Колдун на полную ставку

Подземелье тряхнуло пару раз, осадки грунта присыпали Мстиславу. Струя земли кровью осыпалась на макушку магической бестии, водопадами с рогов ссыпались крошки камня и древесная стружка с коры. Потом спала пыль, из разлома в потолке полился яркий дневной свет, слепящий глаза. Я на секунду зажмурился, когда олень сдвинул морду в сторону. Тварь меня рассматривала.   Медленно, подобно дереву, я развернулся, чтобы взглянуть на пути отхода. Затем внимание упало на разлом, ведущий на поверхность. Глаза перебежали на оленя, на труп.    Монстр надувался мышцами, виднеющимися даже сквозь густую шерсть. Их ноздрей ударили струйки пара, в конце они врезали по воздуху огненными хлыстами. Магический олень, дышащий огнем. Копыта вскопали землю. Рога опустились к атаке.   Я развел руками. В памяти мелькнули пути отступления. Подземный коридор и поверхность с бестиями. Непроизвольно хмыкнул:   — Мне не особо хочется вступать в битву. Разойдемся миром? Смотри, у тебя под лапами приличная закуска, вкуснее сочнейшего из фиников. — Закрытая улыбка растянулась на лице.    Олень ждал. Пламя из ноздрей било сильнее с каждым вздохом, с очередным ударом сердца.    Оставалось только вздохнуть:   — Что же, ты сделал свой выбор.   Рука взмахнула, изображая магический символ, полились строки мистического заклинания.    Олень вздрогнул и завыл. Его голова встряхнулась. Рога заходили в стороны. Костяная корона рушила стены. Осыпалась земля. Вой тянулся десятки секунд. Я же просто смотрел. Когда из глаз зверя пошла кровь, тот рухнул замертво.   Я стряхнул пыль с одежды.   — Ничего личного. Жаль, что ты нашумел. Сбежится столько отродий шайтана.   Пока снаружи ревело зверье, а подземелье взрывалось грохотом обрушающихся туннелей, я подошел к телу Мстиславы. Побледневшая девушка походила на изломанную куклу, придавленная голова, вывернутые конечности… Иная смерть куда романтичней, чем подобная попытка оборвать существование.    Пальцы коснулись щеки Мстиславы. Ее окутал мягкий сиреневый свет, на несколько сантиметров отдаляющийся от тела и одежды. Затем энергия вернулась ко мне.    Туша зверя воняла похлеще, чем немытые рабы на Воздушных планах. Амбре лесной живности, где сочетались запахи пота, крови и иных жидкостей, давил на нос как каменный блок. *Фокусы* вызвали порыв ветра, уносящий вонь подальше, тогда как другое заклинание охватило труп бестии и начало его изменять. Гора плоти и костей хрустела и хлюпала, лопались мышцы и кожа, щелкали суставы. Я с омерзением созерцал сотворение химеры.   Когда создание поднялось, по телу прошелся холод. Я поежился, ощущая, как внимание Химеры направлено на меня. По спине стекала патока пота, а затылок точно заселили беснующиеся муравьи. Так вот какого создавать богопротивную тварь.   Химера. Существо, созданное моим далеким родственником. По стороне матери, разумеется. Дьявольское отродье, созданное одним из Демогоргонов, представляло суть пороков, присущих злым тварям.    Драконья голова, одна из трех, отвечала за набеги на поселения смертных и накопление богатства. Львиная хранила в себе жесткость и жажду убийства. А козлиная морда сквозила злобой. Три головы венчали большое тело льва с задними лапами почившего оленя. Из рельефной, почти каменной спины вырастали кожистые шипастые крылья. Из зада ходил по сторонам драконий хвост.   Три морды уставились на меня. Львиная сузила зрачки маленьких глаз, козья уставилась желтыми зыркалами с горизонтальным зрачком, драконья исподлобья пялилась вертикальными черными щелями золотых очей. Громоздкие лапы топтались на месте, передние скрипели когтями о камни, задние же перестукивали по земле. Химера пригнулась, после чего ноздри всех голов жадно обнюхали меня.   Воля, собранная в кулак, заставила стоять на месте. Выпрямившись, я дал химере закончить знакомство со мной, после чего произнес:   — Желаю доброй охоты, славный хищник.    Химера взревела, заблеяла и зарычала. Оглушающая волна прошлась под сводами туннелей, и, казалось, даже пробила где-то потолок. Непрекращающийся с момента гибели оленя грохот затих, а прочие голоса бестий смолкли.    Я похлопал в ладоши.   — Как и ожидалось от короля хищников среди зверей. Нет никого ужасней, свирепей и сильней, чем ты, о, грозный повелитель неба, лесов и гор. — Язык сам рисовал лесть для Химеры. Обожание, сквозившее в голосе, подобно ангелу розового неба рассекало воздух и кружило вокруг трех пар ушей. — Твой скромный слуга преклоняется перед силой, которая в нетерпении высвободиться и покарать жалких созданий.   Фыркнула, рыкнула и замурчала химера одновременно. Львиные лапы перебирали когтистыми пальцами по земле, грудь поднималась выше и выше. Вскоре и без того громадная тварь визуально набрала в размере.    Успех.    Под стрекочущее мурчание химера покосилась на труп Мстиславы и замерла. Морды потянулись обнюхать девушку.   — Нет, это мое. — Я указал в разлом. — Твое ждет там. Много свежего мяса, которое может тебя повеселить. Дерзай, владыка хищников.    Химера нахмурилась всеми головами, потянулось громовое рычание.    Я отпрянул от горячего дыхания, которое повалило из ноздрей дракона. Пар ошпарил руку. Сжав зубы, я сжал кулак. Ни единого звука не вырвалось.    Гляделки закончились. Химера потеряла к Мстиславе всякий интерес. Кожаные крылья потянулись вверх, надуваясь парусами. Прыжок. Массивное тулово оказалось снаружи, откуда донесся скулеж и писк. Секунду спустя химера исчезла. А затем округу пронзил болезненный рев. Или крик. Если рассуждать на языке зверей.   Мстислава оказалась на руках. Я переложил ее остывающее тело на Тензеров парящий диск, придавил мешком, чтобы не упала. Затем меня и невезучую девчонку проглотил туннель, освобожденный от земляного завала. Я шел в безопасное место.   ***   Деревня Хомищево походила на кладбище. Молчаливая тайга замирала от всплесков звериного буйства. Дома рушились, сминались с хрустом. Маленькие огороды превращались в суп с коричневой кашей вместо бульона. Каменная церковь из беленых стен и с доброй черной черепицей окрасилась кровавой крапинкой тех, кто не успел спрятаться. И рытвины, шрамами на теле, чертили едва ли не окопы по земле. Иногда в этих рытвинах угадывались присыпанные подземные коридоры.   Солнце клонилось к земле. Небо наливалось огнем, облака красились в сиреневый. К закату редкие голоса бестий утихли. Вскоре деревня пала во тьму. И только с поднявшейся луной стало видно хоть немного то, что осталось от поселения.   Внутри церкви, за железными створками ворот, гудели голоса.    Основной зал здания уместил бы пару десятков человек. На стенах иконы и картины из жизнеописания святых, у алтаря с престолом располагается деревянный крест со скульптурой Христу. На потолке лепнина в лике ангелов, выкрашенных скромно, в тусклые цвета. Перед несколькими иконами, разнося благоухающий аромат, горели свечи на кандилах. Рядом крестился мужчина в ряса.   Перед образом Христа Отец Тихон читал молитву о сохранности дома. Глубокий речитатив летал под сводами зала, заставляя и так могучий голос священника набирать духовную силу.    — …Ангелы-Хранители, умолите Господа… — Лицо Тихона, обычно сравнимое с древесной корой, еще больше состарилось, обрастя тенями под морщинами и мешками под глазами.    Молитва подошла к концу. Священник перекрестился. Над ладонью собрался магический круг, откуда сорвался яркий луч. Заклинание прошлось по всем не возожжённым свечам, заставляя те загореться и осветить храм еще больше.   Тихон промычал под нос пару фраз, затем шаги его зазвучали рядом с алтарем. Зайдя за него, священник направился вправо, где располагалась неприметная дверь. Она открылась, являя винтовую лестницу с магическими светильниками, ступени шустро уходили вниз.   За спуском священник оказался в просторной зале. Так как та располагалась под землей, то по центру и по краям виднелись ряды колонн, на потолке прирастали от опоры к опоре ригели. Земляной потолок и стены скрывались за каменными кладками, на каждом сером блоке виднелись круги с вписанными в них крестами православной церкви. К их чести, от священных символов исходили волны энергии.    Звучала речь людей, обреченных сидеть в этом помещении ближайшее время. Селяне расположились с одеялами и одеждой там, где удобно. Женщины укачивали детей помладше, сорванцы старше носились, хохоча, между беженцами, а самые старшие находились при деле. В стороне ото всех сгрудились мужики, вооруженные ружьями или луками. К ним то и направился Тихон.   Священник кивал на приветствия мирян. Его рясу за полы хватали дети, которые с улыбкой принимали поглаживания по голове от могучей руки. Пара девушек в белых платках поклонились Тихону, после чего продолжили врачевать немногих раненых. С их рук лилось звенящее свечение.   Мужчины затихли, когда фигура Тихона прикрыла свет одного из светильников.    Священник сцепил ладони и опустил руки.   — Вижу в глазах ваших страх, братья. — Тихон улыбнулся, из-за чего узкие глаза стали еще уже. — Отриньте его. Нет силы в том, чтобы бояться неизбежного. Нет добродетели в том, чтобы смириться со злом.   Вперед шагнул здоровяк. Мозолистая лапища схватила за грудки Тихона.   — Что ты понимаешь. У меня там дочь. У Андрея сын. Никто не вернулся. А что, если не вернется? — К концу фразы здоровый бородатый мужик сдулся. Его серые глаза предательски заблестели. Голос задрожал. Пальцы сжались в кулаки.   Тихон мягко надавил на руки мужчины. Тот бессильно, с шипением, отпустил священника.   — Емельян, я верю в Мстиславу. Такую девушку, заряженную силой Господней, еще поискать надобно. — Тихон закрыл глаза. Когда веки поднялись, зрачки лучились светом. — Даже если она погибла, то не будет того святого, кто прогонит ее от врат райских. Даю тебе слово.   Щетинистый подбородок Емельяна дрогнул. Желваки окаменели, а брови сомкнулись у носа.   — Тихон. Из-за тебя Мстислава пошла туда. Ты ее подначивал. Тебе я и сверну голову, сучий сын.   — Оставь злобу бестиям, дурень. Их убить у тебя больше шансов, чем навредить мне.   Между мужчинами, казалось, поднялась температура. Воздух зашелся колебаниями, вокруг заплясали бесформенные тени.    Емельяна оттащила пара крепких рук, тогда как Тихона окликнул женский голос. Одна из послушниц оказалась беспомощна перед ранами у одного из пострадавших. Мужчины разошлись, но напряжение в воздухе подожгло бы и спичкой. Достаточно крохотного огонька раздора, и все взлетит на воздух.   Емельян потирал дымящиеся ладони. Глаза закрыты, из губ льется успокаивающий шепот.   — Не бойся, с ней все хорошо. Не бойся. Не бойся. Черт! — Он вырвался из окружения односельчан. — Я сам пойду.   Дойти до углубленного в стену прохода к подземным ходам Емельян. Стоявшие у закрытых металлических дверей постовые дернулись от удара в створки. Кто-то барабанил по ним так, что есть мочи. Затем в помещение проник вопль:   — Откройте, это я, Всеволод.    Люди расступились, выпуская жилистого мужчину к дверям.    — Сынок? Это батя! Ща мы тебя впустим, погоди тока!    — Батя, скорей. Шулмы рядом. Звери рядом! — По двери забили еще сильнее. Парень перешел на крик.   Андрей побагровел:    — Что же вы медлите, изверги? Ну, открывайте же!   Сзади донеслось:   — Нет. — Черная ряса выплыла из-за спин людей. Черная, инородная, никто не носил черного цвета, кроме Тихона. Народ стих. — Если мы откроем двери, то бестии прорвутся сюда. Заприте их крепче, если демоны догадаются, что сюда можно прорваться…   Андрей посерел. Руки засучили рукава бежевой рубахи. Глаза округлились, а на лбу проявились морщины.   — Ты че несешь, болезный? Че значит, запереть двери? У тебя от ладана в голове разум помутнел? Я тебе, паскуда, ща на место все вправлю, сучий сын!   Мужик сорвался к священнику, как тут же улетел спиной в стену. Закряхтел Андрей с натугой, голова склонилась. На пол изо рта полилась кровь.   Тихон опустил ногу. Секундой назад та выстрелила быстрее пули, теперь же плавно вернулась на место. Не осталось в ней вложенной в удар жесткости.    Священник подошел к раненому, затем от его окрика рядом появилась одна из девушек-послушниц. Та приложила руки к мужику, целебный свет окутал место удара. Хрустели, пока вставали на место, ребра, хлюпала возвращающаяся в сосуды кровь. Благодаря магической помощи Андрей смог просипеть:   — Тварь, ты же всех против себя настроишь. Думаешь, все тебе с рук сойдет, мразота?   Тихон склонился к Андрею. Промолчал и поднялся. Вместо перепалки его волновала дверь, та становилась ближе с каждым шагом. Под взглядом священника постовые вытянулись. Короткий кивок, и вот мужчины закладывают проход мешками. Из толпы высунулся лесоруб, над чьими руками кружились магические печати. Постовые отошли.   Лесоруб приложил ладони к земле. Энергия прошла через грунт, затем идеальный куб земли поднялся до потолка, блокируя двери.    Андрей бессильно смотрел, как между ним и кричащим сыном вырастает стена. Смотрел и плакал.   Удары заглохли, точно шли из-под воды. Крик утопал в молчании людей, находящихся по эту сторону от дверей и стены, в безопасности. А потом раздался рык, земля вздрогнула. Вопль, пробирающий холодом до костей, пробил и двери, и стену из земли. Чтобы стихнуть, оставляя место тяжелому дыханию каждому из присутствующих. Только дети, уведенные бабами в другой конец залы, от чего-то смеялись.   С шелестом ряса Тихона исчезла за стеной молчаливых сельчан.    Андрей беззвучно трясся, его тело безвольно сидело у стены, пока над ним хлопотала рыдающая послушница.   Когда народ разошелся по делам, смотреть на действо священника остался лишь Емельян. Руки дымились. Глаза краснели от силы огня.   У дальней же от входа стены сидел курносый бурят Дасий. В руках сжималось ружье.   ***   Я дернулся, как ужаленный. Из туннельного мрака выскочил безумный крик. Немного погодя, тот затих. Дальше густое безмолвие нарушалось лишь моим дыханием, да глухим топотом. Сапоги вдавливали землю, за ними тянулись следы. По ним можно было рисовать карту моих блужданий по подземелью, ведь столько раз я путался среди беспросветной темноты коридоров, что и не разобраться, где я проходил один раз, где больше.    Пальцы помассировали глаза. Усталость брала свое. С помощью *Сотворения* появился на свет деревянный трон с красной обивкой сидения. Я опустился, отдаваясь спинке стула, и разомлел.   Сколько я уже блуждаю? Час, два? Время текло медленно, потому как разбавить скуку ничем не удавалось. Размышления на почве магии доконали еще неделю назад, рассуждать о чем-то ином я не мог. Об искусстве? Если только вспоминать о тех шедеврах, оставшихся в моем или отцовском дворце. Музыка бы помогла отвлечься, но нельзя — бестии бдят и видят, кто бы им дал наводку на добычу. Колдовство же я придерживал для ситуации, вроде боя с оленем.   В руку уселась трубка, та быстро раскурилась. Пошел разноцветный дым. Я глянул на палец, где обычно находилось кольцо с внутренним пространством.    Оставить сосуд джинна на базе — правильное решение. В случае чего я мог вернуться в защищенное магией пространство, вместе с тем, никакая сила противника не дала бы ему последовать за мной. Возможно, в скором времени придется воспользоваться этим козырем. Потому как я не знаю, куда иду, сколько иду и для чего. Местные вряд ли обрадуются незнакомцу, принесшему труп их односельчанки.    Я могу и продолжить путь по подземным путям в надежде на везение. Более того, я бы попробовал перевоплотиться в погибшую Мстиславу и проникнуть в убежище местных, чтобы подчинить кого-нибудь из лидеров. Затем остался бы вопрос с уничтожением бестий, но его решить дело нескольких часов и пары заклинаний. Хватило бы призвать очередную химеру и дать той пережрать выводок шайтановых отродий.   К слову, о предыдущей химере, монстру удалось отогнать магических существ. На том я развеял заклинание. Не хватало, чтобы здесь, помимо одной опасности зародилась другая.    Я отвлекся от дум. Взгляд прикипел к Мстиславе, парящей на силовом диске Тензера.    Девушка была… не в лучшем состоянии. Бледная, с деформированными частями тела, она застыла во времени. В одном повезло бедняжке, боль, которую та испытала. Долго не продлилась. Скорее всего, Мстислава даже сообразить ничего не успела. Позвоночник быстро сломился под давлением тяжести, упавшей сверху.   К счастью для Мстиславы, смерть была временным состоянием. Потому как скука сподвигла оживить ее.