Гори, Нотр-Дам-де-Пари!

      Кадзухе казалось, что, если он сейчас же не уйдет из дома, он больше не сможет выдержать. На что он менял свою семью, зачем все это было? Для чего и почему? В голове лентой извивалась мысль, что он только что перечеркнул всю свою жизнь. Школу, университет, те оставшиеся у него воспоминания, которые тяжело было назвать плохими. Начать все сначала в совершенно новой области без вариантов отступления. Быть может, родители были правы, ему стоило вернуться и просто терпеть и терпеть, но: «Ты не наш сын». Сколько раз он слышал эту фразу? Наверное, десятки? Но именно сейчас она была серьезной. Хотелось кричать от этого разрывающего ощущения и почти бежать. Куда — не понятно, зачем — не понятно. — Кадзуха… Погоди!.. Да постой же! — пытался окликнуть его Скара, все еще оставаясь заложником в руках парня, который продолжал держать его и вести куда-то. Даже не в сторону дома.       Конечно, не могло быть такого, чтобы с Каэдэхарой все было в порядке. С ним ничего не было в порядке. После таких слов от собственных родителей и сам бы дизайнер не выдержал, хотя и имел привычку искать пути отступления буквально ко всему. Но ждать, когда остановится Кадзуха, уже было сложно. По его спине стало понятно, что он полностью ушел в себя, не замечая ничего вокруг, и кто знал, какие мысли сейчас кружили в его голове. Но явно не самые позитивные.       Глубоко вздохнув, Скарамучча подставил сам себе подножку, падая на землю, надеясь, что хоть так заставит обратить на себя внимание. — Ай… Черт… — прошипел он вовсе не наигранно.       Пусть он и надел те же темные джинсы, в которых был вчера, но похоже, что все равно содрал кожу, бросая недовольный взгляд на Кадзуху, который все же остановился, оборачиваясь.       Он и правда успел забыть, что кто-то находился с ним рядом, а потому, когда дизайнер внезапно упал, развернулся. Кажется, он слишком спешил. Но из всего вороха, поглощающего голову, пробилось лишь воспоминание о том, как Скара практически ежедневно разминал ногу. Вряд ли в его положении падать и хоть как-то травмироваться было безопасно.       Подбежав к пострадавшему, Каэдэхара присел рядом. — Все в порядке? Ты можешь ходить? — спросил он, оглядывая красное пятно, выступившее на ткани джинс. — Да-да, сейчас встану, — смутившись собственному же поступку, пробормотал дизайнер, пытаясь подняться, но раненую ногу свело.       Он откровенно не понимал, как можно было каждый раз ударяться именно тем местом, которое в теле было проблемнее всего. Что углы коридоров, что шкафы и тумбочки, даже сейчас — все досталось правому колену. Захотелось ударить себя в лоб от этого. — Не могу… — с выдохом проронил Скарамучча и присел на асфальт. — Куда ты только так несся. И не делай такого лица, я в порядке, — недовольно заметил он, когда заглянул в глаза, полные обеспокоенности.       Но Кадзуха точно не мог контролировать сейчас, что бы то ни было. Он почувствовал стыд за то, что так без оглядки бросился куда-то в попытках убежать от фраз родителей, продолжающих кружить в голове. Он просто хотел бежать. Убежать хотя бы на соседнюю улицу, в соседний город, в соседнюю страну, лишь бы больше не вспоминать и не крутить это в голове. Он был просто беспомощен, просто не мог совершенно ничего, даже контролировать то, что чувствовал. Даже его любимый человек пострадал от этого всполоха эмоций в нем. Каэдэхара думал, что ему станет легче, но лишь сильнее увяз в этой трясине вины за тем, какой он был. — Прости… — Кадзуха прикрыл глаза, садясь на асфальт прямо напротив Скарамуччи.       В глазах обычных прохожих они точно выглядели, как два сумасшедших, сидящих прямо посреди прохожей дороги под нахмуренным потемневшим небом. Но Каэдэхара не находил в себе сил успокоиться, продолжая сжимать свои глаза, лишь бы только не выронить слез, так и просящихся наружу.       Дизайнер ощутил себя действительно виноватым в этот момент. Он просто хотел остановить своего парня, а в итоге практически довел до слез. Внутри все начинало сжиматься пытаясь заковать в свои цепи, кажется, почти слившиеся с его душой. Это он был виноват в том, что так нагло выдернул Кадзуху из его семьи, стал тем, кто продолжил его мучения. Но он не мог, просто не мог закрыть глаза именно на его судьбу. Но этот эгоизм был подобен редкому кормлению голодных котят с улицы. Он всегда старался контролировать в себе желание помогать кому-либо, ведь каждый раз приносил лишь больше проблем. Ему следовало вовсе отстраниться от всего, что не касалось его мечты и учебы, и он был почти у цели. — Прости… Это я во всем виноват, — Скарамучча подтянул к себе ноги, пряча лицо в коленях. — Это только моя вина.       С неба начали капать капли, но вряд ли хоть кто-то из обоих парней сейчас мог ощутить, как они с силой начинают бить по головам, оставляя на одежде темные пятна, а пряди заставляя липнуть к голове.       Кадзуха отнял от глаз свои ладони, снимая с них влагу. Почему перед ним сейчас извинялись, в чем была вина дизайнера? Ведь он стал тем, кто дал ему другой путь, пусть сейчас он и начал казаться извилистой, поросшей терновником тропой. Но это был другой путь вне заточения. А он все равно продолжал в нем сомневаться. От этого становилось тошно, хотелось прямо сейчас лишить себя всего, что делало живым и одновременно надломленным.       Привстав и тяжело выдохнув спертый в груди воздух, Каэдэхара присел спиной к возлюбленному. У него еще оставался человек, который в него верил и ждал от него успехов, который мог вселить в него жизнь. И он же сейчас вновь сидел так, будто бы закрываясь в своих проблемах. Хотя бы ради него нужно было проявить какую-то выдержку. — Забирайся. Тут недалеко должно быть метро, — проговорил парень, чувствуя, как его обвивают за шею холодные руки.       Этот день точно можно было назвать одним из худших за всю жизнь. Помимо произошедшей встречи ливень окатил их как из ведра. Одежда промокла насквозь. Хотя бы документам ничего не грозило из-за файлика, в котором они лежали, и которые ради удобства Скара держал всю дорогу в своих руках. У него ничего больше не выходило говорить. Как же было стыдно ощущать всю свою бесполезность и даже больше. Благо, хотя бы ближе к дому ноги начали двигаться и не пришлось нагружать Кадзуху весом своего тела, пусть в нем и не было особо много килограмм. — Иди в душ первым, — проговорил дизайнер, пряча глаза от Каэдэхары, хотя тот, по всей видимости, так же не был в духе что-то еще выяснять.       Пройдя на кухню, Скарамучча присел за стол, не желая мочить одеждой кровать, так же как и переодеваться. — Что за дерьмовый день, — вздохнул он, упираясь взглядом в потолок.       «Значит снова заболею?» — добавил он про себя, после чего вздрогнул от внезапного звонка с весьма пугающей подписью: «Мама».       Только сейчас студент вспомнил, что он уже второй день откладывал звонок ей, так же как и не звонил последнюю неделю, полностью погруженный в собственные заботы. От этого по телу прошлось мурашки, но не принять вызов он просто не мог. — Ало? — прикрыв рукой глаза, парень прижал ухом к плечу телефон, дотягиваясь до новой сигареты, которую купил себе сегодня. — Ало, Скара? Почему ты не звонишь, мы с Райден действительно переживаем, — раздался голос на том конце трубки, пуская еще одну волну стыда по телу. — Как у тебя дела? Мико рассказала, что ты нашел соседа? Я хотела приехать посмотреть на вас сегодня. — Мам, давай не сегодня, — только и нашел, что ответить парень, втягивая в себя плотный и насыщенный мятный дым, лишь добавивший холода в тело. Это заставило поежиться. — У тебя такой голос уставший, ты заболел? Таблетки есть? — продолжал спрашивать женский голос, путающий все мысли.       Ему бы больше хотелось сейчас разобраться в том, как привести себя и Кадзуху в порядок, немного отдохнуть и заняться выкройками коллекции, которую он уже неделю откладывал, хотя показ должен был быть уже через две недели. Сроки поджимали, и, как назло, дизайнер вспомнил об этом только сейчас. — Да, все в порядке. Можешь приехать в четверг, — ответил он, неосознанно слишком громко вздыхая. — Ох, неужели я снова тебя отвлекаю? Как же так… Хорошо, я приеду проведать тебя в четверг после работы. Тогда… пока? — зачем-то спросила она. — Да, пока, — попрощался парень, сбрасывая звонок.       Отложив телефон в сторону, Скара все же стянул с себя водолазку, оставляя ту на спинке стула, на котором сидел, и ушел на кухню, чтобы приготовить себе раствор с витаминами. Да, болеть бы сейчас не хотелось, как бы заманчива ни была идея отдохнуть и поучиться дома, уделить время пошиву коллекции и Кадзухе, но помимо учебу никто не отменял, так же, как и список посещаемости. Вряд ли даже смерть была достойной причиной не появляться там. Завещанный кафедре череп студента-самоубийцы был тому подтверждением. — Скара, тоже сходи в душ.       Внезапный голос со стороны заставил оторвать взгляд от созерцания шипучей таблетки, растворяющейся в воде, и замереть от вида Каэдэхары только в полотенце. Это было ударом ниже пояса. Дизайнер успел забыть о том, насколько сердце и голова сходили от него с ума. — Да, сейчас, — ответил он, отводя от него глаза и залпом выпивая налитый себе стакан.       Кадзуха заметил, как сильно смутил парня своим видом, но думать об этом не хотелось. Он слишком сильно устал, настолько, что лучшим вариантом было бы просто сразу лечь в кровать, чтобы погрузиться в собственную меланхолию. Он не хотел бы сейчас оставаться в одиночестве, но также не мог позволить Скарамучче простыть из-за того, что он до сих пор был в мокрой одежде, пусть и снял верхнюю ее часть, заставляя неосознанно, но засмотреться на него. Вот только продлилось это недолго, тот ушел в ванную комнату, прихватывая из спальни свою домашнюю одежду.       Сегодняшним вечером у плиты стоял Скарамучча. Только вернувшись из душа, он заметил, что Кадзуха лег в кровать, просто смотря куда-то в сторону окна. Он не шевелился, казалось, вовсе не дышал, и на секунду в голову дизайнера закралась паника, что тот мог вовсе не выдержать и что-то сделать с собой, пока он был в душе, но вряд ли Каэдэхара был в том состоянии, чтобы сделать хоть что-то. Но в этот раз парень решил дать ему побыть со своими мыслями наедине, не решаясь вмешаться и пытаться приободрить. После такого… все его слова скорее всего стали бы бессмысленны. Он даже не был уверен в том, что стоило ждать Кадзуху за столом. Впрочем, так и произошло. Ужинать пришлось в одиночестве, хотя ужином это было сложно назвать. Дизайнер просто поковырял свою порцию в тарелке, после чего убрал в холодильник вместе со всем, что оставалось на плите. На него тоже действовало состояние возлюбленного, но как было помочь ему, не срываясь на крик и причитания или же не тыкая его лицом в проблему, Скара не знал и решил, что думать об этом бесполезно в момент, когда тело слегка потряхивало от нервности и страха за Каэдэхару. Сравнивать себя с другими и придавать им те же чувства, которые ощущаешь сам, было неправильно, но по-другому дизайнер просто не мог. Если бы он был в таком состоянии, вряд ли это закончилось бы чем-то хорошим.       Постаравшись отогнать от себя плохие мысли, студент перетащил стол от кровати на кухню, предварительно подвинув обеденный, разложил и надел наушники. У него действительно было чем заняться. Хотелось сшить что-то, что сможет разбавить эту пустоту в глазах Каэдэхары, но для того сначала нужно построить чертеж.       Разложив на столе миллиметровку, карандаш, ластик и тетрадь с курсов по конструированию, Скара начал высчитывать в голове одну формулу за другой, изредка поглядывая за тем, чтобы лежащий на кровати точно что-нибудь не учудил, но тот так и не шелохнулся. Разве что прикрыл глаза.       «Уснул? Так даже лучше», — пронеслось в голове, и, немного успокоившись, парень полностью погрузился в работу, изредка желая обматерить свой собственный почерк, который расползался корявым алфавитом и иероглифами по листу, расчерченному в клеточку.       За всей своей погруженностью в работу он не заметил, что Кадзуха все же поднялся и зашел к нему за спину, внезапно обвивая талию руками, заставляя дернуться от внезапности и испуга и резко вытащить наушники.       Каэдэхара и правда потерялся где-то меж времени и пространства. Перед глазами продолжали мелькать лица родителей, но с каждой секундой те все больше расплывались, смешиваясь во что-то вязкое и липкое, окутывающее все тело. Его словно снова посадили на цепь. Ко всему этому добавкой служила вина, такая глубокая, что терпеть ее самому не получалось. Кадзуха просто не справлялся с этим. Он привык, что может сделать что-то, что в конце концов оправдает его в глазах семьи, но не сегодня, не сейчас. И это «что-то» больше никак не могло быть нахождением крутой работы, получением Нобелевской премии или даже становлением президентом. Все это казалось таким глупым. Почему он продолжал доставлять неприятности? И не только им: Скара тоже пострадал, падая на ногу, пытаясь поспеть за быстрой ходьбой явно сходящего с ума парня. А что он? Он просто не смог перебороть себя и должным образом позаботиться и осмотреть рану на коленке, которая мелькала перед глазами, пока Скарамучча ходил вокруг стола и отмерял линейкой какие-то отрезки. Но даже так Кадзуха просто знал, что на него не держат зла, дают побыть одному, переварить произошедшее, но все это не то. Ему вовсе не хотелось оставаться наедине со своими мыслями.       Покрепче сжав Скару за талию, Кадзуха приложил лоб к темным волосам, прикрывающим шею возлюбленного, и просто стоял, так не говоря и не слова. Ведь в этой ситуации немного тепла никому не повредит. Но этого явно не хватало. Из всех у него остался только он один. И, кажется, Каэдэхара начал лучше понимать дизайнера, его боль от неразделенного. Стоило только представить, что и он в итоге оставляет его, полученная свобода больше не казалась такой нужной. По документам, по мышлению, по опыту Кадзуха считал, что он был уже достаточно взрослый, но почему тогда так отчаянно хотел, чтобы его гладили по голове и говорили о том, что он молодец, что он «хороший мальчик»? — Кадзуха?       Скарамучча попытался окликнуть его уже в третий раз, но неожиданно почувствовал, как его тянут за руку заставляя развернуться лицом, а после целуют. Сердце внутри затрепетало и сжалось одновременно. Парень оказался неожиданно напорист, положил свою руку на затылок, углубил поцелуй, проник языком меж губ и теперь заставлял разум мутнеть, а чувства обостряться. И именно эти чувства подсказывали, что он делал это не потому что горел любовью, а по какой-то другой причине, до которой помутившийся в один миг разум додуматься не мог.       Ощутив, как чужие руки внезапно поднимают его и усаживают на край стола за ноги, дизайнер почти вздохнул в этот поцелуй, но замер, как только почувствовал, что ладони Кадзухи отодвинули край майки, проводя по чувствительной коже спины, пуская мурашки и сковывая тело возбуждением. Но для этого точно было не время, Скара не хотел бы, чтобы все это так произошло. Подобного не было в его фантазиях, пусть и казалось безумно приятным и так долго желанным.       Он через силу взял себя в руки, укладывая ладони на плечи Каэдэхары и отстраняя того от себя. В тяжелом выдохе Скарамучча положил голову на его плечо и все же смог заставить себя сказать это: — Кадзуха… Пятница, помнишь? — тон получился более слабым, чем хотелось, но нужно было пару секунд, чтобы прийти в себя, но, ощутив, как парень сам положил голову на его грудь, так и не выпуская из рук, замер.       Тот плакал. Это стало понятно по дрожи, проходящей по его телу, по всхлипам прямо рядом с ухом, и это заставило растеряться. Слишком давно дизайнеру не удавалось оказываться в подобных ситуациях и заставать рыдающего человека. Но кроме всего этот человек был его возлюбленным, что добавляло лишь больше паники. Только усилием воли Скара заставил себя не суетиться и напряженно выдохнуть, просто поглаживая по спине. Что он мог сказать ему, чтобы хоть как-то успокоить? В поисках ответа студент уставился взглядом в потолок. — Ты знаешь, я плох в поддержке, — заметил он, судорожно вздыхая от рук, которые сжали его лишь сильнее. — Но… В момент, когда я решился пойти против принципов собственной семьи и накричал на маму, она сказала очень запоминающуюся вещь, — Скарамучча едва заметно улыбнулся, возвращая голову на чужое плечо. — Она сказала мне, что не может запретить мне что-либо делать с собственным телом или разрешить. Никто не имеет права решать за тебя, Кадзуха. Никто не имеет права руководить твоей жизнью, и ты сам волен выбирать, куда тебе идти и что делать.       И почему именно от этих слов все внутри парня стянуло тугим узлом? Он много раз и сам задумывался об этом, но еще ни разу не слышал это от других. От понимания, что он сам себя завел в этот круг мучений, не решаясь бороться за жизнь, хотелось выть волком. — Никто из людей не может быть идеальным и угождать абсолютно всем. Кто-то не примет, кто-то полюбит, но лучше будет, если ты возьмешь себя в руки и полюбишь сам себя, — добавил к своему небольшому монологу дизайнер.       Было немного странно говорить подобные слова вопреки своему обычному характеру. Вот только тяжело было назвать характер Скара обычным. В большинстве случаев он и сам понимал, что просто притворялся перед людьми, кем бы те ни были. Но где кончалась эта грань притворства и истинных эмоций, дизайнер уже давно перестал различать.       Проведя по мокрым глазам ладонью, Кадзуха пропустил легкий смешок. Ему только что раскрыл глаза парень, который был младше на несколько лет, постоянно часто говорящий достаточно грубо и колко, а на деле из него получился еще и неплохой философ. — Я сказал тебе это, не чтобы ты ржал надо мной, — бросил в ответ на смешки Каэдэхары Скарамучча и выдохнул.       Если он смеялся, значит все было не настолько плохо, и пусть через смущение, но получилось его успокоить. Это можно было записать в список достижений за жизнь наряду с перепалкой с мировым историком моды и ловлей хейта от целой контркультуры. Что ж, об этом вспоминать бы и вовсе не хотелось.       Отстранившись от возлюбленного, Кадзуха потянулся вверх, оставляя легкий поцелуй на губах Скара. Возможно, что вся его удача ушла лишь на то, чтобы свести их тогда на крыше и заставить начать меняться того, кто увяз в своих проблемах по самую макушку. Даже если родители от него отказались, то хотелось верить, что с дизайнером не произойдет так же. Но с ним и не могло быть так же. Скарамучча всегда смотрел на него и точно не стал бы отворачиваться. Только от этого понимания становилось легче.