Исповедь неупокоенной души
***
— Просто-напросто две проститутки: одна и вторая. — Не мешай ребёнку учиться. — Какому ребёнку? Кобыле этой? Ты видела, чтоб она занималась? На обложку школьной тетради упала слеза. Ей удалось проползти пару миллиметров, прежде чем уткнуться в рукав шерстяного свитера. Молодого котика, мирно спящего на руках, казалось, не волновали крики. Мальчик уже привык к вечным воплям. К сожалению, у меня так не получалось. Сначала я пыталась продолжить делать домашнюю работу, но пришлось закрыть тетрадь — мысли не шли. Я взглянула на, постукивающую от порывистого ветра, форточку. На улице хмурится погода. Казалось, она отражала моё настроение. Эх, была бы у меня собственная квартира… Как люди в пятнадцать лет умудряются заработать себе на дом? Небось родители помогают. Мне вот некому помочь. Я родилась на дне и живу там же. В открытом дверном проёме продолжают орать друг на друга мои родители. Жаль, что нельзя выбрать тех, к кому попадёшь при рождении. Мне бы хотелось родиться в Америке, в дорогом доме. Как в фильмах. Я бы пошла в школу с шкафчиками, подружилась бы с кем-нибудь. Там и еда в столовых вкусная.***
От всех этих мыслей заурчало в животе. В холодильнике ничего нет — хоть на панель иди. Может попросить у младшеклассника? Как несправедливо, почему их кормят бесплатно? Разве мы не люди? Мимо прошёл одноклассник, на его подносе лежала сосиска и гречка. Он из многодетной семьи, ему положены льготы. Была бы от моей матери хоть какая-то польза... Родила бы ещё кого-нибудь, чтобы я тоже ела бесплатно. Усач заметил, как я пялюсь на его тарелку. Он сел подальше, подвинув к себе поднос с едой. Такой взгляд я ловлю на себе не первый раз… Я сжала подол платья. Думает, что я хуже, раз не могу есть то, что он ест? Желудок заныл. Если бы я была на его месте, то угостила бы себя. Неужели ему так трудно будет отдать половину сосиски? Дома наверняка его ждёт сытный обед...***
— Вы чувствовали, как от неё воняет? Неужели прокладки нельзя купить? — Прокладки? Да такой запах просто от грязи. Элементарная гигиена, почему не помыться… Даже в кабинке я слышу ваш разговор. Костяшки на руках побелели, перед глазами встала слезливая пелена. Как же мне хочется избить этих куриц. Да, дома кончилось мыло. Да, я сильно потею. И что с того? Это делает меня плохим человеком? Мама получит пособие, купит и шампунь, и мыло. — Слушай… — одна из них понизила голос, думая, что я её не услышу. — Я боюсь сидеть с ней рядом- Пластиковая дверь шлёпнулась о соседнюю кабинку. — Так не сиди! Никто тебя не заставляет. От вас самих воняет! Я не знаю, зачем так закричала. Может потому, что от них пахло очень вкусно — духами. Мне нравился этот запах. Но я хотела, чтобы они думали наоборот. Ступеньки так быстро мелькали перед глазами, я чувствовала будто лечу. Лёгкие жгло пламя. Я захлёбывалась слезами, таща за собой невыносимо тяжёлый чемодан. — Васильева! Ты куда?!***
Бабушка ничем не лучше папы. Однако в её доме спокойнее — лишь один кричащий рот. Я иногда приходила сюда, даже приносила с собой Яшу — единственное существо, которому есть дело до меня. Скорее всего потому, что я его кормлю. По стенам ползало всё, что только можно: тараканы, пауки, плесень… Печально, что этот барак никак не снесут. Тогда бы её переселили в место получше, она бы лучше следила за домом. Ну и я бы приходила чаще. Из пузатого телевизора, как обычно, верещал Первый канал. Из-за плохого слуха она заставляла несчастную коробку звучать гораздо громче положенного. Повезло, что из соседей остались только пьющие маргиналы, которым было совершенно фиолетово на наличие шума. — Жень, вставай, за тобой пришли. Тело пробрало дрожь. Я не хотела отсюда уходить. Из этого угла бабушкиной спальни, где я могу спокойно читать, переносясь в иные миры. Я забывала о том, что в школе опять будут хихикать за моей спиной и обзывать меня «бомжом». Что завтра утром в холодильнике меня будет ждать лишь водка и масло, а по возвращению — пьяное в хламину тело. — Женя, пора. Это был уже папин голос. Хриплый и сломленный, но по-прежнему устрашающий. Пришлось вновь взгромоздить на себя непосильную ношу из учебников и поплестись следом. Фонари собрали всю мошкару. Скоро май, а за ним и выпускной. Мне осталось продержаться совсем чуть-чуть. — Жень, мне нужен твой совет. Только матери ничего не говори, это наш секрет…***
— Зачем ты ей рассказала?! Тварь, я же просил тебя! Из-за тебя твоя мать со мной расходится!Я не хотела…
— Сука, одни проблемы от тебя.Как же обидно, это же твоя вина тоже. Ты ей изменял, а не я.
— Уйди отсюда, пока не убил. — Я не хуже тебя. Он поднял меня за волосы.***
Я очнулась в ванной. Бабушка вытирала лужу крови, что-то приговаривая. Мать звонила по телефону в коридоре… Отец тоже стоял в коридоре, пытался вырвать у мамы телефон. Щека и нос словно гудели, звенящей болью отдавая в ухо. Между губ пыталась просочиться кровь. Я старалась разглядеть происходящее получше. — Не надо в полицию! Отмоем девочку и всё хорошо будет, — сокрушалась бабушка. Старушка выпорхнула из ванны, поддерживая своего сына, кудахча и взмахивая руками. Мамина грудь сотрясалась, набирая воздуха ради очередного восклицания. Отец стучал длинными ногами-копытами, отстаивая свою позицию невиновного. Я еле-еле поднялась на ноги. Голова кружилась, меня тошнило. И без того грязные волосы стали ещё грязнее. Омерзительные косы, облепленные выделениями, свисали соплями. Я закрыла дверь и облокотилась спиной на неё. Моё маленькое платье было испорчено. Придётся изрядно постараться, чтобы его отмыть. — Женя! Женечка, ты очнулась? Прошу, не рассказывай никому о папе. Ты сама себя не очень повела, вот он и сгоряча- — Женя, не слушай её! Мы посадим этого козла. — Я козёл?! Мразь, ты ребёнка на мою мать оставляешь! — Мразь?! Я отдала тебе всю душу! Любила тебя, а ты, тварь, изменил мне с какой-то шлюхой! Только попробуй не платить мне алименты! Ты знаешь, кто мой брат!Я помню день, когда осознала, что лишняя в этом мире.
Никто из них не думал обо мне. Обо мне в принципе никто никогда не думал, я лишь обманывалась.
Почему все смотрят на меня свысока?
Я тоже хочу быть частью чего-то, почему мне не позволяют?
Рука словно сама потянулась к ванне. Я заткнула пробку и включила тёплую воду. Я тонула в мыслях и бесчисленных вопросах, наблюдая за тем, как моё ненавистное платье всё больше прилипает к телу. Вода постепенно наполнялась, пока я слышала крики на фоне. Они до сих пор ругались друг на друга. Я смотрела на дверь в надежде, что кто-то заметит моё отсутствие. Заметит, постучится и спросит: «Как ты там?». Я бы тут же выключила воду, я бы передумала умирать. Но с каждой секундой я получала всё больше подтверждений, что не нужна им. Щёки горели от слёз, моё лицо распухло. Скажите, что я важнее спора о какой-то шлюхе или, что завтра вы купите мне йогурт. Я тоже хочу есть йогурт с кашей по утрам. Я хочу носить платья по размеру и бежать к родителям после выступления, прямо как другие одноклассники. Вода уже заполнила ванну до краёв. Я обещала себе, что, если никто не войдёт до этого момента, то тут же исчезну. От этой мысли затряслись руки. Кровь, пропитавшая подол, начала распространяться по водной глади. Подождав пару секунд, я взяла мамину старую бритву. Лезвие еле-еле коснулось моей кожи, от чего я бросила очередной взгляд на дверь.***
Вода стала заменяться кровью настолько быстро, что мне стало страшно. Я не верила в то, что это всё происходит.
Я выключила кран и наблюдала за красным потоком.
Мне захотелось позвать на помощь, но они продолжали ругаться.
— Мам, — негромко сказала я дрожащим голосом.Никто меня в такой суматохе не услышит.
Дыхание участилось, ванная поплыла перед моими глазами.
Я слышала, как в дверь начал скрестись Яша. Это была ошибка, мне нужно было жить ради него и стать одной из тех, кто потом напишет драматичную автобиографию.
Я положила руку на порез и попыталась его зажать, но сил уже не было.
Я ошиблась…
***
Из глаз Лены непрерывно текли слёзы. Она настолько жадно глотала воздух, что пришлось стянуть опостылевшую медицинскую маску. Было жгуче больно и обидно за всё, что молниеносно пронеслось в памяти словно вторая жизнь. Пришлось встать на четвереньки, чтобы не впечататься лицом в линолеум. Вязкая чёрная жидкость спешно начала заливать пол, обнажая истинную личину духа. Пока незваная гостья пыталась справиться с одышкой, пред её лицом возникала худая девочка с туго завязанными косичками. Явно маленькое платье заставляло её то и дело поправлять лямки, пережимающие плечи. Наконец отравленный воздух заполнил лёгкие, восстановив дыхание девушки. - Я... Я послежу за Яшей, ты можешь идти, - запинаясь выдала девушка. Хранитель вздохнул, слегка отведя взгляд от напарницы. Вместе с партнёршей они взглянули на умершую. Женя наблюдала за истощённым любимцем, валявшемся в ногах. Его тусклые глаза приоткрылись и поднялись на неё. Слепая тоскливая преданность животного и чувство вины его хозяйки. - Если ты останешься здесь, то твоя душа исчезнет... Ты не сможешь больше увидеться с ним, - поднимаясь, уговаривала её Лена. - Давай я отведу тебя туда, где тебя ждут, хорошо? - Интересно, как ты это сделаешь, - комментировал Юра. Евгения кивнула. Она всё ещё наблюдала за своим котом, оттягивая момент свершения неизбежного. Костлявая ладонь легла в маленькую ладошку экзорцистки. Ту словно обдало ледяным порывистым ветром. Лена бессильно качнулась, округлив глаза от шока. За спиной, откуда дул ветер, зияла тёмная дыра, низ которой предстал бескрайним пляжем и мертвенно спокойным океаном. Юная леди потерялась от увиденного. Отшатнувшись, та оперлась спиной на своего призрака-прислужника. - Тебе реально надо будет её отвести, - подсказывал тот. - Думаешь? - она неуверенно взглянула вверх. - Ну, меня по такому же вели. Пришлось перебороть искренний испуг от увиденного. Бурый каблучок ступил на зыбкий песок. Хранитель решил оставить девушек наедине, своевольно удалившись куда-то наружу.***
От старинного фонарика, висящего над лодкой, исходил блаженный свет. По обе стороны виднелись иные плоты, судна, стремящиеся куда-то вперёд, к суше. Масштабы происходящего захватывали дух. Все эти экзорцисты, души, жнецы занимались одним и тем же с разных уголков мира. Лене даже показалось, что она узнала одного из них. Умершая хранила молчание вплоть до самого прибытия. Форштевень уткнулся в небольшое плато, в центре которого располагалась, бесконечно высокая, круговая лестница. Друг за другом, усмирённые души взбирались ввысь, пока совсем не исчезали в свету. То ли из-за какого-то внутреннего предчувствия, то ли из-за неопытности экзорцистки, наблюдать за этой картиной было очень тяжело и страшно. Вероятно, покойница разделяла чувства своей попутчицы, от чего и понурила голову. Увиденное заставило её задуматься. - Я практически ничего не знаю об экзорцизме... Даже не могу предположить, что тебя ждёт. Но что бы это ни было, забвение тебе не грозит. Женя подняла голову. - А я точно знаю, что ничего хуже забвения - нет, - старательно успокаивала её Лена. Это прозвучало даже по-своему гордо. С детства подрастающее поколение экзорцистов учат тому, что самое худшее - забвение, которому подвергаются злые духи. Так что в этом она была совершенно точно уверена. Это же азы, прямо как дважды два равно четырём! - Тебе это сказали? От такого вопроса она растерялась... Даже усомнилась в том, правда ли дважды два равно четырём. - Ну, я не могу проверить... - оправдывалась Лена. - Тогда не говори, что уверена. Экзорцистке предстояло найти нужные слова для упокоения души и отправки её вверх. Елена взглянула на другие судна. Слева девушка уже договорила с ребёнком и отплывала назад. Где-то вдали, на причудливой изогнутой лодке, подплыл мужчина и начал свою беседу с усопшим. Они наверняка опытнее неё самой, наверняка быстрее управятся и вернутся, чтобы помочь новым. Помочь... Она вообще не хотела в это всё ввязываться. Этот долгий путь начался лишь из-за того, что неизвестная душа прилипла как банный лист, вынуждая помочь ей. От этой мысли проснулся скрытый гнев и недовольство: "С чего я ей должна помогать? Ещё и придирается к словам. Я вообще здесь не обязана быть." Проще было бы выставить её за борт и отправиться обратно. - Я боюсь, что исчезну совсем... Я столько всего натворила, - признавалась старшеклассница. От смягченного тона Лене стало стыдно за свои мысли. Этой девочке было лишь пятнадцать лет, она не намного младше самой экзорцистки. А если бы та сейчас умерла, не успев попробовать столько всего за жизнь, неужели бы ей не было также страшно отправляться в неизвестное место с не пойми кем? - Мы все делаем много чего постыдного, но у каждого поступка есть свой вес, - собеседница явно вслушалась в слова экзорцистки. Она решила использовать "прожитый" опыт, чтобы подобрать нужные фразы. - Может ты и... Рассказала маме про измену папы, но это не сравнить с тем, что... Слова предательски застряли в горле, вынудив её прокашляться. - Что он тебя... - Избил. - Да... - Я уже смирилась с этим, у меня было много времени.Тогда что же ей нужно? Что она ещё может хотеть услышать?
Лена села к ней, на скамейку. Проигнорировав недогадливый взгляд собеседницы, девушка обняла её и крепко-крепко сжала. - Я запомню тебя... Ты первая, кого я провожу в иной мир, а это никогда не забывается. Душа растрогалась. Её щёки стали стремительно мокнуть под бесконечными слезами. - Я буду любить тебя по-своему, как могу. А ты можешь спокойно идти дальше. - Я... Я так боюсь... Я хочу жить, - всхлипывая судорожно повторяла покойница. - Скажи, что всё будет хорошо. - Ты переродишься в другой семье, может, даже, в другое время... Всё будет хорошо. - Обещаешь?...
- Обещаю. Всхлипнув в очередной раз, худенькая девочка поднялась с судна и ступила на землю. - Расстегни мне платье, пожалуйста. Оно так давит, - она безуспешно пыталась вытереть лицо. Экзорцистка выполнила её просьбу и села в лодку, та сразу начала отплывать от берега. От такого резкого рывка ноги сами подкосились, в надежде быстрее найти опору. Руки цепко схватились за бортики, дав возможность Лене прийти в себя и оглянуться назад, на первую спасённую душу. Умершая смотрела вслед, на ней были белые колготки и блуза, измоченная кровью. Она будто бы шагнула назад, к Лене, но в последний момент передумала. Чёрная жидкость толкала лодку всё быстрее и быстрее. Наконец, Женя встала в очередь из мертвецов, ведущую ввысь. Её поступь была полна решимости. Она верила в сладкую желанную ложь, сказанную новой знакомой.