Моя душа

Колесико зажигалки чиркает и появляется огонёк, от которого девушка закуривает. Руки тянутся к окну и поворачивают ручку, когда в нос ударяет этот зловонный запах табака. Свежий поток воздуха бьет в лицо и сметает на своём пути летающие клубы дыма. Девушка делает затяжку и нервным движением облизывает губы, на кончике языка ощущает горьковатый вкус. Выдыхает серую дымку, вглядываясь в ночную гладь. Луна белым пятном осела на небе, звёзды были похожи на небрежные брызги краски художника. Не хочет поворачиваться и встречаться с этими глазами, что сверлят ее спину между лопаток. Девушка знает, что он скажет, знает, что она ответит и к чему это приведёт. Кисть снова подносит фильтр к губам, а рука ложиться на предплечье. Сжимает его сильнее и поворачивает голову. Из тени комнаты, в слабом свете Луны на неё смотрят два янтаря. Пристально и недовольно. – Я не хочу, чтобы ты шла, – произносит спустя минуту молчаливых гляделок. Его голос отдаёт хрипотой, в этой тишине девушка слышала его очень четко. – Я знаю, – невольно опускает глаза и отворачивается обратно. Уже не может зацепиться глазами, что «словно пеплом присыпанные» – так любит говорить Шуджи, хоть за что-то. В голове пустота. Мыслей нет, да и не хочется их слышать в, итак пульсирующей, голове. Завтра будет трудный день. Опасный. Парень глубоко вздыхает и поднимается со стула. Брюнетка считает его шаги. Они гулом разносятся по комнате или ей так просто кажется. На третий его руки опускаются на подоконник. – И ты все равно пойдёшь туда, – произносит как что-то очевидное, пытаясь разыскать ответы в силуэтах домов. Девушка молчала, потому что сказать было нечего. Он и так все знал, как и она. Сигарета почти истлела в ее руке. Делает последнюю затяжку и выбрасывает ее в окно. Искорки листа и горящего табака рассыпаются в воздухе оранжевыми блестками. Со стороны доносится тихий смех, парня, что отпустил голову, пробирает мелкая дрожь. – Как же бесит, – с его словами она поняла, что ему не было смешно. Совсем. Из всего коктейля чувств получился лишь сдавленный смех. Однако, он был зол. Девушка поняла это сразу. – На что ты сейчас злишься? Отворачивается от окна и облокачивается бедром на подоконник, руки складываются на груди. – Не знаю! – резко выдаёт и девушка вздрагивает всем телом, – Твою мать, не задавай глупых вопросов, – непонятно махает рукой и пропадает в своих мыслях. Парень злиться. Бесится и давит в себе ярое желание что-нибудь сломать. Он солгал. Шуджи знал на что злился. На свою собственную беспомощность в этой дерьмовой ситуации. Руки сжимаются в кулаки так, что костяшки побелели. Стычки в бандах были обычным делом, присвоение территории, поглощение других группировок – ко всему этому они привыкли. Состоять в разных бандах было трудно, особенно когда они враждуют. Однако они знали, на что шли, когда начинали отношения. Прекрасно осознавали вероятность столкнуться на поле боя, но решили, что справятся с этим. А когда жизнь все же решила столкнуть их лбами они осознали как сильно у них связаны руки. – Все, что я сейчас скажу будет звучать глупо, – невозмутимо пожимает плечами, хотя сама себе места не находила и с трудом заставляла себя стоять на месте, а не измерять комнату шагами. «Просто мы разные, – серые глаза скользнули по макушке парня, – И по разному переживаем». – Неужели тебя это не волнует? – повышает голос и хрипота усиливается, парень сглатывает. – Волнует, – глухо звучит в ответ, но Шуджи, кажется, не слышит ее, продолжая злиться. – Неужели ты не понимаешь, что я переживаю за тебя?! Кулак с размаху ударяется в стену, но та выдерживает такой натиск. – А я по твоему не справлюсь? – не выдерживает и дёргает парня за плечо, заставляя взглянуть в ее глаза. С янтарных глаз слетает пелена и он молчит пару секунд, пытаясь осмыслить то, что сказала брюнетка. – Я прекрасно знаю твои способности, – проговаривает сквозь сцепленные зубы и наклоняется ближе, – но я никогда не хотел оказаться с тобой по разные стороны баррикад! – А я хотела, Ханма? – из-за небольшой разницы в росте она вскидывает голову выше, но продолжает уверенно отвечать на разъярённый взгляд. Этот разговор начинает выводить ее из себя. – Если бы не хотела, то... – Только попробуй это сказать, – голос звучит холоднее стали, потому что ему не стоило даже заикаться об этом. Парень замолкает. Понимает, что и в правду ступил не туда, но извиняться не спешит. А у брюнетки кончилось терпение. Все, конец. Она скажет все, что думает. – Я ни за что не покину Свастику и ты это знаешь! – пальцем тыкает его в грудь и отходит от окна. Начинает наматывать круги вокруг кухонного стола. Кулаки сжимаются, дыхание учащается. – Хочешь просто выплеснуть эмоции – давай, – разводит руками в стороны, словно готова принять любой удар, – Но мы оба знали, на что шли в начале всего этого. Останавливается и начинает прожигать взглядом роговицу глаз парня. Грудь сдавило. Стенки лёгких прилипли друг к другу, перекрывая дыхание. Пелена слез застилала взор. Хорошо, что в полумраке он не видит этого, подумала девушка, потому что ей не хотелось расплакаться. Жутко не хотелось показаться слабой. – Но, если ты думаешь, – сглатывает и давит дрожь в голосе, – что тебе одному тут дерьмово на душе, то ты глубоко ошибаешься! Моргает и протирает глаза ладонью. Тихий всхлип разрывает повисшую тишину. Черт… Поднимает голову и пытается сосредоточить взгляд на чём-то, но в темноте не за что зацепиться. Только эта глупая Луна светит даже ночью, ее слабый свет прорезается через стекло окна. И как ей не надоело?, спрашивает саму себя и усмехается. Получается лишь шмыгнуть носом. Она потеряла из виду силуэт парня, но главной задачей было сейчас успокоиться. Неожиданно ее заключают в объятия. Прижимают ближе, обвивая руками талию. От него исходило тепло. Он зарывается носом в растрепавшиеся волосы и шепчет что-то успокаивающее, опаляя дыханием кожу. От такого простого жеста, от его такой блядской реакции, слёзы начинают литься с новой силой. Словно платину прорвало, звучит в голове и девушка обхватывает торс парня руками. Сквозь забитый нос упорно пытается вдохнуть его запах, такой родной, такой ужасно-манящий и такой нужный сейчас, тот, что смешан со зловонным запахом табака, который она ненавидит. – Прости, я не подумал, стоило нормально поговорить, а не… – его злость сошла на нет. Ханма никогда не признается, ни себе, ни ей, но ее слёзы для него всегда были самым главным табу, самым лучшим вытрезвителем и сигналом «стоп». – Я знаю, – сжимает ткань футболки на его спине и трется носом о грудь парня, – Знаю. Прости и меня. Они ничего не решили. А что здесь вообще можно решить? Они крепко связаны и вынуждены бездействовать, но так же плотно они привязаны друг к другу и только это не даёт обоим сойти с ума. Их души неведомым счастьем баюкал предутренний гул.