чапман ред - pyrokinesis
вечная жизнь — штука по ошибке людьми романтизированная. бессмертие — на самом деле настоящее проклятье, а существа осознают это только тогда, когда при виде алой крови затмевается рассудок, ведь жажда всегда берёт свое. стать вампиром — настоящее безумие, с которым некоторые не могут смириться и десятками лет. вечность забирает шанс на упокой. ты не умрешь в муках, нет. скорее ты захлебнешься в страданиях при влюбленности в не ту. да, точно. клыки и неимоверная сила отбирают симпатию к людям. вот незадача, та, кому ты отдала сердце, умерла на твоих руках. ты же так не можешь. от боли в душе будешь лезть на стенку, но смерть только подразнит перышком и оставит одну. мысли о пугающем уединении поедают каждый день. их нападки докучают милую душу. и даже сейчас, когда она тянется за поцелуем к даме своего холодного сердца, её тело безжизненное не может уйти из головы. — ну да-аня! — тянет руслана у зеркала в ответ девушке, что рядом как кошка вертится и целоваться лезет. наверное, собираться они начали даже сильно раньше, ведь встреча через четыре часа. хотя, с их любовью к опозданиям — самое время. руслана стоит перед зеркалом в ванной обнаженная по пояс, осторожно губы красные карандашом обводит, когда даня наконец немного отлипла. но это ненадолго — она со спины подходит, голову на плечо кладет и смотрит. руслана даже позволяет себе чмокнуть в щеку. рыжая насытиться не может, ей все мало. она не верит в существование своей возлюбленной, ведь таких прекрасных людей на земле не может быть. неужели руслана инопланетянка? да даже если так, то любовь к ней не пропадёт. и желание покрыть поцелуями все её тело таким же образом не угаснет. вспыхнувший огонь чувств перетекает в то, что даня сидит на столе и ногами поясницу голую обвивает, клыками чужие губы царапает ненароком. — ну все, — нежно отрывается тушенцова, улыбаясь на чужую чуть расстроенную физиономию в помаде чуть ли не до носа и за телефоном тянется. лиза на кружочек скидывает свою сашу, которая ботинки черные мажет чем-то и ворчит под нос о том, что погода мерзотная сегодня.***
наверное, то, к чему руслане сложно привыкнуть — старомодные привычки дани, которые порой были видны как в разговоре, так и во внешнем виде. отголоски прошлого переросли в скептицизм к этой металлической штуке, которую парит темноволосая — сигареты и самокруты ведь гораздо роднее и привычнее? да даже сейчас — вместо наряда, сшитого на заказ и предложенного русланой, она снова объясняет своей возлюбленной, как шнуровать корсет на своей спине поверх бархатного платья. — давай, я физически не смогу задохнуться, — немного смеется, выпрямляясь полностью. тушенцова посредине затягивает, на ухо еле слышно спрашивает «удобно ли» и бантик завязывает, пряча концы шнуровки. — ну вот и за что ты мне такая, — окидывает рыжую взглядом и останавливается на четких ключицах, не скрываемых платьем, и целомудренный почти поцелуй оставляет. даня же чуть плечом ведет, рукой в черной перчатке в волосы чужие зарывается осторожно.***
в москве все как обычно — размах, роскошь и наигранные смешки, прикрытые ладонью. кашиной же это омерзительно. за свои прожитые года девушка научилась читать других, как открытую книгу, а эти особи из столицы просто сквозят лицемерием и эгоизмом. рыжую берёт в дрожь от негатива, взгляд цепляется за каждое лицо той компании, что вновь устроила мероприятие, дабы выпустить наружу свое богатство. а руслана в свою очередь преспокойно чувствует себя в подобном обществе. девушка к этому образу жизни привыкла, когда работала в модельном бизнесе. тушенцовой с рождения идёт богатство. тушенцова сама по себе выглядит дорого. она об этом знала прекрасно, потому стремилась к классу «люкс» всегда. работала над собой сутками, чтобы на подиуме выглядеть лучше всех. темноволосая выделилась гармоничностью и хитрой улыбкой в тот вечер, поэтому приглянулась дане, поэтому они сейчас вместе. сейчас же тушенцова позволяет почти каждому оставить поцелуй на тыльной стороне ладони, нарочно в эти моменты стреляя глазками в спутницу. точно издевается. она словно не замечает этих голодных взглядов — ее не трогают лишь из-за дани, а она только и рада с огнем поиграть, ведь в обычной обстановке ее давно бы разорвали. такие, как она, ценились «по двойному прайсу». кашина лишь челюсти сжимает и шампанское с тонкого бокала залпом выпивает. рядом с лизой и ее девушкой становится чуть лучше, ведь они тихо обсуждают, какие все хуесосы и как хочется водку шотами хуярить, а не вот это все. хотелось бы провести весь вечер в их компании, рядом с ними спокойно, даже несмотря на то, что елизавета тесно связана с фальшивой, но главенствуюшей элитой из столицы. в момент идиллия рушится, ведь даня замечает, как её девочка стоит вдали от рыжей и мило общается с кем-то из московских. лицо его незнакомо, а глаза чужие блестят от интереса. неред шепчет, что это андрей, а от этого андрюши несёт голодом за километр. судя по всему, его недавно обратили, и он не знает некоторых нюансов. руслана ведь занята давным-давно, она неприкосаема, словно императорская корона. выглядит паренёк смазливо и глупо. почему же темноволосая до сих пор находится в его компании? она же прекрасно видит его неопытность и жажду. вновь издевается иль вправду невинным мальчиком заинтересовалась? бокал в руках трескается с характерным звуком. осколки передаёт официантам и, словно порхнув, возникает рядом с тушенцовой. — душа моя, не познакомишь меня со своим новоиспеченным товарищем? — берёт под локоть, на лице ухмылка видна, а в глазах злость сверкает. пока что андрей достоин только взгляда угрожающего. — даня, хватит разговаривать как персонаж из литературы двадцатого века, — улыбается, оголяя белые зубы. — это… — андрей, — парень протягивает руку, улыбкой затмевая неловкую паузу, — андрей ноилс. даня легко кивает головой, в ответ имя свое произносит, даже позволяет руку поцеловать, но перчатку оставляет. мальчика этого завлекает «простой беседой на свежем воздухе», на балкон ведёт и совсем не по этикету к стене прижимает. тянет за галстук идиотский, чтобы пригнулся. высокий, сука.Зависимость - pyrokinesis
— мой дорогой андрюша, ты, наверное, много чего не знаешь, — скалится девушка, чуть ли не переходя на рык. взглядом цепким улавливает любое движение мальчишки, страх чужой видит в широко раскрытых глазах и насытиться им не может, — но эта дама занята, держи свою особу подальше от неё, понял? андрей же сглатывает вязко, жмется к стене поближе, кивает быстро — явно боится. в главный зал они возвращаются так же вместе, как и ушли, но даня идёт с легкой улыбкой, а парень трясётся, как осенний лист, так еще и бледный пуще прежнего. но насколько вообще можно побледнеть вампиру? руслана же сразу строит недовольную гримасу. она пока не до конца поняла, что произошло, но, заметив лучезарную улыбку своей девушки и старательное игнорирование от андрея, догадки появились. за даней всегда были видны замашки жуткой собственницы. наверное потому, что она таковой и являлась. даня, всякий раз возвращаясь воспоминаниями в период жизни тушенцовой, переполненный гламуром, замечала за собой подрагивающие руки. помнится, она еле-еле досидела на последнем её показе. глаза в момент выхода первой модели расширились слишком сильно. так вот о каком «сюрпризе» она говорила. девушка была в нижнем белье. все девушки на подиуме были в нижнем белье, а значит и руслана… да, конечно. вот она идёт, взгляд бросает на кашину, на лице которой куча эмоций смешалась. от восхищения до возмущения. руслана прекрасно выглядит, просто умопомрачительно, и даня с упоением рассматривала бы её, если бы не одно «но»: они тут не одни. они тут слишком не одни. большой зал людей, куча фотографов и журналистов. куча людей сейчас смотрят на её руслану без одежды как таковой. какого черта? тушенцова в тот вечер дома получила и выговор, и жаркую ночь, и новость о том, что моделью она больше не работает. хоть даня, хладнокровно рассуждая, понимает, что всё это чушь, что её руслана, несмотря на её любовь к хождению по тонкому льду, разумная. осознает, что они обе друг другу доверяют и ни за что на других не променяют. даня понимает, но её природа берет своё. из-за съедающей изнутри ревности кашина подвергает каждого сомнениям. а из-за поведения младшей приходится следить, чтобы её не разодрали, ведь своё окружение темноволосая не фильтрует. весь остальной вечер они проводят в обиде друг на друга. обе слишком гордые, чтобы идти на уступки и мириться, а на вопросы об этом отнекиваются, мол, и так всегда бок о бок, отдыхать им надо. пиздят как дышат. даже в такой неприятной ситуации хочется быть рядом — хотя бы касаться кончиками пальцев, а не довольствоваться редкими гляделками. лиза же, как на зло, федотову постоянно целует мельком в пухлые губы и улыбается ярко-ярко. счастливые, блять. домой они приехали тоже по отдельности — даня слишком скоро устала от этих натянутых улыбочек и чужого счастья. таксист еще пиздит что-то несуразное, но когда девушка купюру пихает — затыкается быстро. съемная квартира в москве на месяц, чтобы точно на все эти мерзкие тусовки попасть, и на руслану точно напали где-то в переулке. несмотря на эмоции, девушку переполнявшие, стягивает вещи даня осторожно, с некой любовью и трепетом даже. пожалела одежку, чтобы потом в ванной сломать полку у раковины и скинуть все предметы, которые только попались под горячую руку. злость и страх глаза пеленой перекрывают — а что, если ее сейчас ебут там, в этом новомодном коттедже, а она стонет как последняя шалава? этот паренёк выглядит достаточно несмышлёно, чтобы никаких выводов из угроз дани не сделать. да, они там точно весело проводят время, а руслана жалеет, что не сразу выбрала смазливую малолетку, вместо рыжей девушки, жизнь повидавшую. любовь прошла, завяли помидоры? ведь она и в правду может выбрать другого. ведь с кашиной не так весело, как, например, с тем же андрюшей, что прыгает, как болванчик, и ведёт себя как собака настоящая. с тем же андрюшей, что не расчитает силы однажды и кровь всю твою выпьет, а ты, милая руслана, останешься гнить в земле из-за потери крови. и никто, кроме кашиной, к тебе на похороны не придёт. из жутких мыслей вырывает громкий хлопок двери — пришла. даня на колени перед ней падает в прихожей, мокрым лицом в колени тыкается, молча моля прощения и милости. рыжей невозможно быть одной, без неё. унижается на коленях, стоит как котенок, прося еды у мамы. а мамы то и нет — ее удавил какой-то урод из старшей школы. руки в волосах немного отрезвляют, тушенцова вроде шепчет что-то. но сил, дабы разобрать ее слова, нет. судя по всему, у дани даже температура подскочила, а у русланы как раз сейчас холодные руки. в глазах плывет кругами, хочется уснуть и проснуться в её объятиях, без этой ебанной ревности. хочется жить нормально, как все. в любви, спокойствии и доверии. они сидят так еще, по ощущениям измученной дани, час, хотя на деле прошло каких-то пять минут. рыжая робко отстраняется и в глаза карие смотрит, еле успокоившись. но тревога внутри вновь просыпается тайфуном. на тушенцовой, на её изящных плечах, лежит пиджак мужской поверх ее рубашки, ярко-розовым пятном выжигаясь в глазах.Не терять равновесие
— это, — дыхание спирает, она лишь рот открывает и закрывает, будто рыбка, — это что?Мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело
глаза её широко раскрытые прямо смотрят сначала на ткань, так неподходящую образу русланы, а потом на саму руслану. верить не хочется. она же помнит этот пиджак, прекрасно помнит его обладателя. по запаху даже легко определить. чувство, будто её лану пометили, обволакивает внутри. младшая же волосы данины поправляет за ухо нежно, как бы успокаивающе, будто это поможет. будто ничего страшного не случилось, и она не понимает всей трагедии, что кашина тут устроила. словно всё это — обыденная ситуация. но вдруг и вправду обыденная? рыжая смотрит неверяще, пока младшая спокойно улыбается. — мне андрей дал, чтобы я не простыла, — продолжает гладить волосы, — ничего не произошло. ты, небось, понапридумывала всякого? руслана наконец помогает подняться с колен и обнимает по-матерински как-то, голову к своему плечу прижимая. разница в росте ощущается странно, ведь руслана то по призванию профессии высокая, а даня вечно пытается быть как она и на большой платформе ходит. сейчас же кашина чувствует себя уязвимой и ей это противно. омерзительно даже щекой касаться этого ебучего розового пиджака. он уже смердит, а прекрасный запах русланы перемешался с этой вонью от придурковатого мальчишки. — душа моя, — кашина стаскивает чужую вещь с плеч тушенцовых, прижимаясь к девушке обратно. — я же могу тебе верить, так ведь? душа моя, скажи, что всё неправда, пожалуйста. что нет никакого андрея, и пиджака этого чертового нет. — андрей есть, и пиджак его есть, — темноволосая цепляет пальцами тонкими подбородок дани, заставляет смотреть на себя, — но это не значит, что я тебя любить перестала. мои чувства не уйдут никогда, ни к какому андрею. — если любишь, то почему нервничать заставляешь? — говорит шёпотом и с жалостью. — ты же знаешь всё. почему так поступаешь? лана, они могут с тобой сделать что угодно, пока меня рядом нет. — по щеке бежит влажная дорожка, отблескивающая от напольного фонаря в прихожей. — а если бы этот ноилс тебя сожрал? ты не думаешь ни о себе, ни обо мне. — еще пару мгновений и девушка сорвётся на рыдание, — я люблю тебя, лана, я боюсь тебя потерять. когда ты поймешь наконец? а руслане сказать нечего. тишина в квартире прерывается только всхлипами даниными. когда руслана вновь пытается притянуть ее для объятий, рыжая уворачивается и уходит в сторону спальни. ей вслед врезаются следующие слова: — даня! даня, так надо было! мы сожжем этот пиджак, хочешь? — скажешь это ноилсу, мне уже ничего не надо, — с этими словами дверь в их комнату захлопнулась, ставя чёткую точку в разговоре.