Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Проглотив через силу болезненный ком обиды и ненависти к услышанным словам, Скарамучча вышел из аудитории под обеспокоенный взгляд Тартальи, чьи работы преподавательница смотрела следующими.       Коридоры поражали своими смешками эха, бьющихся о выбеленные стены в такт походке. Казалось, еще немного — и среди обычных звуков парень начнет слышать колкие упреки в свою сторону: «Все не так», «Переделывай!», «Поза нужна другая» — его начало тошнить. Из-за недоедания ли, из-за закрутившихся в голове мыслей, ненависти к себе и другим? Скара не мог дать определение тому, что испытывал сейчас, когда со всей силы ударил кулаком о серый кафель туалета, освещенного голубым небом и лучами солнца, отражающимися от зеркальных стен другой части учебного заведения.       Пара все еще продолжала идти, и сейчас в этом месте никого не было. Оно прекрасно подходило для того, чтобы переварить новый поток желания показать всему миру свою злость и негодование. Что из него пытались делать? Почему к Моне, которая так же сильно любила излишки, не придирались так же, как к нему? Почему? Почему?       «Почему?»       Пролетевший в голове вопрос увяз в темном болоте, разливающимся в стороны, бьющимся о края души, которую Скара уже привык разрывать на части. Каждый ее лоскут он вшивал в те вещи, что создавал. Едва ли хоть кто-то мог знать, насколько много студент терял, опустошая и изматывая сознание в попытках донести через одежду свои мысли, идеи, глубину задумки.       На глаза навернулись слезы, яростно сдерживаемые внутри. Он хотел показать все то, что ощутил от встречи со своим новым вдохновителем, но возможно ли, что это было слишком откровенной вещью, которую не стоило никому показывать? — Я докажу им, — прошептал Скарамучча, тяжело выдыхая.       Ему не оставалось ничего другого, кроме как похоронить всю свою гордость дизайнера с собственным виденьем. Едва поступив в колледж, он сразу же понял, что именно от него требовалось: угождать вкусам преподавателей. Мода — слишком субъективная вещь. То, чему его учат, — это не менять мир, а следовать вкусам покупателей.       Сжав кулак, парень вновь ударил им по стене и отошел в сторону, глубоко вздыхая. Стоило уже привыкнуть к этому ненавязчивому ломанию его стиля, но привыкать не хотелось. Только доказывать, работать больше в ущерб себе, до крови из носа, до потери сознания, до глубоких депрессий и удушающих маний.       Простояв на месте еще какое-то время, парень покинул туалет лишь через минут десять, с каждым шагом пропитываясь мыслью о том, что, даже если его будут ругать или презирать, он все равно сошьет то, что нарисовал к сегодняшнему дню. Он покажет миру не только свою коллекцию, но и Кадзуху, благодаря которому смог закончить пять моделей за одну ночь. Дизайнер не станет убирать ни одного цвета, ни одного слоя и ни одной цепи. Рассветные лучи рано или поздно должны будут упасть на его лицо, даже если до этого придется пережить одно падение за другим.       Кадзуха проснулся лишь ближе к десяти часам. Организм пытался разбудить своего хозяина еще в шесть утра, но тот просто перевернулся на другой бок, посмотрел на спящего рядом парня и вновь уснул. Сладкая нега от ощущения спокойствия, сменившего тревогу, расползлась по телу, но продержалась не так долго, как хотелось бы.       На телефоне заиграла знакомая мелодия, и Каэдэхара завел руку под подушку, вытягивая гаджет. На нем ярко горела надпись «Отец» и две разные кнопки: красная и зеленая. Оказавшись в один момент где-то за собственным пониманием происходящего, парень почувствовал, будто перед ним образовался путь отступления и возвращения в ту жизнь, которой он жил раньше. Она должна была быть безоблачной, точно прописанной, без трудностей выбора и сложных вопросов. Но смогла бы она сейчас вернуться в то же безоблачное русло?       Тяжело сглотнув, Кадзуха сжал в руке телефон. Если Скара и правда мог помочь ему выбраться из тесной клетки семьи, то принимать вызов не стоило. Хотелось надеяться на это, хотелось верить, что и сегодняшний ясный теплый день останется таковым до конца, но одно было понятно сразу: таким ясным и спокойным, как хотелось бы, он уже не будет. — Да? — сдавленно, но парень все же ответил на звонок, когда до его конца оставалась лишь секунда. — Что ты забыл в том районе? Почему мать беспокоишь, паршивец? Выкинули с работы, а теперь валяешься в каком-то захолустье? Видимо, я плохо учил тебя…       Тело покрылось мурашками. Бывший бухгалтер уже забыл о том, что на его телефоне было приложение с отслеживанием, но вряд ли такой чистоплотный и гордый человек, как его отец, сможет приехать куда-то, помимо своего прекрасного района и дома.       Отведя телефон от своего уха, Каэдэхара смотрел невидящими глазами в сторону светло-бежевой стены, на которой висел календарь, прямо за шкафом, излучая спокойствие. Черные цифры струились ровным порядком: «Один, два, три, четыре…» Фотография какого-то коктейля, украшенного зонтиком, почти доносила до сознания шум клуба и яркие огни, попадающие лазерами прямо в глаза. Было бы прекрасно когда-нибудь оказаться в подобном месте.       «Но почему у него календарь прямо над кроватью? Неужели так плохо помнит дни недели?» — проносилось в мыслях Кадзухи через плотную пустоту и желание скрыться от нарастающего чувства паники, которое заставляло пальцы нервно сжимать край одеяла, а сердце в страхе пульсировать. — …Кадзуха! Ты вообще меня слушаешь?! У кого ты остановился?! Хотя… не важно. Завтра ты идешь на работу, я договорился о том, чтобы начальник отозвал прошение о твоем увольнении. Мы с мамой будем ждать тебя вечером на разговор. Раз ты не слушаешь через телефон, мне придется поговорить с тобой лично! — закончил свой монолог мужчина, после чего сбросил свой вызов. — Хорошо, — выдохнул парень, не успевая ответить. — Почему я все еще жив?       Каэдэхара выдохнул, прислоняясь спиной к изголовью кровати, и перевел взгляд на замутненное окно. Ему больше нельзя было оставаться у Скары, ведь причин для этого не было. Родители дали свое добро на возвращение и даже очень быстро. Ему казалось, что должен пройти как минимум месяц до примирения, точнее, он просто надеялся на это. Двери клетки вновь были открыты и уже затягивали своими цепями обратно, принуждая зарываться в волосы рукой, сжимая у корней до боли. Но смирение опередило страдания. Кадзуха с ужасом осознал то, что уже привык к этому. Ему было все равно, он готов был просто плыть по течению. Даже в тот момент, когда пошел за новым знакомым, ему не было дела до того, что с ним будет.       Тело покрылось мурашками, а мнимое онемение заставило вернуться обратно в кровать, накрываясь одеялом с головой. В попытках спрятаться от этого мира и собственной судьбы, Каэдэхара вновь уснул. Кажется, только так он мог полностью уйти от тех проблем, с которыми не знал, как справиться.       Полный решимости и одновременно оседающей на сердце злости, Скарамучча сразу после окончания всех пар быстрым шагом шел домой. Он знал точный порядок действий для себя: переодеться — переодеть Кадзуху — отвести его к Яэ Мико, а после зайти в магазин ткани и закупить ее на первую модель.       Остановившись посередине прохожей улицы, где поток людей лишь набирал свою плотность с каждой минутой, Скара осознал. Сколько еще он сможет наслаждаться присутствием музы подле себя? Не стоило ли пока что отложить в сторону свою идею, чтобы затем не испытывать больше боли? Но как он мог упустить шанс на собственное безумие, в котором он смог бы сделать все, что только мог?       Боль, возникшая в сердце от этих вопросов, свела все тело и завязала нервы в тугой морской узел. Скарамучче действительно стоило выдохнуть, еще раз все обдумать, не делать поспешных решений, но он не мог. Силы переполняли его тело, а желание работать и создавать прекрасное вместе с вдохновением и вовсе мутили разум. Он должен был успеть. Успеть до того, как его ожидания и легкая симпатия наряду с вовсе не легкой одержимостью прервутся пониманием того, что сердце вновь раскалывается на несколько сотен частей и впивается в каждый капилляр тела. Из своего несчастья дизайнер тоже извлечет выгоду, но позже. В конце концов, все так и будет. Для него не было иного пути помимо страданий и боли. Пока внутренний стержень не сломается, пока он еще может бороться, он будет это делать.       Глубоко вдохнув весенний воздух, приправленный нотками скорого заката, Скара вновь набрал темп ходьбы, добираясь до своего дома еще быстрее, чем утром добирался до универа.       Щелкнув замком входной двери, парень снял в прихожей обувь и скинул на пол свой портфель. Он осмотрелся.       Все казалось каким-то странным, хотя этому и не было предпосылок. Напряжение и отчужденность, приправленные чем-то сонным, почти осязаемым. У дизайнера была суперспособность чувствовать атмосферу, и сейчас она напоминала те моменты, которые он не мог вспомнить без застывшего в груди сердца.       Кадзуха лежал на кровати, а бумажка на кухонном столе так и осталась нетронутой. Осторожно подойдя к кровати, парень присел на ее край, немного нерешительно отодвигая в сторону край одеяла, которым накрывал себя его гость. Его глаза оказались открыты. — Ц… Не помирай прямо в моей квартире, — выдохнул Скарамучча, убеждаясь, что с его музой все в порядке. — Я бы не стал тебя подставлять, — тихо ответил парень, не шевеля даже пальцем.       В его голове все еще путались мысли, борясь сами с собой, но в итоге лишь убивая друг друга. Все тело больше напоминало обычную оболочку без чувств и эмоций, отпустившей даже душу. — Что произошло? Ты ведь начал чувствовать себя лучше? — не очень довольно поинтересовался хозяин квартиры, складывая свои руки на груди.       Он не был уверен в том, что ему делать. Его никогда никто не успокаивал в подобных состояниях. Как бы ни было плохо, он сам заставлял себя подниматься и идти вперед, стремясь к своей цели, но, вероятно, лишь из-за понимания того, что никто не поможет и не погладит по голове.       Ощутив, как сердце зашлось в быстром ритме, Скара поднял ладонь, едва ощутимо касаясь чужих волос. Наверное, сейчас его пошлют куда подальше, крикнут что-то вроде: «Не надо меня жалеть!» — как сделал бы он сам, но на удивление натянутая атмосфера сгладилась, а Кадзуха прикрыл глаза, слишком явно расслабляясь. — Родители сказали, что я могу вернуться, — подал голос он, вызывая внутри собеседника бурю накатившего с силой отчаяния, но тот не мог ничего сказать в противовес. Это было ожидаемо. — Ты уйдешь? — кажется, голос дрогнул.       Вдохновение и рвение в одну секунду заменились полной отрешенностью. Дизайнер сразу зарыл все это на дно своего сердца, не позволяя ему пораниться прямо сейчас, лишь от пары слов. — Наверное. У меня нет выбора. Я не могу оставаться у тебя вечно.       Кадзуха сжал свои губы, ощущая, что поглаживания по волосам прекратились. Это было приятно. То, что делал сейчас Скарамучча, расслабляло и позволяло почувствовать крупицу чужого волнения. Это было странно, что, находясь рядом с незнакомым человеком, он ощущал себя так комфортно. Настолько комфортно, как не было даже с самыми близкими друзьями. Поразительное ощущение, которое Каэдэхаре не хотелось терять ни при каких условиях. Но неужели он все же потеряет его? — Нас ждет женщина, которая, возможно, сможет помочь тебе с работой. Документы можно восстановить. Неужели и ты… — дизайнер замолчал, понимая, что еще одно слово, и его либо выбросит в омут ненависти ко всему вокруг, либо, что хуже, в омут злости и грусти, но он продолжил: — Я не против того, чтобы ты жил у меня, поэтому хотя бы дай себе шанс на что-то другое!       Приподнявшись на кровати, Кадзуха повернулся к внезапно распалившемуся парню. Его тон казался злым, но в глазах читались боль и отчаяние, которые Кадзуха не мог понять. Почему-то начало казаться, что Скара и сам зацепился за него, как за какой-то спасательный трос, которого не хватало в жизни. Это от части пугало, ведь человек просто не мог так быстро к кому-то привязаться. Подобное не могло быть чем-то нормальным, но вряд ли Скарамуччу можно было подогнать под определение «нормальный». И вряд ли самого Каэдэхару теперь можно было считать «нормальным», если когда-либо можно было. — Хорошо, — выдохнул парень, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее, разгоняя по телу нервность. — Если меня примут на работу, то я останусь. Если… ты не будешь против.       Было непривычно произносить что-то подобное. Чем могла кончиться такая авантюра? Кадзуха даже не успел спросить, чем именно должен будет заниматься, но почему-то был уверен в том, что ничем плохим. Если это не касалось законов и моральных принципов, то насчет остального не пришлось бы волноваться. Он готов был научиться любой вещи.       Скарамучча не мог поверить своим ушам. Он застыл, так и не в силах что-либо ответить. Еще один момент, когда можно было разорвать эту создавшуюся тонкую связь, был упущен. Сколько раз парень твердил себе, что нельзя рубить с плеча, но вновь и вновь наступал на одну ошибку. Внутри все вновь затрепетало, подавлять это, как обычно, не получалось. Пришлось подняться с кровати и отойти к шкафу. — Я не против, — коротко ответил он, стараясь скрыть за более грубым тоном счастье, от которого тело потряхивало. — Мы пойдем к подруге моей мамы, она заведует модельным агентством. Поэтому… — дизайнер вытащил пару вещей из шкафа, подкидывая их в сторону кровати. — Тебе нужно переодеться.