Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Скарамучча снова не мог заснуть. Кадзуха наблюдал за тем, как тот спустя пару десятков минут поднялся с кровати, стараясь аккуратно перелезть через соседа по ней, и ушел в сторону кухни, прихватив с собой краски, мольберт, крупный лист бумаги и наушники. Кажется, с утра ему вновь будет тяжело вставать. Внутри появилось желание взять дизайнера за руку и вернуть обратно в постель. Смог бы он расслабиться, если бы засыпал, не съежившись на краю, а в чужих объятьях? Об этом, конечно же, не было шанса спросить. Подобным предложением Каэдэхара отхватил бы лишь больше саркастичных улыбок, нервного смеха и сопротивления. Теперь понимая, что именно было причиной постоянных тревог Скара, парень пытался понять, чем именно мог помочь ему. Пусть студент постоянно говорил о том, что помощь ему не нужна, но скорее всего просто боялся ее принимать. Какой-то период времени Кадзуха был таким же.       Это было еще в средней школе, когда родители все еще стояли над душой каждый раз, когда приходилось заниматься дома. Тогда было ужасно тяжело смотреть на то, как все гуляли, веселились, а он не мог. И тогда же впервые довелось пойти против правил, — согласиться сходить в караоке с одноклассниками, отключить мобильный телефон, а затем, вернувшись домой, понять, какую большую ошибку он совершил. С ним не говорили, делали вид, что того просто не существует, ужина не было, а зал, где проходили все приемы пищи, был закрыт от чужого вторжения. Боль и стыд за собственные желания наполняли голову, не позволяя расслабиться и на секунду. Это состояние вылилось в бессонницу, затем — в обморок, и вот, оказавшись после школьного медпункта на экзамене, Каэдэхара понял, что ничего не помнил. Ему нужно было заниматься, нужно было готовиться, но он решил поступить по-своему, забыть хотя бы ненадолго о том чувстве вины, которое приходилось испытывать. Поэтому по предложению одноклассника списал у него и получил тройку. Первую и последнюю тройку в своей жизни. Наверное, для других это не было чем-то страшным — сдал, и хорошо. Вот только насмешки всей семьи над ним, разговоры о том, что он полное разочарование и хулиган, который не способен измениться, явно не стоили минутной радости в кругу сверстников, ломая желание когда-либо еще доверяться уговорам остальных, руша мысли о том, что он мог бы просто просить помощи в моменты, когда хотел расслабиться.       Но тогда это чувство прошло достаточно быстро, не потребовалось и года, чтобы оправиться от той ситуации, но его доверчивость и желание отдыха лишь в тот момент показала свой отрицательный результат. У Скарамуччи были большие проблемы, чем у него. Хотя это и так было ясно.       Стараясь не подавать виду о том, что он еще не спит, Кадзуха следил за тем, как парень наносит карандашом набросок, иногда бросая взгляд на «спящего», наливает себе в кружку еще ликера, запивая мысли, затем, вздыхая, утыкается лбом в свое полотно, зарывается пальцами в волосы. Хотелось просто подойти и обнять его. Невыносимо было смотреть на то, как дизайнер страдает, отвлекая себя от боли никотином, алкоголем и красками, наносимыми на бумагу не очень четкими движениями. Но, несмотря на все это, он все равно находил в себе силы успокоить Каэдэхару, когда ему было плохо, помочь с тем, чем мог. Как можно было не любить подобного человека? Кто все те люди, которые не замечали его чувств и не видели, что делали с ним? Насколько им было все равно на всех, помимо самих себя? — Скара, и все же ты мне нравишься, — проговорил Кадзуха, но ответа и не ждал.       Он не до конца верил в то, что именно чувствовал. Так поверил бы дизайнер, если бы сейчас не слушал что-то, полностью уходя в себя? Или доверился бы? Каэдэхара все еще не знал, мог ли он отдать столько же эмоций, сколько сдерживал в себе дизайнер. Но он бы хотел попробовать. Хотел бы увидеть его счастливую улыбку, а не ту, наполненные утайкой и показным ехидством.       Воскресенье стало чуть ли не самым долгим днем за всю жизнь Кадзухи. Они со Скарой больше не поднимали тему вчерашнего разговора, как он и сказал, игнорируя, что тот вообще был. Для Каэдэхары было удивительным то, как студент вел себя. Казалось, с ним вовсе ничего не происходило. Его образ стал еще более «нормальным», будто бы актер, понявший свою ошибку, решил никогда в жизни ее больше не допускать. Но едва ли глаза могли утаить тяжесть этой роли. — Кадзуха, когда ты ходишь, представляй, что ты — центр этого мира. Все должны смотреть на тебя, как на что-то неземное, — с легким вздохом пояснял парень, слегка поддергивая напряженные руки. — У тебя есть все, чтобы казаться более высоким, чем ты есть. Если ты сможешь создать определенный образ, то, возможно, сможешь стать не только фотомоделью. На конкурсы возят несколько пачек моделей, ходить по подиуму тебе все равно придется.       Запоминая всю информацию, которую ему давали, Кадзухе начало казаться, что лучше бы он вел конспект. Он и раньше это понял, но моделью быть действительно сложно. Особенно тогда, когда ты всего неделю назад вовсе не имел понятия об этой профессии. Но Скара в этом плане был удивителен. Учил он мягко, несмотря на раздраженные закатывания глаз, не напирал, но при этом увлекал своими замечаниями и рассказами. Вспоминая о том, как он смотрелся на снимках, была не понятна лишь одна вещь: — Почему ты ушел из модельного бизнеса? Ты очень хорошо знаешь все, что касается моды, и госпожа Яэ говорила, что хочет поставить тебя на фотосессию вместо Акиры.       Услышав подобный вопрос, парень отошел от Каэдэхары, складывая руки на груди. У всего в его жизни было множество причин, и эта ситуация не оказалась исключением. — Когда я упал и повредил колено, я больше не мог долго ходить на дизайнерской обуви, так же как не мог принимать те позы, ради которых меня брали на съемки. Мико предлагала мне изменить направленность, но тогда я уже понял, что мне больше нравится шить одежду, чем показывать ее. Я решил, что мне не нужно этим заниматься и упорствовать, — ответил Скарамучча, немного задумчиво осматривая Кадзуху.       Сегодня было уже немного легче прикасаться к нему и поправлять. Возможно, из-за частоты, с которой приходилось это делать, он уже начал вырабатывать иммунитет к чувствам, которые испытывал, полностью сосредотачиваясь лишь на работе. — Позы? Ты делал что-то особенное? — переспросил Кадзуха, с интересом рассматривая дизайнера.       В его голове не было ни одного предположения о том, что требовалось делать Скарамучче и чего он не мог делать сейчас.       На новый вопрос парень лишь почесал макушку и развернул к себе ноутбук, на котором был включен один из показов, опираясь на который, он пытался объяснить Каэдэхаре суть движений во время ходьбы.       Забив в поиске один из брендов, для которого он позировал около четырех лет назад, дизайнер развернул экран обратно к Кадзухе. — Я с детства занимался гимнастикой, и у меня очень подвижные суставы, поэтому дизайнеры и фотографы любили ставить меня в сложные локации, — прокомментировал он, стараясь не наблюдать за удивлением и восхищением на чужом лице.       Каэдэхара и правда был готов увидеть что-то необычное, но подобного не ожидал. На одной фотографии Скара сидел в небольшом стеклянном кубе, полностью помещаясь в нем. Сложно было представить, как ему нужно было вывернуться, чтобы влезть в него. Вокруг лежали осколки стекла, а свободное платье, которое на него надели, струилось из краев пространства словно вода.       На другой фотографии Скара был одет в свободную черную рубашку, из-под которой выглядывала заложенная в складки сетка, выходящая в высокий ворот, закрывающий половину его лица. На ногах были шорты с резными вставками, но больше всего взгляд привлекала поза, в которой парень повис на обруче, изгибаясь в спине и держась за металлическую основу лишь ладонями и ступнями, выгибая их настолько, что вставал лишь вопрос, действительно ли подобное было возможно.       Да, по сравнению с ним неплохая растяжка Кадзухи приобретала вид маленькой песчинки в пустыне таланта. — Из-за травмы мне пришлось бросить и гимнастику. Не уверен, насколько хорошо сейчас у меня получилось бы повторить подобное, — выдохнул Скарамучча. — Но это так прекрасно, невероятно красиво. Даже живописность природы вряд ли смогла бы сравниться с подобным, — полушепотом сказал Каэдэхара, полностью увлеченный рассматриванием оставшихся фотографий. Он даже не задумался о том, что только что вызвал внутри дизайнера от подобного поэтичного изречения.       Вновь ощутив, как внутри все сводит от учащенного ритма сердца, Скара понял, что покраснел до кончиков ушей.       Поскорее переключив вкладку на ту, по которой старался учить Кадзуху, он помешал просмотру своих фотографий и откашлялся. — Нам нужно заняться делом. Осталось мало времени, — объяснил он свои резкие действия, стараясь поскорее успокоиться, но, по всей видимости, смог от части вдохновить своего ученика. — Да, я вряд ли настолько же талантлив, как ты. Мне нужно больше работать, — кивнул в ответ Кадзуха, все еще видя перед собой просмотренные фотографии.       «Ты даже не представляешь, насколько талантливее меня в этом», — пронеслось в мыслях дизайнера, но он предпочел не вдаваться в подробности того, как тяжело ему самому было учиться, поначалу совершенно не понимая, какое лицо нужно было делать и что, в конце концов, от него хотели.       Прозанимавшись до самой ночи, Скарамучча первым остановил это рвение, с которым они, казалось, могли разбирать все недочеты до самого утра. Нужно было поспать хотя бы немного и успеть обсудить еще пару вещей, которые Кадзухе стоило знать на завтрашнем кастинге. Поэтому, сев за кухонный стол, он начал: — Я пойду завтра с тобой, но помогать никак не буду, — перекинув ногу на ногу, заметил дизайнер. — У тебя есть все возможности оправдать надежды Яэ Мико, но не забывай, что кроме нее есть еще пятеро педагогов. Ты запомнил, как угодить им всем? — Да, я все запомнил, — кивнул Каэдэхара, задумавшись. — Разве у тебя нет завтра занятий в университете? — Есть, но это может подождать. Я должен за всем проследить, — вздохнул он в ответ, подпирая голову рукой из-за усталости. — Я не знаю, что придумает эта женщина, но не думаю, что кастинг будет проходить как обычно. Это может быть все, что угодно. От дополнительного собеседования до полноценной фотосессии. Поэтому готовься ко всему, что мы затрагивали. И… Кадзуха, ты уверен, что все еще хочешь этим заниматься?       Скарамучча внимательно посмотрел на парня. Конечно, у него вряд ли был выбор, но все же прекрасно зная, что такое заниматься нелюбимым делом, он не желал, чтобы Каэдэхара просто шел туда, куда ему говорят. Если не это, то, возможно, были еще варианты, где парень мог реализовать себя в отрыве от семьи. Вопросом лишь было то, насколько тяжело это будет сделать. Если он был бухгалтером, то, возможно, стоило обратиться за помощью к матери, она бы смогла так же оценить его способности. Задумываясь об этом сейчас, Скара почувствовал себя неловко, ведь предложил вариант модельного бизнеса лишь по собственной прихоти, заворожившись внешностью Кадзухи, поступая очень эгоистично. И все же, как бы сильно ни хотелось услышать от него, что ему это нравилось, не спросить дизайнер просто не мог. — Я еще не уверен, но… Мне кажется это более интересным и свободным местом, чем душное помещение бухгалтерии. Ты сделал для меня столько всего, хотя мы и познакомились не так давно. Мне бы хотелось надеть твою одежду и показать ее другим людям, — улыбнулся Каэдэхара, вновь трогая каждую струну души внутри своего соседа. — Тогда сделай завтра все возможное, — довольно усмехнулся Скарамучча, чувствуя, что его нервности и тревоги начали понемногу отступать. — И ты сможешь стать моей штатной моделью.       Сказав эти слова, парень выдохнул. Точно, даже если все его чувства были тщетны, он сможет увидеть, как Кадзуха наденет то, что он сшил. Если он пройдет отбор, если сможет сделать это, то он уже вряд ли уйдет из жизни дизайнера. Это одновременно пугало и успокаивало. Каэдэхара нравился ему, и не только из-за внешности. Из-за своего характера, из-за тех все еще не изведанных частей его души, из-за его ненавязчивой поддержки, из-за того, что он хотел надеть на себя его одежду. Этого было достаточно. Завтра он решит все, что касалось чувств по отношению к нему, и больше не придется переживать за собственную выдержку. — Если ты пройдешь, отметим это. Можешь попросить меня о чем угодно, я не откажусь, — слегка улыбнулся Скара, поднимаясь со своего места, чтобы провести в кровати еще одну бессонную ночь.