𝐏𝐱𝐚𝐧 𝐥𝐢𝐯𝐮 𝐭𝐱𝐨 𝐧𝐢'𝐚𝐰 𝐨𝐞 𝐧𝐠𝐚𝐫𝐢

Сын вождя делает глубокий вдох и убирает украшение друга в ножны, благо места хватает. Он стоит перед входом в хижину старейшин. Все важные решения принимаются именно там, и, возможно, это то место, где он найдет ответы на все вопросы, которые у него есть. Парень рукой отодвигает завесу из костяных бусин и проходит внутрь. В нос тут же ударяет запах жженой травы в перемешку с лекарствами. Над головой гремят массивные украшения из костей и ракушек, разглядеть которые достаточно тяжело из-за дыма, который исходил от горящих благовоний. Он скапливался под потолком и окутывал легкой пеленой остальную часть хижины. У противоположной стены его ждут старейшины, удобно устроившись на разноцветных плетеных коврах. Вокруг них стояли миски, кувшины и различные мешочки с разными травами и камнями, которые в клане считались лечебными и имели необычные свойства. — Käì ne oengaru, — прозвучал хриплый голос, — oengal ngati kameie, Aonung, Tonowari 'itan. — Oel ayngaru kameie, — парень склонил голову и прикоснулся двумя пальцами ко лбу, выражая уважение сидящим перед ним На’ви. Всего старейшин было трое. Сидящий посередине На’ви улыбнулся и указал рукой на небольшой ковер перед ними. Аонунг послушно сел на предложенное ему место и опустил голову. — Зачем волнуешься? — произнесла женщина, сидевшая с правого края. У парня пробегали мурашки по телу каждый раз, когда он встречался с ней глазами. Выглядела она всегда крайне недружелюбно. Он сглотнул образовавшийся в горле ком. Как бы Аонунг ни старался выглядеть спокойным и расслабленным, старая Нера’нак видела его насквозь. — Сейчас мы это узнаем, — сидящий в центре мужчина протянул ей раскрытую ладонь, и та вложила в нее маленький фиолетовый мешочек. Весь процесс сопровождался постукиванием содержимого этого мешочка, — w`ıntxu oeru, ma Eywa. Мужчина запустил руку в мешочек и вытащил оттуда горстку ракушек, которые раскинул перед собой. Аонунг никогда не понимал, как раскиданные по полу ракушки могут что-то рассказать старейшине. Тем более, что тот был абсолютно слеп. Онанту, так зовут этого пожилого На’ви, принялся осторожно водить рукой над образовавшимся узором. Его мутные глаза смотрели куда-то в пустоту. Другие старейшины терпеливо ждали его слов. Мужчина взял в руки большую ракушку и принялся ее ощупывать. — Pxi, — на его губах появилась легкая улыбка. Он сжал ракушку в кулаке и приложил ее к своей груди, — как твоя душа, будущий Оло’эйктан. Аонунг исподлобья посмотрел на старейшину. Действительно, сейчас он чувствовал, как его что-то колет изнутри, но он не знал, что именно. Описать это было сложно, а выразить словами еще сложнее. Онанту опустил пустой взгляд на остальные ракушки, которые лежали перед ним, и аккуратно провел над ними рукой еще раз. — Много мыслей, — он указал костлявым пальцем на кучу маленьких ракушек, которые лежали вокруг одной большой, — летают вокруг, их много, мешают сосредоточиться и принять решение. Мужчина отодвинул их подальше от ракушки, которая лежала в центре, затем взял и ее в руку. — Черная, — он протянул руку Аонунгу, позволяя ему в этом убедиться, — что-то плохое мерещится тебе. Чего ты боишься? Он тут же нащупал рядом с мелкими ракушками другие и принялся ощупывать. Их было две, но они так много времени провели вместе, что слились друг с другом и стали одним целым. — Близкий На’ви тебя беспокоит, но почему же…? — Онанту положил ее на место, но тут его мизинец нащупывает неподалеку еще одну ракушку, и она тоже не остается без внимания. Мужчина долго вертит ее в руках и о чем-то сосредоточенно думает. В такие моменты он наклоняет голову то вправо, то влево, иногда поджимая тонкие блеклые губы. — Что это? — Нера’нак лениво кивает в сторону ракушки, но Онанту лишь прищуривает глаза. — Alaksi Nari? — больше прозвучало, как вопрос, а не утверждение. Эти слова ни о чем не говорили Аонунгу, но заинтересовали остальных старейшин. Нера’нак забрала ракушку из рук мужчины и принялась ее придирчиво разглядывать. — Аонунг? — подал голос второй мужчина, который до этого лишь молча наблюдал за происходящим. — Rä'ä, Муката, — Онанту пригрозил ему пальцем, — я не знаю. Великая Мать не хочет говорить больше сейчас, придется принять это. Старейший охотник клана Меткаина прижал уши к голове и повернулся к Аонунгу, который все это время старался не двигаться и по возможности не дышать, чтобы его не завалили странными вопросами. — Красивая, — Нера’нак отдала ракушку мужчине. Онанту еще немного повертел ее в руках и загадочно улыбнулся, — я таких не видела раньше. — Как и все мы, — мужчина принялся бережно собирать все ракушки обратно в мешочек, — очень интересно получается. Когда все было убрано, трое старейшин вновь вспомнили о существовании Аонунга, чему парень уже, честно говоря, был не особо рад. Их пристальное внимание доставляло ему сильный дискомфорт. — Есть сердце, а есть разум, — начал Онанту, — нельзя слушать что-то одно, везде должен быть баланс. Только в гармонии сердца и разума рождаются правильные решения, иначе ты ошибешься. Подумай над этим, сын Тоновари, а мы начнем. *** Мы с Куцати приняли решение рассказать все остальным девочкам. Возможно, кто-то из них сможет помочь. К нашему удивлению, девушки сразу принялись ей что-то советовать. — Можем пойти к девушкам, которые не так давно нашли свою пару, — Окмайя вытаскивала бусины из старой прически Куцати, так как Дейшана сказала, что она уже никуда не годится, — они наверняка знают, что делать. — Ты хочешь, чтобы об этом вся деревня знала? — от этой мысли Куцати передернуло. Она не была уверена в том, что все это принесет успех. — А мы скажем, что это мне надо, — не унималась девушка. Дейшана, которая помогала мне переставлять заготовки в дальний угол, чтобы освободить место, закатила глаза, — разве я не подхожу? — Выглядеть при этом ты будешь очень глупо, — убедившись, что все убрано, Дейшана отодвинула подругу от Куцати и принялась рассчесывать ей волосы, — если даже сделать так, как ты хочешь, идти должен кто-то постарше. Я села чуть в стороне и притянула к себе колени. Девушки так суетились вокруг подруги, будто пришло время выдавать ее замуж. Все они были чем-то заняты, но я не могла им помочь. Цирея чувствовала себя точно так же, но она сумела найти себе занятие. Девушка сидела и подбирала бусины для новой прически Куцати, а затем отдавала их Дейшане. — А ты что скажешь, — Окмайя подсела ко мне и положила руку на мое плечо, — у тебя есть идеи? В хижине повисло неловкое молчание, прерываемое лишь стуком бусин, которые перебирала Цирея. Окмайя улыбнулась. — Да ладно, как будто ты ни разу не влюблялась, — но, увидев мое глупое выражение лица, сильно удивилась, — не может быть такого, ты что! Дейшана засмеялась, предвкушая гневную тираду подруги. Окмайя то и дело возмущенно открывала рот, но тут же его закрывала, не найдя подходящих слов, чтобы описать все свои эмоции. — Не может быть, у вас что, все парни в клане страшненькие? — я закрыла лицо руками. Не знаю, от стыда, от веселья или от неловкости всей сложившейся ситуации, но девушка и не думала сдаваться. Она слегка дернула меня за плечо, показывая, что ждет ответ на свой вопрос, — Ни одного красивого? Все так плохо? — Окмайя, — Цирея швырнула в девушку старую бусину, привлекая к себе внимание, — если Моран захочет, она сама все расскажет, не надо к ней приставать. — А что? Семья — это важно, — девушка тяжело вздохнула, но приставать с расспросами перестала. *** Мы шли с мамой по лесу. Мы редко когда выбирались куда-то дальше костяного святилища и деревни Анурай, но этот день был особенным. Сегодня я увижу свою настоящую маму. Я так долго этого ждала, и теперь, когда это скоро случится, я не могла найти себе места. — Nari si, ma 'ite, — ласково произносит Укавла, когда я в очередной раз спотыкаюсь, задев ногой выпирающий из земли корень, — мы почти пришли. — Почему мы идем вечером, когда темно, а не днем? Энток всегда говорил, что ночью гулять опасно, можно встретить много нантангов или даже большого палулукана, — я не видела лица мамы, но была уверена, что она улыбается, — она не боится гулять одна в лесу ночью? — Она ничего не боится, звери не причинят ей вреда, они ее друзья, — от этих слов моему детскому сердцу стало легче, — мы на месте. Перед моим взором предстало большое углубление, в котором находилось огромное дерево, похожее на те, что росли у нашего костяного святилища. Ветви дерева источали ярко-розовый свет, в то время как его корни едва светились зелено-голубым. От этой красоты мое сердце пропустило пару ударов. Укавла стала спускаться ниже и протянула мне руку. — Она ждет тебя, — когда мы спустились, я побежала к дереву. Перед сном я часто представляла себе маму. Она была красивой, с длинными волосами и доброй улыбкой. Мне так хотелось увидеть ее, но, оббежав вокруг дерева, я не нашла ни одного На’ви. Мы опоздали? Она не пришла? Передумала? Почему так получилось? Я была готова расплакаться от обиды. — Она не пришла? — спросила я, когда Укавла догнала меня, — Я ей не нужна? Женщина молча взяла меня за руку и повела ближе к дереву. Она подвела меня к ветвям ивы, а сама села рядом на большой корень. — Она очень давно хочет тебя видеть, — мама указала рукой куда-то вглубь корней, — я нашла тебя здесь и вырастила, как свою дочь. Она часто спрашивала о тебе. Укавла аккуратно провела рукой по корню, на котором сидела. В тех местах, где ее рука касалась дерева, свет начинал гореть ярче, а затем снова затухал. — Познакомься с ней, — мама берет в руку несколько ветвей и протягивает к ним косичку. Та сразу же цепляется за них, — она хочет поговорить с тобой. Я последовала маминому примеру. Она говорила, что так мы можем слышать наших предков. Эйва позволяет нам говорить с ними и просить совета, когда совсем сложно. На смену волнению пришла растерянность, когда вместо ожидаемых голосов я не услышала ничего, кроме тихого и довольно странного звука, словно тысячи маленьких тончайших иголочек ударяются друг об друга. Увидев непонимание на моем лице, Укавла снова заговорила. — Не бойся, она так общается, — Укавла подошла и прикоснулась к ветвям, которые я держала в руках, — познакомься с мамой. Какое-то время я просто стояла, пытаясь осознать всё то, что сказала мне моя Укавла. Это всё никак не укладывалось в моей голове. Затем я захватила как можно больше ветвей и прижала их к себе, от чего они загорелись ещё ярче. На душе сразу стало теплее. — Моя Atokirina’, — Укавла погладила меня по голове, — она привела тебя в этот мир, чтобы ты принесла покой во многие души, не только в мою. Эйва продолжит жить не только здесь, но и в твоих детях, твоих внуках и правнуках. — Но я не хочу детей, — мне стало грустно от мысли, что придется оставить костяное святилище и жить иначе, — я хочу, как ты. Женщина грустно улыбнулась. — Твое мнение изменится. Семья — это важно. *** — Моран, — я дернулась от неожиданности, — видишь, ты её обидела. — Нет, — трясу головой, отгоняя старые воспоминания, — всё хорошо. Цирея кивнула головой в сторону входа. — Тебя хотят видеть, — в проходе стоял Ротхо, неловко переминаясь с ноги на ногу. Ему было некомфортно от большого количества девчонок в одном месте. Чтобы не смущать его, мне пришлось выйти. — Ты не видела мой клык у себя? — парень похлопал себя по груди, где должно было находиться украшение, — Потерял его, не могу найти, всю деревню обошел, нигде нет. — Давай посмотрим, — мы вернулись в хижину и принялись искать его украшение. Девушки в это время старались заниматься своими делами, но то и дело кидали на Ротхо косые взгляды. Он их смущал, но и они смущали его не меньше. Найти клык не удалось, и расстроенный Ротхо ушел. *** После занятия со старейшинами у Аонунга совершенно не осталось сил. Он сидел на песке и задумчиво вглядывался в серые неспокойные волны. Ещё утром он готов был устроить другу допрос с последующим скандалом, но сейчас сын вождя был более-менее спокоен. — Прости, я опоздал, — Ротхо упал рядом, — искал клык, всё же потерял его. — На, — Аонунг достал из ножен украшение и протянул его другу. — Спасибо, — его счастью не было предела, — я был уверен, что не найдется, где он был? — Дома у Моран, — Ротхо так и замер. Он не ожидал, что так глупо попадётся, но врать другу уже не было смысла. Аонунг молча ждал, пока он ему хоть что-то скажет. — Я знаю, что это была плохая идея, но я хотел помочь тебе, — помочь ему? Как же? — Моран попросила узнать, как Атан относится к Куцати, он ей очень нравится… Парень удивлённо приподнял брови. Если друг его не обманывает, то все складывается как нельзя лучше. — Тогда не придется портить фонарики, они придут к Тса’хик и скажут, что хотят быть вместе, и все, ты свободен, понимаешь? Он понимает. Тем лучше, тогда ему самому не придется ничего делать. Может, он им все же поможет, парень пока не решил, но мешать им он точно не станет. Будет прекрасно, если Атан заберет Куцати, и они все оставят его в покое. Теперь его единственной задачей является хорошо обучить Моран и отчитаться об этом перед отцом. После этого он сможет жить так, как жил раньше. *** Вечером девушки ушли, но Аонунг за весь день так ни разу и не появился, я даже начала волноваться. После того, как прическа Куцати была готова, она взяла девочек, чтобы перенести ко мне остальные заготовки и сходить к Тса’хик за инструментами и всем необходимым для изготовления фонариков. Я снова осталась с будущими фонариками один на один. Все заготовки оказались достаточно твердыми и крепкими, чтобы что-то на них вырезать, но сначала нужно приготовить краску и оставить её настаиваться. Ягоды были достаточно плотными и их было очень неудобно давить руками. — Веселишься, — Аонунг тихо обошел меня и сел рядом. Его взгляд бегал от одной миски к другой, — и, как всегда, ничего не получается. — Пришел позлорадствовать? — он недолго наблюдает за моими страданиями, а потом молча подтаскивает к себе миску и забирает из моих рук остатки ягод. — Полезешь трогать лоб, и я за себя не отвечаю, — ещё вчера он просил бросить все это, а сейчас решил помочь. Ma Sa'nu, ну почему он такой? Казалось, он меня услышал, — Ротхо рассказал мне всё. Вот откуда хвост растет. А обещал молчать. — Мне же лучше, если все случится именно так, как вы хотите, на одну проблему меньше, — Аонунг с невозмутимым видом продолжал давить сок в миску, — она не лучший вариант на роль моей Тса’хик. — Почему же? — мне стало обидно за подругу. Он слишком низко ее оценивает. — Она подходит по возрасту, по воспитанию, но она слабая, — парень говорит так, будто это и младенцу понятно, — Тса’хик должна быть сильной женщиной, а твоя подруга сразу же растерялась, как только мама дала ей такое важное задание. Она бы просто подвела весь клан и не стала бы моей супругой, но тут появилась ты со своей помощью и почти все испортила. — Ты мог просто сказать так, как есть, — Аонунг поджал губы и помотал головой, выражая несогласие, — почему нет? — Это сложнее, когда ты будущий Оло’эйктан. От тебя многого ждут, ты выбираешь не только для себя, но и для клана. Чем-то приходится жертвовать всегда. Мне стало немного неловко от этого разговора. Я всегда чувствовала себя странно, когда он становился таким серьезным. Парень это заметил. — Порошок, — я начала всыпать в миску с соком мелкую крошку из перетертых ракушек, чтобы загустить краску, — давай другую миску. Пока Аонунг был занят соком, я вмешивала муку из ракушек в уже готовый ягодный сок. В какой-то момент он очень сильно увлекся. Парень взял слишком большую гроздь ягод, и сок начал стекать по его рукам. Он недовольно зашипел, когда осознал свою ошибку, и принялся глазами искать хоть что-то, чем можно вытереть руки. Аонунг выкинул остатки ягод в специальную миску и не придумал ничего лучше, чем вытереть руки об меня. — Что ты творишь? — парень довольно улыбнулся, разглядывая свою работу. Мокрая от сока кожа тут же покрылась мурашками, — Ничего получше не придумал? — До воды идти долго, а времени у нас мало, — кажется, чувство вины ему не знакомо, — так что не отвлекайся. Я окунула два пальца в краску и мазнула ему по лицу. Аонунг замер, не веря в реальность происходящего. Этой же испачканной в краске рукой я похлопала его по плечу. — Не отвлекайся, — он медленно поворачивает ко мне голову, и взгляд больших голубых глаз не предвещает ничего хорошего.