Проводник в Наружность

Вокзал отталкивал, пугал, раздражал – но Сфинкс упорно шел вперёд, радуясь, что под массивной кожаной курткой, доставшейся от Лэри, окружающие не могут разглядеть отсутствие рук. Иначе он моментально стал бы главным и единственным героем Нового Цирка Уродов. На него беспрестанно пялились бы, тыкали пальцами, жалобно причитали.. короче, делали бы то, что Сфинкс за короткую неделю в Наружности стал ненавидеть всей душой. Липкий страх перед массивным гигантом на рельсах и целых сутках, которые придется провести в замкнутом пространстве, немного притупился, затаился в глубине сознания, уступив место притупленному шоку от происходящего– серого неба над головой, шума, толпы серых, одинаковых людей, орды машин и дорогих цен. За неделю он потратил почти все свои скудные сбережения, снимая комнату на отшибе и питаясь в ларьках по два раза в день. Эта неделя вымотала его окончательно. Дом, казавшийся враждебным, вдруг предстал совершенно с другой стороны, ведь там не было целой прорвы проблем. Без протезов приходилось особенно тяжело. Сфинкс не мог даже нормально поесть, всякий раз проявляя чудеса акробатики: брал чуть теплые пирожки с сомнительной начинкой зубами, сгибаясь в три погибели, потом осторожно поглощал. Разумеется, половина и без того скудной трапезы оказывалась на истертых джинсах и старой футболке без рукавов, а люди на улице шарахались от лысого парня, словно от прокаженного. С супом и напитками в стаканах дела обстояли куда проще – накренил тару зубами и хлебай, сколько влезет. Но от стеклянных стаканов пришлось отказаться. Кончились они, что поделать... Жизнь стремительно превращалась в ад, дни тянулись бесконечной вереницей серых мгновений. Хозяйка комнаты, видя состояние жильца, готовила ему раз в день, однако большего Сфинкс ей не позволял, с горем пополам обслуживая себя самостоятельно. Он был молчаливо благодарен этой доброй женщине, и пусть её жалость резала сердце и казалась унизительной, цеплялся за её внимание. Выбившись из сил, Сфинкс принялся искать протезы, но от их стоимости становилось почти физически плохо. Да и делали такие штуки не здесь, а всё больше в Москве. Москва... Сфинкса тянуло туда почти бессознательно, когда мозг немного пробуждался от алкогольного забытья в тесных стенах временного жилища. Да, выпивка плавно вошла в его жизнь, одновременно возвращая в прошлое и скрывая настоящее. Но в один из дней – когда он уснул прямо на улице, и кто-то очень ловкий стащил с его обрубленных плеч рюкзак – не выдержал и купил на последние деньги (благо, он носил их в жутко неудобном нагрудном кармане косухи) один до Москвы. Поездом. И вот теперь он топтался на месте, ожидая своей очереди – без вещей, без рук, и если честно, без судьбы. За комнату он уплатил заранее, так сто завтра добрая Наталья Сергеевна найдет на столе записку, написанную до ужаса криво и банально. Но что поделать, если карандаш пришлось держать в зубах, а нужных и красивых слов так и не нашлось? В тамбуре было прокурено до тошноты, и Сфинкс вновь подумал, как хочет курить. Его последняя сигарета осталась только воспоминанием за стенами Дома, тлеющая в холодных, тонких пальцах Слепого. Та самая, которую он держал на излёте, фильтром от себя. Однако теперь такое удовольствие, как острая, жизненно необходимая затяжка, было Сфинксу недоступно – не стал бы он унижаться, прося помощи у других в таком деле. Не просить же хозяйку? Приходилось терпеть, проклиная никотиновую зависимость и заливая ее дешёвым вином. Но сейчас воздух дрожал от переплетения сотни ароматов: духов, табака и пота, звенел от отчаянного многоголосия, и чувства безрукого чуть притупились. С трудом достав билет зубами, он ввалился наконец в вагон. Ряды полок, дверца где-то впереди, тесное пространство – всё напоминало знакомые коридоры. Только вот в коридорах он не превращался в мишень чужого внимания, отчего хотелось немедленно скрыться, исчезнуть, раствориться – но Сфинкс только шёл вперёд, глядя себе под ноги. Не хотелось никого видеть, тем более как-то входить в контакт. Как назло, поток людей все не кончался, они что-то ели, пили, говорили чересчур громко и смеялись слишком грубо, а кто-то уже был пьян и едва ворочал языком, что-то доказывая спящему соседу. Сфинкс хотел бы вырвать себе глаза и отрезать уши, только бы отгородиться невидимой стеной от этих.. этого.. этой серой, безвкусной и жуткой толпы. Ноги уже начинали подкашиваться, в голове шумело от обилия событий за последние сутки. "Хоть бы я ехал один, хоть бы я ехал один, хоть бы..." Не зря же брал купе? Оказалось, зря. Попутчик Сфинкса – лет сорока, крепкого вида мужичок с небрежно отпущенными волосами, распаковывал какую-то снедь на маленьком столике. Рядом лежала газета, в углу пристроилась гитара, какие-то сумки, чемодан и бутылки расположились по всему купе. Он занял собой практически всё пространство, но на удивление, это не вызывало отвращения. Сфинксу эта странно уютная атмосфера могла бы даже показаться приятной, если бы не накопившееся раздражение и усталость. Больше всего сейчас он хотел бы побыть в одиночестве – сесть на пол, положить лоб на выставленное вперёд колено и сидеть так долго-долго, позволяя мыслям свободно течь сквозь его сознание. Увы, от такого времяпровождения пришлось отказаться. Безрукий молча встал в углу, уткнувшись лопатками в стену и запрокинув голову. Закрыть бы глаза, но присутствие незнакомца напрягало и тяготило. Он продолжал кидать на мужчину редкие, настороженные взгляды. Наконец, попутчик оторвался от своих контейнеров, и встретился своими темными глазами под густыми бровями с бледными зрачками Сфинкса и его осунувшимся, посеревшим лицом с царапиной на щеке. Парень чуть заметно вздохнул и подавил закипающее раздражение. Ну всё, сейчас начнется... Долгий взгляд незнакомца – не изучающе жадный, не проникнутый унижающей жалостью – а рассеянный, немного даже меланхоличный, заскользил от безволосого лица к сильной шее, обрывающимся плечам, торсу и ногам в грязных джинсах и стоптанных кедах. – Юрий – произнёс он, вставая со своего места. Старомодные очки блеснули, ловя на своих линзах отражение парня. – Сфинкс – ответил он безэмоционально, только позже сообразив, что не стоит предоставляться человеку, вдвое старше, прозвищем. Но он никак не мог привыкнуть к звучанию своего имени, и не мог заставить себя называться им. От этого становилось некомфортно, парень нервно сглотнул, пожав плечами – Руки не подам, извините... Назвавшийся Юрием беззлобно усмехнулся, отчего морщинки вокруг губ стали чуть заметнее. – Не беда – откинув темные, почти незаметно волнистые волосы со лба, Юрий продолжил глядеть на Сфинкса, отчего становилось не по себе, хотелось отвести взгляд, и одновременно – рассматривать это лицо со смутно знакомыми чертами, с такими большими, живыми глазами в цвет волос и небрежной щетины на щеках и подбородке. В них разливалась энергия и сила, только на самом дне плескалась светлая печаль и меланхоличная боль. На собственное отражение в стёклах очков Сфинкс старался не смотреть – он и так представлял, до какого состояния докатился. И что изменит эта поездка? Наконец, мужчина чуть улыбнулся и пригласил его к откидному столику. – Надолго в Москву? – Как получится – наверное, получилось слишком грубо. Только Сфинкс не представлял, что ему говорить и делать, как себя вести. – Учиться? – вернувшись на свое место, Юрий облокотился на стол и закинул ногу на ногу. Затем запустил жилистую руку, покрытую ровным волосом, в карман и извлёк мятую пачку сигарет. У Сфинкса только что слёзы не брызнули, так захотелось курить. – Хотелось бы.. – голос сел. Пришлось немного раз сухо кашлянуть и продолжить – Да я, честно говоря, уже и сам не знаю... – сказал Сфинкс и поразился, сколько скрытого отчаяния было в его голосе. Раздражение охватило сознание – какого черта он откровенничает с незнакомым человеком? У него наверное, и своих проблем хватает, зачем чужими грузить? Но Юрий, похоже, серьезно задумался, вновь глядя на Сфинкса. – Бывает – признал он, повернувшись к окну – Ты куришь? – Да, но.. – куртка сползла с плеча, но мужчина, казалось, это было безразлично – и Сфинкс испытал прилив благодарности за это – Как я? Нет, спасибо. – Да ладно – чиркнула спичка, и купе наполнилось дымом, который моментально попал в легкие парня, заставляя нервничать сильнее. Юрий с наслаждением затянулся, а затем неожиданно достала ещё одну сигарету, поджег и выставил фильтром к Сфинксу, держа пальцы у самого тлеющего её уголка – Давай, чего страдать зря? Почти против воли Сфинкс склонился к этой вожделенной сигарете, осторожно коснувшись губами фильтра, затянулся, стараясь не касаться губами мужских пальцев. Задержал дым, смакуя каждую секунду. Прикрыв глаза, выдохнул. Раз за разом. И всё-таки, когда стал дотлевать уже фильтр, парень ощутил самым кончиком губ чужие пальцы. Секундное прикосновение заставило внутри взорваться огненной волне, которая обдала Сфинкса целиком изнутри и снаружи, затаившись где-то под сердцем. Он моментально отстранился, выпуская из себя отравленный дым. Тревога уже схлынула, по телу теперь разливалось только приятное спокойствие. Самая приятная и желанная сигарета в его жизни, несмотря ни на что. Лицо Юрия чуть размыла серая пелена, и снова Сфинкс задался вопросом, где он мог этого человека видеть. И почему голос кажется смутно знакомым? – А я с гастролей еду – неожиданно произнёс мужчина, стремясь заполнить возникшую тишину – Знаешь, такое двоякое чувство... Как будто тебе рады, но не совсем тебя поняли. Значит, музыкант, подумалось Сфинксу. Но, как назло, в Доме игнорировали всё современное, а единственный, кто гнался за модными новинками музыки – Черный, слушал только рэп и электронику. На рэпера Юрий никак не походил. – Вообще мне безумно нравятся концерты, живое общение. Но вот походишь по этим убитым улицам, и невольно задумаешься – а не зря ли всё? Народ загибается в тесных комнатушках, и мои песни им вряд-ли помогут. – Зато песни дают надежду. И желание освободиться, добиться чего-то большего – пробормотал Сфинкс, глядя то на Юрия, то на клеёнку, постеленную на стол. Больше почему-то на последнюю, хотя его тянуло хоть на секунду задержаться взглядом выжженных серо-голубых глаз на этом необъяснимо приятном мужском лице. – Тоже правильно – мягкая улыбка тронула его темные губы. Затем Юрий ненадолго углубился в чтение газеты, пока Сфинкс оглядывал свое купе и попутчика. Куртка опасно сползла с плеча и безрукий вдруг вспомнил, как Лэри незадолго до выпуска, почти перед своим свадебным путешествием с Конем, отозвал Сфинкса в туалет и там, немного смущаясь и краснея своими прыщами, накинул куртку на плечи "второго человека Дома" – Мне оно вроде как и никчему теперь– новые косухи Логов были облиты белой краской, чтобы соответствовать свадебным нарядам. Сфинкс промолчал, только кивнул. Холодный кафель впивался в лоб, а где-то ниже – холодил ступни. И как Слепой умудряется ходить по Дому босиком столько лет? – Что Чёрный сказал? – Да нормально всё – отмахнулся Лэри, откидывая со лба засаленную челку – Покричал, конечно, мол, пидоры вы Логи, все через одного. Но успокоился, махнул рукой – он жадно затянулся тонкой сигареткой, на которую безрукий старался не смотреть – Будешь? – дружелюбно предложил Лэри – Как-никак, столько лет бок о бок.. самому не верится, что всё – непонятно пробормотал он, однако Сфинкс понял смысл. – Нет, пожалуй – кожаная куртка согревала плечи и спину, была, возможно, тесновата, но сейчас это не имело значения – Да.. Действительно, всё. Дальше его и Лэри ждала Наружность. Может, он допустил ошибку? Стоило ли бросать всё, когда рядом – столько миров, столько измерений, и руки там тоже есть, надо только шаг сделать... Это ошибка – напомнил себе Сфинкс. Ты же всегда хотел воли, так не променяй же её на новую тюрьму! Вот Лэри с его почти преступными отношениями придётся куда хуже, а он рад. Лога охватывало волнение от предвкушения другой жизни, обязательно счастливой и беззаботной, с Конем и другими... Он вряд-ли представлял себе все опасности Наружности, но не боялся. Почти. Так в чём же дело, Сфинкс? Безрукий глотнул воды из крана, открыв его зубами. Лог уже ушёл, кинув бычок на пол. – Мда.. – голос, прозвучавший не в мыслях, а совсем рядом с ним, выдернул Сфинкса из пучины воспоминаний – Представляешь, что здесь пишут? "В доме-интернате для детей с ограниченными возможностями... Сердце пропустило удар. Судьба? Совпадение? Голос Дома? Или его невидимые щупальца? – "при невыясненных обстоятельствах около двадцати воспитанников в ночь выпуска впали в состояние, близкое к коматозному. Медики делают всё возможное... Директор интерната комментировать ситуацию отказался..." – продолжал читать Юрий, но Сфинкс улавливал только отдельные слова. Это было только глупым совпадением, конечно, но оно напрягало до дрожи в коленях. Какого вообще чёрта? Он так хотел убежать от Дома, но он раз за разом напоминал о себе. А так хотелось забыть, спрятаться на краю света и не вспоминать, никогда... – Эй, ты чего? Всё в порядке? – рука на плече показалась горячей, почти раскаленной. И лицо Юрия, которое раз за разом ускользало из памяти, было ближе. Да и голос звучал обеспокоенно. – Да – Сфинкс только поморщился, чуть отодвигаясь – Просто я из этого приюта. – А.. – протянул мужчина, вновь садясь на своё место. Несколько минут прошло в молчании – Сфинкс злился, что проговорился и ожидал потока любопытных вопросов, Юрий, казалось, созерцал интерьер. – Я не буду тебя ни о чем спрашивать. Знаешь, есть вещи, о которых не говорят. Безрукий кивнул, испытывая одновременно облегчение и благодарность. Конечно, этот странный мужчина и понятия не имел, на какие темы действительно не стоит говорить, но он попал в точку. Вновь воцарилась напряженная тишина. Она могла бы показаться даже комфортной, если бы не напряжение, окружавшее Сфинкса, словно магический ореол. Он хотел бы разорвать это безмолвие, и одновременно – боялся это сделать. Наконец, Юрию осточертело созерцать унылый пейзаж за окном,он полез под стол и извлёк стеклянную бутылку с чем-то прозрачным. Водкой. – Что-то не клеится у нас тобой задушевная беседа. Будешь? – на столе уже появились граненые стаканы и нехитрая закуска. Сфинкс задумчиво тряс ногой. Выпить казалось неплохой идеей, но как бы он выглядел при этом... Почему-то именно перед Юрием не хотелось выглядеть беспомощным слабаком. Но есть хотелось всё сильнее. Он в очередной раз согласился, убеждая себя в том, что ему "приходится". Но какая-то часть подсознания, что спала все эти годы, утверждала обратное. – Ну.. можно конечно.. – сжато произнёс он, поправляя сползающую с плеча куртку. Кое-как набросил её, чтобы не спадала, и задумчиво посмотрел на стакан, в котором плескалась водка. – Прекрасно.. за что пьём? Тосты в Доме были не в ходу. Сфинкс, чуть усмехнувшись, буркнул: – За здоровье? Юрий кивнул, усмехнувшись. – А ты шутник... – привстав, он легонько чокнулся со стаканом безрукого, затем сделала мощный глоток – дернулся на жилистой шее кадык, и присел обратно. Выдохнув, Сфинкс наклонился к своему стакану, осторожно прихватил зубами толстую стенку и осторожно наклонил, глотая. Водка жгла рот огнём, и спускаясь куда-то вниз, отмечала свой путь горелым – по крайней мере, так показалось Сфинксу. Всё-таки, бурда, которую делал Табаки или дешёвое вино, не могли сравниться крепостью с горькой. Да и он не был особым любителем приложиться, это Рыжий, или тот же Валет дня не могли без выпивки прожить. Теперь, конечно, всё изменилось, но... Вторая пошла легче. В животе стало горячо, однако голод стал ощущаться ещё острее, а в голове уже стоял лёгкий туман, подобный тому, который в ближайшие часы должен был начать опускаться на пустошь, через которую мчал их поезд. – Так, ну теперь надо бы закусить.. – Юрий мотнул головой в сторону тарелок – Отказ не принимается. Давай, Сфинкс, налетай.. Сфинкс угрюмо смотрел на мужчину снизу вверх, сгорбившись над тарелкой. Он попытался было отказаться, чтобы не выглядеть совсем уж неловко, но груз проблем, крепкий алкоголь и общая усталость сделали своё дело. Внутренний голос ещё кричал, что это ошибка, что так унижаться ради какой-то котлеты – низко и противно, только... Только сверкнуло в глазах за толстыми стеклами очков что-то доброе и мягкое, чему просто бессмысленно сопротивляться. Сфинкс покорился. Но неожиданно отпрянул, когда увидел, что Юрий собирается сделать. – Нет, ну мы так не договаривались! – пробормотал он, глядя на котлеты, зависшей в сильной мужской руке где-то на уровне его рта – Давайте, я уж как-нибудь сам.. – Ага, только потом половина еды останется на твоих джинсах. Послушай, Сфинкс, я просто хочу тебе помочь. Не из жалости.. потому, что по-другому не получается. Так что давай, ничего в этом нет. Парень старался не смотреть никуда, но видел только руки. Гибкие, длинные пальцы с жесткими подушечками, обхватившие кусок жареного фарша. Определенно, Юрий музыкант, возможно, гитарист. От его ладони легко пахло табаком, и этот запах вплетался в аромат горячих котлет. Устоять не вышло и, внутренне краснея и стыдясь того, что его кормит с рук почти незнакомый мужчина, безрукий откусил едва ли не половину за раз, чуть вытянув шею и подавшись вперёд. А дальше всё пошло как-то само, напоминая разве что Самую Длинную, но только по количеству выпитого. Скоро Сфинкс заметил, что уже не трясет нервно ногой, не хочет, чтобы поезд наконец приехал куда надо и он его покинул, а разговор течет не в пример свободнее. Слева бренчала гитара и слишком знакомый голос пел: Что такое осень? Это небо... Плачущее небо под ногами! Сфинкс наконец вспомнил фамилию Юрия – Шевчук. И даже название группы, ДДТ, всплыло в памяти благодаря старому плакату, сорванному кем-то из Летунов в качестве трофея. Да и в городе он, кажется, встречал несколько таких афиш. – Валет так душевно исполнял эту песню.. – пробормотал Сфинкс, глядя в свой бокал. Первая бутылка уже подходила к концу, и когда успели? Ладно, всё-таки что-то из Наружности проникало и в Дом... Наружность, Дом.. он что, герой какого-то дурацкого романа? Бред, ну бред же. Какой вообще к черту выпуск?! Вот же они, сидят в своей спальне, нужно только сделать ещё один глоток этой жгущей глотку прозрачной субстанции и подпеть, обязательно подпеть, кто бы ни сидел сейчас рядом с ним, перебирая струны акустической красотки. Временами казалось, что он и правда в родной спальне Четвертой – вон ведь и Лэри лежит на узкой кровати, и Слепой стоит возле стены. И тут же, молнией приходило осознание – он в поезде, в узкой коробке на колесах, и это вовсе не Лог, а бесформенная куртка, а лицо Слепого только игра света и тени на темном окне, хотя вот же его бесцветные глаза, а паучьи пальцы барабанят в окно... Но это всего лишь отражение лампочек и косые полосы дождя, редкие огоньки приближающегося города и разбуженное воображение, конечно же... Сфинкс даже не заметил, как медленно опустил голову на чье-то крепкое плечо, и слышал, будто сквозь туман, искореженные, но до боли знакомые слова Большой Песни. Гитара звучала, звучали слова– незнакомые, но какие-то до боли приятные, которые хранятся в подсознании и только ждут нужного момента, чтобы проявить себя. Сфинкс смеялся над анекдотами, слушал обрывки каких-то историй, то весёлых, то печальных, что-то говорил сам... А иногда представлялось, что он и вовсе где-то на Изнанке: промелькнул мимо постаревший Лорд, а в углу сидит, закованный в цепи и обнявший себя ветхими крыльями, Македонский. Только вот потомок драконов оказался всего лишь плохим портретом какого-то мужика, а падший ангел – лишь причудливо освещенная груда хлама, стоило только смахнуть с глаз влажную пелену, которая заволакивала взор. Но всё-таки эти образы жили в нём, и как бы Сфинкс от них не бежал, они будут сидеть в его сердце, пока он сам не найдет сил принять и отпустить Дом и всех его призраков. – Только где бы мне взять эти силы – пробормотал безрукий вслух, глотая из заботливо поднесенного стакана. Его даже не удивило, что голос Юрия доносится совсем близко, что сам он лежит щекой на чем-то теплом и подозрительно живом, и что за плечи его обнимает сильная жилистая рука, темный волос на которой золотился на свету. – Найдёшь, обязательно найдешь.. Ты помни о них всё время, но не живи прошлым. Никогда. Отпусти воспоминания, тогда они станут твоей поддержкой, а не бездной... Кивнуть получилось, но безрукий ощутил, как заваливается вперед, на гитару, лежащую у Юры на коленях. В последний момент его удержали от падения, обняв за спину и впалый живот. – Осторожно. Похоже, тебе хватит. Легкий хлопок по спине. Улыбка, которая кажется странно размытой. Откуда он знает про воспоминания? А, он же сам и рассказал. Неловко получилось... Задним числом Сфинкс вспоминал, как сидел, уткнувшись лицом в мужские плечи, и по его лицу стекала одинокая слеза, а следом ещё одна.. и он взахлёб рассказывал обо всем – о Черепе, магии зеркал, шестеренках, Ночи Сказок, Слепом, Курильщике, о парне, который работал ангелом и это его достало, о Ловце детских душ по призванию, и совсем немного – про Изнанку. Вряд-ли Юрий многое понял и во что-нибудь поверил, но он сидел, весь обратившись в слух, чуть поглаживая дергающиеся обрубки плеч. Он снял очки и держал их в свободной руке, а сквозняк легко трогал струны гитары с медовым корпусом, и Сфинкс, забыв кто он и где, упивался своим рассказом, глядя в потолок. – Ч-черт.. – апатия на миг покинула безрукого, уступив место раздражению. Напился, как свинья, разревелся на плече, ещё и про Дом все рассказал – хорош, нечего сказать! Осторожно вытерев глаза плечом, Сфинкс посмотрел прямо в глаза человеку, в невольных объятиях которого сейчас оказался. И неожиданно поток озлобленных мыслей прервался, словно их выключил невидимый рычаг. Он смотрел в эти темные глаза под растрепанными волосами, смотрел – и никак не мог напиться их завораживающей силой, и приближался к его лицу, пока наконец не ощутил на своих, болезненно-пересохших губах лёгкий запах табака и дешёвого одеколона. Сфинкс смелел с каждой секундой и прежде, чем Юрий успел что-то сказать, впился в его губы, впиваясь в них своими и ощущая привкус алкоголя в своей глотке. Казалось, музыкант пытался что-то сказать, вроде бы, даже ругаться, но Сфинксу стало всё равно. Пусть делает, что хочет, пусть хоть из поезда вышвыривает, только бы подольше насладиться этими губами и самим Юрием и его руками на своей спине, впитать его образ в себя и оставить единственным воспоминанием. Он уже проваливался в дыру алкогольного забытья, и просто смотрел в эти расширенные зрачки, испытывая непреодолимое желание откинуть Юре темные волосы с лица. Сфинкс проснулся ближе к обеду. Голова болела нестерпимо, во рту пересохло, а перед глазами танцевали красные и зелёные огоньки. Разлеплять веки не хотелось, парень пробормотал что-то неразборчивое. Попытался перекатиться на спину и ощутил за собой твердую стенку. Впереди тоже было какое-то странное препятствие, но неожиданно на плечи легла ладонь, и с последних часов будто сняли пелену и Сфинкс вновь прокручивал в памяти последние события. Неужели он и правда поцеловал Юру? Да нет, быть такого не может! Бред, да и только... Наверняка, он на самом деле просто вырубился от выпитого, и придумал себе всякого. Определенно.. – Проснулся уже? – подозрительно бодрый и мягкий голос всё-таки заставил открыть глаза. Миг Сфинкса тут же взорвался новой вспышкой боли. Зато он неожиданно понял, почему его телу было так тепло – всё это время он лежал в объятиях Юры, который сейчас пытался отыскать на полу очки и одновременно подольше оставаться на узкой полке – Доброе утро. – А.. ага. Доброе – машинально согласился парень. Боль чуть утихла, продолжая коварно пульсировать где-то в затылке. Он не знал, что и подумать, в то время как сильная фигура в белой футболке на несколько минут повернулась к нему спиной. Сфинкс, как загипнотизированный смотрел на растрепанные темные волосы, не зная, что сказать – в голове царил молчаливо гудящий беспорядок. Затем Юра как-то сполз с полки на пол, одним махом нашарил бутылку минералки, глотнул сам и протянул Сфинксу. Тот выпил, словно по инерции, благодарно кивнул – сухость во рту унялась. Но умных мыслей, да и вообще мыслей – не прибавилось. – Господи, куда я вообще еду? Ах да, в Москву... – прижавшись лбом к прохладной стенке, парень замер, прикрыв глаза. Во всём теле ощущалась какая-то сонная слабость, видимо, от выпитого. Сзади в основание шеи ткнулась чья-то щека и острый нос. – Я тут под утро песню решил набросать... Потом посмотришь, хорошо? – мягко, даже с какими-то просительными интонациями произнес Юрий, чуть глая на плечи Сфинкса. Тот вздрогнул – ему неожиданно стало страшно поворачивать голову, будто стоит это сделать – и зыбкий мираж развеется, оставив в памяти только очередной лживый бред. Но Юра – если Сфинкс мог, конечно, так его называть – оказался вполне реален, даже позволил поцеловать себя. – Давай тексты посмотрим? – Сейчас? Ладно, если хочешь... Там одна строчка недописана. Смотри, всё должно звучать как-то так – со входом потянувшись, мужчина достал гитару и легонько напел под звон струн. С нами память сидит у стола, А в руке её пламя свечи. Ты такой хорошей была, Посмотри на меня, не молчи... – А здесь что-то не выходит – пробормотал мужчина, отпуская руки с истертых гитарных ладов. Парень сидел, чуть раскачиваясь и глядя в себя. На подогнутых ногах лежал исписанный лист с текстом – Сфинкс? С трудом оторвавшись от мыслей (Русалка, ну почему? Почему так? Я ведь верил...), Сфинкс вернулся к тексту. – На стене, говоришь? – подсознание уже подсказывало, даже кричало, что следует поставить на место вычеркнутых слов – Крики чайки на серой стене... – Окольцованы черной луной... Нарисуй что-нибудь на окне. И шепни на прощание рекой. – Это всё – что останется после меня – прошептал Сфинкс. Он никогда не отличался особым слухом, но сейчас его голос набирал силу: – Это всё – что возьму я с собой!