Обо всем, что мы упустили, под стук колес

/декабрь 2021/ Но сон не шёл. Юный Сенечка до визга — самого тихого и сдержанного, иного в их семье позволено не было — всей своей огромной детской душой обожал поезда. Засыпая в мягкой постели, он представлял, что совсем скоро мимо его окна будут проноситься деревушки, речки и бескрайние леса. Представлял, как на утро с гордостью заявит отцу, что прокараулил всю ночь и даже назовёт точное количество ночных станций, на что получит одобрительный кивок — такую желанную редкость. Но перед поездками Сеня всегда так нервничал, что ворочаясь дома с бессоницей в тягучем ожидании, засыпал сразу же, как только поезд начинал набирать скорость. Здоровый детский сон вам не шутки. — Три, — прошуршал он для того отголоска детства — наивного и мечтательного Сенечки. Сейчас-то считать станции можно было вдоволь. Долгожданный стресс, как и глупая романтизация поездов изжили себя. Ещё в подростковом возрасте, проведя двое суток в холодном вагоне в самый расцвет ангины, Арсений принял для себя, что дорожная романтика раздавлена на рельсах реальности — или попросту задержал обиду на проводников за то, что те не были способны проявить хоть долю понимания к ослабевшему человеку. — Молодой человек, у вас упало, — отвлекла его от раздумий протянутая старческая рука с краешком белой ткани. — Это не моё, — вымолвил Арсений, переведя взгляд на сложенный в пакетике, из которого он достал только простыню и наволочку, пододеяльник. — Ну и не моё же. Молодой человек, мне сложно стоять в таком положении, возьмите, испачкается. Не могу смотреть на то, как ваше поколение относится к вещам. В моем детстве мы с мамой отчистки от картошки ели и радовались каждому кусочку ткани, но никогда не позволяли себе такую грязь. Мамочка моя всегда чистоплотной была: перед сном сидит в своей белоснежной ночнушке на кипенно-белой простые, словно ангелочек… Грустно улыбаясь, смотря на сморщенное лицо женщины, Арс поднял на свою постель пододеяльник Антона — по крайней мере, чей он мог быть ещё, Попов не предполагал. Ладони машинально заскользили по нему в поисках мокрых пятен от пребывания на полу. — Не представляете, как страшно было идти в школу под звуки выстрелов. Для меня новый год стал самым страшным праздником — словно я вновь семилетняя девочка — конечно же, после девятого мая. Издевательство настоящее.

^|•~•|^

/май 2012/

Издевательство какое-то. Глубоко дыша, закатил глаза Арсений. Малец позади вновь наступил на вычищенный и пролакированный перед выходом ботинок. Твердя себе под нос, что гимназистам не к лицу быть грубыми и несдержанными с детьми — тем более сейчас, когда вы несёте в мир имена своих героических родственников — Арс сделал лишний шаг вперёд, дабы создать расстояние между собой и наглым ребенком. — Можно же быть аккуратнее со своими кривыми копытами! — рявкнула женщина, стоящая перед ним в строю. Её нахмуренные орлиные брови, словно мосты над Невой к утру, яростно застремились друг к другу. Она недобро скривила губы, обволакивая Арсения неприятным оценивающим взглядом, явно ожидая извинений. Попов показательно молчал, сжав челюсть. Гимназист хоть и должен быть вежлив, но и отказываться от самоуважения негоже. Арсений мог бы поспорить, у кого тут ещё копыта — но не сейчас. — Вам бы самой с языком поаккуратнее быть, — больно весёлым тоном влез в их глазную перепалку Шастун. Женщина побагровела, полностью развернувшись корпусом к их ряду. На ее пёстрой кофточке показалась аккуратная звезда из оранжево-черной ленты. Арс прищурился, прикусив язык, на кончике которого так и вилось колкое замечание про уважение к предкам.

— И хотя бы к деду своему уважение поиметь, а то пока только вас, — Антон же прикусывать язык явно не собирался. На такой весьма грубый ответ женщина, наткнувшись на широкую и сочувствующую — которой улыбаются взрослые на глупые вопросы ребёнка — улыбку Шастуна, лишь фыркнула и, отвернувшись, начала делиться с соседкой, как нынешнее поколение отбилось от рук. — Не надо было так делать, — прошептал Арс, слегка повернув голову к Шастуну, позабыв про не умеющего ходить ребёнка позади. — Она первая начала. — Какая разница, это не место для споров и самоутверждения. Хотя бы ты это должен понимать и не лезть.

— Ага, и смотреть, как эта недомостовая тебя ест своей обиженностью на жизнь. Интересно, они, когда сойдутся воедино, войдут в великие достопримечательности Питера? — добавил Шаст, поправляя кепку с утенком. — Антон! — шикнул Арсений, ужасаясь этому подобию на шутку, а ещё сильнее ужасаясь своим активно прорывающимся смешкам. — Тебя не учили, что смеяться над внешностью — некультурно? — Я считаю, что все должно быть поровну. Если человек позволяет себе грубости в адрес другого человека, то пусть не удивляется, когда в его землянку разбитым корытом прилетит, — посерьезнел Шастун, облизнув губы, сбив весь «взрослый» настрой этой великой мысли. — Какой же ты ребёнок, Шаст, — цыкнул Арсений, расправляя плечи и повыше поднимая свой плакат с прадедом, которого ни он, ни отец не застали.

^|•~•|^

/декабрь 2021/ — Мама так плакала, когда мы впервые попали на парад. И знаете, слезы были не от большой гордости, — она закашлялась, а Арсений скривился, нащупав подушечками пальцев влажную лужицу. — А от страха. Животного страха, который ваше поколение никогда, я очень надеюсь, не познает, — старушка бесстыдно потерла глаза, не скрывая слез, хмыкнув, легла на свою полку, укрываясь пледом. Подтянувшись на руках по постели, Арсений зашуршал пакетом с эмблемой ржд. Как он ни старался, но пальцы все же не могли не шелестеть полиэтиленом — и тут музыкальные, выточенные движения не помогали. Когда же придет их время? Поводил ногой, слегка касаясь пола, так и не найдя свои тапочки — наверное какой-нибудь ночной писатель запнул их куда-то. В подтверждение в конце вагона хлопнула дверь, кто-то громко цыкнул, пытаясь передать все своё отчаяние взятым местом у туалета. Ничего не меняется, ни люди, ни двери, ни возмущённые цыки. Всунув ступни в большие кросовки Шастуна, Арсений встал, разминая затекшую от креветочной позы спину. Аккуратно расправив пододеяльник, он поднял голову на обхватившего себя в объятия Антона. Лёгкая ткань легла на скрюченный комочек сплетенных длинных рук и ног. Горячая кожа приятно кольнула пальцы. Жаркая мерзлячка Шаст и Арсений с вечно холодными руками и носом, которому душно в тепле — вот такой парадокс. Забавным это посчитал ещё Антон в свое время.

^|•~•|^

/март 2012/

— Снежная Королева Арсений Сергеевич, вы меня только в Кая не превращайте, — взмолился писклявый ломающийся голосок. Оторвавшись от учебника по экономике, Арс поднял глаза на источник такого притворного тона. Торчащие ёжиком волосы, раскрасневшиеся уши и сложенные крест на крест руки. — Удивляюсь твоей способности проникать в закрытые помещения, — цыкнул Арсений, вдыхая приятный холодный воздух. Антон уже как две недели — две и четыре дня, представляете, Арсений Сергеевич! — занимал место его третей руки, вернее второй «правой». И уже две недели и четыре дня мучил его своим «Арсений Сергеевич»…у них разница всего в год!

— А я через окно, вы же на распашку оставили и ушли, — широко улыбнулся Шастун. — Через окно? — нахмурившись, Арс подошёл к подоконнику, оставив на нём синюю книжку, выглянул на улицу. Метра два, не меньше. Потом повернул голову на Антона, одарив того внимательным прищуром. Ну, два метра в нём, наверное, и есть, однакож… — Валентина Георгиевна выдала мне ключи, ну, вахтерша, — замахал окольцованными руками Шастун, — Не переживайте, я не самоубийца вроде. Хотя выбирать на сдачу историю с литрой, конечно, опрометчивый поступок, но не более. — Ну теть Валя… — потер переносицу и резко сложил ладони лодочкой Арс. — Во-первых, у тебя какая-то мания на полные обращения? Я в 10 классе, но с твоим появлением стал чувствовать себя лет так на тридцать девять. Неужели, для тебя настолько ощутима разница в год? Или чт… — Да нет, просто я вас уважаю. Ну и матушка учила, — добавил Антон, смотря на не выражающее особой веры в его слова лицо. — К тому же мы в культурной столице. Это, наверное, стереотипы, но петербуржцам же нравится чувствовать себя графьями. А уж вам то, Арсений Сер… — Арсений. Зови меня Арсением. На меня одноклассники косятся, когда парень вдвое выше их кричит с другого конца коридора «доброе утро, Арсений Сергеевич!». А во-вторых, — Арс хихикнул. — Она Валентина Григорьевна. Звякнули металлические украшения от резкой и короткой пробежки по импровизированному кругу. — Правда? — провёл по топорщащимся волосам Антон, который очевидно решил заделаться помимо «великой-правой-руки» ещё и в бегуны, пока Арс одаривал его ошарашенным взглядом. — А я её все это время Валентиной Георгиевной звал. Она ещё молчит, улыбается. Сука, — вылетело сквозь сжатые зубы ругательство. Арсений нахмурился лишь сильное и уже, с самой что ни на есть, суровостью.

— Нет-нет, я не в её адрес. Я о ситуации в целом, — вновь запрыгал Шастун, но уже намереваясь создать этот совершенно не импровизированный круг вокруг Арсения. — Она истинное воплощение самой тёплой бабушки. Прям как моя, она живёт совсем недалеко от Питера. В Архангельске, — Антон замер, улыбнувшись своим мыслям, явно приятным. Лицо Арса от такой картины смягчилось. Самому улыбнуться захотелось, но осознание пришло быстрее. — Недалеко от Питера? — прыснул Арсений и тут же пожалел об этом, проследив глазами за вылетевшей слюной. Аккуратно взглянул на Шастуна. Не заметил. Или заметил. Теперь уж точно никакого уважения. Ну и пусть. Ну и ладно? — Сутки в поезде — пустяк, конечно. — Сутки? Я думал пару часов. Питер же второй Архангельск, он и был построен на замену его порта. — Историю ты учишь, а географию видимо нет, Шаст, — цыкнул Арсений, вновь перевесив голову через окно и не успев заметить, как задумчивая реальным расстоянием до бабушки гримаса Антона сменилась на удивленную, но «свойскую» улыбку. — Ты как вообще раньше ездил, раз таких элементарных вещей не знаешь? — Так, из Москвы в купе. Из Москвы же везде далеко. А на карте Питер с Архангельском же совсем рядом, словно два брата. Вы не заболеете?

— Люди не болеют от свежего воздуха, Антон, да и к тому же погода тёплая, солнышко греет, даже птички поют, — подставив лицо под струю легкого ветерка, втянул в ноздри побольше весенней прохлады. — Как же я люблю март. — А для меня это самый непостоянный месяц. Самый холодный, — только сейчас, вновь развернувшись к Антону в попытке показать все своё недовольство его высказыванием, Арсений заметил стучание зубов Шастуна, которые тот старательно сжимал, активно потирающие предплечья руки и перепрыгивающие одна на другую длинные ноги. — То есть ты умудрился сказать буквально обо всём, а о том, что тебе холодно молчишь?! — рявкнув, больше смешно, нежели пугающе, закрыл раму и поспешил сделать это с остальными такими же открытыми на распашку окнами Арсений. — На меня не смотри, мне всегда душно, я готов хоть весь день сквозняк держать.

Совершив поход закрытия «окна в Европу», Арсений приблизился к Антону, наконец полноценно осматривая длиннющее тело. Пальцы Попова, не дав тому обдумать данный жест, потянулись и легли на «гусиную», но тёплую кожу. Мозг объяснил эту ситуацию мерой оценки состояния главного помощника. Почувствовав нежными подушечками, как через мгновение поднялись тонкие волоски на руке Шастуна, Арс взглянул в распахнутые зелёные глаза. Как он не заметил его дрожи раньше? Как не понял, что не привыкшему к Питерским ветрам и холоду Антону будет некомфортно? Надо было проявить больше внимательности. Ему доверили нового человека, а он его заморозить решил. Даже значения не придал. А должен ли был? — Я же говорю, Арсений, вы королева снежная, — заплясали маленькие чертята в светлой радужке. Ему смешно? Смешно. Мышь, трясущаяся, ишь. — На ты, Антон, на ты.

^|•~•|^

/декабрь 2021/ В их общее время…наверное, да.