ни о чём. — Только не понимаю, почему именно на меня ты решил свалить «одарённых», — так между собой в шутку называет группу Антона преподавательский состав. — Ты сказал, что тебе нужно разнообразие, — Воля кивает на рабочий стол коллеги. — Собираешься? Или ещё будешь работать? — Нет, дома доделаю. Хочется домой, — Арсений собирает бумаги, кладёт их в папку, а папку — в кожаный портфель. — Уж разнообразия в виде студентов-заучек я бы точно не хотел, — усмехается. — Ну, что же, босс говорит — подчинённые делают. Пошли? — Пошли, — кивает Паша и улыбается. — Они хорошие ребята, тебе понравится работать с ними. Там, кстати, учится сын заведующей, с которой ты работаешь. Попов ничего не отвечает и выходит из кабинета, предварительно пропуская вперёд ректора. Он ничего не уточняет. И не собирается уточнять. Наверное, потому что ему это неинтересно. И будет неинтересно. До определённого времени.