***
Иссиня-чёрные тучи, склонившиеся над городом, из-за которых просвечивается краешек луны, сулят неизбежный ливень. Огоньков из окон квартир напротив стало меньше, и, если всматриваться, видно, что есть такие же люди, как они, не спящие в такое позднее время, а предпочитающие наслаждаться завораживающим видом. — Можно я тебя обниму? Лёгкий ветерок проносится по телу, и Чимин вздрагивает, ощущая согревающие руки на своём теле. Его объятия успокаивают. — Ты уже меня обнимаешь. — Ты знал? — Чонгук целует волосы Пака, стоя к нему вплотную сзади. — Да, я узнал в тот вечер, когда ты меня спас, — несмело говорит Пак: он всё ещё боится признаться Чону, что так нагло влез в его жизнь без разрешения. Посмел узнать его тайну и, более того, скрывал это от него. — Там, на мосту. Я случайно увидел твой снимок. — В тот день я узнал о своей болезни. — Наверное, я должен извиниться, что вторгся в твою жизнь из-за своего любопытства. Но я не жалею, что узнал. Это многое поменяло. Чонгук напрягает свой мозг, пытаясь восстановить картины той ночи. Анализирует его слова и сопоставляет их с действиями. В ту ночь он попросил его остаться работать на него и даже улучшил его соцпакет. Всё сходится. Теперь многое стало понятно для Чонгука. Он, сжав губы, вертит головой, отгоняя навязчивые мысли. Но не сдерживается, не желая терзать себя сомнениями. — Значит, твоя доброта была из жалости, — утверждает Чон, хмуря брови. Пак не уверен, слышит ли сердитые нотки в его голосе или издевательские. Что вполне возможно, судя по тому, что Чонгук всё ещё держит его в своих объятиях, вместо того, чтобы послать куда подальше. — Ну… Скажем, это тебя спасло от моей расправы, — Пак расслабляется, чувствуя лёгкие покачивания Чона. Он жмётся к нему сильнее, оставляя поцелуи на мочке уха. — Всё же напомню: ты обломал мне путешествие к центру земли. — Даже прощения не буду просить за доставленные неудобства. — И не нужно: я вполне доволен своей участью. — Стой, — Чонгук резко замирает, и Чимин поворачивает голову, чуть наклоняясь вбок, и видит его озадаченное лицо. — Я надеюсь, ты отдался мне не из жалости? — У тебя побочка от таблеток, галлюцинации начались? — смеётся Пак, вновь раскачивая Чона. Он обхватывает его руки на своей талии и откидывает голову назад, положив её на крепкое плечо. — Я тебе не отдался. Он смеётся и радуется, слыша хмыканье позади себя. Вдали грохочет гром, и Пак всматривается, не желая пропустить молнии. Небо озаряется светом. Яркая вспышка освещает ночной город, отражаясь в его тёмных зрачках. Снаружи прохладно, а внутри у них так тепло. — Это пока, — самоуверенно заявляет Чонгук и прислоняется своей щекой вплотную к его щеке, всматриваясь в пугающее явление природы. — М-м-м… У тебя на меня какие-то планы, о которых я не знаю? — облизывает свои губы, понимая, что это не останется без внимания. — Ничего противозаконного и только по обоюдному согласию. Хотя… — мечтательно раздумывает Чонгук. — Не буду давать тебе пустых обещаний. — О да, — вскрикивает недовольно Пак. — Давать обещания и не выполнять их — по твоей части. Обещать звонить и пропадать — очень по-взрослому! — Прости, — Чон утыкается ему в плечо, ощущая тепло его кожи на своих губах через хлопковую ткань. — Я боялся. Боялся, что ты от меня отвернёшься. Я даже не посмел остаться твоим другом. — И часто ты так нежишься со своими друзьями? — Пак удручённо изгибает брови в удивлении от услышанного. Мысль о том, что Чонгук, возможно, часто такое практикует со своими друзьями, его немного забавляет. Он даже не хочет слушать бред Чона о его страхе, что Чимин мог бы оставить его. Он так никогда бы не поступил. Глупый, а казался таким мудрым человеком. — Что? — удивляясь реакции Пака на своё признание, Чонгук, опешив, что-то пытается сказать, тут же замолкая. — Да нет же! — вскрикивает он, сам от себя не ожидая такого. Чимин посмеивается, веря его словам. — Верю, — отвечает Чимин и тихо добавляет. — Я бы не отвернулся и не отвернусь. Чонгука накрывает волна облегчения, как только он слышит слова Пака. Он его не бросит. Не оставит. Будет рядом. Чимин обещал, а значит, слово своё сдержит. — Нежиться, значит… — хмыкает Чонгук, чувствуя прилив сил. Его сердце трепетно колотится, и он жмётся к Паку ближе, желая подарить ему своё тепло. — Классно ты завуалировал слово дрочка, — Чимин закатывает глаза. — Можно назвать это другими словами, например, взаимовыручка. По-моему, не так пошло, как дрочка, и не так слащаво, как нежиться. А вполне понятно нам двоим. Как считаешь? — Угм, — тяжело вздыхая, мычит Пак. — У тебя скрытая способность какая-то — менять тему, портя такой серьёзный момент? Чонгук посмеивается, понимая, что доставать Чимина его самый большой талант. — Ну так что, выручишь меня? — подмигивая, спрашивает Чон и громко охает, получая локтем в бок. — Понял… Понежимся позже. Они проводят ночь в кровати, в спальной комнате, практически не смыкая глаз. Изучают друг друга глазами. Привыкают к объятиям и к чужому дыханию. Ластятся, меняя позы, обнимая друг друга по очереди. Чонгук со спины прижимает Чимина к себе, закидывая свои конечности ему на ноги. Пак кряхтит, непривычный к такой тяжести. Не выдерживает и переворачивает Чона на спину, аккуратно сложив свои согнутые в коленях ноги на его бедра. Чонгук улыбается и приобнимает Чимина за плечи, укладывая его голову ближе к сгибу шеи. Он чувствует его щекочущее дыхание на своей коже и целует его в висок, рукой оттягивая белье у паха от внезапно появившегося там трепета. Странно, что они всё ещё не прояснили, что между ними происходит. Никто не спешит давать этому чёткого названия. Они близки, и это слишком очевидно. Их влечёт друг к другу не только физически, но и духовно. И здесь стоит поспорить, в чём они больше нуждаются. Так необычно чувствовать, что ты не одинок. Что есть кто-то, кто смотрит на тебя пронзительным взглядом, не смыкая век. Забавно ощущать изменение ритма сердца из-за волнительных огоньков в глазах напротив. Чимину вдруг становится жизненно необходимым касаться переносицы Чона, поглаживая его мимические морщинки. Паку они нравятся. Он ещё давно заметил их появление, стоит Чонгуку засмеяться. Чимин никогда не отвернётся. Всегда будет смотреть на них. Сделает всё, чтобы эти морщинки не смели сходить с его лица.***
Когда Чимин перешагивает через порог храма, его потряхивает, будто он оскверняет священное место своим присутствием. — Дом Божий для всех, — вспоминает слова Ребби, — неважно, есть ли крест на твоей груди или нет. Важно, что у тебя под ней, — тычет пальцем по груди, всматриваясь в счастливые глаза напротив, — на сердце. Важно то, что ты чувствуешь и какие поступки совершаешь. Не бойся обратиться к нему в трудную минуту: Бог всех выслушает… Она так и не договорила. Задумалась и не сказала, способен ли Господь Бог помочь всем на этой земле. Хватит ли у него сил, чтоб исцелить душу каждого? Бог посылает испытания человеку, давая возможность измениться к лучшему. Значит, он наперёд знает, что тому по силам преодолеть их? Чонгуку дали выбор: бороться или сдаться, будто проверяя, заслуживает ли он жизни в этой реальности. А что тогда с Чимином? Почему при всех его попытках свести счёты с жизнью его всегда спасала невидимая сила? Для чего? Он не знает, но надеется, что на то была воля Божья. Надеется, что его существование не напрасно. Чимин проходит к свечному ящику и берёт две церковные свечки. Он понятия не имеет, что делать дальше. Но старушка, закончив молиться, видит неосведомлённость парня, подходит ближе, по-доброму интересуясь. — Первый раз? — руки у Чимина дрожат, и кажется, будто воск скоро расплавится от повышенной от волнения температуры. Он кивает, и она притрагивается к его спине и подталкивает его в центр. — Кому хочешь поставить свечку? Усопшему или помолиться за здравие? — И то, и другое, — он всё ещё волнуется, чувствуя мандраж по всему телу. Стены вокруг сужаются, давя на его и без того хрупкое тело. Чимину кажется, будто бесы внутри него злобно мечутся от подставы. Атеист, гомосексуал, изменщик, одним словом, грешник с полным багажом. Кожу жжёт нехило так. «Самовнушение», — говорит про себя Чимин, а сам до чёртиков боится, что расплавится, как эта свечка, стоит лишь посмотреть на икону, к которой они подходят. — Вот тут поставь свечку за здравие, — она показывает ему, как сложить пальцы для молитвы, и кланяется, отходя чуть назад, давая тому уединение. Пак не дышит, боясь своим прерывистым дыханием затушить все свечи. Поджигает от уже горящей свою и ставит её на подсвечник к остальным. Смотрит на икону Святой Богородицы, прося её о помощи. Не читает молитв, а молча надеется, что его поймут без слов. Подходит к четырёхугольному подсвечнику, где посередине стоит распятие, и ставит со слезами на глазах свечку за упокой. Вспоминает образ Ребекки и улыбается сквозь пелену застилающих глаза слёз, надеясь, что она её видит. Её отказались отпевать, и Чимин совершает непростительный грех, молясь об упокоении души, лишившей себя жизни. Ребекка осквернила своим поступком всё, во что верила, и ей нет прощения. За самоубийство невозможно раскаяться, соответственно, ты не получишь прощения от Бога. Но поможет ли раскаяние виновного человека, который подтолкнул девушку к такому страшному греху? Вот и Чимин надеется на его милосердие. Не за себя просит: свою душу он не отмоет. Просит за невинное дитя, что оступилось. — Почему ты её оставил? — со всей серьёзностью спрашивает Чимин, смея поднять взгляд на распятие. Сглатывает слюну, чувствуя подкатившую обиду. — Ты ведь знаешь, она любила тебя больше, чем меня, — он пытается улыбнуться сквозь слёзы, но не выходит. Опускает голову и прикусывает свои губы, борясь со злостью. — Ты не должен был её оставлять, — шипит сквозь зубы. — Она верила в тебя! Почему. Ты. Бросил её. Ответов нет, как нет и облегчения. — Ты можешь исповедаться, — слышит он от доброй старушки, присевшей рядом с ним на лавку, — вижу по тебе, что груз несёшь на своём сердце. Излей душу и увидишь, как легче станет. — Думаю, я пока не готов, — не врёт он. Чимин побаивается за состояние Священнослужителя после его исповеди. Лишать жизни из-за сердечного приступа ещё одну душу он не готов. Чимин выходит за пределы церкви, нащупывая в своём кармане вибрирующий телефон. Ариса постоянно названивает Чимину после той злополучной встречи у бара. Он ей не отвечает, каждый раз яростно сбрасывая входящий вызов. Им не о чем разговаривать, у них нет причин для встречи. Для них всё закончилось. И если Чимин чувствует перед кем-то вину, то в первую очередь не перед ней. Она такая же, как и он. У неё была своя голова на плечах, и ей нет смысла винить лишь Чимина в случившемся. Пак знает, что виновен. Но не снимает ответственности с Арисы. Они оба поступили плохо. Он предал свою девушку. Она же, не задумываясь, предала свою сестру. А ещё Чимин не хочет давать ей пустых надежд. Он знает, что у Арисы остались к нему чувства. Всё это время она пыталась с ним связаться, и даже тотальный игнор не смог её остановить. Уже после её звонков стало меньше, и Чимину казалось, что девушка переболела и остыла к нему, оставив прошлое позади. Но теперь он так не считает. Он решает встретиться и поговорить с ней, чтобы поставить, наконец, точку в их отношениях. Так больше не может продолжаться. Арисе пора жить дальше, двигаться вперёд, налаживать своё будущее. Чимин изо всех сил пытается начать всё заново и искренне надеется, что не у одного него это получится.***
В распахнутое настежь окно пробивается утренний ветерок, приятно щекочущий тело. Чонгук приподнимается на тёплой кровати, хватаясь за голову. Немного болит, но не так сильно, как он предполагал. Он смотрит на опустевшую сторону кровати, и паника вновь окутывает его, когда он не находит Чимина в других комнатах. Он выходит на террасу и набирает Пака, не попадая на нужный номер с первого раза. Длинные гудки и ни одного ответа на три исходящих вызова. Чонгук зажмуривает глаза, опуская голову. Мычит, почти болезненно сжимая свои запястья в попытках унять дрожь. Он почти успевает подумать о том, что Пак его бросил, как слышит бряцанье из квартиры. Несётся, спотыкаясь о порог, и падает в объятия Чимина, с силой прижимая его к себе. — Где ты был? — с обидой проговаривает Чонгук, до хруста обнимая тело Пака. — Чонгук, ты меня раздавишь, — из-за нехватки кислорода сипло отвечает Чимин. Ему и вправду нечем дышать. Пак стоит в прихожей, не в силах пошевелиться. Теперь он точно уверен в крепости организма Чонгука. Столько сил иметь после тяжёлой ночи — большое везение. — Я ходил по делам. Купил машинку для стрижки. Чонгук ослабевает хватку, но из объятий не выпускает. Ему, впрочем, никто и не запрещает. — Пойдём, — Чимин переплетает их пальцы, ведя Чонгука за собой. — Сначала завтрак, потом стрижка. — Нет, — Чон тормозит у ванной комнаты. — Я хочу сделать это как можно скорее. Требовательно смотрит в глаза Пака и, отпуская его ладонь, проходит на кухню, хватая стул. Обходит Чимина и усаживается посередине ванной комнаты, застыв в ожидании. Пак нервно потирает свои вспотевшие от волнения ладони о брюки и заходит следом, закрывая дверь. — Я не успел за утро получить сертификат парикмахера, — Чимин укрывает Чонгука, положив полотенце на его плечи. — Боюсь, что ты подашь на меня в суд, если останешься недоволен выполненной работой. — Ты стрижёшь меня под ноль, что может пойти не так? — Чон посмеивается, стараясь успокоить напряжённого Пака. — Я могу тебя поранить. — Главное, оставь меня в живых, — Чонгук поглядывает за робкими движениями Чимина через отражение в зеркале. Он заботливо поправляет махровую накидку, аккуратно вытаскивая прядки из-под неё. Пак поднимает взгляд на Чонгука и всматривается ему в глаза, пытаясь разгадать его настрой. Чонгук сосредоточен. Его брови слегка нахмурены, но вид у него серьёзен и непреклонен. Кажется, он готов. — Я уверен, что даже без твоей шикарной шевелюры ты не останешься без восторженных взглядов, — Чимин демонстративно медленно скользит глазами по Чонгуку, останавливаясь на его теле, скрытом под футболкой. — С такими данными никто и не заметит их отсутствия. Чимин знает, что проблема вовсе не в отсутствии волос на голове Чонгука. Тот не стал бы загоняться из-за такой мелочи. Проблема в самой причине их отсутствия, как напоминания о том, в каком он сейчас положении. — Так и знал, что ты запал на мои мышцы! — громко хлопает ладонями, пугая Чимина. Тот вздрагивает, глядя на довольного Чонгука. — Знаешь, на твоём месте я бы не провоцировал меня, — Чимин хмурит нос и резко вставляет вилку от машинки в розетку, с угрозой поглядывая на Чона. — Ладно, — не может не согласиться Чонгук. Не сейчас точно. Сейчас у Пака дребезжащая машинка, которая принимается избавляться от его локонов. Чимин решил не медлить. Он аккуратно придерживает голову Чонгука, наклоняя её для более тщательного удаления основной длины волос. Триммер справляется на отлично, оставляя после них колючий ёжик. Пак стряхивает длинные прядки с плеч Чонгука, пока тот изучающе проводит рукой по коротким волосам. Чимин меняет насадку и ставит его голову в ровное положение, вновь включая машинку. Его руки трясутся, и он наклоняется ближе, пытаясь действовать аккуратно. Ловкими движениями он скользит аппаратом по голове, избавляя её от растительности. Чонгук следит, как падают его тёмные пряди, и чувствует, как вместе с ними сваливается тяжёлый груз с его души. Облегчение наступает сразу, как только Чимин проводит машинкой в последний раз. — Вот и всё, — Чимин поглаживает гладкую макушку Чона, поджав губы в натянутой улыбке. Его глаза предательски блестят из-за появившихся слёз. — Не смей, — говорит Чонгук. — Я не хочу, чтобы ты меня жалел. — Не буду, — Чимин наклоняется, целуя его за ухом. — Ты гораздо симпатичнее Брюса Уиллиса. — Как Вин Дизель? — Нет, — тихо проговаривает Пак, поглаживая его подбородок. — Гораздо красивее их всех вместе взятых. Чимин накрывает на стол, приготовив лёгкий завтрак. Из радио слышны поочерёдно сменяющиеся лирические песни, создающие лёгкую атмосферу. Пак тихонько подпевает, путаясь в словах, из-за чего посмеивается сам над собой. Смотрит на Чонгука, что только вышел из ванной. Он повязал футболку на голову, закрыв ею лысину. Увидев нахмуренный взгляд Пака, он молча присаживается напротив, не поднимая на него глаза. — Не смотри на меня так, — говорит Чон, поджав губы. — Мне нужно привыкнуть. — Если тебе так комфортнее, то я и слова не скажу, — Чимин подливает ему в кружку с чаем кипяток, помешивая ложкой. — Но если ты переживаешь из-за меня, то не стоит. Я уже говорил тебе, что ты мне нравишься и таким. — Это признание? Впервые слышу, — хмыкает Чон, улыбаясь. Тянет руку, накрывая его ладонь своей. — Красивая песня, — он вслушивается в незнакомую мелодию и приподнимается, утягивая Пака за собой. Чимин недоумённо следует за Чонгуком, который попутно врубает громкость на полную и движется в гостиную, останавливаясь около окна. Поворачивается к Паку, игриво улыбаясь, и резко тянет его на себя, обхватывая за талию. — Что ты делаешь? — он удивлённо смотрит на Чона, что укладывает его руки к себе на плечи. — Я ни разу не танцевал медленный танец, — между их лицами непростительно большое расстояние, и Чонгук, осмелившись, наклоняется ближе, ловя горячее дыхание парня. — Даже на выпускном, представляешь? — Я танцевал, но так и не научился не наступать на ноги партнерши, — Чимин смеётся, продолжая топтаться на одном месте. Так они и танцуют. Едва двигаясь, глядя друг другу в глаза. Их движения становятся плавными, иногда слегка размашистыми. Они покачиваются бёдрами в такт музыке, продолжая блуждать руками по телу. — За мои ноги можешь не переживать, я выдержу твои лёгкие касания. Он наклоняется к Чимину, ловя его мягкие губы своими. Не целует, а мычит в такт мелодии, щекоча нежную кожу парня. Cause when I'm seeing double, It's your lullaby love that keeps me from trouble, It's your lullaby love that's keeping me level, It's your lullaby love that keeps me awake. Ловит его улыбку губами и жмётся ближе к покрытому мурашками телу. Чимин дёргается, счастливо улыбаясь и чувствуя на своей щеке мокрые следы от его губ, которые вмиг становятся красными от жарких касаний. Чонгук целует трепетно, прикрыв веки, наслаждаясь единением. Спускается ниже, опрокидывая его голову назад, принимаясь изучать пульсирующую венку на его шее. Дыхание Чимина становится прерывистым, а сердце ускоряется, норовя выпрыгнуть из груди. Он опускает свои руки Чону на спину, вцепившись в ткань футболки. Реальность заканчивает своё существование, сменяясь на трогательную иллюзию. Вмиг всё становится неважным. Ни прошлое, ни настоящее, ни тем более будущее. Есть только они, лёгкий ветер и чувственные касания их тел. Чимин понимает, что влюблён.