Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Оставшись в одиночестве после того, как дизайнер спешно отошел по своим делам в ванную комнату, Кадзуха присел на пол, прикрывая глаза. Ему тоже требовалось выдохнуть. И что они только творили в этой освещенной полуденным солнцем комнате, прямо перед зеркалом? Выдержке Скарамуччи стоило отдать должное. Каэдэхара уже понял, насколько сильно он его привлекал, но дизайнер контролировал себя до самого конца, а он все еще не мог понять, что нужно было отвечать на вчерашнее признание.       Холодок пола остужал голову, но вот огонь внутри тушил крайне медленно. Кажется, Скара тоже ему нравился. Иначе было не объяснить все те поступки на эмоциях, подобное состояние, желание и дальше чувствовать его руки на себе. Странно, странно, крайне взбалмошенно, но при этом так свободно. Кадзуха на секунду уцепился за мысль того, что стал еще на какую-то часть себя свободнее. Будто бы до этого его все еще что-то сковывало, но теперь держащие цепи слабли.       Он открыл глаза, вновь осматривая себя в зеркале: свои руки, шею, волосы, живот. Возможно, парень и правда привык недооценивать себя и не обращать внимание на явные достоинства. Почему-то уже то, что был хотя бы один человек, которого он доводил до состояния возбуждения лишь своим видом, которого влюбил в себя, даже не замечая этого, вселяло некую уверенность и, возможно… вседозволенность?       Обернувшись на слегка вялые шаги позади себя, Кадзуха заметил легкий румянец на щеках студента и слегка усмехнулся, отводя глаза от внезапно изменившегося выражения на лице Скара. — Весело тебе? — недовольно спросил дизайнер, немного неловко потирая волосы на своей макушке. — Вставай. Будем дальше работать.       Стянув с себя уличную майку, он поднял с кровати свою домашнюю одежду, позволяя и себе хотя бы немного расслабиться со сменой внешнего вида.       Самым веселым во всей этой до жути неловкой ситуации стало именно то, что парень просто не мог раздражаться из-за каких-то маленьких проявлений со стороны Каэдэхары подобного внутреннего «я». Раньше Скарамучча мог только предполагать, но, похоже, Кадзуха действительно скрывал за всей этой своей идеальностью своего «плохого мальчика», который с обретением какой-никакой свободы начал прорываться через его внешнее спокойствие. Но это не пугало, даже наоборот — придавало глубину, интерес и желание подальше зарыться в чужую личность. Да и кроме всего прочего после вчерашней своей истерики неосознанно, но Скара ощущал себя обязанным за подаренную ему крупицу поддержки. — Я не уверен, что именно Яэ Мико придумает для тебя на кастинге. Вряд ли она будет оценивать как обычно. Но тебе стоит потренироваться быстро менять свои позы, — продолжил свой урок дизайнер.       За окном уже было темно, а на часах маленькая стрелка перескочила отметку «десять», когда оба парня сошлись на том, что на сегодняшний день нужно было остановиться, чтобы не перенапрячь тело и не перегрузить голову информацией.       Скарамучча после своего «треннинга» по повышению самооценки действительно заметил некоторые улучшения. Пусть Каэдэхара все еще был зажат, но по крайней мере теперь точно знал, что нужно было показывать, и это от части пугало. То, как он заносил руку за голову, молчаливо смотря на него, как проводил пальцами по губам. Хотелось бы дизайнеру перестать думать об этих видах, но, даже выйдя покурить на улицу и заодно подышать свежим воздухом, избавиться от желания все больше и больше впитывать в себя новых амплуа и образов никак не мог.       От этого хотелось плакать. Сердце рвало на маленькие части, но он вновь начал к этому привыкать. Наверное, Кадзуха вовсе забыл про вчерашнее признание, и так было к лучшему. Это давало понять, что стоило поскорее отказаться от своих чувств, чтобы стало хоть немного легче.       Вечерний легкий ветерок трепал пряди челки и окрашивался серым облачком, при каждом выдохе расплываясь в ажуре линий, уносящихся в его сторону. Как бы хотелось, чтобы сейчас ночное небо застилали тучи, совсем такие же, какие застилали мысли дизайнера. А ведь ему действительно нужен был отдых, не меньше, чем луне, ежедневно подсвечивающей округу города.       Опустившись вниз на пол, Скара тяжело вздохнул, прикрывая свои глаза. Нужно было понять, что ему нужно было сделать, чтобы сердце прекратило стучать так быстро от каждой мысли о Кадзухе. Вероятно, если бы он сам прямо сказал, что ничего не чувствует по отношению к своему «спасителю», это было бы лучшим решением. Нет. Через это проходили. Приходилось восстанавливаться полгода. А если бы Скарамучча сам сказал, что у него нет никаких чувств и все его слова были ошибкой? Это тоже уже было истоптанным путем. От собственных слов и попыток убедить любовь не исчезает. Что если повесить резинку на руку и бить себя ей каждый раз, когда в голову залетает что-то противоречащее желаемому состоянию? И это было полным провалом в прошлые два раза. — Больше не могу, — Скарамучча поднял глаза к небу, но отвлекся от его созерцания на сообщение, пришедшее на телефон.       Открыв диалог, он заметил, что писал Акира:       «Привет, я надеялся, что ты сможешь сходить со мной на свидание. В кино начали крутить тот фильм, о котором ты раньше говорил. Знаю, ты еще не согласился встречаться со мной, но, может быть, хотя бы сходим в кино?»       От этого небольшого сообщения дизайнер усмехнулся. У него оставался один вариант, который он еще не испробовал, — встречаться не с тем, кого любил. Он предан людям, незаслуженно предан, и не сможет позволить себе смотреть на кого-то помимо того, с кем встречался. — Скара? Почему ты тут сидишь? — спросил голос позади, заставивший дернуться и выключить экран телефона. — Ужин готов.       Парень поторопился подняться на ноги, бросая взгляд на Каэдэхару.       Это было и правда невыносимо: видеть его слегка растрепанного, чувствовать из квартиры запах свежеприготовленного мяса с нотками каких-то специй, помнить, что он не убежал от случившегося нервного срыва, оставаясь на месте, пока Скарамучча не перестал плакать. И он готов был впервые в жизни не долюбить до конца со всей сопутствующей болью, а предать эти чувства, стараясь внушить себе другие? — Не смотри так на меня, — опустив замыленные влагой глаза, парень прошел за спину Кадзухи, уходя внутрь квартиры.       Замерев на месте, Каэдэхара хотел было спросить, что случилось, но от него снова убежали, не дав раскрыть и рта. Он успел заметить подавленное состояние соседа, но в чем вообще была его причина? Может, его вовсе нельзя было оставлять наедине с самим собой? Каждый раз происходило что-то, что заставляло Скару выглядеть, как человек, прямо сейчас готовый кинуться в петлю. Ну или скорее так стало в последнее время, ведь неделю до этого он казался очень энергичным.       Вздохнув, парень закрыл за собой балкон, возвращаясь на кухню. Может быть, стоило проявить немного больше настойчивости и выяснить, что именно с ним было не так? В любом случае без знания этого факта Кадзуха чувствовал, что переживал за студента. Кто знает, куда могли завести мысли дизайнера. Оставалось надеяться, что не на крышу. — Может быть, выпьем? — спросил Каэдэхара, открывая дверь холодильника и беря оттуда ликер, который Скара купил уже достаточно давно. — Ты ведь раньше не предлагал такого. Почему сегодня решил? У нас завтра еще один рабочий день, если не забыл, — недовольно отозвался дизайнер, сидя за столом и наблюдая за тем, как сосед достает из кухонного шкафчика кружки. — Я хочу узнать от тебя кое-что, думаю, трезвым ты мне не ответишь, — вполне честно признался Каэдэхара, расставляя все на столе, где уже по тарелкам были разложены закуски, еда и рис.       От подобной открытости Скаре захотелось присвистнуть, но, чувствуя себя не лучшим образом, лишь усмехнулся. И что Кадзухе потребовалось узнать? О чем таком он собирался спросить, что решил даже напоить? Это интересовало. Если бы он попросил, дизайнер без утайки ответил бы на любой вопрос. Может быть, раньше, в первые дни знакомства, это было сделать трудно, но сейчас, как ему казалось, они были уже на стадии некой дружбы. Если не принимать в расчет чувства дизайнера по отношению к его подопечному. — На будущее: легче споить человека, не предупреждая об этом. Но хорошо, я выпью, — все же согласился Скарамучча, беря налитый до середины стакан. — Хорошо, учту, — улыбнулся в ответ Кадзуха, присаживаясь на свое место.       Ужины в полном молчании были для них редкостью, но сегодня во всем явно был особенный день. Каэдэхара просто смотрел за тем, сколько уже выпил парень напротив и сколько ему нужно было выпить, чтобы развязался язык. Пусть обычно по дизайнеру трудно было понять, пьян он или нет, но то, что он становился более открытым, когда выпивал, это точно.       Доев свою порцию еды и допив уже третью порцию алкоголя, Скара взял в руки сигарету, втягивая в себя дурманящий дым и подставляя под голову руку, чтобы поддержать самого себя. Невозможно было не видеть, как Кадзуха упорно пытался считывать с него, когда настанет нужная кондиция. Он был таким прилежным учеником, что становилось от части дурно. Интересно, сколько он уже успел заметить и чего не успел? — Так что ты хотел узнать? — спросил в конце концов парень, с выдохом отклоняясь на спинку стула и складывая руки на груди, чтобы хоть немного обезопасить себя, если спросят именно о том нечаянном признании. Сейчас он ответил бы и на это. — Почему ты хотел спрыгнуть с крыши? Ты говорил, что тебе не нужна моя поддержка, но в последнее время ты стал более… мрачным, — пытаясь верно подобрать слова к своему вопросу, Каэдэхара все же сомневался, что ему станут отвечать.       Тяжелый вздох сорвался с губ дизайнера. Он поднял голову, смотря в потолок. Все же этого он не ожидал. Тема действительно была обширная и сложная, настолько глубокая, что рассказывать все — занять добрую половину ночи. Но если ухватиться за что-то основное? — Мои чувства, наверное, подтолкнули, — начал парень, сразу ощутив разрастающуюся боль по всему телу. — У меня есть мечта, которой я не могу достичь, как бы того ни хотел…       На пару секунд Скара замолчал. Все это было не то, ведь подобные вещи были лишь сопровождающими. Его постоянное желание смерти было лишь большим бенто, в котором мечты, непонимание, проблемы на учебе и нелегкие отношения с семьей оставались лишь осьминожками из сосисок, помидорами, фрикадельками, но основа была совершенно другой. И мог ли он об этом рассказать именно Кадзухе? Не начнет ли он жалеть его? Не начнет ли из жалости делать вещи, которые не должен был? — Скара? Налить еще? — долго не решаясь, спросил Каэдэхара, уже начиная тянуться за бутылкой, но его остановило отрицательное мотание головой. — Нет, не нужно, — выдохнул дизайнер, вновь закуривая. — Меня убивает любовь к кому-либо. Остальное просто добивает. Я не собираюсь принимать твою жалость, поэтому не чувствуй себя ответственным за мои слова. Моя вина, что я так быстро и бездумно влюбляюсь. Это пройдет, не волнуйся, я не стану беспокоить своими чувствами, — проговорил он, но в тот же момент понял, что не мог сказать ничего дальше. Описывать свои чувства, рассказывать о боли — все это он бы смог делать с незнакомым человеком, но никак не со знакомым. — В конце концов, я влюблялся с десяток раз. Не ты первый, не ты последний, — усмехнулся парень.       В Кадзухе что-то неприятно заскрипело. Он не думал о том, что виной плохому состоянию дизайнера был он сам. Возможно, о таком действительно не стоило спрашивать, по крайней мере не сейчас. Но в то же время это лишь подтверждало, что вчерашние слова значили вовсе не что-то другое, а именно то, о чем подумал парень. Вот только не лучше ли было тогда оставить его в покое? Нет. Внутри все протестовало. Что с ним будет, если его оставить? Хотя, вероятно, в таком же ключе и сам Скара думал о Кадзухе. — Тебя никогда не любили в ответ? — спросил он, вовсе забывая о том, что подобный вопрос, наверное, для студента был бы слишком личным. — Никогда, — улыбнулся в ответ Скарамучча, не видя смысла это утаивать. — Один раз использовали, один раз пожалели, однажды несколько лет был влюблен в лучшую подругу, в другой раз — в натурального парня, еще один — в долбанутого одноклассника, в человека по переписке, в художника, с которым иногда волей судьбы рисовал на улице, — он сжал кулак под столом, нервно посмеявшись. — Наблюдал за тем, как все они начинали с кем-то встречаться, и… Неважно. Только не нужно меня жалеть, это приводит лишь к тому, что я начинаю довер…       Не успев закончить фразу, уже процеженную сквозь зубы, с сжатыми глазами, Скара почувствовал, как его притягивают чужие руки в объятья.       Волна тепла, разлившаяся внутри, столкнулась в яростной битве со «здравым» смыслом, выигрывая уже спустя пару секунд. Он опустил голову на чужое плечо, больше не говоря и не делая ничего. Прикасаться было точно нельзя. Просто нельзя. Он точно сорвется, и кто знает, что тогда сделает. — А что если ты мне нравишься и это не безответно? — спросил Кадзуха, понимая, что не может сдержать собственной внутренней боли.       Он не мог представить себе, что именно ощущал Скарамучча, ведь ни разу не влюблялся настолько же сильно, как он. Если вообще хоть раз влюблялся. Он все еще не мог определить свои точные чувства по отношению к дизайнеру. Была ли это действительно влюбленность или просто восхищение и желание узнать ближе, но до смерти не хотелось становиться еще одним шрамом на его сердце. — Не играй с этим, Кадзуха, — Скара вытянул руку, через силу отталкивая его от себя. — Я не терплю жалости. Я прекрасно понимаю, что от тебя мне не придется чего-либо ждать, поэтому не провоцируй меня на любовь, а не влюбленность. Так будет только хуже, — выдохнул он, вновь сковывая себя плотными цепями.       Поднявшись со своего стула, парень слегка потянулся, стараясь делать вид, что этого разговора и вовсе не было. От слов Кадзухи становилось дурно, проще было их вовсе забыть. — Будем считать, что ты не говорил мне этого. Уже достаточно поздно. Нужно ложиться спать, — озвучил свое предложение он, после чего ушел в спальню, сразу занимая место на краю у окна.       По телу Каэдэхары прошелся не то стыд, не то негодование и раздражение. Скарамучча, кажется, во многом сам ставил себе барьеры и не верил в то, что он мог кого-то привлекать. Но привлекал ли на деле он Кадзуху? После сегодняшнего утра в этом приходилось мало сомневаться, но если это была просто стандартная реакция тела? В любом случае он вновь сказал то, за что нужно было бы извиниться, но делать этого совершенно не хотелось. Не перед тем, кто даже не допускал мысли о такой возможности, так упорно упираясь лишь в одну свою проблему.