***
По шкале от одного до Поттера, на сколько это по-маньячески притащиться вечером субботы в библиотеку, когда все студенты проводят весело время? И уже несколько минут пялиться на Грейнджер, придумывая, чтобы такого ляпнуть, чтобы девчонка метнула в него взгляд, полный искр. Она не изменяла себе и так же прилежно училась. Теперь хотя бы за ней не таскались верные псы. Оба остались в Лондоне. Ему, наверное, тоже стоило бы остаться. Но было поздно ‒ Грейнджер завирусилась в его организме. Такая идеальная болезнь ‒ сходить с ума по кому-то, кто даже не поднимает головы, когда Малфой садится напротив. Стрелки на его фамильных часах замерли в тишине. Кожа Грейнджер почти сияет в свете настольной лампы, а он надеется, что от напряжения стул с треском под ним сломается. Может, тогда она заметит? ‒ Сделаешь вид, что меня нет, если я скажу, что тебе стоит хотя бы иногда отлипать от книг? Так и есть. Угадал. ‒ А если скажу, что Поттер и Уизли ничего бы не добились без своей мамочки? Мимо. ‒ Тебя еще не тошнит от твоей чопорности? Снова выстрел в пустую. Было, все это было. Так пресно, что ему самому тошно от своей предсказуемости. Очевидно, что ничего из этого не выведет ее из себя. ‒ Ты мне нравишься. Близко. Ее рука, держащая перо, сжимается чуть сильнее, а взгляд, бегающий по странице учебника, останавливается. Но этого мало. Он уверен, что она не услышала правды в его словах, так профессионально приправленных интонацией, вымоченной в яде. Грейнджер не дура, не будет глотать незнакомую пилюлю. ‒ Я тебя хочу. Признание обожгло язык и иссушило горло. Но отступать нельзя, поэтому он чуть откидывается на спинку стула. Чтобы дать себе больше опоры. Чтобы смотреть, как румянец цвета малины загорается на ее щеках от следующих слов. ‒ Я бы хотел сделать это грубо, ‒ пересохшими губами произносит Малфой. ‒ Быстро. Прямо на этом столе. Зажав тебе рот рукой. И ты не посмеешь отвести от меня глаз. Первый взгляд не сквозь или мимо. Мерлин, это стоило того. Карамельные радужки встретились с его серыми, слегка потемневшими от желания продолжать глазами. Грейнджер смотрела на него недоверчиво, не понимая. Ему показалось, что сейчас она опустит взгляд, снова сделает вид, что его просто не существует. Нет, пожалуйста. ‒ Тебе бы понравилось, Грейнджер, ‒ его тихий голос прокрался ей под кожу, потому что она приоткрыла рот, очевидно в своем неизменном желании возразить. ‒ Понравилось бы не быть такой чопорной сукой и перестать делать вид, что я пустое место. ‒ Малфой, прекрати, ‒ по ее тону можно было понять, что ему удалось таки вывести ее из себя. ‒ Не Малфой, ‒ исправил парень, наслаждаясь тем, что она ответила. ‒ Драко. Я бы хотел слышать свое имя вперемешку с твоими стонами, когда буду… ‒ Замолчи! ‒ Грейнджер вскочила на ноги, злая и красивая. Именно такая, какую он любил больше всего. Он скучал. ‒ Ни за что, ‒ он тоже приподнялся, произнося по слогам. ‒ Неужели тебя так задели мои слова? Представила? Ухмылку он точно позаимствовал у дьявола. Девчонка попалась, а ее щеки покраснели еще больше, но она была бы не Гермионой Грейнджер, если бы не включила свое знаменитое упрямство. ‒ Не мешай мне заниматься, ‒ она попыталась вернуть себе самообладание, усаживаясь обратно на стул. ‒ В твои игры я играть не собираюсь. ‒ Уверена? ‒ он полностью встал из-за стола и сделал несколько шагов к ней, смотря сверху вниз. Посмотри на меня. ‒ Да, Малфой, ‒ сквозь зубы проговорила Гермиона, пялясь перед собой. ‒ Хорошая попытка. Можешь поставить себе плюсик, только оставь меня в покое. Его рука скользнула к ее лицу. Неосознанно. Слишком хотелось, чтобы она подняла взгляд на него. Чтобы он нервно сглотнул, глядя на нее сверху. Идеально. Она дернулась, но цепкие пальцы успели сомкнуться на подбородке, приподнимая его. Давай, Грейнджер, сейчас ты должна влепить мне минимум как на третьем курсе. ‒ Я не хочу оставлять тебя в покое, ‒ заговорил он, утопая в море меда, которое теперь смотрело на него. ‒ Хочу, чтобы ты забыла про свои чертовы учебники и задыхалась от стонов. Большой палец мазнул по губам ‒ Малфой не мог удержаться, а Грейнджер почему-то позволила. Она приоткрыла рот и мазнула кончиком языка по его подушечке. Блять. Он рвано выдохнул, чувствуя мурашки на затылке. Слишком яркие эмоции. Как и взгляд Грейнджер, полный пляшущих искр. Она аккуратно отодвинула его руку от своего лица. ‒ Что ты там говорил про мои стоны? Ведьма. Обыграла его, как ребенка. Пальцы еще жгло зарядами тока от прикосновения к ее губам и коже, когда Грейнджер протиснулась между ним и столом, попутно складывая книги в стопку. ‒ Сбегаешь? ‒ пропуская ее, спросил Малфой. ‒ Не хочешь послушать лучшую часть? Она не ответила, не обернулась. Как и десять минут назад предпочла сделать вид, что его нет. ‒ Трусиха, ‒ процедил парень и попытался отвести взгляд, не желая в очередной раз пялиться на ее задницу. Но тщетно. Не то чтобы он был против. Просто сейчас до зуда под кожей хотелось продолжить разговор. Грейнджер замедлила шаг, а может, ему показалось. Может, он просто хотел чтобы было так, а воспаленный мозг дорисовал картинку. ‒ Тебе страшно что-то почувствовать, да, Грейнджер? ‒ бросил он ей вдогонку. ‒ Боишься, что наша давняя игра в ненависть уже перестала работать? ‒ Мерлин, какая еще игра? Я просто не хочу тратить на тебя свое время, ‒ она все-таки остановилась и повернулась. ‒ Ты поэтому готова заработать себе защемление шеи, задирая нос, когда проходишь мимо меня? ‒ Я так не делаю, ‒ фыркнула девушка. Не будь у нее в руках стопки учебников, она бы наверняка сложила их на груди. ‒ Ну конечно, ‒ Малфой усмехнулся и сделал шаг в ее сторону. ‒ Ты, как всегда, слишком стараешься. ‒ Но у меня получается, не так ли? ‒ Грейнджер вздернула подбородок и сверкнула глазами. Вот она, настоящая Грейнджер. Не та, что отворачивается от него. Не та, что сдерживает свой ядовитый язык за зубами, не желая вступать с ним в конфронтацию. Ему захотелось приблизиться еще буквально на шаг. Чтобы обжечься о вызов в ее глазах. Как раньше. И это тупое «как раньше» все объясняло. Ему не вжиться в это новое общество, ему никогда не будут рады. Он навсегда останется клеймом, поблекшим на его предплечье. Не больше. ‒ Не так хорошо, как ты думаешь, ‒ быстро ответил Малфой, мечтая, чтобы огонь между ними разгорелся в самый настоящий пожар здесь и сейчас. Гореть так вместе. ‒ Возможно, ‒ она слегка пожала плечами. ‒ Но только это не я ищу любой повод, чтобы заговорить с тобой так, словно от этого зависит моя жизнь.***
‒ Вот прям так и сказала? ‒ Блейз с досадой хлопнул по ноге, все еще не желая верить, что его лучший друг позорно продул в этом раунде. ‒ Да, Забини, ‒ раздраженно произнес Малфой. ‒ Представь себе. Гостиная Слизерина в столь поздний час уже опустела, и только трое друзей сидели у камина. ‒ Она сдастся, ‒ приободрил Тео. ‒ Уверен, что под ее наглухо застегнутыми блузками скрывается… ‒ Заткнись, ‒ без злости бросил Малфой, следя взглядом за языками пламени. Горячими. Как Грейнджер. ‒ Ну зато в этом году юбки намного более интересные, ‒ Забини хохотнул, и в него тут же полетела вельветовая подушка. В их гостиной все было по-прежнему ‒ те же зеленые цвета вперемешку с серебром, те же каменные стены. Все было как и восемь лет назад. Словно ничего не изменилось. Глупо. Изменилось все. Неизменно было лишь то, что он также задирал Грейнджер. Может, уже тогда все было решено? ‒ Не думай, что ты один заметил, ‒ не унимался мулат. ‒ Думаешь, весь Хогвартс ослеп, как гребаный Поттер? ‒ Блейз прав, ‒ поддержал Нотт. ‒ Не ты один пускаешь слюни на Грейнджер. ‒ Я не пускаю на нее слюни, придурок, ‒ уже по привычке огрызнулся Драко. ‒ Ну хорошо, дрочишь на ее светлый образ в душе, ‒ исправился Тео, и в него полетела вторая подушка. Друзья ‒ единственная отдушина, которая у него осталась. На самом деле, он сошел бы с ума, если бы не эти два придурка. Все-таки любая проблема становится не такой уж ужасной, когда есть с кем ее разделить.***
На перемене Грейнджер снова прошла мимо. С высоко поднятой головой и не оглядываясь. Ничего нового. Малфой думал об этом, сидя на Чарах чуть поодаль от девушки. Он всегда выбирал именно эту парту. С этого ракурса Грейнджер полностью была в его поле зрения ‒ начиная от кончика носа и заканчивая гольфами на ногах. Сегодня, кстати, белые. С двумя полосками. Классика. Ему нравилось. Так сильно, что пришлось поправить ворот рубашки и ослабить галстук, когда Грейнджер закинула ногу на ногу. Полоска кожи слишком привлекала его внимание. Что там говорит Флитвик? Да пофиг. Посмотри, посмотри на меня. А она продолжала сверлить взглядом доску, застыв как статуя. Словно боялась, что если повернется хотя бы на миллиметр левее, то рассыпется в прах, как бывает в сказках. И ведь она знает, чувствует, что он смотрит. Не может не чувствовать, потому что взгляд Малфоя настолько очевидный, что даже Блейз не выдерживает и толкает его локтем. В его взгляде читается «ты безнадежный идиот». Но он и сам в курсе. Спасибо, друг. Астория, сидящая впереди, что-то быстро передает Тео ‒ скомканный листок, а на нем какие-то строчки. Записка. Руки соображают быстрее, чем мозг, который уже давно превратился в желе. Быть помешанным ‒ чревато. Малфой отрывает листок. Криво. Наплевать. Буквы прыгают, потому что он торопится, словно боится куда-то не успеть. До конца урока еще минимум полчаса. А он не думает, выводит последний слог и не подписывается. Незачем, ведь Грейнджер все поймет и без его инициалов. Незаметный взмах палочкой, заклинание на языке. Лишь бы не ошибиться, ведь тогда Долгопупса, сидящего рядом с ней, хватит инфаркт. Но дуракам везет, и перед Грейнджер материализуется сложенный листок. Малфой наблюдает за тем, как она разворачивает бумагу, как поджимаются ее губы, когда она начинает читать. По ее лицу видно, что она соображает, думает, как ей лучше поступить. Он почти уверен, что она не повернется, но почти молится, чтобы она ответила. И когда она обмакивает перо в чернила и выводит ответ, он обещает, что уверует в высшие силы. Записка возвращается, и ему не нужно смотреть на Блейза, чтобы понять, что на лице мулата сияет легкая ухмылка. Он зачем-то перечитывает свое послание: “Как насчет парты вместо стола в библиотеке? Или ты все еще не готова очернить святое?” Ответ Грейнджер короткий, но Малфоя он устраивает. “Придумай что-нибудь поинтереснее”. Это вызов? Он придумает, обязательно. Желание ответить ей зудит пчелами на кончиках пальцев, но Малфой сдерживается. Ее ответа более чем достаточно. Тем более Грейнджер едва заметно разворачивает профиль в его сторону, словно ожидая еще одну записку. Сдерживать ухмылку становится сложнее с каждой секундой, поэтому он закусывает губу, продолжая изучать взглядом девчонку, которая весь оставшийся урок сидела как на иголках. По правде сказать, парень и сам с трудом отсидел оставшиеся пары, судорожно соображая где бы перехватить Грейнджер. Но шанс представился сам собой. Сегодня ему определенно везло. Может Блейз незаметно подсунул ему в карман кроличью лапку? Мерлин, кто вообще придумал отрезать кролику лапку? Маглы ‒ конченые. Он заметил Грейнджер, поднимающуюся в совятню. Сам только что отправил письмо матери во Францию и отчего-то медлил с возвращением в замок, словно чувствовал. Мерлин, как же она медленно поднимается. Как будто ей на каждую ногу повесили по Уизли, умоляющему помочь с эссе по истории магии. Девчонка вздрогнула от неожиданности, когда Малфой подхватил ее под локоть, буквально поднимая с последней ступеньки в совятню и прижимая лопатками к стене. ‒ Пусти, ‒ попытка высвободиться. Очень жалкая. - Что ты делаешь? На Грейнджер легкий свитер и юбка. Она даже не позаботилась накинуть мантию. Пусть ранняя осень еще и не принесла с собой холода, но выходить вот так, без верхней одежды ‒ опрометчиво. ‒ Ты же хотела чтобы я придумал что-то интереснее, ‒ заговорил Малфой рядом с ее лицом, удерживая ее у стены и чувствуя тепло ее тела через тонкую ткань. На лице Грейнджер удивление. Всего долю секунды. А потом она понимает и больше не вырывается. ‒ Я не буду трахаться с тобой в совятне, ‒ по-Грейнджеровски строго звучит из ее уст. Малфой справляется с удивлением и диссонансом, вызванными словами девушки, и расплывается в ухмылке. ‒ А где будешь? ‒ Тебе настолько скучно? ‒ она закатывает глаза. Даже если прямо сейчас рядом с ними окажется пресвятой Поттер, он не отойдет от нее. Потому что вокруг Грейнджер кто-то точно расплескал целый флакон Амортенции. Иначе ведь не объяснишь, почему она пахла точь-в-точь как розы в маминой теплице. ‒ Какой ответ тебя устроит? ‒ спрашивает Малфой и тянется к ее локонам. ‒ Правдивый, ‒ она приподнимает подбородок и позволяет его руке прикоснуться к волосам. Словно понимает, что если не разрешит, то он добровольно полетит с башни прямиком вниз. И вряд ли у него вырастут крылья, потому что к лику святых Пожирателей смерти, пусть даже бывших, не причисляют. ‒ Я не соврал ни разу тебе начиная с этого года, ‒ признается он и чувствует, как органы улетают вниз, будто кто-то решил прокатить его кишки на гоблинской тележке в банке Гринготтс. Безумный аттракцион собственных желаний в перемешку с предвкушением. Он уверен, что Грейнджер поймет. Она ведь не глупая. Даже слишком не глупая. А может она поняла все намного раньше, чем он сам? ‒ Ни разу? ‒ переспрашивает, а в глазах интерес. ‒ Ни разу, ‒ вторит Малфой, поглаживая кожу за ее ухом. Можно посчитать пульс, но и так все понятно. И чёрт, да. Он готов до конца жизни молиться иконе Святого Спасителя Гарри Поттера. Потому что Грейнджер привстает на носочки и выдыхает ему прямо в губы: ‒ Докажи. Руки уже без всякого разрешения скользят по талии, приподнимая свитер. Тепло и волнующе. Это как разворачивать подарок. Только лучше. ‒ Как ты хочешь, чтобы я доказал? ‒ безумно хочется ее поцеловать, но ему так нравится стоять на краю обрыва. Нравится ходить по замерзшей ночью кромке льда, которая хрустит под подошвами ботинок. Но ледяная крошка тает от ее следующих слов. ‒ Так, чтобы я точно поверила. Хорошо, Грейнджер, как скажешь. Он целует ее аккуратно, так, словно прикладывается губами к бутону готовой вот-вот распуститься розы. Потому что все еще боится разрушить момент, спугнуть наваждение. Что все рухнет, рассыпаясь на тысячи осколков. И Репаро не поможет. Но невозможно не сходить с ума, когда Грейнджер целует его в ответ, привстав на носочки и обхватив ладошками его шею, притягивая ближе. И то как она прижимается к нему, когда его руки опускаются на бедра. Нет, у него нет шансов ‒ она хладнокровно лишила его любой возможности отступить. И с каждым поцелуем и с каждым выдохом забирала все больше. Ну уж нет, Грейнджер. Так не пойдет. И вся его деликатность сменяется жадностью. Во всем. В каждом поцелуе и скольжении языком по ее губам, в каждом движении рук под юбкой, когда он сжимает стройные бедра, в каждом укусе, который Малфой оставляет на шее Грейнджер. Она дышит, пытается через нос. Чтобы было тише. Ему так нравится вкус ее кожи, остановиться невозможно, и Малфой продолжает целовать ее вперемешку с укусами, словно хочет откусить кусок самого сладкого пирога. Такого сладкого, что сводит зубы. Это как наркотик. Ему хочется больше. Больше Грейнджер. И самый кайф чувствовать всем телом как ее потряхивает, лихорадит. Они оба больны. Она, кажется, уже вообще ни черта не соображает, только продолжает хаотично гладить его плечи и царапать затылок короткими ногтями. Этого более чем достаточно, чтобы запустить вихрь мурашек по его телу. Этого вполне достаточно, чтобы окончательно свихнуться. Чтобы забить на всё и всех и наткнуться руками на белье под юбкой. Подцепить пальцами, но не снимать. Толкнуться к Грейнджер так, чтобы у нее не осталось сомнений, чтобы точно поверила. По ее взгляду понятно, что она верит. На кой хер был весь этот спектакль продолжительностью в целый месяц? Грейнджер тянется руками к его животу, поглаживает, цепляет пуговицы, спускается ниже. Но дразнит и поднимает руки выше, в этот момент прикусывая его губу. Он буквально чувствует вкус ее ухмылки. Игра в перетягивание каната порядком надоела. Проиграть? Ни за что. А вот резко развернуть Грейнджер лицом к стене и почти впечатать ее довольную своими выходками мордашку в холодный камень ‒ точно да. Прижаться к спине, чтобы ее обнаглевшая задница чувствовала стояк, одной рукой взять за горло, а вторую вернуть под юбку. Именно это она заслужила своими выходками. Она пытается вертеться, выкрутиться, чтобы снова быть в дамках. Плотнее прижимается бедрами к нему и получает шлепок по ягодице. Грейнджер бессвязно мычит, все еще в попытках вернуть себе контроль. Но рука на ее шее не позволяет ей полноценно вдохнуть. Малфой еле сдерживается, чтобы не придушить ее окончательно. По правде, очень хочется. Грейнджер просто невыносимая. Из-за нее он теряет себя. С каждым днем, с каждой минутой все больше. Но сейчас она полностью в его руках. Это давало в голову не хуже огневиски выпитого залпом. И это развязало руки настолько, что Малфой позволяет себе потянуть белье Грейнджер вниз, и почувствовать какая она мокрая. ‒ Ты же вроде не собиралась трахаться со мной в совятне? ‒ пропел парень около ее уха, размазывая смазку. Она хотела что-то ответить, но задохнулась, простонав, потому что Малфой не позволил ей и ввел палец внутрь. ‒ Шшш, ‒ он развернул лицо Грейнджер к себе, целуя. ‒ Ты же не хочешь, чтобы все в школе узнали, что твое игнорирование меня это сплошное лживое притворство? Она замотала головой, щекоча волосами его шею и судорожно сглатывая рвущиеся наружу стоны от ритмичных движений между своих ног. Малфой добавил второй палец, и ему пришлось закрыть Грейнджер рот ладонью, потому что у нее плохо получалось быть тихой. И хотя ему, с одной стороны, хотелось, чтобы весь гребаный Хогвартс знал, что Грейнджер сейчас насаживается на его пальцы, но с другой, он не мог так с ней поступить. Пусть даже она и заслужила. Еще несколько толчков пальцами, поглаживаний и горячий шепот ей на ухо, и Грейнджер заскулила в ладонь, дрожа. Этот момент он точно запишет в число лучших воспоминаний. Золотая девочка, кончившая с его помощью в совятне. Выкусите все. ‒ Умница, ‒ он поправил смятую юбку девушки и поднес руку к ее раскрасневшемуся лицу. ‒ Открой рот. Она послушалась и скользнула теплым языком по его пальцам. Святой Годрик. Его прошибло электричеством. На это можно смотреть вечно. Но еще лучше видеть как меняется ее лицо с этими словами: ‒ Теперь ты знаешь, Грейнджер, каково на вкус твое лицемерие.***
Малфой не думает, когда пикирует вниз, замечая золотые крылья снитча, блеснувшие у подножия одной из трибун. Это инстинкт. Он и правда хорош, но и сам это знает. Поэтому на орущих болельщиков не обращает никакого внимания. Снитч ускользает, но Малфой все еще видит его, прижимаясь плотнее к древку метлы. Парень резко уворачивается от агрессивного бладжера, чуть не врезается в Нотта и на долю секунды теряет равновесие, но удерживается на метле. Он успевает поймать пару восхищенных взглядов с трибун не только зеленого цвета. Это придает сил в погоне за маленьким пройдохой, который чуть было снова не ускользнул от него. Ловцу Когтеврана не хватает опыта, хотя он почти поравнялся с Малфоем и даже вытянул свою загребущую лапу. Идиот. Неужели думает, что он ему уступит? Размечтался. Никогда он, черт возьми, не уступит. Особенно этому придурку ‒ Дэвидсону с Когтеврана. Малфой рискует ‒ летит над землей так, что колени едва не цепляют песок. Но ему удается схватить снитч прямо перед падением. Пара техничных кувырков через голову, и он поднимает руку вверх под ликующий визг толпы на стадионе. Упал он так, как учила мадам Трюк, за исключением пары ушибов, синяков и ссадин, кажется, все в порядке. Ему не привыкать, это даже приятно. Не так приятно как стоны Грейнджер, выдыхаемые ему в рот, но все же. ‒ Драко Малфой поймал снитч! ‒ срывая голос кричит комментатор. На стадионе становится невыносимо шумно, его окружает команда. Нотт раскрасневшийся от ветра что-то говорит, улыбается во все свои тридцать два, но его отталкивает мадам Трюк. ‒ Как себя чувствуете? ‒ обеспокоенно спрашивает она. ‒ Мистер Малфой, слышите меня? Он кивает, слегка растерянно отвечает на вопросы о целостности его костей и заверяет, что ему точно не нужно в Больничное Крыло, попутно ища взглядом ту, из-за которой наплевал на свою безопасность. На долю секунды ему удается разглядеть Грейнджер в толпе, но в тот же момент, как он ловит ее взгляд, его окружают со всех сторон радостные слизеринцы. И она ускользает из виду. Как всегда. ‒ И все же я рекомендую показаться мадам Помфри, ‒ советует мадам Трюк, но уже без явного опасения в голосе. ‒ У вас может быть сотрясение. ‒ Я в порядке, ‒ заверяет ее Малфой, желая как можно быстрее отделаться от назойливого внимания. В той другой жизни “до” он его отчаянно жаждал, а сейчас готов отдать все, чтобы оказаться в обществе лишь одного-единственного человека. ‒ Если почувствуете недомогание… ‒ Да, да, ‒ обещает Малфой,поднимаясь на ноги. - Любое недомогание ‒ и я обращусь к мадам Помфри. Сейчас единственное о чем он мечтает ‒ это душ. Ну и еще Грейнджер. Желательно в душе. С ним. Горячие капли бьют по плечам, заглушая болтовню его друзей. Все, кроме него, уже приняли душ, и только он продолжал стоять, подставляя лицо под струи и пытаясь прекратить представлять Грейнджер, сидящую перед ним на коленях с влажными от воды волосами и приоткрытым ртом. Блять. Не сейчас, когда его товарищи по команде в полуметре от него. ‒ Ты там живой? ‒ окликнул его Тео, застегивая молнию на сумке. ‒ Да, ‒ отозвался Драко. ‒ Нормально, наверно, спазм, отогреваю. Не ждите меня. Он даже не соврал ‒ плечо на самом деле отдавало резкой болью при движении. ‒ Уверен? ‒ Ага, ‒ он помедлил и добавил. ‒ Празднуйте. Я позже к вам присоединюсь. ‒ Как знаешь, ‒ бросил друг и, уже выходя из раздевалки, добавил: ‒ Тебе бы не в душ, а в ванну. Легче станет. ‒ И где я тебе достану ванну, умник? ‒ фыркнул Малфой, проводя руками по лицу и смывая песок с кровью.***
Мерлин Всемогущий, сделай так, чтобы Теодор Нотт никогда не знал горя. Малфой до чертиков был благодарен другу, который по доброте душевной сказал ему пароль от ванной старост. Ему сейчас не помешает расслабиться в теплой воде ‒ к тянущей боли в плече добавились все остальные мышцы, ноющие после падения и напряженной игры. ‒ Безумный пикси, ‒ произносит парень, и тяжелая дверь распахивается перед ним. В нос сразу ударяет сладкий запах, слишком знакомый. Этот запах принадлежал ей. Ему даже не нужно было убеждаться в этом воочию ‒ он знал. Но он шагнул внутрь и уже через пару шагов имел честь лицезреть среди моря пены и пузырей, летавших по комнате, ее макушку с завернутым пучком волос. Из-за витражей на окнах все искрилось и переливалось разными цветами, создавая непередаваемую атмосферу волшебства. ‒ Ты что здесь забыл? ‒ спрашивает Грейнджер, только завидев его. ‒ Ты не староста, тебе сюда нельзя. Да? Плевать. ‒ И что? Донесешь на меня? ‒ раздраженно бросает в ответ Драко, подходя к краю ванны и попутно стягивая с себя футболку. ‒ Здесь занято, ‒ она сводит брови и хмуро наблюдает за его действиями. ‒ Малфой это не смешно, прекрати сейчас же… Мерлин, ты что..? Но Малфой уже стягивает с себя остатки одежды и с брызгами опускается в воду. Замечает как Грейнджер жмурится, то ли опасаясь, чтобы мыльная вода не попала ей в глаза, то ли чтобы не лицезреть его нагишом. Ну и зря ‒ Малфой искренне считал, что было на что посмотреть, а приобретенные во время матча синяки его нисколько не портили. ‒ Здесь вполне хватит места на двоих, ‒ он выныривает, стряхивая с волос капли, и облокачивается на выступ ванной. ‒ Если тебе так неприятна моя компания, то тебя здесь никто не держит. ‒ Хочешь, чтобы я ушла? ‒ спрашивает Грейнджер, не понимая его настроение. Она на противоположном конце ванной ‒ одновременно и близко и далеко. Близко физически, ведь ему стоит только оттолкнуться от бортика и он уже сможет разглядеть влажные ресницы. Далеко, потому что Грейнджер все еще сторонилась его, даже после того, что произошло в совятне. ‒ Не хочу, ‒ голос Малфоя звучит тише. Он устало добавляет: ‒ Ты это прекрасно знаешь, так зачем спрашивать? ‒ Я боюсь, ‒ признается Грейнджер и поднимает на него внезапно кроткий взгляд, задумчиво оглядывает его плечи и грудь, выступающие из-под воды и пены. Он чувствует, что нагревается под ее взглядом. Хочется, чтобы к синякам и ссадинам добавились укусы от ее зубов. Так будет честнее, так будет видно наглядно, что она с ним делает ‒ отрывает от него куски каждой своей фразой и каждым своим взглядом. Малфой молчит, давая ей наконец-то возможность высказаться. Слишком уж долго она играла в молчанку и держала его на коротком поводке. ‒ Ты был прав, ‒ продолжает девушка, медленно водя руками в воде, как будто успокаивая себя. Малфой вопрошающе изгибает бровь, и она поясняет: ‒ Тогда в библиотеке, ты сказал, что я боюсь что-то почувствовать. ‒ И ты чувствуешь? ‒ сердце почти сжимается в атом. Если она не ответит взаимностью, то оно взорвется сверхновой. Потому что он не просто хочет Грейнджер, как очередную симпатичную девчонку. Он влюблен. Наверно, первый раз в жизни. И влюблен в нее. Наверное, только из-за этого и не сошел с ума от посттравматического стрессового расстройства и бесконечной череды панических атак, которые преследовали его с окончания войны. ‒ Да, ‒ почти шепчет она. ‒ Но я не понимаю как нам верить друг другу… после всего. Они смотрят друг на друга и оба понимают, что между ними пропасть. Но в глазах у каждого надежда. ‒ Иди сюда, ‒ тихо зовет ее Малфой, чувствуя, что нужно сократить расстояние между ними. Хотя бы физическое. Грейнджер медлит, но в итоге сдается и подходит. Достаточно близко, чтобы он мог притянуть ее за талию к себе. Под водой без одежды ее тело ощущается ещё лучше. Ему нравится скользить пальцами по ее нежной коже. Мягко, плавно, отмечая в мыслях каждый изгиб. Он не целует ее, только смотрит за тем, как на ее лице расцветает смущение от их позы, потому что она почти сидит на его коленях. И она не может не чувствовать, что он хочет ее. Но на этот раз все будет иначе ‒ медленно и размеренно. Чтобы она изнывала от желания, задыхалась и просила не останавливаться. ‒ Выходит гриффиндорцы не такие уж и смелые, ‒ он хитро улыбается, заглядывая в глаза напротив и медленно скользя пальцами с поясницы девушки ниже и ниже. ‒ Если ты думаешь, что я испугалась, то сильно ошибаешься, ‒ не изменяя своему характеру отвечает Грейнджер и двигает бедрами, заставляя Малфоя зашипеть. Его руки сильнее сжимают тело девушки под водой, повторяя ее движение, и теперь уже Грейнджер стонет ему в шею, прижимаясь плотнее, прямо грудью, и запуская пальцы в его мокрые волосы. ‒ Признайся, что тебе просто нравится издеваться надо мной, ‒ говорит Малфой. Одной рукой он сжал ее ягодицу, а другой скользнул по талии и выше. ‒ На самом деле нет, ‒ Грейнджер целует его в скулу, а затем перемещает губы ниже ‒ на шею и ключицы. ‒ Я бы очень хотела, чтобы тебе тоже было приятно. Мозг просто взрывается от эйфории, вызванной ее словами. Хочет. Сделать. Ему. Приятно. Услужливая память тотчас воскрешает его недавнюю фантазию о Грейнджер, стоящей на коленях перед ним. Но он понимает, что не сейчас. ‒ Не волнуйся, Грейнджер, ‒ он приподнимает уголок губ, и толкается бедрами к ней, будто уже трахает. ‒ Мне более чем приятно. Его тело еще не отошло от сегодняшнего падения, поэтому мягкие и нежные движения пальцев Грейнджер у него на затылке и груди ‒ самое лучшее лекарство. Если бы колдомедики выписали ему Грейнджер, он бы не задумываясь принял целиком всю дозу. ‒ Больно? ‒ она проводит пальцем вокруг синяка на плече, уже успевшего потемнеть. Малфой качает головой. Это все были такие пустяки по сравнению с тем, что они пережили. Грейнджер склоняет голову к его плечу, но он успевает увидеть в карих радужках чертят. Она высовывает язык и облизывает то место, на которое указывала ранее. Безумно медленно и горячо. И это обрывает последние нити его самоконтроля. Он возвращает лицо Грейнджер к себе и целует, придерживая ее за затылок, где не убранные в пучок волосы намокли от воды. На ее губах чувствуется мыльный вкус. Но он все равно сладкий, как и сама Грейнджер. И еще он чувствует запах роз, тех самых, что росли в Мэноре до войны. Этот запах напоминал ему о тех днях, когда он был еще просто избалованным беззаботным мальчишкой. Тогда он еще и подумать не мог о том, во что ввяжется, начиная от Пожирателей Смерти и заканчивая Грейнджер, сидящей у него на коленях в ванной старост и с присущим ей энтузиазмом отвечающей на его поцелуи. Он отчаянно прижимает девчонку к себе, продолжая сминать припухшие губы вперемешку с укусами и шумным дыханием. Он так боится, что это иллюзия, и Грейнджер вот-вот растворится, исчезнет, как пена в холодной воде. Как мамины розы, которые больше не зацветут. И отражаясь в каждом мыльном пузырьке пены, в каждом стекле витража, они продолжают целовать друг друга. Руки Грейнджер спускаются ниже, гладят его живот. Малфой готов читать молитву, лишь бы она не останавливалась. Лишь бы она и дальше продолжала выписывать круги языком на груди, шее, плечах, слегка прикусывала кожу и тут же зализывала эти укусы. На контрасте принося еще больше удовольствия. Калейдоскоп чувств. Малфою нравится то, как задыхается Грейнджер, когда он прикусывает кожу на ее горле. Не сильно, но ощутимо. Пусть знает, что такие фокусы позволены не только ей. Нравится, как она ерзает на нем, неосознанно желая сделать себе приятно. Он приподнимает ее, целует грудь и слизывает горькую пену. Но эта горечь лишь усиливает сладость момента. Пальцы скользят по влажной коже, и Грейнджер выгибается на нем, ловя воздух ртом. Вода смывает смазку, но ее все равно достаточно. Это не может не тешить его самолюбие. ‒ Признайся, что не сводила глаз с меня сегодня? ‒ он находит в себе силы, чтобы заговорить. Грейнджер не понимает или делает вид, думая только о пальцах Драко между бедер. ‒ На квиддиче, ‒ поясняет парень, приостанавливая движение. ‒ Я поймал снитч, тебе понравилось? Гермиона молчит и трется кончиком носа о его щеку, как бы прося продолжать. Усмешка кривит губы Малфоя. ‒ Так не пойдет, ‒ смотря в глаза, он приподнимает ее подбородок свободной рукой. ‒ Ты слишком долго молчала, Грейнджер. Тебе стоит ответить, если не хочешь чтобы я прекратил. ‒ Да, ‒ выдыхает Гермиона и тянется за поцелуем. ‒ Что да? ‒ Малфой крепче сжимает ее щеки. ‒ Понравилось, ‒ она смотрит в его глаза и видит как они темнеют. ‒ Мне понравилось… ‒ слова даются не просто. ‒ Я смотрела на тебя, только на тебя. Малфой рывком подхватывает ее под бедра и делает пару шагов по скользкому дну ванны, что оказалось не самой легкой задачей, но он справляется и даже забывает про боль в мышцах. Он толкает Грейнджер спиной к бортику, продолжая удерживать ее под ягодицы. Пара поцелуев, скольжение пальцев между ее бедер, и Малфой уже готов войти в нее, упираясь членом, но он останавливается и в очередной раз заглядывает в глаза девчонки. Он хороший пловец, но в этом карамельном вязком море у него нет ни малейшего шанса на спасение, поэтому он произносит: ‒ Смотри на меня. Приказ? Нет, мольба. Потому что если Грейнджер отвернется, опустит ресницы, то все это волшебство разобьется, разлетится на миллион частиц, как хрустальный дворец, в котором он вырос. И какими красивыми ни были стены этого дворца, когда они рушатся, остаются лишь острые осколки, больно ранящие. Грейнджер сдавленно охает, когда он толкается в нее. Малфой приподнимает ее чуть выше, продолжая медленно двигаться в ней. Брызги воды разлетаются по всей ванной, а ему приходится не отрываться от губ Грейнджер, целуя глубже, чтобы хоть как-то заглушить стоны. Не то чтобы ему не нравилось. Наоборот. Грейнджер издавала просто восхитительные звуки, которые вперемешку с влажными шлепками сносили крышу. Но он не ставил заглушку. Хотя даже если бы ставил, не смог бы сконцентрироваться и на должном уровне удержать магию. Пытаясь удержать ее одной рукой, другой зарывается в ее волосы и продолжает толчки, которые становятся все резче и грубее. Чертовски неудобно, хотя вода облегчает задачу. На плечах помимо синяков с матча точно появятся новые. Но он будет благодарен за них Грейнджер и ее коротким ногтям, которыми она впивается в его кожу. Ему хочется, чтобы она не отводила взгляда, хочется запечатлеть в памяти эти приоткрытые алые губы, влажную кожу и дрожащие ресницы. Грейнджер почти скулит, когда он замедляется. Шепчет: ‒ Пожалуйста… Драко… И это как нажать на курок. Окончательно и бесповоротно. Ее шепот въедается в память как кислота, разъедает внутренности. Ему остается только пара резких толчков, и тепло удовольствия разливается по телу. Грейнджер стонет, царапает плечи, дрожа вместе с ним. Малфой отпускает ее, еще раз целуя. Влажно и глубоко. Слизывая с языка последний всхлип. Он тяжело дышит, но произносит: ‒ Если после этого ты будешь меня игнорировать, Грейнджер... ‒ То что? ‒ она улыбается. ‒ То я заставлю тебя посмотреть на себя, чего бы мне это ни стоило.